Игра в смерть

Сегодня Тобирама поскупился на заведение. То, в котором ему чудом удалось найти свободный столик, отличалось только недружелюбным секьюрити на входе. Яйцеголовый бритый блюститель местного порядка, как заевший автомат, продолжал выдавать ошибки в работе. Впервые за последние двадцать с лишним лет у Сенджу на входе спросили паспорт. Пронизывающим взглядом он настойчиво выковырял из черепной коробочки этого Джеки Чана метр семьдесят ростом непозволительную идею настаивать на откровенно кретинской просьбе. Тот пропустил мрачного клиента с большим почтением. Пластиковый круг на металлической ножке, именуемый местными столом, протирал ещё первый хозяин этого помещения, построенного в первые годы после войны. Тобирама идеально разбирался в типажах застройки разных лет. В обшарпанном баре, похожем на перевернутый сундук, заказал на свой страх и риск водку. «Надеюсь, местный бармен умеет переливать алкоголь из одного сосуда в другой», — он с отвращением бросил взгляд вглубь чарки. Её распирало блеском от струящегося в прозрачный напиток неона — бирюзового, смешанного с кислотно-розовым и утробно-красным. Это токсичное месиво плавало отражением проржавевших труб бетонного потолка на поверхности сакэ. Такую бурду он пить и не собирался. Взял, чтобы не производить странное впечатление трезвенника-аутсайдера, непонятно что забывшего в клубе. Его название, выведенное дизайнерским сёдо, он не запомнил. И не нужно было. Тобирама не планировал возвращаться ни в сам гадюшник, ни к теме, которая его сюда привела. Победа на Собрании, вырванная из пасти Изуны, потеряла триумфальный вкус в то мгновение, когда он, сидя в кафе неподалеку от офиса, увидел её… Тобирама подумал, что это она идёт рядом с Араки и едва ли не держит его за руку. Не поверил своим глазам. И правильно сделал. Собрав остатки остроты зрения в хватке порыва необъяснимого раздражения, он пригляделся и понял, что это была другая низкорослая девушка с длинными чёрными волосами и совсем непохожий на молодого финансового гения приличный японец в круглых очках. «Все они на одно лицо, эти молодые девицы и юноши», — он посмотрел на крохотную вытянутую чашечку эспрессо как на врага. Словно кофе был виновен в его необъяснимой, неадекватной реакции. «Какое мне вообще дело, где и с кем гуляет моя переводчица? Пусть хоть с самим чертом. Главное, после работы», — он попытался сосредоточиться на десерте, но мус из горького шоколада заскрежетал сахаром на зубах. — «Как раз с Сасори она, скорее всего, сейчас и нежится где-нибудь в его квартире». Тобирама раскрыл шуршащий «The Japan Times». Однако из колонки политических новостей он понял лишь то, что сосредоточиться ему мешали некстати всплывающие воспоминания о ней, этой Мотидзуки, будь она неладна. Её неуверенном прикосновении к запястью, когда она разглядывала «Master Control». Её самоуверенном отказе на его щедрое предложение доставить её закутанное в меха итальянского бренда тело прямиком к дому Доктора. Её гордую непорочность души и, возможно, плоти. О последнем он старался думать поменьше, но получалось лишь хуже, больше. Даже недолгая прогулка по узкому скверику, зажатому между бизнес-центров, не выветрила из головы образ её, спящей в корпоративном «Роллс Ройсе». Этот недолгий променад оставил на вычищенных туфлях тонкие брызги грязи, а в сознании отпечатался непристойными гравюрами его фантазий в ту ночь после благотворительного вечера, которую он разделил с Мей в съемной квартире. Вспышки фантазий горячих, как нарастающее по шкале Рихтера раздражение, вежливо припомнили ему, в каком положении он изображал Вэи. Это уже был перебор… Та проклятая блузка с птицами… Он ей запретит её надевать под страхом выговора и продолжения их разговора в положении лежа лицом в стол. Тобирама уже вчера подозревал, что в субботу он расслабится самым быстрым и надежным способом. Теруми ему для этого была не нужна. Только она… или та, которая похожа на неё. Он окинул зал в поисках будущей жертвы. Танцующие, извивающиеся в агонии кипящего в крови адреналина и алкоголя потные тела. Через столик несколько клерков потрепанного работой и жизнью вида мирно посапывали над стаканами недопитого пива. Ещё через один девицы в аляповатой одежде с плохоньким загаром из дешевого солярия обхаживали каких-то молодых «белых воротничков». В углу кто-то активно и громко обсуждал куда и зачем пойти депутатам Либерально-демократической партии вместе с их последними законопроектами. Тобирама наметил в этой пестроте лиц и нарядов несколько особо привлекательных фигур, которые вполне могли сойти за Мотидзуки при отсутствии освещения, звуков и требовательности. Последнее не преобладало сейчас в том, кто снизошел с вылизанных центральных районов до не самых выскобленных улочек Итабаси. «Не хватало мне ещё, чтобы кто-нибудь из агентств заподозрил, что я маюсь от тоски по бывшей. Мотидзуки на неё всё же похожа, если давать общие очертания внешней характеристики. Невысокий рост, длинные черные волосы, серые глаза, небольшая грудь. В принципе, типичная внешность среднестатистической японки. Однако, для сплетников и этих языкастых администраторов моделей, — лишний повод заработать на продаже «сенсации» желтым газетенкам», — Тобирама проклинал их за несдержанность, безмозглые амбиции и неумение держать рот закрытым больше пяти секунд. Он, до покалывания в груди, жёг клеймом ненависти самого себя за излишнюю подозрительность, граничащую с абсурдом мнительности. Но не избавиться от палящего, уничижающего его достоинство до уровня послевоенной экономики, ощущения, что самим намерением отыскать похожую на Мотидзуки девицу; сутью своего желания к ней он навлекает на себя немыслимый позор. «Просто очередная молодая симпатичная девушка, которую сделали красивой французы и итальянцы», — хотел сказать себе Тобирама в удушающем миазмами клубе. Но он вспомнил её самоотверженность, спасшую его голову от соприкосновения с углом стола. Скользящую по слуху шелковым прикосновением образованность речи и уникальную декларацию старинных китайский песен на вэньяне — не каждый китаец может похвастаться знанием высокого литературного языка. Зимнюю печаль взгляда и слов… Не за похоть, но за этот внеурочный, внеплановый, так не вовремя разгоревшийся интерес Тобирама был готов похоронить себя заживо в темноте дешевого мотельчика, в прокуренных объятиях местной проститутки. Так, никто, ни одна знакомая ему душа, не узнает о том, как низко он пал, не смогший противостоять искушению. Впрочем, он оказался настолько не прав, что, заметив до противного знакомую рожу, не удержался от пренебрежительного: «блять». Он пересекся взглядом с Мадарой, выскользнувшим из толпы кочующих по обширному помещению тусовщиков. Заметив Сенджу, Учиха приподнял бровь в выверенном до миллиметра издевательском удивлении. И тут же подошел к его столику и беспардонно заставил диван пожалеть, что его не выбросили на помойку. Раздался натужный скрип. — Клуб любителей гольфа за сорок решил переехать из-за возросших цен на недвижимость? — Не рекомендую употреблять местное пойло: у тебя уже в глазах троится, раз ты видишь со мной компанию. Типичный обмен любезными приветствиями. Ручища Мадары вальяжно, а, главное, с удобством расположились на черной жесткой спинке дивана, — небольшой свернувшейся, как улитка в раковине, конструкции было присвоено такое имя, так как оно было явно чуть крупнее кресла. Двум габаритным мужчинам приходилось соприкасаться плечами, и это мало устраивало их обоих. — Уже испытал эффект на себе, Сенджу? — хлесткий смешок ударил по самообладанию. — В отличие от тебя, Учиха, я не тащу в рот всё, что вижу, — ядовитая ухмылка разъела каменное безразличие бледного лица. Мадара скользнул взглядом по нетронотому сакэ, в котором плясали дьявольские отражения вакханалии клубного места. — Потому что ты хиляк с детства — так и сдохнуть можешь, если выпьешь непрофильтрованную пятью видами очистки воду, — он подпер голову ладонью, упершись локтем в спинку дивана. Взгляды обоих мужчин сошлись в бою, как два предводителя противоборствующих войск. — В таком случае, вопрос — на кой хер ты приперся в эту дыру, если брезгуешь местным алкоголем, обществом и танцами? — Я не заметил, чтобы ты разгонял молодняк на танцполе старческими охами и хрустом позвонков, — Тобирама скрестил руки. Он не знал, винить провидение или ещё что-то за эту лучшую встречу, о которой он и в пьяном угаре не мог мечтать. — Вероятно, у тебя самого есть дела поинтереснее, раз ты дотащил свой лощенный зад до этой дыры. «Какие?» — ему хотелось бы спросить и узнать. Однако Мадару обмануть не просто нельзя — невозможно. Паранойя главы Клана прочно стояла на одном уровне с его собственной. — Тащил я зад отнюдь не ради того, чтобы попасть в эту дыру, а, скорее, — Учиха кивком указал на стайку тех девчонок в чем-то отдаленно напоминающем юбки и топы с дешевыми блестками и стразами. Тобирама не сдержался и скорчил презрительную мину. «Это была вторая причина. Но явно не первая», — он оглядел зал, но не нашел никакого признака наблюдения за их столиком. По крайней мере, со стороны лиц, могущих иметь прямое отношение к местным криминальным структурам. — «Чтобы Мадара лично с кем-то встречался? Это должен быть чертовски крайний и важный случай. Ни он, ни я не светим рожами, пока нет достаточно веского повода». Неизвестность бесила до желания заглушить этот пожар даже такой дрянью, что плескалась в зеленоватой чарке. Фортуна помахала перед ним сначала рукой, а после задом. Он узнал, что Мадара самолично погряз в какой-то грязной афере, но это понимание дает ему столько же козырей, как и подкупленный крупье новичку в мире казино. — Посмотрите какой пуританин затесался в рядах озабоченных ублюдков, — Учиха повел шеей и послышался легкий, надрывающийся хруст позвонков. — Ты как ещё додумался галстук и пиджак сдернуть? — Так же, как и ты поебаться с этими девчонками. Они вообще совершеннолетние? — Я видел их вблизи, когда они вертели задницами неподалеку. За штукатуркой скрывается обшарпанная стена. — У тебя специфичные вкусы. — Какая разница как выглядит ее моська без макияжа, если я уйду раньше, чем эта принцессочка превратиться в официантку или продавщицу? — Как ты ещё от СПИДа не сдох. — Так же, как и ты от солнца — предохраняюсь. Мадара не выделялся среди местной публики — разве что ростом и телосложением. Чёрная кожаная куртка поверх серой футболки и черных джинсов делали его похожим на местных верзил-якудза. Взгляд, вырывающий душу из тела, дополнял впечатление опасности, неприкрытой силы, ярко выраженной венами на мощной шее и рельефом мышц, проглядываемых даже сквозь ткань одежды. Он чаще всего разбирался с провинившимися изначально убийственной для последних грубой силой, такой же безжалостной и жестокой, как сам Учиха, на чье обаяние уже купилась одна из гуяру. Девчонка с ужасно потрепанным начосом высветленных волос посылала в его сторону томные взгляды. Даже ножку в высоком сапоге с леопардовым рисунком выставила слегка вперед. Ей было все равно, что какой-то худосочный парень, принявший на грудь не только алкоголь, но кое-что ещё покрепче, упал и протер лицом и свисающей майкой захарканный пол. Никто не обратил на него внимания. Тобирама тем более. — Рекомендую тебе провести лекцию среди подчиненных о важности предохранения от всяких несчастных случаев, — Мадара достал из кармана пачку крепчайших «American Spirit Unfiltered». Запихнув сигарету между тонких губ, чиркнул самой простой пластмассовой зажигалкой, которую купил в соседнем круглосуточном магазинчике. — Иначе передохнут, как мухи. «Провоцируешь, сволочь», — это напоминание о гибели корейского информатора заскребло на душе звуком шин, рассекающих шоссе за Сеулом. Ценная информация и компромат стоили жизни одного из подчиненных. Неплохая разменная монета. Однако сам провал его плана обеспечить надежному человеку безопасность холодил дулом висок, напоминая, насколько опасной тварью был пускающий удушающие кольца мужчина. — Несомненно. Встречное предложение — проведи лекцию среди своих подчиненных и напомни им о важности духа коллективизма. Конечно, поплавать в Шибуе хорошо, если ты не член команды. Но, ее воды хлебнет любой, — Тобирама припечатал непреклонным тоном каждое слово, взглядом прожёг черную радужку безразличных, полных бесчувственности и жестокости глаз, — кто решит использовать коллектив для своих эгоистичных целей. — Пора бы тебе понять, в свои то сорок, что все люди — эгоисты. Некоторые более удачливые, — Мадара поднялся, махнув рукой с сираетой в его сторону. Пепел ссыпался в растворившийся в сакэ неон и растаял в нем едва заметным осадком. — Ладно, бывай. Мне лекций и без тебя на каждом собрании хватает. Найди себе девку и расслабься наконец, а то видок у тебя, как у паршивого клерка. — Удача может повернуться к тебе тем местом, которое ты собираешься оккупировать у этих красоток, — Тобирама, не притрагиваясь к своему заказу, нырнул в людское море. Он уже успел высмотреть ту, с которой хотелось забыться. И, пока шёл, рассчитывал выдернуть из толпы взглядом предполагаемого собеседника Мадары. Однако тот инкогнито мастерски не выдавал себя, пока Учиха, переступив через лежащего наркомана и одним своим видом согнав офисных работников, обжигал вниманием и прикосновениями каждую из девушек. Двое уже забрались на его колени. Картина маслом. «Пусть бы она сгорела, как портрет Дориана», — подумал Тобирама, подсаживаясь к невысокой девушке с черными волосами, убранными в высокий хвост. Уже совсем скоро в соседнем «Love hotel» она извивалась под ним, захлебываясь стонами наслаждения. Тобирама желал до сводящей зубы одури поверить, что ему получилось погрузить сознание в коматоз фантазий, отключающих здравый рассудок и логику хотя бы на ебучих минут двадцать-тридцать. Он выключил свет, чтобы чужое лицо, чужие глаза, чужие губы не отвлекали его от этого заблаговременно отравленного пира. Пира своими иллюзиями. Его пальцы водили по телу, которому воображение дорисовывало определенные особенности. Её черты. Он сжимал, сминал, подминал под себя её грудь, представляя, как Вэи дрожащим голосом просит его прекратить сквозь хриплые, прерывистые стоны. Она их стыдится, она желает о них молчать, но её губы предают её, выпуская во тьму безвременья сдавленные хрипы, протяжные мольбы об остановке… о продолжении. Тобирама не забывал, кто лежит под ним. Как бы его грудь не разрывало в клочья от удушья терзающего желания сорвать поцелуем каждый вздох, он не мог — ему было мерзко дарить нечто настолько интимное случайной девице. Вэи… ей бы не поздоровилось. Она бы узнала, что такое кожа, расцвеченная следами от укусов. Он бы не щадил, не жалел её ни мгновения. Тобирама до сгорания в отчаянии жаждал ощущать каждый изгиб её тела. Особенно ключицы, плечи и щиколотки. Острые, будоражащие одним лишь идеально высеченным видом. Тобирама ввёл два пальца в эту девушку… как её звали? Он позабыл. Потому что и помнить не хотел. Он не издевался над ней долго. Даже в полузабытьи его деятельный мозг отдавал отчет, на кого он тратит время. Вэи… её бы он истязал, пока бы она не начала млеть от смущения и неизвестного ей удовольствия. Её хрупкость сносила крышу — Тобирама хотел бы её сломать под своим весом. Однако, для начала, следовало почтить эту нежность осторожными поглаживаниями клитора, мягким проникновением. Её лицо, скрытое в черных локонах, сквозь которые всё равно видны искрящиеся упрямые серые глаза — вот венец его усилий. И он, как коронованный римский император, будет наслаждаться золотым лавром как можно дольше. Медленный темп, постепенное углубление, поцелуи на шее — они сведут с ума даже более опытную любовницу. Его бедной переводчице пришлось бы задыхаться в угаре полыхающего желания, пока он не решит положить конец этому напряженному мучению. А он бы довёл её до предела её неопытных возможностей. Тобирама горел от мысли об этом. Он вбивал эту дивицу в плохонькую шаткую кровать, а она просила ещё, больше, быстрее!... Вэи… вот с ней ему бы пришлось быть деликатным настолько, насколько он быть не умел. Тобирама бы сорвался — таких же шатких, как это потрепанное ложе, остатков терпения не хватило бы, чтобы оставаться бережно медленным, когда бы его член коснулся ее половых губ, стенок влагалища. Разве это возможно, ощущая теплоту и влажность той, которую желаешь, оставаться равнодушным? Даже ему бы не хватило на подобное выдержки. Возможно, он уже был раздавлен нечеловеческой усталостью. Несомненно… «Возьму нахрен отпуск, когда весь этот ебучий цирк закончится», — подумал Тобирама, затягивая галстук в машине. Её он оставил в районе Тосима, на одной из платных парковок. Пришлось добираться на такси. «Роллс Ройс» — слишком заметная иномарка вне пределов центральных частей Токио. Девице он оставил на такси и кофе. Она не позиционировала себя как шлюха, а значит разбрасываться внушительными суммами равносильно попытке оскорбить её гражданскую честность. Не так Сенджу Тобирама расплачивался за удовольствие. Оно смыло с него налёт того безудержного наваждения, что прокляло его душу образом этой Мотидзуки. Телефон напомнил о своем существовании извиняющимся тоном брата. Тобирама напрягся в то же мгновение, когда до его слуха донеслось бесчеловечное: — У меня тут к тебе просьба будет… «Завтра эти сволочи погружают товар. План перехвата составлен. Но, сука, контролировать исполнение я бы предпочел сам», — подумал он, сцепив зубы в злобном нежелании не порочить слух водителя самым обсценным вариантом японского языка. — Завтра мы с Мадарычем в баньку собрались, обсудить важные дела, ну, ты понимаешь, старые друзья в неформальной атмосфере и всё такое… Прикроешь меня на завтрашнем гала-балу у жены премьер-министра? — Каком ещё… дружка твоего за ногу и головой вниз в пекло, гала-балу? Как я об этом не знал? — Тобирама, вспомнивший завтрак с премьер-министром, не смог вспомнить даже полунамека на столь колоссальное событие. — Она держала это в тайне. Мне сообщили только неделю назад. Предупредили глав крупных компаний. Они выставят тендер на строительство элитного жилья в центре. Вот этот вот тендер и есть суть всего мероприятия, там соберутся самые влиятельные девелоперы со всей страны! — эмоциональная речь Хаширамы прерывалась криками Мито, которая угрожала мужу немедленным переездом на улицу, если он не вернется на супружеское ложе. Тобирама был не жив, не мертв от такого удара в спину и неожиданной корректировки планов. — Ну, давай, братишка, не робей! Ты там всех наших конкурентов своим взглядом распугаешь! Улыбнешься — и тендер, считай, уже у нас на столе! «Ты будешь на операционном… и не только ты», — Тобирама медленно шёл вдоль горящих под слоем дождя токийским улицам. Его пальцы медленно листали журнал вызовов, пока он не нашел нужный. В одной руке зонт, во второй телефон — мужчина в сером пальто стоял один посреди пустынной ночной улицы, которые прерывала мелодия долгих гудков. «Давай же, русская, ответь же ты наконец-то!»

***

Вэи строгим взглядом надсмотрщика перепроверила, чтобы никто не был обделен закусками. Глубокие миски с чан раменом дымились рядом с маринованной редькой дайкон, мясом с картошкой нику-дзяга, сливой умебоши и маленькими бутербродиками с паштетом и лимонами — отголоски советского кухонного мастерства. Забота о сладких снеках легла на плечи Наруто. Гаара помогал обоим по возможности. Вэи сделала несколько шагов в узкой кухоньке, зажатой гарнитуром. «Здорово всё же, что мальчики решили и меня пригласить на вечерний сеанс американского кино! Обожаю их боевики, там тебе и погони, и захватывающие дух трюки, и любовь на фоне горящего самолета, и злодей, которого обязательно упекут за решетку!» — упершись обеими ладонями в гладкую поверхность кухонной тумбочки, Вэи до сих пор пыталась, но и заставить себя поверить не могла, что у неё есть возможность беспрепятственно, просто так смотреть американские фильмы. Лет семь назад о таком даже мечтать было опасно. — «Не очень здорово, конечно, что Сасори пришлось лгать, будто к Чоджи едем. Он хотел подбросить, но я прорвалась с боем… И всё же, когда плутовство стало моей второй натурой?» Овал лица смотрит на неё со стекла высокого окна. Рядом с глазом сверкают проемы бетонной высотки, в губы упирается шпиль небоскреба, черное облако наплыло на нахмуренную бровь. «После моего перевода. Я вновь раскрыла для себя мир. Словно опять впервые прилетела в Японию», — ладони укрыли лицо от прикосновений Токио. Дождь стекал по стеклам мрачными слезами. «Ладно. Довольно раскисать. Сегодня я посвятила день и вечер тем, кого люблю. Уже почти десять, я выполнила своё обещание — всё светлое и темное время субботы провела рядом с Сасори. Ночью всё равно легла бы в гостевой спать, следовательно, эти часы не выходят в оговоренные», — по почерневшему взгляду «милого друга» можно было сказать совсем иное, когда она сообщила ему о том, что ночевать останется в особняке Акимичи. В ступор ввел его процеженный сквозь зубы вопрос: «Ты ведь не намереваешься поехать к друзьям в этом платье?» «Почему его это так взволновало? Боится, что заболею, пока доберусь в легкой одежде? Я, видимо, совсем неблагоприятное впечатление произвожу, раз маэстро снисходит до того, чтобы объяснять мне непререкаемые истины», — Вэи оценивающе окинула взглядом свитер с цветами, заправленный в джинсы «Мальвины». Она не смогла сдержать довольной улыбки: в своей стране о таких можно было только вздыхать украдкой. Эту пару мечты советской молодежи она купила на свою первую более-менее внушительную зарплату. — «Ещё и ремешок со сдачи взяла. Выгляжу, как та самая шикарная героиня боевиков, которая прикрывает спину главного удальца». Сасори остался внешне доволен её выбором одежды. Самолично он завязал на её шее шарф, не забывая напоминать ей о том, чтобы она закрывала комнату на ключ, не пила пиво, не спорила… Эта отцовская забота грела сердце, тоскующее о родителях, от которых ещё не прилетела весточка. — Эгей, мальчики, всё готово! — Вэи, решив, что раскисать перед весельем дело неблагородное, дала боевой клич. На него тут же сбежались Наруто и Гаара. Оба запихнули костюмы, которые надели в ресторан в четверг, подальше от удобных вещей. Ото-то залез в любимую оранжевую майку оверсайз с черной спиралью на пол груди и черные спортивные штаны «Addidas». Гаара, ещё более, чем лучший друг, устал от пиджачно-галстучного удушья. Поэтому на нем была всего лишь легкая изумрудная водолазка и серые брюки. Они деловито осмотрели блюда для предстоящей трапезы. И, по взглядам, Вэи с превеликим удовольствием отметила, что результат они нашли более, чем удовлетворительным. — Нахаваемся от души! — заявил Наруто, беря сразу два подноса: для себя и онее-чан. — А не многовато ли ты на себя взял? — спросила Мотидзуки со смехом, сбавленным остротой беспокойства за сорок минут работы и двадцать минут магазинных поисков. — Уронишь, — краткий вердикт Гаары оказался ошибочным. Ко всеобщему облегчению. — Нет бы поддержать, а они сразу нудить, ы-ы-ы-ы! — Наруто рухнул на серый диван всем весом своей неизмеримо наигранной обиды. Даже руки на груди скрестил, чтобы двое «лыбящихся заговорщика» поняли, насколько они неправы на его счет. Вэи с неспешной элегантностью опустилась следом за Гаарой, который в принципе не поощрял излишне резких движений. — Как раз мы то, группировка лыбящихся заговорщиков, и думали, как поддержать… — она замолчала с лицом, полным наигранного драматизма; в это время Гаара колдовал с пультом, чтобы включить выбранный фильм. Кассету он приобрел в одном из магазинов, подсказанных верным секретарем. — … подносы, пока ты будешь пытаться удержать заведомо непосильную ношу. — Твоё «заведомо» нифига не ведает, так как я вытащил этот бой с тарелками! — И за это я тебе благодарна, ото-то! Как и за то, что освободил меня от необходимости вступать в эту схватку, — Вэи, в нетерпении сжимая коленки, растворялась в полутемной атмосфере гостиной. Полупустое пространство мигало светло-голубой безмятежностью экрана, постепенно наполняющегося красками произведения Джона Карпентера «Большой переполох в маленьком Китае». Кофейный столик, похожий на перекладину, был заставлен подносами с ужином и завален пачками чипсов, попкорна. Под их ногами громоздилась «Кока кола», «Пепси кола» и яркие бутылочки содовой «Cheerio». Все заботы, страхи и упования остались за окном, в Токио. — Вэи, тебе не будет слишком жарко в таком тёплом свитере? — Гаара с подозрением поглядел на высокое горло и длинные рукава мягкой шерсти. — Ага, спаришься и будешь вонять, как мой одногруппник вчера! Киба опять всю ночь с байкерами бухал, — Наруто подхватил двумя пальцами горлышко «Пепси колы», которую он иначе, как «лучшей колой» не называл. — Эти его на своих разукрашенных драндулетах и приволокли на пары. — Я вас уверяю, ни одному пьющему студенту не сравниться по остроте запаха с моим соседом. Он — техник-электрик на нашем локомотивном депо Лихобры. Весь двор знал, когда у него выходной, а когда отпуск. Её рассказ погружал сознание в ностальгию. Расплывшееся, красное, как у вечно мерзнущего Деда Мороза, лицо Михаила Петровича. Позади шелестят и разбрасывают золото и медь каштаны. Широкая, покрытая шрамами рука, зачесывает редкие светлые волосы. Он подзывал её свистом, называл «Варькой» и научил курить «Беломорканал», когда ей исполнилось шестнадцать. «Ну, Варька, расскажи-ка мне, чего там на центре делается? Работы так дохрена, что радио и то некогда послушать», — он, не сдавая дежурного поста на скамейке возле двухэтажной «хрущевки», курил неизменную ленинградскую марку. Вэи горестно вздохнула — по Михаилу Ивановичу, по безумному августу девяносто первого. — Это как так? — Наруто в недоумении почесал макушку указательным пальцем. — По запаху, — услужливо подсказал Гаара. Он со спокойным наслаждением разглядывал лица дорогих ему людей. Поставил приключения Джека Бертона на паузу. С фильмом так можно, а с интересной беседой подобные манипуляции не только невозможны, но и, к тому же, вредны. — Именно, — Вэи начала стягивать многострадальный свитер через голову. — Но Михаила Петровича можно понять. Он так сильно пить начал после того, как его сын погиб. А закурил намного раньше, когда с женой развелся. — Бедный мужик, твой сосед… — Наруто насупился, глядя на смазанное название студии на широком экране. — Согласна, Михаилу Петровичу остается лишь посочувствовать и понадеяться, что он сможет отыскать в жизни ещё что-то… хотя бы кроху, которая будет радовать его, помимо никотиново-алкогольного забытья, — горестно прошептала Вэи, складывая свитер в аккуратную стопку. — Это очень тяжело сделать. Уход близких в любом виде растаптывает душу, — Гаара вздохнул, будто вспомнив о чём-то, что желал бы всеми силами забыть. Он наклонился и обхватил ладонью содовую «Cheerio». Повертел её задумчиво, словно в оранжевой глубине мог плавать ответ на их страшный вопрос. — Впрочем, жизнь продолжается. К хорошему или плохому она приведет — дело иное… — Наше сейчас фильм посмотреть, а не раскисать! — Наруто не мог и не желал более сносить атмосферу, давящую удушьем экзистенциальных раздумий. Он водрузил себе на колени поднос с дымящимися угощениями и, как бы между прочим, напомнил приунывшим друзьям: Щас еда остынет и будете есть холодный рамен! — Вот уж удовольствие не из приятных! Точно червей из воды достаешь! — Вэи предупредительно склонилась пониже над тарелкой с красноватым бульоном. Она уже пожалела о том, что надела белую майку с очаровательным принтом — Усаги, обнимающей свою черную кошечку Луну. «Захлюпаю, как пить дать!» А взять она решила «Кока колу», которую безмерно обожала за идеальную приторность и обилие пузырьков. — Твоя метафора точна, но крайне убийственна, — Гаара вооружился многоразовыми палочками. — Для аппетита точно. — А вот рыбы со мной бы согласились! — её смех был дружно подхвачен более грубым, мужским. — А мы чо, на рыб похожи? — Наруто успел замотать палочки в склизкую лапшу. — Хорошо бы, иначе фильм никогда не начнем смотреть, — замечание Гаары вызвало новую волну хохота. Это было расслабление, сравнимое с потерей ориентации в пространстве; однако Гаара, Наруто и Вэи обрезали все связи с реальностью, смотря на иную, запертую за плоским экраном «Sony». Шуршали яркие пачки, шипела газировка, а звуки погони и пальбы перекрывали комментарии, восклицания и предложения, как лучше поступить в той ситуации, когда оказываешься свидетелем появления духов стихий. Как раз в один из самых интересных моментов объективный мир за окном дал о себе знать пугающей трелью «Мотороллы», которую Вэи пришлось тащить с собой. На всякий случай, который наступил так внезапно, что она едва не подавилась колой. — Откуда идет звонок… «Моторолы»? — Гаара в то же мгновение проинспектировал гостиную взглядом и ещё раньше Вэи обнаружил рюкзак, оставленный возле кресла, которое было повернуто к окну. Наруто, продолжая самозабвенно разжевывать попкорн, прояснил для друга ситуацию, пока Вэи откашливалась. — Это её экспортёр!!! — Ч… чего? — чипсы едва не покрыли серые брюки оранжевой посыпкой. — Эксплуататор, — пояснила жертва неправильного подбора лексической единицы. Вэи отставила подальше от бурного всплеска возмущения газировку и пачку конфеток «Ninjapo Puku Puku Tai Taiyaki» — вафельные рыбки с начинкой из сладких бобов. «Только позабыть о нем успела, как он тут же, будто нарочно, напоминает о себе! Вот уж верно однажды сказал неизвестный поэт: Но, право, сколько ни сетуй,// Где же укрыться? » — Мотидзуки хотела бы спрятать сердце в этих горах, где груши цветут, чтобы так неистово билось оно там, среди шелеста белых лепестков и безмолвия серых скал. На душе стало бы легче. Не пересыхало бы резко во рту от воспоминаний о едва-едва разделенных прикосновениях в серебристом «Роллс Ройсе». К её благу, друзья приписали её обреченное выражение праведной злости на несправедливого начальника. — Лучше ответить, так как это явно нечто очень срочное, раз он так поздно звонит. Однако, не рекомендую соглашаться никуда ехать — он не имеет права по законодательству вынуждать тебя работать в такое позднее время, — Гаара услужливо прервал бой кнопкой «пауза». — Мы тебя подождем. — И поможем… морально, если че. Тобирама-сама он такой… вот, как этот главный упырь из фильма — жуткий типчик, — Наруто, попивая «Пепси» из жестяной банки, навалился плечом на Гаару. «Картина маслом, достойная Эрмитажа!» — она опустилась на корточки рядом с рюкзаком. Из его недр продолжали доносится надрывные просьбы «Моторолы» поскорее ответить на важный звонок. Вэи, вспомнившая саркастичные замечания того, кто заставлял трепетать сердце, из необъяснимой вредности хотела заставить несправедливого насмешника помаяться подольше, попроклинать её побольше. — «Но от этого может зависеть не только моя работа… Нельзя позволять глупой обиде брать верх над разумом. Иначе совсем горестной жизнь станет». — Выхухоль он болотная, вот кто, — заметила Вэи, сжимая в руках увесистый кусок пластика. Она выскользнула из комнаты, пока Наруто, заливаясь смехом, объяснял Гааре, как выглядит это похожее на крота млекопитающее. На кухне стояла глубокая тишина и мрак. Голоса друзей доносились до её слуха через мембрану беснующихся мыслей. Они так некстати подкидывали ей воспоминания, от которых приходилось отмахиваться, как от назойливых мух в жаркий летний день. Вэи, упершись боком в тумбу, приняла «вызов» с бешено бьющимся сердцем. — Алло… — Вэи-сан, наконец-то, — грубость голоса не смыла даже линия связи. — Я думал, придется ждать до завтрашнего дня. Она сжала пальцы в кулачок, остановив его в нескольких миллиметрах от поверхности тумбы. — И Вам вечер добрый, Тобирама-сама. Я тоже полагала, что мне придется ждать… — она заперла вдох в груди, выпустив его через несколько мгновений, когда первые языки гнева погасли под холодом рассудка. — …до понедельника, чтобы услышать Ваш голос. Сквозь мгновение тишины её хлестанула по уху практически осязаемая усмешка: — Планы меняются. Вы свободны завтра вечером, в часов шесть? «Э-это… что… за…» — обширный словарный запас оказался пуст на определение, которое Мотидзуки могла бы дать столь внезапному предложению. Пришлось упереться ладонью в тумбочку, чтобы сохранить равновесие. А провернуть подобное, ой, как непросто. Ноги, словно предатели на допросе, дрожали. — «Он ПОЭТОМУ звонит мне в, ками знают сколько, чтобы спросить… что я делаю завтрашним вечером? От сердечного приступа в больнице отхожу в реанимации, вот что!» — М, я не слышу ответа. Своё лицо в отражении стало казаться гротескной маской, достойной того, чтобы посоревноваться за звание «Короля шутов» в Париже XIV столетия. Она начала нервно чесать пальцем висок — старая привычка, слабая стимуляция мыслительного процесса. — Я просто… — эта манипуляция позволила ей уразуметь, что негоже столь почтенному начальству знать, к какого рода мотивам отнесли его слова изначально. — … перебирала в голове планы на завтра, чтобы понять, успею ли закончить всё до вечера. — Так, значит, свободны? — Выходит, что… да. Она улетала мыслью, фантазиями вдаль вместе с черной точкой вертолета, который подмигивал красным огнем Токио. Где-то в его необъятных каменных джунглях затерялся её собеседник. «Наверное, сидит, пьет коньяк под аккомпанемент сигарет и потешается надо мной…» — Вэи дыханием оставила неровный след на окне. — «Хотя, справедливости ради, голос его не звучит каким-то недовольным. Уже хорошо». — Тогда, будьте так любезны, ответьте положительно на моё предложение сопровождать меня на гала-балу. Его устраивает жена премьер-министра… Спокойствие разом слетело с неё, словно лепесток сакуры от порыва беспощадного ветра. Она отошла от тумбочки, чтобы подойти к холодильнику, от которого взяла курс к расположенным напротив полкам с посудой. С каждым произнесённым словом нелепая, наивная до безобразия, слепая надежда раскрывала внутренний взор, который следовало направить не в блестящий мир грёз, а разрытую дождём и размазанную грязью под колесами машин реальность. — … и мне нужен помощник. Кто-то, собирающий визитки, передающий моё любезное и неискреннее почтение гостям, внемлющий происходящему и докладывающий мне… Он вынужденно сделал паузу, пока мимо проносилась воющая сиреной «скорая». Вэи, напротив, замерев рядом с высоким белым шкафом, навалилась на него спиной. Сквозь ткань майки проникал, целовал спину холод лакированной поверхности. «А он, выходит, и не дома даже. Едва ли из личного поместья или сотого этажа небоскреба можно услышать такие звуки», — Вэи поспешила выстроить несколько конспирологических теорий касательно его предполагаемого местонахождения. Последняя бередила душу горькой едкостью ревности. — «… к возлюбленной, должно быть едет. Я не уверена… и, впрочем, быть и не должна. Не моё это дело. Верно говорилось в песне: «Не спеши привыкать// К тому, к кому сердце стремится,//О ком думы твои». Чем больше так поступаешь, тем более невыносимые и пустые страдания навлекаешь на, итак, неспокойную душу». — … вы зарекомендовали себя вчера, как человек, которому посильна такая задача. Вэи выпустила вздох несбыточных надежд и вдохнула в себя уверенность. Её навеяло признание её талантов, отточенных неимоверными усилиями. — Я постараюсь повести себя таким образом и впредь, и на гала-балу у многоуважаемой жены премьер-министра. Наградой ей послужил одобрительный смешок и краткое напутствие: — Постарайтесь подобрать платье так же хорошо, как и вчера, Вэи-сан. Только никакого желтого и зеленого, единственная просьба. Иначе мы будем смотреться, как… — он прокашлял нелестную характеристику в адрес каких-то несимпатичных ему личностей и заменил её на более нейтральное. -… клоуны. Мероприятие начнется в шесть вечера. Будьте готовы уже в половину пятого. За вами послать машину или вы сами доберетесь до бизнес-центра «Tokyo Plaza»? «Лучше на такси деньги отдам. Вдруг водитель знакомый будет? Увидит дом Сасори, заподозрит меня в том же, чем обвинял Араки-сан. Мне хватит досужих сплетней до конца месяца», — мысль пронеслась быстрее предыдущих, потому и ответ вылетел из липких от «Колы» и конфет губ немедленно: — Сама. Благодарю за предупредительность, Тобирама-сама. — Я не могу позволить вам испачкать такие роскошные одежды, Вэи-химе. Эта непредвиденная колкость выбила из неё остатки понимания реальности. Вэи лишь успела растерянно, опустошенно пробормотать: — Позвольте, но причем тут… Как нерадивый начальник тут же с запустил в неё вежливым: «Доброй ночи и до завтра», прежде чем прервал связь. Вэи застыла с «Мотороллой», несузарно огромной для её маленькой ладони. Она покрутила телефон несколько раз, словно бы эта манипуляция могла быть полезна в поисках ответа на единственный вопрос, который волновал её в данный момент. Что это такое сейчас было?... «Его настолько впечатлила моя способность не падать в обморок во время напряженных переговоров? Приятная… хоть и неожиданная честь. Когда-то Киёхара-но Мотосукэ сложил песню после того, как не получил желаемого повышения в ранге… В моём же случае, я была одарена милостью, но так неожиданно, что едва ли две строчки смогу придумать», — ей стало жарко в прохладном помещении. Вернувшись к друзьям, Вэи объяснила им причину, по которой пришлось прервать сеанс амриканского кино. Наруто, устроившись на диване в позе «лотоса», в качестве «венчика» водрузил между скрещенными ногами пачку сладко-соленых чипсов «Calbee». Почесав макушку, он пробормотал: — Нудятина какая-то… Гаара, откинувшись на спинку дивана, медленно двигал рукой с зажатой в ней жестяной баночкой «Пепси». Его голос звучал куда более ободряюще. — Там будут интересные люди. Американский посол, канадский и китайский несомненно числятся среди гостей. Отцу неделю назад принесли письмо из Администрации премьер-министра. — Значит, ты тоже будешь на этом мероприятии? — Вэи уселась спиной к окну на вытянутой части «Г-образного» дивана. Она искала в нефритовых глазах положительный ответ на свою надежду: «Я буду знать хотя бы человека там!» — Увы… на завтра у меня… — Гаара перекинулся с Наруто мимолётными взглядами. — … несколько иные планы. Это было краткое, но многозначительное вербальное соприкосновение — оба юноши обменялись информацией утайкой, свойственной шпионам из книг и рассказов. Густое любопытство, щедро разбавленное тревогой, горчило на сердце предчувствием беды. Ложку дёгтя в это зелье добавил помрачневший вид «младшегобратика». Он не дал «старшей сестренке» вымолвить и звука — пресек вопрос ответом. — Гаара… сестрёнка — наш человек, надежный. Она тоже должна знать. Яркая шевелюра шелохнулась всполохами на тёмно-бежевом фоне стен, по котором растекался зеленоватый свет экрана. — Несомненно. Я и намеревался рассказать, но уже после того, как мы посмотрим фильм. Ожидание доставляло те же мучения, что испытывает пациент, сидящий напротив врача, хмурящегося, отстранено просматривающего результаты анализов. Зелье волнение вылилось, переполнило края души. Вэи прекрасно помнила, что Гаара готовился пойти против своего отца. «Неужели час настал?» — пронеслось в её голове. Сухие губы прошелестели: — Это связанно… с компанией? Гаара кивнул медленно, а произнёс так спокойно, как будто говорил о само собой разумеющихся вещах: — Да, Вэи… Завтра я намереваюсь совершить переворот и получить контрольный пакет акций отца. На ребят обрушилась тишина. Глубокая, как Марианская впадина, давящая, как её необъятные глубины. Вокруг были разбросаны блестящие пачки из-под чипсов, стояли разноцветные банки газировок. Вэи опустила глаза на обнимающую кошечку Усаги. «Ребята… мы, по сути, ещё вчера были студентами. Гаара старше Наруто всего лишь на три года, я старше его на год, а братика на четыре… И, словно в каком-то аниме, мы сидим в квартире и разговариваем о тех процессах, на которые один из нас в действительности может повлиять», — подумала она, переплетая напряженные пальцы на коленях. Этот момент был лишён торжественности, но полон неопределенности и страха. За жизнь того, кто так быстро стал родным. — Надеюсь, это произойдет не как у нас, в семнадцатом. — Я рассчитываю на то, что обойдется без применения силы, — Гаара тяжело выдохнул и ободряюще улыбнулся подруге, которая посмотрела на него в такой мольбой отчаяния, что ему тут же захотелось проглотить сказанное обратно. — Я постараюсь не доходить до крайностей. Но, мой отец… увы, Вэи, он из той породы людей, которых пугают только дула и штыки. — Я понимаю, Гаара… — она прокляла себя за то, что не смогла укрыть хотя бы фальшивым спокойствием оголенные эмоции. Однако, обман горит от этого яркого пламени правды. — Вернее, не понимаю, какого тебе идти на подобный шаг. — Легко, Вэи, — он улыбнулся так внезапно и будто бы некстати. Легкое движение уголков губ придало лицу выражение созерцательной отстраненности, мыслительной направленности в те дали, что были недоступны для её взора. — Я делаю это ради моих работников, ради моих предков, основавших фирму. Если я промедлю, то могу лишиться наследия, а ни в чем неповинные останутся без средств к существованию. — И это в разгар кризиса, елы палы! — Наруто рубанул руками воздух, отсекая всевозможные сомнения. — Не беспокойся, онее-чан, Гаарыч всё так продумал, что вот этим агентом 007 и ЦРУшникам не снилось! — Я делал это не один. — И это хорошо, потому что, не зря же говорили дрение: «Не числом воюют, а хитроумием!» Когда хитроумие помножено на число, то можно даже самого страшного бована свергнуть, — Вэи поддалась вперед и протянула руку Гааре. Он немедля, не переставая улыбаться, обхватил её тонкие пальчики своими. Обе ладони укрыл своей Наруто. — Покажем старикам, на что молодежь способна! Ему было сложно поверить в то, что он видел воочию — долгое одиночество закалило сталь его души под мысль о невозможности идти рука об руку с кем-то, кроме себя самое. И, тем не менее, сейчас его поддерживали две близкие руки не проплаченных, перекупленных, переманенных соратников. Эти двое были с ним просто так. Узы, сковавшие их одной цепью, теперь вели их вперед одной дорогой. Пункт назначения — неизвестен. Пока что. — Гаара, ты только как-нибудь нам сообщи, когда всё закончится! Мы же от волнения изведемся! — сказала Вэи, когда они вновь расселись по прежним местам. Последняя возможность ухватить безмятежность, улетающую в дождливую даль. — Я сделаю это через пресс-релиз, чтобы избежать утечки информации. Но, — он сделал несколько глотков сладкого напитка, — я по возможности позвоню Наруто и скажу какую-нибудь фразу… такую, чтобы она казалась тривиальной для тех, кто может прослушать. — О, эрика! — Наруто победоносно поднял руку с зажатой между пальцами полукруглой чипсиной. — Ты мне скажет чет типа: «Я смог достать новый выпуск «Евангелиона». Не волнуйся!» И звучит то совсем не подозрительно! Вэи решила переизбыток волнения перекрыть переизбытком сахара — пачка вафельных рыбок «Ninjapo Puku Puku Tai Taiyaki» практически опустела. Обжигающая сладость подавила легкую тошноту нервозности. — Гениально, ото-то! — Наруто будто даже порозовел от похвалы. — Ни один шпион не найдет ничего подозрительного в том, что двое молодых людей волнуются, когда выйдет новый том любимой манги. Даже утром не зазорно позвонить и сообщить о подобном. Гаара закивал с одобрением. У Вэи от сердца отлегло, когда она заметила, как стальные отблески волнения в его взгляде покрылись коррозией спокойствия, постепенно разрушающего губительное чувство. «Ками, помогите ему в его борьбе! Так хочется, чтобы хотя бы иногда у честного человека был шанс обыграть негодяев не только в американских боевиках и сказках», — она склонила голову немного на бок, наваливаясь плечом на Наруто, который уже удобно облокотился о Гаару. Последний, держа пульт наготове, произнес: — Прекрасная идея, Наруто. Но, скажи, причем здесь некая «Эрика»? Сжав крошечную рыбку за розовый хвостик, Вэи, подмигнув другу, пояснила: — Он «эврика» имел ввиду. Наруто, зачерпнув пригоршню «Calbee», недовольно пробурчал под хруст чиспсов: — Понапридумывают всяких китайских словечек…

***

Следующим утром солнце и аромат оладий заливали кухню. Вэи не могла отпустить Гаару на важнейшее задание, а Наруто домой без полноценного завтрака. Эту ночь они провели в укрепленном подушечном форте, который достаточно надежно защищал компанию от холода. В салоне красоты, куда она ходила ещё перед выпускным из университета, с этим справлялись обогреватели. Сидя в высоком кресле, Вэи с щекочущим кисточками удовольствием, вспоминала довольные выражения лиц парней, когда они увидели на тумбочках тарелки с дымящимися деликатесами. Рис, яичница, мисо-суп, лосось в специях и вареники с вишневым джемом, который вчера удалось схватить по акции «2 по цене 1». «Теперь я понимаю, почему мой батек в восемнадцать женился! Кто б ему ещё так вкусно готовил!» — заявил Наруто за завтраком в гостиной. «Воистину, не представляю, как у женщин хватает терпения и сил стоять за плитой», — Гаара бережно и элегантно подхватил кусочек красного мяса. –«Если бы у меня не было возможности есть в ресторанах и кафе, я бы питался тем раменом только если». «Его ещё сварить нужно, а это не всегда получается. Поверь моему опыту», — Вэи с тихим смехом разливала по чашечкам зеленый чай. — «Когда я впервые приехала сюда и попробовала его приготовить, то у меня получилось месиво разваренных червей!» Гаара с опаской взглянул на рис и выдохнул с обреченной улыбкой: «Вэи, как всегда… метко и вовремя». Она ничего не могла поделать с буйством фантазии, которая проявляла себя не только в искрометных характеристиках, но и снах. Мягкий ворс бережно огладил щеку. Вокруг пахло сладковатой химией косметики. Вэи попросили закрыть глаза на несколько мгновений — она безропотно подчинилась. Однако вместо тьмы она увидела обрывки — те клочки сна, что прочно приклеились к памяти. Она стоит на крыше чёрного небоскрёба в красном платье. Декольте полукругом разрезает ногу, выставленную немного вперед. Слегка согнув спину, держит под прицелом автомата «Калашникова» приближающихся врагов. Их имена и цели размыты, как и причина, по которой она надета для вечеринки во время боевого действия — либо наоборот — начало исчезло в подсознании без права возврата. Ветер задувает под платье, но для неё холода будто не существует. Есть только цель — либо она, либо её. Длинная ткань путается между ног волной алого шелка, не сковывая, не мешая. Она так же эфемерна, как неощутимая тяжесть АК. Серый порыв пыли и тумана смывает фигуры с крыши, точно чья-то рука сбросила пешки с доски. На их месте стоит мужчина в традиционном китайском халате эпохи Тан. На черноте груди свернулся в серебряную спираль дракон. В руках у него такое же оружие, как у неё. Однако своё Вэи бросает, как только видит приближающегося к ней Тобираму. В порыве воодушевления, помутненного страхом, она бежит к нему и упирается в твёрдость его объятий, голоса. «Нам нужно бежать немедленно, их больше, чем нас». «Но как?» — её губы шепчут вопрос в шёлк столь легкий, что она не ощущает в нем преграды. Все её органы чувств воспринимают, впитывают его близость. «На самолёте. Я сообщил господину Кё, он подал его тут же», — холод лижет обнаженные руки бесчувственным прикосновением. Однако он не отталкивает и, даже более, согревает спину ладонью. — «Мы больше не можем рисковать. Наша работа здесь завершена». Вэи смотрит вдаль со слепой, не признающей истины надеждой. Аквамариновая синева расчерчена серыми коньками традиционных китайских крыш — со всех сторон их окружают, зажимают синие полосы небоскрёбов. Клубы серого дыма ещё гуляют по черной плоскости. За их завесой скрываются враги, от которых избавились руки, безразлично прижимающие её к широкой груди. «Но разве мы не должны дождаться монаха-даоса, который поможет нам разобраться с духами стихий? Ответьте, Тобирама-сама!» — её глаза ищут его в непроницаемом красном льде радужки. В её глубине вдруг замелькали золотые искры. «О, Вэи-Вэи…» — грубость начала ломаться в высокую ноту мальчишеского тембра… На этом моменте её разбудил Наруто. Гаара проснулся с компанией, так как Узумаки не умел кричать тихо. Он после долго извинялся перед ошалевшей от внезапной смены декораций Вэи и совсем ничего не понимающим Гаарой. «Я думал, что онее-чан снится кошмар… Она всё бормотала «Тобирама-сама! Тобирама-сама!» Это ж надо, чтоб этот выхухоль болотный ещё и снился…» «Смотрела фильм про погони и схватки, вот и во сне меня не оставили в покое эти спецэффекты… Ещё и с начальником в главной роли. Ох, существовал бы надежный способ стереть его из памяти, как всякие файлы в компьютере, чтобы не мешали рабочему процессу», — она едва сдержала чих. — «Вот, правду говорю! Пусть и мысленно». Высокая, тонкая, как лань, и столь же быстрая девушка с боб-каре подбежала к креслу и защебетала, точно птичка: — Вэи-сама, позвольте узнать, что бы Вы предпочли сделать с волосами? «Если бы я сама знала…» — призналась она, но лишь себе. — Я бы хотела узнать, что бы вы могли мне посоветовать для очень торжественного мероприятия? У меня будет длинное платье с пышной юбкой без рукавов. — Позвольте мне несколько мгновений подумать… — парикмахер оглядела задумчивое лицо своей подопытной, а затем, с её позволения, распустила плотный пучок. Вэи безошибочно прочла в карих глазах невыраженное восхищение. Её смутила подобная, пусть даже невысказанная, реакция. — О, ками всемилостивые, Вэи-сама, я никогда прежде не видела таких длинных волос в живую! — Так уж вышло, что ножниц они не знали много лет, — Мотидзуки прикрыла смешок кончиками пальцев. За этой непрочной ширмой скрылась и неловкость, когда взгляды работниц и клиенток устремились к ней, точно охотничьи птицы на добычу. «Я ощущаю себя Рапунцель… и, поэтому, не люблю распускать волосы. Они привлекают слишком много внимания, да и пачкаются к тому же», — пальцы начали отплясывать нервный дробный ритм на темно-синей ткани, укрывающей её свитер и джинсы от опасности стать одного цвета с макияжем. — Хочу надеяться, что и не узнают, это такая редкая красота, хорошо было бы её сберечь! — промурлыкала парикмахер, поднеся согнутый указательный палец к нижней губе. — Я бы осмелилась порекомендовать Вам, Вэи-сама, уложить их, но не в прическу, а как есть, по длине. — Но разве… это прилично? — С такими волосами? Вполне! Ни одно платье и колье не смогут придать Вам того эффекта, что окажут на образ Ваши же чудесные волосы! После Вы сможете добавить какие-нибудь красивые заколи, чтобы придать строгости общему виду! Энтузиазм девушки поутих, когда, отбивая дробный ритм шпильками, мимо легким шагом проплыла администратор. Точно командир, проверяющий, чтобы каждый занимался своим делом. — Конечно, это только мое недостойное внимания мнение… — Давайте же удостоим его вниманием, так как оно мне кажется в крайней степени убедительным! — Вэи одарила в миг просиявшую работницу салона ободряющей улыбкой губ, тронутых светло-розовым блеском. От идеи превратиться в роковую женщину-вамп после нескольких мазков красной помады она отказалась. «И без того платье, пусть и приглушенных тонов, но всё же достаточно заметное. Не стоит перебарщивать с акцентами, иначе впечатление смажется. Опозорю же я не только себя, но и То… выхухоля болотного!» — стремление стереть его привлекательный образ из памяти подкинула ей затею: заменять имя начальника на смешное прозвище. Смех убивает страх. И, возможно, Вэи надеялась, восхищение тоже. — «И вновь я всем обязана кому-то. Однако, теперь благодетелем выступил ото-то». Её попытки сопротивляться были сломлены бурей эмоциональных доводов. «Ой, онее-чан, вот только не надо этой скромности тут! Все ж свои люди! Ты лучше от подачек всяких старперов отказывайся! Эти деды, я своими, вот, глазами видел, так зырят на молодых девчонок! Лучше б они твою скромность запихнули в свои бошки!» — Наруто расхаживал перед ней деловито, словно преподаватель, никак не могущий вбить бестолковому ученику простейшие истины. — «Ты ж нигде больше платье это не найдешь! Тобираме-сама, верь мне на слово, — я ж его видел ещё у тетки Мито, когда был мелким, — клал своё супер-важное решение на то, что у тебя наряда нет. Не его проблемы. Нет — отказалась бы тогда, че соглашаться, когда не можешь задание выполнить». «Ты улавливаешь его манеру с поразительной точностью», — Вэи, сидя на диване рядом с Гаарой, не могла не согласиться как минимум с разумностью доводов друга. — «Однако, у меня знакомая, а у неё подруга работает…» «Лучше не пускаться в столь далекое путешествие — можешь заплутать на полпути», — нефритовые глаза выражали мягкость поддержки, искренность понимания. — «Тебе не должно быть совестно принимать помощь от друзей. Хуже рассчитывать на знакомых — те подведут с большей вероятностью». «Я… я просто вечно вас обременяю», — она не смогла спрятать истину за ладонями, как сделала то с лицом. Неловкость уже растекалась по щекам стыдливой краснотой румянца. — «То в пятницу, то сегодня. Я ведь не могу вечно рассчитывать на нашу снисходительность!» «Можешь!» — уверенность Наруто столь же сильна, как скрип дивана. Тот прогнулся под весом юноши, который не был особо милосерден, когда решил резко упасть на него всем весом. «Должна», — с не меньшим упрямством заметил Гаара. Его безупречно аккуратные пальцы коснулись её дрожащего плеча. «Эх… я когда-нибудь обязательно заработаю столько денег, что смогу… сама всё арендовать!» — Вэи выдохнула с усталостью человека, непрестанно, неустанно бегущего к своей цели, что отдалялась от него со скоростью радуги, ускользающей от любителя ирландских сказаний. Нежные ладони обхватили крепкие плечи Наруто и Гаары. — «И мы вместе поедем в Италию пить итальянский кофе! А после… куда полетим?!» «В джунгли! Будем выживать в диких условиях!» — младший братик обхватил её горячей ладонью за талию — нет более несдержанного и, в то же самое время невинного жеста проявления привязанности. «В таком случае предлагаю ехать в Лондон в разгар рождественских распродаж», — Гаара обвил свободную руку вокруг её плеча с той робостью, в которой не угадывалось ничего, кроме желания позаботиться о ком-то важном и дорогом сердцу. — «Однако, если мы ищем более спокойное место после драк с гориллами за бананы, я бы посоветовал Египет. В Каире мы не только узрим тысячелетия истории, но и сможем замечательно отдохнуть в местных отелях. Пляжи не рекомендую — там многолюдно». «О, а вдруг там в музее мумии оживут?! И нам придется драться с ними?!» — Узумаки посмотрел на друзей с таким видом, словно это уже было решенным делом. Вэи не представляла, что могут быть границы у счастья столь неподдельного, сотворенного из чистейших побуждений и непереработанной радости. «Они же забинтованные и забальзамированные, высушенные. Поджег и дело с концом!» — по её улыбке скользнул слабый желтый луч, что, впрочем, тут же растаял. Солнце поглотили облака. «Не, ну это не прикольно!» «Зато практично», — по глазам Гаары она видела, что он меньше всего желал уходить в серый холод города, где, среди бетона и стекла, его ждёт последний бой с тем, кто подарил ему жизнь. Сердце Мотидзуки застелила мгла, подобная той, которая опустилась над Токио. Она молилась ками за благополучие друга, за удачу в его безумном, но необходимом для корпорации деле. «Обязательно нужно будет сходить в храм, сразу же, как только всё это безумие повседневной жизни сойдет на нет. Уверена, даже без молитв в священном месте, моя ничтожная просьба слышна… Однако, всё же, поблагодарить за всё добро необходимо… Я уверена, Гаару не оставят без поддержки ни боги… ни люди», — мысли заглушал утробный вой фена, разрезал на несовместимые клочья скрежетавший звук ножниц, уносили вдаль приглушенные голоса работников и клиентов… Вэи вернулась к Сасори чуть позже двух часов. Она уже рассказала ему о том, кто и каким образом резко перекроил её планы на последний день выходного. Благо, будка с таксофоном стояла неподалеку от салона красоты. В четырех прозрачных стенах недовольство голоса друга если и не достигло наивысшей точки плавления, то оно было крайне близко к отметке, опасной для стабильного морального состояния собеседника. «Весьма очевидно, что твой начальничек решил эксплуатировать тебя по полной ставке всех своих сотрудников, раз ты так легко соглашаешься с его противоправными действиями», — Вэи нервно теребила трубку пальцами в мягких перчатках. Каждое слово казалось упрёком отнюдь не в адрес Тобирамы-сама, но её самой. Они отравляли совесть ядом вины — черной неблагодарности. Он сделал столько добра для меня, не могущей ответить ему ничем, кроме соей компании. Однако даже этой ничтожной платы я лишаю его вот уже несколько недель подряд. Каждый мой выходной занят поездками, всякая свободная минутка отдана в удовольствие кому-то, но не ему. Я хочу быть со всеми своими друзьями, ибо, не знаю, какое несчастье снизошло на землю, только отчего-то на всех моих родных проблемы набросились, точно преступники из засады. И я отнюдь не праведный И Син , чтобы быть виноватой без вины. «Ты ведь понимаешь, как плохо отказывать тем, кто сильнее тебя… Вдруг что-то случилось с человеком, которого он планировал изначально пригласить на мероприятие? Если я подведу его без веской причины, он мне после жизнь может испортить, если захочет, конечно», — ладошка сжала трубку, как ритуальный меч, которым самурай планировал совершить сэппуку. Вэи обругала себя последними словами за то, что перекладывает вину на «выхухоля», который хоть и не блистал учтивостью, но свободу выбора он у неё не отнимал. — «Но я не этого боюсь, ведь Тобирама-сама не совершит подобного низкого злодеяния. Я просто… хочу воспользоваться возможностью побывать на подобном торжестве. Увидеть премьер-министра и его жену воочию! Столько важных господ, всё кругом украшено, сверкает и…» Деликатное покашливание прервало её речь, дрожащую отнюдь не от воодушевления. «Как я и говорил ранее, ты излишне высоко оцениваешь личностные качества своего начальника, к тому же каким-то чертом приписываешь ему мораль. Он не знает определения этого явления без словаря, моя милая ученица», — в сердце разливается холод от каждого безжалостного слова того, кто, пожалуй, в полном праве сказать, что он Тобираму-сама знает многим лучше, чем она. Замершая в неподвижной нерешительности. Вэи видела её отражение в окне такси с той же четкостью, которой лицезрела эту тень на стекле телефонной будки. Напряжение чувств выделило черты лица, заострило нос и подбородок. Сквозь только накрашенные губы проглядывается выпирающая неровность передних зубов. И тонкие брови устремляются в разные стороны, не сходятся на переносице, как-то бывает в моменты неудовольствия. Эта маска непринятия преследовала её сквозь размытое фантомы домов, небоскребов, крохотных магазинчиков и развивающиеся занавесей-норэн уличных лавок. Сасори ведь лучше меня известен характер Выхухоля… Они принадлежат к одному миру — тому, в который я ступлю преступной стопой лишь сегодня с позволения высокопоставленного начальства… Однако и Шикамару пытался мне донести, что мой маэстро является едва ли не преступников национального масштаба. Теперь сам Сасори подвигает меня к мысли, что Выхухоль — бездушное создание, не ведающее принципов благородства… Все клевещут друг на друга. Говорят много, показывают мало. Неизвестно, кто, кому и когда нанёс обиду, за которую другой продолжает мстить? И, даже, если на мгновение предположить, что всё сказанное — истина, тогда… Корсет, шнуровка стали казаться тесными орудиями пыток в этот миг. Вэи хотелось закрыть лицо руками, но она лишь опустила голову, изображая глубокую задумчивость перед водителем. Не хватало ещё поставить его в неловкое положение вынужденного сочувствующего. Пальцы скользнули вдоль прядей. Запутавшись в черноте, сорвали из неё несколько нитей. Теперь чернота обхватила белизну. Она рассекла желание заплакать напоминанием о потекшей туши. Осталось только два с половиной часа до выезда. Что я смогу сделать? Ответ застрял комом в горле, пустотой в голове. Вэи расплатилась с водителем и даже улыбнулась ему с веселой вежливостью. Хотя слёзы вуалью укрыли глаза. Она сделала шаг к подъезду. На большее её не хватило. «Я не умею скрывать своё состояние от маэстро. Он мигом раскусит, что нечто тревожит мою душу. Тогда придётся пускаться в объяснения или опять… снова и наверняка лгать. Тошнит», — она навалилась спиной на темно-синюю колонну, подпирающую козырек подъезда. Куртка защищала платье. Пальцы держали юбку так, чтобы подол не соприкасался с землей. Мотидзуки представляла насколько смешон её вид. Чёрные волны волос струятся по серой ткани куртки, рассыпаются по розовому меху и змеями сползают по винно-бордовой юбке. Руки отяжелила вешалка с тем самым белым пальто от Prada. Её окружала серость асфальта, текущего под ногами однообразным потоком. Он врезался в бетон здания, которое словно бы являлось продолжением этого безжизненного океана, окруженного изогнутыми крючьями оголенных кустов. Поникшие стебли растений, переживших свои весну и лето, теперь раболепно гнулись под ударами осенней стужи, страдали от побоев дождя. Вэи ощущала родство с ними. Её душа стенала той же невыраженной мольбой. «Гаара пытается… О, ками, молю, пусть он…» — мысль о фатальном исходе отвернула её от желания смотреть под ноги. Цвет платья казался пророческим. Отчего же они с Наруто остановились именно на красном? — «Сможет преодолеть все заставы и сделать то, что должно!» Вэи прекрасно осознавала, что ей не хватит ни духа, ни возможностей, ни смелости решиться поднять оружие против тех, кто были ей дороги. Она выбрала верить до последнего в лучшее, чтобы на данный момент уберечь себя от худшего — разочарования. «Мне нужно встретиться с Шикамару и всё с ним обсудить!» — пальцы, которые пару мгновений назад едва придерживали ткань, теперь сжались в кулаки. Сквозь них струился алый газ. — «Гаару не хочу вмешивать, просто… хватит ему на работе проблем! Он явно не ищет напоминания о них за пределами, в уютном кругу друзей. Придётся побыть наглой и позлоупотреблять добротой господина Наара». Мотидзуки резко развернулась и проплыла к железной двери с изяществом рыбки кои, изгибающийся вдоль потока. «Учитывая, что он первым пошел на откровение, я сомневаюсь, что правду из него придется вытягивать долгими уговорами… Нужно лишь подгадать время и место, где не будет никого, кто может нам помешать», — Вэи прошла мимо не сдержавшей удивление консьержки к лифту. У неё уже была идея. Дело лишь за реализацией.