Меняя минуты

Когда Иван Петрович предлагает включить в состав следственной группы полковника Брагина из Санкт-Петербурга, это предложение не несёт в себе никакого скрытого подтекста. Юрий Иванович — отличный следователь: на это указывают его успехи, об этом говорят люди, которые сталкиваются с ним по долгу службы или по воле случая, так считает и сам Рубайло — и на своё мнение он опирается, конечно, гораздо больше, чем на чье-либо ещё. Предложение обрастает подтекстом немного позже, в тот момент, когда Иван Петрович остаётся наедине с самим собой. На дисплее высвечивается немного за двадцать один ноль-ноль, а за окном вовсю опускается вечер, огораживая не по-ночному светлое небо облаками. Рубайло отстранённо перебирает разложенные по всему периметру рабочего места бумаги и совершенно не обращает внимания на заложенную в них информацию. Слитный текст превращается в простой набор бессмысленных букв, стоящий стеной перед глазами, а желание попрятать папочки по полочкам и уехать домой, предварительно закрыв кабинет ключиком, смешивается с предвкушением — ожиданием завтрашнего дня. Оно приятно-нервной судорогой пробегает по телу, волнами мурашек распространяется от груди до всех конечностей — и Иван Петрович с сильным нажимом трёт щёки ладонями, говоря себе «нельзя». Говоря, что в данный момент есть вопрос, стоящий наиболее остро, — такой, который требует всех ста процентов внимания и не даёт права распыляться на что-то другое. Этот вопрос точно не начинается с большой буквы Б и не отмечается в документах инициалами Ю. И. Рубайло итак не смотрит на календарь, отсчитывая недели, не перечеркивает красными крестиками дни, прошедшие с последней встречи — только иногда с тоской мысленно прикидывает их количество и пытается отогнать настойчивое чувство, переключившись на работу и погрузившись в дела по самую макушку. А следом за этим чувством неизменно пытается прогнать из головы Брагина (и порой жалеет, что его удел — прогонять Юру только оттуда: большего не позволено, меньшего — не хочется). Пытаться-то пытается — разумеется, другое дело — то, насколько успешными оказываются попытки. И ответ всегда подразумевает отрицательную частицу или приставку «не». Юра для Ивана Петровича всё равно что ветер, который дует с севера и непременно долетает до своей цели: с толку сдувает сбивает и мысли разносит в разные стороны, как холодный порыв жёлтые листья. Рубайло закидывает стопку папок в выдвижную полку и складывает руки на стол, собирая пальцы в замок. Он клянётся себе, что участие Брагина в расследовании целесообразно именно из-за наличия у него опыта, хороших ценных мозгов, цепкого внимания и… Что он делает не так? Юра — он вообще здесь не при чем, он всё делает так, как надо, в силу своих возможностей и порой сверх меры. А вот Рубайло — что? *** Рубайло близок к тому, чтобы рваться встречать Юру самостоятельно. У него руки чешутся и, кажется, не только они — навязчивое желание отзывается в теле непрекращающимся и несильным зудом где-то под кожей в районе груди. Единственное, что стоит между ним и набранным в навигаторе адресом аэропорта — звонок генерала, который как гром среди ясно-голубого неба обрушивается на Ивана Петровича в машине и окончательно решает его маршрут. С одной стороны, Рубайло генералу за предотвращение не совсем обдуманных действий благодарен безумно, а с другой… Смысла в комитете от него в это утро — ноль, медленно переходящий в число со знаком минус. До этого он не спит почти всю ночь — бесконечно ворочается и скрипит кроватью, под одеялом ему становится жарко, без одеяла — холодно от зябкого ночного воздуха из открытой форточки. Хорошо, что жены дома нет, иначе пришлось бы, показательно смотря ей в глаза, оправдываться завалами на работе и делами насущными. Хотя, может, с ней было бы лучше — Рубайло внутренне винил бы себя за ложь и концентрировался на ней, а не на Брагине. *** Рубайло на пути к кабинету старается вести себя сдержанно — упорно требует этого сам от себя, присекая любые попытки начать крутиться вокруг Брагина — как Ио вокруг Юпитера, как вор вокруг банкомата, как древний человек вокруг огня, как ястреб вокруг добычи, как… что за бред вообще? Иван Петрович резко трясёт головой, прогоняя из неё скопище нелепых сравнений. — Как добрались, Юрий Иванович? — спрашивает он совершенно искренне, стараясь придать тону своего голоса менее откровенную заинтересованность. В ответ Юра выдаёт на усталом выдохе: — Слава богу. — Очень хорошо. — кивает его словам Рубайло. — В гостинице что? Как номер? Возможно, в следующий раз (если этот следующий раз будет) Иван Петрович позовёт Брагина к себе домой на пару ночей. В целях исключительно рабочих, разумеется. *** Рубайло восхищается — про себя и безмолвно, без любых внешних выражений. Расследование даёт мало поводов для радости, но он распаляется и во всех подробностях озвучивает все известные детали, подкрепляя слова фотографиями и документацией. Делает незначительные паузы между фразами не только для того, чтобы позволить Юре разложить полученную информацию в голове по полочкам, но и для того, чтобы позволить себе лишний раз бросить взгляд на его задумчиво-хмурые брови. Брагину не нужно даже кивать — Иван Петрович и без этого в глазах его видит понимание и крутящиеся шестерёнки мыслей. Это побуждает говорить ещё. И, опять же — заставляет восхищаться. — Я тебе могу чем-то помочь? — интересуется на всякий случай, отмечая, что готов дать Брагину всё, о чем тот попросит. — А чем тут поможешь… Кофе если только побольше. Чтож, кофе — так кофе. *** Рубайло испытывает странные ощущения, когда Брагин срывается в Петербург, толком не объясняя зачем. Ему кажется, что Юра — как песок и как время — утекает сквозь пальцы, хотя просто, как и говорит, отлучается ненадолго — и не бесцельно даже. Иван Петрович понимает, что от расследования тот вряд ли куда-то денется — если только семейные дела не внесут свои коррективы. Семейные. До нервного «ха-ха-ха». У него есть семья, Рубайло. И у тебя кстати — тоже. Иван Петрович роняет голову на стол и выключает телефон с открытым на экране чатом. *** Рубайло хочет улыбнуться и отбросить из рук совсем неважные в моменте бумаги. — Доброе утро, — произносит Юра, появляясь в кабинете с самого начала рабочего дня. Он смотрит приветливо, но не выглядит слишком воодушевленным и радостным: под глазами начинают синеть мешки, и Рубайло честно ждёт от Юры любого знака, который в полной (или частичной) мере продемонстрирует его усталость, но не дожидается — работать Брагин готов (и не только потому что выбором особо не располагает). — Привет, Юра, — Иван Петрович бросает приветствие в ответ и тут же спешит озвучить дальнейшие планы. — Сейчас заскочим в гостиницу за вещами и сразу в аэропорт. — Хорошо… — не может возразить Брагин. Незаконченность фразы прослеживается в её интонации — на это Рубайло с интересом приподнимает голову, к небольшому удивлению замечая на лице Юры нерешительность. Иван Петрович даёт ему время, старательно делает вид, будто задерживает внимание на чем-то другом, и тогда Брагин быстро выдает: — Помните Мишу Шибанова из Петербурга? Вопрос — в лоб. Вопрос, честно признаться, — риторический. Рубайло понимает, к чему Юра клонит, но всё равно уточняет: — Да, конечно, а в чем дело? Наверное, дело у них (среди этих «них» Ивану Петровичу не находится места) — тоже из разряда сугубо семейных.

16.10.2023