숨바꼭질 – Сумбакокчиль.

– Игрок 456, Вам особое приглашение нужно? Ги Хун очнулся от забвения, услышав недовольный, искажëнный маской голос солдата, следившего за комнатой, в которой Сон прятался во время игры. Как долго он здесь пролежал, пытаясь переварить то, что с ним только что произошло? Ему нравится лениво проскочившая мысль о том, что своими пусть и не специальными действиями он хоть как-то мешает этим ублюдкам. Не даёт игрокам умирать, да ещё и стопорит игры. Вряд ли «Розовый» полезет в тайник самолично, чтоб вытащить Сона – интересно, представляет ли он вообще, чем является эта маленькая комнатка? А вот о её наличии он явно в курсе: их предупредили. Если только они самостоятельно её не сооружали. А знает ли солдат о том, что пару минут назад вытворял его Босс недалеко от него? Он точно слышал шум от их перебранки, но не вмешался. Либо ему в принципе запрещено вмешиваться в игровой процесс таким образом, либо он знал. Ведущий мог приказать подчинëнному не мешать ему. Под предлогом игры он подобрался к Ги Хуну, зная, что тот не рискнëт сбежать от него в её разгар, боясь выбыть. И он воспользовался этим. Но никто из них не мог знать, что Ги Хун пойдёт именно сюда, именно в эту комнату и наткнëтся именно на этот тайничок, да и каких-то разговоров по рации Сон не слышал. Получается, во всех комнатах есть такие потайные пространства, иначе подобное совпадение маловероятно. Либо это действительно просто совпадение. Тогда, предупредил ли Ведущий солдата о том, что только что произошло? Какие указания дал? – вопросы, на которые ему не получить ответа, то и дело настырно всплывают в голове. Забавно, что Ведущий, узнав, что Ги Хун спрятался в этой каморке, самолично прибежал прямо сюда. Лишь бы снова поиздеваться над ним. Больной ублюдок. И, самое интересное, Ги Хун, только провалившись сюда, обвëл ладонями всё это пространство, не найдя никаких иных путей. Сону до сих пор неведомо, как именно Ведущий пробрался сюда. Здесь явно есть какой-то тайный ход, может быть, открывающийся какой-то кнопкой или нажатием на определëнное пространство в стене, о котором знал Ведущий. И, вероятно, он ведёт наверх. В их главный штаб. Но зачем было делать такую лазейку? Неужели он планировал возможность подобного развития событий с самого начала? Или этот проход был создан вовсе не для того, чтобы игроки могли там прятаться. Вдруг, если бы Сон спрятался не прямо в этом тайнике, а, например, под кроватью, Ведущий всё равно пришёл бы к нему? От этой мысли кровь стынет в жилах. Он мог бы это сделать. После произошедшего Ги Хун в нём не сомневается. Тогда всё это, даже сама невинная детская игра, обретает совершенно иной смысл. Сон скоропостижно становится чëртовым параноиком. Общий сбор уже был объявлен, и сильно уж рисковать Ги Хуну не хочется, но он должен поискать снова. Всего минутку. Нельзя упускать возможность. – Иду, – достаточно громко крикнул Сон. Голос охрип. Он безумно хочет пить. Смыть бы со своих губ призрачное ощущение чужих. И кровь, и слюну ублюдка, которую тот пропихнул ему в рот, пока Ги Хун безвольно лежал под ним, тихо сходя с ума. Его воротит. – Подождите секундочку, – голос срывается, окончившись придыханием. Солдат молчит, но шума снаружи не слышится. Похоже, ему одобрили его действие, посчитав, что Сону плохо. Впрочем, этот факт недалëк от правды. Ги Хун грузно, тяжело садится, чувствуя себя старой развалиной, и глубоко вздыхает, ужасаясь. К губам страшно прикасаться после того, что с ними сделал Ведущий: он превратил их в обглоданные куски мяса, разворотив всю слизистую вкровь. Они явно очень долго будут заживать. Голова кружится и начинает потихоньку побаливать после сильного удара. Хорошо он его приложил. Ублюдок. Игрок 456 аккуратно разворачивается лицом приблизительно к тому месту, где ранее сидел Ведущий, и начинает по новой трогать стены и пол: проход может открыться в обоих местах. Или же наверху... Ги Хун загорается идеей, настойчиво оглаживая каждую частичку низкого потолка. Они чудом не бились о него макушками, сидя здесь. – Игрок 456, – снова слышится снаружи. Тон начинает звучать угрожающе. Того гляди, сейчас по нему откроют пальбу прямо так, в этой кромешной темноте. – Что Вы там делаете? Вылезайте. Немедленно. В эту секунду он нащупал какую-то маленькую панельку, судя по всему, сенсорную. Но проход нигде не открылся: Сон снова огладил поверхность ладонью. Ги Хун сглотнул, приоткрыв рот, чтобы вобрать в себя бóльшее количество кислорода. Как эта панель работает? Она реагирует на что-то? «На узор ладони», – озаряется Ги Хун. Ведущий есть в базе данных. Он просто коснулся ладонью этой панельки – будучи без перчаток, видимо, и по этой причине в том числе – проход открылся, и он сбежал. Получается, самостоятельно Сону не открыть его. Тогда у него есть только один вариант. – Сейчас-сейчас, – торопливо сообщает он, поворачиваясь обратно и тут же вылезая из укрытия. – Извиняюсь за задержку. Он бы в жизни не был так мил с подонками, но, чтобы усыпить бдительность этого солдата, ему пришлось усмирить свою гордость. На время. Ради дела. Свет больно ударяет по привыкшим к полной темноте глазам, едва Сон оказывается снаружи. Вставая, Ги Хун часто моргает и держится за ушибленный затылок и за рядом стоящую тумбу, надеясь, что ничего серьёзного с ним из-за этого удара не случится. Иначе весь его мини-план, придуманный только что, пойдёт под откос, и он снова останется ни с чем. Только бы не подвела его в нужный момент его голова бедовая. – Пойдёмте. Нас уже заждались, – терпеливо говорит «Розовый», пялясь, похоже, на его кофту: его маска слегка наклонена вниз. С чего этим подонкам уделять такое внимание кофте обычного игрока с первым номером? Ранее ему не казалось это особое, пристальное внимание таким очевидным. Он думал, что всем им просто непривычно видеть 456-го игрока с другим номером. Ги Хун корчит недовольное лицо, вспомнив об этой неприятной маленькой детали. Вспомнив и поняв, кому действительно принадлежит эта вещь. А он носил её на своём теле. Он волновался о том, что ублюдки заберут её, поэтому оберегал, как зеницу ока. Он успел начать дорожить ею, как тем, что связывало его с Ëн Илем. Как его памятью. Как подтверждение того, что этот человек действительно существовал. Он должен избавиться от неё. Сейчас. Она как раз идеально подойдëт для того, что он планирует сделать. Ведущий ведь носил именно этот номер, играя с Ги Хуном бок о бок всё это время? А действительно ли это было так? Может быть, подонок ввëл его в заблуждение и теперь развлекается, наблюдая за очередными его страданиями. Он ведь так и не признался. Сон сам пришёл к такому умозаключению. Он колеблется, застыв на месте. Солдат смотрит на него, и Ги Хун ощущает возникший у того вопрос. И его яркое раздражение. В любом случае, ему придётся использовать её. Отступать не в его правилах. Даже если это будет ошибкой. Даже если потом он будет сожалеть об этом. – Мне жарко, – сообщает Ги Хун, снимая противоречивую вещицу. Солдат явно не понимает, к чему ему эта информация, молча застыв рядом истуканом. Сон оставляет кофту в руках и крепко сжимает её: снимать с пояса будет неудобно и долго. Дождавшись, пока 456-й пройдёт вперёд, солдат привычно выставляет оружие вперёд, ощутимо подталкивая его дулом в спину, не стесняясь и не нежничая. Достал он его, застряв в тайнике и заставив ждать себя, как барышню. Ги Хун, прислушиваясь, незаметно глядит вперёд и по сторонам: никого нет. Они одни. Все уже давно ушли, сопроводив остальных игроков. Но, возможно, из-за задержки к ним уже послали подкрепление, поэтому надо действовать, пока они не покинули верхний этаж дома. Да ещё и камер наставлено во всех коридорах и в комнатах. Ведущий всё равно узнает, что Ги Хун снова устроил резню, и его скрутят рано или поздно. Но, возможно, воспользовавшись их замешательством или неожиданностью, ему удастся хотя бы пробраться наружу и поубивать парочку подонков – уже достижение. Поворачивая вправо, чтобы выйти из комнаты, Сон резко оборачивается на солдата и выбивает оружие из его рук, толкая «Розового» в грудь. То, слетев с него, звучно падает на пол, и Ги Хун тут же отбрасывает его ногой в сторону, одновременно с этим окончательно роняя солдата на пол своим телом. Тот сопротивляется, дëргаясь и пытаясь скинуть разбушевавшегося вдруг ни с того, ни с сего 456-го с себя, и ему удаëтся поменять их местами, схватив за шею словившего из-за гудящей головы дезориентацию Сона. Ги Хун, оказавшись снизу – второй раз за день, чëрт возьми – и отбив себе затылок ещё пуще прежнего, хрипло стонет сквозь сжатые челюсти, ощущая удушение, и, обхватив солдата ногами за пояс, дëргает его на себя за собственную импровизированную удавку на шее того, а затем вдруг бьëт своим лицом о его и снова заваливает «Розового» на пол, еле-еле удерживая себя от потери сознания. Голова сходит с ума от недостатка кислорода и боли, перед глазами всë плывёт, и он душит солдата кофтой, пока тот не прекращает дëргаться и не отпускает его, пока его руки не сползли, устроившись рядышком. Упокоившись. Сидя на трупе, Сон пытается отдышаться, нервно коснувшись ладонью своей шеи спереди. Он совсем не думает о том, что убил сейчас человека: для него все эти люди – подонки, цепные псы отвратной системы. И раньше тоже не думал. Он ни секунду не колеблется перед их убийством. Они этого заслуживают. Он думает только о том, что только что снова сыграл в игру со смертью и победил. Ги Хун слышит приближающиеся снизу шаги, хватает мëртвого солдата за руку и протаскивает безвольное тело через комнату к проходу, подобрав по пути и повязав на себя его винтовку. – Номер Шесть, что у тебя там? – включилась рация. Шаги тем временем всё ближе и ближе. – Почему так долго? Мы поднимаемся, – похоже, им ещë ничего не сообщили «Квадраты». Они же тут главные. Наверняка и за видеонаблюдение именно они ответственны. Забравшись внутрь и подтянув труп к себе так, чтобы выиграть время и спрятать его из видимости за обоями – пришлось подогнуть ему колени – Ги Хун наощупь трогает его, хватает патроны из его карманов, засовывая их в кармашки на штанах – пригодились-таки. – Номер Шесть??!! – раздаётся грубое из рации. Он берëт и её, запихивая в другой свободный карман, а затем суетливо снимает с руки мертвеца перчатку, обнажая ладонь и тут же прикладывая к панельке на стене. От мысли о том, что он сейчас облапал труп подонка, желудок сворачивается в отвращении. Ги Хун отпускает его руку, тут же шаря своими освободившимися ладонями по потолку, и, действительно, именно там и открылся проход – совершенно бесшумно! Комнату заполняет пара человек, и Сон, нащупав лестницу, подползает ближе, хватаясь за неё, и поднимается вверх. Едва он поднялся на пару метров, воцарилась оглушающая тишина: проход закрылся, отрезав его от гомона солдат снизу. Ги Хун облегчëнно выдыхает: получилось. – Шестой, ты где, чëрт тебя дери??! – слышится из рации. Интересно, додумаются ли они поискать в тайничке. И любопытно, продумал ли Ведущий, что Ги Хун может поступить таким образом, когда спустился к нему, а потом исчез, даже не скрываясь и тем самым дав ему знать о проходе? Если да, то, вероятно, его ждёт засада. Это глупо и практически необдуманно, и Сон снова лезет на неизведанную территорию, но он всё равно рискнëт. Он не может объяснить свои подобные акты самоубийства ничем, кроме тяги к справедливости и отмщению. Он сделал месть ублюдкам своей целью. Так или иначе, это личностная цель – промежуточная и сокрыта за главной, благородной целью – спасти людей от гибели в этих кошмарных играх. Но она есть. И она часто даёт о себе знать, проявляясь в поведении и решениях Ги Хуна. Забравшись наверх, он оказался в слабо освещëнном месте, чем-то похожем на вентиляционные ходы, только раза в два больше по периметру. Они созданы для того, чтобы по ним возможно было передвигаться. Его забавляет мысль, что напыщенный Ведущий ползал в подобном месте. Получается, все комнаты действительно соединены друг с другом с помощью этой системы тайников. Осталось понять, какой из ходов ведёт наверх: их очень... очень много. Направо, налево, прямо? Ги Хун решил поползти наугад – прямо.

***

Позаботившись о себе, Ин Хо, вернувшись в свою комнату, расслабленно уселся на кресло, с мазохистским наслаждением ощущая боль от побоев Ги Хуна на своём лице. Вот уж не ожидал он от него такой прыти. Но это весьма в его характере. Нос разбит, под левым глазом – фингал, губы распухли от поцелуев, даже висок кровоточит – когда Ги Хун успел ударить его здесь? Но это совсем не важно. Хван усмехается, касаясь указательным пальцем своих губ. Его уста были солëные от слëз и покрытые кровью. Они были вкусные. Как самый сладкий десерт. Это сочетание пробуждает внутри него жадную голодную сущность. Признаться, Ин Хо, даже и давая ему жирные намëки, не ожидал, что тот действительно додумается в итоге до его личности – ненастоящей, но всë же. И он правда собирался дать ему знать, вручить ему его приз по окончании их мини-игры. Он хотел прочувствовать его реакцию на себе, его разочарование в своей же доверчивости и надежде, но Сон скрыл их в себе и показал только под конец, как-то догадавшись самостоятельно и не давая ему об этом знать, пока его осознание самостоятельно не вырвалось наружу. И его реакция была очень яркой. Такой же яркой, как кровоподтëки на лице Хвана, как результат. Несмотря на то, что Ин Хо не смог контролировать процесс, как задумывал изначально, то, что он смог узреть, было чудесно. Ведь Ги Хун, догадавшись, терпел его прикосновения, зная, что его трогает его драгоценный бывший друг, оказавшийся тем, кто разрушил его привычную жизнь. Сам этот факт вызывает тепло на дне желудка Хвана. Чувства застелили глаза Сона, вылившись в слëзы, покатившиеся на скулы, а затем – в удары. Ин Хо жалеет только о том, что не мог видеть его в тот момент. От одной только мысли о его слезах Хван невероятно сильно заводится. Поэтому, когда он ощутил влагу, коснувшись 456-го, он был поражëн, восхищëн и чуточку озабочен этим фактом. Ин Хо умеет контролировать себя в этом плане – не подросток уже всё-таки – поэтому физиологических проблем не возникло. Однако, пришлось быстренько вернуться к себе, потому что игра была завершена и выжившие игроки должны были вернуться в общежитие, за чем он обязан всегда следить лично. Ин Хо так не хотелось уходить от своей обсессии и возвращаться в реальность. Хван находился во вселенской эйфории, касаясь горьких, отдающих металлом губ, ранее никогда не чувствуя в себе ничего подобного. И он тоже склонен делать ошибки, впервые сталкиваясь с подобным явлением. Ин Хо прикусывает губу, осознав, что случайно ударил Ги Хуна головой об пол, когда менялся с ним местами. Он забылся, будучи в ошеломлении от поведения Сона и от того, насколько невозмутимо тот сидел меж его бëдер, будучи так близко, едва касаясь их своими, когда наклонялся, чтобы нанести очередной удар в скулу, что неаккуратно перевернул его, не обратив внимания на глухой удар и шипение под собой. В его сознании был только факт наличия физической и эмоциональной близости с Ги Хуном. И ненормальное желание сожрать его. Он перестарался. Явно. И теперь Хван беспокоится, не причинил ли ему весомого вреда. На острове нет врачей. Но, похоже, ему придëтся сделать очередное исключение. Он не может позволить, чтобы Сон пострадал. Особенно, если это не было им запланировано. Он ощущает, что... злится, когда Ги Хун страдает не по его воле. Он нуждается в том, чтобы быть единственным, кто может контролировать этот аспект его жизни. Ему нужно будет связаться с ВИПами и спросить, понравилась ли им прошедшая игра. Он обязан это делать каждый раз. И Хван устал с ними возиться, как с детьми, пытаясь угодить, придумывая интересные игры и организовывая их из года в год. А также он устал слушать вечные подначивания из-за его интереса к 456-му номеру. Притворяясь игроком, Ин Хо приходилось незаметно исчезать, чтобы связаться с ними. Они требовали его к телефону. И Хван не мог отказать. Не смел отказать своим богатеньким хозяевам. Они смотрели на их с Ги Хуном взаимодействия две игры. И им безумно нравилось представление, которое Хван устроил, о чём они ему и сообщали, прямо при нём обсуждая его же и Сона между собой. Он просто висел на трубке, хмуро слушая их голоса и иногда что-то отвечая, пока его не отпускали. Но это представление было вовсе не для них. И это было вовсе не притворство, как они считали. С Соном Ин Хо порой действительно забывался, не контролировал свои слова или действия, и они всё это видели. Они видели, но ничего не понимали. Для них их с Ги Хуном тандем – не более, чем интересный роман на экране. Фальшивый спектакль, который для них показывает Хван. А для него всё было по-настоящему. Он даже допустил мысль, что ему не хочется, чтобы эти мерзкие старики смотрели на Ги Хуна. Хотелось оградить его от этого. И самому быть обсмеянным и неправильно понятым – не хотелось. Не хотелось им делиться. Он понял это после последней своей игры. Поэтому она и была его последней. Удачно совпало с бунтом Ги Хуна. И теперь Ин Хо искренне рад тому, что освободился от их наблюдения. По факту, сам-то он пропустил весь второй раунд «Пряток», снова свалив свои обязанности на «Чëрного Квадрата». Тот явно не был рад этому дару, уже побыв главным пару дней, но Ин Хо ничего не может с собой сделать. Его безумно влечёт к Сону. И он слаб перед этим влечением. Поэтому, увидев по камерам, что его дорогой игрок 456 нашёл одну из их тайных комнат – предназначенных так-то для экстренного прибытия подкрепления из штаба, если что-то пойдёт не так во время игры – его глаза тут же загорелись новой возможностью взаимодействия, и потом его было не остановить. Эти тайнички не были засняты камерами, поэтому он мог делать всё, что хочет, не опасаясь быть застуканным ВИПами посредством видеонаблюдения. Он не хотел, чтобы его действия по отношению к Сону идентифицировали как общественную потеху. Это было только его. И Ин Хо сбежал к Ги Хуну с рабочего места, никому ничего не сказав. «Чëрный Квадрат», как обычно, был в комнате управления, добросовестно выполняя свою работу – а потом и навалившуюся на него работу Ведущего, который вдруг куда-то исчез. Как и 456-й с камер видеонаблюдения. Сопоставить эти два факта трудным не оказалось. И Сон действительно верно сказал: весь его персонал в курсе о его интересе к нему. А если не в курсе, то догадываются. Но никто не говорит об этом напрямую. Никто ведь не хочет получить пулю в лоб. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя после того, что произошло между ним и Ги Хуном. Поэтому, вздохнув и отдохнув, Ин Хо поднялся с кресла, надел перчатки и маску и прошествовал вниз – в комнату управления, чтобы поглядеть, как идут дела. – Босс! – торопливо подошёл к нему «Чëрный Квадрат», едва Ведущий переступил порог просторного помещения. Его голос звучал растерянно и нервозно. – У нас проблемы! – Что случилось? – интересуется он, глядя на камеры. Ему вот вообще сейчас не до каких-то там проблем. В его голове сейчас правит только его одержимость 456-м номером. Похоже, Сон оказался прав: он действительно немного отошёл от своей работы, отдав предпочтение самому Ги Хуну. – Игрок 456 сбежал через потайные ходы. Как он о них узнал, мы ума приложить не можем. Наверное, Шестой проболтался, – оправдывается перед ним офицер. Ин Хо застывает, поражëнный. Фокус вмиг сместился на дело. Надо же. Он не ожидал. Совсем. Недооценка противника – вот и последствия его необдуманных действий, продиктованных простым желанием. Он слишком себя балует. – Найти, – мягко махнул он рукой на заместителя. – Такая уж проблема. Нашли из-за чего паниковать. Ему безумно интересно, что же будет делать Ги Хун сейчас. На что он рассчитывает, решив нападать в одиночку? Чего хочет этим заведомо провальным новым бунтом достичь? Он хочет залезть к нему в голову. – Он не мог далеко уйти. Пусть солдаты спустятся и поищут. А затем пускай приведут ко мне, – раздал указания тот. – Живым! И чтоб ни одного волоса с головы его не упало, – уточнил Ин Хо. В голосе послышались грозные нотки. – Сообщить им. – Но, Босс, он вооружëн. Он задушил Шестого, отобрал у него винтовку и скрылся. Он сможет отбиться. И снова куча солдат помрëт. Ещё интереснее. Ин Хо задумчиво закусывает щëку изнутри. Их действительно пощëлкали, как орешки, в прошлый раз – он сам в том числе, но ему нельзя было выходить из образа! Ги Хун бы не доверился ему, если бы он допустил и малейшую оплошность, не убив хотя бы одного своего подчинëнного и тем самым подставив и себя, и весь свой прогресс в эмоционально-доверительном плане приближения к Сону. Также он бы не стал давать ему новые патроны, не стал бы оповещать о ходе операции, и Ин Хо мог бы и вовсе потерять контроль над ситуацией. Это была вынужденная жертва. А вот сам Ги Хун с радостью поубивает их снова. Его безжалостный, противоречивый герой. Ин Хо нельзя так глупо людьми разбрасываться: найти новых так скоро действительно проблематично. Его заместитель в прошлый раз еле-еле отыскал, а в этот будет ещë сложнее. Но что ему тогда делать с Соном? А с ним явно всё в порядке, если тот смог смело провернуть такое. Он понял, как работают их тайные ходы и смог выбраться. Так вот зачем он прибил солдата. Использовал его ладонь, чтобы открыть проход. Впечатляет. Но врача он всё равно запросит. Ему и самому так-то он нужен: Хван как-то не рассчитывал добровольно становиться грушей для битья. Даже для Ги Хуна. В тот момент ситуация вышла из-под его контроля физически. Но Ин Хо был уверен в том, что он всё ещё держит Сона на поводке эмоционально. И оказался прав. – Чем задушил-то? – спустя минуту тягостного обдумывания интересуется Хван. Его правда волнует это. Офицер замирает, явно не будучи готовым к такого рода вопросу. Снова Босс думает не о том. Он смертельно устал от этого. И от лишней работы тоже! – Неужто голыми руками? – не отступается тот, всё допытываясь. «Чёрный Квадрат» медлит, прежде чем тихо выдать, будто это он провинился, а не Ги Хун: – Он сделал это с помощью Вашей кофты первого номера. Ин Хо моргает и отворачивается, глядя в камеры видеонаблюдения за помещением игры и комнатой номер двадцать девять, в которой действительно одиноко валялась на полу его потрëпанная кофта.

***

Ги Хуну обычно везло: он пережил уже десять смертельных игр и остался жив. Но сейчас он только и делает, что петляет по этим чëртовым запутанным ходам, всё время натыкаясь лишь на спуски в комнаты. Ему уже начинает казаться, что он заблудился и теперь всему его плану точно конец: он просто тут застрянет на кучу времени, пока Ведущий не пришлёт за ним подмогу. Ги Хун знает: он бы так это не оставил. Вот тут хочется сказать, к счастью. Но ни к какому это ни к счастью! Что он сделает, когда узнает, что вытворил игрок 456 на этот раз? Здесь было холодно. Ги Хун продрог. Он вспоминал о кофте, размышляя о своём поступке. Правильно ли он поступил? Все мелкие детали, связанные с Ëн Илем, идеально вписываются в слухи, что ходят по общежитию, и в совпадения, которые только сейчас стали приходить на ум, только лишь подтверждая, что он и есть Ведущий. Это всё то, что Ги Хун уже сопоставил ранее, в той каморке. Сейчас он просто заново прокручивает эти размышления в голове по сто раз. Мысли о том, что он ошибается в своём поспешном выводе, что Ведущий просто дурачит его с этой ситуацией с кофтой, подставляя мëртвого Ëн Иля, лишь бы сделать ему ещё больнее, извращаясь аж до такой степени, преследовали его. Он мог ошибиться, сделав поспешный вывод, пока этот ублюдок дышал ему в спину. Вроде бы он сразу осознал, что правильно всё понял, но Сон не давал себе просто согласиться с этим. Ги Хун упрямо не хочет принимать очевидное за действительность. Он не может это принять, не может в это поверить. И он всеми силами отторгает эту мысль. Потому что ему так легче. Так он защищает себя. От очередного провала. И, казалось бы, почему он так противится этой мысли? Они с Ëн Илем были знакомы всего пару дней. Но Ги Хун уже успел привязаться к нему. Поэтому он просто... пытается защитить его честь, его светлый образ в своих глазах, пока Ведущий старается его очернить и омрачить. Возможно, с Ëн Илем у Сона ассоциировалось что-то личное, что-то светлое. И ему не хотелось бы терять это. Поэтому он так сильно сопротивляется. Спустя некоторое очень медленно тянувшееся время Ги Хун, наконец, нашёл выход наверх, прикрытый сверху люком. Он облегчëнно вздохнул, но всё облегчение улетучилось, когда до него дошло, что всё происходящее странно легко и просто ощущается. По рации тихо. Она бесполезна теперь: видимо, её ему вовсе отключили, что уже говорит об осведомлëнности персонала о ситуации. Сон пытался покрутить станции, но все они были пустые. Его не ищут. За ним не послали солдат: в ходах было тихо, шумным всё это время был только сам Ги Хун, ползающий по ним. Ублюдки определëнно ждут в засаде наверху. Сейчас он вылезет, и его схватят. Он готов. И даже зная это, он всё равно полезет. А больше ничего и не остаётся. Пути назад нет. Ги Хун оставляет рацию здесь, перезаряжает винтовку и поднимается наверх. Аккуратно выглянув из-под люка, он оценивает своё местонахождение. Он находится явно в какой-то важной комнате: «Розовые» сидят спиной к нему за мониторами, а перед ними – несколько крупных мониторов общего плана. Они следят за игроками в общежитии. Это комната управления? Штаб. И проход ведёт именно сюда. Так удобно. Всё сходится. Сон сидит, выглядывая, некоторое время, подгадывая момент, когда можно будет попробовать начать пальбу. Ги Хун аккуратно подносит дуло к месту подъëма люка и, прицелившись, стреляет одному из подонков в голову. А затем ещё одному, мигом повернувшемуся на шум, и ещё одному, побежавшему к нему. Воцарился хаос. По нему тоже открыли пальбу: эти «Квадраты», которые, как он и думал, действительно следят за игроками, тоже были вооружены. Сон прятался под люком, а затем подсовывал винтовку и снова стрелял по ним, пока один из них не подошёл слишком близко. Поняв, что если он так и будет прятаться, его вытащат и наставят на него пушку, Ги Хун откидывает люк, вылезает и, прячась за оным, стреляет снова. И снова, и снова. Тела падают вниз, больше не шевелясь. Перезаряжает, меняет магазин, стреляет. Он мажет много раз, но в него самого не попадают ни разу, что заставляет насторожиться. Они специально стреляют мимо? Лишь создают видимость борьбы. Сон явно не в себе, раз додумался до такого бреда, но, решив рискнуть и проверить свою теорию, он откидывает люк, паля теперь в открытую и продвигаясь ближе к центру. Действительно, они будто совсем стрелять не умеют. Однако одна пуля задевает-таки его в том же месте, где прошлась и в прошлый раз. А подонок, попавший в него, тут же испуганно отбрасывает оружие на пол, окружëнный взглядами, так и кричащими о том, что он совершил непоправимую ошибку. Но Ги Хун этого не видит, рефлекторно хватаясь за закровившее плечо, когда колени предательски подгибаются от прошившей оное острой боли. Тело мигом вспоминает всю усталость и холод, а голова снова начинает кружиться. Его быстро ловят сзади, не дав упасть самостоятельно – похоже, один из подонков притаился и выжидал удобный момент – и придавливают к полу. Напоследок Ги Хун успевает убить ещё одного «Розового». Потом у него отбирают винтовку, как у ребëнка игрушку. Он снова валяется на полу, дëргаясь и шипя. Но в этот раз рядом нет Чжун Бэ. Нет Ведущего. Только лишь куча «Квадратов», окруживших его, пара из которых удерживает его в захвате. Почему их так много?... Он же поубивал как минимум половину. Откуда взялись ещё столько же? Слышатся тихие разговоры. Говорящие были обеспокоены чем-то. Ги Хун не смог разобрать. – Наигрался? – вдруг чëтко звучит насмешливое рядом. С оттенком злобы. Но что-то ещё прячется за ней... Сон не может понять. Ги Хун вертит головой, пытаясь посмотреть, кто с ним говорит. Это был «Чëрный Квадрат». Сон видел его в прошлый раз. В таком же положении, чёрт побери. Тот был вместе с Ведущим. Но сейчас второго здесь нет. Почему? Это настораживает. Он не может быть не в курсе. Не то чтобы Ги Хун хотел его видеть. Просто эта ситуация сама по себе действительно странная. Будто Ведущий позволил ему развлечься таким образом. Снова дал поиграть в героя, прежде чем приструнить. И пожертвовал ради этого своими людьми? Сон лишь невесело и так же злобно хмыкает в ответ на риторический вопрос подонка, смело глядя в безликую маску. Чем этот «Чëрный Квадрат» отличается от других? Он близок с Ведущим? – Завяжите ему глаза и руки, – приказывает тем временем он, глядя на Ги Хуна сверху-вниз в ответ. Но тот так смотрит, будто это «Чëрный Квадрат» пялит на него снизу. Ему аж не по себе становится. Да ещё и один из «Квадратов» нарушил приказ Ведущего, за что теперь будет отвечать, возможно, и сам офицер, в том числе. Всё неладно с этим 456-м! Тут же по его велению к ним подбегают два обычных «Квадрата». Один принёс обычную чëрную повязку, другой – ленту. А «Чëрный Квадрат» куда-то быстро удалился. Будто трусливо сбежал с места происшествия. Это вызывает на лице Сона маленькую ухмылку. Но она быстро стирается, едва Ги Хун видит, что ему принесли, и кривится. Не верёвка. Как нежно. Откуда они это взяли так быстро? Тут до него доходит: это было спланировано. Всё это. Его нападение ожидалось, поэтому у них было всё заранее подготовлено для его обезвреживания. Они знали, откуда он вылезет. Они только не знали, когда. И то, что эти «Квадраты» невозмутимо, как ни в чём не бывало, сидели, работали, явно зная, что скоро к ним в гости нагрянет вооружëнный злой игрок и попытается их всех пристрелить... Сон снова крутит головой, пока ему ещё не перекрыли зрение, подозревая здесь что-то конкретно неладное, и сердце пропускает удар от увиденного. На полу не лежало ни одного убитого им ранее ублюдка.

***

Ги Хуна приводят к нему в весьма приличном виде: с руками, завязанными за спиной чëрной лентой, и с такой же тëмной повязкой на глазах. Словно долгожданный желанный подарок, мило обëрнутый розовым бантиком, да только Сон таковым являться не мог с его-то характером. В противовес, Ин Хо нравится это в нём. Ги Хун взрывается по щелчку пальцев, он очень эмоционален и очень чувствителен – это Ведущий смог проверить самостоятельно. И он был в восторге от этого. Солдаты, проявляя эмоции, небрежно ставят Ги Хуна на колени, не убирая дула винтовки от его спины, на что тот строит недовольное лицо, будучи способный сейчас только на это, и, по кивку Ведущего, следящего за любыми их действиями по отношению к Сону, оставляют их наедине в комнате. 456-й, что подозрительно, смирно сидит. В голове Ин Хо это не вяжется с его яростным сопротивлением некоторое время назад. Он хочет на него напасть и выжидает? Неужели уже понял, куда его привели? А Ги Хун просто ожидает чего-то. Своей участи, наверное. Он понятия не имеет, где он: глаза-то ему завязали ещё в комнате управления. Явно, чтобы не запомнил, куда его ведут. А руки – чтобы не сопротивлялся и не мог ничем пользоваться, особенно колюще-режущим или стреляющим. Но они просчитались: Ги Хун всё равно рыпался, даже когда его вели по лестнице. Он пытался сбить своих попутчиков с ног, постоянно наступал на них, а те терпели, из-за чего Сона постигало мрачное удовлетворение от своих проделок – даст он себя спокойно схватить и увести? Ещё чего. Но в итоге он падал сам. Его унизительно ловили за шкирку, как несмышлëного котëнка, в шаге от удара лицом о ступеньки – о чём он даже не подозревал, но солдаты ему милостиво сообщали. С каждым разом Ги Хун раздражался лишь сильнее. Его действия становились всё неаккуратнее, а падения – чаще. Он, кажись, даже слышал пару смешков. Подонки. По пути ему, в придачу, поведали-таки о том, что все те ублюдки, которых он "убил", на самом деле живы-здоровы. На них всё это время была надета прочная броня, через которую пули не проходят. Он попался прямо в ловушку Ведущего. И был в бешенстве от этого. Всё, что он сделал, оказалось бесполезным. Он ничего не добился, проделав такой старательный путь. Это осознание его убивало. И он догадывается, где находится. И лучше бы он ошибался. Он не хочет видеть этого подонка снова. А он ведь провинился, и, по сути, должен бы быть мёртв. И так было бы с любым другим игроком, позволившим бы себе такую наглую свободу действий. Но Ведущий лишь устроил для него спектакль, позволив побыть в главной роли. И это было максимальное унижение, на которое этот мудак способен в этой ситуации. У него всегда будет преимущество, ведь Ги Хун один против него и его армии. Ему кажется, он не сможет держать свою злобу в себе. Сколько бы Ведущий над ним не потешался, издеваясь, ему не сломить его силу воли. Он всё ещё горит яростным желанием спасти игроков и прекратить игры. Даже после всего этого. Ги Хун аккуратно вертит головой туда-сюда, снова не видя ничего, кроме черни, перед глазами, и напрягает слух, думая, что это поможет ему определить наличие посторонних в комнате. Ин Хо улыбается, умиляясь с его жалких попыток. Он уже знает о том, как прошло его собственное представление. Подумав тогда, он решил дать Ги Хуну свободу действий, раз уж он так этого хочет. И, чтобы не потерять людей, он выдал им броню, сказав надеть под костюм. Повезло, что она у него имелась, хоть и в ограниченном количестве на случай какой-то непредвиденной ситуации. На рабочих «Квадратов», следящих за игроками, как раз хватило. Он велел им устроить ложную перестрелку. Детскую перестрелку. Но так, чтобы Ги Хун не понял, в чём подвох, до самого конца. То, что он видел, было крайне занимательно. Сон палил по всем подряд, хотел прибить как можно больше его подчинëнных, словно надоедливых мерзких тараканов. Так это действительно и был весь его план? Просто ворваться в комнату управления и поубивать его солдат? Ин Хо изначально предположил, что Ги Хун будет действовать подобным образом. Однако, увидеть это в действительности... ощущалось по-другому. И Сон ведь знал, что ничего не успеет сделать, как его поймают. Он не мог не понять этого, оценивая свои шансы на успех. Ин Хо поражает эта неимоверная глупость. Но его смелость и упорство – восхищают. С малейшими – нулевыми – шансами на победу, Ги Хун всё равно полез. Всё равно рискнул. И ради чего? В итоге остался ни с чем. Только, разве что, связанным в комнате Ин Хо. Также, томясь в ожидании, Хван от нечего делать смотрел запись с камеры видеонаблюдения, где Ги Хун душил того солдата. Он до дыр засмотрел её. Хотя, на самом деле, мог бы заняться чем-то более полезным, а не перебрасывать свою работу на других. Да повысит он зарплату офицеру! Муки совести его не одолевают. Это вообще мелочи: он стрельнул своему брату в плечо. Ведущий бесшумно садится перед 456-м на корточки. Пару секунд разглядывает вечно печально сжатые сухие губы, которые выглядят ужасно болезненно; то напрягающиеся, то расслабляющиеся густые брови; волосы, непослушной обрубленной чëлкой падающие на лоб; кадык, подëргивающийся, когда Сон сглатывает; его ставшие за три года заметнее морщинки... Он прекрасен. Ин Хо нравится в нём всё. Кроме роста. Ги Хун его выше. Причëм ощутимо. Ин Хо не может вынести этого. Поэтому сейчас тот сидит на коленях перед Ведущим. Тут Ин Хо переводит взгляд на его плечо, на которое ранее не обратил внимания. Оно привычно взору обмотано бинтом, но оно... кровоточит? Снова. Быть не может. Глаза Хвана смешно округляются, а рот приоткрывается в непонимании. ... Кто посмел ослушаться приказа? Он убьёт его. Позже. Сейчас нужно оказать первую помощь Сону. Его явно просто быстренько замотали бинтом. Лишь бы скрыть от Хвана факт наличия новой раны. Ин Хо успел запросить на остров своего врача, пока ждал прибытия своего ненаглядного бунтовщика. Но доктор прибудет только послезавтра. Вот надо же было Ги Хуну организовывать своё новое нападение именно сегодня, да ещё и получить рану – хотя это его, Ин Хо, вина, потому что так не должно было выйти. Он недоглядел. Он смотрел у себя на большом экране по камерам на "сражение", но проглядел то, как Сона ранили. Отвлёкся на секунду – а его уже скрутили и прижимают к полу. А он даже и не подумал, что что-то не так. Он был тем, кто приказал закончить стрельбу таким образом, поэтому ничего не заподозрил. Так-то, он хотел сделать это сам, но нельзя было портить сюрприз игроку 456. Тогда для него всё стало бы слишком очевидным. А так тот успел сокрушиться, возможно, даже несколько раз, потому что так никого и не убил. Даже несколько привычны уже его попытки сражаться с ним, как с Ведущим. Хван не может представить себе встречу с Соном, когда бы тот не пытался ему угрожать тем, что обязательно остановит игры. И он действительно в это верит. Ин Хо это забавляет и несколько умиляет. Ги Хун пробуждает в нём жгучий интерес своими словами, действиями. Собой. Вспоминается, что Ги Хун раньше имел такой нежный, мягкий и доверчивый взгляд. Щенячий. А сейчас в его глазах, по глупости, осталась только доверчивость, максимально контрастно гармонирующая с холодом и отчуждëнностью. Он стал почти полной своей противоположностью, закрывшись внутри себя на миллион замков. Его трансформация ещё продолжается. Возможно, теперь и доверчивости уже нет в нëм. После того, что Хван с ним сделал. А после того, что сделает, тем более не будет. Ин Хо хочет вытащить его наружу и преобразить. Поэкспериментировать и понаблюдать. Он снимает чëрную перчатку, обнажая светлую ладонь и привлекая шелестом внимание 456-го, который тут же навострил уши и повернулся на звук. Хван не может не сделать этого. Это выше его сил. Ин Хо не хочет упускать момент, хотя взялся подлечить раненного игрока и сейчас теряет время, уделяя внимание своим внезапным эгоистичным желаниям. Сон не задаёт вопросов: ни «где я?», ни «кто здесь?». И ранее не спрашивал, куда его повели. Он догадывается по одному лишь звуку, настолько высокомерному для его слуха, что его догадки были верны – к сожалению – и недовольно вздыхает, не сдерживая себя в громкости. Ин Хо задумался: неужели он надеялся на какой-то иной исход? В его красноречивом вздохе слышатся безмерная усталость и скрытая изнемождëнность. Ин Хо мягко улыбается в ответ на такую реакцию, хоть Ги Хун и не видит. Будто подглядывает за ним. Поэтому Сон совсем не удивляется, когда на скулу мягко опускается чужая – знакомая – ладонь, начинающая аккуратно поглаживать кожу. Завороженно. Будто к хрусталю прикасается. Ги Хун рефлекторно дëргается, а затем лениво, едва-едва кривит пострадавшие губы и показательно отворачивает голову в сторону, уходя от надоедливых прикосновений и оставляя ладонь Ведущего одиноко повиснуть в воздухе рядом с ним. И почему ему всё время нужно к нему прикоснуться? Ги Хуну пришлось смириться с мыслью о том, что грëбаный Ведущий питает к нему явно не платонический интерес. Когда Сон пытался ему угрожать сегодня, тот не стал опровергать его слова. Ему не уйти от этого: он заложник этой игры и самой идеи её прекращения. Он посвятил свою нынешнюю жизнь этому делу. И, пока люди не одумаются и не нажмут нужную ему кнопочку с «Х», Сон заперт здесь. С ним. Они будут пересекаться, и Ги Хуну придётся это терпеть. Хоть он и запер себя с ним добровольно. Но на такое развитие событий он в жизни бы не подумал. Да, он говорил, что если Ведущий продолжит, то Сон разрушит его репутацию. И да, он сделал бы это, пытаясь доказать другим игрокам, что тот даёт ему какие-то привилегии, что должно было возмутить остальных людей. Но, в действительности, кто ему поверит? Многие до сих пор считают его поехавшим, психом. – Прекратите, – со сталью в голосе говорит 456-й. Он устал от него. Особенно за сегодняшний день. Ги Хун вымотан. Практически полностью. Но ублюдок ещё с ним не наигрался. Что бы тот не имел в виду, Ин Хо не собирается прекращать. Даже если Сон пересилит себя и попросит. Скажет «пожалуйста». Сделает глазки, словно у побитой дворняжки. Конечно же, это всë его пустые фантазии – Ин Хо старается останавливать себя вовремя. Но кто ему запретит использовать воображение? Может быть, когда-нибудь Ги Хун действительно взглянет на него так. Он чувствует в нём что-то неправильное. То, как Сон себя ведёт... Не так, как Хван предполагал. Снова. Ему приятно было ударить того своей раскрывшейся личностью и получить реакцию. Получается, это последствия его осознания, кем является Ведущий? Или это что-то другое? Прямо противоположное... Ин Хо отнимает ладонь и так же тихо поднимается, как и садился, а затем размеренным шагом проходит за спину Сона, стуча небольшим каблуком об пол, заставляя 456-го на мгновение напрячься, пытаясь додумать, чего вдруг задумал Ведущий. Признаться, ему пришлось пережить очередной нервный скачок сердца. Он и так ходит по лезвию ножа, постоянно дерзя ему и устраивая сцены, мерзко пользуясь своим отвратительным положением. Своими привилегиями. Но, ради дела... Хоть в этот раз мудак и пресëк его попытку начать резню. Почти без крови. Действительно погиб только тот «Номер Шесть» на игровой площадке. И Ги Хун бесится с этого, как не в себя. Из-за того, что повёлся на такую очевидность, попавшись вследствие на крючок к Ведущему. Ну, он хотя бы попытался. Но этого недостаточно. Ин Хо, взяв нужные медикаменты, садится около раненного плеча Сона на корточки и, задрав рукав белой футболки с зелëными элементами, делает своё дело. – Что Вы делаете? – 456-й сначала не понимает, что происходит, и, шипя, дëргает плечом, мешая Ведущему, но, тут же крепко схваченный за сложенное за спиной предплечье другой рукой подонка и вынужденный тем самым покорно сидеть, прекращает возню. Всё равно не убежит он тут никуда, связанный и снова удерживаемый. Да и, в действительности, не помешала бы ему медицинская помощь сейчас. Как он будет, сам раненный, спасать других? Хочется сбежать. Не хочется принимать от него помощь, как очередную подачку. Но Ги Хун понимает, что второй раз раненное в одном месте плечо может здорово ему потом аукнуться. Он снова идёт на сделку с совестью, принимая эту помощь. Он убеждает себя, что вынужден её принять, потому что сидит связанный. Неслыханная для игроков милость – медицинская помощь. Становится стыдно. Будто он виноват в том, что Ведущий на нём помешан, а потому только ему эта помощь и светит. Но он не просил этого. Он никогда не желал подобных мерзких привилегий. Тошно. Как же ему тошно от всего этого. И от себя, потому что он действительно пользуется этими привилегиями. – Тот, кто сделал это с Вами, заплатит, – убедительно обещает ему Ведущий, закончив. Он снова поднимается на ноги и отходит куда-то, чтобы положить медикаменты на место. – Вот увидите. Ги Хуну становится конкретно не по себе. Он догадывается, как. Он прям-таки чует, что Ведущий хочет сказать, как. А упомянутый тем временем возвращается, снова остановившись за его спиной. Ги Хун ощущает его присутствие позади, хоть они и не соприкасаются, и по коже бегут мурашки из-за этого. Позволив себе коснуться коротких чëрных волос на жалкую секунду и тем самым заставив 456-го нервно дëрнуться от очередного прикосновения, Ведущий аккуратно снимает повязку с его глаз, забирая её себе и пропуская меж пальцев. Ги Хун, не ожидав возвращения своего зрения прямо сейчас, промаргивается, когда смягчëнный жëлтый свет ударяет по глазам. Попривыкнув, тот внимательно осматривает убранство помещения, в котором находится, отмечая огромный... чëрт побери, экран! Размером с пол стены. Он даже думать не хочет, на что с его помощью смотрел этот ублюдок. Ведущий, положив повязку на небольшой столик, останавливается прямо перед Соном, частично загораживая ему обзор. Он одет в свою обычную рабочую одежду, и Ги Хун тут же упирает свой взор прямо в вырезы для глаз на маске, всё ещё напряжëнно сидя на полу и не зная, что ему следует делать. Ситуация нетипичная. – Вам, наверняка, интересно, зачем же Вас привели ко мне на ковëр, – о, конечно же, Сону не было интересно. Очевидно, чтобы указать ему на его провал и поиздеваться. Похоже, его мысли отразились на лице. Он уверен: ублюдок рассматривает каждую его эмоцию, словно Ги Хун – его бабочка с самыми красивыми крыльями под микроскопом. – Я хочу, чтобы Вы посмотрели, Ги Хун. И увидели реальность, – вдруг выдаёт Ведущий. Он стоит недостаточно близко, но и недостаточно далеко по отношению к 456-му. Где-то посередине. Но Сон всё равно вынужден смотреть на него снизу-вверх. Однако его не смущает его положение. – Что? – рассеянно-язвительно переспрашивает Сон и хмурит брови, не отводя ответного взгляда от него. Ему непривычно, что Ведущий зовёт его по имени. И ему неприятно думать о сразу же возникающей ассоциации с Ëн Илем. Неужели он хочет показать ему то, что сделает с тем «Розовым», который попал ему в плечо? Жëлтый свет тонко очертил скулы, сильно заостряя ими лицо Ги Хуна, а его глаза отливая медовым оттенком, искусственно придавая им тепло и блеск. Красиво. Ин Хо медлит с ответом. Загляделся. Медлит слишком долго: Ги Хун успевает выгнуть бровь, непонимающе на него смотря. – Меня, – очнувшись, непринуждëнно отвечает Ведущий, пока взгляд 456-го не озарился пониманием, разбивая все догадки Ги Хуна в пух и прах, а затем снова, не торопясь, обходит ошеломлëнного Сона и останавливается позади него. – Что это значит, чёрт возьми? – Ги Хун ждёт, что тот снова дотронется до него, пока заходит за его спину. Сон готовится к этому. Но ничего не происходит. Ги Хун пытается предугадать его новые действия на основе предыдущих. Он часто попадает в цель. Но иногда он промахивается, как сейчас. И его бесит то, что ему достаточно трудно даётся понимание этого ублюдка. Что у него на уме? Ги Хун совершенно не понимает, что им движет. Как в отношении себя, так и в отношении игр. И не то чтобы он хочет понять его, просто сейчас его жизнь зависит от ублюдка, поэтому ему приходится думать об этом. Приходится стараться понять его. – Мне кажется, у Вас обо мне неправильное представление. И я хочу это изменить, – слышится беспристрастное позади. Будто вот ему всё равно. Будто вот это не очередная его новоиспечëнная пытка. А это именно она. – Каким образом? – Ги Хун ощущает, как Ведущий развязывает ему запястья. Он чувствует касание его оголëнной кисти к своей. Тот так и не надел перчатку. Но... серьёзно? Он даст ему сейчас свободу действий? После того, что он учинил сегодня? Это максимально странно. Интересно, многое ли можно сделать из этого помещения? Где они вообще находятся? Ги Хун потерял счёт времени и ориентацию в пространстве, пока его сюда вели. Он был полностью поглощëн своей злобой из-за провала и злостью на ублюдков. Ему было всё равно, куда его ведут, по правде. – Немного потерпи́те и увидите. Вам понравится, – добродушно отзывается Ведущий, окончательно освободив его руки. Они не пострадали, потому что их связали аккуратно. Какая забота. Сон тихо вздыхает и тут же подтягивает к себе свои верхние конечности, не готовый к очередным его авантюрам. Ему хватило прошлых. Тело до сих пор помнит его прикосновения. Его передëргивает от воспоминания. – Значит, мне точно не понравится, – тихо, почти про себя парирует Ги Хун, разминая затëкшие запястья. – Ну, не стоит быть таким категоричным к себе, – смеëтся над ним тот, услышав-таки. Подонок. Он снова замер позади. И на сей раз у него нет причин там быть и прятаться: Ги Хун свободен. Это настораживает. В очередной раз. – Я знаю, о чём Вы сейчас думаете, – резко меняет он свой тон и тему разговора. Сон, неловко себя почувствовав, поднимается с колен и вопросительно поворачивается лицом к Ведущему. – Вы хотите избавиться от меня и попробовать поискать что-нибудь полезное в моей комнате. «Его комната», – отмечает важную деталь 456-й, делая шаг назад. – «Он приказал привести меня в свою комнату». Ком подбирается к горлу, застревая в нём. – Но, поверьте, здесь Вы не найдёте ничего важного, – убеждает его Ведущий, следящий за его маленькими передвижениями. – кроме парочки вооружëнных солдат за дверьми, которые находятся здесь, чтобы успокоить Вас в случае Вашего нового мини-бунта, – стоит тот, кстати, прямо перед этими самыми дверьми. Те – позади него. Показушник. За спиной Ведущего виднелся достаточно длинный коридор, по бокам от которого эти двери и располагались, а конце, в центре – лифт. Маска мешает, но Ги Хун знает: он усмехается. Ублюдок. – Так что, пожалуйста, не доводите до того, чтобы им пришлось снова колоть Вам снотворное. Не хотелось бы оставлять синяки на Вашем теле. Действительно, небольшая отметина с прошлого раза осталась на боковой стороне шеи. Он и забыл об этом. События того дня размытые, словно страшный сон. Ги Хун хмуро смотрит на него. Он и правда уже высмотрел, что у подонка на столе у экрана стоит стеклянный сервиз. Если тот ослабит бдительность, то Сон воспользуется этим и ударит его им. Только вот его план действий уже предугадали, а значит, Ведущий готов тут же принять меры, едва только Ги Хун попытается осуществить задуманное, и это и злит, и смущает одновременно. Он настолько предсказуемый? – И что же Вы мне предлагаете? – поджимает губы Ги Хун, тут же пожалев об этом: во-первых, он снова ощутил боль; во-вторых, чëртов Ведущий завис на пару мгновений, явно пялясь именно на них, из-за чего Сону мигом захотелось спрятаться от этого взгляда. Он его не видит. Он его ощущает. Будто его пожирают заживо на месте. Нанизывают на зубочистку оторванные кусочки крыльев и тéльца, а затем отправляют в рот, тут же жадно заглатывая. Какие-то у него странные ассоциации. Жуткие. Ги Хун понятия не имеет, с чем это связано. Он не желает ставить себя в положение жертвы, но его разум делает это самостоятельно. Сон упорно отгоняет эти мысли. – Мы сядем на диван, культурно выпьем виски, а затем, – Ведущий делает небольшую томительную паузу. – Вы снимете с меня маску. Вы же хотели этого, не правда ли? Ги Хун вспыхивает моментально. – Я не буду пить Ваш грязный виски из грязного сервиза, купленного на грязные деньги, – не сдержавшись, выпалил он, всплеснув руками, а затем резко замерев. – Я уже знаю, – выделяет Сон последнее слово. – кто Вы. Так к чему это шоу? Но если он ошибся, то ничего он не знает. И Ведущий не знает, что он знает, а значит, шоу имеет смысл. Ги Хун всячески пытается придать своей мысли об ошибочности его поспешного вывода подкреплëнное аргументами основание. Ведущий не двигается: беззастенчиво стоит, руки расслабленно опущены по бокам. Полностью контролирует ситуацию. Полностью контролирует Ги Хуна. – Почему же тогда Вы так противитесь этой возможности, которую я Вам даю? Это ведь плëвое дело, которое принесёт Вам только лишь удовольствие. Неужели так не хотите смотреть на то, что сделали с моим лицом? Мне казалось, Вы были вполне довольны содеянным, – уверенно вещает тот. Разукрашенное лицо Ведущего кажется мелочью по сравнению с тем, как Сона сегодня помотало. – Почему Вы ни разу не назвали меня по имени за всё то время, что здесь находитесь, раз поняли, кто я? Ответ прост: Вы сомневаетесь, что я являюсь именно тем, на кого Вы думаете. Вы яростно пытаетесь убедить себя в том, что ошиблись. Вы боитесь того, что увидите под этой маской. И Вы бежите от этого окончательного осознания, от своего принятия, кем я являюсь, как от огня, – с огромным удовольствием на одном дыхании выпаливает Ведущий, эмоционально давя каждым своим словом на Ги Хуна. Его голос твëрд и напорист. В меру громок. Так, будто каждое его слово – это настоящий удар, умело преобразованный в эмоциональный. И 456-й ощущал их на себе. И лучше бы это была физическая боль. Ги Хун бы смог её пережить гораздо легче. Потому что нет ничего хуже такого морального насилия. И ублюдок это отлично понимает. Сон растерянно приоткрывает рот, не ожидав такой яркой большой тирады, и, действительно не найдя себе достойного оправдания в своих же глазах, закрывает его, сглатывая и пряча взгляд, в котором мигом отразились неуверенность и все его всплывшие на поверхность сомнения. Горло пересохло от ужаса. Он ничего не может этому противопоставить. Потому что Ведущий прав. Так он лишь обманет сам себя. Он в ловушке. Одно дело – предполагать, другое – видеть своими глазами. И подонок это понял, увидел, почувствовал в нём. И решил жестоко ударить этим по Ги Хуну. – В любом случае, – решил, наконец, осведомить его Ведущий, когда молчание затянулось. – Вы не вернëтесь к другим игрокам, пока не снимете с меня маску, – добродушно озвучивает свои условия тот. – Вы сегодня хорошенько наломали дров: убили моего солдата, испортили мою кофту, – выделяя это слово, Ведущий заставляет сердце Сона болезненно сжаться. Червячки сомнения всё ворочаются в его голове. – а затем и вовсе сбежали и напали на моих подчинëнных с оружием. Можете считать это своей отработкой. Всё-таки, Вы давно должны быть мертвы за нарушение правил. А отделаетесь довольно легко, – он давит ещё и на его чувства вины и стыда впридачу. Сону и так тяжело, он уже думал об этом. Но когда это оказалось озвучено, стало ещё хуже. На это тот и расчитывал. Ин Хо знает, что снять с него маску – совсем не легко для Ги Хуна. Он дразнит его. Ведь это потребует проявления волевых качеств 456-го, которые Хван притупил, надавив на чувства того. На все сразу. Чтобы вывести на нужные ему эмоции. – Ладно, – нехотя соглашается Сон. Он вздыхает и снова поднимает на Ведущего взгляд, пряча растерянность за фальшивой твëрдостью. У него всё равно нет выбора. Снова. Неужели он думал, что с этим ублюдком когда-нибудь будет иначе? – Но пить я точно ничего не стану, – бурчит он, ставит свой ультиматум. Все его мысли и сомнения в правильности и неправильности своего довода относительно Ëн Иля предательски копошатся в полностью заполненной голове, ввинчиваясь в виски в виде тупой боли. Чёрт с ним. Зачем гадать, когда ему предоставляют действительно щедрую возможность узнать правду? Он сделает то, что Ведущий хочет, и уйдёт отсюда. Сон готов к тому, что увидит, даже если он был прав, и это действительно Ëн Иль. Он согласился, чтобы доказать себе это. Убедить себя в этом. А если нет, он удостоверится в том, что ошибся и сможет спокойно выдохнуть. Он ловит себя на мысли, что не хочет знать, кто этот подонок. Он просто... пытается сберечь себя от бóльшей боли. И, несмотря на свою навязанную смелость и убеждëнность в своей готовности, Сон всем сердцем надеется на второй вариант. – И, я надеюсь, Вы помните очередное правило игр: если игрок не вернётся в общежитие до отбоя, он выбывает, – добавляет Ведущий, подгоняя его. Ги Хун закусывает внутреннюю сторону щеки, пытаясь усмирить в себе так и лезущую изо всех щелей злость. Вот как, значит. Всё продумал. И поставил его в выгодную для себя ситуацию. Ублюдок не получит от него ничего. Никакой реакции. Нельзя поддаваться эмоциям, что бы не случилось. – Если Вы всё-таки решитесь присесть, прошу, – Ведущий невозмутимо указывает рукой на свой тëмный диван за спиной Сона. Он снова надел перчатку. – Предлагаю чисто для Вашего и моего комфорта. Ги Хуну совсем некомфортно, и Ведущий это знает. Мудак. По тяжëлому молчанию и вернувшемуся привычному для него убийственному взгляду Ин Хо понимает, что это отказ. Губы снова непроизвольно тянутся в ухмылке. Он снова спрятался. – Как пожелаете, – сдаётся он. Ему вовсе не было принципиально. Ин Хо знал, что Сон откажется, а принуждать его он не станет. И предложил он это только из любезности, из этикета. Ну и для того, чтобы позлить его ещë сильнее. Хван наблюдает. Выжидает. Вот Ги Хун трагично глубоко вздыхает, готовясь сделать то, что от него требуют. Его переполняют эмоции, которые рвутся наружу, и это видно невооружённым взглядом. Ин Хо ждёт момента, когда они высвободятся. Окончательно. Вот, преисполнившись в своей уверенности, тот подходит ближе, поравнявшись с Ведущим. Глядит со жгучей ненавистью в суженных в презрении глазах. Знал бы он, что Ин Хо питается ею... Знал бы и продолжал бы смотреть на него так? – Давайте же, – низким томным голосом подгоняет его Хван. Ему уже не терпится, а Ги Хун волнуется, нервничает, старается этого не показывать, но сразу же терпит поражение. Ему тяжело, и это так приятно видеть и ощущать в воздухе, наилектризовавшемся между ними. – Сделайте это. Игрок 456 медлит, но вскоре аккуратно касается тëмной маски. Ин Хо затаил дыхание. Ги Хун – тоже. Резонно выбрав покончить с этим делом скорее, а не томить и мучить себя и дальше, Сон резко срывает её с его лица, думая о том, как легко, на удивление, она снимается. Он жмурится на мгновение, выдавая в таком простом жесте всю свою реакцию и все свои мысли, связанные с этой ситуацией, а затем заставляет себя посмотреть в лицо того, за кем он гонялся три года. И сильно ударившееся о грудь сердце невыносимо больно трескается прямо по неровным швам, а тело – мигом леденеет.