Игра в смерть

Звонок стационарного телефона пробудил Вэи от неистового запала работы где-то спустя три с половиной часа. Всё это время она корпела над отчётностью компании по обучению операторов нефтедобывающего оборудования. Отвлекалась лишь для того, чтобы выпить воды или съесть леденец. Сверяясь с глоссарием, составленным с господином Насияма и его делегацией коноховских нефтяников, она глушила опустошение мыслями. Непрерывным потоком иероглифов, слов… Смешивающихся, скручивающихся в смыслы, далёкие от насущных проблем. «Саботажем займусь после работы. Иначе подведу Тобираму-сама… а он рассчитывает на меня. Хватит с него недосыпа и недоедания. Не хватало ещё страдать из-за недосмотра за вполне себе самостоятельными сотрудниками». Поэтому резкая, крайне непривычная для каморки, трель вывела её из переводческого запоя резко. Вэи ударилась коленкой по столу. Выронила розовую ручку. Брелок с «Хеллоу Китти» жалобно брякнул об укрытую бумагами столешницу. — Да блять! — первое и не последнее, что Мотидзуки подобрала из богатого словаря обсценной русской лексики по отношению к ситуации. Впрочем, из-за её проклятий телефон звонить с меньшим неистовством злобной, докучливой трели не перестал. «Откуда вообще кто-то узнал этот номер? Его же нет в телефонных справочниках каждого японца… И на сайте компании. Ошиблись, что ли…» — с такой мыслью она опасливо подняла трубку. — Алло… слушаю, — Вэи называть имя не решилась, придя к умозаключению, что: «Кому надо, тот себя скрывать не будет. В противном же случае…» — Вэи, ты? — Сакура? — удивление длилось несколько мгновений, за который мозг успел сгенерировать несколько объяснений внезапному звонку подопечной Сасори. — Как ты узнала этот номер? — У Дея выбила… — Мотидзуки оставалось робко надеяться лишь на то, что — фигурально. — Вернее, автоответчика. Этот лоботряс у нас за него, когда ни хрена не делает. Ты же ему как-то звонила, передать чёт про обещание Сасори. Вот, у нас номер и остался в памяти телефона. Вэи облегчённо выдохнула. Упершись локтями в заваленную черновиками поверхность стола, она вперила взгляд в вязкую темно-синюю даль. Вечер окатил город мраком. Её блуждающий взгляд, наполнившейся задумчивой растерянностью, хлынувшей из трещин в хлипкой плотине отрешённости, нашёл то самое окно, которое она приметила неделю назад. Перевернувшую, растоптавшую её с Сасори совместную реальность бытия. Знакомой чёрной фигуры в нём не отражалось. — О… — протянула она, мысленно отметив: «Наверное, работает. Вряд ли домой ушёл. Ещё и пяти нет». — Теперь понятно… Я уже успела испугаться, признаться честно. Мне тут редко названивают. — И радуйся. От этих людей к концу дня хочется повеситься, но, перед этим, хорошенько застрелиться и отравиться! — по ту сторону послышалось глухое сопение и жесткий удар ногой или рукой об что-то тяжёлое. «Видимо, ей опять не повезло с больным или, быть может, увидела кого-то из «удачливых» молодых подружек того же больного», — их последний разговор, пропитанный откровением, не растаял, ибо «неважным» его Вэи не считала. — Зато мне редко удаётся выбраться в оперу, но я вчера это сделала! — Ого! Поздравляю от всей души! Надеюсь, тебе понравилось представление! А как оно называлось? «Я тронута тем, что Сакура решила поведать мне об этом. Быть может, после того искреннего разговора, у меня есть шанс надеяться на дружбу с ней?» — мечтания уносили вдаль предположений. Однако, прежде чем разорвать связь с реальным миром, Вэи, как и прежде, откатилась на стуле до двери. Подперев врата, через которые Тобирама-сама мог войти, когда и зачем ему захочется, она оставила себе возможность на мгновенное отступление к бурной рабочей деятельности. — «После… я не знаю, сколько я уже переводила… интенсивных часов труда необходим хотя бы пятиминутный отдых». — «Вилли». Автор — какой-то итальянец или испанец, а, может, француз… — зыбкий вздох рассек линию связи. — Короче, европеец точно. Да, неважно, в общем. — Главное, что тебе понравилось, — констатировала Вэи, подумав: «Я сама новые имена не с первого раза запоминаю». — Не сказала бы, если честно, так, между нами, девочками, — Сакура, судя по грохоту, шелесту и стуку, явно оперлась о тумбу, на которой стоит гордый белый аппарат. — Только Сасори не разболтай, ок? — А… ок… «Это что за чудное слово для закрепления договора такое? Иностранное, судя по произношению…» — Ну, как-то оно… странно. Орут что-то на непонятном языке, бегают по сцене, помирают все — в общем, программа — ни черта непонятно и ни хрена не интересно, — Харуно цокнула. — Фигня, одним словом. — Но, осмелюсь заметить, расстроенной ты не кажешься, хотя и потратила вечер на «фигню». — Это потому, что всё это оруще-танцующее нечто — предлог, чтобы выйти в свет! — на последнем существительном Сакура сделала особо торжествующий нажим, так, словно она, как полководец, объявляла о великой победе. «Главное, что ей какая-то часть мероприятия понравилась. Иначе вечер был бы потрачен впустую», — Вэи не задавалась вопросом, откуда могла девушка, жалующаяся на отсутствие денег и нужных знакомств, достать билет на подобный светский раут. Всё же кое-какие друзья из этих сливок японского общества у неё имелись. — «Эта Ино — хороша подруга. Помогает Сакуре взглянуть на мир, в который она так жаждет попасть. Быть может, это её отвернёт или, наоборот, ещё больше укрепит в желании пробиться к верхам». Вэи намотала на пальчик спираль темно-желтого провода. Она помнила цену, которую платят богатые за право нахождения на Олимпе. И, надеялась, что Сакура об этом знала. Только вот сама Мотидзуки не могла знать того, что было уже известно одной лишь Харуно, гордо возвестившей: — За это я хочу сказать спасибо тебе… Тот билет, который мне перепал от Сасори, ведь, по факту, твоим был. Несчастный провод оставили в покое, но шокирующие известия Вэи преследовать продолжали. Она, отчаявшаяся спрятаться от внезапных новостей даже в комнатушке «два на два», просто смирилась, предварительно несильно ударившись затылком о дверь. — Я… — она обреченно выдохнула и посмотрела на бело-синюю пачку сигарет, подумав: «Больше не буду лгать. Ненужно… Сил нет». — Честно… понятия не имею, о чём ты говоришь. Вернее, о каком билете на оперу «Вилли»… По ту сторону трубки воцарилась аналогичная сопящая тишина. — … Потому что я до твоего звонка слыхом не слыхала ни об этом представлении, ни о билетах. — Вот вам, нате, хрен из-под кровати! — неслабый женский кулачок с грохотом мусоровоза приземлился на поверхность тысячу раз пострадавшей от подобного тумбе. — Офигеть! Я то думала, вы с Сасори уже пособачиться успели. Я хоть и мечтательница, но реалист. И в жизнь не поверю, что наш сэнсэй мне чёт бесплатно и просто так, кроме проволочки даст. — Ну, это он может, — Вэи с улыбкой вспомнила его разнообразные формулировки разочарования и недовольства её неосведомлённости в творчестве художников эпохи Ренессанса. Их она до сих пор не так уж и хорошо знала… к великому неудовольствию маэстро. — Уверяю тебя и Дейдару, так как не сомневаюсь, что он не меньше твоего вовлечён в эти спекуляции догадками, — мы с Сасори дружны, как коллекторы с банком. Усмешка по ту сторону линии связи разбилась на сотни шипящих шорохов. Серость и бетонную тьму разбили желтые квадраты светящихся окон. Токио готовился вступить в ночную жизнь. — Он, наверное, не рассказал мне об этом, потому что не хотел, чтобы я ощущала себя виноватой… — Вэи опустила взгляд на интегрированные в платину бриллианты «Van Cleef». Они казались закрутившимися в формы браслетов лунными лучами. Слишком ценными, чтобы протирать ими столешницу во время марания бумаги черновыми набросками, как решила про себя Мотидзуки, отложив их на стопку разноцветных стикеров для заметок. Она не сомневалась, что ценители бы линчевали её на месте за подобное отношение к коллекционному экспонату. Который ещё нужно было транспортировать в целости и сохранности: «Как бы мне их припрятать так, чтобы в метро не стащили…» — Просто вчера мне нужно было срочно… помочь Наруто с подготовкой к экзамену по литературе. Я поздно предупредила Сасори, сразу после того, как мы из больницы уехали… Ей невольно вспомнился эпизод в морге. Жестокая похотливая усмешка. Выцвеченные волосы, странный знак на шее и бирка на навеки неподвижном пальце. Страх вцепился в душу и потянул её вниз, раздирая, разрывая, в пучину мрака ужаса. Вэи дёрнулась. Поджала под себя ноги, затравленно оглядевшись. Комнатные цветы неподвижно стояли между разноцветными папками, уцененными статуэтками в форме игривых кошечек. Среди них затесалась одна фигурка «Хеллоу Китти» с кексиком в белой лапке. На всё это лёг пыльной паутиной желтовато-серый полумрак. «Я в безопасности… Всё в прошлом… Я в безопасности… Всё в прошлом», — успокаивала она себя, ощущая, как с каждым немым звуком тело всё более и более расслабляется. В отличие от Сакуры, которая и не думала сбавлять обороты своей до разрушительного мощной энергии. Очередной удар по мебели практически не взволновал Вэи… практически. — Так, кажется, сегодня я открываю для себя много нового, прямо как Сэйсю Ханаока. её голос был насквозь пропитан неподдельным удивлением. — Ты, оказывается, и Наруто знаешь? «А ведь про трагичную судьбу, по моему мнению, великой жены этого прославленного человека, изложила писательница Савако Ариёси в романе «Жена лекаря Сэйсю». Несчастная первой из людей вызвалась применить на себе этот наркоз и после ослепла…» — приведённое сравнение пробудило в ней образы старой металлической лестницы у одного из домов в районе Сунья. На заржавевшем от времени и пренебрежения металле ступеней Вэи сидела на корточках, под грязным навесом пролёта следующего этажа. Наружная лестница казалась искалеченной гусеницей, растянувшейся вдоль облупленной тыквенно-тусклой стены. Именно тогда студентка первого курса, ожидая начала смены в кафе, читала произведение феминистически настроенной писательницы. — Уже достаточно давно… — И он, говнюк, не рассказывал?! — Наверное, случая не предоставилось, — Вэи шелестяще рассмеялась, покачивая головой в одинокую пустоту. — Всё же негоже перед одной подругой — другими хвастаться. — Ты это, не слушай его бредни, ок? — Сакура издала звук, отдалённо напоминающий сдавленное шипение и подавленный вздох. — Он иногда болтает такое, как пациенты после наркоза. Я буду его «подругой», ты понимаешь, в каком смысле, только вот в этом опиумном сне. — Но почему? Если не слишком личный секрет, разумеется. Как и то, что Наруто я ничего не расскажу. Просто мне самой узнать интересно… Через скрип, скрежет и резкий грохот приземлившегося на стул тела, Вэи разгадала, что её ожидает занимательная повесть. Таковой она являлась хотя бы потому, что она искрение не понимала причин доводящего до возгорания эмоций трения отношений ото-то и его избранницы. «Хотя бы немного пролью свет… Запутанная история. Сложно делать выводы», — затылок упирался в дверь, глаза в белый потолок, ноги в чулках протирали ковралин. В миниатюрной пустоте кабинетика можно себе позволить отставить туфли к коробке, в которую Мотидзуки умудрилась запихнуть куртку, слишком мокрую, чтобы ей нашлось место на спинке чёрного кресла. Вдруг капли брызнули на стекло и рассекли его на десятки линий. Небо заплакало вновь. — В общем, произошло это на одной из тусовок, куда меня протащила Ино. Я уже даже не вспомню, в честь чего закатили офигеннейший фуршет… Ну и фиг бы с ним, как говорится. Зато там мы с Ино были едва ли не младенцами — одни старпёры вокруг, даже посмотреть не на кого! — Вэи едва сдержала смех: настолько картинно-разочарованным был голос Харуно. Она не могла вытерпеть неподвижность, потому дала выход энергии через дробное постукивание костяшками об избитую тумбу. — И, в общем, Наруто ко мне прокопался, так как больше было не к кому. Ино нас познакомила. Он, конечно, из охренеть какой крутой семьи — Узумаки, те самые банкиры… — … На карточку от которых мы получаем зарплату, — усталая обречённость сказалась на улыбке, с которой закончила за Сакуру Вэи. Ей пошёл на пользу просветительский разговор с Сасори. — Я недавно об этом узнала. — Ага, ну, тогда тоже для общего образования, — он не из основной ветви семьи. У Узумаки Мито есть дети от Сенджу Хаширамы, а Кушина-сан приходится ей племянницей что ли… Взгляд Вэи мгновенно стрельнул в сторону красной коробки французских конфет. Она стояла вплотную к серому панорамному окну. Над изящной упаковкой в нерушимой неподвижности застыли зелёные стебли и облекаемые овалы листьев растения с непроизносимым названием — замиокулькас. По другую сторону стояла вымытая пустая чашка с Рей Аянами. «Так вот почему Мито-сама хотела передать Хашираме-сама эти конфеты… А я всё думала, что это разновидность неформального «бизнес-подарка». Логично ведь, что председатель правления крупнейшего банка и президент крупнейшей корпорации Японии…» — застенчивость тронула её щеки лёгким румянцем, спровоцировавшим появление на губах заговощическо-глуповатой улыбочки. — «Замужем! Как же это очаровательно!» Однако Сакура, которой была неизвестна занимательная история коробки конфет, продолжала излагать своё неудовольствие в самой яростно-напористой форме: — … даже несмотря на это, я с этим придурком не могу находиться в одной комнате! — Наруто ведь ведёт себя очень даже достойно, я не понимаю… — Вэи была готова заступиться за честь ото-то со всей рьяностью «старшей сестрёнки». — Чем он удостоился наименоваться «придурком». Есть куда более заслуживающие такого прозвища кадры. — Хорошо, «баран», если тебе будет угодно, — Сакура понизила голос, сделав его наигранно девачково-писклявым, чтобы поддразнить. Но хватило её ровно на две секунды, после чего постукивания костяшками по столу лишь усилилось. — Нет, Вэи, ты не подумай, твой дружбан — нормальный пацан, когда он не пытается ко мне подкатывать. — Он делает это… как-то неудачно? — Не «мудачно», и на том спасибо, — шелест дыхания обнажил усталость, оказавшуюся эпицентром бури эмоций Сакуры, произнесшей значительно тише. — Он просто… ну смотрит так… ну… короче… В общем, не так, как надо! — А как, тогда, надо? Мотидзуки осмелилась осторожно поинтересоваться. Её черные брови застыли в нахмуренном размышлении «как надо» смотреть на даму сердца Наруто, чтобы его не сочли «придурковатым бараном». На ум приходили только чёрные глаза — мрачные в кощунственно-собственнической нежности. «Я сомневаюсь, что и так следует разглядывать… В таком любовании чувствуется тоталитарность — тебя будто приватизируют, точно частную собственность после Революции», — её пальчик в нерешительной растерянности задел «х»-образную сережку. Холод лизнул подушечки. — «Интересно, а как Тобирама-сама смотрит на свою возлюбленную?» Сомнений в том, что такая ждала его где-то в этом огромном городе, у Вэи не возникало. Сердце не смогло свергнуть диктатуру разума. Благодаря которому она понимала, что её начальник мужчина «такой, как надо»! Натсуми Сайто проголосовала бы «за» вместе с ней. Вэи решила не искать ответа на свой вопрос — слишком бередила душу предательская реальность. Дождь не смолкал. — Более уверенно что ли… Ну, по-мужски! Я ему не салат с крабом по скидке, чтобы на меня глазеть с открытым ртом, из которого едва ли не слюни льются! — Если ото-то смотрел на тебя так, боюсь, что ты застала его как раз отходящим после наркоза. — Передоза мечтами, — Сакура фыркнула, но тут же сама расплылась в сладких фантазиях. — Ой, как раз о них! Я, короче, после оперы этой, на фуршете, видела самого Учиха Изуну! — Неужели того самого, который меценат?! — Вэи восхищенно смотрела на мерцающую красным неоном вывеску, которая, прорезая пепел крохотных капель, зазывала случайного прохожего в ресторан вьетнамской кухни. — Он ведь столько сделал для японских галерей! Выкупил заграницей редкие полотна, спонсировал выставки, приглашал творцов проводить свои в Токио, Осаке… А ещё у него невероятная коллекция гравюр укиё-э! О последнем ей удалось недавно прочесть в «Forbes», который непонятно что забыл среди печатных изданий Сасори. Он редко, практически никогда, читал посвящённую бизнесу прессу. — А ещё он сам коллекционный красавчик! — Харуно вздохнула с тоской по недосягаемой звезде. — Там вообще полный набор — высокий, стройный, выглядит не как старик, хотя ему уже тридцать восемь. И, в отличие от своего старшего брата Учиха Мадары не похож на… блять, ну, как там эту машину называют? Пока Сакура силилась подобрать конец для своей метафоры, Вэи пыталась осознать превратности реальности уже бессчетный раз за день. «Такой достойный меценат — брат тирана Мадары-сама? Вот уж, верно, жизнь никого не щадит», — она не заметила, как её интерес к семье Учиха возрос на сто градусов по Цельсию, равно как и нетерпение Сакуры, так и не смогшей вспомнить злосчастную марку. Но она знала, к кому обратиться. — Эй, ленивая белобрысая задница, как машина такая здоровая называется?! Мотидзуки, ради сохранения здоровья и добросердечных отношений, сжала губы руками, чтобы не дать смеху выйти и разлететься десятками шипящих звуков по каналу связи. Через который прекрасно доносились сообщения обоих интернов. — Вишнёвая дамочка, а как называется то платье, которое с рукавами? — недовольство Дейдары казалось материальным. — Выражайся ты как человек, а не женщина! Чё тебе конкретно надо? — Тебе вмазать, ошибка эволюции! — Ты за Сасори-но-данна только повторять и умеешь! Макака! Я недавно такую на рекламе турагенства видел! Ты подрабатываешь после интернатуры? — Ну я щас твою улыбку сделаю не голливудской, а гоблинской! — Вэи даже не пыталась вмешаться: она успела понять, что для Сакуры и Дейдары подобный тон диалога так же адекватен, как для Хаята-сана перманентно понукать из всего отдела только русскую подчинённую. — Сразу после того, как с Вэи говорить закончу, она на телефоне висит. — От твоего голоска и я бы уже удавился… — колкость сопровождалась многоумным «гы-гы-гы». Спустя две минуты «потерянный» кусочек метафоры был возвращен в предложение. Так, Харуно сравнивала Мадару с последним Toyota Land Cruiser. Пусть она и видела его лишь по телевизору, но и этого одностороннего знакомства ей хватило, чтобы не пожелать провести его к мужчине. Да, и, обе девушки согласились, была ли даже тень возможности надеяться… Они поговорили ещё пять минут. После пришлось оперативно прощаться: у Сакуры на горизонте замаячил Сасори, а перед Вэи промелькнула безрадостная мысль о перспективе не выполнить заданный начальством план. Потому, вспомнив всевозможные воодушевляющие слоганы бывшей сверхдержавы, она зарылась в кипы глоссариев, словарей и черновиков. О печали удалось забыть. Пока что.

***

Токио оставил слёзный след на серой куртке, от его грусти промок весь розовый мех. Вэи, пусть и выбросила сломанный зонтик, и заскочила в ближайший к «Ota Plaza» круглосуточный магазинчик за новым, однако, открыть его так и не решилась. «Ветер — безумный. Я его сломаю только», — ей претило отдавать ещё пятьсот иен, при учете, что у неё осталось лишь девять тысяч пятьсот до конца месяца. На расплывчатую перспективу премии она не особо рассчитывала. В апартаментах «милого друга» было темно, тихо. Он ещё не возвращался. «Может, оно и к лучшему… Нет! Конечно, я хочу, чтобы он отдыхал, просто…» — Вэи тихо сняла насквозь промокшие сапоги. Черно-белые туфли с бантиком она запрятала на манер Кощея — сначала в пакетик, а его в рюкзак. Уже утром, при взгляде на неистовство октября, она поняла, что идти на работу в импортной обуви– кощунство. — «… боюсь повторения вчерашнего разговора. Я ведь приготовлю ужин и сразу побегу на другой, но к Наруто и Гааре. Он захотел поблагодарить нас с ото-то за заботы… Хотя, право, какие же это были заботы? Все же вместе развлекались!» Зонтик оставлен в специальной подставке, куртка на антикварной вешалке. Её робкие шаги — единственный звук в неприлично роскошной квартире. Вэи воровато пробралась в гостевую — своей комнатой великолепную спальню с китайской ширмой назвать не хватало наглости. Там она с облегчением рухнула на кровать. Блаженный взгляд нашедшего покой человека скользил по потолку, пока рука проделывала похожий трюк, но уже в бюстгальтере, из которого она выудила… платиновые браслеты от «Van Cleef». Они переливались преступно-дорогой белизной на вытянутой к потолку руке. Вэи рассматривала дорогой сердцу подарок широко раскрытыми от удивления глазами выпускницы, которой взрослый мужчина преподнёс фисташковую бархатную коробочку с золотой лентой. «Оттуда бы даже маэстро в искусстве воровства не вытянул, просто потому что не мог бы подозревать, что у такой мокрой мыши есть нечто столь ценное…» — от мысли, что в своих испачканных чернилами пальцах она держит сотни тысяч долларов — невообразимая сумма, «вагон денег» — ей стало дурно. Вэи поспешила положить их обратно, в чёрное нутро футляра. Его она скрыла в самой глубине комода. Поставила не рядом с немногочисленной бижутерией, но зарыла под свитерами. Сложный механизм замка, с которым она лишь недавно нашла подобие общего языка, не успокаивал её, не отгонял жутких мыслей о чьих-то загребущих руках. Она просеменила на кухню готовить саба-мисо, карри и тайяки на десерт. У неё было достаточно времени перед выездом в ресторан, — Гаара заканчивал работу ещё позже, чем она; Наруто же, после четырехчасового пребывания в «Конохе», ехал домой делать уроки. «Как хорошо, что я справилась с тем и другим на сегодня…» — Вэи завязала поясок розового халатика с капюшоном в виде головы котика. Она даже не снимала платье. Ей казалось, что, стоит только сбросить «рабочую кожу», как тут же улетучится желание ехать с друзьями. Вместо него на душе осядет чёрный пепел размышлений о прошедшем дне, покрывая свежие раны густым слоем немых, бесполезных сожалений. — «Гаара так старался подобрать место… Уверена, для бедного юноши это было непросто. Он ведь по ресторанам не ради отдыха, но работы ходит. И с людьми, вдвое или трое старше его, а тут — сверстники. Я не могу отринуть его благодарность, как нечто ненужное! Эти мгновения, сейчас, важны, как ритмичность в песне». Ужин спорился под её умелыми, усталыми руками. Она включила радио, чтобы голоса дикторов перебивали зов непрошеных мыслей. Вэи запрещала себе под страхом самобичевания думать о Тобираме-сама до завтрашнего дня. Ей не составляло труда словить нужную волну на новом радио — это не пытаться пробиться через «глушилки», чтобы послушать японское за городом, на даче у родителей Валеры — поэтому вскоре до неё донеслись звуки родной речи. Сообщали про стабилизацию экономической ситуации, возросший уровень проституции, вреде для детской психики новых тайванских игровых приставок… — А про бандитов и «новых русских» мне напишут родители — о таком по радио, которое они «крышуют», не расскажут… — бормотала Вэи под шкварчание сковородки и тихое булькание в кастрюле. — О, ками, поскорее бы пришло письмо… Может, уже? Она поставила тайяки в духовку. Побежала в ванную обновить макияж — свежесть утреннего перешла в тусклость «вечернего» работающей женщины. Когда всё было готово, а печенья-рыбки для Наруто и Гаары бережно упакованы в пакетик, послышался скрежет ключа в замке. Вэи как раз сидела на пуфе, у двери, когда та отворилась и в квартиру вошел Сасори. Тёмно-бордовое пальто, расчерченное педантичным рядом из шести пуговиц — по три на каждом, сияло дождевыми бриллиантами в тусклости жёлтого света. Воротник белой рубашки стал почти прозрачным. Сдержанное золото галстука прилипло к груди. Токио не пощадил и своего лучшего хирурга. Который, раздражённо отряхнув чёрный зонт-трость, не смотря вонзил его в подставку. Мотидзуки справедливо опасалась маэстро, когда тот был не в духе, однако, сидеть тихо, притаившись, точно воровка-мышь, ей вовсе не хотелось. Но поприветствовать озлобленного на дождь и, может быть, кого-то Сасори ей не удалось. Тот опредил её, расстегнув пальто несколькими резкими жестами. — Поганая погодка. Осень в этом году паршивее, чем коррупционные скандалы двухлетней давности. Я, увы, буду вынужден оставить тебя, через минут сорок мне необходимо… — водрузив тяжёлое пальто на вешалку, он повернулся. И, как успела осознать Вэи, судя по вздернутым бровям, понял, что «поганая погодка» не задержит её под его крылом надолго. — А куда ты собралась под ночь и в такой апокалипсис, позволь полюбопытствовать? — К Наруто… — смягчить недовольство мужчины теплой улыбкой невозможно. — И не ночь сейчас, а всего лишь то половина девятого. Я ненадолго — полтора часа максимум. Нам обоим завтра, каждому на свою мучильню нужно. — Что-то ты зачастила к Узумаки в последнее время… — подозрительность вибрировала аккордами раздражения в его голосе, уходящем всё в большую холодность. Костюм двойка песочного оттенка натянулся, когда Сасори подал своей неугомонной ученице руку, чтобы помочь той подняться с пуфа. — У него… — Вэи бережно сжала руку, спасшую кого-то и сегодня. Предприняла отчаянно-безрезультатную попытку втолковать «милому другу», что другому, не менее дорогому её сердцу, сейчас была необходима поддержка.

***

Токио оставил слёзный след на серой куртке, от его грусти промок весь розовый мех. Вэи, пусть и выбросила сломанный зонтик, и заскочила в ближайший к «Ota Plaza» круглосуточный магазинчик за новым, однако открыть его так и не решилась. «Ветер — безумный. Я его сломаю только», — ей претило отдавать ещё пятьсот йен, при учете, что у неё осталось лишь девять тысяч пятьсот до конца месяца. На расплывчатую перспективу премии она не особо рассчитывала. В апартаментах «милого друга» было темно, тихо. Он ещё не возвращался. «Может, оно и к лучшему… Нет! Конечно, я хочу, чтобы он отдыхал, просто…» — Вэи тихо сняла насквозь промокшие сапоги. Черно-белые туфли с бантиком она запрятала на манер Кощея — сначала в пакетик, а его в рюкзак. Уже утром, при взгляде на неистовство октября, Мотидзуки поняла, что идти на работу в импортной обуви — кощунство. — «… боюсь повторения вчершнего разговора. Я ведь приготовлю ужин и сразу побегу на другой, но к Наруто и Гааре. Он захотел поблагодарить нас с ото-то за заботы… Хотя, право, какие же это были заботы? Все же вместе развлекались!» Зонтик оставлен в специальной подставке, куртка на антикварной вешалке. Её робкие шаги — единственный звук в неприлично роскошной квартире. Вэи воровато пробралась в гостевую — своей комнатой великолепную спальню с китайской ширмой назвать не хватало наглости. Там она с облегчением рухнула на кровать. Блаженный взгляд нашедшего покой человека скользил по потолку, пока рука проделывала похожий трюк, но уже в бюстгальтере, из которого она выудила… платиновые браслеты от «Van Cleef». Они переливались преступно-дорогой белизной на вытянутой к потолку руке. Вэи рассматривала дорогой сердцу подарок широко раскрытыми от удивления глазами выпускницы, которой взрослый мужчина преподнёс фисташковую бархатную коробочку с золотой лентой. «Оттуда бы даже маэстро в искусстве воровства не вытянул, просто потому что не мог бы подозревать, что у такой мокрой мыши есть нечто столь ценное…» — от мысли, что в своих испачканных чернилами пальцах она держит сотни тысяч долларов — невообразимая сумма, «вагон денег», — ей стало дурно. Вэи поспешила положить их обратно, в чёрное нутро футляра. Его она скрыла в самой глубине комода. Поставила не рядом с немногочисленной бижутерией, но зарыла под свитерами. Сложный механизм замка, с которым она лишь недавно нашла подобие общего языка, не успокаивал её, не отгонял жутких мыслей о чьих-то загребущих руках. Она посеменила на кухню готовить саба-мисо, карри и тайяки на десерт. У неё было достаточно времени перед выездом в ресторан — Гаара заканчивал работу ещё позже, чем она; Наруто же, после четырехчасового пребывания в «Конохе», ехал домой делать уроки. «Как хорошо, что я справилась с тем и другим на сегодня…» — Вэи завязала поясок розового халатика с капюшоном в виде головы котика. Она даже не снимала платье. Ей казалось, что, стоит только сбросить «рабочую кожу», как тут же улетучится желание ехать с друзьями. Вместо него на душе осядет чёрный пепел размышлений о прошедшем дне, покрывая свежие раны густым слоем немых, бесполезных сожалений. — «Гаара так старался подобрать место… Уверена, для бедного юноши это было непросто. Он ведь по ресторанам не ради отдыха, но работы ходит. И с людьми, вдвое или трое старше его, а тут — сверстники. Я не могу отринуть его благодарность, как нечто ненужное! Эти мгновения, сейчас, важны, как ритмичность в песне». Ужин спорился под её умелыми, усталыми руками. Она включила радио, чтобы голоса дикторов перебивали зов непрошеных мыслей. Вэи запрещала себе под страхом самобичевания думать о Тобираме-сама до завтрашнего дня. Ей не составляло труда словить нужную волну на новом радио — это не пытаться пробиться через «глушилки», чтобы послушать японское за городом, на даче у родителей Валеры. Вскоре до неё донеслись звуки родной речи. Сообщали про стабилизацию экономической ситуации, возросший уровень проституции, вреде для детской психики новых тайваньских игровых приставок… — А про бандитов и «новых русских» мне напишут родители — о таком по радио, которое они «крышуют», не расскажут… — бормотала Вэи под шкварчание сковородки и тихое булькание в кастрюле. — О, ками, поскорее бы пришло письмо… Может, уже? Она поставила тайяки в духовку. Побежала в ванную обновить макияж — свежесть утреннего перешла в тусклость «вечернего» работающей женщины. Когда всё было готово, а печенья-рыбки для Наруто и Гаары бережно упакованы в пакетик, послышался скрежет ключа в замке. Вэи как раз сидела на пуфе, у двери, когда та отворилась и в квартиру вошел Сасори. Тёмно-бордовое пальто, расчерченное педантичным рядом из шести пуговиц — по три на каждом — сияло дождевыми бриллиантами в тусклости жёлтого света. Воротник белой рубашки стал почти прозрачным. Сдержанное золото галстука прилипло к груди. Токио не пощадил и своего лучшего хирурга. Который, раздражённо отряхнув чёрный зонт-трость, не смотря вонзил его в подставку. Мотидзуки справедливо опасалась маэстро, когда тот был не в духе, однако, сидеть тихо, притаившись, точно воровка-мышь, ей вовсе не хотелось. Но поприветствовать озлобленного на дождь и, может быть, даже кого-то, Сасори ей не удалось. Тот опередил её, расстегнув пальто несколькими резкими жестами. — Поганая погодка. Осень в этом году ещё более паршива, чем коррупционные скандалы двухлетней давности. Я, увы, буду вынужден оставить тебя, через минут сорок мне необходимо… — водрузив тяжёлое пальто на вешалку, он повернулся. И, как успела осознать Вэи, судя по вздернутым бровям, понял, что «поганая погодка» не задержит её под его крылом надолго. — А куда ты собралась под ночь и в такой апокалипсис, позволь полюбопытствовать? — К Наруто… — смягчить недовольство мужчины теплой улыбкой невозможно. — И не ночь сейчас, а всего лишь то половина девятого. Я ненадолго — полтора часа максимум. Нам обоим завтра, каждому на свою мучильню нужно. — Что-то ты зачастила к Узумаки в последнее время… — подозрительность вибрировала аккордами раздражения в его голосе, уходящем всё в большую холодность. Костюм двойка песочного оттенка натянулся, когда Сасори подал своей неугомонной ученице руку, чтобы помочь той подняться с пуфа. — У него… — Вэи бережно сжала руку, спасшую кого-то и сегодня. Предприняла отчаянно-безрезультатную попытку втолковать «милому другу», что другому, не менее дорогому её сердцу, сейчас была необходима поддержка. — Экзамены. Да. Я уже слышал эту версию. И, признаюсь, начинаю в неё мало верить. «Не могу рассказать о Гааре… Пусть ото-то и не просил, но я ведь понимаю, как бы он не хотел, чтобы Сасори знал… К тому же Гаара явно приходит к нам украдкой, прячась от отца… Воистину, какой-то фильм о Джеймсе Бонде получается!» — зарыв мысли поглубже во тьму личных секретов, Мотидзуки ободряюще улыбнулась Сасори «вишнёвыми» губами. Эту, подаренную Су Шу помаду, она использовала для «важнейших мероприятий». Так, ей казалось, будто окружающее видят её как взрослую самодостаточную молодую женщину, а не никчёмную, неловкую барышню, только узревшую «свет». — Мы действительно ещё обсуждаем новые главы «Евангелиона» в перерывах, а ещё он посмотрел замечательный сериал «Зена — королева воинов»! Такой необычный, про греческих богов! Нам обязательно нужно последовать примеру ото-то, уверена, ты по достоинству покритикуешь и оценишь его, — Вэи выпустила мягкую ладонь из своей легкой хватки. Скрестив руки на груди, она, задорно улыбаясь, снизу вверх смотрела на фарфоровое бесстрастие лица Акасуны. — Мы в субботу этим можем заняться, как раз, когда закончим работать на благо общества! Если что, ужин на столе — я не прятала в холодильник. Еда ещё не успела остыть, нельзя подобную туда класть. Сасори ничего не ответил сразу. Вэи поспешила воспользоваться его заминкой и уже было набросила на плечи куртку, как её тут же беспощадно пригвоздил к месту вопрос, произнесённый голосом, который иначе чем «замогильным» она охарактеризовать не могла: — Ты. Что. Курила? — Ну-у-у… да, было дело. Мотидзуки, стоя вполоборота, смотрела, как большие зрачки увеличиваются с каждым вылетевшим из её вишнёвого рта словом. Только невдомёк ей было, что в её откровении столь сильно поразило Акасуну. «Он ведь сам дымит, как «Эшка»! Зачем так удивляться? Такое ощущение, что я сказала, будто наконец-то по-французски понимать научилась…» — беспечно просовывая руки в рукава куртки, она даже не подозревала, какой тайфун собирается буквально у неё под боком. Свистяще-шипящий шёпот — шорох гнева: — Какая… обречённая на вечное слабоумие… тварь… тебя подначила на это безобразие?! Вэи застегнула молнию лишь наполовину — настолько же она поняла причину злости «милого друга», чьих щёк коснулась меловая белизна. Его, и без того раздражённого, открытие довело до белого каления. «Нужно действовать аккуратно… Бережно… Точно, как тогда, в книжной лавке господина Фудзиты, с коробками, в которых хранились ценные экземпляры. Важно перетащить и не уронить», — она, выполнявшая это поручение не раз, знала сколь хрупки могут быть как фолианты, так и человеческое терпение. Поэтому Вэи, подняв руки в знак капитуляции, произнесла с осторожностью безумца, ступившего на реку во время ледохода: — Не поверишь, но в данной истории вот этой слабоумной тварью являюсь именно я… — лёгкий, но убеждающе-существенный нажим на местоимение. — Ведь я попросила закурить. — Ты… что сделала?.. — Сасори пронзил её насквозь острым взором: Вэи ощутила его, как рапиру между рёбер. — Сама попросила?.. — вспышка гнева в карих глазах превратила в Помпеи все надежды Вэи на скорое усмирение этого мощного, неподатливого монстра. Он высвободился из цепей сдержанности души Акасуны, а возвращаться обратно, в неволю, не желал. — Не лги! Не оправдывай этого пи… подлеца! Презренного! Пусть провалится он прямиком в восьмой круг Ада * и горит там в том огне, которым он поджёг эту отраву, которой от тебя несёт за несколько ли! Вэи, которая под эгидой маэстро познакомилась с «Божественной Комедией» Данте Алигьери, вполне ярко представляла себе ту жуткую участь, которую Сасори пожелал для несчастного Осаму… Но в её душе поднялся протест — искренний и простой. «Почему ему можно по пачке выкуривать, а мне и парочку в рот взять нельзя без угроз гореть в Преисподней?» — Сасори, прошу, не пугай соседей такими речами! Они подумают, что ты тут решил расправу над кем-то совершить — без суда и следствия! — Вэи сделала несколько шажков вперёд, осторожно, будто подбираясь к раненному леопарду. — Я ещё раз повторяю — никого я не оправдываю. Я сама стрельнула сижку, потому что день выдался таким удручающим… Хищник отступил в немом недоверии. Хрупкая бесстрастность окончательно разбилась и разлеталась осколками морщин, разрезавших лицо, исказившееся в тотальном шоке. Сасори навалился спиной на стену. — С какими бандитами ты связалась… — Коллегами… с чего ты вообще взял… Он перебил её резким взмахом руки: — То есть, ты уже не замечаешь, как засоряешь свою изысканную речь таким убогим сленгом, да ещё… — изящные пальцы сжаты в острые кулаки. Он стукнул по стене. — Нижайшего разряда?! Тебе хотя бы ведомо, кто так изъясняется? И только сейчас до Вэи дошёл локомотив мысли. Она вздохнула с болезненным облегчением, готовым сорваться в нервный смех. Она резко застегнула молнию. — Конечно, Сасори… — в мягкости тона, обволакивающего его имя, не было и намёка на заискивание. — Я жила в Москве не на Арбате, а в Токио мои соседи как раз мелкие якудза, бандиты и прочие преследуемые законом товарищи. Когда живёшь в какой-то языковой среде, невольно, да выхватишь из неё парочку выражений… Не могу же я общаться с соседями так же, как я разговариваю с тобой. Это будет нечестно и некрасиво по отношению к ним. — О, разумеется, они и слова из нашего «китайского» не поймут, — его губы выразили в усмешке, холодящей душу девушки презрением. — И всё равно, до этого дня я от тебя подобных пассажей даже в кошмаре не слышал. — Зато сделал это в реальности! — Вэи подхватила чёрную сумочку из кожезаменителя. Плечо тут же накренилось к земле, когда его коснулись лямки. «Ну «Моторолла» неподъёмная… Точно кирпичи таскаю!» — Не представляешь, к какому величайшему сожалению. Которое было выписано мрачной тенью на красивом, моложавом лице. Оно не изменилось, когда Вэи подошла вплотную и уже без страха обхватила его безвольно опущенные руки. Как бы передать ему, транслировать сквозь касание всю заботу и волнение, что она хранила в душе для него! Она без труда, так как его голова была опущена на часто вздымающуюся грудь, поймала его не погасший гневом взгляд. — Ну-ну, зачем так переживать? Я обещаю, буду более аккуратна сразу после того, как мы в субботу вместе отдохнём. Никаких поездок — только если вместе куда-нибудь решим сходить! Почитаем вместе «Избранные сочинения» Ба Цзиня! Или, к примеру, можно перечитать «Жена лекаря Сэйсю»! Мигом весь лексикон дворовой обратно под забор убежит! А, если погода позволит, пойдем, как раньше, в парке рядом погуляем! Полюбуемся ещё не опавшими осенними листьями, впитаем в себя скорбную красоту увядания, любимую пору танского поэта Ли Юй-си! И как после таких речей он мог на неё злиться?.. Вэи увидела, что враг пал. Обрадовалась. Знала, как томит, точно на медленном огне, душу гнев. «Ему бы отдохнуть перед работой, а не волноваться лишний раз… Право, по пустякам. Но, ничего, видимо, это из-за того, что день у него тяжелый выдался. Маэстро ведь, обычно, трудно вывести из себя. Даже мне и моему кое-как ковыляющему французскому произношению», — она ощущала горячее сплетение их пальцев. Многогранный букет его нового парфюма — «Iquitos Alain Delon» — расцветал райским сочетанием цветов, плавно снисходящим в дымчатый ветивер. Вэи было жаль, что ей не хватало разумения для понимания полной композиции. Этот аромат был завораживающим. — Ужин на столе! Беги, пока ещё есть время и не остыло! — Вэи разомкнула контакт. Для него нежная связь прервалась с той же резкостью, какой она обхватила душу шёлковыми нитями неразделенной любви. — Хорошо… мой милый гений дипломатии, — Сасори устало потёр двумя пальцами переносицу. — Беги к своему многострадальному ученику. — Вот уж точно… настрадался он так настрадался… Прошептав эти слова, не предназначающиеся тому, кого Акасуна имел ввиду, Вэи внутренним взором представила перед собой Гаару.