Её зовут Маша, она любит Сашу...

Что не так с этим чёртовым декабрем?! Сбавляя обороты, стоит сказать, что это ещё самое что ни на есть уменьшительно-ласкательный эпитет в его адрес. Этот месяц даже начаться нормально не смог, что уж говорить о моментах, когда он к своей середине близится! Сначала начался неистовый снегопад. Маша такую «жесть», как сама же и выразилась, последний раз разве что в сорок первом году видела, когда сугробы почти с неё ростом навалило, отчего они с совсем ещё маленькими Даней и Дениской лопатами это чудо, с небес упавшее, вместе с москвичами разгребали. Вопрос на засыпку, ответить необходимо в течение пяти милисекунд: что же случилось, стоило выпасть первому, пускай и не в самом начале месяца ожидаемому, снегу? Радость жителей? Нет. Повсеместная подготовка к Новому Году? Близко, но тоже нет. Пробки? Бинго! Город встал. Причём случилось это настолько стремительно и неожиданно, что даже Маше поражение в неравном для себя бою признать пришлось. Во-первых, от пробок ужасно болит голова, а в тот день чемодан с Нурофеном, Анальгином и многими другими чудодейственными средствами, спасающими положение, она опрометчиво решилась оставить дома. Во-вторых, даже в момент, когда вернулась надежда на то, что до дома доехать она все же успеет и по прибытии незамедлительно выпьет таблетки две, а лучше все десять, пробка решила образоваться прямо напротив Кремля. Ладно, если бы как обычно, у поворота с Тверской на Театральную, или где-то во дворах у дюжин кафе и ЦДМ-а на Лубянке, так нет же! Прямо у самого спасительного поворота к дому, от которого их отделяли несчастные метров триста. Как была счастлива Маша, скулившая от раздирающей всю голову боли на заднем сидении малиновой Мазды, вцепившись обеими руками в несчастного Даню, который из благих намерений решил голову маме помассировать, поскольку при мигрени, говорят, помогает, а в итоге получил с десяток царапин на руках, из-за которых его теперь точно спрашивать будут, не пытается ли он навредить самому себе, не описать словами. Куда ещё более интересным был момент, как она на этом самом сидении оказалась. Завидев ужас, творящийся на дороге, Маша сначала решила, что ситуация ещё не настолько тяжёлая, как на каком-нибудь старом Ленинградском шоссе, где сегодня люди, наверное, с пяти утра на одном месте стоят, бедные, однако спустя полчаса, которые она, как самый настоящий герой, стойко просидела рядом с водителем, все амбиции улетели далеко прочь и растворились где-то в небе, или замёрзли, превратились в лед от «невероятной жары» в минус семнадцать, упали и разбились о ледяной асфальт, подобно её собственным надеждам оказаться дома, и Московская, сначала взглянув на карту и заметив там красную отметку пробок в десять баллов, а затем выдав что-то вроде: « — Если скоропостижно скончаюсь, не поминайте лихом и не выдавайте Кремлю номер моей банковской карты», уползла назад. Но вставшая столица села довольно быстро. Дорожные службы, наученные горьким опытом, свою роковую ошибку признали и спешно выехали чистить все улицы города от коварного снега. Хуже дела обстояли в столице северной. Там не справлялись даже дорожные службы. Снега нападало столько, что даже Невский — самая оживленная улица, а по совместительству и дорога, переходящая в шоссе, стала непреодолимым препятствием для автовладельцев. Машины просто отказывались ехать, прокручивали колёсами — и дело с концом, дескать: « — Это ты, хозяин, очень классно придумал, но ехать по такому я отказываюсь. Вот тебе надо — ты и езжай. А я не буду» Снегоуборочных машин оказалось мало. Денег, чтобы их купить — тоже. Губернатор Санкт-Петербурга Машу, честно говоря, уже достал. Доверие её (Сашино по совместительству) он утратил ещё на этапе ввода вопиющих ковидных ограничений двухлетней давности прямо следом за её мэром, а во время своего «восхождения» на пост Божьего помазанника, то есть главы города, сразу не понравился. А ведь предупреждала она мужа, что странный, скользкий тип этот человек, тяжело ему с ним будет, но мягкосердечный Саша в ответ лишь улыбнулся и пожал плечами, добавив что-то вроде: « — С тобой мне ничего не страшно, Машенька» и « — Чему быть, того не миновать» Ну-ну. Конечно, ему не страшно. Проблемы ведь она решает! Сколько денег вбухала Маша в карман этого негодяя (самый безобидный эпитет в его адрес) — считать не пересчитать. То у него метро не строится и поезда ломаются, то бордюры три года уже не меняли, то дворцы — сооружения, произведения искусства, над которым ещё Растрелли и Трезини во времена Имперские трудились, вдруг стали… Разваливаться. Как?! Боже, как? Что нужно было делать с дворцом, чтобы он начал разваливаться? Приезжать каждый раз под покровом ночи на огромном подъемнике с гигантским шаром и долбить, что есть силы, по мраморным стенам? Теперь проблема со снегом. Романову уже самому стыдно за своего губернатора, куда ещё хуже становится, когда деньги приходится из рук жены брать и ему передавать. Этому хорошо, в карман добычу положил — и дело с концом. А ему что? Как потом эти суммы отдавать? Квартиру в центре города продать? Город продать? Или натурой отдать? Боже, лучше уж натурой, для Маши не жалко… Это была только первая проблема! Вторая — ненавистные QR-коды. Закон об их введении в общественном транспорте России уже давно лежит на столе в думе и ждёт своего рассмотрения чиновниками, да сроки все пока оттягивают. Зато решили запустить так называемый пилотный проект ввода подобного безобразия в Татарстане. Каким же красивым трехэтажным матом олицетворяла в телефонном разговоре эти действия Камалия… Слово «уроды» было самым приемлемым и допустимым, чтобы не завяли уши. Но её тоже можно понять! Когда тебя насильно высаживают, вернее даже выпихивают из автобуса только за то, что у тебя пока сделан только один компонент прививки, и злосчастного квадратика с извилинами в твоём смартфоне ещё не появилось, не пускают в метро с криками: « — Нелюди антипрививочные!», и относятся как к отбросу общества, и тебе для того чтобы добраться на работу приходится сутками контролировать чат в Телеграмме, дабы найти хоть кого-то, кто может довезти тебя до места назначения — настроение просто прекрасное. Зилант даже с огромным плакатом на улицу выходила и вместе со своими жителями активно выступала против внедрения у себя в городе такого кошмара, который из людей кроликов подопытных делает. К слову, обычно тихая и пассивная во всех отношениях на региональных собраниях девушка кричала громче и злее всех. « — Ей Богу, если они только пойдут к тебе и заставят такое же внедрять — гони! Гони к чёртовой бабушке туда, откуда пришли, а пришли, сама знаешь, откуда! Я не позволю этим наглецам издеваться над собой, а к тебе вообще ни одного нахала не подпущу! Не ведись на них! Это всё провокация и наглейшая ложь! Не ведись, слышишь? Не вздумай, Маша!», — кричала прежде высоким, но теперь болезненно сиплым голосом в трубку девушка, задыхаясь от нехватки воздуха. И, наконец, проблема третья — новый штамм коронавируса. Если бы Московская устраивала соревнования на тему: «Кто первый угадает, получит конфетку», то победителю бы вместе с врученной сладостью надела бы на голову ведро. Её в принципе любое упоминания зловещего слова на букву «К» раздражает, а ребята из ЦФО уже между собой шутят и в диалоге используют прекрасное прозвище «Тот, кого нельзя называть», однако при Маше такими выражениями предпочитают не разбрасываться. Она — дама с характером, человек немножко нервный и самую малость вспыльчивый, а перспектива уйти с собрания со сломанным носом или смачным фонарём под глазом никого из шутников не радовала, поэтому в общении с Матушкой всея Руси использовали самое простое слово — пандемия. Начиналось всё не так плохо. Ну, выявили штамм новый в Африке, какая разница? Она за сотни километров оттуда, ей все равно быть должно. Но не могло всё быть настолько просто. Естественно, добрые люди сверху решились на героическую операцию по спасению граждан из эпицентра заразы и спешно привезли их в Москву. Как следствие, у всех десятерых выявлен ковид, у половины — эта новая гадость. Боже, ну почему?! За что?! Почему именно на её голову вечно падает подобная дрянь, и кашу, которую наверху варят, именно ей расхлебывать приходится, хотя она не то что пересоленная в пятнадцать раз, а вообще несъедобная?! Очень хотелось высказать всё в лицо. Красивое, нечто вроде: « — Бесите меня», или « — Да идите вы все нахрен», но культурное воспитание не позволяло. Культурное — не потому что Саша с ней живёт и Пушкина во сне цитирует, а потому что она — столица, и от лица Государства везде и перед всеми выступает. Да надоело уже, в самом деле! Все недовольны, все бесятся и бесят её саму: Маша, сделай то, Маша, поговори с тем-то, Маша, дай денег… Маша, Маша, Маша! Что ей, имя сменить, чтоб от неё отстали? Сколько можно, в конце концов?! Только и слышит, что что-то кому-то зачем-то и почему-то должна. Была у неё одна единственная в этом месяце радость — завершили строительство Большой кольцевой линии метро. Точнее, это должно было стать радостью: более миллиона жителей смогут получить быстрый доступ к местам работы и учёбы, для них станет куда удобнее и эффективнее передвижение по городу, и прочие вещи, которые всегда говорятся на подобных мероприятиях. Живущей на кольцевой Маше было абсолютно всё равно, что и где у неё там внутри открыли, однако порадоваться за собственных жителей, из-за которых она все ещё держится, а не бомбит свой же Кремль, чисто и искренне очень хотелось. И вот, пригласили её на торжественный технический запуск. Она пошла. Не дошла. Какой-то олух, явно будучи не то, что коренным, а потомственным жителем столицы, чьи родственники жили тут с самого её основания (не первого упоминания! Она злится, когда разделительная черта стирается), которого, судя по всему, приняли на работу минуту назад, её не узнал и решил не пускать. Она всё понять может. Да, выглядит не очень, и с первого взгляда на три шарфа, шапку с помпоном и белый пуховик в пол трудно понять, что стоящая девушка с золотыми волосами, из-под шапки вылетающими — и есть та самая Московская Мария Юрьевна. Но гнать её прочь, благим матом обсыпая… « — Да ты сам-то кем будешь, слышишь, ты?» Маша драться не любила и лишний раз на рожон не лезла, но это чучело после её фразы первое в атаку пошло, отчего пришлось вспомнить все прежде забытые после Ордынского владычества навыки ведения ближнего боя и как следует вмазать обидчику. Был бы здесь Президент, точно бы чёрный пояс по дзюдо ей распорядился выдать. Она даже каблуком в нос этому работничку метро успела дать. Балетная растяжка, не иначе. Ох, видели бы её остальные! Саше впору ею гордиться. К слову, на открытие она так и не пришла, лишь красная от бешенства и жара ушла домой, зачем-то взяв с собой строительную каску, которую в порыве битвы сбила с головы противника всё тем же каблуком. Декабрь — плохой месяц. Всё в этот период против неё! Даже собственное настроение. Сейчас она в своей любимой белоснежной пижамной кофточке и знаменитых на весь город Сашиных «Зенитовских» штанах, которые размера на три больше неё самой, лежит вниз головой на не менее любимом кресле, к которому интерес тоже как-то постепенно сходит на «нет», золотые локоны длинными волнами растеклись по полу, а мысль о том, чиста ли поверхность, как-то в голову не лезла даже не потому, что была жива уверенность в сознательности мужа, кому и было поручено перемыть всю квартиру, а просто из-за того, что было наплевать. Болтает ногами, то ли хвастаясь самой себе только постиранными носочками с авокадо, то ли пытаясь разогнать кровь для её скорейшего поступления в мозг, на котором лежала задача придумать хотя бы одну мысль, как вытерпеть всё творящееся безобразие, и смотрит в никуда. Всё достало. А те звуки из коридора напрягают ещё больше. Ладно, никаких лишних движений. Она уже немолода, голова ещё закружится, в обморок упадёт. Хорошо, Митя с Колей её не слышат, а то увезли бы обоих в больницу в приступе истерического смеха. Вторгшийся в её личное воздушное пространство Романов обстановку смягчил. Он тоже любил побесить, но то ли делал это как-то слишком умело, раз она рассудок сохраняла, придерживаясь постулата о том, что насилие — зло и не всегда выход, то ли она любила его слишком сильно, из-за чего фингал под глазом тот пока заработать не успел. — Пришёл по мою грешную черную душу? — бездумно, не спеша переводить взгляд. — Мои ресурсы истощены, тебе нечего с меня взять. — Ты с Ринчином переобщалась, — усмехается Саша. — Чего кверху ногами развалилась? — Я беременна морально. — Это как? Маша отвечает скептически. — Жду, пока мой мозг родит мысль, которая поможет мне понять, как пережить весь происходящий со мной беспредел. Романов сочувственно вздыхает. Сказать, что Маша не в настроении — не сказать ничего, но ведь с этим нужно что-то делать! А что именно? Цветы куплены, еда приготовлена ею же ещё вчера вечером, больше двух домашних животных не выдержит ни один из обитателей их квартиры… Варианты тают на глазах. Минуточку! Недавно же катки по всей Москве заливать начали! И многие из них готовы уже — ГУМ-каток и огромный на ВДНХ точно. Тем более, Даня давно звал их прокатиться… Маша любитель подобного вида развлечений — быть может, в этот раз её настроение сделает исключение для всей их семьи, и она с удовольствием согласится поехать с ними на коньках покататься? Саша, загоревшись прекрасной идеей, к креслу с висящей на нем женой подходит и, усевшись на корточки у самого его лица, легко целует её недовольный нос. — Душа моя, любовь всей жизни моей, свет очей моих, услада сердца моего… — Что. Даже не вопрос, а недовольно брошенное местоимение. — О… На последнее отозвалась, — улыбается. — Умираю от смеха, вызывайте скорую. — Поехали на коньках покатаемся? Вместо ответа — кривая гримаса, много и красноречиво говорящая о явном нежелании покидать пределы квартиры. — А если я скажу, что Даньку выписали, и он с нами поедет? — ненавязчиво качнув головой. Московская заметно оживилась, услышав приятную новость относительно состояния сына. Даню они не видели порядка двух недель, и за всё время этот гадюка не соизволил даже смс-ки написать о своём самочувствии… Но как-то уж слишком просто будет выглядеть простое её согласие! Что-то срочно надо выдумать такое…~ — Я поеду только при условии, что ты сам меня оденешь и потом на руках дотащишь до машины. Потом опустишь сиденье, а я положу ноги к лобовому и буду так лежать все сорок минут. Она не успевает сказать, что пошутила, потому что Саша шуток не понимает. Тот в одно движение поднимает её на руки и кладёт на кровать. Роется в шкафу в поисках тёплой и красивой одежды, потому что если та вдруг окажется недостаточной для того, чтобы можно было выйти и всем похвастаться своим социальным статусом, чья вышина больше Эльбруса, то Маша её попросту не наденет, а затем, когда подобающие вещи всё же находятся, начинает поочередно надевать их на жену, которая передумала размахивать руками в приступе ярости и решила покорно сдаться мужу, продолжая лежать на мягкой постели и смотреть в потолок, про себя отмечая, что всё происходящее — ужасно неприемлемо и стыдно, но сказать в силу апатии от горы выпитых из-за головной боли таблеток это не решаясь.

* * *

Находиться на руках у мужа и болтать ногами в такт его походки — занятие тоже весьма забавное и приятное. Все идут и мёрзнут, пытаясь скорее забежать в теплое метро или ближайший магазинчик, а тебя несут на ручках, ты и горя не знаешь. Хотя, знаешь, конечно — тебя по-прежнему все и всё раздражает, но как-то уже не так сильно. Кто знает, может, у этого месяца есть ещё малейший шанс хотя бы один день сделать нормальным? В машину Машу положили, как самую настоящую королеву. До конца опустили сиденье, уложили, словно ребятенка в люлечку, да ножки к лобовому стеклу подвинуть помогли, только бы она — царевна Несмеяна, не утруждалась. Она хотела даже улыбнуться, но тут же передумала. В конце концов, Саша сто тридцать шесть лет назад слишком спокойным и, как ей показалось, совершенно лишенным любви к жене голосом поздоровался с ней, когда она к нему в покои зашла. Так что подобные его действия она сочтет не более чем извинениями за грубейшее нарушение этических норм общения с её особой. Пока ехали на ВДНХ, скучно было до безумия. Саша за рулём, впереди себя смотрит, изредка на неё взгляд бросит и тепло ей улыбнётся. Потом Телеграмм включит и начнёт кружочки Коле записывать, о чем-то, одним им и известном, с ним говорить станет… А ей, видите ли, лежать и слушать их треплю надо! Очень интересно, а главное — крайне познавательно. Что за неуважение? Она же при них не разговаривает с Камалией по два часа на тему распродажи новых моделей айфона, верно? Нет, плохой пример… Ещё как разговаривает. Но не важно! Она девочка, ей можно. А им нельзя. Точка. Свободной рукой Саша щекотно трепал ей волосы, перебирая золотые пряди и наматывая их на палец и забавно оттягивая. Она уже хотела возмутиться и демонстративно дёрнуться, как вдруг из его телефона послышался свободный голос старшего брата. — Как там бублик? Поехали на ВДНХ уже? Маша гневный взгляд на прибор бросает, желая испепелить его на месте. Она же просила Колю не называть её так в присутствии других! Это, в конце концов, их обращение! Семейное, братско-сестринское… — Ага, — усмехнувшись, отвечает ему Романов и экран в её сторону поворачивает, демонстрируя собеседнику восхитительный вид, в коем она улеглась в машине. — Её Величество в своей царской позе, как и полагается. — Ты что, офонарел? — рукой махнула. — Удали! Удали, Саша, блин! — Ты на неё посмотри, какой пупсик лежит, — слышится из телефона, и Маша понимает, что это провал. Позор-то какой… Где-то слева от души захохотал Саша, дескать: « — Вот это — пупсик?!», на что Маша в ответ решительно толкнула того в плечо. — На дорогу смотри! Ржёт сидит, — надула губки и ручки на груди сложила, отвернувшись. — Даже поехать с ними никуда нормально нельзя! Рожи бесстыжие… Романов не ответил. Он ещё в жизни своей так не смеялся — до слез практически, да так, что дорогу едва видно было! Умеет же Маша, когда может… Только не очень вовремя. Он чуть в соседний Ниссан не въехал. Нечаянно.

* * *

Московская стоит на коньках и ждёт, пока Его Величество Александр Петрович наконец наденет на свою лопатищу сорок четвёртого размера подходящую пару и выйдет к ней на лёд. Даня уже восемнадцатый круг наматывает, пока она всё стоит (свою вину в том, что сама без мужа отказалась кататься, признавать категорически отказалась), а ведь ей, между прочим, холодно! И очень. Но не успевает она додумать ещё один какой-нибудь красивый эпитет, каким назовёт дражайшего супруга при встрече, как в неё внезапно прилетает… Сугроб. А следом за этим через бортик перелетает силуэт в пальто и удирает от неё на всех парах. — Мальчик, который выжил, пришёл умереть, да?! — вопит Маша на весь каток и, взбешенная таким поведением, летит за ним. Даня, стоя у ближайшего бортика, до которого только успел доехать, пополам согнулся от смеха. Хорошо, что матери на глаза не попался… Маша славится не только быстрым темпом жизни, но ещё и быстрыми ногами, поэтому догнать Ромпнова ей труда не составляет. Накинулась на несчастного, за грудки фактически схватила! Некоторые даже в устрашающем ожидании замерли, боясь того, что она с ним сделать может. — Ты-ы! Я убью тебя! Тут мороз минусовой, а он снегом кидается! Хочешь, чтобы я заболела, да?! Да?! Ну-у-у, я тебя сейча… Мпф! Саша пугать женой остальных не собирался. Да и снег был отвлекающим маневром. Перехватив инициативу в свои руки, целует её без малейшего намёка на приличие и чувство такта, и от жаркого прикосновения она, судя по судорожному вздоху, отлично согрелась. — Нахал… — шепчет, отстраняясь и восстанавливая дыхание. — Просто фирменный нахал! — Но тебе же понравилось, — ехидчинает. — А ты будто сам не видишь! — вернула шпильку. — И вообще, пошёл вон. Я обиделась на тебя! Она хмурится и отворачивается. Саша улыбается. Подъедет с одной стороны — та отвернется. С другой — тоже. — Ты сейчас засмеешься. — Нет! — Не нет, а да. Не дожидаясь ответа, он в одно движение поднимает жену на руки и кружит вокруг себя, заставляя её золотые волосы вихрем кружиться им в такт. — Саша! — визжит она. — Хватит! Голова закружится! — А говорила, не засмеешься… Он ставит её на ноги, и она почти падает на лёд!.. Но оказавшийся рядом Даня успешно ловит её под руки. — Вы мальчики, меня когда-нибудь точно с ума сведёте! — Но пока же не свели, — улыбается Саша. — Всё-таки с улыбкой ты правда очень милая, мамуль, — заявляет Даня и умиленно мигает лазурными глазами. — Улыбалась бы почаще, а… — Ох, с огнём играете, — головой качает и по-лисьи глазки тут же щурит. — Уговорили. Но только ради вас!