Сталкер.

Я должен был проснуться от дикого похмелья, или от громких воплей опекуна, что раздраженно скинул с меня одеяло. Но поворочавшись пару раз на скрипучем и тесном диване, я морщу лицо от противного звука скрежета метала и тихого, почти противного хихиканья за стеной. Накидываю на себя одеяло с головой, словно покойник и стараюсь вновь занырнуть в сон, постараться вернуться в яркие картинки. Мне давно не снились сны, ничего и близко. Лишь отдалённые, расплывчатые образы. Но сегодня, вернувшись домой поздно ночью, зачем-то прихватив с собой Сакуру, я могу сказать, что спал как убитый, или же как младенец. Нас не встретили с почестями, но я навсегда запомню этот обескураженный взгляд Какаши и мою поганую, застывшую улыбку на лице. Мол, выкуси, если не будешь выполнять все, что я скажу, я возьму и на зло тебе же — женюсь на ней. Я, конечно этого не сделаю, комон, мы даже спали на разных кроватях. Мне смешно, что Какаши как истинный гостеприимный хозяин, расстелил нам в гостиной, убрав деревянный столик в проход. Мне на диване, а Сакуре достал с балкона старую раскладушку. Эх, я то уже было думал, что он предложит ей приютиться у себя под бочком. Профукал ты шанс, делить ложе вместе со своей ненаглядной. Интересно и то, что он всеми силами пытался уговорить ее поехать домой, даже доставить «принцессу» самостоятельно на своей хонде. Но Сакура яро отказывалась, лепетала о том, что отец будет в ярости, если увидит ее в таком состоянии. Что ж, Какаши ничего не оставалось, кроме как смириться и выжечь на мне взглядом белое пятно, оставив разговор на повышенных тонах на утро. Интересно, он подслушивал за нами? Подглядывал через щелочку, опасаясь, что гормоны двух пьяных подростков взбунтуются и их захватит страсть? Не думаю, но воображать это - слишком забавно. Сон как рукой сняло и я, в безумии, посмеиваюсь в хлопковую подушку в синий цветочек, сжимая в руках бедную, слушая как они стараются быть тише, о чем-то разговаривая на кухне. Уязвимое любопытство побеждает, да и упускать такой момент просто кощунственно. Все же дурацкая вечеринка, что закончилась не по плану, отдается в голове слабым похмельем, легким тремором пальцев и сухостью во рту. Я осматриваюсь в собственной гостиной и стараюсь прикинуть сколько сейчас времени. По пению птиц и яркому свету за окном, предположительно часов двенадцать. Я, конечно не планировал вставать так рано, но да ладно. Сама судьба вынуждает меня встать с дивана, схватиться за голову и пойти на кухню. Приоткрываю стеклянную дверь и вижу просто уморительную, вырванную из романтического фильма, вставку. Какаши стоит у плиты, переворачивая оладушки. Приятный запах мучного, заставляет мой живот заурчать, а рот переполниться слюнями. Я не помню точно, когда ел последний раз. Еще одно дурацкое, побочное действие таблеток — это полное отсутствие аппетита. Опекун не сразу оборачивается на звук скрипучих петель, или старается специально не поворачивать головы, сохраняя полное безразличие. Он может обманывать себя, но я четко уловил как сжались крылья оголенной спины при моем появлении. Сакура стоит рядом, в длинной темно-зеленой футболке Какаши. В мужских, домашних шортах, что велики ей на несколько размеров. Шнурок завязанный в шесть узлов спасает. Она выглядит уже не так модельно, какой я привык ее видеть в школе. Розовые волосы слегка влажные, а лицо выглядит еще более детским, когда на нем нет ни грамма косметики. Я могу сказать, что такой Харуно смотрится симпатичнее, когда она такая «домашняя» а не разодетая, словно у нее вечерняя смена на панели. Кухню заполняет мягкий, сладкий аромат свежеприготовленных оладушков. С окна по белой, неровной плитке бьет солнечный свет, касается кожи. Теплота кроется в каждом сантиметре пространства, заполняя ее уютными, тихими разговорами. Они словно старая парочка друзей, и одновременно с этим выглядят как любовнички после утреннего секса. Я просто не могу оставаться в сторонке: — Ммм, — Протягиваю я, полностью заходя на кухню и усаживаясь на табуретку. — Восьмиклассница. Я не продолжаю напевать знакомую песенку, заткнувшись разом от гневного взгляда, что бросил в меня Какаши через плечо. Он наверняка винит меня во всем случившимся, вспоминая последними словами, и если бы не Сакура, я бы был обвешен целой тирадой ненормативной лексики. Но благо, она спасает положение и мою задницу. Опекун должен быть мне благодарен: смотри, я для тебя стараюсь, подрабатывая свахой без оплаты! Сакура опускает глаза в пол, замечая, что я посмел зайти на кухню в одних трусах, не соизволив даже ничего накинуть поверх. Да и к чему? Сама же вчера смотрела как я раздеваюсь. Да и Какаши, не сказать, что полностью одет. А это кстати еще почему, или он тоже вчера на ночную попойку ходил? Или решил свою футболку Сакуре одолжить, чтобы лишний раз не перенапрягать себя ее вульгарным образом. Или у них реально что-то было? Да ну, бред... Я сажусь нормально за стол и протягиваю руку, дабы зацепить сигаретку с утра, что демонстративно лежит на клеёнке в цветочек. Я успеваю лишь задеть пальцами, как опекун, буквально вырывает пачку из-под носа и выбрасывает ее в урну под раковиной. — Больше не куришь. — Твердо процеживает он, и снимает последний толстый блинчик со сковороды. — Дома? — Нигде. — Бросает он на выдохе и ставит большую тарелку с завтраком на стол. Сакура попутно разливает горячий чай по трем кружкам. Обойдем момент, что с утра я предпочитаю кофе. Запомнит, если станет мне «мамочкой». — За всем ты все равно не уследишь. — Я словно пытаюсь создать ситуацию еще напряженней, наблюдая как у Какаши сводит челюсть, а глаза наливаются гневным прищуром. Мои же слова определенно не пойдут мне в мою пользу. Он не сводит с меня глаз и сдержанным рычанием намекает, чтобы я заткнулся, потому что он не хочет раздувать ситуацию при таких очаровательных гостях. — Хочешь поспорить?! Тон его голоса меняется на строгий, вены на голых руках надуваются, а я лишь показательно ухмыляюсь. Давай, посмотрим насколько тебя хватит! Это во мне гормоны играют, или похмелье скачет по плечам и требует не останавливаться? Себе ж только хуже делаю. Он меня, конечно, не ударит, но и денег мне больше ни видать. Хотя, к чему мне теперь эти деньги? Напиваться до беспамятства? Глупо было полагать, что алкоголь хоть как-то решит мои проблемы. Да и когда он помогал вообще? Только боль головная и ничего больше. Сакура ставит красные кружки в белый горошек с чаем на стол. Садиться на маленькую табуретку, на которую мы обычно ноги кладем. Мы не привыкли к гостям, извини. Да и женщин тут никогда не было, сколько я себя помню. Может, пару рабочих знакомых Какаши, что по совместительству являются моими учителями. — Давай-те не будем сориться. День такой замечательный. Ага, как же. Ты только выйдешь за порог нашей квартиры, тут такое начнётся, что остатки обоев со стен полетят, если не старые и пыльные статуэтки рыб мне в голову. Но, думаю, Какаши не станет заниматься рукоприкладством. Хотя, судя по тому как он враждебно настроен, как натянуты мышцы и зоркий взгляд направлен мне прямо в душу, можно ожидать чего угодно. Я отпиваю чай без сахара и кусаю горячий оладушек, обмакнув его в вазочку с клубничным вареньем. Мы завтракаем в полной тишине за исключением моментов, когда Сакура старается о чем-то спросить, цепляясь за немногочисленные предметы на стене, или магнитики на холодильнике. Они не наши, соседи притащили когда летали в Египет и хвастались позже. Нам Египет точно не по карману. По Сакуре заметно, что она не привыкла есть в такой неловкой обстановке, но сказать ничего ни может. Между нами фиолетовое, повисшее над потолком, облако электричества. Я понимаю, что нужно как-то исправлять ситуацию, иначе мы и дальше будем смотреть друг на друга как псы перед бойней. — Вчера… — Да, Саске, где ты был вчера? - Перебивает меня Какаши. А что мне сказать? Соврать, отмахнуться? Сакура наверняка уже все растрепала, к чему спрашивать, если уже все знаешь? Я безразлично пожимаю плечами: — На вечеринке у Наруто. Мы просто пили… Какаши ставит кружку на стол слишком громко. — Меня не волнует, что вы два - несовершеннолетних пили алкоголь. Вам обоим почти по восемнадцать и через месяц вы оба школу заканчиваете. Да и я в вашем возрасте, подобное вытворял. — Громко выдыхает Какаши, озаряясь на кухонную тумбу с раковиной. Видимо, он сам поспешил с тем, чтобы выкинуть пачку сигарет. Сам бы сейчас закурил, прямо при Сакуре. — Чем все закончилось? Я делаю флегматичную улыбку, подперев ладонью подбородок. Да я толком и не помню. Перед глазами все смутными обрывками. Наруто вроде как, разорвал со мной дружбу. И это все, что можно назвать важным. На остальное и других мне - все равно, потому что они как и были на второстепенных ролях, так там и останутся. Мне плевать, они ничего из себя не представляют и только жалкие, необоснованные насмешки дают маленький повод не думать о своей собственной жизни. Наши пути через две недели, так или иначе, разойдутся и я уже никогда об одноклассниках и не вспомню. Поэтому нет смысла заострять внимание. С Наруто же, мы легко сможем помириться. Впереди окончание четверти и неимоверное множество контрольных, которые этот оболтус не сможет решить. Прибежит еще ко мне, и в ноги кланяться будет. — Да они идиоты все… — Отмахнулась Сакура, попивая чаек. — Стали ерунду всякую нести, про то, что Саске ходил к химику в ошейнике. Какой бред, он бы… Лицо Какаши осунулось, глаза расширились. Губы поджались в тонкую, натянутую полоску. Он отводит взгляд в сторону, перебивая монотонный голос Сакуры. — Принеси, покажи… Опекун щелкает двумя пальцами, указывая на дверь кивком головы, заведомо произносит приказным тоном, чтобы я не перечил и повиновался. Так я в принципе и делаю. Молча встаю и выхожу с кухни, открываю дверь в свою спальню и меня встречает картина наполненная диким безумием. Тупая усмешка ползет с легких и остаётся на лице. Я не могу полностью признаться, что весь тотальный хаос и беспорядок, устроил я. Что это было — акт вандализма, или проекция, перенесенная на старое окно? Бунтарство, что захотелось показаться наружу? Понятия не имею… Но, придется так или иначе убирать весь этот переполох. Дня точно не хватит, и я уже представляю, сколько стеклянных заноз придется вытаскивать из ступней. В комнату точно теперь не зайти без резиновых тапочек. Одно радует, помещение наконец-то проветрилось. Все эти моменты с вечеринки, обстановка дома, лицо Какаши и его недовольство — должны угнетать меня. Однако, у меня прекрасное настроение. Впервые за долгое время я чувствую, что мне спокойно и совершенно не тревожно. Таблетки что-ли подействовали, или алкоголь еще не выветрился с организма? Я стою и рассуждаю, облокотившись на деревянный косяк. С кухни доноситься громкий голос Какаши и я вспоминаю зачем изначально пришел в комнату. Аккуратно ступаю меж огромных, битых стекол и достаю из тумбочки тот самый чокер, который навсегда оборвал мои отношения с Наруто, и возможно, мою репутацию. Возвращаюсь так же быстро, приняв прежнюю позу. Кладу «ошейник» на середину стола и как ни в чем не бывало, беру новый оладушек, наблюдая за резко побледневшим лицом Какаши, в глазах которого всплывает лишь одно слово. «Пиздец…» По одному его виду заметно, что он переполняется дикой яростью. Гневные нотации чередуются в его голове и ударяются прямо мне в лоб, непроизнесенными и нецензурными словечками. Он думает о том, где я храню весь свой остальной БДСМ арсенал в виде: плеток, вибраторов и кляпов. Но нет, это уже совсем перебор. Да и эта чертова штука, пошла не по плану. Точнее, из-за нее все вышло из-под контроля. Признаю, взять Сакуру с собой, было моей лучшей идеей. Ну, последние полтора месяца так точно. Одноклассница вскидывает тонкие брови, усмехается совсем тихо, отпивает чай и берет ошейник со стола, рассматривая. - Ууу... И все? Обычный чокер. Левый глаз Какаши заметно дергается при каждом ударе колокольчика. Опекун неодобрительно, медленно качает головой, ерзая на стуле, запихивая в себя еду. То и дело глаза в сторону отводит, обдумывая дальнейший план на день. О, ты думаешь я не знаю, о чем ты думаешь? — Если хочешь, можешь оставить его себе. По одному нездоровому блеску в глазах, можно уловить, что ей приглянулась данная вещица, то почему бы и не задобрить Харуно? Я все равно бы выбросил безделушку. — О, спасибо! — Хрупкие плечи потягиваются к шее, на лице рождается счастливая улыбка. Она оттягивает нижнюю губу, а я с хитрым прищуром слежу за взволнованным лицом опекуна, что восхищен ее мимикой. Поймал… Я знал, что не ошибся. Хоть Какаши и не признается никогда, все его тело и горящая аура вокруг, буквально кричат о том, что девушка ему явно не безразлична. Что ж, продолжим. Не думал же ты, что я так просто остановлюсь, когда дело набирает обороты? Теперь — это мое шоу, а я ваша личная — Лариса Гузеева. — Может этот день все вместе проведем? Что скажите? Я стараюсь создать максимально расслабленную атмосферу. Какаши фыркает, встает с места и выливает остатки чая с чаинками на дне в раковину. Подходит к тумбе, облокачивается и кладет руки крест на крест. — Тебе еще окно чинить. Не думай, что сбежишь от этой обязанности. Я за тебя ничего делать не собираюсь. Ну, он ведь не сказал — нет, верно? Значит, все идет просто замечательно, если конечно, Сакура не успеет соскочить и не уйти домой. В ней я не могу быть уверен, но судя по тому, что она ни особо спешит, то возможно и уходить не захочет? — Какое окно? — Вопросительно спрашивает девушка, приподнимая брови, поворачиваясь на узкой табуретке. — В моей спальне выбило, ветер может, или дети играли… Какаши не сдерживается от усмешки, прикрывая глаза. — Или один ребенок… На кухне сквозь мороз пробивается первые лучи теплого мая. Напор спадает и вся ситуация с ее абсурдностью, заметно утекает в подпол. Я подражаю, улыбаюсь совсем робко, без укоризненной надменности и язвительности, от которой меня самого начинает подташнивать. Напряжение сбрасывается, и я ловлю сжатую заинтересованность со стороны, потому что эти двое явно хотят еще немного побыть вместе. Я понятия не имею - о чем они говорили, но видимо этот маленький момент немного их сблизил. Я могу даже сказать, что взгляд Сакуры больше не направлен в мою сторону, хоть я и впервые сижу перед ней практически голый. Воцарилась странная пауза, словно каждый боится озвучить собственные мысли. Я уже было приготовился упрашивать, но, на удивление Харуно подает голос первая. Совсем тихо, почти смущенно. — Я могу помочь… Она не успевает договорить, как Какаши перебивает ее на полуслове. — Нет. — Он нагибается, достает с урны почти целую пачку сигарет и уже было собирается выйти с кухни. Как обычно, оставив за собой последнее слово. — Твои родители будут явно не в восторге, одевайся, я отвезу тебя домой. — Так они на даче всю неделю. Майские же… — Ну вот! — Я подскакиваю с места, почти поравнявшись с опекуном. — Смотри как совпало! Мы можем все убрать, а вечером, пиццу закажем и кино посмотрим! Какаши протяжно выдыхает, поправляя седые волосы. Проходится глазами по кухне, неодобрительно поджимая губы. Я сыграл на его слабостях, словно коварный змей искуситель и главный подстрекатель к содеянному. Я же вижу, что он даже не думает, согласившись со всем, если объект его вожделения немного помаячит перед глазами, пусть даже всего день. Понятия не имею — зачем это Сакуре, но видимо, ей настолько скучно без компании, что она готова на любую авантюру. — Ладно… — Какаши чешет пятерней затылок, поправляя взлохмаченные волосы. — Сначала съездим в строительный, потом обратно. — Он приоткрывает стеклянную дверь, неодобрительно задерживая на мне взгляд, говоря через сжатые зубы. — Собирайтесь. Последних слов Какаши было достаточно, чтобы победно выдохнуть. Естественно, я знал, что он согласится. Но, правда не ожидал, что так быстро. Я не знаю, говорит-ли Сакура правду о том, что ее родители уехали на дачу. Я наблюдаю за тем, как она быстро берет телефон со стола и строчит смс. Видимо нет. Но меня, честно, это мало волнует. Странно то, что она не вызвала за утро ни единой нотки раздражения. Возможно, я действительно пребываю в хорошем расположении духа. Климат влияет, или же это штиль, перед самым настоящим, черным штормом. *** Я стараюсь не высовываться, с неким удовольствием наблюдая весь день как эти двое непроизвольно воркуют и без остановки болтают. Чувствую себя лишним, но от этого сравнения даже лучше. Какаши не смотрит на меня, ни спрашивает, ставит музыку в машине и улыбается от факта того, что Сакуре тоже нравится его «Boney M». Она негромко подпевает, щелкает пальцами и покачивается из стороны в сторону. Какаши подобное поведение невероятно умиляет, а у меня вызывает лишь гаденькую усмешку. Я стараюсь прикинуть — действительно-ли ее поведение непроизвольное, или же Сакура в своей манере таким образом пытается обратить на себя внимание. Я рассуждаю по тому, как она вьется около моего опекуна, спрашивает о строительных материалах, когда мы бродим по магазину. Какаши делает внимательное лицо, словно что-то в этом понимает. Но подыгрывает. Получается у него с натяжкой, но Сакура, открыв рот, верит всему, что он говорит. Какаши покупает большую раму и окно, бросая на меня косой взгляд и у самой кассы произносит шепотом на ухо: — Вычту из твоих карманных денег. Я не отвечаю, коротко пожимая плечами. Разве мне нужны сейчас деньги? Сигареты он мне курить не разрешает, а я уже, признаться чувствую в них особую потребность, когда время заходит за три часа дня. По рукам скользит легкий тремор, а нервозность не дает усидеться на месте. Я не хочу сравнивать с себя с наркоманом, то и дело почесывая открытые участки кожи. Вероятно, это не только от надобности в сигаретах. Я второй день не употребляю таблетки, второй день забиваю на них, но чувствую себя ментально потрясающе. Мелькает мысль, что мне становиться хуже и мир вокруг меня разрушается только с их присутствия в моем организме. Ведь если так подумать, все пошло по одному месту, когда я начал их принимать. Я решаю не открывать оранжевую баночку и сегодня. К черту Орочимару и его показания. Я все еще не думаю, что он хороший врач. Купил диплом в переходе, деловой костюм в секонде и мнит себя профессионалом, проводя «сеансы» втридорога. Может, у меня и не наступало обострение, потому что и не должно быть? Отпустило, а он все представляет: как меня к себе затащить, да полапать. Если так подумать, я не был у него полгода и кто знает, что могло приключиться с моим ментальным здоровьем за такой длинный период. Сказать об этом опекуну я не в силах, ожидая, что он заставит меня выпить таблетки, да еще и при Сакуре, которой вообще не нужно знать, что я на них сижу. Не то, чтобы она стала говорить кому-то, но от расспросов не отмахнуться. Она обходит глазами мою комнату и взгляд останавливается на надписи на стене. — Почему ты написал это? Я почти ненавижу себя за то, что не стер надпись когда была возможность. Делаю вид, что не услышал вопроса, принимаясь к уборке стекол, когда Какаши стоит на улице с сигаретой в зубах и ломом вырывает деревянную раму. Козел. Так и знал, что он не сможет воздержаться, чтобы не покурить. Я даже хочу попросить одну затяжку, но заранее знаю, что он откажет мне. — Почему ты так сильно ненавидишь Итачи-сана? Сакура не может усмирить свое любопытство, прожигая взглядом стену. Я не могу сказать о том, что дурацкую надпись написал не я, а тот, о ком в ней говорится. Я не стал бы заниматься подобной херней, даже если бы мне заплатили. Я смотрю на надпись, поджимаю губы от мелкой, колотой дрожи по спине. Я не хочу думать об Итачи в такой прекрасный день. Не хочу думать о том, какой позор меня ожидает завтра и какие насмешки мне терпеть со стороны. Я, может, именно поэтому стараюсь занять себя всеми возможными способами, дабы не оставаться наедине с самим собой и своими чертовыми мыслями. Мне лишь хочется закатить глаза и попросить ее заткнуться и воздержаться от вопросов. Я бросаю резкий взгляд на Какаши, что по одной замерзшей позе, ожидал подобного вопроса. — Сакура… — Опекун вытаскивает сигарету с губ, держа ее большим и указательным пальцем в черной перчатке, наклоняется вперед на стремянке. Ей богу, сними черную футболку, включи «Satisfaction» и будет самое настоящее эротическое шоу. Я не могу сдержать мерзкой улыбочки, при виде того, как Какаши тщательно красуется и следит за каждым своим жестом. — Подай мне молоток. Умно. У Какаши в плане перевода тем, опыт куда большего моего. Он быстро меняет направление и Сакура, сама не ожидая принимается помогать ему, совершенно забыв о надписи. Вот и славно, а то еще одно слово и я бы воспользовался старым, добрым посылом. А что бы я сказал? Признался бы ей? Или как Наруто обвел вокруг пальца и вновь начал свои небылицы про маньяков? Теперь вся эта история мне кажется нереально смешной. Только вот, завтра будет не особо, ведь я уверен, что Наруто растрепал об этом всем еще вчера. А, должно-ли меня это волновать? Ну рассказал, и что? Я все равно никого из своих одноклассников не увижу через две недели. Разве что, я планировал выпускной отметить. Да и пусть, отмечу с Какаши. Тем более он как-то зарекался, что мы выпьем после получения аттестата вместе. А может и Сакуру с собой возьмем, кто знает. — Ты где там витаешь? — Слова Какаши сопровождаются тяжелыми ударами молотка по краям деревянной, белой рамы. Он меняет сигарету на новую, чем вызывает у меня раздраженный вздох. Я тоже хочу курить и кажется, все действия опекуна нацелены для моего личного издевательства. Знает же, что если ты зависим, трудно отказаться и приходится смотреть и облизываться от того, как сигарета меж его губ медленно тлеет. Какаши таким образом лишь платит мне за слова сказанные ранее. Ничего. Прорвемся. Всего день не курить, делов-то! Я продолжаю собирать стекла и стараться избегать привлекательного запаха, что касается самого кончика носа. Сакура ничего не говорит, как и обещала ранее помогает. Признаться, я никогда не представлял ее такой. В одежде опекуна и с веником в руках. Это все дико контрастирует с тем, какой я привык ее видеть в школе. По первому впечатлению можно сказать, что она довольно надменная, нередко с застывшей маской пафоса на лице. Но это только так кажется. Сакура — обычная, домашняя девчонка, которая не жалуется и не хнычет от бытовой работы. Может, это увидел и Какаши? Поэтому так прикипел к ней. Не думаю, что его привлек лишь ее, порой вульгарный и совершенно не подходящий ей, образ наивной и глупой девчонки. — Ну все. Готово. — Какаши трет острый подродок и открывает окно, проверяя петли и вставни. Без разницы, я все равно его заколочу как и предыдущее. Лучше бы пластиковое купил, да на него финансов не хватает. Он залезает обратно в квартиру и я ничего не говорю, когда опекун бесцеремонно встает на моей кровати, потягиваясь. Куда еще выше, если голова итак касается потолка? — Какаши-сан, вы такой сильный! — Восторженно говорит Сакура немного громче чем обычно. Все что мне остается, это прикрыть рот и подавить усмешку, при виде внезапного сметения опекуна. Я наблюдаю за всем со стороны и могу сказать, что мне дико нравится этот контраст на лице Какаши. Он хмыкает совсем осторожно, отворачивается, делая вид, что не заинтересован в ее комплиментах. Но от меня ничего не скрыть и ловлю эту секунду, всматриваясь как густо покраснело узкое лицо. Он спрыгивает с кровати, собирает инструменты. В целом, все закончилось довольно быстро. Пол чист, блестит новое окно, осталось поменять постельное белье и можно смело переселяться обратно. Да и надпись идиотскую закрасить, а то бьет прямо по глазам. Если бы не Какаши и не Сакура, то хрен знает сколько я бы времени провел на востановление комнаты. Но, а если так посудить, на диване в принципе можно пару месяцев было покантоваться. Все равно мне в этой комнате больше не жить через какой-то месяц. — Сакура, поставь чайник, пожалуйста. — Какаши снимает перчатки, отряхивая руки. Одноклассница ничего не говорит, коротко кивает и выходит из комнаты. Как только дверь за ней захлопывается, на меня сразу обрушился потолок и серые глаза опекуна, что гневом отражаются в моих собственных. Он подходит совсем близко, возвышаясь надо мной. Пристально смотрит и поджимает губы в тихом неодобрении. Мне становится смешно, что опекун пытается меня задавить одним своим видом. — Не думай, что тебе все сойдет с рук. Я ловлю легкую усмешку, стараясь вложить в позу как можно больше уверенности. — Пока сходит. Я не хочу нагнетать обстановку, но ответить просто не могу. Вроде, Какаши должен быть мне благодарен за подаренный шанс, а получается, что недоволен все ситуацией еще больше. Да что ему не нравится? Он придерживается образа учителя или просто боиться подступиться к ней? Сам же говорил о том, что мы почти совершеннолетние, а значит законом почти разрешено. Да и он не старый, чтобы не приударить за ней. Все мои слова, ничто иное как — насмешки и серьезно я так не думаю. Я решаю не провоцировать его своим язвительным видом, а дать шанс подступиться. — Если тебе интересно, то ее любимый фильм — «Красотка». — Я открываю дверь, оборачиваясь на раздраженный, но сдержанный прищур Какаши, что внутри себя, материт меня последними словами. — И он у нас есть на кассете. *** Я знал, что мои слова исполнят свое предназначение. Опекун сначала настаивал на том, чтобы отвести Сакуру домой, не говорил прямо, но аккуратно спрашивал. С такой жалобной интонацией, словно боялся, что она ответит положительно. Но, Харуно отмахивалась, говорила с улыбкой, что все нормально и что нет причин переживать. Весь день мы провели за тем, что драили свою квартиру. Кто знает, может Сакуре настолько понравится прибираться и вычищать весь этот хаос, что она и уходить не захочет. Для меня подобное поведение весьма загадочно. Как можно с таким энтузиазмом и трудолюбием убирать чужое пространство: оттирать въевшуюся жиром плитку над кухонным гарнитуром, мыть полы и протирать пыль на книжных полках в гостиной. Не то, чтобы мы ничего не делали... Я помогал, а Какаши все это время не сводил с Сакуры пристального взгляда, стараясь оставаться незамеченным. Ему было ужасно неловко, настолько, что он протягивает Сакуре довольно неплохую сумму, нелепо говоря о том, что заплатит за помощь. Денег она не взяла. Почти под ночь мы все были невероятно вымотанны проделанной работой. Сидя на диване в гостиной, я впервые почувствовал свежий воздух в помещении, без постороннего аккорда затхлой пыли, что годами скапливалась за старыми книгами. Даже телевизор оказался цветной, а я все это время думал что мы смотрит черно-белое кино. Как и ожидалось, Какаши решил взять мои слова на заметку и с самым невинным видом, сразу же предложил посмотреть именно «Красотку» сопровождая свои слова глупостью о том, что это его любимый фильм. Ага, как же! Вот ты и попался, теперь то точно не отвертишься. Вечер стоял поистине расслабляющий. Я решил не мешать голубкам, устроившись на чистом ковре с мелким ворсом и узором в ромбик, подложив под голову все подушки, что нашел в доме. Шторы закрыты настолько, что вечернее солнце не проникает в комнату. В руках кусок обещанной пиццы с грибами и ветчиной, а в телике старым переводом с помехами мелькает Джулия Робертс. Мне подобное кино не интересно, а Сакура, кажется, в настоящем восторге, впервые смотря свою романтику и вкушая всю атмосферу нашего с Какаши хобби. Ей пришлось по нраву и это самое главное. Какаши сидит с ней рядом, подпирая голову кулаком, отодвинувшись как можно дальше. Нет бы, момент поймал и воспользовался старым методом пикапа — зевнул и прижал к себе. Но, он не позволит себе настолько нахального действия. Меня все это нервирует. Честно. Я весь день думаю о том, как в моих руках окажется сигарета и легкие наполняются смогом серого дыма. Я чертовски хочу курить, настолько, что зубы сводит, а ногти скребут коленные чашечки. Нет, это просто вверх пытки и так продолжаться не может! Под предлогом, что мне нужен еще один хороший кусок пиццы, я вылетаю на кухню и вытерев жирные руки вафельным полотенцем, обыскиваю маленькую фарфоровую чашечку на наличие окурков. Какаши предусмотрительный, таскает полную пачку сигарет в кармане домашних спортивок и косо смотрит на меня, ухмыляясь от того, как меня всего трясет от никотиновой тяги. Ублюдок… Это он так отыгрывается на меня за разбитое окно, а может за мои слова, что я сказал дабы задеть его? Я не специально, может, я и не думаю так на самом деле… Просто, захотелось кольнуть, ответит еще более жестко. Я просто хочу чтобы Какаши поверил мне и только. Но, возможно я опять забываюсь и хочу слишком большего, чем имею. Бинго. На самом дне чашечки притаился один окурок, от которого можно поиметь две большие затяжки. Я снимаю тапки и становлюсь на подоконник, открываю форточку и бью по карманам. Сигарет нет, а вот огонек имеется. Я быстро подкуриваю и наслаждаюсь первой затяжкой за день. Прикрываю глаза от долгожданного экстаза и быстро краду губами еще одну, затягиваясь глубже. Дым проникает в самые легкие и я не сдерживаю блаженной улыбки. Ни с чем не сравнимое чувство настоящего кайфа. Такого быстрого и не достаточного. Огонь доходит до фильтра и сигарета гаснет. Я выбрасываю ее в окно и тихо матерюсь под нос. Может в магазин сходить и попросить сигареты в долг? Денег у меня нет, все последние финансы я вчера потратил на дорогущее такси до дома. Тогда, может как настоящий школьник пойти попрошайничать сигаретки у прохожих? Или в конце-концов настолько унизиться, что попросить Какаши дать мне хоть одну. Разжалобить его, или даже встать на колени… Нет, это уже перебор. Помянешь черта — явится. Какаши тихо заходит на кухню, прикрывает за собой двери и тихо смеется, положив руки крест на крест в своей излюбленной привычке. Я как дурак смотрю на него стоя на подоконнике прямо говоря о том, что не просто слушаю пение птиц. — Так я и думал. Я закатываю глаза. Какой проницательный однако. Спрыгиваю с подоконника и воздерживаюсь от колкости. Бью легконько себя по бокам и стараюсь вложить в свой голос максимум удрученности. Может прокатит и он сжалобиться. — Я не курил. — В нервозности я сдуваю с лица тонкую прядку волос, цокая языком, — Нечего курить. — Какая досада. — Паясничает Какаши и достает пачку сигарет с кармана. У меня как у наркомана все сводит внутри, а он в ответ лишь демонстративно — вычурно красуется, принимая специально пафосную позу: облокачиваясь на кухонную тумбу, расправляя широкие плечи. Достает зажигалку и подкуривает, не сводя с меня хитрых глаз. Ждет паскуда, когда я сломаюсь. И я ломаюсь с момента, когда тонкая струйка дыма специально задевает мое лицо. — Что ты хочешь? — Мой голос предательски дрожит, наливается усталостью. Мне больше не интересно тягаться с ним и проверять на прочность словно икеевскую кровать. Нет нужды или необходимости. Все итак ясно, чего Какаши от меня добивается, но я продолжаю перечислять: — Хочешь чтобы я на колени встал? Умолял дать мне сигарету, потому что нервы меня доконали? Пообещать тебе, в обмен на тяжку, поддерживать частоту в доме? — Сегодня тебе повезло. Сегодня. Но не завтра. Какаши говорит твердо с нажимом выделяя каждое предложение. Смотрит укоризненно, словно не рад компании в виде розоволосого субьекта любви. Я решаю не дотрагиваться до его чувств к Сакуре. Итак тошно, а напоминать об этом и тем более глумиться уже не впечатляет. Какаши снова тверд как камень, и я ощущаю как вязкая неприязнь медленно просачивается через крошечные дыры, наполняя маленькую кухню серым смрадом, что внешне похож на сигаретный дым. Настроение резко меняется и весь тот хваленый за день дух, выветривается через форточку. Опекун снова напоминает, что ничего не вечно и завтра меня ожидает нечто иного рода. Я же не думал, что мое хорошее состояние продлиться вечно? Это как скачок с трамплина в мерзкую, болотную тину, вяжущей реальности. Я не хочу думать о том, что завтра химия, не хочу думать, что у меня больше нет поддержки в виде Наруто. Какаши смотрит на меня безразлично и я думаю о том, что и тут я остался без его помощи. Мне ничего не остается, кроме как принять все факты, протяжно, почти болезненно вздохнуть с полным пониманием происходящего. Я знаю, что сегодня мне повезло и я, совершенно не знаю, повезет-ли и завтра… — Извини, что я сказал эти слова… Я говорю искренне, или же стараюсь обмануть его в очередной раз. Я не знаю, думаю ли я так на самом деле. Какаши для меня стал родным человеком с почти первого нашего знакомства. С первой и единственной помощи от взрослого, которую я дождался. Я не могу назвать его отцом. В моей голове все еще стоит силуэт моего родного и биологического отца. Язык не поворачивается назвать Какаши — папой. Потому что, таким образом я предам память о своем родном отце… Быть может, именно это меня всегда и останавливало. — Это было слишком жестоко. Я сказал не подумав. Я поворачиваюсь к окну всматриваясь в оранжевое небо заката. Наше молчание сопровождается гудением старого холодильника и коротких затяжек сигарет. Я сказал это не для того, чтобы разжалобить его. Я правда думаю, что в последнее время слишком много на меня навалилось, и я просто не выдержал. Сорвался как бешенный пес с цепи и наговорил лишнего. Меня уносит в черную воронку, а собственные мысли подводят. Я цепляюсь за каждого встречного и отчаянно жду помощи, а получаю лишь обвинения в ответ. — Все нормально… — Какаши тушит сигарету в форфоровой чашечке и подходит совсем близко. — Ты же знаешь, я не злюсь. Он кладет одну сигарету на подоконник и уходит, произнося перед дверью. — Возвращайся, как будешь готов. Опекун говорит совсем тихо, почти шепотом, закрывая за собой стеклянную дверь. Я беру сигарету и поджигая кончик глубоко затягиваюсь, поднимаю голову в потолок и закрываю глаза, медленно выдыхая горький дым. Усмехаюсь брошенной на последок фразе, словно сказанной с прямым намеком. Я не знаю, готов ли я...