Ангел Преисподней

Раненные солдаты подталкивали мертвые тела к опущенному краю телеги и выбрасывали, одно за другим. Что чувствовала Дэниель, глядя на это зрелище через правое плечо? Боль? Страх? Сожаление? Нет, она не чувствовала ничего. Вернувшись взглядом обратно к дороге, к возвышающейся впереди стене, ударила пятками в бока Полуночника и рванула прямо к проходу. Она уже видела фигуры солдат гарнизона, те активно махали руками и кричали им что-то. Не прошло и минуты, как с высоты стен на титанов обрушились грады снарядов, давая разведчикам дополнительные тридцать секунд. Процессия сузилась до трёх всадников в ряду, но никто не паниковал. Даже новобранцы, сцепив зубы, следовали четко по инструкции командующего, не смея отдаваться эмоциям. Дэниель вклинилась в ряд между первой и второй повозками. Микаса, чьей задачей было охранять Эрена, обратила к ней испуганные глаза. — Это отступление? — спросила она. Обычному человеку невозможно было расслышать произнесенные ею слова из-за грохота деревянных колёс телеги по просёлочной дороге, но Дэниель всё поняла. Кивнула. — Оно самое, — ответила Риверс. Даже если Микаса не услышала, то прочла по губам. Эрен, понемногу приходящий в сознание, нахмурился, приподнимаясь на локтях. Микаса заботливо уложила его обратно, но Эрен воспротивился. Небольшое удовольствие лежать всем телом на дне дребезжащей телеги, когда вдобавок вокруг такой переполох. Эрен взглянул на Дэниель, мысленно задавая ей вопрос. «Поймали?» Она отрицательно мотнула головой. «Нет». Не до неё сейчас. Предательницу вычислим позже, сейчас же самое время спасать собственные жизни. Дэниель оглянулась назад, чтобы удостовериться, все ли успевают. По обе стороны от неё верхом мчались опытные разведчики, им в спины дышали те лошади, что тянули вторую повозку. За считанные секунды все отряды разведкорпуса влетели в ворота, за мгновение до того, как металлические острия вонзились в землю, пробивая насквозь тех титанов, что оказались быстрее своих сородичей. Кто-то из солдат вернулся и добил их, остальные направились дальше по улицам Каранеса. Ближе к военному кварталу темп процессии сменился на шаг, поэтому Дэни спешилась и повела коня за собой, стараясь не обращать внимание на толпы зевак. Это была самая неприятная, но, к сожалению, неотъемлемая составляющая каждой вылазки разведчиков за стены. Ибо ни одно их возвращение не проходило без подобного сопровождения. Люди ненавидели разведчиков куда больше, чем всех остальных военных. Недовольство, презрение, насмешки – всё это смешалось в один сплошной комок желчи. Какие-то восклицания о бесполезности слышались со стороны безучастной толпы. Дэниель чувствовала себя оплеванной. Только боязнь физической расправы удерживала цивильных умников от того, чтобы в самом деле плюнуть кому-нибудь из разведчиков в лицо. Ей никогда не удавалось увидеть ни капли эмпатии, ничего похожего на человеческое сострадание в их жестоких глазах. «Им никогда нас не понять». Простая истина. Однажды, когда Дэниель подняла глаза и встретилась глазами с молодой женщиной с орущим младенцем на руках, та стремительно отвернулась. В её глазах отчётливо был виден страх. Ещё одна эмоция, которую испытывают местные по отношению к разведчикам. Но страх слишком далек от уважения. Поэтому чтобы сохранить его остатки хотя бы внутри себя, Дэниель предпочитала смотреть прямо вперёд. Не под ноги, и не по сторонам. Только вперёд. В такие моменты умение держать лицо приходилось как нельзя кстати. Когда ряды вновь переформировались, позволив строю слегка расползтись по широкому проспекту, Дэниель заметила, что очутилась рядом с капитаном. Он тоже шёл пешком, ведя свою лошадь за узду. Гнедая кобыла, низко опустив голову, послушно шла туда, куда её вели. В грустных карих глазах читалось абсолютное равнодушие к своей судьбе. Леви ещё никогда так сильно не жалел о том, что алкоголь не имеет на него никакого воздействия. Давно уже у него не возникало желания настолько безбожно напится, забыв обо всём, что случилось в этот день. Знал, что алкоголь вызовет лишь головную боль и тошноту, но всё равно лелеял мысль о блаженном забытье, в которое мог провалится как по щелчку пальцев хотя бы на двадать четыре часа. Глаза болели. Леви поднял руку, провёл ею по закрытым векам и сжал пальцы на переносице. Отвратительно. Руки были грязными, теперь грязь и на лице. «Грязь в твоей душе» — шептало изнутри. «Поэтому ты чистишь всё вокруг себя до блеска. Пытаешься убрать грязь, но она не перед глазами. Она прямо в твоих глазах, в голове, в сердце. Ты грязный. Как был грязным, так и остался, никчемный, незаконнорожденный мальчишка с улицы». Но вот рядом с ним идет человек совершенно иного склада. Благородная, именитая. Как бы она не ломала себя в попытках эмоциональной сепарации, стереть прошлое никак нельзя. Оно до сих пор формирует её настоящую, а простая мещанская фамилия не изменит её натуры. Дэниель Риверс отрекалась от своего отца, чтобы найти себя. Леви же, напротив, уцепился за ту кроху наследия, что оставила ему мать, чтобы не потерять себя. Леви долгое время жил без фамилии, а когда узнал её, то понял, что жизнь обрела другое значение. Он продолжал хранить имя своего рода втайне, но когда время пришло не побоялся открыть его, хотя знал о последствиях. И с тех пор уже никогда не скрывался. «Большая сила – большая ответственность». В тот вечер к нему вернулось чувство, ставшее бичом его безрадостного детства – осознание собственной слабости. Сколько бы он не тренировался, не оттачивал свои навыки, у него никогда не получится влиять на судьбу. Судьбу нельзя укротить, нельзя подчинить. Нельзя даже подмять под себя, ведь если осмелишься сделать это, она согнет тебя в три погибели. Леви знал, потому что пытался, и не раз. Поцелуй смерти делал всех людей похожими. Именно поэтому мертвая Петра так сильно напомнила ему Изабель. Он простоял над ней дольше остальных, смотрел, когда тело заворачивали в саван. Лица, при жизни наполненные силой и эмоциями, лишились той внутренней энергии, что, коснувшись, делает из плоти – человека. — Извините за беспокойство, вы капитан Аккерман? Леви повернул голову в сторону говорящего, выныривая из пучины мыслей. К нему обращался мужчина средних лет, и перед тем, как тот представился, Леви уже знал, кто перед ним. Все было ясно по рыжеватему оттенку русых волос, по мягким глазам и доброму взгляду. Волна дрожи прошлась лавиной от затылка вниз по хребту. — Я отец Петры. Дочка постоянно мне писала о вас, поэтому я примерно знал ваш портрет. Вы не подумайте, она писала мне о многом, но никогда не забывала упомянуть, какой вы прекрасный руководитель. «Прекрасный руководитель несколько минут назад приказал выбросить труп вашей дочери под ноги титанам, чтобы спасти свою шкуру». Кожа покрылась мурашками. Грязь вдруг начала жечь её, лихорадочный зуд сейчас сведёт его с ума. — Сами понимаете, она молодая девушка, а я всё же отец, поэтому беспокоюсь о ней, будто ей всё ещё пятнадцать. Хотел познакомиться с вами лично, удостоверится, ну... Что она сделала правильный выбор. Не пересказывайте ей то, что я вам здесь наговорил, ладно? Она здóрово разозлится. «Не волнуйтесь, Петра никогда больше не разозлится». Господин Рал продолжал рассуждать о своей дочери, словно она была ещё жива. Не в это ли заключалась вся гребанная издёвка судьбы? Ладони чесались. Леви подавил желание разодрать ногтями кожу на тыльной стороне левой руки. — Простите, что отвлекаю вас, вы, наверняка, все в заботах. Можете напоследок сказать, где Петра? Где-то дальше в колонне, я прав? «Нет, вы не правы. Её растоптали титаны за полкилометра от стены родного города, но до официального подтверждения вы этого знать не будете». Леви посмотрел на господина Рала и подумал, до чего же это невыносимая мука вот так вот подходить к командиру отряда, спрашивать о своем единственном ребенке, а в ответ получать столь многозначительное молчание. — Господин Рал, — его голос звучал вполне обыденно, — у меня нет времени отвечать на все ваши вопросы. Вы получите ответы не раньше завтрашнего утра. Такова процедура. — Процедура? — ошарашенно переспросил мужчина, отступая на шаг. Морщинистая рука потянулась к сердцу, не по-солдатски отдавая честь, а хватаясь за материю жилетки, в попытках сдержать вопль ужаса. — Всё верно. — Что вы хотите этим сказать?! — закричал Рал, но мимо него уже маршировали другие солдаты. Хотя, маршировали, слишком громкое слово. Едва волочили ноги – вот более справедливое описание. Душу капитана разрывали противоречия. Он хотел сказать этому мужчине правду, чтобы развеять его иллюзии раз и навсегда, но понимал, что в моменте боль от признания станет невыносимее. Леви знал, что если промолчит – Рал покинет его с уверенностью, будто его дочь жива, мечтает о будущем, которое уже никогда не наступит. Но разве не лучше оставить его в неведении, в утешении? Хотя бы на какие-то жалкие сутки. Разведкорпус в представлении Леви нёс на своём горбу не только груз смерти, но и обязанность лгать, охраняя тех, кто оставался внутри стен, от всей бездны беспросветного кошмара, что скрывалась совсем близко. Внутри Леви бушевала буря — горечь, вина, бессилие, всё смешалось в один сплошной смерч, уничтожающий все остальные эмоции на своём пути. Вопли его души, что мучалась в предсмертных конвульсиях, звучали в унисон с голосом отца Петры. Когда Рал скрылся из виду, Леви продолжил идти, словно заводная кукла, лишённая права говорить или плакать. Его собственные чувства казались ему ничтожными перед безмерной пустотой, которую оставила после себя смерть всего отряда. И всё же в глубине души Леви проклял себя за эту слабость. Разве он только сейчас узнал, что их путь был вымощен не обещаниями, а кровью. Почему же тогда каждая новая смерть становилась ещё одной кровоточащей раной? — Риверс, — сказал Леви спустя пару минут. — Да, капитан? — отозвалась та. — В женской казарме остались вещи Петры. Собери их, сложи и упакуй по возможности. Нужно будет отправить их её родителям вместе с похоронкой. Дэниель вскинула на него усталые глаза. — Не слишком ли жестоко? — спросила она, не удержавшись. — Видеть каждый раз вещи Петры и знать, что она сама больше никогда к ним не притронется, будет для них тяжелее всего. — У родителей должно быть физическое напоминание о дочери, — Леви был непреклонен. — Я не смог передать им Петру для похорон, они лишены даже возможности нормально попрощаться со своим ребенком. Пусть будет хоть что-то. Иногда это может послужить утешением. «А иногда уничтожить окончательно». Дэниель никогда не слышала, чтобы капитан говорил нечто настолько человечное. Что-то, что понятно лишь людям из крови и плоти, коим по мнению Риверс, Аккерман не являлся. В том разговоре с ней проявился человек, а не вместилище божественной силы. И это было удивительно. *** На сборы вещей Петры ушёл весь свободный час до отбоя. Пожитков у покойной было не так уж много, но Дэниель старалась уложить все как можно аккуратнее. Сверху, на запасной комплект формы она положила книгу с авторскими рецептами. Бесценная вещь. Перевязала всё бечевкой и поставила около своей кровати, чтобы утром передать всё капитану. Спать ей пришлось в общей казарме с другими девушками, многие из которых к моменту её прихода уже видели десятый сон. Не чувствуя тела от усталости, Дэни расстегнула куртку, достала из внутреннего кармана капсулу и проглотила её на сухую, скудно смочив горло слюной. В какой-то момент показалось, будто таблетка прилипла к горлу, но Дэниель запрокинула голову, быстро протолкнула её дальше по пищеводу, и продолжила раздеваться. Наступила на пятку, стащила с правой ноги сапог, прекрасно зная, что таким образом портит обувь. Без зазрения совести сделала также со вторым сапогом, и сняв себя остатки одежды, улеглась в постель. Голова утонула в подушке, тёплое одеяло придавило и окутало сонной дымкой. Через минуту Дэниель уже крепко спала. Следующее утро началось с всеобщей суеты. Иначе быть не может, когда живешь в комнате с двадцатью другими девушками, которым нужно быть готовыми одновременно к определенному отрезку времени. Одеваясь под гомон женских голосов, Дэниель лениво натянула сапоги, тщательно зачесала волосы и затянула их в низких хвост. Умылась около раковины холодной водой, промакнула лицо полотенцем. Глотнула утреннюю таблетку, вышла из общей душевой. Оживленность окружающих не удивляла, но действовала на нервы. После дня, наполненного кровью и смертям всегда наступал день, когда все коллективно делали вид, будто всё в порядке. Так нужно. Это важная часть ритуала прощания, ибо если сейчас начать оплакивать погибших, слезы не остановятся ни за что на свете. Встретившись с капитаном, Дэниель передала ему вещи Петры и когда он принимал их, заметила едва видный мазок чернил на ребре его ладони. Лилово-черные полумесяцы под глазами говорили сами за себя – Леви не спал всю ночь. Почему-то Дэниель была в этом твердо уверена, и все, что вызывало вопросы: как он до сих пор стоит на ногах? Дэниель тактично намекнула ему о следе чернил на руке, и он незамедлительно стёр их платком. Вернее, попытался. Тонкий мазок пера размылся по бледной коже и стал похож на синяк. — Вы собираетесь отнести эти вещи господину и госпоже Рал лично? — осведомилась Дэниель, шагая за капитаном по тротуару военного квартала. — Ты поняла это потому что мы только что миновали почтовое отделение? — вопросом на вопрос ответил Леви. — Не совсем, — уклончиво произнесла Дэниель. — Пятно на вашей руке натолкнуло меня на мысль, что ночью вы заполняли похоронные анкеты, хотя это работа для командорского секретариата. Да и нельзя заполнять похоронки так долго. Смею предположить, вы писали письма семьям погибших. А так как солдат Рал была родом из Каранеса, вам незачем тратить почем зря драгоценную бумагу. Можно наведаться к её семье лично и сообщить всё вживую. — Браво, Риверс, — криво усмехнулся Леви, морщинки вокруг острого разреза его глаз дернулись, поддаваясь невеселой ухмылке, что тронула губы. — Восхитительная проницательность. Недоумки из военной полиции никогда не простят себе, что потеряли такого гения дедуктивной мысли. Дэниель пропустила издевку мимо ушей, продолжая шагать рядом. — Что с лицом, сержант? Если есть что сказать, не молчи. — Просто мысли, сэр. Не думала, что вы настолько тщательно печетесь о своих подчинённых даже после смерти. Слышала, между отрядами ходил слух о петиции королю про создание мемориала на главном кладбище столицы, для увековечения памяти жертв среди разведчиков. Это была ваша идея? Леви посмотрел себе под ноги, крепче перехватив вещи Петры. — Ханджи настояла, я только поддержал, — ответил он спустя короткую паузу. — Хорошо будет, если всё получится, — искренне проговорила Дэниель. — Есть одна проблема, она касается исполнение данной идеи. — Какая же, сэр? — Не знаю, где они достанут такую плиту, чтобы вместить туда все имена. За девяносто с лишним лет их накопилось чересчур много. Дэниель хотела возразить, сказать, что исполнителям будет достаточно выставить в два ряда несколько высоких колонн и высечь на них все имена, но потом передумала спорить. Сегодняшний день был явно неподходящим временем для пререканий. Утро выдалось прохладным и ясным. Ушибленная щиколотка отдавала болью в колено при каждом шаге. Бросив взгляд на вещи Петры, Леви почти тотчас отвёл глаза в сторону. Он не нуждался в напоминаниях о её утрате — её образ, как и лица остальных погибших, жил в каждом его шаге, в каждом его выдохе. Но его родителям эти вещи будут жизненно-необходимы. Риверс шла за ним умеренным шагом, с выправкой бывалого солдата, но в её глазах он никак не мог уловить той боли, которая разъедала его изнутри. — Капитан, — обратилась она к нему ровным голосом. — Если позволите, я хотела бы сопровождать вас. Её слова прозвучали без тени настойчивости, почти с извинением, как будто она знала, что вряд ли он хотел бы видеть рядом компанию вроде неё. Но в них также чувствовалась неподдельная решимость, которая, как ни странно, не допускала отказа. У кого она научилась этому? Не у него точно. Может быть у Эрвина. Леви молча кивнул, признавая её выбор, но отсекая все намеки на дальнейшие вопросы. Они вышли за пределы военного квартала и зашагали по пустынным улочкам утреннего города. Дэниель держалась на расстоянии, чуть позади Леви, уважая его скорбное молчание. Она понимала, что слова здесь излишни. Она старалась идти тише, дышать безвучно, словно хотела стать невидимой, хотя её присутствие всё равно чувствовалось. И оно странным образом успокаивало Леви — будто её шаги позади напоминали ему — кто-то всё ещё идёт рядом, его путь в неизвестность не совсем одинок. — Сэр, — наконец произнесла Дэниель, прерывая долгую тишину. Её голос был тихим, но твёрдым. — Если я могу вам чем-то помочь... Леви не остановился, но его шаг замедлился на мгновение. Он посмотрел на неё через плечо, его темные глаза встретились с её болезненно-светлыми. — Просто следуй за мной, Риверс, — произнёс он кратко, но не отталкивающе. — Как всегда. «Как всегда». Монументальная фраза. «Всегда» – слово на котором держится вся космическая бесконечность. «Всегда» – это про преданное постоянство, про стабильную вечность. Леви нравилось произносить это слово, нравилось, как оно звучит и что означает. В отношении Риверс слово «всегда» ему нравилось вдвойне. Дэниель тоже уловила нить размышлений капитана: в его коротком ответе заключался весь необъятный смысл. Он принял её предложение — не как утешение, но как напоминание, что несет свою ношу не один. И она, словно тень, продолжала идти за ним до самого порога смерти, готовая разделить, если потребуется, ту тяжесть, которая давно стала неотъемлемой частью его жизни. *** Леви стоял на пороге четы Рал. На пороге дома, где Петра выросла, где впервые сказала нечто членораздельное, где впервые сделала самостоятельные шажки на встречу своему страшному будущему. Которому он не смог помешать. В глазах Леви читалась усталость, глубже которой скрывалась только чистая горечь. Позади него маячила Риверс. Рыжие волосы собраны, а руки нервно сжаты за спиной, но осанка оставалась прямой. Она заняла позицию немой сопровождающей, выполняя роль верного стража. Дверь открылась медленно, и на пороге появился господин Рал. Его лицо, хоть и казалось суровым, уже было исполнено догадки. От него не осталось ни грамма того добродушного мужчины, что подошел к капитану вчера вечером. Глаза его, покрасневшие, под тяжёлыми нависшими веками, смотрели на Леви, а затем на Дэниель, будто выискивая в каждом из них признаки надежды, заведомо зная, что ничего не обнаружат. — Капитан Аккерман, — его голос был хриплым, почти шёпотом. — Я знал... чувствовал. Скажите уже всё прямо. Леви не отвёл взгляда, но его сердце сжалось в тисках. Он кивнул коротко, будто признавая, что долг требует от него говорить то, что он всеми фибрами души хотел бы скрыть. — Господин Рал, — начал он ровным, тихим голосом. — Мы пришли сообщить, что ваша дочь, Петра Рал, погибла во время последней экспедиции. Она отдала свою жизнь достойно, исполняя возложенный на неё долг перед человечеством. Сожалею, что нам не удалось уберечь её тело для ритуала погребения. Рал вздрогнул, словно кто-то пустил ему невидимую стрелу в сердце. Прижал руку ко рту. Слезы заструились по щекам. Из глубины дома вышла жена господина Рала, с лицом, уже перекошенным неимоверной болью. Она без всяких сомнений слышала каждое слово, но не решалась показаться визитёрам. Леви шагнул вперёд и протянул ей небольшой свёрток. Вещи Петры — её книга с рецептами, несколько писем, форма, всё аккуратно перевязанно бечёвкой. Последнее напоминание о существовании девушки. — Её личные вещи, — сказал Леви коротко. Его голос был бесцветным, но сам свёрток он держал, как что-то бесценное. — А это похоронное письмо, здесь всё о обстоятельствах смерти вашей дочери. Покажите его в военном ведомстве, вам выдадут материальную компенсацию. Леви ненавидел себя за тон, которым произнёс эти слова. Словно порекомендовал на какой ярмарке лучше запастись картофелем, а не сообщил, где можно обменять факт смерти человека на весьма жалкую сумму денег. Несмотря ни на что, госпожа Рал приняла всё, но её руки сильно дрожали. Она выронила свёрток и письмо тоже. Не успела наклонится, как Дэниель быстро собрала всё с пола и снова передала бедной женщине. Та, сдерживая рыдания, прижала вещи покойной к груди, пытаясь впитать в себя остатки жизни дочери. — Спасибо... — её голос сорвался на всхлип. — Спасибо за то, что пришли лично. Петра не зря писала – вы хороший человек. Леви не изменился ни в лице, ни в тоне. Дэниель тоже. Контраст теперь ощущался, как пропасть между двумя мирами. Цивильным, мирным, спокойным и отрешенным, где нет права на ошибку. — Она была одним из лучших солдат, которых я знал, — сказал он, глядя прямо на госпожу Рал. — Она отдала всё, что имела на пользу человечества. Её подвиг не будет забыт. Эти слова, хоть и не утешали, но звучали как последний дар, что Леви мог оставить этим людям. Он выпрямился, готовый уйти, как только они захотят остаться одни, но не торопился, давая им время принять груз утраты. Родители Петры стояли в дверях, словно окаменевшие, держа в руках вещи дочери, что из простого напоминания обратились символом утраты. Леви видел, как их лица, и без того измученные, наполнялись тихим отчаянием, которое он не мог ни облегчить, ни разделить. Он не сказал больше ни слова, лишь коротко кивнул, выражая сочувствие к их горю. Развернувшись, зашагал прочь от этого дома, где теперь из-за него повсюду висел запах смерти. Глухой стук шагов по мостовой хорошо вписывался в ритм пробуждающегося города. Леви было трудно оставлять родителей Петры наедине с их болью, но задерживаться с ними ещё хотя бы на минуту не хотелось. Дэниель решила до поры до времени сохранять молчание. Она не пыталась заговорить, не пыталась предложить ненужное словесное утешение. Всё это неуместно. Её присутствие — незаметное, но постоянное — казалось единственной вещью, которую она могла предложить. И которую он, в свою очередь, принимал без остатка. Они вышли на широкую мостовую, смешиваясь с потоком горожан, пока не вышли к набережной. Дэниель время от времени поднимала взгляд на Леви, но его лицо оставалось таким же непроницаемым как обычно. Как только они свернули за угол и дом Ралов скрылся из виду, Дэниель едва слышно выдохнула, будто сама только сейчас осознала, как глубоко её поразила эта сцена. Но она продолжала идти, не теряя ритма. Леви, не оборачиваясь, бросил короткий взгляд через плечо, словно убедившись, что она всё ещё следует за ним. — Спасибо, Риверс, — произнёс он тихо, почти неразличимо. Это было всё, что он сказал, но Дэниель поняла, что за этими словами скрывалось больше, чем она могла бы выразить сама. Она кивнула, даже зная, что он этого не увидит, и продолжила идти за ним, всё так же молчаливо, с уважением и спокойной преданностью. — Не нужно благодарностей, — промолвила Дэниель спустя паузу. Мощёная дорога изгибалась в дугу, образуя мост над полноводной рекой, и они ступили на неё, придерживаясь тротуара для пешеходов. Задержались на несколько минут, залюбовавшись течением воды. — Петра любила меня, — сказал Леви. Просто, без обиняков, тоном, которым констатируют сухие факты в отчётах командованию. Дэниель посмотрела на искрящуюся поверхность реки в канале. — Вы никогда не думали о том, чтобы дать ей желаемое? — спросила она. — Думал, — ответил Леви. — Но сама мысль об этом вызывала у меня отторжение. Она была моим человеком, как и все остальные в отряде. Я не имею привычки выделять кого-то по половому признаку. Прежде всего Петра Рал была солдатом, а потом уже женщиной. — И всё-таки вы сожалеете, — заметила Дэниель. — Лишь о том, что она не переболела мной раньше, — пожал плечами Леви, отталкиваясь от кованого ограждения. — Во имя присяги она давала обет безбрачия, но ведь отношения не под запретом. Для них можно было найти вдоволь достойных претендентов, было бы желание. — Но она хотела вас... видеть в качестве своего партнера, — возразила Дэниель с короткой заминкой. — Я женат на своём долге, и на небесах повенчан с призванием, — непреклонно сказал Леви. — Это было ей известно. — Разумеется, сэр, — согласилась Дэниель. Они перешли на другую сторону реки, чтобы поесть перед дорогой в штаб-квартиру. В то утро в казармах подавали вареную капусту и безвкусную перловую кашу. Если с кашей у Дэниель складывались нормальные отношения, то капусту она на дух не переносила. Отец рассказывал, что в детстве им с сестрой часто приходилось питаться одной капустой, и после этого он её возненавидел. Шутил, что отвращение Дэниель наследственное. Наследственное или нет, а от прошлогодней капусты её знатно воротило. Заказав порцию риса с тушёной в томате рыбой и соленьями, Леви отложил меню и уставился в одну точку, сквозь потоки снующих горожан на улицах. Минуту назад Дэниель искренне протестовала, не хотела, чтобы он тратил на неё деньги, но все было бесполезно. — Ты должна питаться по расписанию. Если проявление опекунских привычек со стороны Ханджи воспринималось как что-то естественное, то со стороны капитана вызывало у Дэниель раздражение. «Он ведёт себя так, будто мне до сих пор четырнадцать». Раздражало ещё сильнее то, что сам он о себе не заботился. Ни о своём желудке, ни о своей раненной ноге. Леви и правда не мог думать ни о чем, кроме ненастья, которое час назад принёс в один из домов этого города. Горе, от которого невозможно оправится. И у горя этого отныне его лицо. Может это и хорошо, что он не в силах навестить семьи всех погибших. Переживать подобное ещё раз желания не было. *** Дэниель с детства видела странные сны. Безумные, скомканные, напоминающие по большей части бред сумасшедшего, иногда они приобретали настолько четкие мотивы, что заставляли сомневаться в реальности происходящего. Этот был одним из них. Огромная пустая площадь выложена тёмными гладкими плитами, что сияли, словно черные зеркала, размывая туманный горизонт. Посмотрев под ноги, Дэниель увидела расползающиеся внутри камня золотистые прожилки. Удивительный минерал, на внутри стен такого не сыскать. Плиты были отполированы до блеска, но периодически на них виднелись кровавые разводы. Словно эта площадь была полем расправы а тела уже успели растянуть. И сжечь. Мысль о сожжении пришла как что-то невероятно естественное, обыденное. Почему не похоронить? В воздухе витал запах гари. Тела всё-таки сожгли. В последний раз уважили традиции этой земли. Посреди площади было воздвигнуто распятье, напоминающее знак умножения в простой арифметике. Человек, прибитый за руки и за ноги к деревянному кресту был одет в богатые одежды. Они истрепались, были все запачканы кровью, но всё равно можно было заметить дорогой материал, золотую вышивку. Смуглая кожа стала ещё темнее из-за запекшейся крови, глаза закрыты, плачут алыми слезами. Губы истерзаны, в черных волосах застрял пепел. Странно, но у Дэниель не возникло мысли о том, чтобы помочь этому человеку, облегчить как-то его страдания. «Он мертв». Она сделала несколько шагов навстречу мученику и тогда поняла, что ошиблась. Порватые окровавленные губы шевелились, и сначала слова показались Дэниель незнакомыми. Словно молитва, произнесённая на чужом языке, но чем ближе она подходила, тем явственнее являлся ей смысл. — И придет то, что должно... Дитя чёрной Луны и первородного греха... В день когда померкнет солнце и развернется земля... Воссияет величие единой Матери, заключая кольцо старого бытия. Дэниель отпрянула. Слова неясные, принадлежащие, очевидно, к тексту какого-то пророчества, навели на неё тревожные думы. Она попятилась, человек на кресте поднял на неё свои светлые глаза и сказал: — Иимерих нун Дэш озим... — Я не понимаю вас, — растеряно покачала головой Дэниель. — Сондомун инде лор... — Перестаньте, прошу вас, — в её голосе слышалась мольба. Она отступала всё дальше, но слова мученика звучали всё громче и громче. — Инде лор юм-ме шинвапаторе Риверс! Риверс! Риверс! — Риверс! — капитан настойчиво тряс её за плечо. Дэниель вздрогнула и открыла глаза. Очертания кошмара растворились в каменных стенах штаб-квартиры разведывательного полка, куда выжившие прибыли на закате предыдущего дня. Протерев глаза, Дэни вновь взглянула на капитана. Леви стоял над её постелью с лампой в руках, одетый по всем приличиям в форму, припоясанный ремнем. Он даже не ложился. Дэниель села на постели, подтянув одеяло к груди и посмотрела на него, щурясь от яркого света лампы. — Капитан? Что-то стряслось? — У нас внеплановое заседание командования, вставай. — Простите... Ночью? — Дэниель нахмурилась. За окном кромешная тьма. Было ощущение, будто Дэни не совсем проснулась после кошмара, дереализация продолжала мучить её сомнениями. — Это приказ командующего Смита. «Сильный аргумент». — Дайте мне минуту, я оденусь, — попросила она. — Нет времени, надень это и пойдём, — Леви бросил на постель рядом с ней халат и отвернулся. Дэниель быстро вынырнула из под тёплого одеяла и набросила поверх ночной сорочки халат, перевязав его поясом на талии. Пока поднялись на этаж выше и добрались до кабинета командующего, Дэниель успела пригладить волосы. Вчера вечером для всех желающих была натоплена баня, Дэниель с удовольствием воспользовалась возможностью и искупалась как следует. Вымыла голову, уснула с мокрыми волосами. Проснувшись среди ночи, получила сумасшедшую укладку, которую никак не удавалось разбить пальцами. Кое-как сладив с волосами, Дэниель откинула их за спину и приготовилась войти. В кабинете Эрвина Смита горело несколько масляных ламп, он сидел во главе длинного стола, по обе стороны которого расположились все приглашённые офицеры за исключением нескольких, кто так или иначе отсутствовал в штабе. Шагнув в комнату после капитана, Дэниель встретилась взглядом с Ханджи. Та приветливо улыбнулась и кивнула ей, мол, присоединяйся. Так беззаботно, словно они все тут собрались чисто дружеским кругом ради партейки в карты и чашечки чая с клюквенным джемом. Рядом с Ханджи сидел Моблит, напротив них расположились Майк и Нанаба. Сам Эрвин сидел во главе стола. Будь это совещание формальным, Дэниель и Моблит были бы вынуждены стоять за спинами своих командиров, но этой ночью им предложили роль в важном обсуждении. Такая честь была редкостью. Отодвинув пустующий стул рядом с Майком, Дэни аккуратно присела и положила руки на стол. Леви занял место рядом с Ханджи. Они оказались друг напротив друга. — Раз ты выдернул нас из постелей, то мог хотя бы чай приготовить, — хмыкнула Ханджи, протирая тканью пижамной рубашки стеклышки очков. — Эдакое невежество, заставлять людей думать о работе в часы законного отдыха. Все они так или иначе думали о работе и перед сном, и после, и даже во время, но Ханджи правильно подметила. Одно дело – думать по своей воле, а другое с принуждения начальства. Нажим сверху утомлял вдвойне. Эрвин слегка наклонил голову и помассировал пальцами переносицу. — Чтобы приготовить чай нужно либо разжечь огонь в камине, либо спустится на кухню и выдать себя. Разговор нам предстоит недолгий, справимся на сухую. — Зануда, — фыркнула Ханджи, надевая очки обратно. — Эрвин, объясни ты лучше из-за чего собрал нас среди ночи? Разве обсуждение не может подождать до завтрашнего утра? — спросил Майк. Видно было, что те несколько часов сна, которые ему удалось урвать не принесли никакой пользы, а только усилили дневную усталость. Дэни сидела достаточно близко к нему, их колени практически соприкасалась, она чувствовала исходящий от него приятный запах мыла и думала, что тоже не прочь сейчас оказаться в своей постели. Но Дэниель была самой молодой из всех собравшихся в этой комнате, что означало – для доказательства своей компетентности нужно показывать в два раза больше положительных качеств, таких как внимательность, рассудительность, и всё остальное в этом духе. — Присоединяюсь к Майку, — сказала Нанаба, откидывая со лба светлые волосы. — К чему вся эта секретность? Я понимаю, что разговоры офицеров должны оставаться за закрытыми дверями, но чтобы так шифроваться нужен нехилый повод. Из трёх присутствующих женщин только Дэниель была одета в длинную сорочку, скрывающую её тело чуть ли не до щиколоток. Нанаба спала в туго обтягивающей майке и свободных штанах. Ханджи никогда не изменяла излюбленным широким пижамам. Майк и Моблит тоже были одеты по-домашнему, в безрукавки и штаны. Только Эрвин и Леви сохраняли представительный вид. — Благодаря отчётам новобранцев у нас есть серьёзные зацепки и небезосновательные подозрения, — начал Эрвин, осматривая всех собравшихся. — Прочитав подробное изложение происходящего от лица Эрена Йегера, я узнал, что в перерыве между побегом с помощью призыва множества титанов и нападением на элитный отряд капитана Аккермана, человек, предположительно являющийся носителем силы Женской особи маскировался под солдата разведкорпуса. — Отводил подозрения, — кивнул Майк, скрещивая мускулистые руки на широкой груди. Дэни пришлось податься вперед, чтобы его внушительная фигура не заслоняла ей вид на командующего. — Всё верно. На основе этого факта и множества других, которые я озвучу вам немного позже, рядовой Арлерт выдвинул предположение, что за Женской особью может скрываться личность, которая училась с ними три года в кадетском корпусе. Имя Энни Леонхарт вам о чём-нибудь говорит? Сидящие за столом обменялись настороженными взглядами. В самом имени не было ровным счётом ничего необычного, наоборот, подобное сочетание являлось донельзя привычным для слуха. Что же крылось за этим именем? Солдат? Предатель? Убийца? Дэниель думала, что всё вместе взятое. — Моблит, передай всем портрет, — попросил Эрвин. Не приказал, а действительно попросил, изумив этим Дэни. Остальные, казалось, к такому нефоральному обращению со стороны командующего были привыкшими. Первым портрет перешёл в руки Ханджи, затем его получил Леви. Передал Дэниель, но та, даже не взглянув, тут же вручила его Майку. После на рисунок Моблита взглянула Нанаба, и только потом он вернулся в руки Дэниель. Подтянув к себе лампу, она получше вгляделась в черты лица девушки, стараясь припомнить, видела ли она её когда-то. — Семнадцать лет, сто пятьдесят восемь сантиметров роста. Несмотря на скромные внешние параметры Леонхарт была лучшим бойцом, когда дело доходило до рукопашного боя. Нельзя сказать, что в остальных областях её навыки давали слабину, но хорошо выделялась она среди остальных именно благодаря своей выдающейся технике ведения боя один на один с противником. Сокурсники отмечали, что большую часть времени она проводила вне обучения, игнорируя практически все тренировки, где дело касалось практики в паре с другими людьми. Появлялась лишь там, где были включены индивидуальные физические нагрузки. На всех остальных сборах присутствовала тогда, когда нужно было сдавать нормативы или закрывать раздел в изучении. Сколько бы инструкторы не выговаривали ей за прогулы, она всё пропускала мимо ушей и всегда демонстрировала блестящие результаты, так что в скором времени они прекратили ей что-либо говорить. Предъявить претензии было невозможно, все поставленные задачи Энни Леонхарт выполняла безукоризненно. — И эта её заслуга вряд ли принадлежала кому-то из инструкторов, — усмехнулся Майк, опустив взгляд на портрет, который Дэни держала в руках. В ответ на них смотрело овальное лицо с большими круглыми глазами, сонным взглядом из под полуприкрытых век, орлиным носом и плотно сжатыми губами. Уголки рта были опущены вниз, челка разделена на две неравные части, волосы собраны сзади то ли в хвост, то ли в пучок. Но внимание Дэниель привлекло не лицо девушки, а её одежда. — В день расправы над Сонни и Бином все солдаты должны были сдать УПМ во избежание подозрений, — вёл дальше Эрвин, — и рядовой Арлерт заметил, что Леонхарт (в тот день она задержалась поблизости с другими новобранцами, что собрались в военную полицию) отдала не своё оборудование. По характерным отметинам, Арлерт смог опознать УПМ своего погибшего в Тросте друга, и это натолкнуло его на подозрения, которые кажутся весьма логичными, если брать во внимания все факты. Выдвигать подозрения в умышленном убийстве кадета пока ещё рано, но быть может у кого-то из вас есть свои соображения насчет озвученной мной информации? — У меня есть кое-какие домыслы, — вдруг сказала Дэниель, взглянув на командующего. — Но перед тем как делать поспешные выводы, сэр, я бы хотела задать пару вопросов здесь присутствующим. — Как вам будет угодно. Дэниель кивнула и обратилась к Моблиту. — Ты рисовал этот портрет, опираясь на словесное описание бывших сокурсников Леонхарт? — Да. — Вплоть до одежды? — уточнила Дэни. — Они сами не раз заостряли на ней внимание, я не мог игнорировать их слова, — кивнул Моблит. — А кто-нибудь вообще видел её хоть раз вживую? — спросила Дэни. Все ответили отрицательно, кроме Майка. — На следующий день после битвы в Тросте я видел её среди других кадетов, — ответил он. — В жизни она носит ту же кофту? — продолжала допытываться Дэни. Ханджи и Леви переглянулись. Что это на неё нашло? Риверс выглядела так, будто правда надумала что-то интересное. Напала на след? — Да, я помню, как обратил на неё внимание, потому что она была чисто белой. Подумал, что не смог бы носить белое и не оставить там пятен, а она вышла из поля кровавой битвы даже не запачкавшись. — Удивительно не только это, — Дэниель развернула портрет ко всем присутствующим. — Взгляните сюда. Вы когда-нибудь видели, чтобы на кофты вместо воротников пришивали капюшоны? Вам этот мой домысел может показаться неуместным и странным, но поверьте, я провела много времени среди законодателей моды, и такого в планах на будущее десятилетие не было ни у одного модельера. По большей части потому что столичные ателье в принципе не ориентируются на одежду подобного кроя, но и не только. Лично я первым делом обратила внимание именно на её одежду. Разумеется, чтобы делать окончательные выводы мне нужно узнать побольше у людей, что долгое время проводили непосредственно рядом с Леонхарт. Не знаю, является ли именно эта девушка ещё одним носителем силы титана но одно я могу сказать точно – её одежда сшита явно за пределами... Дэниель осеклась. «За пределами стен» — застыло на губах, она никак не решалась произнести это вслух. Безумное предположение вдруг пронзило сердце стрелой тревоги, выбив из головы изначальную мысль. — Риверс, будь добра, закончи предложение, — сказал Леви. — Я лишь хотела сказать, что такую одежду не шьет даже самое захолустное ателье на окраине районов. Как минимум потому что им невыгодно придумывать нечто подобное, а все модные дома столицы направляют свои умы в сторону создания роскошных одеяний для светских дам. Хотя задумка, признаюсь, интересная. — Хорошо, Дэниель, мы вас услышали, — подвел черту Эрвин. — Больше никто не хочет высказаться? Если нет, то я вернусь к теме секретности. Как вы верно предположили, собрал я вас здесь не просто так, а потому что могу доверять. Вам всем. Последнее предположение ввело Дэниель в ступор. Доверять ей? После того, как титан, повинуясь какому-то неизведанному порыву, произнёс её фамилию она сама себе не доверяла. Но Дэниель не знала и знать не могла, что этим вечером командующий получил найденную за стенами записную книжку одной из давно погибших разведчиц, в которой был подробно передан тот краткий диалог, что состоялся между ней и титаном перед тем, как тот откусил ей голову. Этот случай произошел за несколько месяцев до того, как Дэниель услышала свою фамилию из уст гигантского людоеда. — В отряде есть и другие предатели, — сказал Эрвин, оценивая реакцию остальных. — Умнó, — пожала плечами Нанаба. — Если Леонхарт правда Женская особь, которой понадобился Эрен, то она должна была получать от кого-то информацию о его перемещении. — Иначе она бы не смогла так быстро напасть на его след, — добавил Майк. — Данные о местоположении Йегера не распространялись даже среди доверенных лиц вплоть до начала операции. Вычислить его в одиночку было бы для неё весьма затруднительно. — Предатели действовали сообща не всяких сомнений, — кивнул Эрвин. — Но ловить их мы будем поодиночке. *** Жану не спалось. Он ворочался с боку на бок, у него болела шея, спина, руки. Никакая физическая усталость не могла сравнится с теми душевными терзаниями, которые мучали его с самого вечера. Энни предательница? Она, как и Эрен, может превращаться в титана? Самое худшее, что именно в Женскую особь. Если это так, тогда она уничтожила целый фланг солдат, натравила на разведчиков титанов в самый последний момент? Жан никак не мог в это поверить. Какая-то часть его сознания пыталась резонировать мыслями в роде: «информация ещё не подтверждена, это всего лишь подозрения», но как только Жан выслушал предположения Армина в его голове словно сошёлся пазл. Энни всегда выделялась на фоне остальных кадетов, если среди них и оказался шпион, то им определенно должна быть именно она. И вместе с тем его жгло неприятное чувство: он-то с самого начала был с ней согласен во многих вещах, особенно в тех, что касались военной полиции. Когда Энни узнала, что Жан изменил своё мнение насчет продвижения в успешной карьере полицейского, то лишь фыркнула и смерила его привычным надменным взглядом. «И ты туда же, придурок?» – спросила она, и ушла, не дожидаясь ответа. Роль хладнокровной убийцы была ей к лицу, и как только Жан свыкся с этим новым образом, любая мысль о Энни приводила его в бешенство. На осмотре, когда все новобранцы сдавали своё оборудование чтобы снять с себя подозрения в убийстве двух подопытных титанов, Энни предоставила не своё УПМ. Жан был так занят шутками окружающих — «до чего мы дожили, теперь убийства титанов караются законом» — что даже не заметил, как вместо своего Энни положила на стол оборудование Марко. Откуда у неё было его УПМ? Жан вспомнил тот миг, когда обнаружил труп Марко под стеной полуразрушенного здания. На нём не было никакого снаряжения. Вообще ничего. Ничего, что помогло бы ему защититься от титанов, спастись, выжить. Чертова Энни. Её рук дело. Но зачем? Какой смысл был убивать Марко? Горечь подкатила к горлу тошнотой. Жан закрыл рот ладонью и сглотнул. В уголках глаз проступили слезы. Боги, как же он в ту ночь возненавидел Энни Леонхарт! Все парни, которых он знал в кадетском училище, спали здесь, на соседних койках. Все, за исключением Йегера, который томился в подвале, ибо даже после миссии за стены должен был находиться под особым надзором. Справившись с волной эмоций, Жан прислушался к тишине штаб-квартиры, к ночи за окном. Вдруг ему показалось, что он слышит шаги. Они стали приближаться, он уже отчётливо различал их темп. Идущих было двое. К сожалению они не обмолвились ни словом. Жан снова опустил голову на подушку, проклиная и это старинное поместье, и эти неудобные кровати, и Армина, который на ночь глядя выдвинул такое жуткое предположение и лёг спать, как ни в чем не бывало. И не только Армин, все парни крепко спали слишком утомлённые теми потрясениями, что выпали на их долю в последние дни. Вот только Жану не спалось. *** На следующий день Эрвину Смиту был отдан приказ от главнокомандующего королевскими войсками о передачи Эрена Йегера в столицу. Пятьдесят седьмая экспедиция не оправдала себя, и следуя решению суда по делу человека-титана, разведкорпус был обязан передать Эрена властям для обсуждения его дальнейшей участи. — Это сыграет нам на руку, — объяснил Эрвин, собрав около себя не только офицеров, но и некоторых отличившихся в бою новобранцев, которые отныне были посвящены в его план. — В Стохесе навстречу выйдут несколько полицейских подразделений, также в письме от главнокомандующего сказано, что сопровождать процессию будет Найл Док. — Новый глава? — уточнила Дэниель. Она знала, что предшественника, который возглавлял военную полицию достаточно долгое время сместил более амбициозный карьерист. И с ним Дэниель была совершенно не знакома, видела его только несколько раз, но лично не встречалась. Последний раз их негласная встреча произошла в день судебного заседания, когда решалась судьба Эрена. Дэниель помнила, как после Найл задержал на ней взгляд, и этого хватило, чтобы всё внутри мгновенно похолодело. Будь на его месте предыдущий глава полиции, тотчас бы настучал её отцу. Но ходили слухи, что у Найла Дока с лордом Эджертоном старые счёты, их дела шли худо, если не сказать, совсем паршиво. Новый глава не пропускал мимо себя ничего противозаконного, и вся столица в последнее время только и гудела о том, что Найл активно подчищает ряды аристократии, загоняя их в тюрьмы. Искоренить беззаконие в столь плотной коррумпированной системе было задачей не из легких, но, кажется, Найла это не останавливало. И всё равно Дэниель чувствовала долю опасности, когда он смотрел целенаправленно только на неё. Его прищуренные глаза словно говорили: «Я знаю о тебе всю подноготную, не думай, что сможешь спрятаться от меня». А Дэниель только и умела, что прятаться. От полиции, от отца, от себя и собственной слабости. Поэтому в этом мужчине видела нешуточную угрозу. И поднапряглась от мысли, что придётся тесно с ним сотрудничать, постоянно находится в поле его зрения. — Вы ни разу не допускали мысль, что ваши суждения могут оказаться ошибочными? — вмешался Эрен. Он вскочил со стула, с грохотом опрокинув его назад и воззрел на командующего взглядом, в котором полыхал гнев. — Энни никогда не была ангелом, но нельзя же просто так разбрасываться подобными обвинениями! Вы даже не знаете её! — Верно, не знаем, поэтому не горячись и подумай сам, — спокойно сказала Дэниель. — Вспомни как она дралась с тобой, когда ты превратился в титана. Этот бой был без применения оружия. Самый честный рукопашный. Вспомни и скажи, приемы в исполнении Женской особи никого тебе не напомнили? Вместо ответа, Эрен поднял упавший стул и осел на него с застывшим на лице опустошением. Видимо, нахлынувшие воспоминания оказались довольно обличающими. — Кроме этого, мне показалось, что лицо Женской особи похоже на Энни, — добавила Микаса. — Да что ты говоришь такое? — снова вспыхнул Эрен, но быстро потух, стоило Армину передать ему портрет Энни, нарисованный Моблитом. — Если Энни будет невиновна, то мы сильно оскорбим её своими подозрениями, — тихо сказал Армин, смело глядя то на командующего, то, неожиданно, переводя взгляд на Дэниель. — Но в случае, если именно она окажется Женской особью, без должной подготовки к атаке Эрен может стать пустой жертвой. Чтобы захватить её нужен четкий план. — У нас он уже есть, — капитан Леви заговорил впервые за время собрания. В отличие от всех присутствующих он был одет не по уставу, а в штатское. Лёгкая кофта без воротника, обычные брюки и обувь с коротким голенищем. Леви сидел во главе стола и в руках держал то самое письмо с приказом от главнокомандующего. — Именно поэтому вы четверо приглашены сюда. Трое новобранцев сидели на одной стороне стола, один был по другую. Микаса, Армин и Эрен непонимающе уставились на Жана, который в свою очередь ответил им пренебрежительным взглядом и одними губами произнёс «Что?». Он сам понятия не имел, зачем его пригласили. С Эреном всё понятно, Микаса – Аккерман, у Армина неплохо работают мозги, а он здесь зачем? Риверс, сидящая по правую руку от него, смущала своим присутствием до покраснения. Следующим после неё восседал сам командующий. Жан чувствовал себя так, как практически всегда после вступления в разведку – в ополчении.Появись у него желание сбежать из этой комнаты, не прошло бы и минуты, как его тело изрубили бы на куски и бросили на корм скоту. Или титанам. Зависит от того, кто был бы ближе к расположению войска. — Отряд, в котором служит Энни Леонхарт находиться в Стохесе, то есть когда все местные подразделения будут задействованы в городских патрулях она будет там же, среди своих сослуживцев, — продолжал Эрвин. — Йегер, Аккерман и Арлерт – ваша задача заключается в том, чтобы заманить её в ловушку. Сыграть на товарищеских чувствах, и, сославшись на государственное преследование, попросить провести Йегера через подземные туннели, сеть которых существует под всем городом. — Зайдя внутрь, Энни попадет в ловушку в любом случае, — догадался Армин. — Всё верно, — кивнул Эрвин. — Если она согласится зайти, это не будет означать, что она не виновна. Это будет знаком для тайной группы захвата, которая обрядится цивильными для отвода подозрений. У нас нет доказательств против Леонхарт, но в случае, если она откажется заходить в туннель они могут появиться. — Почуяв опасность она запросто может обратиться в титана, — объяснила Дэниель. — По моим наблюдениям, это не составляет для неё такой проблемы, как для Эрена. Смею предполагать, у неё было достаточно времени для тренировок этого навыка. Учитывая, что преследуя элитный отряд капитана, Женская особь поменяла свою форму за долю секунды, сомневаюсь, что она станет медлить в этот раз. Боковым зрением Дэниель уловила то, как сжались челюсти капитана в бессильной злобе. Элитный отряд. Все мертвы, кроме неё. Дэниель никогда бы не призналась в том, что после трагической гибели товарищей ощущала вдвойне тяжёлую ношу на своих плечах. Теперь она обязана была стать достойной преемницей их громкого звания, и оправдать возложенные на неё надежды командования во что бы то ни стало. — Аккерман и Арлерт, вы оба должны будете страховать Йегера до тех пор, пока ситуация не станет подконтрольной, — продолжил Эрвин. — Так точно, сэр, — в один голос ответили Микаса и Армин. — Прошу прощения, господа офицеры, но меня уже битый час мучает вопрос. Какую роль во всём этом действе должен буду сыграть я? — не выдержал Жан. — Ты? — переспросил Леви таким тоном, словно до этого мгновения даже не знал о существовании новобранца в этой комнате. Жану стало нехорошо от его взгляда. Плохое чувство внутри усиливалось от осознания опасной близости капитана. Смертельного оружия на старшем Аккермане и близ него не наблюдалось, но года боевой подготовки никуда исчезнуть не могли. Если понадобится, капитан голыми руками в два счета свернет ему шею и глазом при этом не моргнет. Жана пробила дрожь. И всё же он решил рискнуть. Если и брать этот мир, то только силой своей мнимой самоуверенности. — Разведкорпус серьезная организация, а не сбор манекенщиц. Сомневаюсь, что вы позвали меня на такое важное заседание только чтобы лицезреть моё лицо. Наверняка же за этим стоит какая-то цель, не так ли? Брови Дэниель взлетели чуть ли не до линии волос, так она была поражена красноречием молодого солдата. Сама такую словесную вольность никогда в жизни бы себе не позволила, а он, казалось, даже не осознавал толком важность умения держать язык за зубами. Что за идиот? Леви посмотрел на Эрвина, и тот отрицательно покачал головой, отвечая на безмолвный вопрос капитана, мол «он нам ещё пригодится, не стоит убивать его сейчас». — Ваша задача, — ровным голосом проговорил Эрвин, — рядовой Кирштейн, заключается в абсолютном подражании Эрену Йегеру. — Что? — воскликнули одновременно и Жан, и Эрен. Их взгляды, устремлённые на командующего, мгновенно метнулись друг на друга, а затем снова разбежались по разным углам, как дерущиеся коты. Дэниель в мыслях усмехнулась. Рассказы Нанабы о вспыльчивости молодых людей в возрасте полового созревания не были ни капли преувеличены. Живя в обществе слегка «остывших» мужчин среднего возраста, Дэниель успела позабыть каково это — наблюдать настолько сильные эмоциональные всплески. — Вам кто рты открывать разрешал? — с нажимом спросил Леви, тщательно складывая письмо главнокомандующего. — Уважения к старшим у вас немногим больше мозгов, если хватает смелости перебивать командующего в обществе двух других офицеров. Ещё раз нечто подобное учудите, и будете унитазы драить зубными щётками. Своими. Ясно вам? — Простите, капитан, — Эрен пристыженно опустился на стул. — Извините, — вторил ему Жан. От Дэниель не укрылось, как Микаса сжала кулаки. Приказной тон Леви ей был совсем не по душе, мысль о том, что она может противостоять ему, отбросив все воинские звания не давала покоя, но за годы в кадетском училище Микаса хорошо усвоила понятие субординации и изо всех сил старалась следовать установленным законам. Пусть иногда для этого ей приходилось сцеплять зубы и переступать через себя, через своё яростное желание защитить родного человека от любых невзгод и через его активное отторжение всякого рода заботы с её стороны. Эрвин встал со своего места и прошелся до окна, а затем обернулся на сидящих за столом. В тот момент командующий напомнил Дэни учителя, который прекращает вести урок, замечая, что ученики его не слушают, и возвращается к чтению темы только когда в классной комнате наступает тишина. Дождавшись покоя, Эрвин продолжил. — Вы, рядовой Кирштейн, будете изображать Эрена Йегера на всём пути от штаб-квартиры до въезда в Стохес. Сержант Риверс позаботится о том, чтобы вы выглядели максимально приближённо к образу Йегера. Это всё, что от вас требуется. Понятно? — Да, сэр, — кивнул Жан и бросил быстрый взгляд на Дэниель, сидящую с идеально ровной осанкой. Как она всегда умудряется быть настолько невозмутимой? Ни единого проблеска эмоций. Жана это напрягало, он не мог прочувствовать настоящее настроение девушки, не мог сделать никакой вывод о её мыслях. Ничего. Пустой лист или скорее чёрное зеркало. Он смотрел на неё и не видел отражения. Не человек, кукла. Дэниель в свою очередь не отрывала взгляда от высокой фигуры командующего. — Извините, — Микаса в силу школьной привычке подняла руку, собираясь задать вопрос. — Господин командующий, если Женская особь всё же явит себя, можем ли мы сражаться с ней? Эрвин задумался, а потом ответил: — Нет. По возможности старайтесь даже не взаимодействуйте с ней. Неважно, кто скрывается за личиной титана, но она определенно знает как работает привод. Не позволяйте ей поймать вас. На этом всё, дамы и господа, выезд планируется в шесть часов по полудню, так что будьте готовы. Сержант, займитесь подготовкой рядового Кирштейна. Рядовые Аккерман, Арлерт и Йегер, от вас не требуется ничего особенного. Молодых людей также попрошу молчать о предстоящей операции, чрезвычайно важно сохранить наши обсуждения в тайне. Капитан, вы идете со мной. Командующий вышел из кабинета, Леви с явной неохотой поднялся со своего места и последовал за ним, прихрамывая. На выходе обернулся, указал Дэниель глазами на Жана и промолвил: — Он весь твой, Риверс, рассчитываю на силу чудесного перевоплощения. По ходу дела можешь отрезать ему язык. Эта часть тела у него явно лишняя. Леви покинул кабинет, оставляя Дэниель наедине с новобранцами. Осмотрев их, та кивнула. — До шести часов можете заниматься своими делами в пределах штаб-квартиры. Попрощайтесь с друзьями, которые остаются, проверьте своё обмундирование. С вами тремя, — она посмотрела на Микасу, Эрена и Армина, — увидимся непосредственно перед отъездом, а вас, рядовой Кирштейн, настоятельно прошу явится к пятой комнате на третий этаж к четырём часам вечера. Всем хорошего дня. Она тоже вышла. Помявшись с полминуты в неловкой тишине, новобранцы разбрелись по штабу. *** Майк Захариас давно заимел привычку всё свободное время проводить за тренировками. За годы физической нагрузки мышцы так привыкли к ней, что любые дополнительные упражнения только поднимали настроение. Поэтому если его важную персону нельзя было найти в радиусе десяти метров от командующего, он с огромной долей вероятности был в тренировочном зале. Тот день не был исключением. Он как раз отвлекся, чтобы между подходами отжиманий сделать несколько глотков воды, как увидел промелькнувшую в дверном проёме Риверс. — Чего тебе? — без вступительных формальностей поинтересовался Майк, глядя на приближающуюся девушку. — Для начала здравствуйте, — Дэниель ненавидела когда её наставник так бессовестно игнорировал все понятия о приличиях. Майк в ответ лишь усмехнулся, сделал последний глоток и закрутил крышку фляги. — Я стараюсь сэкономить время и тебе, и себе, но ты как на зло зря сотрясаешь воздух и льешь воду в суть. Излишки академического образования? — он скрестил руки на груди, разворачиваясь к собеседнице. Право слово, Майк думал, что за последние два года она вытянется сильнее, но на пометке метр семьдесят её рост остановился. Она значительно уступала ему в физических параметрах, но лучшей ученицы у него никогда ещё не было. Ведь вся правда заключалась не в габаритах, а в их грамотном использовании. С грамотой же у Риверс всё было прекрасно. — Я оставила обучение, — вдруг сказала Дэниель. Майк озадаченно сдвинул брови к переносице. — Насовсем? — Нет, — покачала головой Дэни, — взяла академический отпуск на шесть месяцев. Выполнять задания становится всё тяжелее, а нужной литературы для повышения своего уровня знаний нигде поблизости я найти не могу. И не до того сейчас, проблем хватает. Я решила сосредоточиться на своей работе, учёба подождет. — Ты правильно поступила, — кивнул Майк, выслушав её объяснения. — Тем более, что последние два года только и делала, что писала рефераты в перерывах между вылазками за стены. Дэниель приподняла правую бровь. — Надо же, как вы органично упростили весь спектр моих занятий, уместив их в одно предложение, — с явным недовольством в голосе проговорила она, удерживаясь от того, чтобы изобразить соответствующую гримасу на своем лице. — Не люблю лить воду в суть, — улыбнулся Майк. От его улыбки дружелюбнее Дэни не стала, поэтому он опустил руку на её макушку и как следует взлохматил огненно-красные волосы, расстрепав аккуратную прическу. — Вы это нарочно? — возмутилась Дэниель, стягивая резинку и пытаясь пригладить взъерошенные волосы. — Конечно, — улыбка Майка стала шире. — Когда вижу тебя в нормальном человеческом виде аж душа радуется. — Это когда вы меня в последний раз видели в «нормальном человеческом виде»? — поинтересовалась Дэниель. — Я обычно всегда стараюсь выглядеть хорошо. — М-м, дай подумать, — Майк сделал вид, что увлечен размышлениями. — Вчера. — Ночью на собрании? — У тебя была запоминающаяся шевелюра. Моя матушка, упокойте боги её душу, называла подобную прическу «взрывом на макаронной фабрике». Увидев это воочию не могу не отдать ей должное, аналогия проведена с поразительной точностью. — Общение со студенткой Высшей Академии явно пошло вам на пользу, — язвительно заметила Дэниель. — Скоро будете соревноваться с капитаном Аккерманом не только в бою, но и в количестве произнесенных за одну секунду терминов. — Куда уж мне до твоего капитана в умении жалить ядом окружающих, — усмехнулся Майк. «Не подменяйте интонации, он мой капитан». — Ну, побудьте с ним больше суток в закрытом помещении, если выживете, то этот навык передастся вам сам собой, — пожала плечами Дэниель. — Уверяю, он очень заразителен. — Капитан? — Навык. Майк кивнул с самым понимающим выражением лица и вернулся к первоначальному вопросу. — Так зачем ты пришла? — Лично попрощаться, — ответила Дэни. — Вы ведь не входите в состав офицеров для операции в Стохесе, мне показалось, что учитывая формат наших отношений, это будет уместно. — Это уместно, — подтвердил Майк. Он никогда не забывал запах своей младшей сестры. Для него это был аромат свежескошенной травы ранним летним утром, смешанный с теплом парного молока и едва уловимым запахом полевых цветов. С тех пор как Майк впервые взял её на руки, — крошечный комочек мяса в белых пеленках — он понял, что будет защищать сестру любой ценой. После трагической гибели их отца, когда ломовая лошадь роковым ударом копыта проломила ему грудь, Майк, ещё подросток, вынужден был стать старшим среди детей не только по возрасту, но и по роли. Его мать долго пыталась удерживать семью на плаву, работая на износ не только на своей ферме, которую со временем стало невозможно содержать без отца, но и подрабатывая на соседних. За всё время взросления Лейлы именно старший брат стал для девочки фигурой, которую она смело могла назвать опорой. Он заменил ей отца — строгого, но справедливого. Вечерами, когда она прятала лицо на его плече, плача от разбитой коленки или внезапно накатывавшего страха перед миром, он успокаивал её, хотя сам напуган был не меньше. Мать не справлялась. С ним не справлялась, а с Лейлой и подавно. Лейла была непоседливой, никогда не могла найти себе покоя. Её смех звенел в доме, даже когда всё вокруг казалось безнадежным. Она обожала задавать вопросы, и Майк удивлялся той логической цепочке которая выстраивалась у неё в мозгу, чтобы в конце концов обратится в полноценную мысль. У Лейлы был недюжинный потенциал. Её нахваливал сельский учитель, к которому Майк каждый вечер заходил лично, забирая младшую сестру с продлённого дня. «Девочка попросту зароет все свои таланты в землю, если останется жить на ферме». Будто бы Майк этого не знал. Он обмозговывал варианты развития событий ночи напролёт, пока однажды не решился воплотить их в реальность. Уговорил мать продать ферму, на вырученные деньги отправился с ней и сестрой в Каранес. Помог обустроиться им там в квартире, которая показалась им, жителям провинций, ничтожно маленькой и тусклой по сравнению с просторами природы, что окружали их на ферме. В настоящем доме. После Майк ушёл в кадетское училище. Помнил, как Лейла плакала, не желая отпускать его надолго, не желая оставаться с матерью. Даже та украдкой вытирала слезы фартуком. Майк не мог и слова вымолвить в ответ, только смотрел на сестру и мысленно проговаривал: «Это все ради тебя». Когда болезнь в тот год захватила Каранес, Майк был в составе экспедиции за стенами. Он знал о вспышке эпидемии, но надеялся, что карантинные нормы защитат его семью. Однако по возвращению, ему пришлось столкнуться с горькой реальностью: его мать и сестра не пережили болезни. Соседи рассказали ему, как мать до последнего ухаживала за Лейлой, а та, в свою очередь, даже в бреду не прекращала звать его по имени. Дом, в котором они жили вместе с другими заражёнными людьми опечатали службы, курируемые военной полицией. Вещи были разворочены, деревянные полы скрипели под его шагами, и лишь слабый запах полевых цветов всё ещё держался в комнате сестры, смешиваясь с запахом крови и бесполезных лекарств. Майк сел на её кровать, взглянул на книжные полки. Она зря времени не теряла, училась, пока могла. Майк провёл рукой по потрёпанному одеялу и вдохнул запах, отравленный дыханием смерти, отчего слёзы, которые он так старался сдерживать, хлынули потоком. Как бы Майк не старался стать сильнее, не смог их защитить. Не смог выполнить обещание данное себе самому. Подвёл. Какой он после этого старший брат? Эта утрата стала его самой тяжёлой ношей. С тех пор Майк очень изменился. За тихой уверенностью скрывалась пустота. Он давно не пытался никого ни в чем убедить, просто делал свою работу молча и безбоязненно. Ему уже нечего было терять. Все, кого он любил, отправились в мир иной. А он продолжал служить разведкорпусу, убеждая себя, что, возможно, защитив кого-то другого, сможет искупить свою вину. На деле же в работе Майк просто искал забытье. Запах, исходящий от Дэниель Риверс при первой встрече заставил Майка задержаться на ней взглядом. Он никогда не забывал доверять своему носу — его обоняние было не просто острее, чем у других, но и глубже, чем вся видимая суть. Оно позволяло ему чувствовать на совершенно ином уровне: страхи, решимость, боль, даже отголоски происхождения, всё это Майк извлекал из одного только аромата. У Дэниель запах был тонким, но многослойным, словно старинный парфюм, который, вздохнув его однажды, останется в памяти навсегда. В её аромате смешались неожиданные оттенки: свежесть раннего утра, какая-то дивная цветочная нотка, щепотка пряностей, и еле уловимый запах железа, который заставил Майка нахмуриться. Кровь. От неё пахло кровью, хотя на её теле не было ни единого ранения. Кровь обычно ассоциировалась с силой, но в её случае с вечным поражением. Майку сразу стало ясно: Дэниель не простая девушка из дальнего поселения, не беженка, нет. Её кровь говорила о благородном происхождении, что отнюдь не упиралось в аристократический род её отца. Возможно, предки Дэниель принадлежали к тем, кто веками правил державами за стенами, к тем, чьё влияние ощущалось во всём, начиная с манеры речи, заканчивая врождённой выправкой. Но это благородство в её запахе не было надменным. Наоборот, оно скрывалось за ароматами пыли и дыма, словно она только-только вышла с поля жестокой битвы. Майк задумался: что привело её в ряды разведчиков? Бегство от прошлого? Желание доказать что-то самой себе? Разведкорпус был явно не самым лучшим местом для людей с тонкой душевной организацией, а по мнению Майка Дэниель была одной из них. Сложной натурой. Аристократкой. Но Дэниель пришла с четкой целью. Она хотела обрести силу. Не только ради себя, но и ради тех, кто потерял свою силу задолго до её появления на свет. Спустя много лет после кончины младшей сестры, Майк Захариас по-прежнему чувствовал, как её отсутствие разрывает его душу. Лейла была путеводной звездой в его жизни, её голос и смех всё ещё эхом звучали в его памяти. А потом он вспоминал пустую холодную комнату и гору пепла, в котором сожжённые тела смешались в одну кучу. Гарь. Запах смерти. Эта картина всегда травила жизнерадостные воспоминания о сестре. Когда Дэниель Риверс попросила обучать её, он собирался наотрез отказаться. Майк не любил учить новичков. Он был человеком действия, а не слов, и считал, что лучшее обучение — это опыт. Но что-то в Дэниель заставило его пересмотреть своё конечное решение. Может, это была её настойчивость, её решительный взгляд, которым она пыталась скрыть собственную и весьма объяснимую на тот момент неуверенность. А может, это была её искренняя вера в то, что он способен сделать её лучше. Дэниель совершенно не напоминала Лейлу внешне. Она была выше, с рыжими волосами и твердым, но умеренным нравом. Правда порой могла сказать такое, что сослуживцы удивлённо оглядывались, но подобные случаи смело можно назвать исключениями. Было в ней что-то иное, отличимое, что вызвало в Майке болезненные ассоциации. Возможно, это была её упёртость, её готовность снова и снова вставать, несмотря на ошибки. Возможно именно это вызывало в нем воспоминания о Лейле. Майк часто думал, что если бы сестра осталась жива, то он хотел бы научить её драться с той же проворностью, что умеет сам. Чтобы она могла не бояться ни титанов, ни людей, ни жестокости окружающего мира. Он видел её в форме, с прямым взглядом, который говорил: «Я не сдамся». Это видение не отпускало его, пока он учил Дэниель. — Вроде из знати, а держишь клинки, как вилы, — ворчал он в один из тренировочных дней, когда Дэниель снова неправильно зашла на рассечение в бою с манекеном титана. — Прошу вас, покажите ещё раз, как правильно, — отвечала она, вытирая пот с лица дрожащими руками. Майк хмыкнул, но не мог не заметить её решимости. Он вспомнил, как Лейла, будучи совсем маленькой девочкой с горящими глазами, умоляла его объяснить, как он так легко управляется с домашней работой. А когда он исполнял её просьбы, она смотрела на него, как на героя, и в будущем делал всё, чтобы оправдать её ожидания. Но видимо недостаточно, ведь допустил её смерть. Дэниель не смотрела на него с таким восхищением, хвала всем богам. Она просто хотела стать сильнее. И именно это её желание двигало Майка продолжать обучение дальше. Со временем он начал различать в Дэни не отражение Лейлы, а отдельного человека, которому действительно нужна его помощь. — Хорошо, — ответил он после долгой паузы, встал рядом с ней и взял её за руки, показывая правильный хват. — Не ъмаши клинками просто так. И не пытайся подражать Аккерману, пустой труд. Ему доступна та сила, которой ни ты, ни я никогда не достигнем. Но ты не должна думать, что если на его стороне преимущество, то он обязательно лучше нас. Тактика, стратегия, всё это важнее. С каждым днём Дэниель становилась лучше. Она научилась двигаться проворнее, предугадывать движения противника. Майк, сам того не осознавая, вкладывал в её тренировки всю ту заботу и опыт, которые хотел бы передать своей сестре. Однажды, когда они возвращались с очередной тренировки, Дэниель, тяжело дыша, бросила: — Капитан, почему вы согласились тратить на меня своё время? Я ведь ни на что не гожусь. Он на секунду замер, а после взглянул на неё сверху вниз. — Ты не права. Ты гожа. Просто пока не видишь этого. Его голос приоткрыл Дэниель тайну. Она осознала, что для Майка эти уроки были не просто одолжением. В том, что он вкладывал в неё было не только желание помочь, но и человеческая жажда оставить о себе память. Пусть и в качестве наследия, что после его ухода продолжит жить в навыках другого человека. Майк был немногословен, поэтому Дэниель так и не узнала о Лейле. Но в долгие, тёмные ночи, когда Майк смотрел на звёзды, и представлял, что мертвые обращают к нему свои взоры с высоты небес, он думал, что Лейла была рада. Потому что Майк делал то, что не успел сделать для неё: он защищал. Он учил. Он был тем, кого она когда-то видела в своих наивных детских мечтах. — Не забывай об осторожности, если вдруг окажешься один на один с Женской особью, — напутственно проговорил Майк, кладя руку на плечо девушки. — Помни о анатомии титанов, используй свои знания как главный козырь, но и про силу не забывай. Её в тебе немало. Его губы тронула улыбка. — Но когда вернешься заставлю бежать десять километров вне зависимости от состояния твоего здоровья, — предупредил он. — Как же, — Дэни усмехнулась, стряхивая его руку с плеча и неожиданно переходя в нападение. Удар правой рукой, левой, Майк отступал и паралельно блокировал все её попытки добраться до него. — Теряешь хватку, леди, — усмехнулся он, хватая её за запястье. Дэниель только это и надобно было, она вывернула свою руку из захвата, сцепила пальцы вокруг широкого запястья мужчины. Развернулась, сделала шаг в сторону, вытягивая его руку, заставляя шагнуть к себе. Майк невольно сделал шаг, поддаваясь тяжению, и понял, что проиграл. Дэниель с легкостью перебросила его через бедро, правильно распределив вес. Открыв глаза, Майк увидел над собой её довольное лицо. Она до сих пор держала его вытянутую руку, придавливая плечевой сустав и не позволяя поднятся. — Если вы сейчас скажите, что поддавались, не поверю, так и знайте, — промолвила Дэниель, пряча улыбку. — Считай, ты исчерпала весь свой жизненный запас удачи, — невозмутимо сказал ей Майк. В такие моменты Дэниель хотелось демонстративно закатить глаза. Леви Аккерман, чудом окажись он на месте Майка, сказал бы тоже самое. Или что-то в этом духе. Но зная их сложные взаимоотношения, которые стали ещё сложнее, когда в них появилась она, Дэни не стала проговаривать свои мысли вслух. Подала руку Майку, помогла ему поднятся. Посмотрела снизу вверх, и решила, что возраст на нём всё же сказывается. Тело мускулистое, вполне может зайти за молодое, но лицо выдаёт. — Вы никогда не думали сбрить усы? — вдруг поинтересовалась Дэни. — Нет, — Майк нахмурился, меж бровями залегла глубокая морщина. — А что? — Мне кажется без них вы казались бы моложе на пару лет так точно, — предположила Дэни. Майк смерил её долгим взглядом, отвернулся и по привычке скрестил руки на груди. — Женщинам они нравятся, — буркнул он в своё отправдание, чем вызвал у Дэни неожиданный смешок. — Кто вам это сказал? — она больше не могла сдерживать улыбку, и теперь смотрела на Майка не свойственным себе озорным взглядом, готовясь в любой момент рвануть с места, спасаясь от последующих ударов. Майк видел какое удовольствие ей доставляет забавлятся над ним, и решил, что пора лишить её этого развлечения. — Очевидно же, что сами дамы, — с достоинством ответил Майк, приглаживая усы над верхней губой. — Боюсь они вас жестоко обманули, — Дэни продолжала беззвучно смеяться, ожидая, когда же у Майка лопнет пружина терпения и он пресечет все дальнейшие попытки насмешек. Майк знал правила этой игры. Из неё не выйти победителем. Но у него был многолетний опыт обращения с младшей сестрой, о котором Дэниель не подозревала. — Ты, может быть, и родилась женщиной, но до полного сознания ещё не-до-ро-сла, — великодушно проговорил Майк, четыре раза, в такт произношения последнего слова, ткнув Дэни в лоб. — Исполнится тебе двадцать пять, тогда и поговорим. «Надеюсь, что поговорим». Дэниель поймала его руку, крепко сжала своими холодными ладонями. — Спасибо вам. Я не подведу, — с чувством признательности сказала она, глядя на Майка, как на старшего брата, которого у неё никогда не было. Майк опустил свободную руку на её голову и улыбнулся. — Не подведи своего капитана. *** Было около четырёх часов пополудни, когда Жан постучался в комнату сержанта Риверс. Она сказала, что встретится они должны будут именно там, а он не собирался задавать лишних вопросов. — Войдите, — послышалось оттуда, и Жан толкнул дверь вперед, ступая внутрь комнаты. Первое, что бросалось в глаза – количество света. Дэниель открыла окно, и закатное солнце наполняло её личную спальню золотом. Жан невольно зажмурился, и прикрывая за собой дверь, засмотрелся на носки своих солдатских сапог. На коричневой коже виднелись грязные разводы. Давно пора их почистить, да руки не доходят. — Присаживайтесь, — Дэниель жестом пригласила его занять место на идеально застеленной кровати. Жан беспрекословно повиновался, ибо несмотря на нейтральный тон, в её голосе слышалась тень приказа. Она старше его по званию. Имеет полное неоспоримое право командовать. Опустившись на её постель, Жан тотчас почувствовал себя до странности виноватым. Из-за него на покрывале образовались складки. Нужно будет разгладить перед уходом, а не то стыд сожжет его изнутри до тла. — Лучшего кандидата на роль двойника точно нельзя было не найти? — Жан так надеялся, что его голос звучал уверенно, что не заметил, как горло сдавила судорога. — Я ведь выше Йегера. — Я знаю, — спокойно отозвалась Дэниель. Она закончила раскладывать различные приборы на письменном столе и приблизилась к нему. Шаг, ещё один. Расстояние сокращалось до непозволительных пары сантиметров, но Дэниель не остановилась ни на миг. Жан затаил дыхание. Он расставил ноги немного шире, Дэниель стояла с ним вплотную. Внутренней стороной бедер он сквозь ткань штанов чувствовал прикосновения её ног, попробовал отвести взгляд, скрывая смущение, но не тут-то было. Дэниель взяла Жана за подбородок, приподнимая лицо себе навстречу, ненадолго задерживая взгляд на его глазах. Рассматривала его пристально, с вниманием хирурга, что готовится провести процедуру вскрытия. Жану на полном серьёзе стало не по себе, эта девушка не отводила от него взгляда, но в самом холодном смысле этого слова. Она очертила пальцами его губы, повернула лицо, чтобы рассмотреть с разных сторон, запустила руку в волосы. И всё это в гробовой тишине. Жан не знал, какое чувство в те минуты было главенствующим – смущение или страх. — Вы с Йегером схожи в общих чертах, — заключила Дэниель, отходя обратно к столу. Жан решил, что таким тоном врачи обычно ставят неизлечимый диагноз. — Мне приходилось работать с ним перед подготовкой к суду, поэтому смело могу заявить, что вы абсолютно разные. У вас даже волосы разных типов, у Йегера более жесткие и густые, у вас же тонкие, мягкие. Краска, особенно темная, схватится быстро, а смыться – не смоётся. Рядовой, у вас было желание сменить имидж? — Не возникало, — Жан нервно сглотнул. — Признаться, я так и думала. Это даже к лучшему, меньше возни. Дэниель взяла в руки ножницы, расчёску, и обратилась к Жану. — На всё про всё у нас два часа. Постарайтесь сидеть смирно.