Горизонт Событий

      Тревога переполняла, прорастала ядовитыми колючками в груди, скреблась под кожей назойливой мышью. Я то обнимала себя, нервно растирая предплечья, то срывалась с места, но останавливалась, в растерянности, близкой к панике, глядя на то, что творилось несколькими уровнями ниже. Мальбонте хладнокровно наблюдал за моими сомнениями, он вовсе не терзался жестокой бойней между «совестно» и «разумно». В его мозгу всегда побеждало второе. Вот бы и мне так… Хотя выбор-то и у меня лишь мнимый. Стоит решиться и побежать обратно, нефилим, наверняка, поймает и не пустит.       — Что ты собираешься делать, как только их найдёшь? — наконец, спросил он с тенью усталости. — Ты им ничем не поможешь, только пострадаешь.       Я раздражённо фыркнула, не собираясь сдаваться, наклонилась через перила, упорно выискивая Люцифера и Мими в хаосе тел. Понимала же, что Мальбонте прав, но не желала признавать собственное поражение. Злилась, кусала губы, царапала ногтями камень балкона. Но тут же замерла, уставившись перед собой, пронзённая идеей, которая на первый взгляд казалась спасительной.       — Я найду их и отведу в безопасное место!       Мальбонте приподнял бровь и чуть наклонил голову, посмотрев на меня так, словно я тронулась умом. Вслух он этого не сказал, только холодно заметил:       — Не думаю, что в этом городе или даже в этом мире где-то существует «безопасное место».       Я была даже благодарна за его тактичность, что не стал издеваться, смеяться, не назвал идиоткой. Потому, воодушевлённая надеждой и своим планом, поспешила уточнить:       — Есть. Дворец Любви. Голод показал мне его, он сказал, что Война туда войти не сможет… Но… — я умолкла под пристальным взором Мальбонте, прикусила губу, неуверенно отвернувшись. Если бы было так просто. — Портал, что ведёт туда, находится в доме Голода.       Нефилим вскинул брови в мимолётном удивлении, нахмурился, поджал губы.       — Даже если принять великодушие Голода за чистую монету, вам придётся сперва выбраться отсюда, пройти по всему городу и добраться до дома. Ты уверена, что готова рисковать… ради них?       Последние слова он произнёс тише, словно специально сделав на них акцент. Моё упрямство и врождённый альтруизм уже рвались действовать, подталкивали выпалить что-то вроде: Конечно! Иначе и быть не может!       Но всё же я засомневалась. Трудно признать, но я уже давно не та, какой была во время «Восстания Бастарда», когда Мальбонте освободился из темницы и бросил вызов Шепфа. Тогда мне чудилось, что необходимо быть на стороне добра, помогать ближним, рисковать ради друзей, и тогда меня заметят и полюбят, мной будут восторгаться, воспевать, ради меня тоже охотно пожертвуют собой. Ведь все любят героев… особенно, когда те мертвы. Но я не только выжила, но ещё и избавила мир от «монстра», каким его все считали. Вот только отплатили мне презрением и отчуждением, а не любовью и восхищением.       А сейчас я вновь будто бы цеплялась за спасательный круг, ища признание, но не замечая тонких свистящих струек воздуха, рвущихся из дыр. Хотела им помочь, потому что держалась за них… как за ускользающие из рук осколки привычного. Боялась окончательно лишиться связи с нашим миром, утратить опору, остаться одна. Хоть и не в первый раз судьба вырывала меня из зоны комфорта, швыряя во враждебную новую реальность.       — Я ведь… их Наместница, — пожала плечами, попытавшись отшутиться, поникла, вновь ощутив себя одинокой, покинутой… Я тревожилась за друзей, но и очень боялась быть убитой или того хуже. Но ещё больше боялась остаться совсем одна…       Но тут же осеклась, уловив тонкое напоминание в слабом движении губ Мальбонте, созвучное с моими собственными мыслями:       «Не их… а Светлых. За Тёмных я не отвечаю».       — Тогда это они должны защищать тебя, — невозмутимо сказал он, и я в порыве упрямства поспешила возразить, добавить, окончательно оправдаться, но больше перед самой собой, чем перед ним:       — Что плохого в стремлении к свободе?! Быть игрушкой в ваших с Войной играх разве лучше?       Мальбонте усмехнулся уголком рта, но глаза оставались серьёзными и ледяными.       — Твои цели идут вразрез с возможностью выжить.       Жестокая правда. Он всегда рубил с плеча, не заботясь о чьих-то чувствах, и не изменял себе. Я развернулась к нефилиму лицом, губы задрожали, но всё же прошипела:       — Тогда уж лучше умереть свободной!       Он скривил уголок рта, задумавшись. Не ответил, лишь едва заметно и нехотя кивнул, устремив взгляд куда-то в сторону. Я ощутила за спиной потерянные крылья, смакуя свою маленькую победу. Мальбонте не смог отрицать того, что и сам бы охотно выбрал. Он никогда и никому добровольно бы не сдался.       Охваченная сомнениями и размышлениями, я не сразу заметила приближающегося к нам Войну. Мальбонте напрягся, выпрямился, лицо его вновь сковала непробиваемая и нечитаемая каменная маска.       — Пытался украсть мою рабыню, Нефилим? — с хитрым прищуром поддел Всадник, окинув меня пренебрежительным взором. — А ты ослушалась, за что будешь наказана.       Я невольно сглотнула, прожигая этого ублюдка своей ненавистью, но его это только подпитывало. Он дёрнул меня за поводок так, что не удержалась на шпильках и упала ему под ноги. Прикусила щёку до крови, но не пискнула, постаралась мысленно отгородиться от реальности, лишь бы Мальбонте не видел меня такой сломленной… Война ведь специально мучил, чтобы поизводить его, а я была бессильна противостоять.       — Я приказывал принести вина, — напомнил Всадник, сильно потянув за волосы на макушке, но я и в этот раз удержала жалобный скулёж за зубами.       — Вряд ли ты стал бы пить помои, — ровный безжизненный голос Мальбонте отвлёк Войну на себя. Нефилим кивнул в сторону «хуёвого» фонтана, где от пирамиды бокалов, кем-то опрокинутой, остались лишь мелкие осколки, а вино из каменной головки лилось прямо на пол или сразу в рот тем, кто никак не мог напиться. Несколько из таких лежали тут же в луже, промокшие насквозь, а то и утонувшие.       — К тому же плохо следишь за единственным рычагом. Что бы стал делать, если бы с ней что-то случилось, м? — теперь уже Мальбонте откровенно издевался, насмешливо ухмыляясь в лицо Всаднику. Война только закатил глаза, отпихнув меня так, что упала на бедро, но тут же сгруппировалась и отползла к перилам.       — Как будто ты сам позволил бы ей пострадать, — хмыкнул он, что нефилим немедленно парировал:       — Кто знает… То, на что ты сделал все ставки, весьма переменчиво.       Холодная липкая жуть окутала мою кожу колючим одеялом. Меня испугал его голос, и та тёмная безжалостная решимость, пропитавшая каждую букву. О чём он говорит? Я ведь необходима для сохранения мира… Он ведь блефует… блефует? Война рассмеялся, как дикий зверь. Надрывно, злобно, но в этом смехе слышалась странная давняя трагедия. Он ринулся ко мне, подхватил за подмышки и буквально швырнул в руки Мальбонте. Тот машинально поймал, даже не глядя на меня, продолжая сражаться в немом поединке со Всадником.       — Если тебе надоел шантаж, тогда просто убей её, — повёл бровью Война. — Убей её, и закончим этот цирк. Мы оба знаем, что глобально толку от неё никакого.       Я задрожала, боязливо подняв голову, чтобы убедиться, но лицо Мальбонте оставалось каменным, хладнокровно бесчувственным, как и всё тело. Мои трясущиеся пальцы цеплялись за его плечи, ноги отказывались держать. Я знала, что Мальбонте способен… не сомневалась… Единственное, что могло его остановить — моя значимость в планах. Но Война, похоже, владел куда большей информацией, чем была доступная мне.       — Чего ждёшь? — с усмешкой бросил Всадник. — Убей. И обеспечишь себе свободу. Или же признай, наконец, что она просто тебе дорога!       Мальбонте опомнился, вздрогнул, словно слова Всадника пробили ему грудь, сухим жестом отстранил меня от себя, крепко сжав зубы. Он кипел от злости, а Война только ухмылялся.       — Когда-нибудь сгоришь в своей же ярости, если не выплеснешь её наружу.       Мальбонте проигнорировал, отвернулся, но меня поразило то, насколько он задет.       Война больше его не трогал, он подошёл к балкону, сделал кому-то знак, и вокруг раздался скрежет, как будто скрипели натянутые невидимые тросы, опускающие плоскую квадратную платформу с натянутыми по периметру светящимися канатами. Своеобразный ринг.       Всадник прокричал так, что его услышали все, запертые внутри статуи.       — Турнир начнётся прямо сейчас! Вы будете биться друг с другом, и пусть победит сильнейший!       Платформа ползла всё ниже и ниже, пока не зависла в воздухе на уровне второго этажа. На ней сидел Голод с огромными песочными часами.       — Выиграет тот, кто останется на ногах на момент падения последней песчинки! — Война раскинул руки, и его мощный командный голос сотряс стены статуи. — Да начнётся бой!       Оргия и обжорство на нижнем ярусе продолжались. Тем, чьими слабостями являлись похоть и чревоугодие, не было дела до бойни. Но остальные немного успокоились, потянулись на второй этаж, наполняя пространство вдоль балкона, вокруг ринга, жаждая зрелищ.       Те, кто записался ранее, неохотно выстраивались в очередь, мрачно и настороженно поглядывая на трёх Тёмных Наместников, гадая, станут ли те участвовать, а заодно и рассчитывая свои шансы против них.       Участников распределяли пьёны. Они же прикатили барный столик с бокалами и бутылкой вина для Войны, пока тот разминался, словно тоже готовился сражаться.       Меня пронзило нехорошее предчувствие, я вновь поискала в толпе Люцифера, нисколько не сомневаясь, что демон ввяжется в эту сомнительную авантюру. Всё не может быть так просто… подвох буквально витал в душном спёртом воздухе. Чума стояла рядом с Мирэниелис, которая заняла очередь одной из первых. Они что-то оживлённо обсуждали, поглядывая на Войну. Мне казалось, что для Воительницы показать себя перед Всадником — дело чести и удовлетворение азарта, а не необходимость выиграть заветный приз.       Сняв пиджак и подвернув до локтей рукава рубашки, Война окликнул меня, кивнув в сторону столика.       — Налей мне выпить.       Мне не оставалось ничего, кроме послушаться. Я встала и поплелась, нащупав заветную ампулу. Пьёны ушли, оставив нас втроём. Идеальная возможность. Мальбонте со мной согласился, проводив мимолётным, но напряжённым и многозначительным взглядом.       — Не желаешь выместить свою злость на мне? — обратился к нему Война, крутя головой и разминая шею. — Дружеский поединок, не больше. Обещаю не калечить.       — Не вижу смысла, — ответил Мальбонте, медленно и естественно сместившись, встав так, чтобы Война, глядя на него, повернулся спиной ко мне. — Меня приз всё равно не ждёт.       Но как только я потянулась за ампулой, Всадник оглянулся с коварной улыбкой, и меня пронзил такой страх, что пальцы стали скользкими и неповоротливыми. Я сжала стекляшку в кулаке, тупо глядя перед собой на пустую бутыль и бокал.       «Дура! Чуть не выронила!»       Зажмурилась, постаралась взять себя в руки, уже не заботясь о том, насколько подозрительно выгляжу.       — А если на неё? Выиграешь, верну рабыню, больше её не трону.       — Ты и так не тронешь, и мы оба это знаем, — уверенно заявил Мальбонте, но тут же продолжил, специально отвлекая Всадника. — Так что прекращай этот фарс и лучше расскажи, зачем тебе так понадобилось спасать меня ради возможности первым найти Царицу? Зачем было мешать Смерти просто использовать мою энергию? Могу подумать, что ты не желаешь, чтобы её нашел твой брат…       Я опешила от откровенности, от того, что Мальбонте заговорил о таком напрямую, да ещё и в моём присутствии. Но что бы он ни задумал, это сработало: отвлекло Войну и дало мне достаточно времени для манёвра.       Резкий металлический звон гонга ударил по ушам и без того напряжённым нервам. Первый поединок начался. На ринг вышла воинственная наместница Мирэниелис против какого-то низкорослого тёмного. Толпа взревела. Но исход поединка был предрешён задолго до того, как упала последняя песчинка в перевёрнутых часах Голода.       Пьёны унесли побеждённого, за которым тянулся яркий след чёрной крови. Мирэниелис подняла окровавленный меч и отсалютовала им Войне, после чего гордо спустилась в зал под ликующие вопли, уступив место следующим участникам.       Всадник мимолетно отвлёкся на происходящее внизу.       Слушая их краем уха, я еле как выдернула пробку и наполнила бокал до краёв. Дело оставалось за малым. Война поднял руки над головой, потягиваясь. Он думал над ответом, что прозвучал недобро и раздражённо:       — А если и не желаю, то тебе-то что? Скажи спасибо, что жив, и не суйся, куда не следует.       Мальбонте усмехнулся так самоуверенно и нагло, что мне стало не по себе. В глубине его чёрных зрачков вспыхнули искорки засыпанной снежной крупой ярости. Взрывы звёзд в матовой тьме космоса. Он был спокоен, сосредоточен и до жути серьёзен.       — Я буду соваться, куда не следует, и ты это знаешь. И без меня твой план развалится, потому тебе лучше ввести в курс дела, иначе могу подумать, что ты попросту на её стороне…       Словно удар поддых. Война замер, неторопливо опустил руки. Я не видела его лица, но вся поза, положение рук и ног, напряжённые плечи, сведённые вместе лопатки, кричали о готовности к прыжку, к стремительной и смертоносной атаке. Страх тонкой раскалённой иглой кольнул сердце, я распахнула глаза и попыталась предупредить Мальбонте одним красноречивым движением зрачков, но нефилим не обращал на меня внимание.       — Будь я на её стороне… прихлопнул бы тебя сразу и выдал за несчастный случай, — тихо и с нескрываемым бешенством протянул Война, источая угрозу каждым мускулом, аурой, видом. Наседая, подавляя, разрывая на части.       Мне стало трудно дышать, но Мальбонте оставался невозмутим, будто не ощущал давящей, бушующей энергии, которая, словно дрессированный бойцовый пёс по команде хозяина, мгновенно остыла, сошла на нет. Война расслабился, продолжая умиротворенно упражняться.       — В своих попытках угадать мотивы, ты кое-что не учёл, — продолжил говорить он снисходительно и мягко, как с неразумным мальчишкой. — Царица… моя сестра, Нефилим. Быть может, я храню надежду образумить её, а не пленить, и в этом наши планы со Смертью расходятся?       Мальбонте перенял его высокомерную манеру речи, чуть склонив голову и невинно моргнув.       — Быть может, знай я о происходящим чуть больше, мог бы помочь, нашёл собственный выход… Никогда не отрицал силу дипломатии.       «Но при этом всегда шёл напролом, разрушая всё на своём пути», — мелькнула в голове тревожная мысль.       Склянка хрустнула едва слышно, но от страха, что Война услышит и обернётся, у меня сердце рухнуло в пятки. Но Всадник был слишком сосредоточен на дерзких словах Мальбонте и ничего не заметил. Вылив кровь в вино, я чуть поболтала бокал, молясь, чтобы янтарная жидкость никоем образом не поменяла цвет. Спрятала пустую ампулу, подошла к Войне, с поклоном протянула бокал. Всадник выхватил его, поднёс к губам, всё ещё находясь во власти размышлений, помедлил, опустил взгляд, и меня едва не захлестнула паника.       «Он понял, он раскусил!»       Но не успела я от страха даже поднять взгляд на Мальбонте, надеясь получить хоть намёк на дальнейшие действия, Война осушил бокал залпом. Смотрел лишь на Мальбонте, гневно, долго и задумчиво. И, наконец, выпалил:       — Мы поговорим о причинах и следствиях, если я смогу в полной мере тебе доверять.       Пары на ринге сменялись так быстро, что я не успевала запоминать победителей и побеждённых, не все из которых выживали. Кто-то лишался конечностей, был задушен или зарублен. Воздух наполнился едким запахом железа. Меня затошнило.       Нефилим зловеще ухмыльнулся.       — Мало того, что выбора у меня нет, так я должен ещё и доверие заслужить?       Война буквально кинул пустой бокал мне в руки, тыльной стороной ладони грубо стерев остатки напитка с губ. Он как будто и вовсе забыл о моём присутствии.       — Пока что ты лишь пешка. Посредник между мной и Монрейн. Но рвёшься в ферзи.       Зрители, напившиеся крови и разогретые представлением, снова неистово взревели. На ринг вышел Люцифер, принявший свою демоническую ипостась. Лишённый крыльев, но мощный и свирепый. Рельефные мышцы перекатывались под красноватой натянутой кожей, вены налились пламенем, глаза горели яростью. Ему в пару выставили не менее громадного бритоголового воина с рогами и хвостом.       Я так сильно сдавила ножку бокала, что та треснула, и это не укрылось от вездесущего внимания Войны. Он дёрнул уголком рта, с интересом глянув на ринг, потом снова на меня. Волнение и дрожь отпечатались на моём лице, бесполезно скрывать. Гонг оглушил, я вздрогнула. Каждая атака против Люцифера, любой выпад двуручного меча с шипастым лезвием, направленным в грудь Владыки Ада, заставлял моё сердце подпрыгивать и замирать. Мне было плевать даже на Всадника и его насмешки. Люци уворачивался, яростно атаковал, снова уворачивался, но время меж тем капало, а оба противника оставались на ногах.       — Ты глянь, Нефилим. А наша общая игрушка, похоже, влюблена в того сопляка, — издевательски рассмеялся Война, подойдя ко мне. Приобнял за талию, но я оттолкнула его, вывернулась, не скрывая отвращения.       — Помню, с каким рвением они защищали друг друга, когда я напал на ваш мир. Он даже сумел переступить через свою гордыню, лишь бы она не пострадала.       Он ласково заправил прядь моих волос за ухо, игриво прикусив мочку и прошептав:       — Скажи, тебе больше нравится, когда он трахает тебя в этом облике или в том, что больше подходит по комплекции?       «Пошёл ты нахуй…» — рвалось с языка, но я не рискнула выпалить это. Ни к чему провоцировать больного урода и ставить себя в ещё более шаткое положение.       Мне хотелось провалиться сквозь пол, сгорая от стыда. Я зажмурилась, покрываясь жгучим румянцем до самых ушей. Почему-то боялась посмотреть на Мальбонте, страшась увидеть… что? Какое мне дело, что он подумает, какое ему дело… Губы помнили его поцелуи… тело отзывалось на прикосновения горячих умелых пальцев… в тот миг я уж точно не думала ни о Люцифере, ни о ком другом. Но разве я что-то должна ему? Обязана оправдываться? Нет!       Мальбонте бросил на ринг холодный безразличный взгляд и не посчитал необходимым как-либо комментировать.       — Сделаем ставки? — Война нетерпеливо облизнул губы, схватив меня за локоть и подтащив к краю балкона. — Как думаешь, мальчишка одолеет солдата Мирэниелис? Она упорно тренирует каждого из них, превращая в бесстрашных воинов, машин для убийства.       Холод сковал мои внутренности от его слов. Но Люцифер держался уверенно, не уступал, хоть противник наседал на него, вынуждая занимать оборонительную позицию.       — У Люцифера опыта достаточно, — сухо бросил Мальбонте, не особо заинтересованный в происходящим. Отгородился от всех, заперся в каменные, залитые льдом стены. Хотелось бы мне узнать, что скрывается под прочной маской невозмутимости…       Он оказался прав. В момент падения последней песчинки Люциферу всё же удалось хитростью и проворством повалить врага. Звякнул гонг. Голод объявил победителя. Соперник, вскочив, кричал что-то, пытался оспорить, кидался в драку, но пьёны уволокли его с ринга и бросили под ноги Мирэниелис, а та быстро одним взглядом и парой грозных реплик усмирила пыл проигравшего.       Я незаметно облегчённо выдохнула. Но поторопилась окунаться в надежды, что самое худшее позади. Когда половина участников отсеялась, Война вновь обратился к толпе.       — Вы храбро сражались и доказали, что достойны двигаться дальше. Теперь каждый из вас должен выстоять против меня!       Толпа ахнула, не ожидавшая такого поворота. По ней прокатилась волна страха и предвкушения. Я невольно зажала рот обеими ладонями, давя царапающий горло вскрик. Голод снова ударил в гонг маленьким золоченым молоточком, потёр ладони, кивнув пьёнам, что начали снова приглашать бойцов на ринг.       Но смельчаков поубавилось. Никто не решался выступить против Всадника первым.       — Кто желает попробовать свои силы? — задорно выкрикнул Голод, но все молчали.       Тогда Второй Всадник разочарованно вздохнул, подозвал безликих слуг, которые принесли ему книгу. — Тогда буду вызывать, согласно записи! — усмехнулся он, и по залу пронёсся вопль ужаса. Толпа зашумела, перекрикивая музыку.       — Мы на это не подписывались!       — Не желаем подохнуть, как скот!       Но среди простых зрителей тоже нашлись недовольные:       — Вы сами вписали свои имена, жалкие трусы! Имейте мужество идти до конца!       — Бой! Бой! — завопили другие, ритмично колотя по чему только можно.       Голод громогласно назвал первое имя из списка, и обречённый бедолага сразу был найден. Он упирался, сопротивлялся, но его волокли к рингу свои же под одобрительные возгласы, улюлюканье и смех остальных. Тёмный трясся всем телом, когда пьёны вручали ему меч, выронил его трижды, на четвёртый раз ещё и шлем упал с головы. Поединок ещё даже не стартовал, а первый участник того гляди не доживёт до выхода Войны.       Его страдания оборвала Мирэниелис, чётким и выверенным ударом меча. Отсекла голову, что, вновь потеряв шлем, отлетела в толпу, и та загудела, подбадривая Воительницу.       — Трусам не место среди тёмных! — её голос громыхнул выстрелом, вселяя уверенность и решимость, мотивируя, вдохновляя и подталкивая к риску. — Я иду первой! И докажу, чего стою!       — Вот это рвение! — одобрительно хлопнул в ладони Голод.       Воительницу поддержали аплодисментами её подданные и многие другие. Они выкрикивали лозунги на неизвестных языках, молились на неё, тянули с обожанием руки.       Второе и третьи места занимать не отваживались, но после очередь из записавшихся постепенно выстраивалась. Самые отчаявшиеся, храбрые, самонадеянные или решившие, что лучше умереть, чем существовать в страхе.       — Эх, люблю смелых, — Война втянул носом воздух, вдохновлённый и готовый убивать. — Нефилим, дай знать, если передумаешь. Буду рад проучить тебя на ринге.       — Если я выиграю, ты отдашь мне то, что попрошу, а также предоставишь всю необходимую информацию, идёт? Мне осточертели игры, — неожиданно как для меня, так и для Всадника предложил Мальбонте, уверенный в своей победе, но Война окинул его изумлённым взглядом. Он засомневался, хмыкнул, покачал головой.       — Для этого тебе придётся не только выстоять, но и уложить на лопатки меня. Сумеешь?       Мальбонте не ответил, лишь поджал губы, прищурившись. Мысленно взвешивал риски и возможности, пока Война, сняв рубашку и обнажив покрытый жуткими многочисленными шрамами торс, взял свой меч и, подмигнув Голоду, стал спускаться к рингу, чтобы сразиться с Мирэниелис.       Я на негнущихся ногах подошла к нефилиму, который внимательно смотрел вниз, готовый уловить и запомнить каждую деталь, любое движение Всадника, чтобы… найти его слабые места?       — Ты… в самом деле будешь с ним драться? — спросила я сухими от волнения губами, на что он усмехнулся.       — Не люблю цирковые выступления, но это шанс…       — Шанс для чего? — не поняла я, но Мальбонте не счёл нужным пояснять.       Звякнул гонг, и первый поединок был объявлен открытым. Голод перевернул часы, что высотой доходили ему до пояса, и песок начал медленно сыпаться из верхней чаши в нижнюю. Мучительно медленно…       Мирэниелис налетела на Войну с яростным кличем, целясь клинком в незащищённое горло, но он легко, играючи парировал. Она отпрыгнула, ловкая, как кошка. Улыбнулась, принялась обходить соперника по кругу, пока Всадник лишь лениво следил за ней и изредка бросал колкости. Для него это забава, а не бой.       — Я предупреждаю, что всё время избегать сражения, ходя кругами, нельзя, — напомнил Голод, глотнув вина прямо из бутылки.       Толпа заверещала, стоило клинкам вновь сойтись. И Всадник, и Наместница двигались так быстро, что человеческому глазу не уловить каждый выпад. Они едва не падали с ринга, сцепившись в жарких смертоносных объятиях. Вокруг улюлюкали, кричали, сходили с ума.       Очередной пируэт окончился тем, что Мирэниелис оказалась на четвереньках, а Война навис над ней сверху, обхватив горло сгибом локтя, а второй рукой держа за волосы, запрокинул голову. Пот стекал по их телам, блестел на коже в неровном свете прожекторов. И казалось, что они занимаются любовью, а не борются. Ещё немного, и Воительница бы лишилась головы, а не только гордости, но упала последняя песчинка, и Голод ударил молоточком в подвешенную медную тарелку.       Воительницу стащили с ринга почти без сознания, её тут же окружили слуги. Чума тоже показалась средь толпы, чтобы поддержать подругу.       Война схватил протянутое ему полотенце, промокнул шею, поднял меч и приготовился биться дальше.       Следующие противники один за одним умирали от руки Всадника. Ринг стал мокрым и скользким от пролитой крови и выпавших внутренностей. Такое чувство, что все смотрели на казнь, а вовсе не на турнир.       Тела как ни в чём не бывало убирали, зрители пили, ели, свистели, словно их черёд никогда не наступит.       — Всадники же… должны защищать тёмных, потому что их гибель сделает Царицу сильнее… почему же?       Мальбонте в ответ только сжал губы. Собранный, сосредоточенный, стальной. — Не всё так однозначно…       Я хотела ответить, но слова буквально обратились в пепел на языке, когда на ринг вышел Люцифер. Мими тянула его за руки, в истерике пытаясь остановить, но её оттащили.       — А ты весьма популярен среди девиц, — рассмеялся Война, и толпа взревела от удовольствия.       Гонг прозвучал приговором. Заставил задрожать, закрыть руками лицо, хоть как-то отгородиться от этой безумной реальности.       Звон мечей, рычание и крики слились в единую какофонию звуков. Я старалась дышать медленно, чувствуя, как меня мутит всё сильнее. Ощутила резкую слабость, словно сейчас упаду в обморок, попятилась от балкона, села на пол. Так сильно зажмурилась, что из-под век проступили слёзы. Нет, не могу смотреть. Воспоминания вспыхнули, отдаваясь тупой отравляющей болью за рёбрами. Дино… он тоже вышел в бой против Мальбонте и был убит, а теперь то же самое может случиться с Люцифером.       Хруст костей, всполох огня, рёв боли и хохот Войны.       — Бойкий мальчишка, мне такие нравятся.       Снова тошнотворный влажный хруст и снова сдавленный крик агонии. Мне хотелось зажать уши, просто проткнуть барабанные перепонки, чтобы вообще ничего не слышать. Этого урода ничто не остановит. Нет поблизости такой силы!       Глухой удар, свист хлыста, прорезавшего воздух. Крик уже тише.       — Не печалься. У него есть шансы выжить. Война просто забавляется, — услышала сквозь шторм душащих рыданий спокойный голос Мальбонте. Он смотрел на меня, наблюдал, совершенно потеряв интерес к бою. К бою ли? К пыткам! Издевательствам! Убийствам! Но не приближался, сохранял дистанцию.       Я нервно злорадно рассмеялась, покачав головой.       — Как же… столько же, сколько было у Дино против тебя…       Тут же умолкла, пожалев о сказанном, медленно отняла руки от лица, подняла затравленный взгляд на нефилима, но тот уже отвернулся, внимательно наблюдая за происходящим на ринге. Поднялся вой, сквозь который отчётливо проступали истеричные рыдания Мими. Предчувствуя худшее, я подползла к балкону. Астарот и Левиафан держали плачущую Минерву, что неугомонно рвалась к рингу.       Люцифер стоял на коленях, весь испещрённый порезами, залитый кровью, почти лишённый сознания. Из его ног торчали кости. Руки тоже безвольно висели. Война казался довольным и даже немного потрёпанным, он занёс меч над шеей демона, но лезвие замерло в воздухе со спасительным ударом гонга.       Произошедшее не сразу дошло до воспалённого разума, а когда осознание всё же накрыло, я завалилась на спину и расплакалась от облегчения.       А когда немного пришла в себя, услышала решительные шаги Мальбонте по направлению к лестнице.       «Чёрт побери, он же не серьёзно!»       Обернулась, инстинктивно протянула руку в попытке остановить.       — Нет… не оставляй меня!       Голос дрожал, выдавал истощение и волнение, так близко подошедшие к апатии. Мальбонте остановился, чуть повернул голову. Напряжённый, готовый убивать. Его взгляд напугал меня, я уже видела такой… во время нашей финальной битвы. Если он что-то решил, то не отступится, вцепится зубами в плоть врага и не отпустит, пока не умрёт.       — Найди выход отсюда. Беги в дом Голода, доберись до портала, — он умолк, пождав губы, словно хотел сказать что-то ещё, но передумал и снова приказал. — Не медли.

      ***

      Перед ним расступались. На него смотрели с удивлением, опаской и презрением. Шептались, не сошёл ли он с ума, ведь любимчик Всадников не в одной лодке с остальными.       Люцифера стащили с ринга, дочь Мамона рыдала над ним и вытирала кровь с лица своим платьем. Левиафан встретил многозначительный и прямой взгляд Мальбонте, едва заметно кивнул, отвернулся, шепнул Астароту, что пора уходить. Искать выход, выбраться.       Вики осталась на третьем этаже, разбитая, но упрямая. Мальбонте некогда размышлять над её словами о Дино, некогда забивать себе голову мыслями о ней и Люцифере, хотя даже мимолётная тень колола лёгкие мелкими иглами ревности. Он задушит, не даст огню превратиться в неистовое и беспощадное пламя. Однажды уже позволил себе слабость увлечься этой женщиной. Позволил и погиб. Но в висках колотилась её мольба: Не оставляй, не оставляй!       — На этом всё?! — со смехом и запалом прокричал Война, направив острие меча в зал. — Больше никто не желает сразиться за свободу?!       Толпа зевак поутихла. Душный воздух наполнился стонами, визгами и кислой аурой страха. Воняло потом, кровью, обугленным мясом. Мальбонте поднял руку вверх, привлекая внимание. Всадники удивлённо переглянулись.       Голод, уже собравшийся спрыгнуть, сел обратно, хохотнул, потирая руки. Достал сигарету, закурил.       — Становится интереснее.       Война опрокинул бокал вина. Стёр с меча кровь, наскоро проверил остроту лезвия, пока Мальбонте поднимался и готовился. Молча, неторопливо снял рубашку, повесив ту на один из четырёх столбиков по краям ринга, медленно покрутил головой, разминая шею. Ему принесли меч, но он отказался, на что по толпе пронёсся вздох изумления.       Мерзкое сборище кретинов. Мальбонте презирал каждого из них, да так, что этим презрением можно было затопить всю полую статую и весь город.       — Не лучший способ покончить с собой, Нефилим, — рассмеялся Война, и зрители повторили за ним, свистя и подбадривая своего кумира.       — Надеешься таким способом сбежать от проблем?       Мальбонте ещё раз взвесил риски, но не дал себе возможность сомневаться. Главное, подавить эмоции… Не злиться, не ненавидеть. Заковать чувства в сталь. Война питается ненавистью, которой в Мальбонте слишком много. Но именно она столько лет не позволяла ему сломаться и сдаться, вела сквозь непроходимый мрак к свету. Фанатичный, гордый, одержимый местью. Он убьёт каждого из Всадников ради выживания. Уничтожит, как уничтожал врагов всю свою жизнь.       Война его не обезглавит, максимум унизит, но Мальбонте плевать, если в итоге он добьётся желаемого.       Он повернулся к Всаднику, просчитав свои и чужие преимущества. Война пьян, покрыт потом, левое плечо кровоточило сильнее прочих порезов, но Всадник как будто и не замечал своих увечий. Выглядел бодрым и чересчур радостным. Его глаза горели неподдельным азартом.       — Бонусом за то, что вызвался, не стану использовать свою силу и провоцировать твою ненависть. Хоть и интересно оценить весь твой потенциал, — ухмыльнулся Война, но Мальбонте не снизошёл до благодарности. Лишь сухо бросил:       — Весь потенциал способны оценить только враги, а у нас вроде бы «дружеский поединок».       Всадник прищурился, оценив остроту. Он плюнул на пол и с охотой кивнул Голоду.       Дзынь. Удар гонга заставил толпу замереть в предвкушении. Мальбонте медленно выдохнул, всецело обратившись в ощущения и реакции тела. Машина, запершая под замок все эмоции.       Война первым сделал выпад мечом, лениво и не серьёзно. Лезвие свистнуло перед лицом Нефилима, но тот без труда уклонился. Лишённый оружия парировал атаку тёмным энергетическим шаром, который Всадник без труда отбил плоской стороной клинка.       — Хм… — хмыкнул Война, обходя кругом и не сводя глаз с Мальбонте. Двигался ловко, уверенно, не глядя.       Новый выпад, и нефилим поднырнул под лезвие, увеличил скорость, молниеносно оказался рядом со Всадником и ударил тёмной энергией с близкого расстояния. Война не ожидал, он отлетел к канатам, на груди разверзлась жуткая рана, обугленная по краям. Но Всадник тут же вскочил. Всякий намёк на улыбку исчез с его губ. Он принялся наступать, замахал мечом так искусно, что тяжело было предугадать новый удар и отреагировать. Но Мальбонте достаточно наблюдал за сражением, чтобы просчитать алгоритм. Война привык к одним и тем же манёврам, хоть и изменял их последовательность. И нефилим понимал, как увернуться от каждой атаки. Дело оставалось за скоростью.       Быстро, ловко. Он бесил Всадника, исподтишка выбрасывая сферы, жалящие, словно рой пчёл. Война стискивал зубы от злости, пот лился по его спине и лбу. Но он лишь усиливал напор, пытался загнать Мальбонте в угол, несколько раз попал. Лезвие рассекло бледную кожу на животе и левой груди, и по ней потекли тонкие ручейки крови цвета копоти. Вены налились силой, но броня чувств трещала от натуги. Война не сдержал слова, подключил влияние, старался достать ненависть, дотянуться и освободить. Если поддаться, поражение неминуемо.       Удар. Удар. Уклонение.       Сферы вспыхивали облаками ядовитого дыма и гасли, рассеивались. Война стискивал зубы, скрипел ими всякий раз, как не успевал отбить удар.       Наконец, не выдержал, взревел, с испепеляющим гневом отшвырнув меч, и ринулся к Мальбонте, меняя тактику боя. Ударил кулаком в челюсть, и Нефилим отлетел в угол, сплюнул кровь, хрипло рассмеялся. Вскочил, увернулся, попал Всаднику локтем в нос, входя в раж, чувствуя, как безумие боя тянет к нему щупальца, стремится охватить, заставить потерять контроль. Но ему нужно не это. Иначе нет смысла в этом цирковом выступлении. Мальбонте гнался за истиной.       Война снова зажал его в угол, начав бить, приговаривая, что давно пора выбить из него спесь, проучить, заставить покориться. Мальбонте не чувствовал боли, он целиком сосредоточился на цели. Звуки слились в единый гул, в котором чётко слышался голос Чумы:       — Ты с ума сошёл?!       Но Война не слышал, утонувший в болоте собственной силы, охваченный ненавистью. Вот оно. Мальбонте схватил его за запястье и резко вывернул. Хруст.       — Ах ты сучонок, — прорычал Всадник.       Удар слева, нефилим ловко поднырнул под руку, и чётким движением ударил в кадык. Война захрипел, закашлялся, отшатнулся так резко, что поскользнулся на чьих-то внутренностях и упал на спину. Из его рта посыпалась нечленораздельная ругань вместе с довольным каркающим смехом.       Гонг никто из противников даже не услышал. Мальбонте успел вцепиться в канат пальцами, удерживаясь на ногах.       — Всё, хватит! — объявил Голод с нервозностью в голосе.       В часах упала последняя песчинка. Но Мальбонте уже не осознавал происходящее, он получил то, чего желал.

***

      Цепи в кромешной пустоте источали неестественный яркий и холодный свет. Они крепились к самому небу, сковывали тонкие запястья женщины, что висела безвольной куклой над бездной. Измученная, ослабленная. Голова опущена, длинные чёрные волосы падали волнами на лицо. Под её ногами бесновался мрак, словно живое неистовое в своей ярости существо. Оплетал цепи, дёргал, но обжигался, отступал и атаковал снова. Бесполезно, они держали крепко.       — Убей меня!!!       Пронзил высокий визг уши Мальбонте, давя на виски, наседая, стремясь расплющить. Он сморщился от нестерпимой головной боли, согнулся пополам. Голос напоминал Вики, и в какой-то момент ему действительно показалось, что он видит её на цепях.       Но нет. Громкий хлопок крыльев, от которого содрогнулась бездна, вернул его внимание к происходящему.       Дракон выдохнул алое пламя, прорезающее живые облака тьмы, несмотря на сопротивление. Принуждая их расступиться. Зверь рассёк пространство с диким рёвом, обступающая темень причиняла ему боль. Всадник спрыгнул со спины и без труда удержался на невидимой платформе в пустоте, подошёл к женщине, обхватив обеими руками её лицо, поднял, убрал волосы жёсткими мозолистыми пальцами.       — Монрейн… — горячо и взволнованно выдохнул он, сжал зубы, взглянув на цепи. Снова всмотрелся в измождённое, но не утратившее упрямства и злости лицо любимой.       — Пришёл ослабить меня? Убирайся. От тебя нет никакого толку! Как и от Смерти, — шипела она, отталкивая. Тьма сгущалась над головой Войны, норовя поглотить, раздавить, сжечь, но он не собирался отступать.       — Смерть сказал, что ты просила его убить тебя… О чём ты только думала, Монрейн? Без тебя не станет и всех нас!       Она расхохоталась. Громко, надрывно, презрительно.       — А мне-то что с того? Вас и не должно было быть. Вы — плоды наших ошибок…       — Не говори так… мы ведь семья…       Всадник снова обхватил её лицо, с жаром впился в губы, требуя ответа, но она не отвечала. Сопротивлялась, отворачивалась, укусила его за нижнюю губу, сомкнула зубы на языке, и он отшатнулся, вытирая окровавленный рот.       — Не смей ко мне прикасаться! — ядовито выплюнула она. — Ты ещё не понял? Саншайр заметил твои чувства. Он уничтожит тебя за одну только мысль!       — Плевать! — прорычал в ответ Война, вынув меч. Его глаза сверкнули безумной решимостью. — Плевать, что будет со мной. Я его не боюсь, я лично его убью!       Взмах, глухой свист. Лезвие обрушилось на цепь, высекло звон, прошедший вибрацией по пустоте, и искры, осыпавшие голову Монрейн. Но те устояли. Война не сдавался, рубил и рубил, вкладывая в удары всю свою силу и ненависть. Пока не выбился из сил, и тогда Царица покачала головой.       — Так не получится… забери мою…       Всадник в недоумении вскинул белые брови. Но вдруг понял, о чём она. Бросил клинок в ножны, снова приблизился к ней, крепко обнял и закрыл глаза.       Мрак вдруг задрожал. Скопившиеся облака боли и ненависти взметнулись, заклубились, закрутились водоворотом и ринулись во Всадника. Атаковали тело, проникли в плоть, просочились, питая его мышцы. Он сдавленно закричал сквозь зубы, с трудом удерживая в себе такую мощь. Ненависть Царицы смешалась с его собственной. Она совсем ослабла, погрузилась в апатию, словно только эта злость и держала её наплаву.       Война схватился за цепь, не обращая внимания, что та прожигает кожу до самой кости. Рванул, второй рукой обхватив талию безвольно повисшей на нём Монрейн. И наполненные светом звенья разлетелись, точно светлячки. И погасли.       Всадник подхватил Царицу на руки, нежно прижал к себе, всё ещё дрожа от переполнявшей его тьмы. Свистнул, подозвав дракона.       Но тут заметил тонкую сгорбленную фигуру, что парила над пустотой, медленно приближаясь к ним.       — Ты совершаешь ошибку… — слабым голосом упрекнула Любовь. Она была больна, бледна, как снега, окружающие чертоги Смерти, тряслась, еле стоя на ногах, обнимала свои плечи костлявыми ладонями. — Роковую ошибку.