Ангел Преисподней

Дэни лежала в пустующем госпитале для военных и умирала. Она уже сотню раз пожалела, что решилась выпить тот дьявольский отвар. Мало того, что он выжег ей матку, спровоцировав самые болезненные кровотечения, которые у неё когда-либо были, так ещё и уничтожил, по всей видимости, все близлежащие к ней органы. Горячка не спадала уже вторую неделю, экстремально высокая температура подогревала Дэни изнутри и жгла, словно залитое внутрь раскалённое железо. Дэни лишь пару раз выныривала из адского пламени бреда. Однажды она ненадолго очнулась, когда в её палату — рассчитанную на десять человек, но с девятью пустующими койками — заглянула пара людей. Судя по голосам, мужчина и женщина. Женщина склонилась над ней, раскрывая одеяло. Дэни поморщилась, застонала и попыталась укутаться в него, стуча зубами от лихорадочной дрожи, но женщина нащупала холодными руками её левое предплечье и сказала что-то своему спутнику. Дэни не смогла различить слова. Больше эти двое в её палате не появлялись. Зато мелькали медсёстры и один раз заходил лечащий врач, чтобы измерить ей пульс. Его беспокоил несходящий жар пациентки. «Поверьте, я тоже очень взволнована на этот счёт, но понятия не имею, как решить эту проблему. Думала, Ваш богатый профессиональный опыт мне в этом поможет, но похоже, что Вы умеете только ходить и вздыхать от безысходности», — мысленно говорила ему Дэни. «Интересно, а если к Вам будут привозить более серьёзных пациентов, Вы за них вообще браться не будете?». Но доктор вскоре исчез и тоже больше не появлялся. В моменты, когда сознание Дэни поблажливо прояснялось и боль отступала, она вспоминала, как ей впервые пришла в голову мысль избавиться от своего женского естества. Разумеется, идея не пришла без посторонней помощи. Колин и Александр — её соседи по казарме — стабильно раз пять в день отпускали отвратительные шутки про женщин, и за год сожительства Дэни поняла, что ничего путного из подзатыльников за такие выражения не выйдет. Другие парни с их курса поощряли такие шутки, больше похожие на оскорбления, и Дэни оставалось только наслаждаться видом этих избитых морд после тренировок в паре с девочками. Но однажды Колин и Алекс завели беседу о предполагаемых беременностях у девочек из их курса. — Дженни вчера стошнило, я сам видел, как она блевала за столовой. Я бы сам блеванул от того обеда, но раньше с ней такого никогда не случалось. Никогда не думают головой! Зажимаются, пока сержант не увидит, а потом она возьмет да и принесёт в подоле! — хлопнул себя по колену Колин. — Потом будем всем отрядом отрабатывать. — Да уж, от детей никто не застрахован, — неожиданно философским тоном произнёс Алекс. — Разве что только если девушка решит избавиться от своей матки. Это эффективнее, чем каждый раз пить яд для абортирования. — А такое уже было? — Дэни не выдержала и встряла в разговор парней, свесившись со второго яруса кровати. — В смысле когда женщины избавлялись от своих маток? — А тебе-то что, Дэн, ты же не девчонка, — протянул Колин, выворачивая голову и глядя на неё снизу вверх. — Но мне интересно, — настаивала Дэни. — Риверс, я не знаю, — раздражённо обратился к ней Алекс. — Спроси в медпункте или полистай медицинские книги, без разницы. Я в этой теме не разбираюсь. Зато Дэни загорелась идеей не на шутку и решила разобраться. На протяжении долгого года она жила в вечном напряжении: боялась заснуть, а потом обнаружить на простыне кровавые пятна, боялась интенсивно тренироваться во время месячных, опасаясь внутреннего кровотечения. И, конечно же, её мучили боли, от которых не спасала ни грелка, ни кипяток, которым кадеты успешно заменяли чай. Спустя месяцы поисков и вычислений Дэни выяснила о существовании трёх достаточно вредоносных веществ. Тень богини войны — тёмно-зелёное растение с фиолетовыми цветами, чьи листья, если их пережевать или сварить в отваре, могли вызывать серьёзные внутренние изменения. В истории человечества растение использовалось в крайнем случае, чтобы предотвратить любые физиологические функции, в том числе и менструацию. Одна из легенд гласила, что оно способно «обжечь» внутренние органы, что делало его применение крайне опасным и даже смертельным. Только самые отчаянные разведчицы рисковали испытывать такое на себе. Кровь тьмы — чёрные ягоды, что обычно росли на опушке леса в дальних северных горах и появлялись после первой морозной ночи. Ягоды имели свойство накапливать свой сок в организме и воздействовать на репродуктивную систему женщин, полностью подавляя её функции. Однако из-за своей токсичности они провоцировали сильные боли и приводили к необратимым повреждениям внутренних органов. Пламенная трава — оранжево-красное стелющееся растение, растущее в раскалённых землях близ гигантских потухших вулканов на северо-западе. Известно, что его пыльца при вдыхании наносила серьёзные внутренние ожоги. Воины и воительницы раньше использовали её, чтобы вызвать сильные изменения в организме, включая прекращение менструаций, но при этом рисковали повредить своё здоровье навсегда. Дэни обрадовалась, когда узнала, что во все эти места будут направлены экспедиции в течение последних двух месяцев перед выпуском из первого курса обучения. Опираясь на словесные описания и редкие иллюстрации, Дэни с горем пополам собрала все ингредиенты и одним вечером села за приготовление снадобья. Уже на стадии варки ей показалось, что она ввязывается во что-то кошмарное. В памяти всплыли слова о необратимом вреде для здоровья, но Дэни постаралась загнать их обратно в укромные уголки памяти. Отвар она готовила по тому же принципу, что и зелье из еловых иголок для дезинфекции ран в полевых условиях, которому их обучали на уроке «Защита Здоровья». Окончательный результат она определила сама, и ночью, не предупредив ни одну живую душу, залпом выпила отвар. Густая, вязкая жидкость с ароматом гниения, напоминающим смесь тухлых яиц и протухшего мяса, хлынула по горлу, словно раскалённая лава. Она была настолько горькой, что сразу же вызвала ощущение слизи во рту и жжение на языке, будто его обожгли чем-то едким. Через секунду на фоне этой горечи проступил привкус прогорклого масла, смешанного с сильной кислотой, как будто в смеси растворили испортившиеся лисьи ягоды. Дополняло всё это металлическое послевкусие, словно Дэни укусила ржавую железку, и оно оставалось на языке независимо от того, сколько раз она пыталась его смыть. Дэни задрожала от омерзения, горло сжалось, но она заставила себя проглотить снадобье. К воспоминаниям о вкусе добавилось ощущение плесени и хрустящие песчинки земли. Дэни представила горсть сырой тухлой грязи, полной личинок и насекомых, что шевелились у неё во рту. Её немедленно охватила тошнота, в желудке поднялась неконтролируемая буря, готовая вот-вот вырваться наружу. «Нельзя блевать, нельзя блевать», — повторяла она, удерживая руку у рта. Когда снадобье вместе с обедом окончательно пошло обратно через горло, Дэни почувствовала вкус переваренной еды во рту и заставила себя проглотить это заново. Незабываемые ощущения. Дэни схватила со стола кружку воды и запила всё тремя крупными глотками, стерев мокрую струйку с подбородка. В голове стоял шум, поднималось давление в кровеносных сосудах. Дэни стало вдруг так плохо, что она подумала, будто все вены и артерии разом лопнут, и она просто напросто истечет кровью, не добравшись до кровати. Тем не менее, у неё хватило сил, чтобы бросить кастрюлю в мойку на кухне и на нетвёрдых ногах доплестись до казармы. Там её встретила непривычная тишина, никаких истошных храпов. Только Алекс приглушённо сопел во сне. Их общая спальня значительно опустела: многие парни умотали на неделю к родным в защищённые земли. Остались только те, кому некуда было возвращаться. Дэни, естественно, очутилась в их числе. Обычно она с лёгкостью преодолевала путь до постели, в два прыжка взбираясь на второй ярус кровати, но под сильным действием травяного отвара она была неспособна даже поднять голову и взяться как следует руками за поручни. Дэни попробовала применить дыхательную технику. Она вдохнула, подняла руку, вцепилась в деревянное быльце кровати. Отсчитала четыре секунды, выдохнула. В голове будто бы прояснилось. Дэни осторожно вдохнула ещё раз, намереваясь схватиться за перекладину уже второй рукой, но тут её прошиб удар. Судорога. Ей показалось, что сейчас разорвётся либо сердце, либо легкие, в глазах снова потемнело. Дэни рухнула в проход, разбудив Колина. Парень моментально подскочил на кровати, испуганно повернувшись в сторону грохота. — Дэн! Дэн! Мать твою, Риверс, что с тобой?! Дэни не могла пошевелить языком, тело словно онемело. Ей казалось, что оно разбухло и пульсировало, подобно сплошной налитой опухоли. Дэни увидела в призрачном свете керосинки склонённое над ней пепельное лицо Алекса и попыталась дотронуться до него рукой. Слабый хрип замер на губах, Дэни провалилась в забытье. Первые сутки ей снились кошмары. Дэни привиделась милая рыжеволосая девочка в колыбели. Она улыбалась своим ещё беззубым ртом и тянула к ней пухленькие ручки, а когда Дэни, поддавшись необъяснимой нежности, потянулась к ней, малышку охватило пламя. Дэни бросилась к ребёнку, несмотря на опасность сгореть заживо, но малютки и след простыл. Только трещали горящие доски, занимались кружевные простыни на колыбели, и звенел в ушах пронзительный детский крик. А Дэни лишь стояла, обездвиженная этой потерей, яркая кровь стекала по растопыренным ладоням, и огонь отражался в серых глазах. Потом ей приснилась комната, богато обставленная дорогой мебелью и мягкими коврами. Она была просторной, красивой, но блеклой, что ли? Дэни ни за что бы не осталась в этой комнате, если бы не увидела, как в неё входит Фиона. Заметив сестру, Дэни бросилась к ней, а затем испуганно отпрянула при виде большого живота. «Нет», — прошептала Дэни и взглянула на сестрино лицо. Безжизненное. Усталое. В красивой комнате Фиа поблёкла под стать интерьеру. Что они с ней сделали? Нет, неправильный вопрос. Что он с ней сделал? Дэни даже не успела хорошенько разозлиться, сознание представило ей иную картину. Ночь, город и людские крики захватили её своей апокалиптичной извращённостью. Дэни взглянула на небо — чёрное, беззвёздное. Да и сама она парит в высоте между зияющей чернотой внизу и над головой. Дэни обернулась назад — огненный вихрь ударил ей в лицо, разметав волосы. Пламя шло за ней или вело, толкая впереди себя, — было непонятно. Невозможно различить. Но Дэни точно знала: люди кричат от того, что видят, а видят они её. Затем психоделические видения отступили. Наверняка мозг включил защитную реакцию, чтобы не слететь с катушек. Дэни потеряла течение времени, а когда в следующий раз приоткрыла глаза, то за дверьми всё той же неизменно унылой палаты показался белый халат доктора. Сам он не вошёл, пропустил кого-то вперёд и мягко прикрыл за ними дверь. Когда те появились на пороге комнаты, Дэни почувствовала, как у неё падает сердце. На посетителях была военная форма, только Дэни никак не могла рассмотреть эмблему на наплечнике и поэтому не совсем знала, чего ей ожидать. Допроса? Суда? Трибунала? — Представься для начала, — произнёс над ней весёлый женский голос. Дэни чуть не подскочила на кровати — её удержала лишь убийственная слабость во всём теле. — Что? — она пораженно захрипела, после стольких дней молчания впервые обретя власть над севшим голосом. — Скажи нам своё настоящее имя, — повторила женщина. «Всё ясно, они завели на меня дело и теперь копают информацию», — поняла Дэни, но решила повиноваться. — Дэни, — слабо прошептала она. — Дэниель? — уточнила женщина. — Я не люблю, когда меня так называют, — через силу промолвила Дэни, осознав, что воспалённое горло болит ужасающе. — Ладно, выяснили, — легко согласилась женщина. — Что насчёт фамилии? — Риверс, — выдохнула Дэни. — Но это твоя поддельная фамилия, дорогая, — то ли с грустью, то ли с укором произнесла женщина. — Нет, нет, — как можно живее ответила Дэни. — Это фамилия моей матери. Покойной матери. Я взяла её специально, чтобы… — Чтобы не иметь ничего, что связывало бы тебя с отцом, — ответил за неё тихий мужской голос. Дэни через силу сфокусировала взгляд и постаралась рассмотреть посетителей. Молодая женщина с каштановыми волосами, затянутыми то ли в хвост, то ли в пучок на затылке, глядела на неё сквозь стёкла прямоугольных очков. Глаза за ними сверкали недюжинным умом истинной исследовательницы, а на губах играла улыбка. Не угрожающая, не насмехающаяся. Жестокая в своей особенной манере, но искреняя. Доброжелательная, что ли? Чего нельзя было сказать о мужчине, что возвышался над ней с каменным лицом. Дэни сразу заметила, что он невысокого роста, как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Сейчас выгодному положению мужчины способствовало то, что женщина присела на корточки перед её постелью, но Дэни была уверена, что когда она выпрямится во весь рост, то будет как минимум на полголовы выше него. Мужчина не сводил с неё холодных глаз, и Дэни пугало то, что в них она не могла прочесть ни одной эмоции, ни единой проскользнувшей украдкой мысли. А она была перед ним, словно открытая книга, и он читал её, понимая все страхи, что вихрем проносились по лицу. Дэни никак не могла взять себя в руки, болезнь делала её чересчур уязвимой перед ним, и самое ужасное заключалось в том, что он это знал. — Вы правы, — кивнула Дэни, устав от внутренней борьбы. Этот мужчина был способен раскрыть все её тайны, и она понимала, что ей больше нечего скрывать. Хватит лжи. Пора во всём сознаться. — Я просто хотела попытаться жить другую жизнь, не ту, которая была мне уготована с самого начала, — промолвила она, отвернувшись и вперившись в стенку. — Всё ясно, — хмыкнул мужчина тоном врача, который наконец-то определился с диагнозом. — Избалованная дворянская барышня, поддавшись сумасбродному желанию выделиться, снисходит до жизни простого люда за стенами. Как романтично. Дэни пришла в ярость. — Да что вы вообще знаете? — голос надломился, и взятые в начале высокие ноты превратились в сиплый протяжный стон. — Достаточно, — промолвила женщина, доставая из-за пазухи какие-то бумаги. — Первый год обучения в кадетском училище самый важный из трёх. Именно за этот год выбывает большее количество людей, неспособных следовать солдатской профессии. Но ты прошла все испытания. Без сучка, без задоринки, всё идеально. Ты специально не заводила друзей среди однокурсников, чтобы не отвлекаться от обучения, я правильно предполагаю? — Правильно, — сказала Дэни. — К тому же, у меня не хватило бы сил лгать такому количеству людей. После вскрытия правды они бы ни за что не стали мне доверять. — Верно, поэтому ты держалась в стороне, не влезая в споры и конфликты, не имея товарищей и людей, которым могла бы довериться сама, — кивнула женщина, перелистнув первую страницу скреплённых скобкой документов. — Ты хорошо ладишь с УПМ, твоя способность к пространственному маневрированию заставила сержанта расписать целую страницу, восхваляя «тонкое ощущение баланса, искусную игру с гравитацией». Боже, Леви, тут такая проза, что нужно будет посоветовать Фэрроу оставить пост военного и перейти в писатели. Дэни насторожилась. Леви? Капитан Леви Аккерман? Так это он? Дэни внимательно рассмотрела его ещё раз — безупречная солдатская выправка, чёрные волосы пострижены идеальной линией и слегка прикрывают кончики тонких бровей. Телосложение крепкое, но Дэни надеялась, что прославленный Аккерман будет хотя бы чуть-чуть повыше. Дэни бросила на него ещё один взгляд. Если бы к ней на улице подошла толпа, ткнула пальцем в этого парня и сказала «это Леви Аккерман», она бы расхохоталась в лучшем случае. — Короче говоря, девочка, бывшая дочерью Оливера Эджертона, показала прекрасные результаты в военном деле, — заключила женщина. — В наше время не так много желающих посвятить свою жизнь открытию тайн человечества, но мне кажется, что ты одна из тех безумцев. Дэни Риверс, скорее всего ты считаешь, что мы здесь для того, чтобы сообщить лорду Эджертону о твоём местонахождении, но это не так. Мы здесь ради тебя. Ты продолжишь своё обучение и тренировки, но не будешь подчиняться правилам кадетского училища. — Это как понимать? — изумилась Дэни. — Ты не вернёшься под командование сержанта Фэрроу. С этого дня и вплоть до своего совершеннолетия ты будешь официально находиться под нашей опекой как Дэни Риверс и никто, включая твоего отца, не посмеет оспорить это решение. Дэни переводила ошарашенный взгляд с женщины на Леви Аккермана и обратно, не веря в реальность происходящего. — Но почему вы? — Неважно, — сказал Леви, наклоняясь к левому плечу женщины и глядя на Дэни невозмутимыми тёмными глазами. — Ответь мне на вопрос: зачем ты хотела лишить себя матки? Дэни вдруг стало холодно. Она слабо шевельнула обездвиженными руками под одеялом, не в силах натянуть его выше. Женщина уловила это движение и быстрыми движениями сильных рук поправила одеяло, подоткнув его с материнской заботой. Дэни одарила её благодарной улыбкой, а потом взглянула на Леви и задумалась. Действительно, зачем? Дэни невольно подумала о своём отце. Какое выражение отразится на его лице, когда он узнает, что его дочь добровольно сделала себя бесплодной? Ведь эту функцию в ней он собирался продать. Фиа была красивой, ему хорошо доплатили за её высокую грудь и широкие бедра. Энджи тоже скорее всего будет весьма выгодной партией, когда вырастет. Но с Дэни он поспешил — она была всего лишь ребенком, входящим в подростковый возраст. Угловатая, нескладная, с вихрем таких жгучих рыжих волос, что смотреть на них порой больно. Дэни вспомнила, как лорд Эджертон впервые выставил её на осмотр отцу жениха. Тот посмотрел на неё долгим оценивающим взглядом, обошёл с разных сторон. Дэни побоялась, что сейчас он запрокинет ей голову и начнет смотреть в зубы, как кобыле, проверяя, здорова ли она. Но тот мужчина лишь ходил вокруг, прицокивая языком, и качал головой. «Грудь у неё, может, и вырастет, но бёдра слишком узкие», — изрёк он, взглянув на Оливера Эджертона. «В матери не годится, много я за неё не дам, и не проси». Дэни стояла, гордо вскинув подбородок, и пыталась не заплакать. В памяти гремели слова Фионы: «Мужчины будут оскорблять тебя, будут говорить, какая ты неудобная, ненормальная, не мудрая, но ты должна помнить — ты всегда выше всего, что они о тебе скажут, поняла?». Ещё как поняла, но только понимать это одно, а глотать слезы, когда тебя буквально раздевают глазами, — совсем другое. Дэни хотелось спрятаться, хотелось взять мочалку и содрать с себя кожу до крови, лишь бы не чувствовать больше этого унижения. И что бы ей ни говорили, Дэни знала: так случается, потому что её организм с рождения наделён удивительной функцией взращивать в себе новую жизнь. Родись она парнем, всё было бы гораздо проще. Да только разве капитан Леви это поймет? Он мужчина, и ему-то уж точно никогда не угрожала та участь, которой чудом избежала она. Поэтому Дэни лишь слабо улыбнулась и промолвила в ответ: — У сильнейших воинов человечества никогда не бывает матки.

***

— Сильнейший воин человечества, это она про меня? — уточнил Леви, когда они с Ханджи вышли на улицу и моментально попали в людской водоворот на площади. — Маловероятно, конечно, но если ты знаешь других сильнейших, то настоятельно прошу дать мне их адресок. В разведке такие способности точно не будут лишними, — с улыбкой ответила Ханджи, маневрируя между столпотворениями людей. Она была на полголовы выше большинства. — Я серьёзно, Ханджи. — Ты даже не представляешь, насколько я серьёзна, Леви. Когда они вышли на улицу посвободнее, Ханджи взглянула на него сверху вниз через левое плечо. Леви всегда шагал с этой стороны, и когда они ненарочно менялись местами, спешили вернуть устоявшуюся закономерность. Смотреть на Леви с правой стороны Ханджи было так же неудобно, как держать ложку левой ногой. — Положение разведкорпуса настолько плачевно, что мы уже вербуем детей, — горько усмехнулась она. — Разведчики всегда вербовали детей, — невозмутимо ответил ей Леви. — Нет, ты не понимаешь, — покачала головой Ханджи. — Сейчас, после прорыва Сигансины, когда многие дети действительно столкнулись с титанами, они всё равно продолжают идти в кадеты. Разумеется, есть те, кто метят в ряды военной полиции, но будь уверен: с этого года и разведчикам достанется немало новобранцев. Это меня и пугает. Из года в год мы видим, как дети рвутся на поле боя, но их ярости и запала хватает ровно до первой битвы. Когда они видят своего товарища в пасти титана, наступает конец. Их желание жить длится ровно до переломного момента потери, а дальше только пустота, наполненная страхом. Тогда они вспоминают, что несмотря на все длительные и упорные тренировки остаются детьми, которым самое место прятаться за юбкой матери. Леви внимательно посмотрел на Ханджи. — Однажды кто-то сказал мне, что самый лучший солдат — это тот солдат, который по возвращении домой обнаруживает обломки своего дома и пятна крови на обеденном столе. Считается, что такой человек, отринув все моральные принципы, будет убивать врагов народа своего и в конце концов приведёт войско к победе, но я не согласна. Воин, испытавший на себе все тяготы войны, будет стараться исправить ситуацию, а не приносить еще большее разрушения. Тогда как бездушная машина убийства будет сеять хаос, отвечать злом на зло и порождать зло. Таким человеком трудно командовать, он словно кровожадный пес, сорвавшийся с цепи, ждёт, в кого же вонзить свои клыки. — К чему ты клонишь? — полюбопытствовал Леви. — К тому, что обычно мы имеем дело либо с сопливыми детишками, либо с сумасшедшими гончими. Оба типа по итогу убивают самих себя, разрушают до основания и умирают, окончательно потеряв смысл жизни. Но нам нужны те, кто умеет держать равновесие, не склоняясь при этом радикально ни в ту, ни в другую сторону. — «Тонкое ощущение баланса, искусная игра с гравитацией», — вслух процитировал Леви. — Ты понял, к чему я клоню, — довольно улыбнулась Ханджи. — Риверс. Для неё главной проблемой было замужество, но эти времена прошли. Я понимаю её. Для мужчин брак, заключённый по политическим или взаимовыгодным соображениям, представляет собой бюрократическую процедуру, быть может, неприятную, но терпимую. Для женщин это смертная казнь. Но приговор снят, Дэни больше ничего не грозит. Она хочет стать солдатом, она станет солдатом. Лучшим солдатом. И я надеюсь, ты мне в этом поможешь. Леви слегка приподнял правую бровь. — Теперь ты уже в наглую заявляешь, что я должен присоединиться к воспитанию этой особы? — осведомился он. — А почему бы и нет? Тебе ведь она тоже понравилась. — Ничуть. Глупая и самоуверенная. — Не отрицаю, но она также упрямая, целеустремленная, способна хорошо обучаться и всегда обладает примерным поведением, — Ханджи взмахнула перед лицом Леви стопкой документов. — А ещё теперь у неё не будет менструального цикла, и она сможет тренироваться год напролет. Лучшей ученицы тебе и представить нельзя. — Очень жаль, что нельзя, — буркнул Леви, отвернувшись.

***

Последующую неделю Ханджи с головой погрузилась в работу. Выспросив у Дэни Риверс точный рецепт убийственного снадобья, она зарылась в книги, изучая способ приготовления самого действенного противоядия. Она даже послала трое человек во внутренние земли для поиска нужных трав, когда поняла, что в Тросте их искать бесполезно. — И что она использовала для уничтожения репродуктивной системы? — полюбопытствовал Леви, заглядывая к Ханджи через плечо. Тогда шёл второй день исследований. — Тень богини войны, кровь тьмы и молодую поросль пламенной травы, — отвечала Ханджи, не оборачиваясь к нему, целиком поглощённая работой. Леви не собирался делать вид, что эти мудрёные названия хоть о чём-то ему говорят. И по его мнению в них было чересчур много пафоса. — Короче говоря, Риверс собрала три самых агрессивных растения, которые только можно было найти за стенами, — объяснила Ханджи спустя минуту выжидательного молчания со стороны Леви. — То есть, чисто теоритически, они могли выжечь ей матку? — уточнил Леви. — Они выжгли ей матку, — исправила его Ханджи. — А теперь организм пытается регенерировать и как-то ответить на такое грубое вмешательство, посылает лихорадку и кидает все силы иммунитета на восстановление утраченного органа. С губ Ханджи сорвался хриплый смех. — Я редко получаю удовольствие от изучение людского тела, но, боги, матка ведь действительно выжглась изнутри! Это удивительно! Леви не разделял её восторга, впрочем, как и всегда. Он скромно полагал, что если человек был рожден с определенным набором внутренностей, то лишать их себя по простой прихоти крайне глупо. Но Ханджи уже не обращала на него никакого внимания. Она не отозвалась на его слова о ужине, а Моблит, который заглянул к ней уже перед сном, чтобы принести донесения от командующего, вернувшись, сказал Леви, что та даже не заметила его появления. Леви вздохнул, предчувствуя, что на следующие семь дней Ханджи для окружающего мира была потеряна. Отсутствие Ханджи означало то, что отныне Леви придётся контактировать со всеми её посетителям самостоятельно, а это было ещё той задачкой, учитывая сколько знакомств она могла заводить, прибывая в маниакальной фазе своей социализации. На самом деле, секретарём Леви был немногословным и даже слегка грубоватым. Он едва удерживался от того, чтобы слать весь этот нескончаемый поток желающих увидеться с Ханджи ко всем чертям. Самым любопытным позволял зайти в её кабинет и самолично удостовериться в критичности ситуации. Но когда в комнаты на втором этаже военного гарнизона, которые занимали Леви и Ханджи, заглянул Майк Захариас, выяснилось, что для разговора нужен ему только Аккерман. — Мы отправляемся на вылазку в юго-западную часть стены Роза через две недели, — сказал он, возвышаясь на пороге. Майк был высоким, мускулистым человеком с короткими светлыми волосами. Леви всегда коробило от заметной щетины на его лице. Но в целом вид Захариаса выдавал опытность бывалого воина. Он хорошо ладил с Эрвином Смитом, да и с самим Леви тоже, хотя нельзя было отрицать, что в их взаимоотношениях присутствовала щепотка соперничества за первенство. В бою, конечно. За стенами в борьбе с титанами Майк уступал только Леви. Можно было даже предположить, что Захариас нравился многим, являясь чуть ли не прототипом идеала доблести военного. — Где вы достали новую экипировку и крепкие клинки? — спросил Леви, скрестив руки на груди. В прошлую вылазку двадцать четыре солдата из тридцати, снаряженных за стену Роза, не смогли выжить именно из-за неисправности крепления и хрупкости клинков. Королевские кузницы, нарочно или нет, сделали разведчикам такую подлость, за которую последние расплатились жизнями. — Командующий договорился о новом креплении ремней с местной торговой компанией, а клинки нам пожертвовал комендант Пиксис, — ответил Майк. — С каких пор гарнизон в таких трепетных отношениях с разведкорпусом, что даже делится оружием? — голова Леви склонилась вбок, а недовольный взгляд устремился на Майка снизу вверх. — У них нет выбора, они понимают, что обязаны помогать нам, если хотят выжить, — жёстко сказал Майк. — А я-то думал, гарнизон считает нас больными придурками и всячески презирает по любому поводу, — усмешка послышалась в голосе Леви, но не отразилась ни на губах, ни во взгляде. — Может, это и так, — в отличии от Леви, Майк не поленился усмехнуться. — Но факт остаётся фактом: у нас есть снаряжение для следующей вылазки. Прикажи своим солдатам быть готовыми выступать к назначенному сроку, нас поведёт Эрвин. Майк удалился. Леви постоял минуту неподвижно. Петра Раль, Элдо Джинн, Оруо Бозадо и Гюнтер Шульц входили в его отряд для выполнения миссий за стенами. Они были хорошими, надёжными бойцами — солдатами, чью преданность и готовность отдать своё сердце проверили года и практика. Ему нужно пойти к ним в казарму и сообщить, чтобы они заранее готовили себя выдвигаться за стены. Снова на риск. Снова умирать. В прошлый раз Элдо чуть не лишился ноги, если бы его не подстраховала Петра, титан семиметрового класса откусил бы ему конечность. Благодаря её ловкости, Элдо отделался лишь обильными гематомами и вывихом. Интересно, бандаж ему уже сняли? Наверное, Леви стоит поинтересоваться его здоровьем. Возвращаясь вечером домой, он даже не успел подняться на этаж, как двери из комнаты Ханджи отворились, и на пороге показалась она сама во всей красе. Волосы ещё чуть-чуть и будут стоять дыбом, неумытое лицо сияет ослепительной улыбкой. — Моблит, я нашла! — завопила она, проскакав два метра до Леви и заключив его в крепкие объятия. — Что-то ты похудел, да и в росте убыл. Не ешь? — Очки надень, четырёхглазая! — рявкнул Леви, резко отстраняя её от себя и прикрывая нос тыльной стороной ладони. — Ну и ядрёный же от тебя запашок. — О, боги, Леви, — Ханджи дрожащими от перевозбуждения руками натянула очки. — Я сотворила настолько идеальную формулу, учтя все компоненты, а ты мне здесь пытаешься навязать вину за то, что я периодически забывала о посещении душа? Леви одной рукой схватил её за воротник и пошёл дальше по коридору к ванной комнате, таща слабо брыкающуюся Ханджи за собой. — Ты что делаешь, бешеный коротышка? Пусти меня! — протестовала она. — Ты слишком мало ела и спала, у тебя физически не хватит сил даже на самые ничтожные попытки сопротивления, — спокойно ответил Леви и толкнул Ханджи в ванную, заходя вслед за ней и запирая за собой дверь. — Нехорошо пользоваться аккерманской силой ради своих корыстных целей, — зашипела Ханджи. В такие моменты Ханджи напоминала Леви кошку, что панически, до чёртиков, боялась воды. Она шипела и бросала на него злобные взгляды, пока он с преспокойным выражением лица набирал полную ванную горячей воды, предварительно плеснув на заткнутое пробкой дно жидкого мыла. Белая пена раздувалась, поднимаясь вместе с клубами белого пара. Единственное крошечное оконце под потолком запотело и покрылось испариной. Леви насухо вытер руки полотенцем и зажёг керосинку. — Раздевайся, — сказал он тоном, нетерпящим возражений. Ханджи, наконец, сдалась. Она стянула через верх майку, выпуталась из штанов и, когда Леви отвернулся, полностью обнажённая запрыгнула в ванну, расплескав воду. Леви закатал рукава рубашки, поставил около ванной табуретку и сел. Его глаза на миг прикрылись, выдавая усталость, после чего он взял с края ванной мочалку и стал намыливать её. Ханджи сидела по шею в пене, мыльные горы хорошо скрывали наготу худощавого тела, но даже если бы их не было, Леви это совершенно бы не смущало. Он не смотрел на Ханджи так, как мужчины по обыкновению своему смотрят на женщин. — Ты пытаешь меня, — сказала Ханджи, глядя на него из-за линз забрызганных очков. — Я делаю из тебя человека, — возразил Леви. — Негоже ходить по дому в таком виде, ты же знаешь. Тебе лучше не брыкаться. — Погляди на меня, я само смирение, — Ханджи подняла мокрые руки в знак капитуляции. — В твоих глазах читается желание утопить меня в этой ванне, — сказал Леви. — Клянусь, это совершенно непроизвольно, — Ханджи улыбнулась. — Я таки сделала то, что хотела. Хочешь послушать? — Да ты всё равно не заткнёшься, валяй. Ханджи расслабилась в горячей воде и позволила Леви расчесать свои спутанные волосы. — Риверс закрутила себя в крайне неординарную ситуацию. Она успешно прошла стерилизацию, но её здоровье и гормональный фон сильно пострадали. Я представляла себе разработку специального лекарства, которое помогло бы стабилизировать её состояние. Слушай внимательно, Леви, это важно. После удаления матки женский организм переживает целую бурю гормональных перемен, словно корабль, оказавшийся в шторме, отброшенный вдаль от берегов. Чтобы вернуть этому кораблю равновесие, я начала создавать лекарство, которое станет его надёжным якорем. Первыми в состав включились гормональные модуляторы – эстрогены и прогестероны. Эти биоидентичные аналоги жизненно необходимы, чтобы сохранить хрупкий баланс. Ведь без них организм лишается защиты от множества недугов: остеопороза, сердечно-сосудистых заболеваний и психоэмоциональных нестабильностей. Они словно нити паутины, связывающие разрозненные фрагменты организма в единое целое. Но этого было недостаточно. Андрогенные модуляторы встанут на защиту от нежелательных последствий, таких как андрогенизация – неконтролируемое повышение уровня мужских гормонов. С их помощью организм научится вновь находить баланс, избегая чрезмерного влияния тех или иных веществ. Затем в дело вступят адаптогены и регенеративные компоненты. Ты даже представить себе не можешь, как же важны эти природные помощники в процессе восстановления! Родиола розовая, женьшень и ашваганда – это дети природы, которые учат человеческое тело справляться со стрессами и преодолевать трудности, наполняя его силой. Они поддержат гормональный баланс и поднимут организм Риверс из глубин истощения. Не обойтись было и без биологически активных пептидов, стимулирующих клеточный рост. Эти молекулы – микроскопические искусные мастера, кропотливо восстанавливающие каждую поврежденную ткань, заново выстраивая хрупкие мосты внутри тела. Учитывая возможные проблемы с костной тканью, я добавила в состав витамин D и кальций. Вместе с ними магний и цинк сыграют ключевую роль в поддержании внутренней стабильности. Для защиты сердечно-сосудистой системы я не могла пройти мимо омега-3 и жирных кислоты. Они будут оберегать сердце и укреплять сосуды, а в случае чего уменьшат воспаление, предотвращая опасные последствия. Не менее важны антиоксиданты и противовоспалительные средства. Ресвератрол стал истинным героем в этой истории, защищающим клетки от повреждений, а куркумин – лекарем, что снимает воспаление и поддерживает общий баланс. Наконец, для стабилизации настроения и восстановления гармонии души я обратилась к предшественникам серотонина. Они помогут мозгу вырабатывать столь необходимый нейромедиатор счастья. А чтобы сон снова стал глубоким и восстанавливающим, мелатонин вошел в состав для возвращения потерянных циркадных ритмов. Так родился этот состав — в спешке, но продуманно. Это не просто лекарство, а своего рода карта, что приведёт тело и дух обратно к равновесию, к тихой гавани утраченного здоровья. — Только не говори мне, что всю эту хрень ты всунула в одну пробирку, — нахмурился Леви, намыливая волосы Ханджи. — Нет, конечно, нет… Ой, осторожнее, щиплет! Леви сдёрнул с вешалки полотенце и всунул ей в руки. — Закрой глаза, — сказал он. Ханджи наспех плеснула на глаза водой и прижала к ним махровую ткань полотенца. Щёлочное жжение слегка поутихло. — Конечно, я не совместила все эти компоненты в одно лекарство, — сказала Ханджи после короткой паузы. — Я сделала вытяжку из растений, превратила их в капли. Заготовила как следует капсул, чтобы хватило на подольше. — А, так вот почему Моблит терроризировал ближайшие лавки в поисках желатина, — кивнул Леви. — Исследования требуют жертв, — заявила Ханджи. Оба знали, что это выражение изначально подразумевало «красоту», но также соглашались, что «исследования» действительно требуют в разы больше жертв. — По его словам, такой кросс последний раз он бегал, будучи кадетом, — хмыкнул Леви, ковшом смывая пену с волос Ханджи. — Нужно будет гонять его за желатином почаще, бег полезен для здоровья, тренирует сердце, — усмехнулась Ханджи, в кои-то веки наслаждаясь водными процедурами. — Не ценишь ты его. — Вздор, — фыркнула Ханджи. — Ценю, в большинстве случаев даже больше, чем тебя, коротышка. Леви совершенно нечаянно дернул рукой, и мутная вода из ковша хлынула прямо Ханджи в рот. — Вот придурок! — завопила она, отплёвываясь. Взглянула на Леви, не сдержала внезапный порыв и плеснула в него водой из ванны. Леви успел прикрыть рукой лицо от этого несанкционированного нападения, но огромное количество брызг попало на его одежду. Опустив сгиб локтя, он устремил на Ханджи откровенно осуждающий взгляд. В ответ та залилась раскатистым смехом. — Ну и видок, Леви! — хохотала она. Широкие плечи вскидывались от новых приступов смеха, Ханджи с шумным плеском облокотилась спиной на противоположную стенку ванной. Успокоившись, она лукаво зыркнула на Леви. — Полезай ко мне. На лице Леви отразилась гримаса отвращения. — Ещё чего. Ему придётся как минимум три раза пройтись по этой ванной мочалкой после спуска воды. И то Леви не был уверен, что после такой тщательной помывки она утратит концентрацию токсичности. — И так всегда, — Ханджи закатила глаза. — Закончишь сама, — Леви встал с табуретки. Он вытер руки сухим полотенцем, взялся за дверную ручку, хотел толкнуть, но Ханджи остановила его. — Знаешь, моя матка всё ещё на месте, — её голос звучал серьезно. — Но в ней никогда не будет ребенка. И всё же, я могу чувствовать нечто такое, что ощущают матери, хотя прекрасно понимаю, что никаких инстинктов у человека быть не может. — Это ты про что? — осведомился Леви, повернувшись к ней. Ханджи смотрела на него через всю комнату, жёлтый свет керосинки ослепляющими бликами резал Леви глаза, отражаясь от стекольцев её очков. — Я слышала, что говорил Майк. Нас ждёт новая миссия, мы вновь поведём наши отряды за стены. Я чувствую за них ответственность более, чем полагается командиру. Мой мозг по неведомой причине воспринимает их, как родных детей. Когда они умирают на моих глазах, я ощущаю скорбь их матерей, как будто это моя личная скорбь. Я теряю своих детей с каждой вылазкой, но всё равно после удачного возвращения веду их на смерть, словно искушаю судьбу. Мне никогда не стать хорошей матерью, верно? — Верно, — кивнул Леви, помолчав немного. — Родители из нас просто никакущие. — Бедная Дэни Риверс, — усмехнулась Ханджи. Леви скривился. — Кто тебя просил опекать её? — проворчал он. — Боги, интуиция, предчувствие, симпатия, сочувствие, — пожала плечами Ханджи. — Иногда мне кажется, что в тот момент, когда я увидела её, все эти ребята одновременно ударили в один гонг в моей голове, разом утверждая решение. А может быть, я просто хотела её спасти. — Ты собираешься направить её в разведку, хорошо спасение, — холодно отозвался Леви. — Хочешь сказать, что внутри стен она будет в большей безопасности? — Ханджи уловила его настроение. — Прорыв Сигансины был напоминанием человечеству: нет ничего вечного и нет ничего нерушимого. Мы будем пробивать себе дорогу во внешний мир, пойдём по головам титанов и людей, если понадобится. Я лично вцеплюсь зубами в обод порочного круга и буду рвать его, с наслаждением чувствуя скольжение крови на своих зубах. Мы закончим эту извечную борьбу с титанами в этой жизни, ясно тебе? И я хочу, чтобы Риверс мне в этом помогла. У меня есть смутное подозрение, будто её поколение способно нанести последний удар. Мы-то с тобой уже староваты по сравнению с ними. — Тоже мне, властелины судьбы нашлись, — презрительно процедил Леви. — Сосунки, у них ещё молоко на губах не обсохло. Доверишь кому-то из них судьбу человечества, будь уверена, он свернёт шею этой судьбе и надругается над ней. Нет, четырёхглазая, за этими детьми нужен глаз да глаз. Нужно научить их покорности, если не хочешь стать свидетельницей масштабной катастрофы. Леви развернулся и вышел, но перед тем, как прикрыть дверь, услышал её тихий голос, произнёсший: — Рождённый свободно летать кандалы не стерпит.

***

Трост был душным городом. После целого года жизни в кадетском поселении среди буйств природы, Дэни было сложно адаптироваться в месте, где единственным деревом в радиусе десяти километров был фикус на окне какой-то хозяйки. Воздух, сухой и горячий, обжигал лёгкие, пыль драла горло. Выйдя из госпиталя в сопровождении двух солдат разведки, Дэни чихнула и моментально скрутилась от боли. Мышцы живота выли от боли и воспаления, любое движение приводило их в исступление. Дэни крепче сжала руки внизу живота и помолилась богам, чтобы ватно-марлевой прокладки хватило до её нового места жительства. И хотя после трёх уколов новой инъекции, по слухам изготовленной лично для неё, обильные кровотечения поубавились, на нет они не сошли. Не тот был нанесён ущерб, чтобы его можно было поправить тремя жалкими инъекциями. Солдаты, два сильных высоких парня, первыми влезли на повозку и с лёгкостью подхватили её, бережно усадив на лавку. После пинков и подзатыльников от старших по званию такое чуть ли не трепетное отношение вызывало у Дэни немало вопросов. Тем не менее она поблагодарила их, как и полагается хорошему человеку, и они вместе отправились в путь. Эта часть Троста, похоже, всецело принадлежала военным. Кожаные куртки с эмблемами алых роз и так называемых «крыльев свободы» мелькали на улицах чаще, чем обычная штатская одежда. Цивильными тут были лишь торговцы и извозчики. Дэни смотрела в оба, запоминая расположение улиц и домов, разные зацепки и особенности, которые в будущем помогли бы ей ориентироваться в пространстве. Она заметила, что среди разведчиков стоит настоящий балаган: они передавали друг другу баллоны с газом для заправки УПМ, снаряжали лошадей, укрепляли на сёдлах специальные мешки и постоянно кричали. — Нервничают перед вылазкой, — пояснил солдат, сидящий по правую сторону от Дэни. — Мы сегодня отправляемся на юг Троста, чтобы завтра с рассветом выступить за стену. Дэни почувствовала, как мышцы болезненно сжимаются в клубок вокруг отсутствующего органа. Меньше всего на свете она хотела сейчас оказаться на месте кого-то из этих солдат. Знала, что рано или поздно окажется, но молилась, чтобы это случилось попозже. Один из солдат, тот, что говорил с Дэни во время поездки, осторожно обхватил её за талию и быстро спустил с телеги. Дэни скривилась, когда ладони солдата надавили на рёбра, но всё равно поблагодарила его словами, излучающими искренность. «Искренность калеки, что не может позаботиться о себ сам», с горечью подумалось ей. Солдат провёл её на второй этаж, поддерживая за локоть в моменты преодоления ступеней, и подвёл к единственной двери. После стука прошла всего доля секунды, двери распахнулись наружу, чуть не пришибив Дэни. Она шарахнулась назад, не отнимая руки от живота, и встретилась глазами с Леви Аккерманом. — Капитан, Дэниель Риверс была успешно доставлена из госпиталя, — отрапортовал солдат, ударив себя в сердце кулаком правой руки. — Это я вижу, — голос Аккермана явно не изобиловал позитивными эмоциями. — А Вам, рядовой, пора бы переквалифицироваться из разведчика в няньки, не находите? Дэни увидела, как сконфузилось лицо солдата, и ей стало его жаль. — Он отлично справился с заданием, — вмешалась она. — Мне всё ещё тяжело передвигаться самостоятельно, его помощь пришлась очень кстати. Дэни думала, что будет готова выдержать взгляд Аккермана. Она просчиталась. Ситуацию спасло лишь появление Ханджи. Она, как и её сожитель, была в полной боевой готовности. Их отряды пойдут завтра за стену с первыми солнечными лучами, и многие лошади вернутся без всадников, но если Ханджи была в отчаянии, то очень хорошо это скрывала. — Выглядишь в разы лучше нашей последней встречи, — тараторила она, ощупывая Дэни. Вскинув полы мешковатой туники, Ханджи ощупала пояс длинной юбки, проверяя, не слишком ли он жёсткий. — Нет, в самый раз. С довольной улыбкой Ханджи отстранилась и осмотрела на Дэни с ног до головы. — У тебя так быстро растут волосы, рыжего скоро будет больше, чем чёрного, — вслух заметила она и резко сменила тему. — Капсулы я оставила на кухонном столе в банке, принимать их нужно два раза в день. Первую за два часа до еды на голодный желудок, вторую через два часа после еды, желательно перед отправлением на боковую. После обеда можешь выпить рюмку воды с двадцатью каплями настойки, раз в три дня делай инъекцию. Тебя же научили делать инъекции? — Да, медсёстры перед выпиской дали мне подробную инструкцию, последнюю инъекцию я вколола себе сама, — кивнула Дэни. — Отлично, — улыбнулась Ханджи, положив руки на плечи Дэни. — Моблит заготовил тебе продуктов на неделю, но я оставила в ящике со столовыми приборами марки, вдруг тебе нужно будет купить что-то до нашего возвращения. Если потребуется помощь, не стесняйся обращаться к оставшимся в авангарде разведчикам. Говори им, что ты от меня. Если скажешь, что от Леви, то не поверят. — И правильно сделают, — отозвался с дивана Леви. — Завянь нахрен, коротышка, — весело пропела Ханджи. — Четырёхглазой тоже стоит помолчать, не то она рискует остаться вообще без глаз, — Леви скрестил руки на груди и для больше убедительности забросил ногу на ногу. Ханджи наклонилась к Дэни, ткнула большим пальцем в Леви и по-заговорщически прошептала: — Постоянно грозится мне моргалы выколоть. — Мило, — Дэни попробовала изобразить на лице улыбку, но вышло что-то больше похожее на нервный тик. Она не успела ничего сказать, как Ханджи бухнула ей в руки толстенную книгу. — Тут рецепты, тебе же нужно будет готовить себе еду, — объяснила та. — Где ты отрыла книгу рецептов? — поинтересовался Леви. — У Петры одолжила. — Петра готовит? — Петра создаёт шедевры. Дэни только и успевала переводить глаза с одной на другого. — Но нам уже пора, — сказала Ханджи, прощаясь. — Ты можешь спать на диване или в моей комнате, но в комнату коротышки лучше не заходить. Он хоть и не Майк, чтобы по запаху чуять, но может сразу определить нежелательного посетителя по неправильно упавшей на половицу пылинке. Говорю по своему опыту, однажды пыталась стащить у него отчёт, чтобы долго не думать над своим. Сразу вычислил. Дэни смотрела, как они оба выходят из своей квартиры, оставляя её одну. Двери закрылись, Дэни повернулась к окну за столешницей, прошла туда и стала смотреть уже как Ханджи и Леви садятся на лошадей. Ханджи на один миг — перед тем, как тронуться, — вскинула глаза и увидела её в окне. Дэни вспыхнула, ощутив себя так, словно её поймали на постыдном шпионаже. Но Ханджи лишь вскинула руку и помахала ей на прощание. Дэни неосознанно подняла руку в ответном жесте. Пусть им сопутствует удача. Дэни знала, что разведчики всегда полагаются на волю случая и лишь изредка на собственные силы. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой, как тогда, лёжа на диване без подушки и одеяла. В пору было заплакать, но слёз не было. Дэни встала, плохо ориентируясь в незнакомой квартире, и пошла к правой двери, что вела в комнату Ханджи. Сделав один шаг внутрь, Дэни с криком грохнулась на пол, зацепившись за стопку каких-то бумаг. С трудом добравшись до односпальной кровати, Дэни упала в неё и зарылась в одеяло, словно бабочка в обратном процессе превращения в кокон. Постель пахла мылом, немного отдавала потом и чем-то безобидно химическим. Дэни спрятала лицо под подушку, накрылась одеялом и уснула, защитившись от всего мира.