Ангел Преисподней

Две капсулы и стакан воды – этим простым рецептом Дэни заменяла себе полноценный завтрак уже несколько месяцев. Так уж повелось, что никто в их вынужденной компании не ел по утрам. Леви довольствовался чашкой чая, Ханджи выпивала заварку цикория, и у обоих аппетит просыпался только к обеду, а то и к вечеру. Дэни же быстро научилась жить в их ритме, и завтраки у неё плавно перемещались в обеднее время, а бывало упирались в ужин. Один полноценный прием пищи насыщал её сполна, а даже если это было не так, то плевать она хотела. Тем утром Дэни пришлось выбираться из дома в полу-сонном состоянии и надеяться, что пелена усталости спадет за время пешей прогулки до штаба командующего Смита. По совету капитана, она вышла ещё засветло, чтобы успеть на работу вовремя. Пронзительно холодные ветры свистели в подворотнях, всё намереваясь прорваться сквозь одежду и обморозить тело, но пальто Ханджи служило Дэни преданно, защищая её и согревая. Ноги в кадетских сапогах заплетались, словно на них висели десяти килограммовые гири. Усталость после болезни давала о себе знать постоянно, и Дэни боялась, как бы после такой прогулки снова не слечь в постель с температурой. Подобный расклад не желателен, неуместен и опасен. Дэни повезло выжить в первой схватке с хворью, но она не могла утверждать, что выжила бы после второй. К тому же сейчас, волей не волей, на неё возлагаются заботы о Ханджи и капитане, а тут ещё командующий со своими приказами подъехал. Дэни безусловно хотелось быть хорошим солдатом, и заслужить доверие старших офицеров, но когда пришло время его заслуживать, она оказалась не готова. Заржавленные дверные петли скрипнули, разнося этот звук по пустынным коридорам. Людей в штабе не было. На вахте дремал какой-то солдат, очень близкий к серьезной стадии заражения. Дэни пришлось несколько раз постучать по столу, чтобы он проснулся и вскинул на неё воспаленные глаза. — Я к командующему Смиту. Вахтенный был удивлен, увидев совсем молодую девушку в столь ранний час. Когда она сказала, с какой целью пришла, то он рассеяно произнес. — А, ясно... Фамилия? Дэни нахмурилась. Либо этот человек на должности относительно недавно, либо от болезни он теряет профессионализм. Тон был явно неподобающим для действующего офицера. — Риверс, — ответила Дэни твердо. — Проходите. Поднимитесь на второй этаж, правая дверь на лестничной площадке, и прямо по коридору до крайнего кабинета. Вас встретят. Дэни вбежала по лестнице, но расстегивать пальто не спешила. Колючий коричневый шарф надежно укрывал её голову объемным платком, и снимать его не хотелось. В офисе было также холодно, как и на улице. Хорошо еще, что ветер не задувал. Толкнув тяжелые деревянные двери, ведущие в правое крыло второго этажа, Дэни невольно взглянула в окно, на внутренний двор. Деревья стояли голые, бурая опавшая листва под ними промокла насквозь и блестела в полумраке осеннего утра. Скоро весь город занесет снегом, подумала Дэни, уверенно направляясь к дверям, что черным порталом высились в конце коридора. Её так никто и не встретил. Дэни сочла нужным признаться самой себе, что ожидала иного от работы, предложенной командующим. Войдя в просторное помещение для секретарей, Дэни встретила ещё пять человек, четыре из которых носили форму разведчиков и стояли на пороге совершеннолетия. Кроме них была одна девушка кадет, лет шестнадцати. «Прелестная компания. Поднимает боевой дух» — подумала Дэни, входя в слабо натопленную комнату. Ребята постарше переговаривались между собой, посмеивались над какими-то общими шутками, и бросали на Дэни косые взгляды. Кадет держалась особняком, и сближаться с Дэни желания не испытывала. Риверс не спешила убеждать её в обратном и навязывать ей своё общество. Тихо прошла к свободному столу у окна, выбрав его из трех рядов других рабочих мест, выпутала с шеи длинный шарф и устремила взгляд на настенные часы. Семь сорок. Рабочий день начинается в восемь. Окна секретарей, в отличии от окон коридора, выходили на безлюдную улицу. Изредка по ней скользили тени в зеленых шинелях, но в основном было пусто. Угнетающую атмосферу Троста поддерживали непрекращающиеся звоны колоколов. — Будто титаны в город прорвались, — усмехнулся кто-то из компании старших. Девушка из той же компании ткнула говорившего парня локтем в плечо и кивнула в сторону кадета, что лежала на столе, как на школьной парте. Дэни не могла удержаться, и с любопытством взглянула на неё. Услышав упоминание о титанах, девушка сильнее вжала голову в плечи и вся задрожала. Стол под ней заходил ходуном, отбивая металлическими ножками чечетку на пожелтевшем паркете. Догадка осенила Дэни быстро. «Она встречала титанов». Дэни захотелось пообщаться с ней поближе. Она не отрицала, что в ней взыграл чисто человеческий порыв посмаковать кровавые подробности чьей-то переделки. И скрывать свой интерес Дэни не собиралась. «Возможно, девочка из Сигансины» — продолжала строить предположения Дэни. — Эй, ты! — рявкнул парень, которого подруга пыталась заставить замолчать пинком под ребро. — Элис, да? Это же ты? Девочка вскинула голову, Дэни заметила, что её каштановые волосы заплетены в две тяжелые косы. — А тебе-то что, муфлон? — смело произнесла Элис. — Что-то в тебе прыти много, — парень начал медленно приближаться к ней. — Забыла, как твою родню титаны сожрали, чернь? Ты должна быть благодарна за то, что мы, люди из-за стены Роза дали тебе, и вам подобным приют. А вместо этого ты препираешься почем зря. — Я не забыла, — Алиса встала, громко отодвинув назад стул. — А ты постарайся не наложить в штаны, когда тебя располовинят челюсти гиганта... Ах, да. Тогда тебе уже будет всё равно. Как и титану, что пережует тебя со всеми потрохами и выплюнет обратно. Дэни никогда не думала, что перепалки между людьми могут быть такими интересными. От наблюдения её отвлек вышедший из своего кабинета Эрвин Смит. После слов капитана Леви, у Дэни имелось представление о рабочем расписании командующего, но она рассчитывала, что он хотя бы уходит из офиса, чтобы вздремнуть в домашней обстановке. Ошиблась. Этот псих ночевал в кабинете, хотя выглядел так, будто его три часа мариновали в салоне. Безупречно. — Должен поприветствовать вас, молодые люди, — начал он, обращаясь ко всем сразу. Пришедшие на замену профессионалов тотчас выровнялись в линию перед командующим. Эрвин Смит со своим величественно-невозмутимым лицом и строгой позой внушал всем почтение. Многие бывалые вояки его в грош не ставили, но зеленый молодняк боялся вне всяких сомнений. — Как вы успели заметить, практически весь армейский штат слег в лазарет. Вам придется исполнять обязанности на вакансиях заместителей, но с усердием настоящих секретарей, это ясно? Шестеро новоиспечённых секретарей одновременно кивнули. — Лишь некоторые из вас были выбраны за свои выдающиеся умственные способности, остальные лишь по причине быстрого выздоровления. Вы выделились из массы, поскольку у вас проявился прочный иммунитет, и работа автоматически переложилась на ваши плечи. Старшие разведчики не будут вам помогать, это вы уяснили? У оставшихся и без того работы хватает, в столь трудное время научитесь полагаться на себя. «Что-то мне не нравится ваше вступление, господин командующий» — настороженно подумала Дэни. — Вас шестеро, как и ожидалось. На столе позади вас шесть папок с документами, вам нужно их заполнить, сделать нужные исчисления, начертить графики, если понадобится. Рядом вложены черновые бумаги, делайте расчёты на них, а в документы вносите чистовой вариант. Берегите бумагу. Типография сейчас работает туго, как и все сферы деятельности. Бланки на вес золота. Обеденный перерыв у вас десять минут после полудня. Этого времени хватит, чтобы спустится в столовую и взять свою порцию еды, а затем поднятся сюда и продолжить свою работу. Желаю вам удачи. Вечером вы должны предоставить мне полностью заполненные документы для росписи. Отдав честь и получив позволительный кивок к действиям, Дэни без труда отыскала папку со своим именем и прошла на занятое место, приступая к работе. Исходя из указанных данных она быстро и уверенно вычисляла нужные проценты, подмечала количество прибывшего товара, качество продукции, ссылаясь на процент опрошенных жителей. Простая арифметика благотворно влияла на разум, Дэни чувствовала, что невольно расслабляется, с головой погружаясь в письменную работу. Составлять обширные отчеты ей нравилось так же, как писать сочинения на тему астрономии. Восприятие мира свелось к запаху чернил, цифрам на бумаге и к ровному шуму дождя за окном. В обед Дэни отвлеклась, почувствовав внезапный приступ голода. Сбежав по пустым лестницам вниз, в цокольное помещение, где находилась кухня, Дэни попросила обед. Обстановка там тоже была плачевной, за плитой стояли двое солдат, а на столах высились опрокинутые стулья. Здесь никто надолго не задерживалась. Выходя из столовой с подносом, Дэни пересеклась с одной девушкой и она была единственной из тех, кто повстречался ей на пути из кабинета и обратно, не считая новообретенных коллег. Крупно нарезанная картошка с перечными горошинами, тушенная в соленой воде была вкуснее, чем Дэни могла себе представить. Уминая её за обе щеки и заедая всё пресными лепешками из отрубей, которыми люди в изоляцию заменяли хлеб, Дэни радовалась чувству насыщения. Она любила ощущение набитого живота, и вторая половина рабочего дня прошла ещё более приятно, чем первая. Небо было пасмурным, туман укрывал город, как рваное серое одеяло, прорезанное копьями крыш и башен. Ночь опустилась стремительно, а поскольку рабочий день ещё не подошёл к концу, кто-то из старших достал керосиновые лампы. Когда перед Дэни поставили такую, она удивленно подняла взгляд на девушку и невнятно пробормотала слова благодарности, полностью поглощенная заполнением последней страницы. — Пожалуйста, — ответила девушка и пошла вперед по проходу. Последнее уравнение никак не поддавалось решению, и Дэни просидела над ним, сгорбившись до тех пор, пока все не покинули кабинет и она осталась одна. Помещение охлаждалось стремительно, Дэни укутала голову в шарф, чтобы согреться, и продолжала сидеть, стуча зубами от холода. Чертова неизвестная никак не хотела становиться известной. Это доводило Дэни до белого каления. Она со злости перечеркнула все черновые листы и уронила лоб на холодные руки, делая глубокий вдох. Уравнение каждый раз заходило в тупик. Нужно было его добить. Дэни встала, чтобы проверить, не осталось ли чистых листов у сданных работ коллег, и ненарочно подглядела, что окончательный вариант мало отличался от исходного. «Чем вы занимались целый день?» — недоумевала Дэни, листая полупустые документы с неровными каракулями. Казалось, только её работа (не считая того вредного уравнения) была закончена на все сто процентов.

***

Заканчивая с служебными делами, что не терпели отложений, Эрвин Смит не привык брать перерыв. Отдых во время рабочего дня был недопустимой роскошью, которую он себе не позволял с точки зрения многих факторов. Коллеги и боевые товарищи едва уговаривали его есть днём – никто не хотел, чтобы командующий умер от истощения и переутомления. Разумеется, многие его ненавидили. Но если бы кому-нибудь из этих ненавистников предложили занять его кровавую должность, они бы отказались с вероятностью в девяносто девять процентов. Эрвин привык быть козлом отпущения и не протестовал, когда его таковым выставляли. Людям же нужно кого-то винить во всех несчастиях. Он для этого прекрасно подходящая кандидатура. Эрвин считал, что взрослым давно пора оставить детскую привычку делить мир на черное и белое, поскольку вселенские рычаги работают, переминая всё в однотонную серость, но в тоже время понимал, что повлиять на рассудки всех людей не сможет никогда. Порой это его огорчало, соблазн быть услышанным всеми не покидал его мыслей с давних лет отрочества, но в большую часть своей жизни Эрвин думал, что ему хватает возложенной на него ответственности за жизни солдат разведкорпуса. Как бы там не было, покончив с бумагами, Эрвин вышел из кабинета, чтобы принять следующие для подписи. Он рассчитывал, что все документы будут подготовлены к назначенному часу, но оглядев быстрым взглядом полутемный кабинет увидел ореол желтого света вокруг единственной зажженой лампы. Свет этот отражался в стеклах оконной рамы, из-за которой с улицы доносились завывания ветра с дождём. Последняя из нанятых им сегодня детей сидела, низко склонив голову над бумагой и старательно выводила пером ровные буквы, нервно покусывая грифель остро наточенного карандаша. Эрвин посмотрел на огромные часы с маятником, а затем снова перевел взгляд на рыжую макушку, что в свете лампы отливала красным. — Начало девятого, — объявил он. Риверс испуганно подхватилась, выронив из рта обслюнявленный карандаш – звонко ударившись об парту, он упал на паркет и затерялся в темноте. — Причина вашей задержки, мисс Риверс? — спокойно спросил Эрвин, шагая к ней по проходу между рядами столов. — Я... — начала Дэни, резко наклоняясь и пытаясь растопыренной ладонью нащупать несчастный карандаш. Когда она выровнялась, думая, как бы получше сформулировать мысль, то встретилась лицом к лицу с командующим Смитом. — Вы делаете не свою работу, — заметил Эрвин, вглядываясь в её лицо. У неё великолепная кожа, белая, дивного молочного оттенка, тонкие костлявые руки, словно скульптура, высеченная из мрамора, с синими прожилками вен. Подростковая угловатость только входила в свой зенит, но сквозь слои теплой одежды можно было без труда различить подтянутую фигуру, объемную грудную клетку и развернутые плечи. В свои четырнадцать, почти пятнадцать, девочка развивалась стремительно. Эрвин допустил мысль, что достигнув совершеннолетия она будет почти такой же высокой, как и он. — Не беспокойтесь, я пишу быстро, а задания совсем не сложные, — затараторила Дэни, смущенно сжавшись под пристальным взглядом голубых глаз командующего. — Случайно увидела, что практически все работы брошены на середине, если не раньше, а подводить вас совесть не позволяет. Вот, возьмите эти три, пересмотрите их, если увидите какую-то помарку, то обязательно сообщите, я готова понести наказание. Но если вы будете так добры, мне понадобится всего час, самое большее полтора, чтобы закончить с тремя другими. Эрвин выслушал её, не перебивая. Он заметил с какой скоростью исписывались черновые варианты, видел, что в расход давно пошли газеты из урны – дробические уравнения накладывались поверх печатных статей, не оставляя свободного места на бумаге. Дэни почему-то чувствовала себя ответственной за неисправную работу всей группы, а в моменте напоминала ему Ханджи. Отдалённо, разумеется, но огонь, горящий в её глазах никак не мог зародиться без посторонней помощи. Это пламя, жажда искреннего познания в гонении за безупречным результатом может и было чем-то, что давно зрело в сердце Риверс, но направить его могли только два человека на всем белом свете. Эрвин в сердцах улыбнулся, потому что знал имена этих героев. — Вы замерзли, — сказал он, забирая три папки с заполненными документами. — Закончите в моём кабинете.

***

Когда новый человек заходил в кабинет Эрвина Смита, то первое, что он видел перед собой на стене – огромная карта территорий. Не только внутри стен, но и снаружи. До потери стены Мария разведчики рисковали выходить на открытое пространство в целях исследований. Истребление титанов на таких громадных периметрах Эрвин считал делом бесполезным – хоть их и убивали, меньше особей от этого не становилось. Тайна размножения гигантов все еще оставалась покрытой мраком незнания, так что обнажали мечи против титанов лишь в случаях крайней необходимости. Выше, над картой виднелся герб разведывательного полка, но больше унылые стены ничего не закрывало. Дэни подумала, до чего разительно отличается этот кабинет от того, что занимает начальник военной полиции в Митрасе. Предполагать, что у Оливера Эджертона были друзья, значит в корне не знать основополагательных черт его личности. Но он был мужчиной обаятельным, ему с легкостью доверялись незнакомые люди, отчего быстро попадались на его крючок. Благодаря своей удивительной способности заключать знакомства с самыми разнообразными людьми, лорд Эджертон имел связи повсюду. Особенно чествовал своим вниманием приближенных к его величеству чиновников и других представителей власти. Коррумпированный отдел военной полиции благодаря ему стал коррумпированным вдвойне. Начальник полицейского штаба часто бывал в особняке Эджертона, но и тот бывало захаживал в его офис. Дэни вспомнила напыщенную отделку того кабинета, шелковые занавески, парчовые гардины, стол из красного дуба, кресла, обшитые зеленым бархатом, бутылка выдержанного коньяка, появляющаяся на столе каждый раз, стоило лорду Эджертону переступить порог. Портрет короля, глядящий на тебя с презрительным негодованием в каком бы углу комнаты ты не находился, был чуть ли не самым скромным элементом интерьера. И сколько бы начальник не лебезил, выслуживаясь на славу «великого правителя», он бы с удовольствием снял изображение этого старикашки со своей стены и повесил на его место себя любимого. По сравнению с кабинетом вышеупомянутого военачальника, рабочее место Эрвина Смита казалось просто таки нищенским, но Дэни была искренней, когда думала, что оно симпатизирует ей намного больше. — От сидячей работы невероятно отекают руки, вы согласны? — светским тоном поинтересовался Эрвин Смит, разбирая бумаги. Дэни неуверенно кивнула. Её трясло от перепада температур, а волнение гулко билось где-то в желудке, напоминая одновременно о голоде и чувстве вины. Капитан ей голову оторвёт, она и так задержалась достаточно. Не хватало ещё вернуться домой в полночь. — Эндрю, вахтенный, который встречал вас, десять минут назад сдал свою смену, я выходил, чтобы засвидетельствовать приход его напарника. И заодно приказать зайти на квартиру к вашим опекунам, мисс, и передать им, что сегодня вы домой не вернетесь. Дэни округлила глаза от удивления. — Полно вам изумляться, — усмешка проскользнула в ледяном блеске глаз командующего. — Ночь холодна, темна и полна опасностей, особенно для такой юной девушки, как вы. Вам будет лучше заночевать здесь. «Я сплю на рабочем месте. Скоро стану такой же сумасшедшей как он и меня возненавидит добрая половина нации». — Простите, но как вы себе это представляете? — вслух спросила Дэни. — Дальше по коридору есть комната ожидания, в ней имеется пара удобных кресел. Если сдвинуть их вместе можно получить отличную постель, — ответил Эрвин. — И позвольте впредь всё-таки называть вас по имени. Произношение фамилии слишком отдаёт высшим светом. — Разумеется, — сконфузилась Дэни. — Как вам будет угодно. «Маленькая леди», промелькнуло в мыслях Эрвина. Как бы она не пыталась скрыть влияние благородных дам и господ на формирование её привычек, это видно всем, кто когда-либо окунался в мутный, и в тоже время заманчивый омут высшего общества. В манере держаться, в минимальном проявлении эмоций и любви к порядку просматривался тот образ, который должен был получится, не сделай она опрометчивый поступок. Побег решил всё, но не избавил Дэниель от той, кем она привыкла быть. Эта маска прочно вросла в настоящее лицо, подобному второму слою кожи и содрать его Дэни не в силах. Ни самостоятельно, ни тем более с чьей-либо помощью. Она слишком осмотрительна, чтобы подпускать к себе людей даже в молодом возрасте. Будущее лишь усугубит ситуацию, Эрвин был в этом уверен. — Почему вы так не любите своё полное имя? — полюбопытствовал он, ставя четкие идентичные подписи в нижнем правом углу документов, заполненных по большей части безупречным каллиграфическим почерком Риверс. Про себя он отметил, что от своих учителей она взяла самое лучшее, хотя был уверен, что искусству владения пером обучилась гораздо раньше встречи с Леви Аккерманом. — Думаю, что по той же причине, что и вы не любите называть людей по фамилии, — сдержанно ответила Дэни, и, отвлекшись от письма, взглянула на Эрвина. — Это слишком отдаёт высшим светом. — Уменьшительно-ласкательные формы имен считаются верхом фамильярности, я правильно понимаю? — уточнил он. — Вы мыслите в нужном направлении, но не осознаете всю глубину абсурда ситуации. Подобное не просто проявление фамильярности, это звенящая пошлость, — строго пояснила Дэни, и осеклась. Так прониклась духом приличий, что перед её внутренним взором невольно возникла чванливая донна с трясущимися руками и перекошенной губой. Её маленькие светлые глазки смотрели пристально, выискивая в Дэни недостатки. Что ж, на второй дочери лорда донна оторвалась с особым усердием – чтобы видеть её недостатки старухе даже не нужно было вооружаться моноклем. Она, начиная с пяти лет неустанно втолковывала маленькой Дэни суть светских манер. Иногда словами, иногда розгами. Лорд Эджертон подобные наказания только поощрял, он свято верил, что порка это самый эффективный способ воспитания детей. Особенно девочек. — Всё ясно, — Эрвин улыбнулся краем губ. «И все же, вы не революционерка, мисс Дэниель Риверс, напротив, вы мирная душа. Революционеркой была другая, та, что вселила в вас мысль о непокорстве. Вы же пошли на столь радикальные меры лишь из чистой необходимости и понимания, что иначе нельзя. В ваших словах чувствуется привязанность к миру, в котором вы родились и жили. Вы бы не избрали тернистый путь военного дела, если бы жизнь не потребовала от вас надобности в самозащите. Вы склонны к повиновению, это хорошо, иначе из вас никогда бы не вышел хороший солдат. Следование приказам и отсутствие бунтарского духа свидетельствуют о непоколебимой воле. Служение пойдет вам на пользу, но вы умны. Надолго в мелких званиях не задержитесь». Время шло, часы пролетали над двумя пишущими в кабинете. Огонь разгорался от сквозняков, трещал, пожирая сухие дрова. Четверть часа назад командующий отвлекся, чтобы поставить чайник и закипятить его, заварив в жестяных кружках какой-то успокаивающий нервы травяной сбор. Дэни выхлебала его с удовольствием, порадовавшись теплу, обжигающей волной прокатившемуся по телу. Она старалась держать осанку, но спина стала постепенно сгибаться, словно воск, тающий от тепла. Глаза смеживались, буквы и цифры на бумаге расплывались в отблесках свечей. Дэни стремилась закончить последний документ, но закончила она его во сне, так как от усталости после слишком долгого рабочего дня, рухнула лицом прямо на бумаги, отпечатав на щеке ещё свежие чернила.

***

Через неделю в Тросте начали массово сжигать трупы. Кремация была одним из традиционных методов погребения, но большинство жителей все равно завещали похороны в гробах на три метра под землей. В эпидемию выбирать между предпочтениями не приходилось – Трост, где каждый квадратный сантиметр был застроен трехэтажными домами, просто не имел места для погребения умерших. Тела сбрасывали в раскаленные печи, а добытое тепло прогоняли по трубам в котельную, нагревая воду для живых. Жестоко, аморально, но практично. Мертвые все равно больше не почувствуют этой несправедливости, а живым будет немалая польза. Сидя в секретарском кабинете над очередным отчетом, Дэни думала, что если открыть окно, то можно вдохнуть чей-то развенный прах. Крематорий находился не так далеко от офиса командующего, как хотелось бы, и дым из трупных печей часто оседал рыхлой серой пылью на карнизах. «Это естественно» — думала Дэни. Её отец всегда говорил: «Я ещё не видел человека, который жил и не умерал», и это было единственное, в чём Дэни полностью его поддерживала. Бессмертных не бывает. Даже боги смертны, люди и подавно. Закопченное черной дымкой небо нависало над городом непроницаемыми тучами. Оно едва не касалось черепичных крыш, натянутое над исполинскими стенами, словно одеяло, которое постепенно провисало, угрожая соскользнуть и поглотить замкнутое пространство серым мраком. Дэни стало трудно дышать от картины, которую нарисовало её воображение, но видение быстро отступило. Пришло время для работы. После той ночи, которую Дэни провела, скрутившись калачиком под ужасно тонким и коротким пледом в штаб-квартире разведкорпуса, Эрвин назначил её главной среди новых секретарей. Не сказать, что Дэни порадовала эта должность. Теперь в её обязанности входило не просто исполнять приказы, а быть настоящей нянечкой для всех этих старших неё самой людей. Дэни была терпеливой учительницей, по сто раз поясняя на грифельных досках как решать уравнения с дробями. — Будто на этих дробях мир клином сошелся! — возмущалась она по приходу домой. Сначала Дэни предпочитала отмалчиваться и держать свою злость в себе, но Ханджи сказала, что если так будет продолжаться, то рано или поздно, она просто напросто взорвется от невысказанных эмоций. Возможно, знай Ханджи, что за этими её словами последуют часовая тирада, она бы попридержала язык, но было уже поздно. Словесный поток остановить было невозможно. Леви (его кожа теперь была болезненно белой с лиловыми полумесяцами, залегшими под глазами) и Ханджи (она никак не могла расстаться с платком из-за чего её шелушащийся нос приобрел красный оттенок), медленно, но уверенно оправляющиеся после тяжелой болезни, сидели на одной стороне стола, тогда как Дэни на другой стороне металась между кухонной столешницей и камином, вздымая руки и перескакивая с темы на тему, гонимая праведным гневом. Пару раз Леви бросал на Ханджи весьма однозначный взгляд, в котором читалось: «А я говорил». Ханджи отвечала ему не менее однозначным: «Ничего ты, хрен собачий, не говорил!». — И я ей спокойно киваю, мол: «Хорошо, Элис, боги с тобой, я понимаю что пережитое потрясение сказывается на твоей умственной деятельности, но постарайся войти в положение, осознать, что мы в одной команде и нам нужно работать сообща», — Дэни сделала паузу, набирая в легкие побольше воздуха. — Знаете, что эта напыщенная дура мне ответила? Дэни выставила в бок правое бедро, уперла в него руку, и спародировала манеру речи вышеупомянутой девушки. — «Вы просто кучка дебилов, которые думают, что могут меня понять, а тебе пора перестать строить из себя великую командиршу». Когда Дэни закончила, её знатно передернуло и она быстро вернулась к своему естественному возмущению. — Я много раз пыталась столкнуть её отвратительное поведение на полученную травму, но она просто ужасная сама по себе. Уверена, была такой ещё до Сигансинской трагедии, просто сейчас увидела хорошее прикрытие для своего стервозного характера. Оправдываться чужими смертями это низко! — Позволь поинтересоваться, — вкрадчиво спросила Ханджи, — как ты решила данную проблему? Дэни села на стул, утомленная эмоциональным гасанием из одного угла в другой. — Уволила её к чертям собачьим, — ответила она, поднимая на Ханджи грустные глаза. — Разве я могла поступить иначе? Она два раза за пять дней устраивала драку, набрасывалась на старших по званию и совершенно не хотела учиться. У меня не было времени на её перевоспитание. — Ты всё сделала правильно, — заговорил Леви, отставляя на стол чашку с чаем. — Судя по твоим словам, а у нас нет причин сомневаться в их правдивости, эта дамочка та ещё доморощенная идиотка. По хорошему с ней должен был разбираться Эрвин. Дэни облокотилась на стол и уронила голову на скрещенные руки. В последнем предложении капитана она уловила привкус укоризны. Леви Аккерман до сих пор не мог простить командующему, что тот повесил довольно ответственную должность на плечи ребенка. «До чего довел, Риверс уже не первый раз ночует вне дома. Не делай такое лицо, я знаю, что тебе тоже это не нравится. Она сама ещё учится, чего он хочет от нее добится?» — с тихой злобой вопрошал Леви, закрывшись на ключ в комнате Ханджи. Дэни тогда лежала на диване в гостинной, не чувствуя своего тела от усталости, слышала его слова, но они буква за буквой теряли значение. Сон одолевал её неумолимо быстро. «Ты же знаешь Эрвина, он бы никогда не назначил Дэни главным секретарём без веской на то причины» — парировала Ханджи усталым голосом. «Этот человек всегда прикрывается веской причиной, необходимостью, а что выходит? Я тебе отвечу чтó. Очередная. Дохлая. Манипуляция» — цедил Леви. «Считаешь, он сделал это с какой-то умышленной целью?» — спрашивала Ханджи. «Напомни мне хотя бы об одном разе, когда Эрвин Смит делал что-то без умышленной цели». — Леви прав, не вини себя в своем решении, — сказала Ханджи, подливая Дэни чай. — Лучше выпей, и помни, что психованная дура сама тебя вынудила так поступить. — Я бы ещё врезал ей напоследок, — добавил Леви. — О, не волнуйтесь, — невесело усмехнулась Дэни. — Вторую драку эта придурошная на свое несчастье затеяла со мной. Ханджи с улыбкой подняла свою кружку и они звонко чокнулись перед тем, как сделать глоток. Дэни улыбнулась, когда перед глазами пронеслись красочные моменты после увольнения, когда Элис Гринберг со сбитой спесью и сломанным носом уходила из офиса под громкие овации бывших коллег. В Дэни впервые за долгое время снова проснулось злорадство. Удалив из коллектива стервозный элемент, Дэни обнаружила, что работать в компании новых знакомых ей очень приятно. Хоть они и произвели не слишком доброжелательное первое впечатление (особенно Джексон, пристающий к Алисе в их первый совместный день), дальше работа пошла как по накатанной. Расходы урезались, армия теперь теряла бойцов не на поле настоящего боя, они умирали прямо в постелях, задыхаясь от отёка лёгких. Обстановка в городе была не из лучших, но ходили слухи, что эпидемия пошла на спад. — Потому что почти все передохли, — буркнула Филис, услышав от Джексона эти слова. Потери, как среди военных, так и среди мирного населения были чудовищными, в живых осталось лишь сорок восемь процентов населения. Высчитав эти цифры, Дэни ужаснулась. А потом её голову пронзила мысль — высокая смертность от болезни сполна решила вопрос надвигающегося голода. Продуктов хватит на оставшихся жителей, как и горячей воды. Трупы жгли круглосуточно на протяжении целого последующего месяца.

***

— Аргументируй, почему мы не можем каждый день приглашать Петру готовить нам еду? — спрашивала Ханджи. — По той же причине, что нельзя каждый день запрягать Моблита драить полы в нашей квартире, — парировал Леви, яростно замешивая омлет и сдабривая его смесью соли и меленого черного перца. Ханджи вела дебаты с Леви на эту тему уже не первый день, и каждый раз они заходили в тупик. Оба уже выздоровели, но весь день просиживали дома без дела, потому что во-первых, их никуда не звали, а во-вторых звать было некому и некуда. Миссии за стенами были отложены на неопределенный срок лично командующим, Дэни принесла эту новость, вернувшись с работы в последний раз – когда оправившиеся после болезни разведчики вернулись в штат, всех детей ожидаемо сократили. Ханджи была рада возвращению воспитанницы, крепко обняла её, да так, что позвонок хрустнул. Леви не выразил никаких негативных эмоций, и Дэни верно истолковала это как хороший знак. Она и сама была рада вернутся к домашней рутине, хотя, признаться, быть на побегушках у высокопоставленного офицера ей понравилось. Незабываемый опыт. Джексон даже грозился время от времени писать ей письма из своего расположения – когда в конце декабря, прямо перед новым годом наконец-то открыли ворота во внутренние земли и сообщение Троста с другими населёнными пунктами возобновилось. Карантин был официально прекращен, но ликвидировать язвенные последствия эпидемии было не так-то просто. По улицам шатались не люди, а тени, с серыми лицами и исхудавшими телами. Хлынувший в город поток новых продуктов и людей был словно свежий воздух, пущенный в помещение, наполненное угарным газом. И все выжившие спешили дышать полной грудью. Возвращаясь к теме еды – любимая таверна Ханджи закрылась ещё во время карантина, да так и не открылась, что было сильным ударом. Леви красноречиво высказал свою радость по поводу закрытия данного «гадюшника», за что Ханджи бесцеремонно стукнула его по лбу линейкой. Он простил ей эту выходку лишь потому, что Дэни её не видела. По мнению Леви подобное поведение подрывало его авторитет. Возможно, он был прав. Но факт остается фактом, таверна закрылась, а готовить они не хотели. Кулинарных способностей Дэни хватало, чтобы нарезать ломтями хлеб да копченное мясо. Ханджи, испробовав себя в качестве повара, сожгла две сковородки. Когда приступила к использованию третьей, Леви отогнал её прочь, не позволив испортить последнюю сковороду. И теперь Дэни и Ханджи сидели рядышком, наблюдая как скоро облажается капитан Аккерман. — Дэни, ну скажи ты ему, что нам очень понравился ужин от Петры, — заныла Ханджи. — Ну уж нет, — отозвалась со своего места Дэни. Она сидела на диване с ногами, укрывшись шерстяными пледами, и писала длинные конспекты по основам торговой экономики. — Меня в свои споры не втягивайте. «Хотя еда в исполнении Петры бесподобна» — мысленно добавила Дэни, подмечая карандашом нужные моменты в книге. — Закроем эту тему, — ввернул Леви, осторожно, чтобы не переборщить, наливая подсолнечного масла на раскаленную сковороду. — Нет, не закроем, — не унималась Ханджи. — Ты же нравишься ей, девуля по уши в тебя влюблена! Неужели ты будешь таким жестоким и оставишь её без своего внимания? Услышав это от Ханджи, Дэни вскинула брови от удивления. Никогда раньше не замечала, что Петра испытывает к капитану какие-то чувства. Возможно, будь Дэни постарше и более сведущей в сердечных делах, распознать влюбленность ей бы не составило труда, но глядя на мир сквозь призму подросткового восприятия она в упор не видела очевидных для взрослых вещей. Леви отставил миску со взбитыми яйцами и вонзил в Ханджи строгий взгляд. — Неужели ты будешь такой циничной, чтобы использовать чувства девушки для своих корыстных целей? — спросил он. — Вспомни её макароны с сыром и томатами... Ради такого грех не заделаться самым злостным циником из всех, — нагло усмехнулась Ханджи. По взгляду Леви пробежало сомнение – точно ветер, всколыхнувший рябь на безмятежной поверхности воды. — Искушение велико, но давать ложную надежду я не собираюсь, — Леви вернулся к готовке. — Прежде всего, она солдат моего отряда. — А потом уже девушка, запавшая на тебя по самое «не могу»? — Если тебе так будет угодно. Ханджи фыркнула. Минута прошла в блаженной тишине, нарушаемой потрескиванием дров (с приходом людей из-за стен появились торговцы нормальным топливом, и жители Троста хотя бы частично избавились от угольной вони) и скрежетанием грифеля. — Слушай, Дэни, а Моблит часом не умеет готовить? — спросила вдруг Ханджи, оборачиваясь к подопечной. — Угомонись уже, четырехглазая, — одернул её Леви, но большую часть его речи поглотило дикое шипение сковородки, которая была явно недовольна вылитой на неё порцией омлета. — Да что не так? Я думала, что раз полы он драить умеет, то может и состряпать нам обед, а я буду отдавать ему половину своего жалования, — пожала плечами Ханджи. — Я сделаю все сам, считай, ты уже распрощалась со своей половиной, — деловито сказал Леви, поддевая деревянной лопаткой яичный пласт с черными вкраплениями молотого перца. — Тебе платить не буду, — отмахнулась Ханджи. — Это ещё почему? — Жилплощадь не только моя, но и твоя. Вряд ли бакалейщик платит сам себе, когда берет из склада баклажаны. Дэни захлопнула книжку. Заниматься в таком балагане просто невозможно. — Ханджи, не возражаешь, если я займу твою комнату? — спросила она, уже открывая двери спальни. — Мне нужно дописать конспект. — Разумеется. Они обе даже не заметили, как перешли на «ты». Иногда Дэни всерьёз жалела, что с капитаном нельзя общаться также легко, как с Ханджи. Но жаловаться не приходилось, с капитаном у неё были совершенно другие отношения. Кстати говоря, омлет получился бесподобным. С первой попытки. Когда все уже смирились с водой на ужин. Угрюмый капитан снова спас ситуацию.

***

Королевский экзамен изначально был для Дэни неким запасным вариантом, что вступал бы в силу, не получись у неё сдать нормативы для вступления в разведку. Но чем больше Дэни училась и тренировалась, тем сильнее крепло в ней желание усидеть на двух стульях. — Учится можно и заочно, — объясняла она Ханджи, нарезая картошку, пока та чистила лук. — Академия это тебе не школа, на обучение там нужно тратить много времени каждый день, и я не знаю, как ты потянешь такую нагрузку, если будешь в свободное время гасать на УПМ и драться с титанами, — говорила ей Ханджи. Она была приверженцей идеи о выборе одной стороны – либо военное дело, либо академические дисциплины. Поддержку Дэни нашла там, где откровенно говоря не ожидала. — Пусть попробует, — вмешался Леви, засыпая овощи в котел. — При таком расписании она не сможет сконцентрироваться на чём-то одном, — возмутилась Ханджи. — Да, разрыв задницы ей гарантирован, — подтвердил Леви. — Но после её полных лет шестнадцати это уже не наши проблемы. Сколько тебе лет, напомни? — Пятнадцать исполнилось двадцать шестого декабря, — ответила Дэни. — Осталось меньше года, и мы от неё избавимся, — торжественно объявил Леви, но Ханджи волновало не это. — В документах была указана иная дата рождения, — нахмурилась она. — Июнь или около того. — Когда подделываешь документы важно врать не только про имя, — пожала плечами Дэни. — Но нам-то ты могла сказать правду, — ещё больше нахмурилась Ханджи. — Я не хотела, — Дэни прекратила резать половину картошки и устремила взгляд на Ханджи. — Всю мою жизнь дни рождения были мукой, с каждым годом она становилась всё более невыносимой. Сменив свой образ жизни я забыла, что подобное до сих пор отмечают, и счастлива. Так мне намного легче жить. Дэни умолчала об одном – день её рождения всегда ототажнивался с днём смерти её матери. Никто не винил Дэни, но это было и не нужно. Она прекрасно справлялась с этой задачей самостоятельно. Каждый год отец устраивал праздник с сотней приглашенных гостей. Их дети дарили ей подарки, которые Дэни не хотелось распаковывать – коробки по многу лет лежали в кладовой, она к ним не притрагивалась. Не могла долго выносить шум и гам, которые гости устраивали внизу, и очень быстро сбегала в свою спальню, умиротворенное убежище. Нелли часто находила её там, где она стояла перед зеркалом в нелепом нарядном платье и рыдала от... от чего? От усталости? Но она не работала. От боли? Но её никто не бил. От безысходности? Но выход был всегда. Только легче от этого не становилось. Дэни уперто закрывалась. Решимость страдать в тайне от всех делала её крайне некомуникабельным ребёнком. Это часто звучало в многочисленных отцовских претензиях за ужином, после которых Дэни настаивала на приеме пище в своей комнате наверху. Ханджи встала со стула, вытерла мокрые руки с земляными разводами о темный фартук, приблизилась к Дэни и заключила её в объятия. Это было сильное успокаивающее касание, подобное якорю в бушующем море. В неизведанном бескрайнем пространстве за стенами, о котором бродили легенды, Ханджи была её маяком, надеждой и уверенностью – все в порядке, ты в порядке, а я правильный человек, я тебя не обижу. — Маленькая ворчунья, — прошептала она, взлохматив рыжие с черным волосы. — Я бы хотела переубедить тебя, но вижу, что бесполезно. Поэтому просто поздравляю тебя с прошедшим. Дэни положила нож на доску рядом с недорезаной картошкой. Подняла руки, неловко обняла Ханджи в ответ, будто бродячая собака, истосковавшаяся по простой человеческой любви. В порыве благодарной преданности прижалась к Ханджи, спрятав лицо в складках белой рубашки. Обнимать её было не то же самое, что обнимать Нелли или Фиону. Нелли была мягкой, теплой. От Фионы всегда прекрасно пахло какими-то цветочными ароматами, у неё было тонкое гибкое тело. Ханджи же была в корне другой – широкоплечая и мускулистая, она не потеряла стройности фигуры. И пахло от неё не парфюмами, но всё равно чертовски приятно. Банным мылом, лошадьми, железом и пóтом. Иногда к этому общему запаху примешивались химикаты. — Спасибо за поздравление, — прошептала Дэни. Ханджи обхватила холодными влажными руками её лицо и запрокинула его, чтобы посмотреть в глаза. Встретившись с лукавым взглядом карих глаз, Дэни почувствовала добродушность Ханджи. В такие моменты она сияла солнечными лучами изнутри. — Неулыба, — усмехнулась Ханджи, теребя мгновенно покрасневшие щеки Дэни. — По этой части ты уже перещеголяла Леви, когда побьешь его в бою я закажу в кондитерской самый большой торт. — Я все слышу, — вставил Леви. Дэни и Ханджи, застывшие в позе недообъятий одновременно повернули к нему головы. — Не делай такое лицо, недоросток, — закатила глаза Ханджи, — лучше порадуйся, что в перспективе будущего поешь торта. — Я не люблю сладкое, — поморщился Леви. На том и решили. Дэни негласно получила разрешение испытать себя на двух кардинально противоположных поприщах.

***

Тренировки возобновились в скором времени. Зал для реабилитации, в котором так удобно было заниматься, был по прежнему закрыт. Хоть карантинные ограничения официально сняли, места скопления множества людей прикрывали во избежание повторного распространения болезни, что было вполне вероятно, учитывая с какой скоростью вирус мутировал, переходя от одного носителя к другому. Доктора пытались квалифицировать штаммы вируса, чтобы найти лекарство, но чем больше они узнавали, тем сильнее запутывались в нитях своего незнания. Вопрос с поиском действующего средства против вируса оставался открытым, но терять ещё больше времени Дэни была не намерена. Она уговорила капитана проводить тренировки прямо во внутреннем дворе дома, и после недолгих препирательств он согласился. Другого выхода у них не было. Они отрабатывали приемы с удушением. Нападала Дэни отлично, но когда наступало время для защиты – терялась, в глазах появлялся беспокойный блеск, а руки начинали дрожать. — Чья работа? — спросил Леви, отнимая руки от её горла. На шее пятипалым отпечатком синела вечная гематома, переливаясь красными и лиловыми рваными капиллярами. — Отец? — Это настолько очевидно? — спросила Дэни, с трудом восстанавливая дыхание. Она подперла спиной деревянную колонну и сползла на пол. Леви отошёл к противоположной и тоже сел, чтобы быть с Дэни на одном уровне. — Ты дочь лорда, или была ей по крайней мере. Если бы кто-нибудь кроме него посмел сделать такое, то был бы уже мёртв. Да и сомневаюсь я, что у какого-то придурка хватило бы смелости учудить подобное, — пожал плечами Леви. — Я чуть не умерла в тот день, — серьезно сказала Дэни, поглаживая правой рукой те места, где виднелись метки давнего поражения. — Я его возненавидела. Леви не нуждался в дополнительных объяснениях. Риверс права, всё очевидно. — Тогда тебе потребуется тонкий подход с некоторым отрицательным градусом холодной злобы и цинизма, но без всепожирающей ненависти ко всему мужскому населению, — философски заметил Леви, сделав практически неуловимый кивок головой. Лицо Дэни исказила гримаса святого непонимания. — Что? — выпалила она, возмущенно изогнув брови. — Ты ненавидишь своего отца, а я лишь хочу сказать, что не стоит равнять всех мужчин под одну гребенку с таким отпетым мудаком, который душит свою дочь, — раздраженно объяснил Леви. — С чего вы взяли, что я равняю всех мужчин под одну гребенку со своим отцом? — спросила Дэни. — Это заметно, — Леви приобрёл такой невозмутимый вид, что Дэни могла ему только позавидовать. — Нисколько не согласна с вашими обвинениями, — выдержанно ответила Дэни, но спокойствие вышло чересчур фальшивым. — Я не сужу людей по половому признаку. — И сколько в твоей жизни мужчин, которым ты могла бы довериться? Вопрос застал Дэни врасплох, а чувство изумления лишь усилилось, когда она нашла ответ. «Ни одного». — Это простая осторожность, — холодно сказала Дэни, глядя на капитана ничего не выражающими бесцветными глазами. — Вы говорите «не все мужчины», но это всегда мужчины. Родись вы женщиной, вели бы себя точно также. — Твоя правда, — произнес Леви, поднимаясь на ноги. — И всё же прислушайся к моему совету. Когда-нибудь рядом с тобой окажется хороший человек, будет печально, если ты преждевременно оттолкнешь его из-за глупых стереотипов. — А если он попробует меня обидеть? — спросила Дэни, следуя его примеру. — А вот ради этого случая мы будем выкручивать локтевой сустав и выбивать его одним ударом. Чтобы у придурков больше рука не поднималась. Усекла? — Конечно, — криво усмехнулась Дэни и добавила в насмешливо-серьезном тоне, — сэр.

***

Зима, накрывшая землю в одно утро подобно искристому белому одеялу, не помешала Леви Аккерману притащить свою измученную тренировками ученицу в заснеженный лес. Спешившись с лошади, Дэни взглянула на величественные стволы громадных деревьев и почувствовала фантомную боль, что пульсировала в её теле около пяти месяцев назад – когда она впервые пришла сюда и увлекшись полетом стукнулась лбом. — Разведчики выходят на миссии даже в лютые морозы... — Черт бы их побрал, — шепотом вставила Дэни, пытаясь натянуть на красные дрожащие пальцы тонкие перчатки. — ... поэтому навык маневрирования на обледеневших поверхностях и в снегу очень важен, — продолжал Леви. Либо не услышал, либо умело сделал вид. — В это время года титаны по обыкновению своему мало активны, но кто знает, может тебе попадется девиант. Дэни мысленно заклинала всех существующих девиантов уснуть и слится с безликой серой массой, чтобы ей никогда не пришлось применять полученные в этот день навыки на настоящих вылазках. Управление УПМ зимой имело не просто много подводных камней. Это были подводные камни покрытые непробивной коркой льда. Мало того, что в утепленной одежде (по ощущениям она грела примерно также усердно, как и бумажный пакетик) было намного сложнее двигаться, так ещё и в полете приходилось по нескольку раз отзывать стрелы, так как они цеплялись не с первого раза. Метал скрежетал и скользил по заснеженым стволам деревьев. Дважды Дэни метнуло в сторону по вине слабого крепления и она валилась вниз, едва успевая зацепиться за встречные ветки. Оказалось, что в мороз все удары, царапины и ушибы возводил в десятую степень от той боли, которую испытывает человек в приятную температуру вокруг. Дэни хотела завыть, когда ударилась обмороженными пальцами о жесткую шершавую кору дерева. Она трясла ушибленной конечностью, чувствовала, как онемевшие от холода щеки ещё сильнее налились красным. Она проклинала холод, в который ей приходилось практиковаться с УПМ. Только капитана Аккермана это никак не волновало. Дэни тренировалась ежедневно, в любую погоду. Месячных у неё теперь не бывало, а каждую простуду Ханджи убивала на корню. За короткое время благодаря перенесенному гриппу у Дэни выработался завидный иммунитет. С одной стороны её это радовало, с другой на доске разочарований выделялась отсутствие весомых причин, чтобы откосить от занятий. Когда растаяли снега и городом овладела весеняя слякоть, Дэни с легкой руки своего наставника была сподвигнута на криминал. Полеты на УПМ для штатских были в принципе запрещены, а над городской инфраструктурой так тем более. Но Леви очень хотел, чтобы хорошо Дэни проявила себя и ушла от погони. — За мной будут гнаться? — запаниковала Дэни, которой с самого начала эта затея казалась неудачной. — Только самую малость, — обещал ей Леви. — Какая-то пара десятков доблестных полицейских воинов, смешно думать даже. И хоть в тоне его прослеживалась нотка скепсиса, взгляд его был серьезен. — Попадешься, скажешь, что стащила УПМ из армейского склада, поняла? — Да. — Но если попадешься, задание провалишь. — Поняла, сэр. Она скользила по мокрым черепичным крышам, как кошка, скрытая своим плотным черным плащом с капюшоном. Ботинки с мягкой подошвой ступали тихо, сливаясь со стуком холодного весеннего дождя. Вода трещала в водостоках, а Дэни шагала по верхушке треугольной крыши, ощущая себя тенью. Она свободно перемещалась с одного дома на другой, бывало даже без использования УПМ, но заметили её не сразу. Только на седьмой или восьмой день ночных странствий. Тогда Дэни уже хорошо изучила местность, была знакома со всеми подлостями, вроде косяка архитектура или печника, которые могли сыграть с ней дурную шутку. Многие трубы служили ей отличным прикрытием, Дэни часто с их помощью обводила полицейских вокруг пальца. А они рыскали по окрестностям и днём, и ночью, натасканные, словно сторожевые псы. Но Дэни всегда сохраняла осторожность. Не хотела провалить это долгосрочное задание. За очень короткое время Дэни стала искусной эквилибристикой, что умело балансировала между жизнью и смертью на скользких ночных крышах Троста.

***

— Ну и как это называется? — резкий тембр голоса капитана Леви резал ей слух, а неумолимо вздернутые брови требовали немедленных объяснений. Дэни стояла на пороге квартиры мокрая, как всегда после своих ночных прогулок, с низко опущенной головой. В её сложенных в форме лодочки руках с алеющими кончиками пальцев шебуршилось что-то маленькое и облезлое. — Котенок, сэр, — ответила Дэни и так сжалась, словно хотела уберечь себя и спасенного малыша от ударов, которые должны были последовать вместо следующих слов. — Верни его туда, откуда взяла, — приказал Леви. — Я нашла его в водостоке, — робко продолжала Дэни, пытаясь согреть котенка теплом своих рук. — Понятия не имею, как он мог там очутиться, но он плакал и звал маму, а она не шла. Я поискала укромные уголки, в которых кошка могла спрятать других котят, но не увидела поблизости ничего подобного. А далеко такая кроха сама уползти не могла, очевидно её бросили. — Риверс, я не в том возрасте, чтобы пускать слезы из-за вшивого кошака, — напомнил Леви. — Я знаю, но я и не прошу вас опекаться им. Позвольте мне. — Подготовка к армейской присяге, королевский экзамен на носу, а ты хочешь заделаться нянькой? — Леви скрестил руки на груди. Весь его вид выдавал чистое недовольство. — Я потяну... — Прекрати, Риверс. Лучше сделай всё сама, чтобы мне не пришлось марать руки. — Вы не посмеете, — вспыхнула Дэни. — Я убивал людей, — он не продолжил, но дал понять, что если понадобится снова взяться за нож, рука у него не дрогнет. Ситуацию как всегда спасла Ханджи. — Что тут у вас? — заинтересовано улыбнулась она, а увидев котенка, брыкающегося в ладонях Дэни, прекратила улыбаться. — Бог мой... Где ты его нашла? — В водостоке, — устало повторила Дэни. — Хорош улов. Узнав о новом задании без обозначенного срока сдачи, которое назначил Дэни капитан для обязательного выполнения, Ханджи отреагировала на него прохладно. С одной приставкой. «Если они тебя схватят, не ожидай, что я выступлю и с благородством признаю, будто ты моя подопечная. Рассчитывай на упорное игнорирование факта твоего существования». Дэни пришлось с этим смириться. — Пожалуйста, оно же ещё совсем маленькое, — взмолилась Дэни, прижимая котенка к груди. — Я согласна, — быстро сказала Ханджи, делая глоток чая. — Ханджи! — Леви повернулся к ней, возмущенный этим предательством. — Вечно ты ей потакаешь. — Я ничего не могу с собой поделать, когда она смотрит на меня такими глазами, — ретировалась Ханджи. — Нужно быть строже, — настаивал Леви. — Ты у нас отвечаешь за строгость, если и я туда же пойду, то у нас будет не дом, а колония строгого режима, — огрызнулась Ханджи. Не желая прерывать споры своих почтенных опекунов, Дэни тихонько проскользнула внутрь, села на диван и сняла полу-перчатки. Котенок – розовый комочек мяса, покрытый редкой черной шерстью, – барахтался у нее на коленях, падая в складку между ляжками. Дэни аккуратно, одними пальцами доставала малыша, клала на левую ладонь и гладила, чтобы успокоить тонкий писк. — Он останется у нас, — теперь, когда отстоять права для нового жителя стало для Ханджи делом принципа, она уперлась не на шутку. — До того момента, пока не подрастет, — торговался Леви. — По рукам, — Ханджи с вызовом протянула товарищу руку, и он её пожал. В тот же вечер, купая малыша в ковше теплой воды Ханджи дала свое экспертное мнение, сказав, что Дэни притащила домой девочку. И тогда же Леви окрестил новую жительницу Чертовкой, так как она своими тонкими коготками превосходно расцарапала его руки. — Негодница, — приговаривал он, намыливая её тонкую шею, — я из тебя всех блох вытравлю. Дэни и Ханджи склонились над ним с разных сторон, наблюдая за поистине ювелирной работой. Через десять минут упорного мытья даже Чертовка умолкла, смирившись с тем, что её писки и царапанья ни к чему хорошему не приведут. Да и вообще ни к чему не приведут – из рук этого мужчины она не выйдет, пока не будет сиять стерильной чистотой. — Может хватит её елозить? — шепотом поинтересовалась Ханджи. — У неё так шерсть слезет вместе с кожей... — Молчи, четырехглазая. Или тоже в ванну захотела? — Молчу, — Ханджи вскинула руки в знак капитуляции, Леви вернулся к работе. Вечером им довелось наблюдать картину, по истине достойную закрепления в лучших галереях памяти человечества – Леви «я убивал людей» Аккерман кормил маленькую завернутую в полотенце Чертовку молоком из пипетки.

***

В конце весны, в двадцатых числах мая в службу аренды экипажей пришла высокая молодая дама и заказала экипаж на четверых. Упомянула, чтобы он был со всеми удобствами готов к послезавтра и оставила приличную сумму денег, так что хозяин компании не пожалел сделать все на высшем уровне. Холодным утром, когда над городом стоял туман из испаряющейся реки, а над головами в светло-синем небе ещё мерцали звёзды, отличный экипаж был доставлен к одному из двухэтажных домов в армейском квартале. Пока Ханджи расплачивалась лично с кучером, объсняя около каких городов стоит сделать остановку, а какие объезжать стороной, и, что важно, какой стороной, Моблит помогал Дэни запихнуть в багажный ящик чемоданы. Весна выдалась холодной, а лето наступать не спешило, так что все путники были одеты в пальто из грубой ткани, а кое-кто даже повязал на шею шарф. Чемоданы с вещами упаковали быстро, но самый тяжелый Дэни возжелала оставить при себе. — Там книги, я буду читать в дороге, — объяснила она Моблиту. — Как пожелаешь, — ответил тот, и быстро занёс его внутрь экипажа. Дэни осмотрелась вокруг. Лучи восходящего солнца скрывали стены, но туман постепенно наливался розовым и исчезал, нагретый стараниями далекой звезды. Город просыпался от ночного забытья – пахло свежеиспеченным хлебом, со стороны торжища слышались крики грузчиков. На пристани люди тоже пришли в движение. — Не сказать, что я большой поклонник дьявольской жары, но от сезонного потепления не отказался бы, — сказал Леви, не спеша расставаться с утренней чашкой чая. — Никогда ещё холода так не затягивались, — согласилась Петра, обнимая себя за плечи, чтобы согреться. Дэни обернулась и посмотрела на них, изучая динамику поведения, пытаясь найти хоть что-то, что указывало бы на романтическое влечение. Она делала так уже не в первый раз, с того самого разговора, когда в её сердце поселилось убеждение, Дэни постоянно пыталась найти ему подтверждение. Петра стояла к капитану ближе всех, изредка бросала на него быстрые взгляды, но чего-то очевидного Дэни заметить никак не могла. Просто уважение к командиру, приправленное щепоткой страха. Она была красивой, выше капитана на полголовы, с морковными волосами, подстриженными одной ровной линией. В её глазах теплилась природная мягкость, готовность к состраданию, но Дэни представляла, что в бою они уступают место жестокой решимости. Петру позвали присмотреть за Чертовкой за время их отсутствия, и она мгновенно согласилась. — Я не помню, когда мы в последний раз так долго топили печки, чтобы обогреть казарму, — сошедший со ступеней экипажа Моблит присоединился к обсуждению погоды. — Будем надеяться, что скоро стабильно потеплеет. От этих перепадов температуры у меня ржавеет УПМ, — пожаловалась Петра. За весну было проведено больше восьми экспедиций за стены. Жертвы среди разведчиков были, но в компании их предпочитали не обсуждать без особой надобности. Эрвин и без них отдаст дань памяти мертвым, а оставшимся нужно постараться подольше задержаться в списке живых. — Погода в этом году сплошное гадство, — изрек Леви, допивая чай и отдавая горячую фарфоровую чашку Петре. — Счастливо оставаться. Он первым забрался в экипаж, даже не взглянув на Петру для прощания. Моблит отсалютовал без лишних слов и последовал за капитаном. Оставшись вдвоем с Петрой посреди безлюдной улицы, с массивным экипажем за спиной, Дэни на миг застыла в недвижении. — Ты обязательно сдашь экзамен, — улыбнулась Петра, наклоняясь к ней на уровень её глаз. — Не забывай, что ты самая умная. — После меня, — усмехнулась Ханджи, закидывая руку на плечо Дэни. — Спасибо, дорогая, и бывай, мы вернемся как только покорим Академию. — Хорошей дороги, — пожелала Петра, пожав руку Ханджи на прощание.

***

Столица в это время года гудела от наводнивших её туристов, несмотря на то, что учиться в Академии было привелегией детей богатых родителей, все хотели попытать счастья. Но экипаж, нанятый Ханджи Зоэ объехал Митрас окрестной дорогой, чтобы направится в селение перед самым северным районом за стеной Сина. Именно там, в укромном поселке среди алых кленов возвышались каменные здания величественного учебного заведения. Туда на самом деле направлялись те, кто имел твердые намерения сдать экзамен. Были и те, что просто хотели попытать счастья. Но большинство всё же ехало, искушаясь призрачной надеждой вернутся в это тихое укромное местечко, будучи студентами Высшей Академии. Вечером они остановились заночевать в придорожной гостинице. — Детка, ты сама не своя. Что-то случилось? — заботливо спросила Ханджи, кладя теплую ладонь поверх руки Дэни. — Я переживаю, — ответила та, глядя в огонь, весело играющий в камине. — По поводу экзамена? Брось, дорогая, я уверена ты сдашь. — Я тоже думаю, что у меня всё получится. Это и тревожит, — Дэни взглянула на Ханджи с скрытой во взгляде мольбой. — Я боюсь, что отец меня найдёт. Посуди сама, он знает фамилию моей матери, а увидев имя сразу заподозрит неладное. У него связи повсюду. — Не волнуйся, Риверс, тебя не будут искать, — промолвил подошедший сзади Леви. Он развернул перед Дэни газету, наклонился (она уловила едва уловимый хвойный аромат его парфюма) и ткнул пальцем в нужную статью. Сфокусировав зрение, Дэни бегло просмотрела рядки. «Дэниель Эджертон была найдена мертвой, во вторник этой недели. Следователи с собаками полтора года прочесывали лес, не оставляя надежды отыскать пропавшую девушку. Дэниель, вернее её останки, нашли в одной из медвежьих ям, куда она по неизвестным следствию причинам упала, переломав кости ног и спины. Её отец, лорд Эджертон, горевал со дня, когда его любимая дочь исчезла, вплоть до этой страшной минуты, которая постигла всю его семью. Мы всей нашей редакцией разделяем скорбь бедного отца и несчастных сестёр, горячо любивших Дэниель. Торжественные похороны были проведены у новоотстроенного кафедрального собора. Но следствие продолжается. Лорд Эджертон поклялся отомстить за смерть своей дочери». Закончив читать, Дэни бездумно уставилась в огонь. Пришел Моблит с подносом горячительных напитков. Ханджи забрала у Дэни газету и принялась с интересом читать, посербывая подогретое вино со специями. Леви вывел Дэни из состояния ступора, когда подал чашку свежего чая. — Расслабься, Риверс, и выпей, — сказал он. — По официальной версии следствия ты мертва, а что может быть лучшей новостью в нашем-то мире? — Дэниель Эджертон мертва уже давно, — возвразила Дэни. — Но я не думала, что у отца хватит изощренности и впрямь меня похоронить. — Не мужчина, а загадка, — лукаво улыбнулась Ханджи. От вина её глаза наполнились диким, неуемным блеском веселья. — Терпеть таких ненавижу. — Я тоже, — фыркнула Дэни. Она потянулась и выставила ноги поближе к огню. — А почему в рядке про похороны пишется «новоотстроенный кафедральный собор»? — поинтересовался Моблит, до которого наконец дошла очередь чтения газеты. — Позапрошлым летом в него ударила молния, — ответил Леви, забрасывая ногу на ногу. — Это написано на первой странице, почитай. От беспечности Дэни не осталось и следа. — Моблит, а там не сказано в какой день случилась трагедия? Леви переглянулся с Ханджи, мол, чего она так вскинулась? — Про день конкретно не сказано, но вроде бы тогда должна была быть свадьба... А, вот, точно, нашёл, — он встряхнул газету, нахмурился, приготовившись читать вслух. — «Стихийное бедствие уничтожило не только бесценный памятник архитектуры раннего периода жизни человечества внутри стен, но и забрало десятки жизней, среди которых молодой лорд Хьюсберри, жених, так и не ставший мужем, отцом»... Моблиту пришлось прерваться. Дэни, впервые на памяти своих опекунов, разразилась безудержным смехом, искренним, с нотками изысканной истерики. От переизбытка чувств она заколотила ладонью по быльце кресла, качаясь взад-вперед и заливаясь хохотом. Никто из присутствующих в гостинной её веселья не разделял, включая хозяйку гостиницы и её дочек, прислуживающих клиентам в качестве официанток. Когда Леви, очень сдержанно и холодно спросил, что же её так рассмешило в прискорбной статье, она, задыхаясь, выговорила: — Этот мертвых олух был моим нареченным! Существует же вселенское возмездие, он издох в день, когда мы должны были поженится, а я жива! Ещё секунда и в комнате было уже некуда деться от дьявольского хохота, потому что Дэни поддержала Ханджи. — Приятель получил по заслугам, — сказал Леви, глядя на статью про трагедию в соборе, — но смерть от удара молнии? Как-то совсем по дурному. — Ваши женщины умеют быть громкими, капитан, — усмехнулся Моблит, кивнув в сторону надрывающихся от смеха дам (Дэни так сильно увлеклась, что пребольно ударилась копчиком, свалившись с кресла на ковер). — Не мои, — отказал Леви, — а наши. Ты же со мной всё это терпишь. — И то правда, — согласился Моблит.

***

— Держи в голове, что если что-то пойдет не так, мы перестанем тебя любить, — заявила Ханджи, подготавливая Дэни к входу в зал, где проводились вступительные экзамены. Было ранее утро, а экзамен должен был длиться больше восьми часов, так что Дэни слегка подтрясывало от волнения. — Не говорите так, Ханджи, — возмутился Моблит, кладя руку на скачущее плечо Дэни. — Верно, Ханджи, не мели чепуху, я её и сейчас не особо жалую, — присоединился Леви. — Спасибо за поддержку, капитан, она очень важна для меня, — огрызнулась Дэни. — К вашим услугам, — Леви прижал руку с шляпой к груди и картинно поклонился. В этом жесте было столько издевки, что Дэни хотелось сбежать на край света, при условии, что он существовал. Когда на пороге зала появился экзаменатор – дородный профессор с внушительных размеров животом и блестящей плешью на круглом черепе – Дэни глубоко вздохнула и смело направилась навстречу новому этапу своей жизни. Зная, что скоро в любом случае придётся вернуться к старому.