Double-edged

Двенадцать лет назад... Тук-тук-тук.       Вокс прибыл так быстро, как только мог; дороги уже опустели, учитывая столь позднее время. Его измотанная, уставшая лошадь пыхтела несколькими шагами позади, когда он поднял кулак, чтобы постучать во второй раз. Тук-тук-ТУК-ТУК! — Да иду я, иду, — он услышал приглушённое бормотание Аластора за дверью. Он явно не осознавал всей срочности. ТУК-ТУК-       Аластор распахнул дверь, одетый только в длинную белую тунику и нижнее бельё, на его кудрявых волосах сформировалось гнездо после сна. Он держал железный подсвечник в руке, его раздражённый хмурый вид был хорошо виден в свете свечей. — Кто бл-, — начал было Аластор взбешённо, но следом оборвал себя. — Вокс? Что такое?       Вокс был уверен, что выглядел просто ужасно: его трясло, словно он только что пробежал марафон, а по лицу стекал пот. Он никогда не седлал свою лошадь так быстро и не проделывал путь от своего дома до дома Аластора за такое короткое время. — Ал, они поменяли время истребления.       Вокс едва верил сам себе. Император был подлой сволочью, давая добро на проведение истребления намного раньше за спинами Сенаторов. — На какое? — спросил Аластор, ужас в его раскрытых, тёмных глазах подтверждал, что он подозревал, какой последует ответ.       Вокс знал, что мать Аластора была сегодня вечером там, на отшибах города. Они оба предупредили её, что ей стоило попридержать филантропические благотворения, пока не пройдёт истребление, но она упрямилась. — Час назад. — Блять! — Она нас двоих потянет, — сказал Вокс, уже подбегая к своей лошади. Аластор потушил свечу и кинул на землю, а сам бросился следом, наплевав на обувь и всё остальное.       Они скакали галопом при мягком свете масляных ламп в тишине, нарушаемой лишь ритмичным стуком копыт по мощёным улицам. Приближаясь к краю города, улицы стали грязнее, ламп стало меньше и реже, пока их свет совершенно не пропал, и дорога освещалась только полной луной. Именно в этой темноте можно было различить больше звуков — плач, скорбные вопли людей, находящих своих близких и любимых, мучительные стоны тех, кто находился на волоске от смерти. Вокс попытался абстрагироваться.       На окраине города в основном были инсулы — многоэтажные каменные здания без водопровода и пышных внутренних двориков. Обычно там и тут горел свет из окон — любезность ночных сов и страдающих бессонницей — огонёк масляных ламп или свечей дрожал этажами выше, похожий на разбросанные звёзды по ночному небу. Но в этот вечер всё было скрыто тьмой.       Вокс вёл лошадь к месту, которое знал настолько хорошо, что мог бы добраться до него самой поздней ночью в сплошной темноте, — старый дом Аластора. Мать Аластора ухаживала за местечком, используя его как базу для её деятельности, пока она находилась в районе. Как только они приблизились к дому, хватка Аластора на талии Вокса лишь усилилась.       Волнение пожирало внутренности Вокса, а ужас растлевался тяжёлым весом в его животе. Пару слезинок, проступающих в уголках глаз, были подхвачены ветром и унесены вдаль. Видя силуэты тел, разбросанных по обочине дороги, и слыша крики оставшихся вживых, — всё казалось таким реальным. Вокс был рад, что было темно, потому что он не мог видеть кровавое месиво вокруг.       Мать Аластора стала значить так много для Вокса за столько лет — он считал её чуть ли не своей второй мамой, к большому огорчению его собственной семьи. И она была для Аластора всем — потеря её сломает его, и если Вокс когда-либо станет свидетелем сего, его мир тоже рухнет.       Он потянул поводья, и Аластор соскользнул с лошади ещё до того, как она остановилась.       Маленькая однокомнатная квартирка находилась на третьем этаже, и Аластор исчез на лестничном проёме, пока Вокс привязывал лошадь к столбу.       Побежав следом, Вокс споткнулся и остановился на полпути второго пролёта, когда чья-то рука схватила за подол его тоги. — Эм... Здравствуйте, мадам. Пожалуйста, отпустите- — Они убили моих детей. Почему они оставили меня в живых? — проклятая женщина взглянула на него своими пустыми красными глазами, её голос звучал отстранённо. И Вокс испуганно осознал, что два комка, лежащих на её коленях, были головы. Без тел. Вокс ощутил, как подступила тошнота, и он отвернулся, когда его желудок скрутило. — Ты! — она ахнула, пресловутый огонь снова загорелся в её глазах, когда её пальцы стиснули фиолетовую полоску, отделывающую его тогу. — Ты это сделал! Вы, высокородные, все до единого мрази! Бездушные!! ВЫ УБИЛИ МОИХ ДЕТЕЙ! — Я-я голосовал против! — Вокс запаниковал, выхватывая ткань из её хватки. От движения она дёрнулась, и головы повалились с её колен, покатившись вниз по лестнице, вызывая очередной вопль, когда та пустилась по ступенькам вдогонку. — Боже... Блять, — прошипел Вокс, склоняясь; вино, которое он выпил в тот вечер, прежде чем всё пошло крахом, вырвалось из его рта. Он протёр губы рукавом и выпрямился, встречаясь лицом к лицу с Аластором. — Её здесь нет, к лошади, — Аластор пробежал мимо него, и Вокс слепо двинулся за ним, всё ещё пошатываясь.       Аластор не удостоил ревущей женщине у подножия лестницы даже короткого взгляда в её сторону, отвязывая привязь и запрыгивая на седло.       Распростёртая на земле, мать качала головы детей на руках, её бледная тога была запятнана, как фартук мясника, а её напевание "мои детки, мои детки" звучало в ушах Вокса как безумный звон ветра. Жалобный стон эхом отразился от каменных стен, неотвратимый реквием, который, казалось, доносился отовсюду одновременно. Вокс замедлил шаг, проходя мимо неё, и уставился на женщину, ужас происходящего заставлял кровь застывать в жилах, и он понял, что не может больше шелохнуться. — Вокс! — нетерпеливо крикнул Аластор, протягивая руку. Вокс вышел из оцепенения и пришёл в движение, на этот раз позволяя Аластору сесть за поводья.       Он годами подозревал, что Аластор был в какой-то степени социопатом — и отсутствие какой-либо реакции на творящееся кровавое месиво вокруг лишь подтверждало его догадку. Его стремление найти свою мать было его единственным приоритетом, и никакое количество крови или страданий не могло заставить его остановиться. — Чёрт побери, — пробормотал Вокс, когда Аластор подстегнул лошадь. Уиллоу была хорошей лошадкой, но белая кобыла постепенно замедлялась, переутомлённая дополнительным весом второго всадника.       Вокс прижался лбом меж лопаток Аластора, его голова билась об его спину в такт с каждым шагом. Тепло, исходящее от его друга, успокаивало Вокса, хоть и этот же друг был холоден как ледышка в других смыслах. — Соседи живы, сказали, что моя мама рассказывала о помощи одной семье, живущей над магазином Рози, — объяснил Аластор, пытаясь и тут же терпя неудачу убедить лошадь бежать быстрее. Сделав ещё несколько скачков, она полностью остановилась, раздражённо фыркнув. — Она уже много вместе с нами двоими пробежала за сегодня, — отозвался Вокс, когда на недовольное цоканье Аластора лошадь топнула и мотнула головой в знак сопротивления. — От Рози где-то полкилометра ведь? Я могу пойти пешком. Посмотрим, побежит ли она с такой тощей сволочью, как ты.       Вокс слез, и лошадь помчала рысью. А Аластор даже не оглянулся на него.       Несколько минут спустя, уже прокляв каждое ему известное божество, Вокс прибыл к месту назначения. Он склонился, хватаясь за колени и задыхаясь.       Масляная лампа всё ещё горела под сбитой табличкой с надписью "Магазинчик Рози", написанной жирным красным курсивом. — Мне нужно, — вздох. — Больше заниматься, — пыхтел Вокс.       Магазин Рози по меркам улицы был самой большой инсулой, и, теоретически, мать Аластора находилась в одной из многочисленных квартир, расположенных сверху. Днём здесь было оживлённое кафе и магазинчик всякого барахла, хотя большинство приходило к самой Рози.       Рози была старой женщиной — хотя и неизвестно насколько старой, ведь проклятые жили неестественно долго. Она была бы похожа на человека, если бы не её чёрные, словно пустота, глаза. Вокс заметил её, ставя миску с водой для своей измученной жаждой лошади. Та одобрительно заржала. — Вокс! Вокс, это ты? — Рози замахала утончённой рукой в перчатке, подзывая к ближайшей лестнице. — Он на втором этаже, первая дверь справа!       Подчёрпывая энергию только из силы воли, Вокс преодолел лестничный пролёт и оказался на общем балконе, который соединял входы в каждый блок. Дверь оставили открытой, как и многие другие от последствий истребления, — некоторые из них сорвались с петель, преграждая путь дальше.       Луна как нельзя лучше освещала комнату, серебристый свет падал прямо в прямоугольное отверстие. Вокса встретило несколько силуэтов — тело, неестественно согнутое на подлокотнике кресла. В углу скорчилось тело поменьше. Аластор, сидящий на коленях, и тело, распростёртое перед ним. Тишина. Нет.       Вокс кинулся к нему, вздрагивая от всплеска влаги, что попала ему на лодыжку. Кровь.       Он опустился рядом с Аластором и едва смог заставить себя посмотреть на женщину, которую так ласково называл мамой.       Она не дышала, её кожа необычно бледная. Вокс приложил два пальца к её горлу, надавливая на сонную артерию, чтобы прощупать пульс.       Ничего. Аластор уставился перед собой как в трансе.       Затем заскрипела дверь. — Упс, как-то неловко вышло.       И Аластор, и Вокс дрогнули и обернулись на звук. Там, в дверном проёме, разделяющем эту комнату от следующей, стоял огромный мужчина, одетый в доспехи Империи Священных Небес, свет от свечек падал на него сзади. Его впечатляющий шлем был украшен двумя загнутыми назад рогами с золотыми наконечниками, которые задевали потолок. Проницательные золотистые глаза метались между ними.       Ни у Аластора, ни у Вокса не было с собой даже подобия ножа. Им пиздец. — Я почуял кое-что вкусненькое, поэтому решил взять короткий перерыв, — солдат сунул финик с медовой начинкой и орехами себе в рот. — Знаете, от всех этих убийств так хочется поесть.       Он рассмеялся с забитым ртом, и кусочек орешка выпал с его причмокивающих губ, прилипая к небольшой бородке.       Аластор наблюдал за солдатом со зловещим спокойствием, а Вокс съёжился рядом с ним. Такая беспечная манера общения ничуть не успокоила его подступающий страх.       Солдат ткнул в сторону Аластора и его матери. — Чел, ты её прям только что упустил. Ты должно быть этот... Алекс? Может, Альбус. — Аластор, — бесстрастно отозвался он. — А-а, да, точняк. Она всё продолжала кричать твоё имя, всё никак не могла заткнуться. Что с неё взять, женщина.       Пальцы Аластора дёрнулись.       Рука незнакомца опустилась, и он угрожающе похлопал по рукояти светящегося топора, висевшего у него на поясе. Его взгляд скользнул к Воксу. — О-о, у тебя та фиолетовая хрень на тоге. Вы не должны быть здесь, Сенатор. — Тебе стоит уйти, — произнёс Вокс, откашливаясь, наконец обретая дар речи. Ему нужно было держать себя в руках.       Улыбка незнакомца стала острее. — А знаешь, ты прав. Не могу оставить всё веселье своим девчонкам! Хотя эти финики... — он замолчал, слизывая мёд с пальцев с выразительным стоном. — Твоя мама пиздецки хорошо готовит, отдаю ей должное. Какая потеря. — Твоё имя? — спросил Аластор, подозрительно спокойный. Вокс глянул на него краем глаза, молясь, чтобы тот не лез на рожон. Аластор не моргая уставился на свои пропитанные кровью ладони. — Адам. Самый большущий член Империи, если тебе любопытно, — Адам подмигнул и шагнул мимо них, предположительно собираясь уходить. — Адам, — Аластор медленно произнёс его имя себе под нос, словно опробывая его на вкус, навсегда запечатлевая в своей памяти. Он поднялся, переводя взгляд со своих рук на спину благословлённого солдата, собирающегося уходить. — Я тебя, блять, ПРИКОНЧУ!       Отстранённый монотонный голос Аластора перерос в громкий крик, и Вокс понял его намерения слишком поздно. Руки Вокса обхватили воздух, когда он потянулся к Аластору. — Ал, нет!

***

      Позже Аластор бы признался сам себе, что кинуться всем телом на благословлённого в доспехах и с топором было не самым стратегически умным решением, но, если быть честным, он мыслил не совсем рассудительно в тот момент.       Со скоростью вне понимания Аластора Адам схватил оружие и полоснул его по груди.       Даже подпитываемый неизвестными ему ранее адреналином и злостью, от удара он повалился на колени, его белая туника тут же окрасилась огромным тёмно-красным пятном. Такая же рана, как и у его матери.       Аластор схватился за грудь с мучительным воплем, измученный звук был вызван скорее не жгучей болью от раны, а его неспособностью даже прикоснуться к этому человеку, который только что лишил жизни его единственную бескорыстную любовь, которую он когда-либо знал.       Вокс пришёл на защиту Аластора, как только его колени коснулись пола, и встал как преграда между ними. — Он Сенатор! Ты не можешь его убить! — завопил Вокс, протягивая руки в стороны, словно пытаясь его защитить.       Адам убрал топор с широкой улыбкой на лице. Эта мразь. — Упс. Рука соскользнула. Самозащита, если кто спросит. Эта мразь!       Аластор наблюдал, не в силах заставить своё тело двинуться, как два огромных золотых крыла распахнулись за спиной Адама. Закрыв собой лунный свет, его тень упала на Аластора и его мать, когда его собственный силуэт, казалось, сиял божественной аурой.       Адам оглянулся через плечо, его глаза сияли тем же слабым, ангельским светом. Его взгляд встретился со взглядом Аластора. Он усмехнулся.       С яростным криком Аластор каким-то образом нашёл в себе силы в последний раз рвануться вперёд, вскакивая на ноги и бросаясь к дверному проёму. — Покеда, сучки.       Адам взлетел с балкона, исчезая в тени ночи. Аластор даже близко не подобрался, даже не прошёл мимо Вокса и тут же повалился после пары шагов. Мир перед глазами превратился в кашу.       Внезапно он понял, что ему тяжело дышать. Он дотащил своё тело до матери и склонился к ней, капли его крови падали на её окровавленную грудь. — Мне так жаль, мама, — прошептал Аластор, поднося ладонь к её щеке. Её темные, пустые глаза уставились в никуда. Он их закрыл. "Зачем ты заставляешь меня это читать? Зачем мне нужно знать этикет, когда мы живём в такой лачуге?"       Аластор тяжело и драматично вздохнул. Его ступни болели от ношения обуви на размер меньше его, так как они не могли позволить себе купить новую пару — однако он читал о правильной рассадке гостей на банкете.       Его мать, как всегда терпеливая, тепло улыбнулась. "Аластор, ты намного лучше этого места. Люди будут относиться к тебе иначе — любая допущенная тобою ошибка будет списана на твоё происхождение. Я подготавливаю тебя к сражению — но его ты выиграешь почерком, речью и умом." "Как скажешь." — Я убью его, — Аластор пообещал ей. Пообещал себе. Пообещал дряным богам. Он схватил в кулак пропитанную кровью ткань её тоги, склоняясь и всхлипывая. — Я их всех убью!       Вокс уместил ладонь на его плече, опускаясь рядом. — Всё это отлично, но тебе нужно быть живым, чтобы это провернуть, поэтому нам пора идти.       Аластор попытался сбросить его руку с плеча, но был настолько слаб, что едва мог что-либо сделать. Он в полной мере стал ощущать боль, когда адреналиновый шок прошёл. Вокс сощурился и наклонился поближе, чтобы рассмотреть его получше. — Мне кажется, твоей крови на тунике больше, чем у тебя в теле.       Аластор едва слышал его, не в силах отвести взгляд от лица его матери. Ему стоило бы быть убедительнее, когда он пытался уговорить её остаться дома. Стоило бы быть серьёзнее, не дать ей уйти, пока истребление не закончилось. Он никогда не умел говорить своей матери нет.       Вокс схватил его за руку и потянул. — Пожалуйста, — молил Аластор, прилипая к матери. Она всё ещё была тёплой. Ему не хотелось, чтобы это был последний раз, когда она держит его. Последний раз, когда он улыбался ей. "Дай-ка посмотреть на твою улыбку", — его мать широко улыбнулась, и Аластор одарил её своей самой обаятельной улыбкой, несмотря на раздражённость. "Вот так. Никто не сможет устоять перед обаянием моего мальчика." "Ты явно предвзята, матушка." "Возможно, но ты увидишь. Если кто из этого богом забытого места и станет Сенатором, так это будет мой мальчик" Аластор закатил глаза, когда она встала на цыпочки и мягко ущипнула его за щёчку.       Вокс схватил Аластора за подмышки, отодвигая его пальцы от неё. — Нет! — Аластор замахнулся, и Вокс заворчал, получая локтём в лицо. — Ты представляешь, насколько зла на меня была бы твоя мама, если бы я оставил тебя здесь умирать, рыдая над её чёртовым трупом?       Упорство Аластора мгновенно прекратилось. Вокс был прав, конечно же. Но боль в сердце не стала менее опустошающей. А физическая боль даже близко не стояла. "Что это такое?" — спросила она, распахнув глаза, когда он вёл её через мраморные колонны. "Наш новый дом", — ответил Аластор с гордостью в голосе. Он наконец достиг своей цели — вытащил их из бедности с помощью его навыков убеждать и связей Вокса. "Ох, дорогуша, иди сюда", — прошептала она, слёзы сияли в её глазах. Она крепко его обняла. "Я так горжусь тобой."       Неожиданно мир перевернулся с ног на голову, шея и плечи Аластора перекинуты через руку Вокса.       Его обычно сильная, пылкая, а теперь безжизненная мать выглядела неправильно. Её неподвижное тело расплылось перед глазами. У него потекли слёзы.       С кряхтением и усилиями Вокс добрался до выхода. — Прощай, — не издавая ни звука и лишь двигая губами, пролепетал Аластор. "Пахнет очень вкусно."       Его мать рассмеялась. "Мы оба знаем, что ты ни кусочка не съешь"       Аластор пожал плечами, продолжая настраивать печатный станок. Для правильной печати буквы приходилось форматировать в обратном порядке, что было утомительным. Приятная компания и успокаивающий аромат яблочного пирога намного облегчали процесс. "Боюсь, некоторые мои коллеги удостаивают меня общением только потому, что смогут попробовать твою стряпню." "То есть мои пироги — вопрос национальной безопасности?" — она широко улыбнулась. "Безусловно, и я позабочусь о том, чтобы законы о взяточничестве не распространялись на домашнюю еду"       Аластор стонал от боли, когда Вокс наполовину нёс, наполовину тащил его по лестнице. Его зрение сужалось, мысли становились расплывчатыми. — Рози! — Вокс закричал срывающимся голосом. — Чёрт, чёрт, чёрт, — повторял он каждый шаг.       Аластор посчитал, что провалиться в забытье будет для него пощадой. — Мама, — прохрипел он, прежде чем потерять сознание.

***

      Аластор проснулся со вздохом, тени окутали его, словно желая защитить. Его щёки были мокрыми от слёз, а всё остальное тело покрыто потом. Неприятное положение вещей, единственным положительным моментом которого было то, что только он является его свидетелем.       Сколько уже времени прошло с тех пор, как ему снился тот ужасный день?       Возможно, разговор Императора о шрамах повлиял на него. Или его запах, ведь он был так близко.       Аластор отозвал тени и склонил голову, утыкаясь носом в золотистые пряди волос. Он вздохнул. Яблоки.       Так напоминали ему о пирогах, которые его мать любила готовить.       Люцифер бы понравился его маме. Она бы испекла ему тех пирогов и приняла в гости как друга — она никогда не смотрела на статус. Вместо этого она видела душу человека и судила по ней.       Она никогда не говорила напрямую, но Аластор знал, что её волновало его одиночество. Что Вокс был его единственным другом. Она была бы так рада увидеть, что Аластор заинтересовался в ком-то ещё.       Какая глупая, бесполезная мысль.       Она была мертва.       Единственной её частью, что не предалась природе, была тёмная прядь её волос, заплетённая в его косу. После ранения он несколько дней пролежал в бреду с высокой температурой — даже не смог присутствовать на её похоронах. Вокс был вместо него, и Рози поступила предусмотрительно, сохранив ему прядь на память.       Люцифер заёрзал, отвлекая Аластора от его скорбных мыслей, повернувшись и закинув на его талию ногу.       Аластор подавил поразительный смех. Он был прав, посчитав Императора прилипчивым, — Люцифер, казалось, пытался пролезть сквозь тунику Аластора, так сильно прижимаясь щекой к его груди, что красный кружок на его щеке почти касался уголка его глаза.       Аластор вздохнул. Ему стоило считать всё это более неприятным, чем на самом деле. Он вновь провалился в сон, утыкаясь в волосы Люцифера.