Испытуемые

«Карты, удары, монеты»

В свои двадцать шесть Эйс выглядел на все тридцать пять и вылитым педофилом, но не собирался ничего менять в своей внешности — она подходила как и педофилам, так и азартным игрокам, а педагогом Эйс быть и не собирался. Так что был вполне доволен, иногда козыряя настороженным мамашам, безнравственно глазеющим на него, проходящего мимо. Тем более, что у него был любимый пиджак с большими карманами, прошедший с ним несколько городов и сотню игровых подвалов, не устаревающий — для него — до сих пор. И потрясающие тёмные очки, совершенно безрассудно выставленные на гаражной распрадаже за бесценок. Эйс любил свой стиль практически до нарциссизма и не собирался его менять. Пока, разумеется, не попал сюда, в этом богом проклятое место в лапы богом проклятой твари, где в первый же день постарел сразу — седые волосы же появяются в сорок пять? — на десять лет. Выслушал впоследствии скупые — и то выдавленные не по своей воле — извинения от грубого Дэвида Кинга и в ответ лишь хмыкнул, разглядывая маячившего неподалёку — и явно вслушивающегося в каждое слово — нервозного юношу в очках. Юноша — Дуайт — взгляды заметил и направил «к Клодетт», подлечить раны и объяснить суть. Клодетт — очень милая девушка, безаппеляционно сказавшая «нет» его почти всегда работающему флирту — оказалась медиком и устало пояснила, что они попали в ловушку и теперь зовуться «выжившими», участвуют в испытаниях и кормят Сущность — тварь, которая всё это затеяла. Что понятие боли и смерти здесь искажается до нельзя, а хромое, перешитое чудовище с бензопилой и молотком — не единственный маньяк, присутствующих у «паучихи» в арсенале. Эйс, всё это время разглядывающий седую прядь волос, ухмыльнулся, чтобы не завопить от возмущения и беспомощности. Шепнул «бывает» и встретил с лукавым прищуром настороженный взгляд. Отказался от успокоительного, потому что не нуждался в нём. Он был в порядке. По крайней мере, пока.

***

Места, в которых проходили испытания, Эйсу не нравились — мрачные, туманные, почти всегда отвратительно пахнущие. Он бы — кто сомневался — предпочёл той же свалке пестрящий неоном ночной клуб или подвал для карточных игр с полусломанной вывеской. Но такого в наличии не было, как и любого другого, что бы радовало выживших, постоянно — что физически, что эмоционально — выжатых, как лимон. Зато однажды попалось поместье Ямаоки. Красивое место в японском стиле, спокойствие которого Эйсу нравилось практически также, как и кричащая дерзость светящихся в темноте вывесок. И Эйс искренне наслаждался, уставший, потерявший львиную долю карточного азарта, осматривая умиротворяющие пейзажи во время починки генераторов. Пока, конечно, не раздались леденящие кровь крики. Не Дэвида на этот раз, оставшегося вместе с Дуайтом в лагере, хуже. Настолько, что — всегда собранная — Мэг Томас ошиблась и её короткая рыжая чёлка встала дыбом от удара током. И тогда они побежали. Мэг быстрее, потому что была спортсменкой, а Эйс махал руками на её попытки научить его хоть чему-нибудь спортивному. Он же сам медленнее, оглядываясь, пока не остановился, тщательно прислушиваясь к стуку собственного сердца. Юркнул в ближайший шкаф, когда где-то рядом громким хлопком отозвался генератор на чужую ошибку. И затаился. Потому что сердце билось уже где-то в ушах и грозилось вот-вот вырваться из груди. Эйс не знал, что его — их — ждёт. Потому что никто из встреченных убийц не рычал разьяренным зверем. Никто, черт возьми. А тот, чьи тяжёлые шаги сейчас слышаться неподалёку, рычал. И ещё как. Он приближался неумолимой погибелью, хоть Эйс уже успел — свыкнуться — привыкнуть, и с недавневного времени даже пытался разговорить несущих его на крюк убийц, опуская шутки или уговаривая на — ты меня отпускаешь, я тебе — фонарик — обмен. Тяжёлые шаги уже перекрывали стук сердца, и Эйс затаил дыхание, вглядываясь в щели шкафа. Нынешний убийца был огромен. Высок, широк в плечах и одет в ужасающую маску японского демона. Он тяжело дышал, остановившись в паре метров от Эйсова убежища. Осматривался. Эйс скрестил пальцы, понадеявшись на свою удачу, помогающую ему в большинстве случаев. И с трудом сдержал крик ужаса, когда большие — с полторы его головы — руки с грохотом распахнули дверцы шкафа. — Ямете кудасай. Только и сказал он, когда увидел уродливую красную маску.