Живое оружие

🩸

      Раньше я никогда не задумывался о своей смерти. Наверное, потому что с самого детства находился на грани между жизнью и тем, что за ней. Конец не казался таким уж и страшным, скорее неизбежным, как надпись в игре «game over». Но несмотря на это, я не хотел умирать. Напротив, я жаждал доказать всему миру и, главное, самому себе, что я непобедим.       «Да пошли вы все!» — думал я, сжимая кулаки. Мне хотелось кричать это всем и каждому, кто ставил меня на колени, кто думал, что имеет власть надо мной. Я так рвался к этой победе, потому что хотел отомстить. Хотел отдать этому миру ту боль, что он принёс мне, когда забрал у меня родителей. Их смерть стала первой трещиной, первой потерей, после которой я понял, что никто не спасёт меня, кроме меня самого. Каждый мой шаг был посвящен тому, чтобы стать сильнее, чтобы однажды стереть с лица земли всех тех, кто был виновен в их гибели. Я верил, что этого будет достаточно, чтобы вернуть себе хоть каплю покоя.       С возрастом я начал понимать, что дело не только в мести. Я устал от бесконечной борьбы. Я жаждал свободы. Не войны, а тишины. Освобождения. Но за свободу всегда приходится платить, и я выбрал свою цену — чужие жизни. Жизни тех, кто этого заслуживает. Подонков и убийц, превращающих этот мир в грязь.       Я хотел верить, что убиваю именно таких. Верил слепо, не задавая вопросов, всему, что мне говорили Хван и Ги-ён. Верил в их слова о справедливости, верил в то, что я — не просто оружие и, что мои руки проливают кровь, очищая этот мир.       Но чем дальше я шёл, тем сильнее сомнения прорастали внутри. Кто я?       «Я — Чон Чонгук» — повторял я себе, глядя в отражение своих тёмных глаз. «Я человек». Я так хотел убедить в этом самого себя.       Я думаю, и Хван прекрасно понимал, что моя слепая ярость не будет вечной. Когда она стихнет, я захочу уйти. А он не сможет этого позволить. Такие, как я, не уходят просто так. Поэтому он решит избавиться от меня. Мы все для него лишь расходный материал. Пешки в игре, где фигуры всегда заменимы.       Этой ночью я думал об этом больше, чем когда-либо. В голове раз за разом прокручивал возможные варианты сценариев предстоящего заказа. Разбирал каждую деталь, каждую мелочь, как часы перед боем, осознавая, что для меня всё может быть кончено.       Но… я не могу умереть. Не так. Потому что сейчас я хочу спасти не себя. Я хочу спасти его. Парня, чей свет должен был сиять ярко, но который упрямо стараются погасить. Я знаю, что, возможно, это ловушка, что Чимин может быть частью плана Хвана, его идеальной уловкой для меня. Но это уже не имеет значения. Я просто хочу верить, что в нём ещё есть свет. Я хочу вытащить его из этой тьмы.       Если я умру, то только ради него. Если кто и положит конец всему этому, то пусть это будет его рука.       

🩸

      Сердце бьётся в яростном ритме, заглушая шум ветра, разрывающего ушные перепонки. Позади удерживают сильные руки телохранителя, что вцепился мёртвой хваткой, не желая отпускать. Чонгук летит вниз, лицом к земле, неумолимо приближаясь к, казалось бы, неизбежному концу своей столь короткой жизни.       В отчаянной попытке нащупать хоть что-то, что может стать спасением, парень лихорадочно скользит пальцами по воздуху, пока не натыкается на что-то твёрдое. Ему удается зацепится за балку, держащую массивную рекламную вывеску. Боль пронзает тело. Металл под ладонями слишком гладкий, но Чон сжимает его изо всех сил, ощущая, как мышцы горят от перенапряжения.       — Чёрт! — вырывается хриплый крик. Чонгук смотрит вниз через плечо, где за ноги его тянет вниз дополнительный вес здорового мужика, ухватившегося мёртвой хваткой. Если он не удержится, то обоих ждёт мгновенная смерть. — Отпусти! — рычит Чонгук, скрипя зубами. Низкий, полный отчаяния голос рвётся из груди. Он пытается встряхнуть ногой, но мужчина только крепче сжимает его лодыжки.       — Да ни за что! — тяжело дыша, шипит охранник. — Сдохну только вместе с тобой, говнюк, — его лицо искажено одновременно и гневом, и страхом. Он карабкается по парню, пытаясь забраться, как можно выше.       В какой-то момент силы окончательно покидают, пальцы, немея, соскальзывают, сердце пропускает удар, и Чон срывается вниз. Время будто замирает. Парень чувствует, как злость, словно неистовый огонь, разливается по телу. Он в ярости, поэтому что его вновь лишают шанса на выживание. Адреналин зашкаливает, и Чонгук, доверившись своим инстинктам, находит единственный выход на спасение — использовать тело охранника как щит.       Чон переворачивается в воздухе, хватаясь за ворот мужчины, и прижимается к нему.       Всё происходит за считанные секунды. Телохранитель врезается в крышу автомобиля, которая от удара моментально прогибается внутрь, превращаясь в глубокую вмятину. Одновременно с этим боковые стёкла машины лопаются, осколки разлетаются в разные стороны, осыпая асфальт вокруг. Двери автомобиля с характерным скрежетом выгибаются наружу, одна из них срывается с петель, падая на землю. Автоматически срабатывает сигнализация. Её вой смешивается с криками прохожих, что в ужасе останавливаются.       Морщась от пронзительной боли, Чонгук с усилием поднимается на дрожащих руках. Перед глазами всё плывёт, звуки становятся глухими, словно он под водой. Парень переводит взгляд на мужчину под собой. Лицо охранника перекошено, обезображено ударом, с глубокой тенью агонии в глазах. Его грудь с трудом поднимается в неровном ритме. Из уголка рта медленно стекает тёмная струйка крови, оставляя алый след на бледной коже.       — Боже! Они там живы? — раздаётся женский крик.       — Что произошло? — интересуется подбежавший прохожий.       Чонгук молча сползает с машины и встаёт на землю, едва удерживая равновесие. Его движения резкие, но одновременно осторожные, каждое усилие на грани возможностей. Прихрамывая, он делает шаг, потом ещё один, не поднимая глаз на окруживших людей. Вокруг всё смешивается в хаос: крики, ошеломлённые вопросы, возгласы ужаса. Чонгук не обращает на это ни малейшего внимания. Он опускает голову как можно ниже. Главное, побыстрее скрыться, чтобы его внешность запомнило как можно меньшее количество прохожих.       Ощущение такое, что все кости переломаны, каждая мышца ноет, лёгкие жжёт от напряжения, но Чонгук понимает, что нельзя медлить, времени у него не так уж и много.       Постепенно его фигура растворяется в толпе вечно спешащих людей, оставляя за спиной вой сирены и беспокойство очевидцев.

🩸

      Чимин смутно помнит своё ранее детство, как и день, когда потерял родителей. Воспоминания о том времени напоминают выцветшие старые фотографии, размытые и неясные. Смазанные лица, обрывки фраз, силуэты, руки, скорее всего, материнские. А после незнакомые голоса, что шептались за дверью, и одиночество.       Детский дом, где он провёл два дня после гибели родителей. То, как ему сообщили, что для него нашелся опекун. Хван не был ему кровным родственником, но принял как родного. Он заботился о нём, пытался окружить теплом и вниманием, которого Чимину так сильно не хватало. Тем не менее жить они вместе не могли. Хван поселил его в доме, где жила одинокая пожилая женщина. Чимин жил у неё, рос в относительном покое, хотя по ночам, лежа в своей комнате, он часто чувствовал пустоту, которую никто не мог до конца заполнить.       Когда Чимину исполнилось двенадцать, Хван стал разговаривать с ним о вещах, что, по его мнению, были важны для взросления. Одним из таких разговоров стало объяснение устройства мужского тела. Чимин, поначалу смущённый и немного растерянный, внимательно слушал. Мужчина говорил спокойно, без стеснения, как будто объяснял, как устроен мир или как работает сложный механизм.       Та ночь была особенно тихой.       Чимин проснулся от скрипа дверных петель. Кто-то зашёл в комнату и закрыл за собой дверь на ключ. Это был Хван. В первое мгновение Чимин подумал, что что-то случилось, раз мужчина решил навесить его в столь поздний час. Он поднялся на локтях, зевая и протирая глаза. После хотел что-то спросить, но слова застряли в горле, когда Чимин увидел, как мужчина снимает с себя одежду.       Раздевшись догола Хван встал прямо перед ним. Его тело наполовину скрывалось в темноте, но лунный свет, пробивающийся через занавески, освещал некоторые участки. Чимин задержал дыхание, когда его взгляд случайно упал на стоящий член мужчины. В тот момент его охватила смесь страха и непонимания.       Он не знал, как реагировать. Не знал, что думать. Хван практически ничего не говорил, кроме фраз по типу «повернись», «расслабься», «не дёргайся».       Это была нестерпимая давящая и одновременно режущая боль, несмотря на длительную подготовку, потому что размеры у Хвана весьма впечатляющие. Чимин закусил ребро руки и уткнулся в подушку. Слёзы сами рекой лились из глаз, впитываясь в ткань, оставляя мокрые следы. Мысли были хаотичны и спутаны. Он не понимал, что происходит. Единственное, чего он хотел, чтобы всё это поскорее закончилось. Внутри боролись страх, боль и растерянность. Каждый миг тянулся бесконечно долго, и с каждым новым толчком он чувствовал, что собственное тело больше не принадлежит ему.       Когда всё закончилось, Хван склонился над ним и оставил лёгкий поцелуй на плече. Этот жест казался почти нежным, но в нём не было утешения, лишь холодный остаток чего-то чуждого и ненужного. Не сказав ни слова, мужчина оделся и ушёл.       Чимин остался лежать, глядя в потолок, в голове не было ни единой мысли. Он больше не ждал Хвана, не искал в нём защиты или заботы. Он понимал, что это рано или поздно повторится.       Со временем Чимин стал воспринимать происходящее как рутину, обыденность. Он убеждал себя, что это его плата за то, что он всё ещё жив, за то, что Хван однажды протянул ему руку помощи. И он научился не задумываться о том, какой ценой она даётся.

🩸

      На месте произошедшего убийства Хван, предварительно надев перчатки, тщательно осматривается. От помещения уборной комнаты мало чего уцелело: фрагменты обрушившихся стен, мокрый пол, заваленный грудой камней, осколки фаянса и разбитые лампы болтающиеся на обугленных проводах. Среди обломков он замечает пистолет, персональное оружие, принадлежащее Чонгуку.       Осторожно извлекая находку, Хван прячет её во внутренний карман пиджака незаметно для своего помощника, стоящего у входа.       — Нам крупно повезёт, если мы хоть что-то найдём среди этого хаоса, — говорит Хван, скрыв улику. — Но всё же, обыщите каждый сантиметр. Мало ли.       — Думаете, здесь вообще можно что-то обнаружить? — задумчиво протягивает полицейский, окидывая взглядом завалы. — В таком-то бедламе.       — Именно так и работают профессионалы, — отвечает Хван, подходя к краю обрушенной стены, где раньше находилось окно. С улицы проникает прохладный ветер, слегка развевая его волосы.       — При падении с такой высоты выжить невозможно, — полицейский осторожно выглядывает за край. — Хоть бы тела опознать.       — Хм, — протягивает Хван, слегка усмехаясь. — Может, у него выросли крылья?       — М? — помощник удивлённо переводит взгляд на мужчину.       — Детектив, нам уже можно заходить? — раздаётся голос за спиной.       Хван и полицейский оборачиваются на мужчину, стоящего за жёлтой лентой.       — Да, заходите, — отвечает Хван, обернувшись. — Что-то сегодня маловато прессы для такого жестокого убийства известной личности.       — Это потому, что все в полицейском участке, — взволнованно отвечает мужчина, проходя под лентой. — Разве вы не слышали?       — О чём? — Хван прищуривается, явно ожидая подвоха.       — У полиции есть свидетель. Его сейчас допрашивают.       — Что? — не скрывая удивления, переспрашивает детектив. — Какой ещё свидетель?

***

      Скрестив руки на груди, Хван пристально наблюдает через большое стекло за мужчиной в соседней комнате. Свет, исходящий от тусклой лампы, падает на лицо свидетеля, сидящего за столом. Тот смотрит в одну точку перед собой стеклянным взглядом, его пальцы на руках слегка подрагивают.       — Что он сказал? — спрашивает Хван, не отрывая глаз от фигуры за стеклом.       — Пока ничего конкретного, — отвечает стоящий рядом следователь, перелистывая записи в блокноте. — Но он настаивает, что убийцей был совсем молодой паренёк. Подросток.       — Подросток? — переспрашивает детектив недоверчиво с явной ноткой сарказма. — Подросток в одиночку уложил трёх здоровенных амбалов из элитной охраны высшей категории?       Следователь кивает, пожимая плечами, будто заранее оправдывая абсурдность ситуации.       — Да. Свидетель уверен, что это был парень. Это единственное, что он смог чётко сказать. Всё остальное… как в тумане.       Хван приподнимает бровь, переводя взгляд обратно на мужчину за стеклом.       — Туман, — повторяет детектив тихо. Его глаза сужаются, и в выражении лица появляется хищный интерес. — Скажите, он вообще уверен, что видел хоть что-то? Может ли это быть помешательством на фоне полученного посттравматического шока?       — Он говорил достаточно уверенно, — поясняет следователь, не отрывая взгляда от записей. — Так что причин сомневаться в его словах у нас пока нет.       Хван слегка наклоняет голову, задумчиво водя пальцем по краю кармана своего пиджака.       — Уверенность, — протягивает он почти насмешливо. — Иногда это худший из врагов. Особенно, если память играет с тобой злую шутку.       Следователь бросает на него косой взгляд, но молчит. В комнате снова повисает напряжённая тишина, которую нарушает лишь мерное тиканье часов.

🩸

       Запах табака наполняет помещение, смешиваясь с еле уловимым ароматом дешёвого кофе, стоящего на столе. Хван нервно затягивается сигаретой. Перед ним, едва держась на ногах, стоит Чонгук. Дыхание парня прерывистое, а одежда испачкана пылью и кровью, но взгляд остаётся по-прежнему вызывающим.       — Там тебя видел свидетель, — выдыхая густой дым в потолок, недовольно начинает разговор Хван.       Он делает несколько шагов вперёд, приближаясь к парню, и без предупреждения со всей силы наносит пощёчину. Звонкий звук разносится по помещению. Чонгук рефлекторно хватается за место удара, едва удерживаясь на ногах. Он спешно опирается рукой о стену, чтобы не потерять равновесие. В глазах вспыхивает ярость, словно огонь, готовый вырваться наружу, но Чон молчит, поджав губы, сдерживая внутренний ураган эмоций, и терпеливо принимает это наказание.       — Ты должен осознать, в какую ситуацию ты попал! — Хван вновь повышает голос, в его тоне слышны злость и раздражение. — Ты убил заказчика. Заказчика, Чонгук! Ты вообще понимаешь, что ты натворил?! — делая очередную затяжку, кричит мужчина.       — Ги-ён дал мне ложную наводку. Я убил того, кого он мне приказал, — хрипло отвечает Чонгук.       — Это всё хрень собачья! — орёт Хван, резко бросая сигарету на пол и растаптывая её. — Ты же знаешь, что в нашей работе важен только результат! Остальное никого не волнует!       — Тогда делайте всё сами! — взрывается Чонгук. Он резко отталкивает Хвана и, хромая, направляется к выходу.       — Слишком долго не гуляй, понял? — бросает мужчина ему в спину.       Дверь с грохотом закрывается. Хван остаётся в кабинете один. Он сжимает виски руками, чувствуя, как напряжение сдавливает голову.

***

      Прохладный воздух вызывает мурашки на коже, будто в очередной раз напоминая парню, что этот всё тот же суровый и равнодушный мир, ничего не изменилось. Проливной дождь застилает собой видимость, и первые же попавшие на Чонгука капли пропитывают волосы и одежду. Он стоит под козырьком, оперевшись спиной о косяк двери. Глубоко вздыхает, и дыхание выходит с дрожью.       Руки сами тянутся к плечам, и парень растирает их ладонями, пытаясь хоть немного согреться. Чон чувствует, как холод проникает под кожу, но это ощущение ничтожно в сравнении с той пустотой, что гложет его изнутри.       Он уже привык к одиночеству. Для него оно стало тихим океаном, простирающимся бесконечно, где небо сливается с землёй, принося умиротворение и покой. Но сейчас, впервые за долгие годы, Чон ощущает желание заполнить эту чёрную дыру светом. Скорее всего, потому что в его жизни появился тот, кто способен это сделать. Мысли теряют значение, хочется лишь одного — скорее увидеть эти прекрасные глаза, ощутить тёплое дыхание, услышать нежный голос. Просто быть рядом.       Чонгук решительно покидает своё укрытие, ступая по лужам. Холодные капли дождя окутывают его, мгновенно пропитывая одежду насквозь, делая тяжёлой и неприятно липнущей к телу. Он ускоряет шаг, зная, что каждое движение приближает его к тому, что действительно важно — к человеку, ставшему маяком в этом бесконечном океане одиночества.