Selfish Waltz

Уён резко открыл глаза. Он проморгался и попытался осознать, что произошло. Взгляд был устремлен в светлый потолок со знакомой люстрой. Его комната. Родная, теплая и самая удобная кровать. В горле было сухо, словно он страдал от обезвоживания несколько дней. Чон облизал губы. Все тело ныло, а сердце отбивало чечетку. Пробежал марафон во сне и теперь не мог отдышаться. Реально, без шуток. Бегал и даже медаль заработал. Как же он собой гордился, погодите… А то, что было до этого, ему приснилось или как? Его руки лежали по сторонам и Уён только сейчас смог ощутить, что он не один. Кто-то сжимал его пальцы. Он повернулся налево и лучи солнца ослепили глаза. На улице была ясная погода. Небо настолько голубое, что пестрело и давило на глазные яблоки. Он проморгался и посмотрел чуть ниже. И увидел, кого?.. Союн сидела в кресле. Ее поза выглядела максимально неудобной. У нее точно будет болеть спина и шея, когда проснется. Девичья ладошка сжимала пальцы Чона, а голова покоилась на краю постели. Она тихо посапывала и видела десятый сон. Уён внимательно рассмотрел ее и увидел аккуратно обработанные царапины. Небольшой шрамик на брови был заклеен пластырем, а щека, где ещё оставался желтый синяк, блестела от мази. Брюнетка выглядела настолько невинно, что хотелось расплакаться. Уён зажмурился. Он был очень слаб и это пробуждало сентиментальность. Тормози. Откуда она вообще в его комнате? Мозг заболел от того, что он начал думать. Уён тихо простонал от поднявшегося гула в ушах. Повернулся в другую сторону. Его сердце упало. На деревянном стуле со спинкой сидел Минги. Из-под его футболки торчали бинты. Левая рука была перевязана. Было ли ему больно? Жгло ли рану? Зашивали ли ее? У Уёна было очень много вопросов, которые оставались без ответа. Блондин был бледным и его волосы почти сливались с кожей. Большая рука небрежно лежала поверх ладони Чона. Время от времени, пальцы Минги подрагивали. Это была его привычка. Он то ногами дергал, то руками и пальцами, пока спал. Зачастую мог начать драться и однажды оставил Уёна с фингалом, но это другая история. Сколько эти двое уже здесь? Блять. Если бы, ещё, напротив кровати сидел Ёсан, то настоящий обряд экзорцизма получился. Двое — держат за руки, третий — с книгой. Они бы точно внутри него какого-нибудь беса да нашли. Иначе его тупой характер и перепады настроения объяснить было нельзя. Уён поерзал на месте и снова посмотрел в потолок. В воздухе витал успокаивающий аромат вишни и воска. Он щекотал нос и вызывал расслабление. Это напоминало ему о Сонхва. Где был сейчас старший? Пришел ли он в себя? Он представил, как Пак пробирается к нему в ночи и ставит свечу на стол. Уён постоянно возмущался на эти горящие восковые фигурки. Их сладкий аромат раздражал его, потому что он впитывался в одежду. Уён, как бы, считал себя грозным мужчиной, а не милым мальчиком, пахнущим ягодами. Но теперь… точно знал, что изменил свое мнение и был бы рад, если его догадки оказались правдой. Он медленно достал руку из-под ладони Союн и скорчил лицо в страхе, когда та что-то сказала сквозь сон. Минги убрал ладонь сам и коснулся ей собственного плеча, которое видимо его беспокоило. Повезло, что боль не мешала ему видеть сны. Уён сел на кровати и поморщился от ноющей поясницы. Просидел так, пару минут и потом решился на побег. Чон прополз на заднице вперед и сполз с кровати. Ступней коснулась приятная прохлада. Он медленно, слегка покачиваясь, обошел комнату и вышел за дверь. Тихо закрыл за собой, чтобы не побеспокоить спящих. Пусть отсыпаются, даже если они только и делали, что спали рядом с ним. Зато хлопотать вокруг него никто не будет. Уён направился вниз. Хотелось поскорее добраться до кухни и выпить парочку литров воды. Иначе, он просто ссохнется, как дождевой червь. Среди стен стояла мертвая тишина. Ни голосов, ни музыки. Ничего. Он мог поклясться, что слышал старые антикварные часы, которые стояли внизу в гостиной. Их ход Уён ни с чем не мог спутать. — Может, — Уён оглянулся по сторонам и сглотнул. Он говорил шепотом, потому что глотка горела и ему было сложно разговаривать, — я все ещё сплю? По привычке начал бегом спускаться по лестнице и чуть не полетел кубарем вниз. Отлично. Ещё и шею не хватало свернуть. Ему, аж, холодно стало от испуга. Вцепился в перила и некоторое время так и стоял, смотря на ступеньки. Долбанавт. Все это время, парень старался ни о чем не думать, но воспоминания возвращались к нему яркими вспышками, напоминая о недавних событиях. Особенно Сан, с биполярным расстройством, да Юнхо, с актерским мастерством уровня бог. Что за нахуй… что тогда произошло? Почему они все были заодно, а Уён ничего не знал? Нечестно. Он даже губы надул от этих мыслей. Чон открыл холодильник и достал из него кувшин с ледяной водой. Схватился обеими ладонями за стекло и принялся иссушать все, что было внутри. Уён пил настолько жадно, что не успевал глотать. По краям губ потекли струйки воды, которые капали на его пижаму и тут же впитывались, оставляя следы. — Уён? — Слева послышался голос. Чон обернулся на него и замер, все ещё глотая ледяную воду. Шок пробил от макушки до пальчиков ног. Кувшин соскользнул и разбился в дребезги, разбрызгивая остатки жидкости, которую он не успел всосать в себя. — Сонхва? — Он смотрел на уставшего старшего, у которого под глазами залегли прочные синяки. Выглядел Пак болезненно, но, по крайней мере, он стоял перед Уёном на собственных двух. Уён попятился назад от неожиданности происходящего и врезался в чью-то грудь. Он вздрогнул и задрал подбородок наверх. На него смотрела пара удивленных глаз. У Чона подкосились ноги и Сан поймал его под руки. Уён все еще продолжал смотреть на него и резко зажмурился, когда ему в глаз капнула вода с головы Чхве. Ебануться. Он точно все ещё спит. — Наш птенчик вылупился, — Сан усмехнулся и оторвался от глаз Уёна. Посмотрел на Сонхва. Уён вскрикнул, услышав его голос. Низкий и горький, как утренний кофе. Чон не любил этот крепкий напиток. Морщился каждый раз, когда пил его. Но он будил его и отрезвлял, позволял носиться в течение дня, как заведенному. Было у Сана что-то схожее с этим. — Уён-ни, ты как? — Пак посмотрел на осколки. — Уведи его, пока не поранился от шока. Уён все еще молчал. Голова начинала болеть от натиска мыслей. Он был слишком слаб, чтобы хоть что-то понимать. Пока что. Позвольте ему проснуться и он им всем устроит. Чон позволил утащить себя в сторону и усадить на стул. Брюнет слышал, как Сонхва собирает стекла, бурча себе под нос. Сан присел перед ним на корточки и схватился за края стула по обе стороны от Уёна. Чон вздрогнул и раскрыл глаза от удивления. Все еще не верил в то, что он перед ним. Живой и дышащий. Нет, не потому что он должен был умереть, но… какого хуя собственно?! — Не мог бы ты убрать свои руки, — Уён опустил глаза на ладони, которые слегка касались его бедер, — мне некомфортно. — Что? — Сан замешкался и убрал свои руки. Положил их на свои колени, провел вперед-назад и снова взглянул на Уёна. — Да, прости. Неловкое молчание давило на голову. Уёну хотелось высказаться, да ситуация была не та. Не любил ругань рано по утру. Но… язык он все-таки не сдержал. — Какого хуя, ты делаешь в моем доме? — Уён сжал челюсти. Ему плевать на благородство, этот человек рискнул столькими жизнями, что не отплатится даже на том свете. Прямо-таки представил, как парень сидит и читает бесконечный папирус, который ему вручили в небесной канцелярии. А затем, как Сан возмущается, что его благие намерения не были замечены и его отправляют на хлипком лифте в Ад. Доставка прямиком в котел. Заказывали? Уён — нет. — Уён! — Сонхва раскрыл глаза от удивления. У него в руках был новый кувшин с водой. Откуда он его взял, блять? Чон дернул лохматой челкой. Не о том думает, надо ответить. — Что?! — Нет. Сонхва ещё и ругается на него? Ладно. В этом доме не было принято портить настроение утром. Уён только что нарушил правило. В детстве, бурчащий и кричащий человек по утрам, оставался без сладкого. Так оно и прижилось. До сих пор. — Нет, Пак, он прав, — Сан вздохнул и поднялся на ноги, — ему никто ничего не объяснил, а я сижу и пытаюсь вести себя дружелюбно. Я бы тоже был в шоке. Особенно, зная все… и видя многое. — Если он ничего не знает, то это тем более не дает ему повода грубить, — Сонхва жутко дернул бровями. Его взгляд был тяжелым. Уён переводил взгляд с одного на другого. Смотрел на то, как они буднично препираются, словно знаю друг друга всю жизнь. — Я угрожал ему, — Сан мягко улыбнулся, показывая ямочки на щеках, — не мудрено. — Какой ты правильный оказывается, блять, знаешь что…, — забурчал Чон и сложил руки на груди. Он не собирался смягчаться. У него было отвратительное настроение. Похуй вообще, — дружелюбно в твоей жопе будет, когда в нее палку вставят за все твои грехи. Сонхва поперхнулся водой и ещё крепче вцепился в ручку кувшина. Да, возможно Уёна занесло слишком сильно. Слава богу, не пришлось ничего говорить, потому что кто-то открыл дверь нараспашку. — Он временно поживет здесь с сестрой, — на кухню зашел Хонджун. Парень выглядел заспавшимся, на щеке красовался след от подушки. Он подошел к Сонхва и бережно похлопал того по спине, а затем забрал кувшин, — помнишь? Их дом сгорел, а ещё, их обоих, хочет убить один полоумный придурок в возрасте. Как долго он подслушивал? Так нечестно. — Это типо твое пояснение тому, — Уён покосился на Сана. Поймал на себе его заинтересованный взгляд, — что за хуйня произошла? Будут подробности? С каких пор вы работаете вместе? — Хон… — Сонхва цокнул и отобрал у Кима кувшин. Он пил из горла, как Уён до этого. Родство, пусть и не кровное, было видно на лицо. Пак налил Хонджуну воду в стакан и вручил в руки. — Спасибо, — он зевнул и довольно отпил холодную воду, — ты только очнулся. Позволь организму придти в себя. Когда придет время, мы тебе все объясним. — В могиле приду в себя, — Уён начал дергать левой ногой, — я даже не попытаюсь принять этого Вальсующего долбаеба, пока не узнаю хотя бы один повод. Атмосфера была ужасающая. Леденящая, как морозильная камера. Чон смотрел исподлобья на каждого. Пускал молнии и чувствовал, что его термометр бешенства уже зашкаливает. Хонджун ненавидел Сана, вроде как, а теперь спокойно спал с ним под одной крышей. Единственным, не при делах, был — Сонхва. Он обо всем знал, но вел себя отстраненно. И его можно было понять, наверное, хотя… Топот ног прозвучал над головами. Неожиданный крик встрепенул Уёна и он посмотрел в высокий потолок. Кто-то промчался вниз по лестнице и тут же затих. Это с каким усердием надо лететь, чтобы было слышно с другого конца коридора? Ещё и по лестнице из камня. — Уён пропал! — Минги влетел в кухню и не замечая брюнета слева от себя, смотрел на Сонхва и Хонджуна. — Не вставал семь дней, а тут, просыпаюсь… его нет! Блять. Уён еле сдерживал смех. Хонджун молча указал пальцем на Чона, который сидел и хлопал глазами. Вот он, его курица наседка, которая перепугалась до усрачки. Стоп, сколько он сказал, Уён не вставал? — Я проспал неделю? — Уён похлопал блондина по ладони в успокаивающем жесте, когда тот встал сзади него и положил руки на плечи. Казалось бы, он должен обижаться на Минги больше всех за то, что не рассказал ему украдкой секретик. Такой небольшой. Что они работают все, заодно. Ведь, они были самыми близкими, но на него Уён не умел злиться. Что бы не происходило. Такая особенность отношений. Ругаться они могли, собачиться тоже, но никогда не обижались и не расходились по углам. — Точнее, семь дней и восемь часов, — Сонхва посмотрел на наручные часы, — ты был очень истощен, но никто не думал, что процесс будет настолько долгим. Уён очень хорошо помнил свое состояние в тот день. Как его рвало и он мечтал просто умереть. У него в горле до сих пор было непонятное жгучее чувство, которое он не мог унять, а желудок сковывало спазмом. Но это, наверное, было ещё потому, что он не ел все эти дни. С ума можно сойти. Ему резко захотел пиццы с двойным сыром и острой пепперони. Но, явно, ему ещё долго нельзя будет прикоснуться к вредной пище. В памяти возникли, до этого закрытые, воспоминания прошлого. Вот, он оказывается дома и сквозь пелену хватается за всё вокруг. Его руки сжимают чью-то рубашку, и он просит воды. Вместо неё ему вливают что-то странное в рот, и он корчится от неприятного вкуса. Затем Уён дёргается от резкого укола в руку и хочет отодрать инородное тело, которое чувствует внутри, но ему не дают. Держат руки. Чон мычит сквозь припадок. Он видит смазанные силуэты людей, чувствует аромат медицинских средств и ощущает странную прохладу на своём теле. Кто-то кладёт ладонь ему на лоб и закрывает глаза. После — лишь тьма. Больше ничего не помнит. Он поднял правую руку перед собой и приподнял рукав пижамной рубашки. След от катетера всё ещё был свежим. Уён провёл рукой по маленькому красному шраму и нахмурил брови. — Ты так сильно брыкался, — Минги прервал его внутренние размышления, — я думал, что вырвешь себе капельницу и истечешь кровью. Сидел возле тебя, каждый раз, когда ставили новую. — От этого не умирают, — Уён хотел вставить свое язвительное слово, но был благодарен, что о нем позаботились. В каком бы припадке он не был. — Нет, но ты был слишком слаб. Врач сказал, что это бы привело к шоку и осложнениям, — Минги вздохнул и слегка сжал плечи брюнета. Блондин смотрел на черную макушку перед ним и не мог поверить, что разговаривает с Уёном. Они ведут диалог. Как же сильно он испугался, когда в тот день, Уён потерял сознание. Упал в руки Сана. Когда ладонь Чона ударилась об пол, у блондина всё покрылось красной пеленой перед глазами. Даже не мог теперь вспомнить свои последующие выстрелы по врагам. Он был как в трансе. Минги боялся, что потерял его. Ждал каждый день подле Чона и загадывал желание на его скорое выздоровление. Всё зависело лишь от Уёна, и он смог справиться. Даже лучше, чем прогнозировал их семейный врач. Минги разговаривал с ним, пока тот спал, рассказывал ему о прошедшем дне и ночи, делился забавными ситуациями, которые происходили в доме из-за того, что их теперь девять среди этих стен, и всем всё ещё непривычно. Жаль, Уён не помнит этих историй. А говорили, что он всё слышит и запоминает… Видимо, это было сказано только для его душевного равновесия. В кухне становилось все шумнее. Большое пространство заполнялось людьми и голосами. Уён бы соврал, если сказал, что ему это не нравилось. Нет, наоборот, он был рад видеть каждого из своих близких. Но это не отменяло того факта, что он был обижен и не понимал, почему все скрыли именно от него. Ладно, ещё Сонхва, но ему, похоже, было все равно. Хотя, скорее, ему уже все разложили по полочкам. Поэтому Паку было спокойно и комфортно разгуливать по дому, зная, что Сан здесь. Блять. И как так получилось? Уён все еще думал о том, как тот позволил гиенам угрожать своей младшей сестре. Заставил ребенка пережить ужас и поверить в то, что он оставил ее. Как он наставил на нее дуло пистолета и спустил предохранитель. Да у Союн вся жизнь пролетела перед глазами. Пиздец. Как она ещё с ума не сошла от такого? Неужели, внутри продолжала верить, что брат хороший человек? Даже после всего этого… ему нужно поучиться прощению и видению хорошего в людях. — Я ничего не нашел, — в комнату, через дальнюю арку влетел Ёсан со взъерошенными волосами и маниакальным взглядом. Вместо книги, у него в руках был ноутбук, в котором что-то пищало. Парень молча сел за стол напротив Уёна. Даже не взглянул на него. — В смысле не нашел? — Хонджун поставил пустой стакан на тумбу и обошел длинный островок. Он встал сзади Ёсана и нахмурил брови. Вот, только не говорите, что он тоже разбирается в этих цифрах и буквах, которые строчит Кан. Это же сумасшествие. Уён поморщился, будто съел что-то не то. — Ты роешься неделю во всем этом дерьме и, хочешь сказать, ничего? — Он просто испарился. Его нет ни в одной базе, — Ёсан мелком взглянул на Сана, — я прошерстил все камеры по стране. Запускал поиск по лицу и каким-то отдельным деталям, которые могли бы его выдать. Даже залез туда, куда не следовало… но Сокджин пропал. Я думаю, его нет в Корее. — И что делать? — Низкий и заспанный голос Минги повторно раздался над ухом Уёна. Он аж вздрогнул. — Буду выходить на знакомых, посмотрим, к каким базам они смогут меня пропустить, — он поднял глаза и только сейчас увидел Уёна, который смотрел на него в ответ, — либо буду взламывать сам. Не в первой. Уён ничего не понимал, но было интересно. И обидно. И странно. И… короче, полный спектр эмоций. Чувствовал себя подростком от которого родители скрывали подробности взрослой жизни и что такое секс. А он ведь был не самым младшим. Осознание к нему пришло резко и без предупреждения. Как обычно. Ёсан все знал. Давно. С его-то возможностями достать, что угодно и откуда угодно. Почему он вообще переживал за то, что его семья может отказаться от него, если узнает, что он в курсе, кто такой Сан? Позволил деструктивным мыслям заполонить его разум и поверить в то, что он косвенный предатель. Вот же, все на лицо. Семья актеров. А он — долбанный идиот с тревожным расстройством. — Как давно ты знаешь? — Уён снова начал дергать ногой. — С того дня? Ёсан выглядел расслабленным и даже бровью не повел, — я случайно зашел не на ту камеру, совершенно не ожидал увидеть тот коридор, за которым скрывался он. Потому что не должен был. Она была выключена. — Он усмехнулся себе под нос, — я тупо ее подключил к системе. А потом… ты странно себя вел и я решил залезть в базы, которые недоступны обычным людям. Уён прикусил нижнюю губу. Пазл начинал собираться. — Ты знал, что любое движение внутри сети, оставляет свой след? — Ёсан мягко улыбнулся, заметив, как глаза Уёна полезли на лоб. — То, что ты удалил записи с камер, думая, что сотрешь их, без надежды на восстановление и тем самым убережешь нас… приятно и, с другой стороны, сначала вызвало у меня желание придушить тебя, потому что это важная информация, но, в общем, я достал их и узнал, что Сан — Selfish Waltz. Господи, чертов гений. Уён его боялся. — Ты рассказал хёну? — Уён медленно перевел взгляд с Ёсана на Хонджуна, который все еще стоял опершись предплечьями на спинку стула. — Нет, он сам узнал, — Ёсан улыбнулся. Пиздец. Что за семья вундеркиндов? — Вообще, мы собирались подождать, пока ему лучше не станет, — Хонджун хлопнул Кана по плечу, — а ты все выдал. — Он не маленький ребенок, — Ёсан закатил глаза, — что толку беречь и ходить вокруг него на цыпочках? Хоть кто-то мыслил здраво в этом доме. Уён даже воодушевился от этих слов. Хонджун глубоко вздохнул, — я был вне себя, когда Сонхва ранили. Об этом каждому пню известно… хотел прикончить всех, кто хоть как-то мог быть замешан в этом. Под подозрением были все, особенно Чхве. — Ты смог что-то найти? — Уён дернул бровью. — Нападавшего? Да. Это, как и ожидалось, были две гиены-головореза размером со шкафы-купе. Сан помог их устранить, — Хонджун повернулся к Чхве, — это была не самая приятная встреча. Для них. Но возвращаясь к главной теме… Уён на секунду отвлекся. Так когда… что? В смысле, блять? Типо это неважная информация и Сан просто помог? Или это было уже после. — Чхве старший угрожал мне расправой и говорил, что начнет с самых младших. Видите-ли, мы нарушили правила его мира. Почему ты думаешь, Сан приглашал тебя на танец, но ты оставался целехоньким? Уён потупил взгляд в пол, но недолго думая, снова посмотрел на старшего. — Да знал я, конечно, — Хонджун закатил глаза, — Сокджин хотел убить тебя и Сан дважды подавал сигналы об этом. Первый раз был до писем. Чхве старший присылал мне приглашения последнее время очень часто, а я их отклонял… только в вечер ежегодного бала принял, там он и высказал мне угрозы в лицо. А потом, в ночи, мне пришло анонимное письмо. Оно было уже от Сана, которому приказали убить тебя. Еще давно. Он должен был сделать это в тот день. Уён вспомнил злое лицо Хонджуна в тот вечер. Он был в бешенстве, хоть и старался это скрывать. Но от тех, кто вырос с тобой среди одних стен, ничего не скроешь. — Позже, мне стали присылать письма с твоим именем все чаще и чаще. Я не успевал сжигать их, — Ким сглотнул, — они приходили на протяжении нескольких недель после бала. Я просто… не мог подвергнуть тебя ещё большей опасности, рассказав о планах. — Если бы я все знал, то был бы осторожнее, — Уён нахмурился. — Вот именно! — Хонджун случайно поднял голос от нервов, но потом выдохнул и продолжил. — Ты должен был вести себя как обычно, наслаждаться и ни о чем не волноваться, чтобы не привлечь внимание поведением, которое бы выделяло тебя. Что если бы он нанял третье лицо, не Сана? — Это все равно не оправдывает его, — он кинул взгляд на брюнета. Сан стоял опершись на подоконник. Его руки были сложены на груди, а глаза направлены на Уёна. Изучал реакции, рассматривал. Солнце светило на него из окна и превращало в долбанного святого, комично, учитывая его натуру, — Чхве угрожал жизни ребенка, своей сестры. — Уён, я бы ни за что не позволил им обидеть ее. Все было пол контролем, — Сан подал голос и Чон дернулся, — пострадавшие люди на моей совести и я никогда про них не забуду. Не того я хотел… Да, у меня есть особенности, которые делают из меня монстра, но… — Особенности… особенности?! Да ты псих! — Уён не мог сдерживать себя. — Уён! — Хонджун стукнул ладонью по столу. Ваза, стоящая посреди стола, угрожающе пошатнулась. — Я что, не прав? Прав! — Ты можешь думать обо мне, что хочешь. Я делал то, что надо чтобы защитить свою сестру и мать… теперь только Союн, — Сан прочистил горло, — я не буду оправдывать то, что делал и что ещё могу сделать. — Можешь сделать? — Чон закатил глаза и захотел встать, но руки Минги не позволяли встать и оставить разговор незаконченным. Он был благодарен. Ему нужно довести дело до конца. Если разругаться вдрызг, то так тому и быть. — Мы будем стрелять в хуи вместе, ради поимки Чхве Сокджина, — Хонджун приложил пальцы к переносице, — он согласился брать всю грязную работу на себя взамен на… — Хон, — Сонхва неожиданно подал голос. Он насыпал хлопья себе в тарелку. Был отвлечен завтраком, но слышал крайне хорошо. Не забыл предупредить Кима контролировать эмоции, — внимательней к словам. — Да, — Хонджун сжато улыбнулся, —взамен на защиту, в первую очередь тебя. — Почему ему так хочется прикончить меня? — Уён оглянулся по сторонам. — Почему не Чонхо? Он младше! Минги посмеялся себе под нос. Ёсан тоже не сдержался, но скрыл веселье за кашлем. — Хуй знает, Уён. Он больной человек, не заметил? — Хонджун закатил глаза. — Кем были твои родители? — Сан нахмурился. — Мои родители? — Уён забегал глазами. Он ничего не помнил. Даже фотографий не осталось. Иногда, Чон мог вспомнить запах волос мамы или, друг под носом возникал аромат сигарет и одеколона вперемешку. Незнакомый, но такой родной одновременно. — Не думаю, что стоит о таком спрашивать, — Минги выпрямился и Чон обернулся на него. Ему не понравился этот тон, — некоторые вещи должны остаться неизвестными по многим причинам. — Меня достало, — Уён резко встал, — пойду по хуевым делам похожу. — Каким делам? — Ёсан удивленно оглянулся. Он не слушал их все это время, был занят своими делами в компьютере. — Уён? Но парень уже вырвался из лап кухни и громко захлопнул за собой дверь. Уён не любил когда у него спрашивают о прошлом. О его первой семье. Терпеть не мог вспоминать, потому что помнил лишь самое яркое и последнее. После которого все пошло по пизде. В глубине души Уён понимал, что Сан прав и, возможно, Сокджин знает о нем больше, чем он сам. Такой вопрос не мог возникнуть на пустом месте. Тем более… убийц его родителей так и не нашли. Да и искали ли вообще? Сначала он был слишком мал, а потом забыл обо всем, что его связывало с теми людьми. Для него не было никого роднее его братьев и мамы. Был бесконечно благодарен, но пришло ли время посмотреть правде в глаза? Ему не особо хотелось. — Уён? — Юнхо и Чонхо зашли в главный холл. Они были одеты в спортивную одежду. Как они не вовремя. — Чонхо, ты спортом занимался? — Чон резко остановился и даже на миг расслабился. — Меня заставили выйти на пробежку потому что никто больше не хотел составить ему компанию, — брюнет покосился на Юнхо. — Вот не надо мне тут! — Чон закатил глаза и ткнул пальцем в младшего. Они начали припираться и Уён минуту стоял, как дурак, пока о нем не вспомнили. — Когда ты встал? — Чонхо заломил палец Юнхо и тот театрально скорчился. — Болит что-то? Может надо что-то привезти? — С первыми петухами, блять, — Уён махнул рукой, — я не в духе. Ничего не надо. Не переживайте. Удачи. Был груб. Но оно само вырвалось. Даже не понял как. Чон за несколько мгновений прошёл длинный коридор и вышел в сад. Уже наступила зима. А он был одет в тонкую пижаму и передвигался босиком. Чертовски холодно. По ступням прошёл мороз, и Уён обнял себя руками. Быстро пересёк дорожку и зашёл в небольшую постройку. Здесь всегда отапливали, хоть никого и не было большую часть времени. Садовник хранил в этом месте свои принадлежности для ухода за растениями, но при этом тут было всё облагорожено, чтобы каждый из хозяев мог чувствовать себя комфортно. По привычке он забрался по деревянной стремянке на второй ярус и прополз вперёд. Так давно здесь не был. Последний раз прятался в этом месте, когда ему было шестнадцать, и его первая любовь не увенчалась успехом. Вот так горе было. Было стремно вспоминать. Тот парень был тупым утырком, а он видел в нем прекрасного принца. Чон дернул носом от отвращение. Уён лёг на мягкий матрас, который был укутан в свежую простынь. От неё приятно пахло свежестью. Брюнет посмотрел над собой и по привычке начал считать светящиеся наклейки-звёзды. Они давно не горели, но он никому не позволял отлеплять их, даже если давно не появлялся среди этих стен. В них были тёплые воспоминания. Кто-то мог бы сказать, что именно от таких вещей, которые держат в прошлом, и надо избавляться в первую очередь, но Уёну было насрать. Это дарило ему душевное спокойствие. Он издал тихий смешок, когда вспомнил маму, которая корчилась здесь в своём дорогом и несуразном платье. Уён не хотел клеить сам и попросил её, а она и не была против. После они лежали вместе и смотрели на них в темноте. Мама рассказывала ему сказки, а он задавал вопросы, на которые у неё не было ответа. Удивительно, как ей удавалось уделять внимание всем семерым детям. Никто не оставался обделённым. У них были ссоры между собой, даже драки, но любовь матери н когда не была поводом. Каким-то образом она проводила время наедине с каждым, находила время даже в самый сложный и тяжёлый период. Улыбалась им и обнимала, целовала. Ей было плевать, что они становились старше и возмущались на её ласку. Уён, конечно, не входил в это число. Он первый лез целоваться и вис на матери, говоря, как сильно скучал. Но тем не менее… Он сложил руки на животе и медленно прикрыл глаза. Яркие картинки начали возникать под веками. Внизу трещал камин. Его монотонное пение успокаивало Уёна. Не заметил, как заснул, хотя до этого проспал достаточно времени, чтобы выспаться на всю жизнь. — Вот черт! — Уён резко сел и огляделся по сторонам. Все было точно также. Он заснул. Сколько он пробыл тут? Забывая о слабости собственного организма и о ударившем в голову голоде, Уён бегом спустился по стремянке вниз. Оступился в конце и зацепился мизинцем. — Блять! — Он запрыгал на одной ноге и не удержал равновесие. Схватился за спинку дивана и присел. — Как же больно. Вот так люди пальцы и ломают, — подумал Уён, закатив глаза. Когда же он станет внимательнее? Он распахнул дверь наружу и позволил ледяному воздуху ударить его в лицо. Чон скукожился, захотев вернуться обратно в тепло, но лучше уж согреться в собственной комнате, чем пробыть здесь ещё, как бы ему тут ни нравилось. Небо уже начинало темнеть, солнце заходило за горизонт. Прошёл целый день. Видимо, вот что называют восстановлением через сон. Как в танке даёшь храпаку и в ус не дуешь. В этот раз он не пошёл босиком. Нашёл в комоде свои старые меховые тапочки, которые, кстати, искал, но не мог найти долгое время. Это было в прошлом году. И как они сюда попали? Видимо, для такого случая. Кто бы это ни сделал, даже если он сам… в общем, благодарен Уён, короче. Слишком много мыслей начало собираться в его светлой голове. Чон зашёл внутрь через ту же дверь и тихо прикрыл её за собой. В доме стояла тишина. Или почти. Отдалённо послышалась музыка фортепиано. Кто-то играл знакомые мотивы — второй Ноктюрн Шопена, а именно из девятого опуса. Уён любил его. Но играл не Хонджун. У того была особая манера игры, и он узнавал её с первых нот. Уён заинтересованно пошёл на звук. Он остановился возле дверей в гостиную и заглянул в щель. Широкая спина и тёмные волосы, длинные пальцы и… это был Сан. Чон, как заворожённый, следил за игрой парня, совершенно позабыв об обидах и ненависти. Музыка исцеляла и сплачивала людей. Внутри разливалось приятное чувство безмятежности. Уён смотрел на его красивые руки, то, как они быстро перебирали клавиши и создавали прекрасную мелодию. Он звучал немного грубо, в какие-то моменты напористо и отчаянно, передавая столько эмоций, что у Чона перехватило дыхание. Как же он любил музыку. Не передать словами. Даже не заметил, как звуки прекратились, а Сан опустил руки на свои колени. Продолжал стоять и смотреть, как дурак. Неожиданно Чхве повернул голову, и Уён вздрогнул. Он посмотрел на него и медленно моргнул. Застали врасплох. — Долго ты ещё будешь там стоять? — Сан играющие поднял бровь. — Что? — Уён облизал сухие губы. Показалось, что он не дышал все это время. Сан быстро опустил взгляд на губы Чона, проследив за движением, но быстро опомнился и вернул зрительный контакт. — Сыграем вместе? — Он пододвинулся на пуфике, освобождая место рядом с собой. — С тобой? — Уён будто бы, все еще, был не здесь. — Ты видишь здесь кого-то ещё? — Сан развел руками и мягко улыбнулся. — Нам нужно найти общий язык, если я собираюсь защищать тебя. Уён оставался на месте. — Ну-у же, я тебя не укушу, — он повернулся назад к фортепиано, — пока не попросишь. И почему Чон резко сорвался с места и сел рядом?