Отступники / High Fidelity

      2 мая 2002 года       Азкабан, Северное море, Великобритания       Драко любит луну. Она — единственная его спутница.       Забавно, но когда он впервые оказался в камере — год назад, в ту первую ночь после произошедшего, — Малфой думал, что ненавидит ее. Он проклинал ее свет, ведь все, что ему хотелось — это погрузиться во тьму. Молил всех старых и новых богов о том, чтобы они позволили ему забыть. Позволили ему забыться.       Когда спустя две недели луна наконец-то ушла, и он лишился даже собственной тени, Драко стал молить о ее возвращении.       Потому что тьма не скрывала от страхов. Не прятала от пороков. Не позволяла раствориться в умиротворении.       Вместо этого она пожирала.       Тьма позволяла всем самым потаенным мыслям и воспоминаниям выбраться наружу. Убивала час за часом ночь напролет, готовя к тому, что его будут истязать на допросах следующим утром.       С приближением лета Драко научился мириться с ее отлучками. Звезды все ярче освещали небо над Северным морем, и он научился находить в них свое утешение.       Научился находить свое утешение в ней.       Это правда забавно. То, какую шутку играют с ним звезды. Как они позволяют Лисичке приходить к нему летом, когда она родилась, и как они скрывают ее осенью, когда она ушла.       Драко откидывает голову к холодной стене и очерчивает взглядом небольшой проем в камере. Это окно — его единственный путь к ней.       Путь домой. Путь к свету.       — Все еще ищешь меня в каждом созвездии?       Ее голос прячется в темноте, пока сама тьма не собирается в ее образ.       — Только в одном, — Драко не может отказать себе в печальной улыбке, когда начинает различать ее очертания в дальнем конце комнаты. — Что, пришла по мою душу? «Череп, скелет, коса…».       — «Смерть придет, и у нее будут твои глаза», — заканчивает за него Джинни, и уголки ее губ лукаво тянутся вверх. — А если и так? Разве не ты говорил, что дашь мне все, что я пожелаю?       — Все, что попросишь, — соглашается он. — Но, кажется, кроме души, у меня ничего уже не осталось.       — Тебе повезло, — Джинни позволяет темной материи скользнуть вниз с головы и оголить алые локоны. — Это единственное, что я всегда хотела.       — И все же, ты ушла, — замечает Драко, доставая из пачки последнюю сигарету.       — Ты ведь знаешь, что я не могла по-другому, — она подходит ближе и подносит к его лицу зажигалку.       Он глубоко затягивается, позволяя дыму проникнуть в легкие. Выжидает долгую паузу.       — Вообще-то, нет, — все же решается сказать Драко, когда она закуривает вслед за ним. — Я не знаю.       Джинни — ее лицо озаряется лунным светом, когда она подходит к окну — задумчиво смотрит в небо, давая ему возможность продолжить.       — Я не знаю, — повторяет он, — почему ты сделала вид, что мы с тобой ничего не значили. Не знаю, почему ты ушла. Не знаю, почему ты вернулась, — воспоминания подкатывают к горлу, но Драко должен закончить. — Я даже не знаю, какая часть тебя была правдой. Расскажешь?       — Я не хотела делать тебе больно, — мягко произносит она. — По крайней мере, ты должен знать это.       — Что ж, я совру, если скажу, что это едва не убило меня.       Джинни сумрачно улыбается, оглядываясь на него.       — Гарри тебя утомил, — она отталкивается спиной от стены и медленно идет в его сторону. — Поговорим о правде чуть позже.       Малфой не удивлен. Он не злится и даже не спорит.       Только прикрывает глаза, когда чувствует, что Джинни садится возле него. Холодные пальцы опускаются на его ладонь, но Драко не двигается — слишком боится спугнуть ее, слишком боится разрушить иллюзию их покоя.       Прислушивается к ее запаху. Наощупь находит губами висок и осторожно целует, втягивая побольше воздуха в легкие. Джинни опускает голову ему на плечо, и они продолжают молча сидеть, словно в этом нет ничего ненормального.       — Скоро все это закончится, — мягко говорит она. — И наступит весна.       — Я знаю, — спокойно отвечает Драко.       Он знает, что они имеют в виду не одно и то же.

***

      Одиночная камера в Азкабане нравилась ему больше.       Драко почти усмехается, когда разум очерчивает эту мысль, и волшебница в красной мантии, сидящая напротив него, возмущенно поджимает губы.       Кажется, он плохо справляется с ролью раскаявшегося преступника. Если у него вообще были шансы не быть отвергнутым до первой попытки.       Когда его привели в зал суда, цирк уже был полон зрителей. Полный состав Визенгамота, десятки ключевых свидетелей, семьи погибших, репортеры… Они пришли не за его раскаянием.       Они пришли за его кровью.       Это не просто самое громкое слушание в новой истории — это публичная казнь, и они выбрали для нее самую скандальную дату.       День Победы.       День Памяти.       День…       — Мистер Малфой, — голос Кингсли возвращает его к реальности. — Готовы ли вы прокомментировать показания миссис Уизли?       Драко поднимает глаза, встречаясь взглядом с Флер Делакур. Он почему-то все еще забывает, что она давно носит другую фамилию.       От той девушки, что он видел в последний раз два года назад в Тинворте, не осталось и пепла. Теперь — в ее глазах сталь. Она больше не прячет несгибаемый стержень за теплотой слов и ласковым взглядом. Ее сострадание не призывает к жалости, не просит у толпы сочувствия. Оно жесткое и непреклонное, словно дань, которую выплачивают из чувства неумолимого долга, прежде чем бросить Аваду в голову.       — Нет, — коротко отвечает Малфой.       Ему нечего добавить к ее незаслуженно щедрому на защиту докладу.       Делакур-Уизли покидает место с высоко поднятой головой.       Драко потирает глаза. Он знал, что свидетельские показания будут самой тяжелой частью этого блядского слушания. Не потому, что ему придется вновь услышать обо всем, что он сделал, а потому, что ему придется столкнуться лицом к лицу со всеми людьми, которым он причинит боль.       Свидетели защиты.       Поттер передал ему список от Петры тем утром, так что у Малфоя было достаточно времени подготовиться.       И все же, его дыхание явно сбивается, когда трибуну занимает Панси. Блейз, Дафна, Астория…       Череда людей, которым он когда-то обещал идти до конца.       Это не совсем ложь — скорее, еще один пункт в списке его сожалений. В конце концов, Драко рассказал Поттеру все, и не в его силах решать, будет ли этого достаточно для оправдания.       Он рассказал ему о каждом убийстве. О каждом собрании и приказе, что когда-либо получал от Волдеморта. Рассказал о тонком кружеве сети, что Джинни плела, полыхая меж двух сторон. Рассказал о Хогвартсе, о крестражах, и о том, к чему все это привело. Рассказал о Тинворте.       Драко утаил правду лишь об одном.       О его Джинни.       Потому что даже спустя триста шестьдесят шесть дней он все еще предан ей. Потому что последнее, что он когда-либо сделает — это позволит кому-либо коснуться того, что их связывает.       Малфой по привычке касается безымянного пальца, все еще чувствуя след от давно отданного ей кольца. Нити магии холодят кожу тыльной стороны ладони и пускают тусклые импульсы по запястью — единственное, что она ему от себя оставила.       Он прикрывает глаза, силясь раствориться во вчерашнем обмане, но чувствует лишь фантомную боль по жгучим объятиям.       По залу проходится ропот возмущенной толпы, и Драко с блеклым интересом возвращает внимание слушанию.       — Сотрудничество мистера Малфоя с Сопротивлением неоспоримо и было неоднократно освидетельствовано множественными источниками в ходе следствия и досудебных заседаний…       — Это абсурд! Вы не можете…       — Каждое преступление мистера Малфоя на поле боя было тщательно рассмотрено специальным комитетом Аврората, — напоминает Кингсли. — Мистер Поттер лично беседовал с семьями пострадавших, чтобы удостовериться, что они понимают высокую цену двойной агентуры…       — Что насчет его преступлений вне поля боя? — не сдерживает яростного возражения молодая женщина из числа членов Визенгамота, вскакивая со своего места. Эдма Хоукворт, Драко сразу узнал ее. — Ричард и Эмма Абаддоны? Супружеская пара магглов, которую он со своей Чаровницей сжег заживо без всякой на то причины? Они — тоже сопутствующий урон его важной двойной агентуры?       Языки пламени полыхают в его глазах. Дым копится в легких.       — Верховный чародей, — доносится сквозь пелену возглас Поттера. — Как я уже упоминал, у следствия имеются новые данные о роли мистера Малфоя в деле Абаддонов…       Драко видит. Чувствует тот пожар, что навсегда разделил их жизни на до и после.       Мрачная фигура в мантии медленно пробирается сквозь толпу репортеров. Лицо волшебницы почти полностью скрыто, но Малфой успевает поймать коварную дугу алых губ.       Он пытается сделать вдох. Пытается сделать выдох.       Только вот сердце колотит по грудной клетке с такой силой, что выбивает весь воздух из легких, когда Малфой ловит горящее пламя карих глаз.       Чаровница?       Она смотрит на него, не отрывая прицельного взгляда.       Изучает. Метит. Гипнотизирует.       И Драко дает себе в нем раствориться.       Потому что ее присутствие помогает. Помогает не вспоминать о том, как мурашки расходились по его коже, когда ее холодное лицо озарил свет разгорающегося пожара. Помогает заглушить вопли, доносившиеся из того дома. Помогает не задаваться вопросом, какого дьявола она здесь забыла.       Он просто смотрит в ее глаза и прокручивает знакомую фразу.       «Однажды, мы встретимся снова».       На мгновение ему кажется, что это лишь вымысел. Игра истощенного разума, что решил провернуть с ним жестокую шутку. Но странное ощущение близости — предчувствие скорой встречи с ней — пронизывает всю его суть.       Кто же врет: ослабший рассудок или выжженное предательством сердце?       Когда зал суда озаряется яркой вспышкой, Драко уже все равно.