terra incognita

С Антонином у Барти сложились довольно своеобразные отношения. Впервые они встретились ещё в Академии, где Долохов вёл специальный курс боевой магии для продвинутых студентов, выбравших Аврорат. К несчастью, он сходу заприметил Крауча в качестве своей цели, любимчика и потенциального собутыльника. Таская Барти за собой по пабам и другим сомнительным заведениям, Долохов умудрился извести его настолько, что Барти уже к началу второго месяца позорно сбежал к Грюму за советом, как же ему избавиться от нежелательного внимания преподавателя. Аластор на все жалобы лишь отвесил Барти смачный подзатыльник. — Антонин что, плохо ведёт занятия? — спросил он тогда. Барти покачал головой. Долохов всего за месяц умудрился вдолбить в головы даже самых тугих студентов столько новых заклинаний, сколько в Хогвартсе изучалось за пару курсов. — Ну и радуйся, что он к тебе так прикипел, — гаркнул Грюм сердито. — Не у всех будет шанс увидеть профессионала с разных сторон — даже если одна из этих сторон склонилась над толчком туалета в ободранном пабе. Следи. Подмечай. Будь внимателен. Несмотря на то, что Антонин тот ещё разгильдяй и балабол, у него одни из лучших показателей во всем Аврорате. Пожилой наставник имел на Барти влияние, сравнимое разве что с восприятием гриффиндорцами фигуры Альбуса Дамблдора. Аластор Грюм, пусть и был для многих лишь старым параноиком (вот почему некоторые студенты Академии, узнав, кто именно стал наставником Барти, сочувственно похлопывали его по плечу), всё же оставался умудрённым опытом и закалённым во множестве битв воякой. Барти не мог не уважать бывшего аврора, ровно как и пропускать мимо ушей его наставления. Тогда же Барти принялся наблюдать. Антонин словно назло выбирал всегда самые убогие места: заблёванные сортиры, шатающиеся стулья, ободранные столы и стены, хмурый бармен, грязной тряпкой начищающий стаканы, и вечно недовольные синюшные посетители, кажется, ищущие лишь повода для драки. Их же, тем не менее, никогда не трогали, а бармены из заведения в заведение, как подметил Барти, на появление Антонина коротко кивали ему в знак приветствия. Проследив закономерность уже на третьем таком баре, Барти оказался заинтригован. Совместные попойки с преподавателем больше не казались ему чужим капризом и обременительной необходимостью. Как бы то ни было, однажды Барти осознал смысл их встреч. Как ни странно, именно они дали ему представление об истинной сути работы в Аврорате. И если Грюм, как наставник, направлял его в ключе постоянной бдительности, ответственности за жизни сотен волшебников и важности возложенной на него обществом и законом миссии, то Долохов открыл ему глаза на то, о чём не писали в рекламных брошюрах, зазывающих недавних выпускников Хогвартса в Отдел магического правопорядка.

***

Когда Антонин Долохов, один из передовых боевых магов Аврората, по возвращении из длительной командировки (благодаря которой всё Министерство могло позволить себе чуточку выдохнуть и спокойно заняться своими делами) ворвался на этаж Отдела магического правопорядка, произошло сразу несколько вещей: на кабинеты административных служащих пал полог тишины, в мгновение огородив и без того загруженных чиновников от чрезмерного шума; несколько сотрудников отдела, по неосторожности оказавшихся в коридоре, наложили на себя дезиллюминационные чары и быстренько ретировались в неизвестном направлении; активизировались защитные артефакты, установленные в открытом офисном пространстве, где преимущественно работали стажёры и новички, ещё не открывшие для себя широкую душу и загребущие лапы Долохова. — Не понял, а где фанфары и рукоплескания? Батя вернулся домой с сувенирами! — громогласно провозгласил Долохов, выходя из лифта, и в подтверждение своих слов бросил перед собой увесистый красный мешок. — Сейчас, конечно, не Рождество, да и я не Дед Мороз, но подарочки принёс! Под всеобщие возгласы, в которых смешались удивление, ужас и паника, мешок открылся и из него посыпались побрякушки всех форм, размеров и цветов. Цветастая расписная скатерть расстелилась на полу, и на ней из ниоткуда появились тарелки разной величины с мясом, пирогами, супами и ещё множеством других блюд, от которых изголодавшиеся служители порядка, не успевшие ещё ничего урвать в столовой, чуть не захлебнулись слюной. Клубок золотой шерсти укатился за горшок с колючкой, откуда принялся то ли мычать, то ли мяукать. Пара красных сапог выскочили в коридор, а за ними вдогонку пустились крылатые сандалии. Рассыпались по полу множество колец и ожерелий, блестящих драгоценными камнями. Выпавшая флейта тут же затянула весёлую музыку, от которой ноги двух стоящих поблизости бедолаг-авроров пустились в пляс. Из золотой лампы с арабскими письменами повалил белый дым, сопровождаемый гнусавыми причетаниями: «Потри-ите но-осик, от вас не убу-удет, а мне прия-атно». Когда, казалось бы, мешок иссяк, из него вывалилось низенькое коренастое существо в рваной одежде, с серой кожей и огромными ушами. Знающие люди сразу признали в нём пакваджи — североамериканскую разновидность гоблинов. — Сучка-сучка-сучка, — затараторил пакваджи злобным голосом, обвёл всех присутствующих взглядом и, остановившись на улыбающемся во все тридцать два зуба Долохове, достал из-за пазухи лук со стрелой. — Сучка! Сучка! Сучка! — воинственно прокричал он, направляя стрелу на виновника непрошенного торжества. Выстрелить он, правда, не успел, моментально свалившись на пол, усыплённый чарами сияющего от счастья Долохова. — Это я его научил! — произнёс он, гордо выпятив грудь вперёд. Казалось, Антонин был единственным, кто сохранял бодрое расположение духа во всём созданном им бедламе. — Разбирайте, всё сертифицировано и легально провезено через границу! Только Сучку не трогайте, он мой напарник. Самые отважные из авроров тут же ухватили с собой пару-тройку сувениров, запрятав их в укромных местах. Рон Уизли, волею судьбы оказавшийся в эпицентре событий, не долго думая, оглушил грызущую его за ногу вставную челюсть и засунул её в карман мантии. Та, однако, быстро очухалась, прогрызла дыру в мантии и под возмущённые крики Уизли ускакала в неизвестном направлении. Ральф Праудфут под шумок смахнул с щедрой скатерти кушанья, закатал её в рулон и утащил в свой кабинет. Из дальнего коридора с лающим смехом вылетел в крылатых сандалиях Сириус Блэк, правда, вверх ногами, покружил под потолком и скрылся за углом. Вслед за ним, сверкнув красными сапогами, пронёсся Джеймс Поттер. Барти, всё ещё держа в руках два стаканчика кофе, шагнул в сторону своего кабинета, надеясь уйти незамеченным. Дары Долохова его не прельщали — хотелось как можно быстрее исчезнуть с открытого пространства. Но не успел он и двух шагов сделать, как всевидящее око Антонина обратило на него свой взор. И без того безграничная улыбка сделалась, казалось, ещё шире, и с распростёртыми объятиями чудовище всея Аврората устремилось к нему. — Барти! Мой сладкий пирожок! Я так и знал, что ты скучал по мне, даже кофеёк подготовил к моему прибытию! — воскликнул он, неумолимо приближаясь. Барти в панике попятился назад. — Антонин, очень рад тебе, правда, очень рад! — затараторил он, не зная, куда бежать и как спасаться. — Но та-а-ак много дел, очень много дел, не поверишь! — Ты прав, не поверю! — воскликнул Долохов и уже готов был заключить Барти в свои фирменные костедробильные объятья, как ему пришли на помощь самым неожиданным образом. Бело-рыжий луч, появившийся словно из ниоткуда, ударил аккурат над головой вовремя уклонившегося мага и всего в паре дюймов от замершего у стены Барти. Антонин развернулся на каблуках, неуловимым движением палочки возвёл переливающийся радугой щит, что в то же мгновение обратился в сияющую стрелу света и устремился в сторону стеллажа с наградами, стоящего у противоположной стены офисного зала. Однако звона металла не последовало — вместо этого луч оказался поглощён невидимой стеной, замерцавшей от попадания и в ту же секунду распавшейся тысячами искр. Из блестящего облака выпрыгнула чихающая Нимфадора Тонкс с полыхающими рыжим волосами. — Вермикулюс, серьёзно? — протянул как-то разочарованно Долохов, не переставая улыбаться. — Хотела обратить меня в червя, Нимфадора? Так ты встречаешь старого друга? — Тонкс! — выкрикнула девушка, отряхиваясь. В голосе её, однако, не было и намёка на недовольство. — Решил впечатлить меня радужной завесой? Теряешь хватку, Тони! — Антонин, Нимфадора! — Тонкс, Тони! Перекрикивая друг друга, они постепенно сокращали дистанцию, пока, наконец, не остановились прямо в центре зала, сверля друг друга взглядом. Наконец, первой не выдержала девушка, протянув руки и повиснув на шее Долохова, что был на полторы головы выше её самой. Тот в долгу не остался, заключив Тонкс в объятия — куда более мягкие, чем были обещаны Краучу. — Я скучала, старый ты пень! — рассмеялась Тонкс ему в шею. — Я тоже, заноза, — ответил Долохов, подхватывая девушку крепче и принявшись кружить её по всему залу. Барти с секунду понаблюдал их счастливое воссоединение и не спеша направился на рабочее место. Опасность миновала, а всему виной была любимая ученица Антонина. Нимфадора Тонкс, будучи на три года старше Барти, в своё время также попала на курс Долохова и, соответственно, под прицел его нетривиального преподавательского подхода. Только если Барти тот водил по пабам, то Тонкс с её метаморфизмом выпала участь посетить места куда более сомнительного содержания. Именно от неё Барти узнал о всей подноготной борделей и притонов волшебной Англии. Оставим за скобками то, как приходилось бедной Доре объясняться перед родителями, где же она в свои двадцать лет шастала по ночам с преподавателем, почти что вдвое старше её. И если Барти уже после пятой попойки с Долоховым начал писать некролог своей печени, то девушке пришлось дополнительно записаться к целителю разума. При этом отношения между Антонином и Дорой сложились куда более тёплые и нежные, чем между Антонином и Барти, что, признаться, последнего полностью устраивало. Вернувшись в кабинет с порядком подостывшим кофе, Барти развалился на стуле, размял затёкшие от напряжения суставы и принялся ждать. Фееричное возвращение Антонина Долохова не могло обойтись одним лишь мешком с подарками. — Что там вообще произошло? — спросил вдруг Нотт, вынырнув из кипы свитков. Видимо, успел отойти от собрания и вернулся к своему образу всюдунососователя. — Я слышал грохот, крики и музыку, поэтому решил не высовываться, — зачем-то добавил он, порядком озадачив Барти. Как-то уж слишком резко он перешёл на нормальную человеческую речь. Должно быть, решил в кои-то веки воспользоваться своей единственной извилиной в мозгу. Нет, подумал Барти. В обозримом будущем они продолжат обитать в одном кабинете, — пусть и его, Барти, кабинете — так что можно попробовать наладить контакт, как это делают все нормальные взрослые люди. Но… С другой стороны, кофе Нотту он уже принёс (пусть и не предложил), а назвать Теодора нормальным язык не повернётся. Да и какая разница, как он изгаляется над ним в мыслях? Хуже ему от этого явно не станет! — Антонин Долохов вернулся из заграничной поездки. Очень советую тебе с ним познакомиться, выдающийся человек! — решил поизгаляться над ним вслух Барти. После этих слов Нотт с вероятностью в миллион процентов побежит на свою голову здороваться с Долоховым в лучших традициях примерного карьериста! Поскольку Антонин провёл в командировке около десяти месяцев, Нотт, недавно перешедший в Аврорат, до сих пор не имел чести с ним познакомиться. Да и в отличие от остальных авроров, отсутствие обучения в Академии он компенсировал своей службой на благо тайн, поэтому обошёл стороной и зловещий курс боевой магии Долохова. Расслабившись от совершённой пакости, Барти чуть не свалился со стула, когда стены сотряслись от бодрого голоса упомянутого ранее мага, который, видимо, каким-то образом умудрился подключиться к экстренной системе оповещения. — Друзья! — раздалось громогласное. — Поскольку я знаю, насколько скучны и обыденны ваши правоохранительные будни, объявляю сегодняшнюю ночь — ночью алкоголя, разврата и конфиската! Ох. Барти прикрыл глаза рукой. Пожалуйста, только не «Пивной котёл». Что угодно, но не эта ирландская дыра, из которой невозможно выбраться прямой походкой! — Пройдёт наш праздник жизни, — продолжал вещать Долохов, — в лучшем пабе Лютного переулка — «Пивном котле». Приглашаются все неравнодушные к собственному здоровью авроры (кроме дежурных). Если же найдутся смельчаки, рискнувшие не прийти — я лично нашлю на вас сглаз, после которого вы месяц не сможете сидеть на жопе ровно! Голос затих также внезапно, как и начался. Барти потёр виски, осознавая неизбежность грядущего мероприятия. Нотт пыхтел за своим столом что-то из разряда: «Взломать систему оповещения Аврората задачка не из простых», впрочем, Барти это уже не интересовало. Он же собирался поспать этой ночью! — Долохов, ЖИВО КО МНЕ В КАБИНЕТ! — прогремел вдруг гневный голос Гавейна Робардса, безграничному терпению которого, кажется, наступил конец. Ну хоть какая-то справедливость в этом мире существовала.

***

Ни для кого не было секретом, что отдых аврорам и не снился (как минимум потому, что спали они крайне редко). Однако если же им доводилось выбраться из Министерства с достаточным количеством энергии для потенциальной попойки, то следовало как минимум насторожиться. Если же организатором мероприятия выступал Долохов, то межконтинентальный порт-ключ становился единственным спасением. Барти смутно помнил их прошлую вечеринку по случаю празднования дня рождения Долохова. Дело было, кажется, два года назад, Антонину тогда исполнилось пятьдесят три — число пусть и не юбилейное, но представляющее отличный повод собрать в баре половину Отдела. На утро Барти пришлось добираться на работу с острова Мэн, в памяти образовалась зияющая дыра, а головные боли ещё пару дней не могло вылечить ни одно целебное зелье. Но он умудрился ещё легко отделаться — так, например, его напарница вскоре ушла в декрет, по рукам до сих пор бродят колдографии с танцующим у шеста Уизли, а Гавейну Робардсу и вовсе пришлось отдуваться за своих сотрудников и выделить целый отряд на поиски Биг Бэна, пропавшего аккурат в ночь их посиделок. Антонин же остался целиком и полностью доволен, пообещав, что добьётся снятия запрета на проведение подобного рода мероприятий, после его дня рождения поставленного самой Амелией Боунс. От воспоминаний Барти даже передёрнуло. Н-да, куча пьяных и весёлых законников — всегда к несчастью. В этот раз, правда, Антонин клятвенно заверил главу Отдела, что всё пройдёт чинно и благородно, но доверие его слова не особо-то и вызывали. Зайдя в «Пивной котёл», мгновенно навеявший не самые приятные воспоминания из бытности студентом Академии, Барти тут же столкнулся с крохотной проблемой — мест, как выяснилось, совсем не осталось, а помещение буквально полыхало алыми аврорскими мантиями. И нет, Барти вовсе не специально задержался на работе, дабы остальные его коллеги успели разобрать себе все стулья! Нет-нет, и в мыслях не было! Только Барти собирался покинуть паб по вполне объективным причинам, как услышал знакомый сиплый голос с сильным ирландским акцентом: — Крауч! Сто лет тебя здесь не видывал! — долговязый темнокожий мужчина с пересекающим его лицо уродливым шрамом подошёл к нему и со всего маху ударил по плечу в знак приветствия. У Барти на секунду потемнело в глазах. Хозяин «Пивного котла», казалось, ни капли не изменился за прошедшие годы. Когда Антонин привёл его сюда впервые, они случайно устроили небольшой дебош. Закончился он правда всё равно в пользу ирландца — кроме оставленных Долоховым щедрых пожертвований на развитие сего сомнительного заведения, он ещё и избавился от одного приставучего пыльеторговца. — Дарси! Какая приятная встреча! — проскрежетал Барти. — Вижу, у тебя сегодня полная посадка. — Это ты верно подметил, — Дарси растянул губы в широченной улыбке, блеснувшей парой золотых зубов, и добавил: — Но не волнуйся, местечко-то для тебя найдётся! Барти чуть не застонал от отчаяния. Дарси меж тем подошёл к барной стойке, на которой расположилась зеркальная сфера, разделённая на две равные части, и покрутил ту, что располагалась сверху. В то же мгновенье противоположная от входа стена паба отодвинулась назад, удлинилась барная стойка и столы, ранее приставленные к стене. Из подсобки выскочила стайка мышей, подгоняемая рыжим лопоухим котом, рассредоточилась от открывшемуся пространству и обратилась в стулья. Их тут же подхватили маленькие зелёные человечки в фартучках, лепреконы, работающие на Дарси в качестве официантов, и отнесли к появившимся столам. Места стало заметно больше. Барти со вздохом поблагодарил довольного хозяина и поплёлся к ближайшему стулу мимо авроров, уже разбившихся по группам: кто-то с друзьями, а кто-то — с напарниками. Надеясь остаться незамеченным в царящем вокруг гвалте, состоящем из звона бокалов, хмельных шуток и смеха, а также не особо гармоничного пения, Барти направился в самый дальний угол паба. Выпить пинту-другую пива в гордом одиночестве, издалека послушать сплетни коллег, отметиться на выходе, чтобы Долохов не устроил ему потом сглаз на задницу — чем не отличный вечер? Но планам его, конечно, сбыться было не суждено. Только он успел сесть на стул, тоненько пискнувший под ним, как напротив него тут же материализовалась, будто аппарировала, Кэти Белл. Будучи сокурсниками как в Хогвартсе, так и в Академии, они вполне себе неплохо общались, пусть и друзьями их назвать было нельзя. В отличие от Барти, Кэти выбрала специальность артефактора, и за неполных шесть лет, проведённых в Аврорате, успела получить прозвище «Ювелир». Как-то так повелось, что в своей работе она раз за разом попадала то на порабощающие сознание кольца, то на отрубающие руки браслеты, то на умертвляющие ожерелья. Словом, различные украшения со всевозможными пакостными чарами её буквально преследовали, что и сделало девушку знатоком конкретной области артефакторики. — Приветик, Барти! — произнесла она бодро и, не дожидаясь ответа, тут же затараторила: — Как у тебя дела? Давно не общались! Кэти была неплохой девушкой, только вот сильно любила поболтать. Поняв, что одиночество ему не светит, Барти поднял с подноса пробегающего мимо лепрекона кружку пива и пустился пусть и не самую желанную, но интересную беседу со старой знакомой. Входная дверь с грохотом распахнулась, и сотни глаз устремились к появившемуся на пороге виновнику торжества. Антонин Долохов, в оранжевом килте до колен, с бутылкой водки в руках и толстой сигарой в зубах, медленно обвёл взглядом помещение. Барти постарался не думать о том, что стоящему в дверях аврору в плиссированной юбке в этом году исполнялось пятьдесят пять. За ним в ногах топтался серокожий гоблин в зелёном пиджачке, недовольно зыркая по сторонам. — Рад видеть всех вас в добром здравии! — поприветствовал он присутствующих. — Дарси, смотри, я в твоём национальном. Он вильнул бёдрами и пожевал сигару. Дарси, стоящий за барной стойкой, только покачал головой. — Килт не часть национального костюма Ирландии, — сказал он. — Да и я не кубинец! — Это сигары из Гондураса, дружище! — ничуть не расстроился двойному промаху Долохов. — Итак, кто со мной поиграет в Джека Фроста? Барти склонил голову над кружкой пива и провёл рукой по лицу. Поиграть в Джека Фроста — это на двоих опустошить бутылку волшебной водки, чередуя глотки. Бутылка «Ледянки» (а именно так назывался этот атрибут с самого дна Преисподней) была покрыта вечной мерзлотой (тонким слоем инея, сохраняющимся даже спустя несколько часов, правда, на более длительное время её никогда не хватало). На белой этикетке синими чернилами было выведено многообещающее: «Сделай глоток — забудь обо всём», подразумевая, очевидно, особенный эффект обморожения мозгов, которым она и славилась. Видимо, в прошлый раз Барти всё же попал под раздачу, пусть об этом и не помнил. «Ледянка» являлась неотвратимым элементом большинства попоек с Долоховым. Во времена Академии Барти успел даже составить примерную схему, по которой действовал аврор: обматерить на родном языке первую рюмку за то, что та «плохо пошла», на второй отвесить замысловатый комплимент (заведению, бармену, случайному посетителю или самому Барти — вариативно), а на третьей — пуститься в долгие душевные разговоры о жизни, работе, бывшей жене, которая «сука такая ушла от меня к поляку, ненавижу, блять, поляков» и, что для Барти оказалось самым интересным, о контингенте заведения, которое они посещали. Когда же он устраивал масштабные вечеринки, то предпочитал играть в Джека Фроста. — Я считаю до пяти — не могу до десяти. В Джека следует сыграть, чтобы было крепче спать! — продекламировал Антонин. — Если не найдётся доброволец, я всегда могу выбрать кого-нибудь сам! Авроры зашевелились. Кто-то, кто ещё не снял алую мантию, накинул на голову капюшон. Кто-то под шумок смылся в туалет, где в мгновение образовалась длинная очередь. — Я! Я буду! — раздался вдруг бойкий голос Нимфадоры Тонкс. У Барти глаза на лоб полезли. Сумасшедшая! Самоубийца! Под одобрительные крики авроров Тонкс подскочила со своего места и в пару прыжков оказалась подле Долохова. Тот хмыкнул, затянулся сигарой и, выпустив в лицо девушки клубок серого дыма, вложил ей в руки ледяную бутылку. — Давай, тыковка, пей! Пей! Пей! — подначивал Долохов. — Пей! Пей! Пей! — поддерживали остальные авроры. — Сучка! Сучка! Сучка! — комментировал пакваджи. Тонкс глубоко втянула носом воздух и приложилась к бутылке. Сделав глоток, она отдала водку Долохову. Так они чередовали глотки под возбужденные крики и аплодисменты авроров, пока, наконец, бутылка полностью не опустела. Дора, чуть пошатнувшись, икнула и пьяно захихикала, обхватывая Антонина за предплечье. Тот, уже порядком раскрасневшийся, но всё ещё уверенно стоящий на ногах, громко заявил: — Дарси! Всем и каждому — по стопке «Ледянки» за мой счёт! Паб взорвался восторженными криками. Барти посмотрел на Кэти, с которой они только что обсуждали методы зачарования амулетов от кражи. Девушка тихонько улыбнулась ему и, кинув взгляд в сторону усаживающихся за барной стойкой Долохова с Тонкс, спросила: — Как думаешь, долго ей ещё осталось? — Пока она не свалится в алкогольном обмороке? Ставлю на полчаса. — Да нет же, — Кэти покачала головой. — Я про её… попытки. — Какие попытки? — не понял Барти. — Ох, я думала, ты знаешь, — Кэти замялась. — Да в целом по ней же и так видно, что она… — Да что она? Что? — не вытерпел Барти. — Она же влюблена в Долохова. Барти замер. Он уже готовился услышать рассказ о тайной любви Тонкс к коллекционированию флоббер-червей, но никак не о любви вполне обыкновенной и человеческой. Да ещё и к Долохову! — Он же старше её почти в два раза! — воскликнул он и почувствовал, как кто-то дёргает его за подол мантии. Лепрекон, поняв, что сумел привлечь внимание, протянул Барти стопку водки. Она пришлась как нельзя кстати. Кэти также получила свою порцию, которой не преминула чокнуться. Ледяная жидкость пробрала до самых костей, на секунду отрубив начисто восприятие реальности. Благо, помутнение быстро спало, а на его место пришла лёгкая расслабленность. И это — только одна рюмка! Страшно представить, в каких облаках сейчас витает Тонкс! — Ну и что? — сказала Кэти, вернув его к разговору, о котором он уже успел позабыть. — Какая разница, сколько ему лет? Сердцу-то не прикажешь! Барти вдруг вспомнил о Гарри. Реддлу, должно быть, стукнуло уже за восемьдесят, в то время как Гарри ещё не исполнилось и двадцати шести. Тонкс, конечно, была постарше, а Долохов — помоложе, но… Барти посмотрел в их сторону. Дора, подперев кулаком щёку, с полуулыбкой на губах наблюдала за активно жестикулирующим Антонином. Действительно, всё буквально написано на лице. Интересно, знал ли аврор о чувствах его бывшей ученицы? Чуть дальше, за удлинённой частью барной стойки, Барти не без удивления признал спину Нотта, сидящего в гордом одиночестве. Как раз в этот момент к нему нетвёрдой походкой направился Макнейр. Ещё одна сомнительная парочка — и всё в пределах пары дней. Что у них за коллективное помешательство? Или это Барти вдруг прозрел? Макнейр меж тем приблизился к Нотту и, поигрывая мышцами в своей излюбленной манере, от которой на Барти тут же накатывала тошнота, присел на соседний стул. Нотт отодвинулся. Барти слегка напрягся. — А какие девушки тебе нравятся, Барти? — спросила вдруг Кэти. Барти пожал плечами, не отводя взгляда от разворачивающейся сцены. — Не думал об этом, — ответил он. Макнейр положил руку Нотту на плечо, но тот её сбросил. Лепрекон, пробегающий позади них, вдруг с тонким писком свалился на пол. Пакваджи Долохова гадко захихикал, убирая выставленную на пути официанта ногу. — Ну-у, — протянула Кэти как-то разочарованно. — Может, парни? — Сильно сомневаюсь. Лепрекон, заливаясь слезами и баюкая свою ободранную коленку, позвал на помощь товарищей, и Пакваджи оказался окружён маленькими зелёными человечками. Макнейр, казалось, становился всё настойчивее. Кружка пива в руке Барти жалобно скрипнула от давления. — Тебе вообще кто-нибудь когда-нибудь нравился? — не отставала Кэти. Барти на секунду задумался. Был ли он когда-нибудь… нет. Определённо, нет. Это он и озвучил. Кэти удивлённо ахнула. — Тебе же уже двадцать семь! Не может такого быть! Макнейр наклонился к уху Нотта, прошептав ему что-то, из-за чего парень ощутимо вздрогнул. В это время пакваджи принялся отбиваться от разъярённых лепреконов. По залу прокатился звонкий хохот Долохова. Кружка в руке Барти треснула. — А что в этом такого?! — взорвался он, вскакивая с места. — Почему, чтобы быть счастливым, обязательно нужно быть влюблённым? Встречаться с кем-то? Заводить семью? Мне хорошо и без этих ваших… Тут его взгляд упал на Кэти. Та сидела, чуть отодвинувшись назад, с подрагивающими губами и широко распахнутыми глазами, в которых отчётливо читался испуг. Барти почувствовал, как его с головы до ног окатывает холодной водой. — Прости, я… — он вновь взглянул в сторону Нотта. — Я не хотел на тебя срываться, просто… Я сейчас приду, мне надо кое-что сделать. Барти выскользнул из-за стола и направился к барной стойке. Только сейчас он почувствовал, как, оказывается, у него кружило голову. Сколько кружек пива он успел выпить? Он сделал всего несколько шагов в нужном направлении, как вдруг всё помещение паба заполнилось тонкими воплями лепреконов: — Сучка! Сучка! Сучка! Сучка! Сучка! Те лепреконы, что не участвовали в разгоревшейся драке с пакваджи, с лёгкостью подхватили новое слово от своих сородичей и принялись разносить подносы с алкоголем и едой с весёлым посвистыванием: «Сучка! Сучка!» Пакваджи, узрев, что натворил, расплылся в довольной улыбке и выпустил из захвата лепрекона, которого до этого момента душил. В царящем гомоне из хохота авроров и нескончаемых «сучек» лепреконов, наконец, раздался хриплый рык хозяина заведения. Дарси, поймав за шкирку одного из лепреконов, отвесил тому смачную пощёчину. Лепрекон залился слезами и замолчал. — Твою мамашу, Долохов! Почему твой гоблин научил моих официантов материться?! — пророкотал он. — Он взрослая и самостоятельная личность, Дарси! Я Сучке не хозяин! — тут же ответил Долохов, будто заранее готовился такому развитию событий. Отвлёкшийся было на разыгравшуюся сцену Барти вернул своё внимание Нотту. Тот сидел в одиночестве. Неужели из-за своего скверного характера он так и не нашёл себе компанию? Почему единственным, кто заговорил с ним за этот вечер, был этот извращенец Макнейр? Барти почувствовал лёгкий укол вины. Зациклившись на идиотизме Нотта, он совсем упустил из виду одну важную вещь: его новый коллега здесь почти никого не знал. Так уж вышло, что в Аврорате не работал никто из слизеринцев его года выпуска. В Академии же формировались свои группы по интересам, заводились новые знакомства, появлялись друзья. Новобранцы никогда не были одиноки — жесткая подготовка в Академии включала в себя командную работу, которая, в свою очередь, способствовала сплочению будущего коллектива. Теодор Нотт пришёл в Аврорат, минуя этот важный этап. С другой стороны, возможно, ему вовсе не сдалось никакое общение, а Барти снова лезет не в своё дело? Решив, что Теодор уже большой мальчик и сам сумеет найти себе компанию, как и разобраться с излишним вниманием руководителя, Барти поспешил вернуться к Кэти Белл, перед которой предстояло ещё долго и упорно заглаживать вину.

***

Барти упустил тот момент, когда «Пивной котёл» опустел. Он осознал себя только на пороге, пожимающим руку Дарси. Сбоку от него стояла разрумяненная Кэти Белл и какой-то пошатывающийся новобранец, кажется, из дознавателей, а позади — Долохов с Тонкс и, как ни странно, старина Амброуз Гамп. Где-то из-за угла раздался злой голос Сучки. И как вообще он здесь оказался? Хотел же уйти пораньше… — Хорошей вам ночи, — сказал Дарси. — Молодцы, что мой паб-то в этот раз не разгромили! Барти кивнул, уступая место Долохову, который тут же заключил далеко не маленького Дарси в свои медвежьи объятия и расцеловал в обе щеки. — Было круто, как и всегда, дружище! — За лепреконов ты мне ещё заплатишь, — отозвался волшебник. Долохов показал ему большой палец вверх и сверкнул белозубой улыбкой, означающей, что заплатит он в ближайшее никогда. Попрощавшись, они все вместе побрели по мрачным улочкам Лютного переулка. Барти не понимал, считать ли то, что все попойки авроров Долохов предпочитал проводить в средоточии криминала и беззакония, затеей гениальной или же безумной. Когда они вышли на более-менее освещённую улочку Косой Аллеи, Кэти толкнула Барти и указала взглядом на Тонкс и Долохова, шедших впереди. И если девушка, очевидно, не падала лишь потому, что держалась за чужое плечо, то вот Антонин держался бодрячком и даже не косил в сторону. Чудовище, самое настоящие чудовище. Тонкс же, пусть и пребывала в полудрёме, выглядела донельзя счастливой. — Я, пожалуй, пойду, — произнесла Кэти. — Вставать через… пару часов, очевидно? — Дорогуша, погоди! — неожиданно подал голос Гамп. — У меня тут есть кое-что для вас. Э-эх, молодёжь! Из кармана он достал пять небольших бутыльков с содержимым болотного цвета и раздал каждому. — Выпьете перед сном — проснётесь, как новенькие, — дал наставление Амброуз. Барти готов был его расцеловать, но вдруг получил поцелуй сам. Внезапный. В щеку. От Кэти. Смущённо хихикнув, она произнесла: — Доброй ночи, Барти. Спасибо за компанию! И аппарировала, как ни в чём не бывало. Следом за ней отчалил и новобранец. Барти почесал затылок, поймал хитрый взгляд Гампа, прислушался к организму и понял, что был бы не прочь прогулять ещё немного. Всё же погода на улице стояла отличная. Они обогнули громадное здание банка, по мощёной извилистой дорожке дошли до закрытого «Флориш и Блоттс», прошли мимо лавки Олливандера, в которой почему-то всё ещё горел свет, хотя время перевалило далеко за полночь. Барти вспомнил, как впервые оказался здесь вместе с матерью. Эксцентричный пожилой волшебник сразу понял, какой палочке подойдёт Барти: 14 дюймов, граб и волос единорога — они пришлись друг другу по душе в первую же секунду. Они вышли к небольшому фонтану и расселись по скамейкам, расставленным полукругом. Барти следовало аппарировать домой, но почему-то хотелось продлить эти минуты умиротворения и спокойствия ещё ненадолго. Свежий ночной воздух отрезвил его, сохранив лишь лёгкое головокружение. Спустя столько лет, проведённых в Аврорате, Барти, кажется, начал понимать смысл своей работы. Вот ради таких ночей, тихих, расслабленных, он и не спал, забывал поесть и перерабатывал. Наверное, именно поэтому Долохов и водил авроров в Лютный — показать, что даже в самой тёмной и бесправной части Лондона можно почувствовать себя счастливым. А ведь ещё десять лет назад в этом небольшом переулке можно было получить шальное проклятие или лишиться конечности за один косой взгляд. — Как там на Среднем Востоке? — обратился вдруг Амброуз к Долохову, на плече которого мирно посапывала Тонкс. — Всё воюют? — Воюют, — кивнул Антонин и, достав из кармана пачку волшебных сигарет, прикурил от палочки. Цветочный запах разнёсся по округе. — В Ираке местные волшебники всё никак не успокоятся, а МАКУСА продолжает посылать своих боевиков. Куда лезут? Зачем? — Им всегда больше всех надо было, — кивнул Амброуз. — Что-то у меня последнее время колено ноет — не к добру это. — Да… — Долохов выпустил изо рта дым, что принял формы причудливых зверьков и растворился в ночи. — Маглы слишком много о себе возомнили. И слишком далеко пошли в этих своих технологиях. Пока мы принимаем законы о сегрегации, они прут напролом, расставляя повсюду следящие устройства. — Однажды они всё равно узнают о нас, — произнёс Амброуз тихо. — Может, через тридцать лет, может, через сто, но такими темпами мы не сможем скрываться вечно. — Я верю в министра Реддла, — твёрдо сказал Долохов, испаряя остатки сигареты щелчком пальцев. — И я знаю, что он сможет это предотвратить. Но в случае чего… мы дадим им достойный отпор. Это же маглы. Грязь, которой развелось как-то уж слишком много. Гамп согласно кивнул. Они посидели в молчании ещё какое-то время, прежде чем пожилой артефактор похлопал себя по животу, попрощался со всеми и аппарировал. От хлопка на плече Антонина заворочалась Тонкс. — Отведу её домой, — сказал Долохов, поглаживая по голове чуть ли не мурчащую во сне девушку. — Ты тоже не задерживайся, пирожок. Завтра ещё на работу. — Какое… какие у вас с ней отношения, Антонин? — спросил вдруг Барти. Долохов как-то странно улыбнулся. — Батюшки, что за вопросы? Не смущай меня, малыш! — и, вдруг став на порядок серьёзнее, добавил: — Она для меня как дочь. Так что если решишь к ней подкатить — предупреди меня, чтобы я успел провести с тобой профилактическую беседу! Барти кивнул, чувствуя что-то такое, чему, наверное, ещё не придумали названия. То была бурлящая смесь тревоги, беспокойства и разочарования. Странно, ведь это не его жизнь, не его чувства и не его проблемы. Но почему-то… почему-то ему вдруг стало не всё равно. Будь на его месте Гарри, он бы точно знал, что сказать или сделать. Но Гарри здесь не было, поэтому Барти лишь попрощался с Антонином, оставшись у фонтана совсем один. Посидев в тишине ещё какое-то время, он аппарировал домой на Уайтхолл Гарденс, безопасную и уютную волшебную улицу, вдоль и поперёк перекрытую маглооталкивающими чарами.