Сталкер.

«Меньше никчёмных рефлексий и больше рефлексов. Когда ставится чёткая цель, то пустые скитанья становятся квестом.»

Я не мог сомкнуть глаз, ворочаясь в кровати. Голова гудела, наливаясь тяжелым и обжигающим свинцом. Я чувствовал себя уставшим, вымотанным не понятно от чего. Невыносимо холодно и при этом настолько душно, что я не знал, зарыться ли в одеяло с головой, или же скинуть его на пол. Меня всего колотило как от лихорадки, разгоряченная кожа усыпана горстями противных мурашек. Тремор сопровождался потливостью тела, сухостью во рту. Предчувствие чего-то плохого не покидало, а набирало обороты с каждой секундой. Я смотрел на стену и судорожно громко дышал, раз за разом читая мерзкую надпись, сжимая в руках влажные волосы, лежа в позе эмбриона. Голова шла кругом и только под четыре часа утра я смог выбрать нормальную позу для сна. Меня всего туго сжимало изнутри, и я никак не мог понять собственного состояния. Я не чувствовал, что положение моего организма — это предвестник температуры. Но было жутко неудобно, даже в собственном теле, что казалось мне чужим и инородным. Противоречиво и некомфортно, я словно маленький паразит в собственной голове, что медленно пожирал мозг. Не было четкой мысли и последовательности, за которую можно было бы ухватиться. Глупость и нелепица била по голове молотом, яркими иллюстрациями без смыслового сюжета. «Поезд, лилии, табуретка, ручка чашечки, запах тополя, звук поворотника в старой тачке.» Все эти обрывки были бессмысленными, и я первый раз почувствовал себя настоящим наркоманом, которого ломает от непринятой за день дозы. Я боялся, что все что я испытываю — это побочные действия таблеток, которые я решил больше не принимать. Себе в убыток. Я теперь точно уверен, что все дело в них. Когда ты резко соскакиваешь с препаратов, то основные побочные действия это — депрессивное состояние, легкий тремор и апатия. Но меня трясет так, что челюсть ходит ходуном, а на коже проявляются горячие капельки пота. Теплый май под утро сменился темно-серыми тучами с яркими раскатами грома. И неприятное состояние можно было с легкостью списать на погоду. Но меня херачит так, что я совсем перестал нормально соображать. На языке барахталось ощущение приближающейся катастрофы и смутное понимание, что я не властен над ее исходом. Как природный катаклизм, что не в силах обуздать человек. Только вот, смерч ходил не по зеленым лугам за окном. Он там. В моей голове. Разрушает все и стирает основы. Я еле мог разомкнуть глаза, сидя на кухне, попивая черный кофе без сахара и молока. Веки невероятно тяжелые, руки не слушаются, трясутся, обхватывая прозрачную чашечку. Спина сгорблена, плечи поджимаются к шее, губы сушит и покрываются тонкой корочкой. В висках бьет мелкой, но оглушающей пульсацией, и я не могу уловить нить разговора между этими двумя. Какаши, как и ожидалось, оставил Сакуру погостить у нас еще на один день, но мягко намекнул, что засиживаться и прописываться на постоянной основе не получится. Не стал гнать, выделив еще один день гостеприимства. Она ничего не сказала в ответ, с пониманием кивнула и отвела глаза в сторону. Спала на кровати Какаши, что как истинный джентльмен уступил ей свою койку, сам же расположившись на неудобном диване в гостиной. После сна на диване, дико болит спина и зажимает мышцы. Уж я то знаю, мне хватило одного раза, чтобы навсегда забыть об идее еще когда-либо спать на неудобном месте. Я не показываю своего состояния, держусь ровно и стараюсь накинуть максимально непринужденный и повседневный вид. Но Какаши не обманешь, он чутко прослеживает каждый легкий вздох, улавливает глазами каждое мое движение. Щурится, но молчит. — Выглядишь не важно. — Первая отзывается Харуно. — Ты не заболел? Я не смотрю на нее, утопив свой взгляд в кружке с кофе. Делаю глоток и размыкая припухшие губы, тихо отвечаю: — Нет. Мне не нужны ее заключения о моем внешнем виде, я итак видел себя в зеркало когда чистил зубы. Залежавшийся, с черными кругами под глазами, синими нитями вен, что прослеживаются под неестественной прозрачной бледностью кожи. Сакура не привыкла видеть меня таким. Таким… М-м, настоящим? Или таким — сильно отличающимся от привычной картинки? Я не знаю. Мне настолько плевать, что я даже не хочу натягивать весь пластиковый пафос и изображать из себя ни есть кого. Странно думать, что за такой крошечный период нахождения рядом с ней в одном помещении, Сакура меня даже не раздражает. И легкие касания плечами в холле, выходят даже не специально, а исключительно из-за тесноты пространства. Я могу предположить, что она меня раскусила. Подобралась слишком близко, и видимо, увидев мою настоящую лучину, предпочла оставить свои чувства, или вовсе отречься от них, отдав предпочтения другому, что постарше и опытнее. Ох, меня не обманешь, я вижу эти неосторожные взгляды, невинные жесты и то, как горят ее изумрудные, ярко накрашенные глаза при одном появлении опекуна на кухне. Может, она всегда неровно к нему дышала, и так хорошо скрывала свои чувства? Все перед глазами нереально кружит, фокус резко меняется, пространство и предметы кухни медленно плывут рябью. Мне, как-то странно хреново… Слизко и противно от собственного состояния. Мерзко, что они оба видят меня и замечают это состояние, что я никак не могу нормально описать. Еще вчера я мог сослаться на похмелье, но сегодня моя голова ясная, рассудок разве, что не варит и не желает находится в тесноте черепной коробки. Меня трясет как наркомана, а кожа участками холодеет. Не хочу идти школу таким, если подумать, я вообще не хочу идти в этот рассадник заразы и гормонов. Ничего хорошего меня сегодня там точно не ждет, с учетом того как закончилась вечеринка. День пройдет в окружении идиотов и их тупых насмешек, а под конец учебного дня, мне еще с одним мудаком встречаться. Дополнительные отсиживать, пялясь в его дурацкие очки. Паршиво. Тянет внутри и противно скачет зуд под ребрами. Чертовски неуютно и тесно в собственной голове. У меня совершенно не осталось сил, как и внятных мыслей. Я не знаю, что предпринять, о чем говорить, как выкрутиться и что делать с этим гребаным Итачи. Ощущение, словно я рыжий лис загнанный в яму охотничьими псами с раскрытыми и слюнявыми пастями. В горле сушит, а ледяные пальцы подрагивают. Я и не замечаю, как сижу и пытаюсь несколько минут что-то отыскать в пустой точке, хватаясь за каждую мелкую пылинку, кружащую танцовщицей в ярких лучах утреннего солнца. Какаши наблюдает за мной все время, опускает глаза в пол, поджимает тонкие губы и что-то неразборчиво пробормотав, выходит с кухни. Я не думаю, что он обращался ко мне. А может и так, я в любом случае ничего не разобрал. Я понятия не имею — как быть? Он все равно не оставит меня дома. На носу итоговые и мне в любом состоянии, даже температурном, нужно отсиживать на уроках, чтобы в классном журнале не стояли красные «N-ки». Все пойдет по пизде, как только я переступлю порог школы. Не то, что я так волновался за свою репутацию, да только вот новый ярлык, который мне повешают на шею, словно удавку, встанет поперек горла, медленно затягивая петлю… Что же делать? Как поставить себя? Огрызаться и отстаивать свою гордую честь, или притаиться мышкой, нацепив наушники в уши, делая вид, что меня не касаются подколы одноклассников? Как быть с Итачи, что ему говорить? Спрашивать: зачем он рассказал все Какаши? Или умолчать и отойти на шаг назад, позволив таким образом, ему подступиться ближе. Надо же… Еще вчерашний день дарил мне внутренний покой и душевное равновесие, а сейчас я словно кладу голову на гильотину и жду своего личного палача в знакомом образе с дурацкими очками в черной оправе и мерзкой, ехидной улыбкой на лице. Ублюдок… Нужно собраться, а я чувствую как у меня деревянный пол уходит из-под ног и я проваливаюсь в ту самую яму. — Хочешь, я замажу синяки консилером? — Осторожно, почти шепотом, спрашивает Сакура. Я понятия не имею, что такое консилер, но почему-то соглашаюсь, коротко кивая головой. Может, оно и к лучшему, если мой вид будет не совсем потрепанный, а я буду выглядеть не совсем жалко. Харуно тепло улыбается, достает с сумочки маленькую, прозрачную косметичку. Проводит телесного цвета кремом под глазами и размазывает подушечкой пальца. Быстро заканчивает и подносит к моему лицу маленькое зеркало, чтобы я посмотрел. Мне почти смешно, что я дошел до косметики, но признаюсь, что ее присутствие на моем лице выглядит не заметно. Стало гораздо лучше, даже и не скажешь, что я почти ни спал. А может и спал… Не столь важно, усталости я все равно не чувствую. Косметика идеально все перекрыла. Я смотрю на сияющее от восторга лицо одноклассницы и в мою голову проникает просто дикая идея. Дурацкая в своем несуразности. Возможно, я еще пожалею об этом. — Подведи мне глаза тенями. — Я усмехаюсь собственным, произнесенным словам. Меня почти забавит резкая смена эмоций на лице Сакуры. Она немного шокирована и одновременно с этим невероятно заинтригована. Я пожимаю плечами: — Черными, но чтобы не слишком ярко. Сакура кивает головой и принимается копаться в косметичке, быстро выудив маленькую коробочку с тенями. Где-то однажды я услышал фразу: «Не можешь победить, возглавь.» К чему бегать от неизбежного? Каждый человек уже сделал обо мне свои собственные выводы. Плевать, мне не нужны жалкие оправдания, ни нужно убегать и прятаться. Я — просто вольюсь в их мнение, и таким образом меня невозможно будет задеть. Самоирония, знаете-ли, хороший инструмент чтобы себя обезопасить. Эх, раньше я и думать не смел о подобном, тихо мирно прозябая в тени Узумаки Наруто. А теперь, эти самые тени мне аккуратно наносят на глаза пушистой кисточкой. Весь этот месяц, кажется, вся совокупность поступков, на которые я никогда не решился бы ранее. Это глупо с одной стороны, а с другой — необходимо. Пусть все разом перевернется на сто восемьдесят, и я примеряю свою полную противоположность, но лишь до того момента, пока все не устака́ниться и не пройдет гребаный выпускной. Последние мазки проходят кисточкой по векам, щекочут тонкую кожу. — Готово. — Шепчет Сакура, сминая припухшие, розовые губы. Я открываю глаза и рассматриваю проделанную работу в зеркальце. Двоякие чувства мечутся в голове. Необычно, настолько, что непривычно видеть себя в новом образе. Но, смотрится гармонично, совершенно не броско. Мне даже идет. — То, что надо, — Я выдавливаю из себя подобие улыбки. — Спасибо. Сакуре кажется понравилось быть моим личным визажистом, я могу четко уловить по горящим глазам и широкой улыбке с впадинками ямочек на щеках. Она разглядывает меня и мне становится почти неловко. Я должен привыкнуть, ведь сегодня мне ловить подобные взгляды на себе весь день. Странно, что у меня нет мысли повернуть назад, или пойти смыть все труды одноклассницы. На кухню тихо заходит Какаши, всматриваясь в экран мобильника. Худые, длинные пальцы скользят по сенсорному экрану и я предполагаю, что он отвечал на звонок. Какой идиот станет звонить в такую рань? — Так, ребятки… — Произносит он и резко обрывается на полуслове. — Это еще что? Какаши шокировано разглядывает мой макияж, а я не упускаю шанс одарить его в ответ циничной улыбочкой, ладонями подпирая подбородок, хлопая накрашенными глазами. — Нравится? Опекун неодобрительно щурится, громко цокает языком и я с легкостью могу прочитать все маты, что пролетают в его голове. Какаши обязательно сказал бы мне смыть весь этот позор со своего лица, чтобы уберечь свою же шкуру от тупых вопросов. Но, увы, время поджимает, да и перед Сакурой он не станет казаться суровый «папочкой». Мне его почти жаль, потому что Какаши придется весь день отдуваться за мой внешний вид перед директором и учителями. Я надеюсь, что спрос будет только за это… — О-очень! — С сарказмом протягивает он. Закатывает глаза и старается не задерживаться на мне. Подобное поведение его только раздражает, а я, отчего-то ехидно злорадствую, словно хочу как можно сильнее вывести его из себя и поиграть острым смычком на струнах тонкой души. Не знаю зачем мне это, просто наблюдать за Какаши в таком состоянии — одно удовольствие. — Так, одевайся и выходим, — Какаши посматривает на экран мобильника, видимо проверяя время или стараясь избежать взгляда Сакуры, что с интересом медленно скользит по черной рубашке и брюках. Ох, приоделся-то как! Раньше подобного не надевал, а сейчас только бирочку обрезал и решил попонтоваться. Насколько я помню, он купил эту рубашку для выпускного, но видимо выглядеть эффектно перед объектом симпатии дороже. Я не стал ничего говорить, послушался и ушел в свою комнату. Не стал слишком усердствовать, напялив на себя те же шмотки, что и в пятницу. Те же кожаные брюки, что сжимают пах. Черный ремень и белую рубашку с черным галстуком. Хватаю рюкзак и выхожу с комнаты в пустую прихожую, надев кожанку поверх. В квартире невероятно тихо, слышится только гул счетчиков. Видимо, Какаши и Сакура уже ожидают меня в машине. Прекрасно, ведь мне не нужны посторонние свидетели. Я открываю уборную и выудив из кармана рюкзака полупустую, оранжевую баночку с таблетками, в силой или явной злостью, открываю ее и смываю все содержимое в унитазе. Пошел ты, Орочимару! Вся эта хрень с головой, и проблемы с ментальным здоровьем у меня только из-за этих дурацких таблеток. Все началось тогда, когда я стал их принимать! Я не болен! Со мной все отлично! И будет еще лучше, если я перестану их употреблять и наконец, завершу начатое когда-то давно. Все будет отлично и сегодня я докажу, что прекрасно могу обойтись и без препаратов.

***

Я премного благодарен, что в этот раз дорога от дома до школы обошлась без дурацких песен «Boney-M» а была в полной тишине, и я бы даже сказал, отчуждении. Судя по выражению напряженного лица Какаши, который погряз в своих мыслях, всю дорогу поджимал губы и сжимал в руках руль. Он определенно волнуется. Это от Сакуры, или же его переживания полностью наполнены школьным днем? Я понятия не имею, и стараюсь избежать быстрого взгляда. Мне так редко удается застать его в таком состоянии. До этого месяца, наполненного событиями, опекун был скорее отстранён от всего, расслаблен и сосредоточен только на своих книжных сюжетах и преподаванием. Но сейчас он перевозбужденный, переполненный эмоциями, сконфужен и…зол? — Никто не должен знать, что ты ночевала у нас. — Твердо, с нажимом в голосе, почти сурово произносит Какаши, обращаясь к Сакуре, посматривая тяжелым и предупреждающим взглядом в зеркало заднего вида. Одноклассница ничего не говорит, с пониманием кивая головой. Он говорит это для собственной безопасности. Клевета расплодится по школе разом, как только кто-нибудь из преподавателей узнает, что одна из учениц спала в доме учителя. Из всех щелей поползут грязные сплетни и мерзкие, пошлые слухи, что с каждым днем будут нарастать как снежная лавина. — Я никому не скажу, Какаши-сан… — Ее тонкий голос заметно дрожит. — А я могу прийти к вам еще? Мне понравилось тусить с вами. Пальцы Какаши заметно сжимают баранку руля, лицо его невозмутимо, но я четко улавливаю как он напрягся. Зачем обобщать? Сакура явно не обо мне говорила, ведь за эти два дня мы обменялись только несколькими предложениями. А вот они болтали без умолку, о любой херне, в которой я особо не хотел слушать. — Если хочешь. Он не говорит прямо, но делает интонацией прямой акцент, что будет рад видеть ее в любое время суток. Какая прелесть, я почти чувствую себя третьим лишним. Эй, учитель, я могу выйти на полном ходу из машины, чтобы не слышать ваши воркования? Благо, они завершились так же быстро как и начались. Какаши высадил Сакуру не далеко у школы, создавая видимость и придерживаясь легенды. Поехал дальше, поставив машину на парковочное место. Ставит на ручник и грубо, громко выдыхает, резко схватив меня за локоть, когда я уже собираюсь открыть дверь. — Эй! Не трогай меня! — Постарайся обойтись сегодня без глупостей… — Выдает он устало, сохраняя суровое выражение лица. — Если будут спрашивать — все отрицай! И… — Какаши мягко ослабляет хватку, серые глаза наливаются блеском. — И не разговаривай с Итачи-саном, хорошо? Я прыскаю, выхватываю руку и встряхиваю ей. Во мне все еще кипит злость от того, что Хатаке мне не верит, добивая словами и добавляя мерзкую приставку «сан» к ненавистному имени. Как скажешь. Хотя, не я не уверен, что господин «мудак» сам не захочет со мной «пообщаться» мне еще на дополнительных с ним сидеть, и точно не отвертеться от отвратительных взглядов с подтекстом. — Ага. Я отвечаю сухо, коротко, безразлично и поверхностно. Ничего не обещаю, потому что все может пойти как всегда по одному месту и неожиданно завершиться. У меня итак проблем по макушку, а думать об ублюдке нет никакого желания если честно, как и сталкиваться с ним лицом к лицу. Переживаний достаточно, и я на пару секунд топчусь на месте, засмотревшись на двери школы. Боясь зайти внутрь. Знакомое чувство переполняет желудок, а его содержимое просится наружу. Я словно вновь возвращаюсь в прошлое, и картинка перед глазами становится ярче и зловоннее. Почему все внезапно так идентично повторяется? Словно и не было этих двух с половиной лет? Не было Какаши, старой двушки на окраине, спокойной и размеренной жизни. Сакуры и Наруто… Я замечаю Узумаки в школьном коридоре. Он стоит в окружении своих друзей-распиздяев и о чем-то увлеченно болтает. Завидев меня мгновенно затыкается и упрямо смотрит мне в самую душу с немым намеком брезгливости на лице. Синие глаза рассматривают мой макияж, находя в нем подтверждение своих опасений. Я проглатываю язык и мысленно стараюсь заткнуть себе уши, чтобы не уловить хоть ниточку их разговора, кажется, не дышу даже. Делаю вид, что не замечаю присутствия шайки и прохожу мимо в класс, в бешенной скованности и зажатости, сжимая горячими ладонями лямку рюкзака. Не то, чтобы я боялся глупых насмешек, скорее я просто не хотел уловить на себе парочку колких комментариев вдогонку. Мне почти противно, что Наруто поверил не мне, а грязным сплетням. Как же быстро исчезла наша дружба, а может, ее и не было никогда. Я оказался прав, и нужен был Наруто исключительно как человек, который готов прийти на помощь дав списать в любой момент. Забавен факт, что когда эта же самая помощь понадобилась мне, он с легкостью кинул меня, заставляя разбираться самому. Что ж… Прекрасно. Я полностью разочарован. Видимо, все богатые люди такие. Я вошел в кабинет физики в аккурат под оглушающий звон старого звонка. Игнорирую свободное место рядом с Наруто и сажусь вместе с Сакурой. Надеюсь, что ее белобрысая подружка не будет против. Какая разница, она все равно отсутствует, поэтому я составляю компанию Сакуре и сегодня. Тем для обсуждения у нас будет не мало, да и она не станет меня доставать, чтобы я дал ей списывать. Благо, мозгов у нее хватает написать самостоятельно. В этом она мне импонирует, да и к тому же, не могу же я так просто оставить тему их отношений с Хатаке. Какаши приходит почти вовремя, поправляет красный галстук и стоит у доски, засунув руки в карманы брюк. Он пытается выглядеть молодёжнее, или попросту волнуется? Могу сказать одно, ему явно не очень нравиться, что я сижу рядышком с Сакурой. Забавит, что он все еще может опасаться по поводу моих с Харуно взаимоотношений. Выдохни уже, она меня не привлекает. — Итак, — Он начинает прямо, без прелюдий. Сдержанно обходит глазами каждого ученика. — Наступает последние две недели перед сдачей экзаменов. Я попрошу всех и каждого, хорошо подготовиться. С сегодняшнего дня начинается этап контрольных работ, а на следующей неделе итоговые. От них будут зависеть ваши оценки в четверти. Я равнодушно пожимаю плечами. Ожидаемо. Мне не о чем беспокоиться. Я не знаю, когда делал домашнюю работу последний раз, но все учебники прочитал досконально заранее. У меня по всем предметам высший балл, и я поверхностно принимаю данную информацию. Если бы мои мысли касались только учебы, то было бы спокойнее. Я роняю тяжелый вздох. Мысли путаются и ведут в неправильном направлении на второй этаж. Внутри все еще сидит это странное чувство. Нужно как-то отвлечься, и я не нахожу ничего лучше, чем подсесть к Сакуре ближе, пододвинуть учебник и спросить шепотом, почти на ухо: — Что ты думаешь о Какаши? Я смотрю прямо на учителя, что жестикулирует и говорит о чем-то важном. — Ну-у, он хороший учитель. Крутой отец. Я щурюсь, замечаю растерянное напряжение на лице Сакуры. Ее мысли определенно не останавливаются на чем-то одном. Я же видел, как она смотрела на Какаши все это время. Ну-у давай только без фальши и хождения вокруг да около. Я не выдерживаю: — А как мужчина, он тебе нравится? — Чего? — Выпаливает она чуть громче обычного, явно смутившись от моего прямого вопроса. Розовые щеки моментально покраснели. Ага, подловил, видимо она думала уже об этом. Да если честно — это было заметно. Интересно, только мне, или же Какаши тоже уловил этот трепетный взгляд на себе? Мне становиться почти смешно, что опекун не выпускает нас из виду, становится тише, словно пытается услышать о чем мы разговариваем, почти прижавшись к друг другу. Интересно, как бы он отреагировал если бы я поцеловал ее? Делать я этого конечно не собираюсь, а вот на его реакцию посмотрел бы с удовольствием. Да только после этого мне точно сигарет не видать как и карманных денег. А может и света Божьего… — Ну, я…он… — Я вам не мешаю? — Не выдержав, сурово говорит Какаши и мне становится почти смешно. Я улыбаюсь ехидно, подмигиваю и наблюдаю как у него буквально сводит челюсть от злости. Ты должен быть мне благодарен, я вообще-то твою судьбу тут устраиваю и прошу заметить — денег даже не беру! Он закатывает глаза от моего ребячества и продолжает говорить об экзаменах и других важных вещах. Сакура внимательно слушает, смотрит горящими глазами на классного руководителя, а у меня пропадает весь азарт. Она не договорила, а я больше не пристаю. Ответ очевиден, и я теряю интерес. Переключаю все свое внимание на Узумаки, который сидит один и покусывает губы, нервно теребя пальцами. Что, информация об экзаменах заставляет напрячь свою задницу? Так-то, пожалеешь еще… Я пытаюсь злорадствовать внутри себя, но выходит искусственно, фальшиво и натянуто. Мне становится его почти жаль. Для меня Наруто, как ни странно, все еще является другом. Он — словно глупый и слепой котенок, которого если не ткнуть в миску с едой не додумается поесть и помрет с голоду. С чего мне его жалеть? Богатый папа в любой случае не оставит его в бедности у помойки. Устроит в самый лучший универ и будет доплачивать преподам, чтобы Узумаки не вышвырнули с первой заваленной сессией. Но я все же чувствую странную необходимость помочь, или направить на истинный путь. Не может же все быть так, что он действительно предпочел меня этим двум оборванцам? Да, я солгал, но исключительно дабы уберечь его хрупкую психику от ядовитой и кислой правды, от которой желудок сводит от тошноты. Я не думаю, что поступил плохо, ведь моя ложь служила ради блага, и не важно для кого именно. Это мелочи. Наруто — добрый парень, он должен меня понять. Я собираюсь с мыслями весь день. Хочу подойти к однокласснику и стопорюсь, не зная с чего начать разговор. Узумаки не подходит ко мне на переменах, ни садится за одной партой как раньше. Только смотрит. Обводит глазами без прежней задорности и радушия. В его выражении трудно уловить связную эмоцию. Сложно прочесть по позам, и признаться, я никогда прежде не видел его таким отстраненным. Мне становится не по себе, но я проглатываю эти чувства. Стараюсь быть незамеченным, блокирую все косые взгляды и язвительные насмешки со стороны. Я не уверен, что Наруто проболтался о том, что мы подсматривали за химиком. Во всяком случае, среди корявых подколок и поросячего хохота, я не улавливаю главной темы, которая бы смогла меня задеть по настоящему. Это пока что… Время подходит к часу дня, а предпоследний звонок сигнализирует об окончании пятого урока. По расписанию следующая — химия, и от этой мысли кровь стынет в венах. Я бледнею и стараюсь проглотить несуществующий ком в горле. Все мое состояние держалось на желтом уровне тревоги, что значит, я вполне отдавал отчет своим действиям. Никаких посторонних шумов, тремора и сухости во рту больше не было. Я мыслил ясно, а странное утреннее состояние покинуло организм. Но давление резко подскакивает от мысли, что придется вновь сталкиваться с мудаком, слушать его и смотреть в глаза настоящего дьявола. Перед носом ведет иллюзорный запах табака и не предпринимаю ничего лучше, чем сделать пару затяжек. Мне просто необходимо снять напряжение и сигарета в данный момент мне нужна как меч Королю Артуру. Благо, еще утром, когда опекун так кстати вышел с кухни, я смог стырить из его пачки две сигаретки. Мало, не спорю, но достаточно, чтобы остаться вне подозрений. Мне хватит, куплю пачку по дороге домой и возмещу ущерб, не страшно. Я иду по узкому коридору и замечаю Наруто у питьевого фонтанчика около лестницы ведущей на четвертый этаж в «комнату для курения». Момент, признаться, подходящий, ведь блондин стоит совершенно один, без посторонних, и своей своры дикий собак. Я ощущаю себя персонажем его онлайн игры. И тут главный вопрос: остановиться на квест, или двигать дальше по миссии сюжета? Я не знаю, потому что это — сложно. Все его взгляды и отношение ранее, говорили мне о том, что сам Узумаки не заинтересован в нашем общении. Или, быть может, он тоже ждал подходящего случая, ведь целый учебный день я провел рядом с Сакурой, которая, смею заметить, не была столь открыта как раньше. Я беру смелость за узду и останавливаюсь перед завершающим финалом. Сигарета отлично подчеркнет никотиновым дымом, но перед этим, я бы хотел узнать еще одну деталь. Ненавижу это… Я словно детский заводной волчок, но спросить прямо мне только во вред, да и не факт, что меня не пошлют куда подальше в пешее знакомое. — Здарова. — Я натягиваю уверенность, легко проходясь пальцами по черным волосам. От меня подобного приветствия не дождешься, но сейчас мне нужно стараться быть максимально открытым и приветливым. Словно ничего не было… Наруто вытирает мокрый рот рукавом красного бомбера и ровняется со мной. — Че хотел? Я вскидываю брови неосознанно, отшатываюсь назад от пренебрежительного тона. Я шокирован тем, что Наруто даже со мной не поздоровался за весь день. Я теряюсь, блуждаю в собственной голове примеряя тысячи вариаций ответа. Что я хотел? Я…Я не знаю… Его слова заводят меня в ступор, а синие глаза смотрят прямо в самое нутро, прожигая во мне дырку размером с пуговицу. Он не сердитый, но надменный настолько, что я впервые замечаю, что Наруто превосходит меня в росте. А может, я как поджавшая хвостик мышь, неосознанно ссутулился? Часики тикают, а я не готов стоять и выяснять отношения, меня еще сигареты ждут. — Ты сказал им? Я начинаю с главного и прямого. Наруто резко усмехается со звоном в голосе, кладет руки крест на крест. Я просто хочу удостовериться, что наши с ним секреты не пошли дальше. — О чем, Саске? — Узумаки вскидывает одну бровь в своей манерной привычке. Я молчу, потому что ответ завалялся где-то в железных ящиках сознания, а может, я просто не успеваю его придумать? Мои глаза уловимо двигаются, руки лезут в карманы тесных штанов и вся моя открытая нервозность, кажется, его только рассмешила. — Объяснись для начала: если Итачи-сан не маньяк, то зачем ходить к нему домой и подсматривать? А может и поцелуй реально был?! Не скажешь? Я не выдерживаю, но подавляю крик. — Блять, так было надо! — Ладонь ползет по лбу, убирая с лица передние пряди назад. Чертовски не комфортно. — Я не могу сказать, ясно? Наруто громко выдыхает, прикрывает рот рукой, шмыгает носом и отводит синие глаза в сторону, словно не хочет на меня смотреть. — Да я итак уже все понял… — Удрученно произносит Узумаки почти шепотом. Кусает себя на фалангу указательного пальца, делая шаг назад. Его глаза наливаются прозрачным блеском и глубоким разочарованием. — Не боись, я никому не сказал… Он вдруг сдержанно смеется с хрипотцой в голосе, коротко мотая головой. Я становлюсь свидетелем его внутренней истерики, что просится наружу. Наруто встрепенувшись, встал ровно и смахнув невидимую пыль с темно-синих джинс, неожиданно, металлическим голосом выдал: — Не сказал, что ты хочешь быть шлюхой для Итачи-сана. — Синий бархат глаз обходит меня пренебрежением, смотрят на черные тени. Он скалится, верхняя тонкая губа приподнимается к носу, создавая гримасу презрения на лице. — Или уже ей являешься. У меня все внутри стягивается от оглушающих слов, ледяной покров мурашек пробегает по каждому участку кожи, скапливаясь в грудине и пробивая дыру. Я раскрываю глаза от неожиданности, замираю на месте и кажется, перестаю даже дышать. Зрачки расширяются, во рту пересохшая погань. Сердце перестает слушаться, истошно бьется как ненормальное в сырой ячейке ямы. Коридор сужается до размеров кроличьей норы. Или же, это мне не достаточно пространства в собственном теле, что внезапно становится чужим. Я смотрю ровно, не в силах обуздать свое состояние. Весь мой сдержанный за годы образ, летит к чертям собачьим, а лицо приобретает детскую угрюмость на пополам с брусничным стыдом на щеках. Наруто несколько секунд молчит, втягивает воздух и кажется хочет меня ударить, но не замахивается, лишь уходит в другом направлении, громко крикнув оборачиваясь: — Не подходи ко мне больше! Дыхание сбивается, а паника внутри набирает бороты. Я не понимаю, что происходит, когда все стало настолько бесповоротно и натянуто, что я не просто не могу даже ничего нормально объяснить. Высказать все, что тревожит, о чем я думаю, о чем переживаю… Громкие слова бывшего друга проматываются в голове как зажёванная магнитолой пленка. Лестница под ногами пошатывается бетоном, а стены хотят меня раздавить. Добираюсь быстро на четвертый этаж и благодарю высшие силы за то, что на этот раз я один. Руки трясутся, словно не мои. Достаю сигареты с кармана рюкзака и даже не удивляюсь факту, что одна сломалась на пополам. Ну хоть есть последняя. Сигарета меж пальцев горит как надежда, что все еще можно исправить. Можно же, правда? Я облокачиваюсь спиной на шершавую стену и сползаю по ней, усаживаясь на пол. Так странно в душе, так настолько знакомо под сердцем, что внутренности кислотой разъедает, а широкая улыбка застывает на лице в выражении дикого ужаса. Сука… Мешанина из сжатого смеха, иронии и злости. Несправедливости и съеденного остатка больного разума. — Сука… — Голова бьётся о стену, отдаваясь легкой болью в затылке. — Сука! Сука! Сука! Удар. Еще один короткий. Еще один более сильный. Продолжительный. Ломкий. Повторный, до слабой пульсации. И я уже не замечаю как перед глазами все потрясывает, а голова бьется о стену раскачивая тело. Краду каждую затяжку и выдыхаю дым вместе с матом на губах. — Я не такой… — Затяжка. — Блять, я не такой! Застываю на месте, натягиваюсь стрелой, сжав до боли глаза, раскрываю широко рот и мой немок крик проносится невидимой громкостью по всему зданию средней школы. Истерика нарастает, а сердце колотиться как ненормальное. Глаза горят и краснеют. Мне словно вновь напомнили и указали на свое место. И как бы ты ни старался выбраться, кто-нибудь обязательно вернет тебя на исходное положение. Я давлюсь дымом и глухо смеюсь обстоятельствам. Еще какой-то сраный месяц назад, все было замечательно; но стоило этому ублюдку появиться и я вновь чувствую все то, что хотел зарыть в сырой земле. Избавиться откреститься. Не помнить, не вспоминать ночами. Настроить себя на лучшее, на живое, на не прогибаемое. Зажать стальной нерв и никогда не позволять себе так опускаться. Мне не жаль… Мне не должно быть жаль! Голова бьется последний раз с глухим ударом о стену, и я замираю, протяжно выдыхая. Собираюсь с мыслями и вкушаю красочный негатив, что плавится внутри меня, живет червем под сердцем. Ждет лакомый, когда я позволю ему выползти и отведать кусочек. Делаю последнюю затяжку, дохожу до фильтра и кидаю сигарету в стену. Усмехаюсь со звуком, наблюдая как она догорает на полу. Поднимаюсь с колен и натягиваю вид пренебрежения. Ничего не было, я в порядке. Небольшая осечка в эмоциональном состоянии. Что ж, ладно… Если мы так играем, хорошо, давай немного изменим правила игры. Теперь я — вода.

***

Оказавшись у кабинета химии, я поправляю «терновый веночек» и захожу в кабинет со звонком, не опоздав ни на секунду. Противный ублюдок стоит у школьной доски и читает что-то в учебнике. Итачи секундно, безразлично кинул взгляд в мою сторону, и вновь сконцентрировался на чтении. На этот раз я оставил Сакуру без компании, сел на свободное место, как раз перед бывшим другом, что одарил мое дефиле пренебрежительным взглядом и унизительной улыбочкой. Странно видеть, что имея новых друзей, Наруто целый день сидел за партой в полном одиночестве. Ох, неужели наша полярная звезда не так популярна? Хотя, с другой стороны, зачем тратить время на того, кто точно не поможет тебе в решении? Что, мое место еще никто не занял? Я уверен Узумаки сможет найти мне достойную замену, или придется зубрить все параграфы по всем предметам наизусть. Мучайся, сучоныш! Итачи подводит кулак к губам, прочищает горло от хрипотцы и убирает учебник в сторону. — Итак… — Начинает он сдержанно, ровно. Обходит всех присудствующих глазами и старается не пересекаться со мной. Ожидаемо. Но меня так просто не обманешь. Мне почти противно, что химик даже выбрал идентичный мне аутфит, напялив белую рубашку с черным галстуком. Он все еще ищет эту гребаную схожесть между нами? Теперь точно, только полный идиот ничего не заметит. Итачи обходится без вежливости. Попросту позабыв поздороваться с классом, или же он сделал это намеренно, выражая свою неприязнь к нашему классу. Я ухмыляюсь. Строит тут из себя строгого учителя. И ведь знает, что все ученики его терпеть не могут. Настолько, что передний ряд парт остается пустым, чтобы не дай боже, не оказаться в его поле зрения. Слабаки. — Это будут самые сложные две недели. — Он лукавит, наслаждается своей крошечной властью и потешается над каждым, надавливая двумя пальцами на больное место. — Я надеюсь, что вы хорошо подготовитесь и сдадите итоговые контрольные. Он вальяжно обходит кабинет, убирая руки за спину, словно надзиратель. Только свастики не хватает на плече. Какой же бешенный контраст смотреть как Итачи играет на публику и какой он был раболепный наедине со мной. Видимо кровь от мозга отлила в пах, или как еще объяснить подобное поведение? — В противном случае, я поставлю «не допуск к экзаменам». Он театрально выдыхает, стоит ровно под громкий шепот в классе и едва слышимую нецензурную брань. Признаться, а вот тут я ему даже симпатизирую. Мудак выбрал отличный подход и хорошо подсобил мне в том, чтобы расквитаться с блондином, который нихера не смыслит в химии. Наруто может с натяжкой сдать литературу или историю, но вот химию — точно нет. Выкуси. Я злорадствую и неосознанно улыбаюсь. Хочу повернуться и запечатлеть застывшие в изумлении синие глаза, но не делаю этого. Итачи коротко поправляет очки на переносице. — Так… Давайте пройдемся по домашней работе. — Он садится на стул и кладет ногу на ногу. — Я задавал вам конспект трех параграфов и теперь хочу чтобы мне рассказали о темах вкратце. Он берет журнал и проходит кончиком пальца по списку учеников. Накал застывает в помещении, словно каждый с замиранием дыхания ждет своей участи. Признаться, сердечко у меня екнуло тоже, ведь я нихрена не делал. А зная ублюдка, то скорее всего, он очередной раз выберет меня в качестве своей жертвы. — Инузука Киба. — Итачи щурит черные глаза через тонкую оправу очков. Я вздрагиваю от неожиданности и почти злорадно усмехаюсь. Вот это поворот. — К доске. У меня тысячи мыслей и словно тысячи синих птиц они разом исчезают. Я почти уверен, что Итачи находится в курсе возникшей ситуации. Не удивительно. Его уши и глаза повсюду. Ублюдок осведомлен о каждом моем шаге, а может, это я настолько засиделся в себе, что за день громкие слухи не коснулись разве что моего слуха. По одной позе можно сказать, что Итачи явно раздражен, но придерживается крепкого образа и показывает кто главный в данном положении. Киба глухо матерится, встает с шаркающего по полу стула и подходит к зеленой доске, спрятав руки в карманы красной толстовки. Итачи наблюдает за ним осторожно, выражая взглядом всю неприязнь. От чего же? Оценки у него стабильно — низкие. И видимо эта информация дает отличный шанс Итачи — отыграться. Сука. Он словно знает куда жать и что исполнить. Мои действия не настолько прописаны, а он, кажется, просчитывает наперед каждую стратегию. — Слушаю… — Пафосно ведет Итачи, чиркая что-то черной гелиевой ручкой в тетради. — Я не готов. — Химик кивает головой, заведомо зная ответ, что ничуть его не удивляет. Итачи безразлично пожимает плечами. — Два. Киба морщит лицо, натягивается и его руки непроизвольно сжимаются кулаки. — Почему бы вам не спросить своего любимого ученика? Выдает он с язвительной усмешкой. Итачи вздрагивает почти незаметно. Колкость Инузуки его явно задела за живое, он не поднимает на меня глаза, хотя хорошо понял о чем, вернее о ком, идет речь. — Что ты имеешь ввиду? — Голос стальной, но дергающийся. Итачи нервничает, хоть и не показывает этого никак. — Впрочем, не важно. — Он отмахивается, театрально жестикулируя ладонью, словно отгоняя назойливую мошку с лица. С тонких губ сползает нервная усмешка, а левая бровь заметно дернулась. — Хорошо. Ты прав. Глупо спрашивать одного или двух, спрошу я пожалуй всех. Итачи резко выдвигает шкафчик, достает кипу бумаг и передает ее Кибе. — Раздай. — Итачи издевательски улыбается, смотря в растерянное лицо Инузуки. Поворачивается к классу и громко говорит: — Благодаря вашему другу, все сегодня пишут самостоятельную работу. Умно. Он как всегда пользуется своим положением, и кажется, все настолько огорчены и шокированы, что не заметили как Итачи ловко перескочил с одной темы на другую. Но я не могу ни поддаться искушению и повторяю нахальную улыбочку братца, когда Киба подходит к моей парте и кладет листок, стараясь испепелить меня глазами ненависти. О, вот и карма настигла мерзавца, теперь посмотрим, кого будут ненавидеть сильнее. Попробуй еще у мудака этого выбить себе хорошую оценку и допуск. Сам же сосать у него будешь, если придется. Я перевожу взгляд на препода и вздрагиваю. Итачи не убирает с меня холодного, цепкого взгляда, медленно, совсем незаметно покачивая головой, разве что кончиком пальца по шее не проводит. Мне становится не по себе от прямого зрительного контакта. Итачи словно хочет мне что-то сказать, или уничтожить меня за длинный язык. В прочем, ты мудак сам рассказал моему опекуну про поцелуй, что сидишь и удивляешься? Поправка, сделав меня еще и виноватым, хотя сам совершенно не против был меня засосать в ответ. Ладно… Я сегодня руковожу процессом, нужно как-то задобрить его и выудить подробности. А близко подступиться к учителю можно только одним образом. Я смотрю на бланк примеров и быстро стараюсь решить все. Я не делал домашку, но дочитал учебник до корки. В принципе, не так уж и сложно, всего шесть уравнений и несколько вопросов с вариантами ответов. Итачи выглядит не заинтересованно, он даже не смотрит на класс, копаясь в своем айфоне, вытянув ноги. Я смотрю на него, кажется слишком долго, настолько, что господин мудак поднимает на меня глаза с хитрым прищуром. Лицо его остается спокойным. Он выглядит как хищник, что затаился в высокой траве. Выжидает, готовый наброситься в любую секунду, как только жертва потеряет бдительность. Мне становится смешно и я легко подыгрываю. Провожу кончиком языка по губам и наблюдаю как химик вспыхивает от неожиданности или контекста. Черные глаза расширяются, кожа на щеках бледнеет когда я медленно встаю с места и подхожу к учительскому столу, аккуратно положив листок с готовыми заданиями. Итачи ничего не говорит, берет листок в руки и смотрит. Прошла только половина урока и думаю пятнадцати минут мне будет достаточно. — Я могу решить и второй вариант. Итачи хмыкает в скупой похвале и выудив листок со вторым вариантом, протягивает мне. В этот раз я обхожусь без кокетства и знаков внимания, однако, не могу обойти стороной Наруто, что сидит схватившись за голову. Мельком смотрю в его бланк без единого ответа. Наши глаза встречаются и я ловлю эту жалкую просьбу помочь. Узумаки замирает, хлопает ресницами, а я на подобные щенячьи выходки лишь показываю средний палец и сажусь за свою парту. Под кожей рождается потрясающее чувство справедливости, сердце наполняется теплой негой. Признаться, я давно не испытывал ничего подобного. Надо было раньше послать его куда подальше, а не ходить на побегушках. Если так посудить, то все, что происходило между нами ранее, больше не имеет никакого значения. Мне совершенно плевать, и я сжигаю в голове все воспоминания. Не я начал, ни я предпочел разорвать нашу дружбу. Я бы помог, попроси он меня, но не после того как Наруто в открытую назвал меня шлюхой. Такое не прощается. Это как удар по яйцам. Задания во втором варианте не были так же сложны, как и в первом. Для меня химия довольно легкий предмет, и я признаю, что мог бы действительно сдать по ней экзамены. Времени мало, а я еще так и не определился куда буду поступать и какие предметы сдавать, и быть может — это сыграет мне на руку. Ублюдок ведь только химией своей и дышит, судя по его хорошо заготовленной легенде. Что ж, подыграем ему и в этом. Звонок с урока звучит ровно в тот момент, когда я дописываю решение последнего примера. Идеально. Я сижу на месте и провожаю спину каждого одноклассника взглядом, задерживаясь на огорченном выражении Узумаки, что впопыхах выскальзывает с кабинета последним. Звуки затихают. Мы остаемся с учителем наедине и я, сохраняю свою стойкую выдержку, медленно подхожу к учительскому столу и кладу самостоятельную. На удивление, Итачи никак не реагирует, спокойно сидит на месте перебирая бумажки, стараясь игнорировать мое присутствие. — Ты можешь идти, урок окончен. Я впадаю в некий ступор. Серьезно? И все? — А дополнительные? Химик глубоко выдыхает, снимает очки протирая глаза от усталости. — В них больше нет необходимости, ты хорошо знаешь материал. Вся эта прелюдия меня только раздражает. Но, таковы правила разговора. Честно говоря, я даже не знаю с чего начать. Я опрометчиво думал, что его реакция будет совершенно иной. Но химик абсолютно спокоен, делает вид, что сосредоточен на проверке заданий, но меня не обманешь. Я внутренностями чувствую слабую вибрацию исходящую от него. И меня интригует, накаляет настолько, что я впадаю в безобразие и отсеиваю все «за» и «против». Пусть не «я» а моя другая на сегодня личность, руководит моим процессом. Перед Какаши я как-нибудь извинюсь позже, если очередной инцидент дойдет до его ушей. Я наклоняюсь к столу достаточно близко, чтобы соблазнительно прошептать прямо в лицо мудаку. — И, ты не хочешь побыть со мной наедине? Итачи внезапно останавливается, сжимая в руках лист чужой самостоятельной работы. Поднимает голову и смотрит прямо в душу, совершенно не моргая. Подскакивает с места, возвышаясь надо мной. Сердце мое замирает на ничтожную секунду. Я могу играть в героя в своей голове сколько угодно, но когда Итачи находится так близко, когда он такой сердитый, я неосознанно пячусь назад. — Не «ты» а «вы»! — Говорит он вкрадчиво. — Я же сказал, свободен. Интересный спектакль, а главное какой натуральный! Итачи настолько вжился в роль, что кто-то другой мог бы с легкостью поверить или даже испугаться. Он не холерик по природе, но стойко придерживается образа, не сводит с меня пристальных и горящих пламенем глаз. Можно подстраивать позы, мимику и жесты, но вот глаза обязательно тебя выдадут. Я же вижу, что ему несомненно нравится мое новое амплуа и черный броский макияж на веках. Итачи смотрит на меня не так как другие. Впрочем, он всегда смотрел на меня иначе… Что-то внутри меня обрывается и остаётся мерзким комком переваренной гордости. Тошно, противно от самого себя, но иначе ничего не выйдет. Я не хочу быть подростком с бушующими гормонами, что только кричит и обвиняет. Это бесполезно, поэтому я выбираю иной вариант, в который раз окунув себя с головой в болото. Я ломаю собственный голос и с томной хрипотцой в горле, тихо произношу: — Может закроем кабинет и забудем все наши разногласия? Тонкие брови заметно дергаются, а сбившееся дыхание касается моих ушей. Из-под белой рубашки выглядывает мой подарок, поблескивая серебренным колечком. О, надел все-таки. — Ты что себе позволяешь? Псевдо-учитель старается держать дистанцию, но я преодолеваю эти ничтожные сантиметры между нами. Подхожу совсем близко, вплотную. Приправляю кошачий взгляд пошлой улыбочкой и позволяю себе взять мудака за черный галстук, трогая ткань подушечками пальцев. Лучше бы это была удавка, которую я бы с радостью затянул собственноручно. Я играю с ним, ловлю обескураженность и ноготком подцепляю легкую дрожь по телу и появившееся розовое облако сексуального напряжения. — Ты же тоже хотел меня поцеловать, — я размыкаю губы для лучшего эффекта, так, что его внимание полностью переходит на них. — К чему весь этот фарс… Итачи завороженный соблазнительным образом, не может совладать со своей маленькой слабостью ко мне. Любуется сладкими губами, тяжело дышит через нос и резко промаргивается, возвращая стальную маску на прежнее место. Блять… — Это недоразумение… — Шепчет учитель и старается убрать мои требовательные руки, что трут черный галстук, костяшками задевая белую рубашку. Наши руки соприкасаются и я чувствую какие его ладони горячие, напряженные и влажные. Я подхожу совсем близко, опаляя горячим дыханием щеку. — Может продолжим наше маленькое недоразумение? Я не жду ответной реакции, тяну галстук на себя и медленно касаюсь кончиком языка пересохших, открытых губ, впиваясь жестким поцелуем от которого все внутри сводит судорогой. Закрываю глаза и пытаюсь представить себя в другом месте с другим человеком, когда Итачи мне отвечает, проводит языком по губам и проскальзывает внутрь затягивая в продолжение. Страсть разжигается через секунду, забвенно ведет за собой и весь мой хорошо выстраиваемый мир рушится с каждым властным прикосновением. Он целует меня неистово, жадно, проводит собственнически языком по небу, кусает губы, ведет, и я совершенно теряюсь глухо постанывая в поцелуй. Голова идет кругом, а сердце готово выпорхнуть из груди. Все мои мысли танцуют игрушечным волчком под музыку из старой музыкальной шкатулки, сбиваются в одну непонятную и липкую субстанцию. Небо зашторивают грозные тучи и острые капли тарабанят по стеклу. Гудят длинные лампы на потолке и коротко вибрирует мой мобильник в кармане. Его руки впиваются в волосы, тянут на себя, проходят кончиками пальцев по больному месту на макушке. Я теряю связь с реальностью, полностью утопая в дьявольском удовольствии. Трогай меня, прикасайся ко мне! Я перехватываю его руки и кладу на свою задницу, расцепляя поцелуй и податливым и пошлым стоном в губы, чувствуя как он неистово сжимает мои ягодицы. — Возьми меня… Я отказываюсь верить, что это мой голос звучит так требовательно, так настойчиво ласково с просьбой, от которой зависит целый ебаный мир. Я не хочу его, отвергаю. Просто… Так нужно. Если он трахнет меня сейчас, то это будут отличные доказательства. Я могу потерпеть, мне не привыкать. Я спускаю руку на твердый отпечаток на классических брюках. Растираю через ткань вставший член под тяжелый стон в смятые от поцелуя губы. Плевать, что Наруто окажется прав, и я действительно стану разовой шлюхой для этого ублюдка, что тяжело стонет от прикосновений и дернувшись как от удара током, резко отталкивает меня от себя со звуком расстегиваемой ширинки. Я теряюсь в неожиданности и проскальзывает мысль, что это всего лишь чтобы нагнуть меня поудобнее над партой. Но лицо Итачи становится испуганным. Брови в ужасе опускаются к переносице, а глаза за оправой очков чернеют безумием. — Твою мать… — Громко шепчет химик в ужасе растирая губы. Тяжело дышит и смотрит на меня распахнутыми глазами. Мне хочется удавиться от резкой смены. Ну что ты комедию ломаешь? От былой пылкости не остаётся и следа, он глухо ругается матом, поправляет волосы и застёгивает молнию на брюках. Подобный поворот даже не смешит, а больше раздражает. Догадался, сука, в чем заключался мой план. И тут время тихо ругаться мне. Все ведь почти получилось! Что, Итачи, теперь мы идем не по твоему сценарию? Он выглядит так растерянно, словно по-настоящему застигнут врасплох. Должно быть, в его плане отсутствовал такой поворот событий. Мне становится почти смешно и я не скрывая язвительной улыбки, таращусь как химик старается взять себя в руки. — У меня от тебя волосы дыбом встают… Я не сдерживаюсь от легкой усмешки. — Похоже, не только они. — Мой взгляд падает на внушительных размеров стояк в брюках. Я делаю шаг ближе и легко поглаживаю его промежность, томно прошептав в подбородок: — Давай, ты же хочешь меня… И одного моего наглого жеста достаточно, чтобы Итачи с силой оттолкнул меня от себя. Я отшатываюсь от резкой, черной ауры, что бьет прямо в лицо. В ужасе делаю шаг назад когда лицо Итачи тяжелеет, глаза наливаются яростью, а голос становится острым и ледяным. Я никогда не видел его таким прежде. Таким… Опасным… Итачи хватает меня за грудки. — Ты кем себя возомнил?! Маленькая, манипулирующая сука! Если ты думаешь, что тебе все дозволено, то ты глупо ошибаешься! — Каждое слово истекает щелочью с характерной угрозой. — Хочешь знать, почему с тобой никто не общается? Потому что ты — ничтожное, надменное отродье с манией величия. И этого не видят только идиоты и твой отец, который, судя по всему, закрывает глаза на твои безобразные выходки. Всем плевать, что ты существуешь! Мне должно быть все равно, меня не должно задеть или вызвать хоть какую-то слабую эмоцию, но я отчего-то запинаюсь, прислушиваюсь и мое лицо искажается. Хрип ползет с горла и кривит губы в застывшей боли. Мутная пленочка закрывает веки и по розовым щекам стекают горячие слезы. Я не должен слушать, но его слова как и раньше пронзают каждую клеточку своей откровенностью. Он ведь всегда был таким, говорил только правду, извлекал ее с моей головы и произносил своими губами. Читал мысли и потешался в своей значимости передо мной. И, вновь возвращаюсь к началу. Становлюсь ниже ростом и моя рубашка внезапно велика мне на два размера. Я не готов к правде… Не готов возвращаться назад, но каждая секунда рядом с ним, доказывает обратное. Мне не победить, пока я вновь ни вернусь в свои мысли. Ответ там в голове. И ничего не изменится, пока я вновь не посмотрю старую, местами потертую VHS кассету с некорректным переводом. Итачи тихо сглатывает, медленно отпуская меня. Смотрит обеспокоенно и поджимает губы от стыдливости за свои громкие слова. — Глупый ребенок. — Шепчет он, стирая дорожки слез с лица. — Извини я погорячился. Просто это все… Внутренние органы обжигает, трет, а меня трясет в немой истерике с оттененным бредом. Итачи может говорить, что угодно. Да только вот… Если бы, как он сказал, всем было плевать, то сейчас, он бы не стоял передо мной. Не играл в учителя и не делал вид, что не знает кто я такой. Он знает и я знаю тоже. — Да пошел ты. Я говорю тихо, спокойно. Всматриваюсь в неподдельный, вышедший с нутра ужас на его лице. Итачи ничего не говорит, а я ничего не отвечаю, выхожу из кабинета, тихо закрыв за собой двери. Так странно внутри, так пусто в голове. Нет никаких мыслей о правильности, гнева за дурацкую выходку, что пошла не по плану. Никакого раздражения и унижения. Ничего. Только обеспокоенное лицо опекуна, что ждал меня все это время у главного входа. Я даже не знаю сколько сейчас времени. Должно быть, именно от Какаши приходили все эти смс-ки. Не знаю и нет желания проверять. Я понятия не имею расскажет ли Итачи ему и об этом инциденте или мне самостоятельно завтра забрать свои документы пока ни стало слишком поздно? Я ничего не говорю Какаши, сидя в машине. Я даже не против, что совсем тихо играет его любимая песня из магнитолы. Скрипят старые дворники на лобовом стекле, а мне хочется провалится сквозь землю. Исчезнуть и скрыться от взволнованного взгляда опекуна. — Все хорошо, Саске? — Спрашивает Какаши осторожно. Я не отвечаю, потому что не знаю, что ответить. Мне не хорошо, ни плохо. Никак. Безразлично настолько, что я не сразу замечаю, что мы едем ни в том направлении. Какаши достает сигарету с кармана и протягивает полупустую пачку мне, словно стараясь задобрить или выйти на контакт. Я отказываюсь. Желания курить так же пропадает как и полноценно думать о сложившийся ситуации. — Куда мы едем? Какаши подкуривает, выпуская приятный запах табака в щелочку отрытого окна. — К Орочимару.