Меняя минуты

Ухватов скривился и сдавленно охнул, когда неожиданно для себя оказался вжатым в стену прихожей. Затылок и лопатки уперлись в твёрдую поверхность, вписались в светлые обои, а Андрей сумел боковым зрением уловить уперевшиеся в стену по обеим сторонам от головы руки — всегда сильные и крепкие, но сейчас ненапряженные и манящие донельзя. — Шибанов… — почти по-змеиному прошипел он, глядя на по-наглому улыбчивое лицо, которое находилось в преступной близости к его собственному. Совсем границ не видит — в самом деле: часики-то до начала рабочего дня тикают. Носом Миша пощекотал кожу на его виске, обдал её горячим дыханием, и, оттянув ворот куртки пальцами, принялся оставлясь дорожку невесомых поцелуев снизу вверх — от подбородка до ключиц, которые едва-едва выглядывали из-за темно-синей ткани. Он всегда был настойчивым до победного, но никогда не брал силой — это Андрей скорее из раза в раз сдавался и без неё. — Чего вам, Андрей Петрович? — случайный укус прямо над косточкой оказался болезненным и вызвал короткое «ойканье» со стороны следователя. — Не куксись, нам сегодня ещё вместе работать. Его руки резво переместились на бока Андрея, очертили силуэт от рёбер и соскользнули на бёдра — на такой вольный жест Ухватов в возмущении вцепился в чужие запястья, тут же на повышенных интонациях выкрикивая: — Шибанов! Что ты.! Миша рывком потянул Андрея на себя, обрывая дальнейшее сопротивление, что внутри него так и клубилось, норовя вот-вот выйти наружу целым эмоциональным шквалом. Он сейчас Шибанову бы и в рожу прописал для верности, но, видит Бог, вышло бы как-то непрофессионально. — И что я? От приятного соприкосновения тел и давления на пах по позвоночнику короткой судорогой пронеслось удовольствие — Андрей сделал глубокий вдох. Попытался тем самым изо всех сил сдержать полустон, что так и завис в горле. Миша выглядел до сведенных скул и чрезмерной слюны во рту притягательно. И Ухватов всё хотел ему поддаться, ведь от его близости в животе так мучительно-приятно теплело и тянуло, но… Было одно существенное «но», которое он добровольно укоренил в себе на ближайшее время. Андрей сам захотел играть в обиженное несуразное бревно, чтобы наиболее ярко продемонстрировать Шибанову всю глубину своего накопившегося недовольства — это решение, как и все прочие подобные, далось ему без особых сложностей: в плане обиды он вообще с трудностями никогда не сталкивался, зачастую даже лишние поводы для неё Ухватова находили раньше, чем он сам — их… Дни шли, а от поздно возвращавшегося домой Миши всё несло сыростью и слякотью, плохим настроением и глубоким недосыпом, спину обдавало холодом каждый раз, когда он в потемках укладывался на кровати рядом и тянул в объятия поближе. Пусть и скрепя сердце, но Ухватов с этим смириться смог — списал всё на специфику работы и признал, что сам такого Шибанова себе в партнеры выбрал. Вот уж кого-кого — а себя за принятые решения он осуждать не любил. Но в последнее время — что, вероятно, и выводило из себя Андрея больше всего — вместе с излишками негатива домой Шибанов тащил бесконечную череду критики в сторону его внезапно нарисовавшегося подчиненного — майора Раскольникова, прибывшего прямиком из города Сочи. Скорее всего, специально, чтобы стать причиной андреевого нервного срыва и лопнувшей аневризмы… Жора — по мнению, конечно, Миши — как-то не так одевался, неправильно обращался с табельным, неправильно игнорировал все устоявшиеся нормы, неправильно вёл себя как на выездах, так и в отделе… А ещё дышал и ел, должно быть, не менее неправильно — Андрей уже ничему не удивился бы. Единственное, что Шибанов великодушно Жоре позволил — стать тем еще мерзопакостным предметом для любого разговора. Майор у них в квартире уже как третий лишний житель поселился — настолько часто Миша поминал его недобрым словом. Андрея уже мутило не по-детски: будто бы они настолько часто с Шибановым виделись, что могли позволить себе тратить считанные часы времени вместе на обсуждение непонятного выскочки. Георгий Раскольников, что б его… Ухватов, как злобная собака, с цепи срывался стоило только отголоскам этого имени зазвучать в воздухе, он на подкорке заложил в него утробное рычание, а на Мишу — злился. С бараньим упорством отоспал всю ночь на самом краю кровати и цикличной тоской на душе — не выспался нихрена, правда, зато сохранил мнимую гордость и, вроде как, что-то Шибанову показал. Только тот, вроде как, ничего и не понял, поэтому и прилип с утра пораньше, как банный лист. Андрей со всей силой в руках оттолкнул Мишу в грудь от себя одним движением. А тот, шатнувшись к противоположной стене, похлопал своими светлыми глазами несколько секунд — непонимающе и ошалело. Андрею вмиг стало как-то неприятно холодно, но он, прикусив щеку изнутри, потянулся за портфелем. Отойдя от пережитой внезапности, Шибанов, раскинув руки в стороны, выкрикнул: — Да че случилось-то? Ты мне объяснишь или как? Андрей посмотрел на него, будто на недоумка чистой воды, попытавшись пригвоздить своим неоспоримым взглядом к месту, и с ноткой истерии в голосе выплюнул: — Меньше про своего Раскольникова вспоминай — и тогда не придется тебе, Шибанов, такие вопросы задавать! И хлопнул напоследок дверью так, что бедные петли затрещали, бросившись лить обиженные слёзы, а штукатурка в подъезде нервно колыхнулась. — Андрей! — успел громко позвать его Миша вслед, но было уже поздно — Ну и пошел ты. *** Шибанов весь извелся в непонятках и того, как его продинамили с утра пораньше, всё никак забыть не мог. Даже Юра осведомился о его состоянии, взглянув на нелицеприятно загруженный вид и напряженное лицо. Миша от него лишь отмахнулся — хоть целое скопище догадок и рисовалось весьма открыто. Кстати, о Брагине… в стенах их с Андреем квартиры его упоминание было чем-то вроде табу, за нарушение которого кара была немедленной и неминуемой — Мише хватило пары «выговоров», чтобы это понять. Но он отнесся к этому философски — так посудить, ему Брагина, впрочем-то, и на работе хватало, чего было ещё и дома о нём говорить. Да и тогда получалось бы поровну: Ухватов дома не заливал ему про своих друзей (плевать, что только потому, что у него таковых не имелось), а Миша ему — про своих. Равноправно, честно, взаимно — вроде бы… Но это с Юрой всё было кристально понятно — у Андрея с ним какие-то свои личные недомолвки имелись ещё с незапамятных времен, об этом только ленивые не знали. А вот чем Ухватову так Раскольников не угодил — было тем ещё вопросом. Это у Миши поводов Жору судить была целая куча, а Андрей… тот ведь и не видел его никогда, только от Шибанова во всех самых ярких красках слышал. Может, поэтому и взорвался так — потому что наслушался и сыт был по горло. А, может, ревновал? Дивная была, конечно, мысль, Миша даже прыснул в голос, но очень скоро в голове что-то щёлкнуло, и он померк, став ещё смурнее прежнего. — Миш, ты чего это? — испугался такого перепада Юра. Ревновал? — Не бери в голову, — пробубнил он, смотря куда-то мимо Брагина напротив, — я в норме. Да быть этого не может… *** Красочные картинки двух размазанных об асфальт убийц не вызвали в Мише никаких сверхъестественных эмоций — он узнал лица и поторопился блеснуть своими знаниями об их прошлогодних деяниях. И если Игнатьев на это лишь заинтересованно хмыкнул, то Андрей в выражениях не постеснялся совсем: — Плохо работаете, Шибанов. От этого осуждающего тона Миша чуток подвыпал. — Это почему это? — А что мешало их в прошлом году задержать? Вопрос-то, признаться, был пусть и грубым, зато справедливым, но и на него оправдание у Шибанова нашлось: над скудностью доступной информации он был не властен, ровно как и над территориальными границами государств. От греха подальше он решил сместить фокус на другую тему: — А кто их так, понять не могу? — Гражданка Литвинова, Елена Александровна, — объяснил Игнатьев, — бизнесвумен из Москвы. Отпадной она была женщиной, наверное — вон как без особых мук совести двух вооруженных мужиков завалила в акте самозащиты. Мише даже кофе, которого Литвинова случайно лишила его возле дверей комитета, стало не жаль. — Ну так, что от меня-то требуется? — он позволил себе немного пошутить: — Я так понимаю, этих гавриков-то искать уже не надо, да? Ухватов угукнул, не выглядя впечатлённым: спасибо, что не прокомментировал никак — а то мог бы. — Надо установить заказчика. Да уж, вот ещё работки привалило… Шибанов собирался посетовать на тяжесть жизни и внутренне пожалеть себя, но Игнатьев вмешался с новым вбросом информации, касающейся Литвиновой. Её конфликт по поводу торгового центра, Лентяй-Лутаков, его причастность к прошлогодней истории с водочным заводиком… Пазл в голове Миши сложился, и всё встало на свои места — «работка» вмиг перестала казаться такой отягщающей. — Ну, — заключил Андрей, раскинув запястья на столе, — вот тебе и карты в руки. — Андрей Петрович, почему сразу я-то? — он едва ли не с мольбой на него взглянул, в надежде, что характер их межличностных нерабочих отношений с Ухватовым, сгладит такой упертый настрой. — У нас в управе старший по оргпреступности — Лёша Королёв. Я-то здесь причём? — Вот оба и войдете… — утвердил он неоспоримо, совершенно на мишины взгляды сейчас не падкий, — в состав следственной группы. Хотелось по столу со всей силы треснуть и дерзнуть чего-нибудь эдакого в ответ, но Миша не стал. Правда, захотелось снова, когда голос снова подал Игнатьев со своего места: — Да, Миш, — невоодушевляюще прозвучало начало, — у меня к тебе просьба… — Да-да, утро перестаёт быть томным… — пару часов назад в одной прихожей уже перестало. — Ну! — Слушай, ты бы присмотрел за девушкой, чтобы с ней больше ничего не случилось… Миша от этого все слова растерял: чего-чего ему предлагали? Он исподлобья глянул на Андрея, ища молчаливой поддержки. — Я стесняюсь спросить, а что это за такие следственные действия-то: присмотреть? Ухватов его собачьи глазки проигнорировал со всей начальничьей суровостью и Игнатьеву только поддакнул, не совсем соглашаясь, но и прямо его предложения не отвергая. С каких пор Андрей вообще поддерживал сомнительные инициативы? Какая собака его укусила? Неужели весь этот цирк из-за Раскольникова? Из-за того, что Миша никак не мог сдержать своего — между прочим, вполне оправданного — негодования в его сторону? Показушник хренов. И ревнующая обиженка. В кресло бы его вжать да потребовать изложить объяснения от и до… — А-а-а, — протянул Миша, своё расстройство проглатывая, — понятно. — Я рад, что вам всё понятно, Михаил Владимирович, — Ухватов неестественно растянул губы в улыбке — показушно-обходительной, обманчиво-дружелюбной, за ней столько всего пряталось. — Не задерживаю. А Миша задерживаться здесь больше не пожелал и сам: поделился плохим настроением, высказав Игнатьеву целую угрозу, между делом обозвал весь их отдел самой настоящей «преисподней» — почти дорвался до того, чтобы окрестить Ухватова «дьяволом», сидящим в его главе, но побоялся, что не успеет увернуться, если ему в спину что-нибудь полетит. Не хватало ещё уходить с позором. — …ну, вернее я сто процентов что-то напутал, но я прошу прощения заранее, ради бога, извините. Никогда ещё он не покидал это здание так сумбурно и целенаправленно… *** На ночь глядя Ухватову страшно не спалось — он был подкошен сегодняшним днём и выбит из колеи поведением Миши. Знал, что сам нарывался, что сам всё это устроил — но не собирался сдавать назад, хоть без теплоты за спиной было чертовски пусто. Шибанов ведь мог своими силами понять, что сделал не так — и извиниться вдобавок, ведь это именно он фантомно притащил к ним домой заразу-Раскольникова, занявшего все его мысли. Дверной замок щёлкнул, и за копошением в холле послышались мерные шаги в сторону спальни. Андрей закрыл глаза, перехватил поудобнее одеяло и дождался, когда Миша привычным образом уляжется рядом. Прогнувшаяся на второй половине кровать ощущалась правильно. Но на этот раз всё получалось как-то иначе: вроде и Шибанов вернулся, как всегда, поздно, как всегда, уставший и сердитый, не доспавший достаточного количества часов, но сейчас от него несло не Питерской зимой, а духами — терпкими и сладкими, женскими. Скорее всего, принадлежавшими Литвиновой — ведь сегодня Ухватов самолично отправил Мишу прямо к ней. Но здравый смысл над разумом засыпавшего Андрея был совершенно не властен, поэтому только резкое падение в темноту сна не позволило ему высказать лишнего…

13.10.2023