Горизонт Событий

      Мальбонте пришёл в сознание, ощутив прикосновение ледяных пальцев к своему лбу. Его гладили по волосам, перебирая и расчёсывая пряди, нежно, словно материнской рукой. Он быстро понял, что и его голова лежит на чьих-то коленях, почувствовал биение сердца над ухом, услышал мелодичное убаюкивающее нежное пение — отразившееся болезненным эхом и тяжестью в груди.       «Мама?» — тревожная мысль, опасная.       Ему показалось, что как только откроет глаза, увидит светлое и полное любви лицо Анабель. Ложь. Ловушка. Призрачная надежда. Он дёрнулся в попытке вскочить, но тело будто онемело. Чужие руки властно и раздражённо вернули его голову в исходное положение, и Мальбонте, яростно стиснув зубы, распахнул глаза. Но никого не увидел: лишь бесконечную тьму, опутавшую его паутиной. Ледяную бездонную мглу, частью которой являлся. И чем дольше смотрел в нависшую над ним пустоту, тем отчетливее видел очертания её лица.       — Тише, мальчик, — прошептали губы Царицы и тут же изогнулись в ядовитой колючей насмешке. — Ты ведь любишь подсматривать чужие воспоминания, почему же так ревностно оберегаешь свои?       Он не ответил, лишь сглотнул, прожигая её ненавистью. Не мог пошевелиться, не мог ничего сделать, попался. Ждал, готовый к броску, к любому выпаду. Не тешил себя иллюзиями, но собирался умереть с широко открытыми глазами.       Монрейн склонилась над ним. Её дыхание пахло свежестью зимней ночи в горах, жёсткие чёрные волосы упали ему на лицо, щекоча напряжённые скулы. Мальбонте поморщился, испытывая отвращение. Светлая его часть взбунтовалась, в то время как тёмная иррационально тянулась к первородному источнику своих сил.       — Боишься, что убью? — она улыбнулась, обнажив белые зубы с заострёнными клыками, но эта улыбка не коснулась холодных проницательных глаз.       Он, как мог, качнул головой и сильнее сжал челюсти. Царица усмехнулась, проскользив взглядом по чертам его лица, смакуя, разглядывая каждую: лоб, глаза, подбородок, нос, губы…       На них остановилась, хмыкнула, тронула пальцами. Провела подушечкой большого пальца вдоль сомкнутой линии рта от уголка к уголку. Мальбонте дёрнулся, не позволяя, глаза вспыхнули презрением и неприязнью.       «Не трогай!» — приказал он мысленно, потому что не мог говорить, но хлёстко, бескомпромиссно.       Однако Монрейн не обратила внимания, лишь ностальгически вздохнула.       — Что ты почувствовал, увидев меня на цепях? Такую слабую… почти беспомощную… всеми забытую…       Она прищурилась. Волосы поднялись в воздух, влекомые несуществующим порывом ветра, слились с окружающим вакуумом, стали колыхаться в нём, будто погружённые в воду. Царица требовала ответа, но, поняв, что не дождётся, продолжила:       — Тебе ведь знакомо это чувство? Одиночество… и бессилие. Я потеряла всё, что любила, мальчик. Моя семья отвернулась от меня.       Голос с нотками стали и инея звучал одновременно отовсюду: из пустоты и глубин сознания Мальбонте. И внешний, и внутренний, вездесущий.       Мальбонте снова дёрнул головой, стараясь отстраниться как можно дальше от её руки, сумел презрительно оскалиться и спросил всё так же мысленно:       «Хочешь, чтобы я тебя пожалел?»       Черты лица Монрейн, до этого мягкие и приветливые, ожесточились, стали грубее, а взгляд — беспощаднее.       Нефилим почувствовал, как само пространство сдавливает его, мешая дышать, того гляди разорвёт на части. Если бы мог, почувствовал, как лютый мороз уже лижет ноги и руки, высасывая жизнь и тепло, обращая конечности в матовое стекло.       — Ты — достойное создание, но с огромным изъяном, — сказала Царица, раскрыв ладонь и растопырив пальцы, от которых вытянулись длинные когти, сотканные из чёрного дыма.       Она прижала руку к груди Мальбонте прямо поверх сердца. И его тело прострелила мощная судорога. Словно всё его существо воспротивилось скорой гибели, кровь забурлила, согревая затёкшие мышцы, питая силой. Но этой силы оказалось недостаточно. Свет внутри него сиял, сопротивлялся обступившей кругом мгле, но тьмы в нём самом всё же было больше, и она покорно тянулась к первоисточнику.       Он понял, что это конец. Подумал, что Монрейн высосет его душу, если уже это не сделала, но вместо опустошения ощутил прилив сил. Тёмная энергия самой Царицы хлынула в него, заглушая всё хорошее, что ещё оставалось нетронутым глубоко в сердце.       Мальбонте не собирался допускать этого, сопротивлялся на пределе возможностей, беззвучно кричал, но напор был слишком велик… Сила… разрушительная мощь, с которой не совладать. Которую не обуздать, не подчинить, не остановить… Сам Хаос.              Он судорожно вдохнул, чувствуя, как яд растекается по венам и артериям, и уже не надеялся, что сможет дышать снова.       Очнулся резко с шумным захлёбывающимся вздохом и обнаружил себя повисшим на канатах ринга, стоящим одним коленом в луже крови. Дико осмотрелся: толпа вопила от восторга, удовлетворённая зрелищем. Война вскочил, раздражённо размял шею, откашлялся, отбросил прилипшие к спине белые волосы, взглянул на Мальбонте так, словно сейчас разорвёт, тут же успокоился, довольно и удивлённо усмехнулся.       — А ты умеешь удивлять, Нефилим, — бросил Всадник.       Голод с беззаботной ухмылкой протянул брату полотенце, чтобы тот вытерся. Война сперва проигнорировал, но когда Голод швырнул подачку ему под ноги, всё же поймал и принялся педантично стирать чужую кровь со спины и груди. Казалось, он ничего не понял, и прошли считанные мгновения, но Мальбонте всё ещё чувствовал влияние Царицы. Оно будоражило, разрасталось, остужало кровь, притупляло разум и голос совести… Медленно сводило с ума…       Он вцепился в тугой грубый канат, сдирая ладони и игнорирую тупую боль во всём теле после ударов Всадника. Под аплодисменты и похожие на вой адских порождений возгласы восхищения, направился прочь с ринга.       — Эй, куда собрался? — окликнул его Война. — Ты у нас звезда вечера, послушай, как они вопят.       Он обвёл жестом руки публику, которая заметно поутихла, опасаясь навлечь на себя гнев за то, что рукоплещет созданию, сумевшему одолеть Всадника. Мальбонте не отреагировал, и тогда Война кинул в него полотенце, что влажной тряпкой повисло на плече.       — Вытрись хоть.       Но он тут же отбросил ткань на пол, спрыгнул на трап. Зрители расступались, пропускали его, провожая угрюмыми и полными обожания и зависти взглядами.       — Что ж, Тёмный Наместник отстоял своё право на жизнь! — громогласно объявил Война, позабыв о Мальбонте и обратившись к толпе. — Но он не единственный победитель!       Все затаили дыхание, а со своего сиденья поднялся Голод.       — Мирэниелис, Люцифер…       Он принялся по именам перечислять тех, кто выстоял в поединке, и они по очереди выходили на ринг, ожидая своей участи и награды. Люцифера под руки держали Мими и Астарот. Демон пребывал на грани потери сознания.       Их было не так много, но в измождённых лицах притаилась робкая надежда.       «Глупцы», — раздражённо подумал Мальбонте, остановился, провёл ладонью по лицу, стирая бурую пелену с глаз.       Голова гудела и раскалывалась, он всё ещё слышал чужой голос… смех, пробирающий до костей. И клялся себе, что Царице не удастся сделать с ним то же, что вытворял Шепфамалум — заставить потерять контроль.       Он тяжело дышал, перебарывая всё возрастающую тьму, что кровожадно скалилась, рвалась на свободу… Слабость Монрейн отзывалась в нём чем-то давним, пробуждало смутное понимание, но не сочувствие. Он не позволит себе сочувствовать врагу.       «Ты проиграешь бой в тот миг, когда в тебе проснётся жалость к неприятелю».       Мальбонте сжал кулаки, припав лбом к выросшей на пути колонне. И сквозь грохот крови в висках услышал голос Войны:       — Всех победителей отныне я заберу в своё царство. Станете прислуживать мне лично, потому что достойны этого.       По залу прокатилась сдавленная волна недоумения, шока, недоверия… И она уверенно набирала силу, норовя обрушиться стихией.       — Что?! И это приз? Ради этого мы рисковали и проливали кровь?       Нефилим тихо рассмеялся, не скрывая своего злорадства.

***

      Ноги просто приросли к полу, когда Мальбонте вышел на ринг против Войны. Я не могла сдвинуться с места, не могла вдохнуть, не могла ничего сделать ни с собой, ни с обстоятельствами, что словно удавку на горле затягивали. Тотальное бессилие и ожидание неминуемого.       «Он ведь знает, что делает, правда?» — успокаивала себя. — «У него всегда есть план…»       Я понимала, что нужно уходить, искать выход, пока Всадники увлечены своей игрой, думать только о себе, а не о друзьях, и уж тем более не о нём.       Что-то щёлкнуло в голове, переключилось, заставило сделать шаг, другой, а после и вовсе побежать, хоть ноги отказывались слушаться, а сердце стучало так, словно штурмовало рёбра. Спустилась на самый нижний этаж, под рингом. Принялась торопливо переступать через пьяные тела, оглядываясь по сторонам. Темно, прожектора били по глазам, ослепляя. Я шла наугад, стараясь избегать мельтешащих в трясучке и фрикциях тел. Ярусом выше орали, улюлюкали, ругались и свистели. Мне бы хотелось знать, что творилось на ринге, но я не смела мешкать. Кто-то схватил меня за лодыжку так резко, что я упала на колени, поранив руки о рассыпанные осколки стекла.       — М-м-м-м, хороша самка, — прохрипели из темноты, откуда несло блевотиной и дерьмом.       Взвизгнув, я пнула урода и, видимо, попала, потому что тот отпустил и отстал.       Ускорила шаг, ощущая дрожь в руках. Общество и так-то с головой не дружит в своём большинстве, а сейчас они ещё и все невменяемые. Кто-то лакал вино с пола, кто-то трахался прямо в луже. Середина зала — опасная зона, мне нужно в тёмный угол, к стене. Лихорадочно соображая и пытаясь вспомнить, откуда мы с Войной сюда вошли, я стала попросту ощупывать все вертикальные поверхности в статуе, ища любую вмятину, ручку — всё, что могло оказаться дверью или замком.       «Она где-то здесь! Здесь!» — колотилась в голове назойливая мысль, заряжающая смутной надеждой. Дверь и вправду была на месте… но вросла в стену, слилась с ней, словно её замуровали много лет назад.       «Шепфамалум тебя дери!» — выругалась я, пнув её, и с ещё большим остервенением начала шарить руками, силясь найти рычаг, скрытый камень, что угодно. Как-то же она открывается! Всадники и сами должны же отсюда выйти.       Свист, рёв, удары, грохот музыки и выстрелы прожекторов. Сладострастные стоны, вой, ор, стенания раненых, монотонное капанье крови с канатов и гладкой поверхности ринга. Я попыталась отключить любые чувства, мешающие сосредоточиться на цели, и первым опомнился инстинкт самосохранения.       Пройдя немного влево, я споткнулась обо что-то тёплое и живое, повалилась на него, и только потом услышала тошнотворное отвратительное чавканье и хруст разгрызаемых костей. Чудовище, вооруженное когтями и зубами, в углу доедало… кого-то из гостей. Это я осознала, глядя на оторванную ногу с надетой туфлёй в его лапах. Урод походил на всех прочих тёмных — человекоморфный, заросший густой слипшейся шерстью, но с волчьей пастью и тремя парами маленьких хищно поблёскивающих глазок. Раздумывать над степенью его цивилизованности стало некогда, когда гад истошно зарычал и бросился на меня, целясь саблевидными когтями в горло. От страха я оцепенела, потеряла дар речи и любую способность оказать сопротивление, только закрылась руками, молясь, чтобы у него не получилось отсечь мне голову первым же ударом.       Мгновения потянулись медленно, как прилипшая к подошве жвачка. Весь окружающий шум размылся, ушёл на второй план. Я слышала лишь собственное учащённое дыхание, скачки сердца и глухой надсадный свист, словно что-то плоское рассекло воздух неподалёку, а за ним хлюпающий влажный звук упавшего на камень куска мяса.             Тело отреагировало быстрее разума. Ещё не успев открыть глаза, я инстинктивно стала отползать, ощутив, как что-то горячее и липкое брызнуло на руки.       Голова чудовища валялась отдельно от завалившейся на бок туши, а над ним стояла хрупкая девушка с длинной верёвкой, скрученной в петлю на конце, с которой что-то капало. Не дав времени на реакцию, она подскочила, ловкая и грациозная, как кошка, и протянула мне тонкую изящную руку.       — Идём, скорее. Он здесь с дружками, — голос показался мне смутно знакомым, но в темноте я не могла разглядеть её лица, лишь по силуэту видела, что волосы у неё коротко острижены.       Я мигом поднялась, озираясь, даже не понимая, куда мы бежим. Но моя спасительница упорно тянула обратно к лестнице — совсем в другую сторону от предполагаемого выхода.       Поняв это, я резко остановилась, вырвала ладонь из её пальцев и принялась жестикулировать, стараясь при этом перекричать шум:       — Я ищу выход! Я не вернусь туда!       Опрометчиво, но «умная мысля приходит опосля». Что, если её подослали Всадники, чтобы она нашла и вернула меня? Но девушка охотно закивала. Свет упал на её сердцевидное бледное лицо, прошёлся переливами по фиолетовым прядям в чёрных волосах и потонул во внимательных и полных решимости огромных глазах.              — Латри?! — её имя как-то само собой всплыло в сознании, и я неловко округлила рот, пытаясь догадаться, откуда она здесь взялась, ведь должна была оставаться в доме Войны. — Что ты здесь?..       Вопросы сами собой посыпались с губ, но Латри оборвала их поток характерным жестом, без страха, но внимательно оглядевшись по сторонам.       — Бежим отсюда, выхода здесь ты не найдёшь, только проблемы. Не бойся, я не верну тебя к Войне, остальное объясню позже.       Ничего не оставалось, как довериться, пойти за ней. Мы торопливо поднимались по лестнице, когда зал вновь взорвался рукоплесканиями от происходящего на ринге. Как раз поравнялись, чтобы видеть происходящее, и обе не смогли побороть любопытство и синхронно повернули головы, но ничего не увидели из-за преградившей путь толпы. Только услышали грохот падения и отвратительную ругань Войны.       — Похоже, нефилим, его уронил, — усмехнулась Латри, не скрывая удивления.       У меня мигом душа в пятки рухнула и вознеслась обратно. Всё случилось за считанные секунды: когда мы, ускорившись, пробежали ещё один лестничный пролёт, чтобы видеть, что там происходит, Мальбонте уже ушёл с ринга, смешавшись с наступающими зеваками, а Третий Всадник с измазанной кровью спиной и затылком раздражённо вытирался.       — Хм-м… не силой, так хитростью, молодец.       Она потянула меня дальше, держа за локоть, но в тот же самый миг я заметила нефилима. Он тяжело дышал, схватившись рукой за выступ в стене. Морщился, словно скованный невыносимой болью, вертел головой, будто дезориентированный. По виску и скуле текла кровь.       — С ним что-то не так, — забеспокоилась я, рванувшись, но моя спасительница не разделила энтузиазма.       — Он справится, надо уходить.       — Я должна ему помочь… ты точно знаешь, где выход? А вдруг он тоже замурован?       Латри поджала губы, с минуту о чём-то размышляя, после кивнула. Её тонкие, но удивительно цепкие пальцы отпустили меня.       — Я проверю, потом вернусь за тобой.       Я не успела её поблагодарить, она так быстро скрылась, словно растворилась в воздухе. Не теряя времени, я побежала к Мальбонте.       Он не видел ни меня и ничего вокруг. Дёргался, что-то беззвучно шептал, скалился, сражаясь с кем-то внутри собственной головы. Примерно так же, как и я когда-то сражалась с ним, живущим в моём сознании. Не зная, что предпринять, я легонько тронула его за плечо.       — Ты в порядке?       Он натужно приоткрыл веки. Лоб покрылся испариной, ресницы дрожали. Разбитые губы кровоточили.       — Я велел тебе уходить отсюда, — прорычал он раздражённо.       Я не успела оправдаться, как статуя дрогнула. Затряслись стены и пол, зазвенели лестницы, крупные трещины поползли по колоннам. В недоумении оглянулась на ринг и увидела, что разгневанная толпа напирает на него, точно огромная океанская волна. Слаженно, а не вразброс.       — Мы вам не рабы и не скот! — орали они единым, каким-то жутким механическим голосом. Теснили всех троих Всадников в центр ринга, но те медлили, не спешили дать решительный отпор, хоть Война схватился за меч, готовый пустить его в дело. Чума что-то объясняла ближайшим к ней тёмным, но они раззадоривались только сильнее.       Новый толчок, взрыв, с верхних этажей посыпался камень. Мальбонте схватил меня за талию, прижал к стене, закрыл собой от обломков.              — Что происходит? — захлопала глазами я, пытаясь выглянуть за его спину, но ничего смогла разглядеть.       — Я… не знаю, — выдохнул он, всё ещё борясь с внутренними демонами.       По его лицу поползли чёрные вены, и я ни шутку испугалась. Постаралась дышать медленнее, подняла руку, чтобы прикоснуться к раскалённой щеке нефилима. Его буквально лихорадило.       — Выход замурован, но должен быть ещё один, — говорила тихо, приглушённо, пытаясь успокоить, но Мальбонте отшатнулся, как ошпаренный, словно мои касания были ему противны.       — Убери от меня руки, — угрожающе прошипел он.       Что-то клокотало под его кожей, сила бурлила, грозясь вырваться и уничтожить всё кругом. Та же самая опасность витала и в воздухе. Со стороны ринга донёсся истеричный визг, за ним животное рычание, звон стали и крики боли. Толпа кинулась на Всадников, и те, не мешкая, вступили в бой. Полилась реальная кровь. Это уже была не игра и не забава, а просто резня. Тёмные провоцировали их, не отдавая себе отчёта, а взбешенный Война уже не помнил про необходимость сохранить им жизни.       «Мими… Люцифер…». Стало трудно дышать, а веки обожгли слёзы. Они же в самой мясорубке, а Люци так слаб…       – Вы заплатите за предательство! – взревели тёмные, как один организм. Глаза у многих были широко открыты, но совершенно пустые, стеклянные, как у зомби. И движения механические, даже на боль от отрубленных конечностей они не реагировали.       Мальбонте опустил голову и тихо, зловеще рассмеялся.       — Надо бежать отсюда, — напомнила я, схватив его за грудки и потянув за собой, но он только оскалился в ответ:       — Поздно…       Страх окатил ледяной волной всё тело, но я не собиралась сдаваться, попыталась подобрать слова, чтобы убедить, но мысль оборвал жуткий, скрипучий и замогильный голос за спиной Мальбонте.       — Так, так, так, кто это у нас тут?       На пути стоял Ледышка — один из выживших Тёмных Наместников — и плотоядно ухмылялся.       — Кажется, ты мне кое-что задолжал, выскочка, самое время расплатиться.       Мальбонте нехотя повернул голову и тут же отпрыгнул от силового потока прямо в лицо. Я тоже отшатнулась, вжалась в стену. Холод обжёг пальцы, кончики волос мгновенно превратились в безжизненные сосульки. Нефилим удержался на ногах, но с трудом. Он едва не терял сознание, то и дело хватался за голову, сжимая пульсирующие виски.        — Я заберу твою рабыню, уж очень она приглянулась, — поблёскивал стеклянными глазками Сприд, обнажив острые акульи зубы. — Но сперва с радостью убью тебя.       И он снова атаковал, но Мальбонте и в этот раз уклонился, хоть слишком медленно. Острая конусовидная льдина пронзила его плечо, и от боли он застонал, а глаза целиком налились тьмой.       — Зачем тебе это? — произнесла я онемевшими губами, стараясь отвлечь Ледышку на себя.       — Потому что он — ошибка природы, а не избранный, — взревел Сприд, облизнувшись. — И потому что его смерти желает Царица.       Он снова пустил поток смертоносных ледяных игл, но Мальбонте закрылся плотным тёмным куполом, который они пробить не смогли. Я видела, что ему всё сложнее сдерживать то безумие, что так стремительно подавляло его волю, притупляя разум и голос совести. Чистая, беспощадная и всепоглащающая тьма. Ледышка продолжал атаки, делая каждую новую мощнее предыдущей, он наступал на Мальбонте, фанатично желая пробить купол.       Кто-то поймал мою руку, и я вздрогнула, едва не вскрикнув. Но это, к моему облегчению, оказалась Латри. Она тоже выглядела помятой и больной, то и дело тёрла лоб.       — Уходим, ты ему не поможешь, — шепнула она.       И горечь сковала моё горло. Она права. Я не помогу ни ему, ни своим друзьям, оставшимся посреди бойни. Люцифер и так еле живой… вдруг его попросту затоптали? От этой мысли захотелось взвыть, куда-то бежать, что-то делать. Я попыталась призвать в себе свет, хоть и понимала риск, но Латри настоятельно покачала головой.       — Это тебе не поможет, только привлечёт всеобщее внимание.       Мальбонте отступал к краю, где только что рухнули перилла. Того гляди сорвётся. Его лицо исказилось дьявольской мукой, но после стало равнодушным, каменным, мёртвым…       И вместе с покоем из него вырвалась сила, таящаяся внутри мощь, запертая и долго рвущаяся с поводка. Она накрыла Ледышку сетью, прожигая его синюю кожу, мясо и кости. Наместник истошно завопил, упав на колени, заверещал, закрутился, пытаясь скинуть с себя что-то невидимое, пожирающее его живьём. А Нефилим стоял и смотрел на врага без тени улыбки или торжества, пока тот не замолк, не расплавился… не распался на атомы у ног Мальбонте. Только тогда чёрные безжалостные глаза обратились ко мне, прожгли кровь, пронзили ужасом.       Я затаила дыхание, боясь даже пошевелиться, понимая, что бесполезно сейчас взывать к свету внутри него, когда он полностью во власти тьмы. Даже ему не под силу с ней совладать… Чудовище, живущее внутри, возымело власть.       Но Мальбонте смог невозможное. Он снова застонал, зажмурился, а когда открыл глаза, они оказались совершенно обычными — по-прежнему чёрными, злыми, колючими и внимательными, но хотя бы имеющими белки и радужки отдельно друг от друга. Силе его воли и самообладанию можно только позавидовать. Нефилим проморгался, размял шею, огляделся, оценив обстановку. Снова посмотрел на меня, уже осознаннее и, мне хотелось думать, что теплее. Но тут его внимание привлекла Латри, и Мальбонте решительно шагнул к ней, собрав в ладони энергетический шар цвета копоти.       — Ты совершила ошибку, когда попыталась подобраться ко мне через неё.       Латри не вздрогнула, будто сразу не осознала угрозу. Она открыла рот, стремясь что-то ответить. Мальбонте замахнулся, но быстро опустил руку, когда я, резко шагнув вперёд, закрыла девушку собой.       — Не надо, пожалуйста, она спасла меня, — затараторила я, на что Латри взглянула на меня с таким удивлением, словно раньше никто её не защищал. А Мальбонте приподнял свои густые брови в явном замешательстве.       Статуя снова дрогнула, в этот раз сильнее, накренилась, и все, кто ещё стоял на ногах, попадали, смешавшись в озверевшую кучу. Мальбонте успел схватиться за целые перилла, Латри раскрутила своё лассо и зацепилась им за выступ выше. Мы вместе повисли на верёвке прямо над сражением. Война рубил нападавших мечом, прикрывая Чуму, которая отстреливала их своим не пойми откуда взявшимся луком. Но тёмные тоже вооружились, подпитываясь силами Всадников, отчаяньем и ненавистью, бесстрашно наседали, шли напролом, рассчитывали взять числом. Голода видно не было. Видимо, в бою он и его способности бесполезны. Снаружи тоже слышались яростные крики, громоподобное хлопанье драконьих крыльев, звуки борьбы. Словно против Всадников восстал весь город, а может и весь мир.       — Ты нашла второй выход? — севшим голосом спросила я Латри, и она охотно кивнула.       Достала из-за пояса какое-то приспособление, направила его в противоположную стену, нажала на курок, и из дула вырвалась стрела с изогнутым наконечником, что тянула за собой прочный металлический трос.       Я заметила, что Мальбонте наблюдает за мной. Он кивнул, когда наши глаза встретились, потом прищурился, посмотрев на Латри. Не доверял ей, хоть и не имел достаточно оснований.       — Я сберегу её, Нефилим, — крикнула она. — Встретимся позже.       Мы обе отпустили верёвку и покатились по тросу, как по канатной дороге на встречу призрачной и такой желанной свободе.