Львица и ее маленький львенок

      До виллы они ехали в тишине, нарушаемой только свистом ветра. Мэри никак не комментировала то, что он ушел в ночь, а спустя меньше чем тридцать минут вернулся с порезом и кровью на лице, а Мартино и не собирался рассказывать. Вероятно, завтра ему еще будут задавать вопросы касательно пореза на левой ладони, но он хотел прятать это как можно дольше или списать на неумелое обращение с кухонным ножом во время приготовления полуночного перекуса в темноте. Глупая отмазка, но дающая понять, что копать не стоит. Мартино старался припомнить, есть ли в его аптечке в ванной хирургические иголка с ниткой, если вдруг придется зашивать правую руку, когда вспомнил, что есть куда более простой вариант — домик для гостей. Там его маленькие ссадины не могли увидеть ни дети, ни мать, лишние волнения которых были ни к чему. Можно было свободно включить свет и обработать царапины. С фразой: «сверни туда» — он указал на неприметную дорожку в сторону гостевого домика, который был поодаль от самой виллы. Мэри же, не задавая вопросов, послушно затормозила у самого крыльца, заехав передними колесами на лужайку.       Войдя первым, Мартино без опасений включил свет и двинулся прямиком на кухню. Как и последние двадцать лет, аптечка хранилась над раковиной. Не заботясь об отпечатках крови, которые вдруг могли остаться, он достал увесистую коробку и начал копаться в ней в поисках всего необходимого. Ладонь точно придется зашивать — порез был на подвижной части кожи, из-за чего корочка крови постоянно трескалась. Если этого не сделать, рана будет заживать месяцами, а у него не было времени на подобные неудобные мелочи. Ненадолго Ломбарди остановился, оттянув ткань рубашки, стараясь оценить урон правому плечу. По ощущениям эта была лишь ссадина — вроде, пуля не вошла в плоть, а лишь вспорола кожу. И он оказался прав. Рана едва сочилась кровью. Можно было наложить компресс, хорошенько забинтовать и забыть. На нем все равно все заживало, как на собаке.       Кивнув собственным мыслям, Ломбарди вернулся к изучению содержимого аптечки, но замер. Обзор ему заградила тонкая женская рука с растопыренными пальцами, на запястье которой были изящные золотые часы. Пройдясь взглядом вверх по руке, Мартино дошел до хрупкого плеча, стройной шеи и… его сознание запнулось, когда он понял, что Мэри стоит рядом. Почему-то он думал, что она заглушила двигатель и пошла в сторону виллы, уже поднялась в свою спальню и начала готовиться ко сну, а не последовала за ним внутрь гостевого домика. Несколько секунд он тупо смотрел на нее, словно идиот, никак не в силах понять, что она тут делает. Вероятно, он пялился слишком долго, потому что Мэри заговорила первой: — Снимай рубашку и садись, я все сделаю. — Ты… Что ты здесь?.. — Мартино шумно выдохнул и, прикрыв глаза, надавил на веки. Его голова была занята совсем другим. Ему нужно было решить проблему с тем, что Бари остался без управления, найти людей, организовать… — Все в порядке, иди спать. — Сними рубашку и сядь, — вкрадчиво повторила Мэри, не убирая заслоняющую аптечку руку. Ее голос был тихим и убеждающим, словно она говорила с ребенком. — Я все быстро обработаю, и ты пойдешь отдыхать. — Я сам справлюсь, — чуть громче, чем следовало, раздраженно выдохнул он. — Спасибо, что села за руль, но это просто царапины. Иди… — Тебе будет сложно зашить себе левую ладонь, — перебила его Хэтфорд, перехватив руку с порезом и перевернув костяшками вниз, чтобы была видна рана, словно Мартино ее прежде не видел. — Кожа разошлась, видишь? Одной рукой ты нормально не зашьешь. Дай мне тебе помочь.       Ломбарди дернул губами, уже собираясь сорваться, но вовремя успел себя сдержать. Стиснув зубы, он прикрыл глаза, стараясь выравнять дыхание. Будь ситуация другой, вероятно, он был бы признателен и тут же сел бы на стул, позволяя ей помочь, но сейчас… Раздражение съедало его изнутри. Из-за глупости одного человека у него нарушался установленный порядок. Через порт Бари проходило множество поставок из Восточной Европы, туда же приходил товар от Золотого полумесяца… А теперь все полетело к чертям. И не убить его Мартино не мог. Не после произошедшего. И как выкручиваться, не нарушая покой всей страны, Ломбарди еще не знал. Ему сейчас нужно было побыть одному, отвлечься на физическую боль, а потом сварить кофе и сосредоточиться на решении проблем!       Шумно выдохнув, Мартино начал дергать треклятую рубашку, стараясь поскорее расправиться с дурацкими пуговицами, а потом со скрежетом подвинул один из стульев, что стояли вокруг стола. Рухнув на заскрипевшую от его тяжести деревянную мебель, мужчина уперся локтями в колени и зарылся руками в волосы, стараясь успокоить свои мысли. Эмоции с опозданием настигали его неожиданно уставшее тело. Это дурацкое подобие покушения походило на ложку рассыпанного сахара. Вот вроде мелочь, но она выводила из себя, как ничто другое. — Аллергия на что-то есть? — спокойный голос Мэри ворвался к нему в сознание сквозь толщу мечущихся в поиске решения проблемы мыслей. — Нет, — хрипло отозвался Ломбарди, массируя гудящие виски. — Мартино.       С трудом он смог заставить себя вернуться в реальность и поднял тяжелый взгляд на Мэри. Каково было его удивление, когда он обнаружил, что она так же, но беззвучно — а может он был слишком глубоко в своих мыслях — подвинула другой стул и теперь сидела перед ним. Стоило ему вскинуть голову, как его шеи в районе кадыка коснулось что-то пушистое и прохладное. От неожиданности Мартино чуть дернулся назад, но это оказалась лишь вата, пропитанная, судя по запаху, обеззараживающим средством. Место, где тогда к его глотке прижался нож, чуть защипало. — Я просто продезинфицирую, — объяснила Мэри, показывая ему ватку. — Не дергайся.       Мартино не смог ничего сделать. Только моргнул, а потом вернул корпус на прежнее место — на расстояние полусогнутой руки Хэтфорд. Комната была залита золотистым светом трех лампочек под папирусным абажуром, а на улице заливались соловьи. От ладоней Мэри в медицинских перчатках пахло спиртом, а пальцы левой руки почти невесомо касались кожи в районе шее, тогда как ватка с обеззараживающим средством мягко касалась ранки, что слегка пощипывала. Закончив с горлом, Хэтфорд попыталась наклеить пластырь, но Мартино показательно пришел в движение, поворачиваясь правой стороной и демонстрируя поцарапанную пулей рану. — Как скажешь, — пробормотала себе под нос она, поняв его без слов. Сменив ватку, она начала сначала смывать разводы крови с кожи, чтобы лучше видеть рану. — Не похоже на порез, — заметила она. — Потому что это не от ножа, — цокнул Мартино. Он сам не понимал, почему так раздражен ее заботливыми и бережными прикосновениями. — Пуля прошла по касательной. Просто замотай и все, эскулап. — Не привык к заботе? — не обратив внимание на его грубость, спросила Мэри, заканчивая с дезинфекцией и накладывая стерильную повязку с бетадином. — Не привык тратить время на бесполезные вещи, — проворчал Ломбарди, но приподнял руку, чтобы Мэри было удобнее бинтовать его плечо. — Это просто глупая царапина. — Да-да, — к его удивлению, Хэтфорд усмехнулась уголками губ, а потом покрепче затянула бинт, что тут же надавил на рану, заставляя Мартино кашлянуть. — Ты что-то хотел сказать? — любезно осведомилась она. — Это же просто царапина, разве нет? — Давай поскорее покончим с этим, и ты пойдешь уже спать, — пробормотал мужчина, поджимая губы, начиная чувствовать тупую боль в ранах. — Я тебя не задержу, — кивнула она, завязывая узел. — Но завтра не надейся сбежать от перевязки. — Женщина, ты меня убиваешь, — застонал Мартино, уже представляя, как эта зануда замучает его с соблюдением всех этих нужных перевязок и смен компрессов. — Почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Это же мелочь! — Потому что я за тебя переживаю.       Эти просто сказанные слова, сопровождаемые невинным пожатием плечей, ударили Ломбарди, как обух по голове. Он резко повернул голову в сторону Мэри, что заново обрабатывала руки и меняла перчатки, готовя все для зашивания пореза на его ладони, стараясь понять, насмехается она над ним или говорит серьезно. «Придурок, она сидит тут с тобой, бинтует, заботится и даже не обращает внимание на все резкости и гарканья!» — рявкнул сам на себя Мартино в голове. Он привык, что если это какая-то мелочь, не способная привести к сильным осложнениям, он просто заматывает любое повреждение марлей и клеит сверху пластырь. В единичных случаях, когда ранения были серьезными, люди Ломбарди отвозили своего главу к врачу, который все делал по правилам и стандартам. О нем никто и никогда не заботился так. Внимательно, аккуратно, сидя на кухне. Только в этот момент мысли в голове стихли, наступила блаженная тишина, и Мартино осознал, что происходит вокруг него и с ним. Никто не пострадал. Он дома. То, что дети и мама в порядке, он даже не сомневался, так как в противном случае ему уже доложил бы о нападении кто-то из прислуги — кроме бывших военных в этой вилле никто не работал. Он не получил никаких серьезных повреждений, если не считать порез на руке. Мэри не ушла, а сидела рядом с ним и по собственному желанию заботилась. Даже хорошо, что Джордано проявил себя сейчас. Будут некоторые сложности с заменой, но незаменимых, как известно, не существует. Это событие просто… почему-то выбило его из колеи. А еще он очень некрасиво повел себя с Мэри, которая не желала ему ничего, кроме добра. — Прости, — тут же осознав свою ошибку, сказал он. — Ты не первый мужчина, обремененный властью, что теряет контроль над собой, преодолев кризисную точку, но в то же время понимая, сколько проблем последует за случившимся, — хмыкнула Мэри, потянув его за левой запястье, призывая повернуться, чтобы ей было удобнее работать. — Тебе нужно будет потом сходить в душ. У тебя кровь на волосах. — Я… — Мартино остановил себя прежде, чем начал оправдываться. Это было не в его манере, да и Мэри эти слова, судя по всему, были не нужны. — Дети в безопасности. Это был просто небольшой конфликт между мной и моим подчиненным, — расплывчато объяснил он. — Я знаю. — Откуда? — он даже не дернулся, когда она начала обеззараживать его глубокий порез на руке. — Не про конфликт с подчиненным. Что дети в безопасности. Сначала я переживала, но, когда ты спокойно сел в машину… — Хэтфорд снова пожала плечами, будто этот жест помогал ей подобрать слова, беря в руки иглу. — Если бы что-то случилось с ними… По тебе было видно, что все под контролем. Сейчас будет неприятно. — Ты просто… — Мартино резко зашипел, когда Мэри ввела загнутую крючком иглу во вспоротую кожу его ладони. — Я предупредила, что будет неприятно, — лаконично напомнила она, даже не вздрогнув и продолжив работать. — Я наложу четыре шва. — Не знаю, восхищаться или бояться твоей выдержки, — сквозь стиснутые зубы процедил Ломбарди, глядя на то, как Мэри затягивает перый шов. Осталось три. Он ненавидел шить по живому. — У меня просто большой опыт, — явно не обращая никакого внимания на его боль, сказала женщина. — После того, как зашиваешь раны собственного малолетнего сына, — Мартино не знал, вздрогнул он от услышанных слов или того, как игла вошла в кожу, — можешь справиться с обработкой любой раны. — Шрамы Натаниэля… — Ломбарди вспомнил тонкие серебристые полосы на животе и спине мальчика, которые он видел, когда тот плескался в бассейне. — Ты?.. — Больше некому было, — хмыкнула Мэри, однако ее губы скривились от воспоминаний. Предпоследний шов. — Но… — Для Ната это уже просто потускневшее воспоминание, — Хэтфорд сделала последний шов и начала закреплять нить. — Он всегда был без сознания, так что помнит только процесс заживления. — Но для тебя это было меньше пяти лет назад, — Мартино даже не смотрел на то, как Мэри бинтует его руку. Боль была тупой и ноющей. Неважной. — И я не хочу вспоминать об этом без надобности, — оборвала потом его мыслей она, быстрыми и оттренированными, как он теперь заметил, движениями бинтуя ладонь так, чтобы повязка максимально не сковывала движения. — Теперь это… лишь шрамы, — завязав бинт и за несколько выверенных движений собрав все обратно в аптечку, Мэри поднялась со своего места, чтобы вернуть коробку на место. — Как я и обещала. Больше не задерживаю. — Я не хотел на тебе срываться. — Знаю. — Мэр, — Ломбарди резко встал, перехватив женщина за запястье, — мне правда жаль. — И это я тоже знаю, — она мягко улыбнулась, ненавязчиво вывернув свою руку из его пальцев. — Я не злюсь на тебя. Просто знаю, что, вероятно, тебе нужно сейчас не на разговоры со мной время тратить, а решать возникшие трудности. Все, чего я хотела — обработать твои, как ты выразился, ссадины, чтобы не началось воспаление или заражение, потому что я знаю, как вы, мужчины, игнорируете свое физическое здоровье. — С ума сойти, — усмехнулся Мартино, качая головой.       Он так давно жил сам по себе, привык общаться только с подчиненными, не заводил тесных связей ни с кем, лишь поддерживал связь с родителями, что уже и не помнил, каково это, выстраивать какие бы то ни было взаимоотношения с людьми. Он забыл, что такие самодостаточные женщины, как Мэри, его мать и бабушка, не строят из себя обиженных, чтобы привлечь внимание или приковать к себе. Они говорят прямо или не показывают свою реакцию вовсе. Мэри скорее уничтожила бы его словами, если была бы в ярости, указала бы на то, что ей было неприятно, когда они оба были бы готовы к разговору… — Можно тебя обнять? — Что? — Мэри, уже убиравшая аптечку на полку, чуть не выронила увесистую коробку. Ей понадобилось секунда на то, чтобы убрать таки предмет на место и закрыть шкаф, а потом она полностью обернулась к нему, чуть нахмурившись в непонимании. — Что ты сказал? — Что хочу обнять тебя и прошу разрешения, — улыбнулся Ломбарди, невольно вспоминая, как много-много лет назад, когда Мэри была десятилетней девчонкой, выглядела такой же сбитой с толку, когда слышала его торопливый итальянский с тогда еще выраженным неаполитанским акцентом. — Можно? — Да? — не то спросила, не то разрешила она.       Мартино беззвучно рассмеялся, мысленно забавляясь тому, как абсурдно заканчивается этот на первый взгляд обычный день, а потом подошел к Хэтфорд и осторожно обнял ее, словно боялся раздавить, и поцеловал в макушку, вдыхая почти выветрившийся запах легких цветочных духов. Мэри неуверенно положила свои ладони на теплую кожу его лопатках и скосила глаза на угол его челюсти, не до конца понимая, что вообще происходит. Настроение этого мужчины до этого момента, пусть и менялось, как погода в Лондоне весной, но все же было понятным и объяснимым, однако сейчас его действия выбивали из колеи. — Спасибо, mia fede, — тихо сказал он, шумно вздыхая полной грудью, но при этом даже не думая отстраняться, видимо, совсем забыв, что из одежды на нем одни только брюки да обувь. — Не за что? — Мэри посмотрела на белый бинт на правом плече, что сама же наложила. — Ты меня отпускать собираешься? — Не, мне так хорошо, — весело фыркнул Мартино, сжимая чуть крепче. От неожиданности Хэтфорд издала странный звук между кашлем и писком, и он не смог ничего с собой поделать, разразившись хохотом, вжимая ее в свою грудь. Да, ему определенно стало лучше. — Да не злюсь я на тебя, идиот! — воскликнула Мэри, начав извиваться, стараясь вырваться из неожиданно крепких объятий. — Иди в душ и смой кровь с волос! — Ладно, ладно, — посмеиваясь, он наконец отпустил ее, с наслаждением наблюдая за тем, как на щеках Мэри уже в который раз за сегодня выступил румянец. — Спасибо… — куда тише повторил он, глядя в спину Хэтфорд, что продолжила убираться на кухне, чтобы не осталось «улик».       Активно делая вид, что наводит порядок, Мэри слушала, как отдаляются шаги. Хлопок двери, щелчок замка, полившаяся вода… Захлопнув дверцу мусорки под раковиной, она сдернула с рук перчатки, а потом сложилась чуть ли не пополам, уперевшись ладонями в подрагивающие колени. Она тяжело дышала, стараясь унять нервы, но проклятый запах крови словно въелся в кожу, хотя она прекрасно понимала, что все дело в духоте, закрытых окнах и ее собственных "тараканах". Мужское массивное горячее тело рядом. Едва колючая щетина. Нотки запаха крови. Стараясь отогнать демонов прошлого, что неожиданно вырвались на свободу, Мэри ураганом пронеслась по первому этажу домика, настежь распахивая все окна и впуская свежий ночной воздух. Ей просто нужно было подышать и объяснить собственной психике, что это не Натан. Что он далеко и никогда больше к ней не приблизится. А,если, как и тогда в Пекине, они вдруг окажутся в одном помещении, он не сможет сделать ровным счетом ничего. И Мартино не Натан. От него не пахнет кровью постоянно. Он не причиняет людям боль из удовольствия. Он не причинит боль ей. Это лишь стечение обстоятельств.       Мартино — тот, с кем она гуляла по Неаполю и танцевала под звездным небом. Мартино — вечное ребячество и веселье, смешанное с собранностью и острым умом. Мартино — запах лимонов и немного соли моря. Он не Натан. Снова и снова Мэри повторяла себе эти три предложения, как простые истины, пока ее взбунтовавшееся сознание не утихло и не успокоилось. Шумно выдохнув, она опустилась на все тот же несчастный стул, закрывая лицо ладонями. Усталость резко накатила на нее, и сил что-либо делать не оставалось. Она помнила еще со времен терапии с Николь, что подобное может происходить. Главное, вовремя поймать себя и понять, что вызвало страх. Однако от отката это не спасало.       От одной мысли о том, сколько идти до виллы, числа ступеней, которые нужно преодолеть, чтобы подняться к себе в спальню, становилось тошно. В обычный день это была бы пятиминутная прогулка, но сейчас у Мэри едва ли были силы на то, чтобы встать с этого деревянного стула. В обычный день можно было бы попросить помощи у Мартино, но, учитывая его поведение — то, что произошло — что бы это ни было — сильно портило Ломбарди все планы. Взвесив все за и против, Хэтфорд сняла туфли, босыми ногами прошлепала к Г-образному дивану, а потом, устроившись в уголке и подмяв под себя одну из декоративных подушек, укуталась в плед и закрыла глаза. Сон. Он был ей нужен. Она не хотела думать о том, что Мартино делал, пока она ждала в машине. Не хотела знать, что он сделал, почему и как. Это было не ее дело. Она — Хэтфорд. А Ломбарди лишь ее… друг. Если он попросит ее о помощи, она обязательно откликнется, а пока… додумать Мэри не смогла. Мысль была поглощена темнотой сна.       К собственному удивлению, Мартино обнаружил, что смыть с волос кровь, и при этом не намочить повязки на левой ладони и правом плече — сродни номеру в цирке. Ему пришлось знатно поизмываться над гибкостью своего тела, чтобы избежать этого, но результат того стоил. Смыв с себя кровь, пот и пыль этого дня, Ломбарди снова почувствовал себя человеком и был готов разгребать те неприятности, что ему неожиданно подкинули. В одной из гостевых спален ему повезло найти относительно подходящего размера штаны от пижамы, чтобы не пришлось надевать грязное, а вот рубашку пришлось просто накинуть, потому что та была слишком тесной. Вернувшись на кухню, он уже хотел было, как прилежный ученик, с ухмылкой отчитаться, что даже не намочил ни одну из ран, но… комната была пуста. Хмыкнув, Мартино подобрал с пола свою неприкаянно брошенную рубашку и безжалостно отправил ее в мусорку, куда полетели и брюки с пятнами крови и кругами серой пыли на коленях.       Напевая себе под нос и набирая необходимые сообщения нужным людям, Ломбарди по памяти побрел в сторону гостиной, где его ждал сюрприз в виде свернувшейся клубочком Мэри под пледом. Судя по тому, что она не открыла глаза, не посмотрела на него, хотя определенно точно должна была услышать пение, и даже не пошевелилась — усталость нагнала ее раньше, чем Мартино закончил смывать с себя грязь. Решив, что будить Хэтфорд — кощунство и грех, мужчина устроился на диване неподалеку от нее, набирая сообщения и ожидая входящих звонков. Спать он ночью точно не будет…

***

      Мэри проснулась сама, а не по будильнику, как обычно. Это было необычным, но не настораживающим. Так случалось. Тем более это было объяснимо, учитывая то, как закончился предыдущий день. Главное — сейчас ей было мягко и тепло. Решив позволить себе немного насладиться утром, Мэри повела плечами, разминая их, повернулась на другой бок, обняла декоративную подушку… и замерла. Подушка не должна быть такой высокой. Диван на ощупь не должен быть, как хлопок. От него не должно пахнуть лимонами, немного соленым морем и кофе. — Если ты поднимешь руку чуть выше, определенно точно случится конфуз, — хрипловатый голос Мартино прозвучал совсем рядом, прямо над ее ухом. — Доброе утро, — заботливые руки подтянули сползший плед обратно к ней на плечи. — Будешь кофе? — Я точно засыпала не у тебя на коленях, — хмыкнула Мэри, стараясь не зацикливаться на факте того, что сейчас едва ли не утыкается носом Ломбарди в живот. — Инициатива, — легко отмахнулся он. — Мои бедра явно будут мягче, чем это подобие подушки, толщина которой уступает «Божественной комедии Данте». — Я никогда не перестану поражаться сочетанию твоих качеств. Они слишком противоречивы, — сев и скомкав плед в своих ногах, Мэри взяла левую руку Мартино, что сейчас была ближе к ней и лежала на спинке дивана, и осмотрела повязку. Кровь не выступила сквозь бинты. — И тебе это нравится, — довольно заметил Ломбарди, даже не обращая внимание на то, что женщина крутит и вертит его ладонь, читая какие-то письма на ноутбуке, стоявшем на достаточно широком подлокотнике дивана. — А еще с завидной регулярностью раздражает, — цокнув языком, Мэри отпустила его руку, но вместо того, чтобы положить ее обратно на спинку дивана, Мартино устроил ту на бедре Хэтфорд, словно там ей и место. — Ты далеко не идеальный. — Идеальных не бывает, — хмыкнул Ломбарди, — но я весьма неплох. Кстати, пару часов назад мне звонил Стюарт. Сказал, что освободился чуть раньше и прилетит завтра. — Сам будешь объяснять, откуда у тебя все эти «царапины», — закатила глаза Мэри, а потом, не в силах смотреть на скомканный плед, начала складывать и сворачивать его. — Руку убери, — она между делом кивнула подбородком на ладонь Мартино, что все еще покоилась на ее бедре. — Не хочу, — усмехнулся уголками губ он. — Кофе? — Да, звучит отлично, — Мэри показательно переложила его руку обратно на спинку дивана, а потом, легко встав, пошла в сторону кухни. — Тебе сделать? — Да. Кстати, если хочешь переодеться, Джулика принесла несколько твоих платьев и оставила в ванной. — Что? — Хэтфорд, уже скрывшаяся на кухне, резко выглянула в гостиную. — Здесь была Джулика? — А ты думаешь, я в гостевом домике запасной комплект одежды храню на всякий случай и регулярно пополняю холодильник, впустую тратя продукты? — явно издеваясь, полюбопытствовал Мартино, при этом показав на тарелку с недоеденной яичницей, что стояла на журнальном столике. — Не волнуйся, я не тот любовник, которого нужно старательно прятать от общества. — Мы не любовники, — закатила глаза Мэри, скрестив руки на груди. — Тот поцелуй был… два с половиной года назад? И хватит уже хохмить! — Почему ты никогда толком не проявляешь эмоции, не срываешься, даже когда хочешь? — полюбопытствовал Ломбарди, чуть склонив голову к плечу. — Ты же хочешь сейчас наорать на меня, нет? Почему не делаешь этого? — Потому что в этом нет никакого смысла, — проведя подрагивающей рукой по волосам, Мэри отметила, что не то коса расплелась пока она спала, не то Мартино позаботился о ней еще ночью. — Ты такой, какой есть. То, что меня что-то может в тебе иногда раздражать, не значит, что я должна заставлять тебя измениться для моего удобства. — Спасибо. Рад это слышать. Но выпускать и проявлять эмоции тоже важно. Так и до срыва недалеко, — он критически осмотрел ее с головы до ног, словно видел впервые. — Посуду что ли разбей, раз кричать не хочешь. Я обычно до черных точек перед глазами тренируюсь, но, насколько знаю, ты с оружием не в ладах, так что… Тебе столовый сервиз подарить из керамики? Недорогой, чтобы в стены швырять было не жалко. Можно вообще глиняные. Они… — Нет, — оборвала его рассуждения Хэтфорд, а потом скрылась на кухне.       Несколько секунд царила тишина, а потом послышался стук ее каблуков. Не глядя на Ломбарди, она прошла сквозь гостиную, в сторону прихожей и… раздался приглушенный хлопок двери. Ушла. Так и не выпив кофе и не позавтракав. Мартино несколько секунд смотрел прямо перед собой, а потом весело фыркнул и сделал пометку на бумаге, где составлял список своих дел: «купить столовый сервиз».

***

      Лето в Лондоне в этом году выдалось достаточно прохладным и капризным, лишний раз подтверждая стереотип о непостоянности и привередливости погоды в Англии. Еще утром прошел сильный дождь, а сейчас весь центр умирал от влажности и палящего солнца. Правда, ночью температура снова должны была опуститься до пятнадцати градусов.       Доктор психологических наук Николь Уайт сидела на скамейке в тени дерева и смотрела на пруд сада Букингемского дворца, по которому плыли утки. На сгибе локтя висел ее тренч, утром спасавший от промозглого ветра. Многие туристы, посмотрев прогноз погоды, думали, что больше верхняя одежда им до вечера не пригодится, но те, кто жил в Лондоне, знали лучше. Зонтик так же лежал в ее сумке, так как верить чистоте голубого неба над головой и яркому солнцу молодая женщина не собиралась.       Встреча со Стюартом была назначена на двенадцать часов дня, но у Николь отменился последний клиент до обеда, поэтому она пришла в сад пораньше и наслаждалась подобием тишины шумного города. Пели птицы, смеялись дети, туристы делали фотографии… когда ее телефон зазвонил. Увидев имя, Уайт не смогла не рассмеяться. У Хэтфордов, видимо, было чутье на нее. Откинув свои длинные прямые черные волосы себе за спину и поправив солнцезащитные очки, она приняла вызов. — Совсем заскучала на роскошной вилле в Италии? — вместо приветствия спросила Уайт. — С Ломбарди не соскучишься, — раздраженно выдохнула Мэри на том конце. — Отвлеки меня. Расскажи, как проходит твой день. — Как и всегда, — пожала плечом Николь. — Были пациенты, последний отменился, сейчас сижу в саду Букингемского дворца и жду твоего брата. В последнюю нашу встречу он умолял меня о помощи. Говорил, что если ваши дети выкинут что-то еще, он не выдержит, — Уайт улыбнулась, вспоминая, как отчаявшийся глава мафии сидел перед ней в кресле в том самом закрытом клубе, куда ее два с половиной года назад Мэри позвала выпить. — Просил посоветовать какие-нибудь техники для быстрого успокоения. Я только так и не поняла, как Натаниэль и Кейтлин умудрились взорвать свои мотоциклы… — задумчиво протянула она. — Как дети вообще оказались на мотоциклах? — Это все чертов Мартино Ломбарди, — простонала Мэри, и, о да, Николь прекрасно знала эту интонацию своей подруги. — Рассказывай. — А что рассказывать? — Хэтфорд всплеснула руками. — Мартино просто… — ее голос затих, а взгляд устремился в окно, на веранду, на которой с документами в тени навеса сидел сам Ломбарди. — Проклятье. — Мэри, что случилось? — обеспокоенно спросила Уайт.       Они уже не раз говорили о Мартино, особенно после февраля. Хэтфорд определенно точно испытывала к этому мужчине сильные, пусть иногда и смешанные чувства. Однако никогда раньше Николь не слышала в ее голосе столько грусти и чего-то сходного с отчаянием. — Я проснулась на нем. — Ну, я видела его только один раз, тогда, после нападения на меня, когда жила у вас, но даже с того расстояния… Мне не показалось, что проснуться с ним в одной кровати — не что-то ужасное. Скорее наоборот. Да и учитывая то, как ты мне его описывала… — Я не переспала с ним, — перебила подругу Мэри, мысленно благодаря за то, что та никогда не уходила в психологию, оставаясь просто понимающей женщиной. — Это хорошо или плохо? — Ты сейчас серьезно?! — едва ли не зашипела Хэтфорд. — Я слишком плохо разбираюсь в ваших клановых… особенностях. — Он ведет себя… просто… — Как? — Николь усмехнулась, откинувшись на спинку скамейки. — Для него любой океан словно простая лужа! Будто все так просто! И… он просто невозможен! — Например? — Уайт знала, что сейчас скалится, едва ли не как волчица, которой подсунули спящего ягненка, но не могла ничего с собой поделать. Обычно холодная и сдержанная Хэтфорд, пыхтевшая ей в трубку, как старшеклассница — слишком редкое явление. Успокоить подругу Николь еще успеет. — Вчера кое-что произошло. У него было несколько, — Мэри зло хмыкнула, — «царапин». Он был зол из-за всего произошедшего. Неудивительно. Я заставила его дать мне обработать его «ссадины». Пока я это делала, он успокоился. А потом взял и обнял меня. Еще и поцеловал в волосы. Я уснула на диване и… Что ты думаешь? Утром я проснулась, а моя голова лежит не только на подушке, но еще и на его коленях! Сказал, что «он не тот любовник, которого нужно старательно прятать от общества»! А когда я чуть не вспылила и старалась успокоиться, полюбопытствовал, почему я не ору на него, если хочу. Николь, он предложил мне бить посуду, чтобы расслабиться! — Как по мне, очень даже мило, пусть и с перегибами, — едва сдерживая смех и широко улыбаясь, сказала Уайт. — Ты хочешь, чтобы я просто тебя выслушала или сказала свое мнение? — Говори, — обреченно вздохнула Мэри, чувствуя себя идиоткой. — Ты влюблена в этого мужчину по уши и без понятия, что с этим делать, — тепло заговорила Николь. — Насколько я помню, ты последний раз была влюблена еще во времена университета. И это был какой-то парень в Оксфорде, с которым было весело спать. — Мне было девятнадцать, а Люк был весьма изобретателен в сексе, — безразлично пожала плечами Хэтфорд. — Верю, — не сдержавшись, прыснула со смеха Уайт. — Только сейчас мы говорим не о мальчишке из университета, а о главе Италии, — стараясь избегать компрометирующих словосочетаний в общественном месте, скорректировала свои слова она. — Как я понимаю, не глупом, харизматичным, ярком, не отвратительной наружности, внимательном мужчине, пусть моментами и с раздражающим ребяческим поведением. — А еще он экспрессивный, громкий, горделивые и до невозможности упрямый. — Но он все еще тебе более чем симпатичен? — Очевидно. — Тебе не кажется, что ты не знаешь, что с собой делать и как себя вести потому, что это первый в твоей жизни мужчина, который вызвал в тебе такие сильные чувства? Тебя это пугает. Как и то, что он по сути, насколько я понимаю, стоит чуть выше тебя по статусу. Или я не права? — А даже если?! Николь, какой у этих чувств будет результат? Он тут, а я в Англии. — А с ним ты об этом говорила? — краем глаза она заметила уже хорошо знакомую фигуру Стюарта, что шел в ее сторону с двумя пластиковыми стаканчиками чего-то яркого и, вероятно, фруктового. — Да, на Рождество, — вздохнула Мэри, явно вымотанная собственными переживаниями. — Я сказала, что у нашего притяжения нет никакого развития. — И что он сказал? — Спросил, что будет, если он придумает. — И? — Мы свернули разговор, — призналась Хэтфорд. — Боже, я тебя не узнаю. Просто… Просто дай себе время, а потом поговори с ним, черт возьми! — всплеснула руками Николь, вставая со скамейки и жестом останавливая Стюарта, прося подождать и пока не подходить, чтобы он случайно не услышал их разговор. Такое старший брат слышать точно не должен был. — Мэри, я с ним ни разу не встречалась и совсем не знаю, но из твоих рассказов… Он выглядит, как человек, который готов к конструктивному диалогу. Ну а если между нами девочками и отбросить все возвышенное… — она бросила взгляд на Стюарта, что с нескрываемым любопытством смотрел на нее с расстояния, а потом понизила голос почти до шепота. — Из моего окна, может, и было плохо видно, но уверена, тело у него отличное. А секс очень полезен для здоровья. — Ты очень неправильный психолог, — расхохоталась Хэтфорд на том конце звонка. — Я прекрасный психолог, и ты это знаешь. Но для тебя я просто подруга. Так что, да, я буду очень рада, если ты с удовольствием переспишь с горячим итальянцем. — Ты ужасна! — И я тебя люблю, — бросила Николь. — Мы преодолели кризис? — Иди уже!       С широкой довольной улыбкой Уайт сбросила вызов, а потом пошла навстречу Стюарту, что уже стоял, привалившись плечом к дереву, ничуть не боясь запачкать свой бежевый костюм. На его вопросительно выгнутую бровь и заинтересованную ухмылку, женщина лишь закатила глаза, а потом своровала тот стаканчик с, как оказалось, лимонадом, что ей больше приглянулся. На вкус тот оказался арбузным, приторно-сладким и именно поэтому таким замечательным. — Спасибо, — утолив первую жажду, Николь наконец улыбнулась Хэтфорду, что терпеливо ее ждал все это время. — Это именно то, что мне было нужно. — Пациент? — Твоя сестра. — Не поделишься? — Разумеется, нет, — фыркнула Уайт, надевая солнцезащитные очки, что до этого держали ее волосы, как ободок. — Завтра улетаешь? — Да, — Стюарт отпил глоток из своего ярко-оранжевого стакана. — Боюсь представить, что успело произойти за те две с половиной недели, что меня не было, — он тепло улыбнулся, глядя вперед, видимо, вспоминая своих детей, по которым Хэтфорд так скучал, пусть и старался навещать как можно чаще. — Я, конечно, плохо знаю Алекса, Ната и Кейт, но… что-то мне подсказывает, что седеть ты начнешь раньше, чем рассчитывал, — посмеиваясь, сказала она. — Они там не одни, помнишь? Есть еще Джулиано и Джузеппе, — Стюарт покачал головой. — Они точно дети Мартино. — Мне это, если честно, ни о чем не говорит. Я же не знаю вашего Ломбарди. — Я отправлял тебе приглашение на Рождество, — напомнил мужчина. — Пришла бы, познакомились и пообщались бы. — И я его отклонила. Потому что мне не место на помпезном приеме с политиками, бизнесменами и сильными мира сего. — Ты под защитой нашей семьи. — И все рано не хочу ничего иметь с этим общего, — отчеканила Уайт. — Вы с Мэри в этом родились и выросли. Меня — втянули. Я просто психолог, ладно? — Ладно, — Стюарт вскинул руки, словно сдаваясь. Ему разве что белого флага не хватало. — Тогда как я могу рассказать тебе хоть что-то про Ломбарди, если ты не хочешь даже знать что-либо о моей работе? — мужчина лукаво улыбнулся, невинно попивая свой лимонад. — Он же твой друг, — возмутилась Николь, недовольно закатив глаза. — Расскажи мне про своего друга, а не главу семьи Ломбарди. — Не то что бы мы были прям хорошими друзьями, — признался Хэтфорд, легко принимая выбранную Уайт тему. — Это правда, что познакомились мы давно. Очень давно. Еще когда были мальчишками. Но потом… наша связь, скажем так, прервалась на неопределенное время. Наши семьи вели дела, но, сама понимаешь, отделов и компаний у нас столько, что на пальцах рук и ног не пересчитать. Все встречи проводились доверенными лицами или нашими родственниками, но не нами лично. Изредка мы слышали новости друг о друге. Мартино устанавливал свою власть, я сначала был занят семьей, потом тем же… Мы снова начали общаться только около трех с половиной лет назад. И то, в основном он работал именно с Мэри, а не со мной напрямую. Мы были буквально незнакомцами до последнего времени. — Стой, ты сказал родственники?! — услышавшая это Николь аж замерла посередине дорожки, уставившись на Стюарта. — Ну, да?.. — Хэтфорд неуверенно посмотрел на нее, словно не понимая в чем проблема. — Мэри не рассказывала? — Нет. — Наша семья очень большая, если так задуматься, — принялся объяснять он. — Только вот… отношения у нас не совсем привычные. Ближайшие нам родственники — троюродные. Двоюродных, увы, нет, потому что старший брат моего отца погиб, когда ему было двадцать три, а младшая сестра… — Стюарт ненадолго задумался, а потом тряхнул головой. — Тетя Дафна была очень необычным человеком. С годами ей понадобилась помощь врачей. Их ветви семейного древа так и не дали продолжения. А остальные… да. Это распространенная практика в нашем мире. — А дети знают? — Как я и сказал, у нас не совсем семейные отношения. Они носят нашу фамилию, тоже являются Хэтфордами, но… они не такие, как мы. Они не наследуют. Они… — Стюарт снова замолчал, не совсем уверенный в том, как объяснить. — Не думаю, что это все еще разговор не о моей работе. Возвращаясь к Мартино, как к человеку… Он весьма своеобразен. У нас с ним очень разный менталитет. Но в то же время мне лично с ним весьма просто говорить. Не нужно выбирать слова, не нужно объяснять, не нужно притворяться… — Как со мной, — понимающе улыбнулась Уайт. — Николь, нет, это не был упрек в тою сторону, просто… — Я и не воспринимаю это как упрек, — заверила его женщина. — Просто теперь мне становится еще понятнее, почему Ломбарди буквально ворвался в жизнь вашей семьи. Ты говорил, что, несмотря на разницу менталитетов, он один из тех немногих, с кем тебе просто говорить. А еще?

***

— Только не утоните в бассейне, а? — устало протянул Джузеппе, глядя на то, как неугомонные младшие Хэтфорды несутся в сторону прохладной воды.       С одной стороны, Кейтлин и Натаниэль были их первыми друзьями, с которыми можно было быть откровенными во всем. От них не нужно было скрывать, кто отец мальчишек, не нужно было врать про его работу, придумывать, почему тот живет отдельно большую часть времени и так далее. Но все же разница в возрасте играла свою роль. Вот с Алексом им, наверное, было бы интереснее. Но наследник Стюарта дни напролет торчал на конюшне, возвращаясь только чтобы поспать. Бабушка Виктория даже каждое утро складывала ему едой с собой, чтобы мальчик не забывал питаться. Казалось, он влюбился в того коня, из-за поездки на котором в первый месяц попал в неприятности. Александр занимался жеребцом каждый божий день и уже неделю не вылезал из седла. Поэтому оставались Нат и Кейт. В конце концов, отец постоянно был с Мэри Хэтфорд, занимался с ней какими-то делами — сейчас еще прилетел и Стюарт, так что трое взрослых были в восторге от компании друг друга — бабушка почему-то была тише, чем обычно, а дедушка… словно пропал. Но по какой-то причине это никого не волновало. — Отец последнее время странный, — устроившись на сухом полотенце в тени зонта на лежаке, протянул Джузеппе. — Конкретнее? — Джузелиано перевел прищуренные глаза на брата. — Да ты сам глянь, — тот кивнул в сторону взрослых, что сидели на веранде.       Стюарт и Мэри о чем-то активно разговаривали. Женщина, судя по ее лицу, была страшно недовольна словами брата, тогда как Мартино, что обычно терпеть не мог мешавших ему работать людей, словно завороженный наблюдал за британцами, а точнее мисс Хэтфорд. На его губах была ленивая улыбка, поза расслаблена, а хитрые глаза следили за каждым взмахом ее рук, почти не моргая. И это не было чем-то новым. Сколько бы Джулиано и Джузеппе не смотрели, взгляд отца все время был прикован к этой женщине, особенно если рядом не было больше никого. Господи, да они даже над документами регулярно работали вместе. Это если забыть про то, что пару дней назад они пропали на весь день, а потом объявились только на следующий, и у Мартино при всем при этом была перевязана рука, что удивило всех… кроме Мэри. Она не задала ни единого вопроса. — Ты же не думаешь, что?.. — А на что это еще похоже? — фыркнул Джузеппе. — Но ведь он никогда… — Все бывает в первый раз. — И она? — Джулиано бросил скептический взгляд в сторону веранды, где Мэри Хэтфорд уже успокоилась и устроилась в тени в кресле рядом с Ломбарди. — Она же даже… Нет, она, конечно, симпатичная, но у отца и красивее были. Вспомни хотя бы ту модель, с которой он лет пять назад на обложке засветился. Как ее там звали? Ирина? Карина? — Ты правда считаешь, что внешность — это то, что интересует отца в первую очередь? — Тоже верно… — парень откинулся на лежаке, устремив взгляд в зонтик. — Черт… — Что? — Мне не нравится логическая цепочка в моей голове. — Поясни, — потребовал Джузеппе, тут же подобравшись и вперив взгляд в старшего брата. — Смотри. Сначала мы едем на прием на Рождество и знакомимся с Хэтфордами. Напоминаю, мы остались у них ночевать. Чем там отец занимался и с кем «ночевал» — неизвестно. — Я даже говорить об этом не хочу, не то что представлять, — скривился младший, словно проглотил тухлую рыбу. — Слушай дальше, — потребовал Джулиано. — Потом отец уезжал в командировку в Китай. Там тоже было какое-то международное мероприятие. Помнишь, он вернулся задумчивым и даже остался у нас почти на две недели? — Как тут забудешь. Он разве что в стены не врезался. — Именно, — щелкнул пальцами Джулиано, продолжая рассуждать, тогда как его речь от предвкушения набирала обороты. — Он был странный. Еще и эта новость о переезде в Неаполь осенью. Но только осенью, потому что весной и летом идет ремонт в большом здании, которое станет домом для — помнишь, как он сказал? — всей нашей семьи. И, бинго, лето мы проводим на вилле в Тоскане со всеми этими Хэтфордами. Словно они не семья из Англии, с которой у отца неплохие отношения, а наши двоюродные братья! — Ты сейчас хочешь мне сказать, что… — Джузеппе запнулся, а потом посмотрел на веранду, где Мартино о чем-то активно переговаривался со Стюартом, тогда как Мэри недовольно смотрела то на одного, то на другого. — У нас в скором времени появится мачеха? Ну нет! — Но это же логично! И, заметь, она нас ни разу не пыталась строить, хоть мы с ее сыном и племянницей чего только ни вытворяли! Мэри же ни разу даже голос не повысила! Она точно хочет наладить с нами отношения и понравиться! И чтобы мы дружили с ее сыном и не дрались, когда будем жить вместе. — Она Хэтфорд, — недоверчиво протянул Джузеппе. — Она не переедет из Англии, не бросит все. — Любовь делает и не такое. — А ты-то прям спец, — закатил глаза младший. — Это просто было бы логичным, — пожал плечами Джулиано. — Можем пойти и напрямую спросить. Что нам за это будет? Вон, Хэтфорды как раз куда-то внутрь уходят. — Черт, я точно не собираюсь с ними жить всегда!       Помедлив пару секунд, Джузеппе сорвался с места и ринулся в сторону отца, что чинно попивал себе кофе, ожидая возвращение друзей. Он казался до невозможности довольным, словно кот, которого на все лето отправили к бабушке, которая кормит лишь сметаной и сливками, чешет пузико и вообще боготворит своего четвероного.       Сказать, что что-то не так, можно было лишь взглянув на приближающихся двойняшек, что все меньше походили на детей. К четырнадцати годам оба достигли роста почти в сто семьдесят сантиметров, плечи становились все шире и шире, благодаря активной жизни и спорту оба обрастали мышцами и… все больше и больше походили на отца. И мимика у них была в точности как у Мартино. Те же нахмуренные густые брови, те же искривившиеся поджатые губы, те же раздувающиеся крылья носа, те же горящие острые темные глаза, что при попадании на них луча солнца вспыхивали золотым. Ломбарди заметил бы это, если бы вообще обратил внимание. Но сейчас его куда больше интересовали весьма пикантные фотографии, которыми шантажировали новоизбранного президента Германии, из-за которых Мэри и изводилась последние пятнадцать минут, возмущаясь, что этот идиот даже не додумался посоветоваться и найти правильную девушку. Это было до невозможности смешным. Особенно для Ломбарди. Только поэтому он не заметил приближения сыновей и не смог подготовить себя к следующим словам, что Джузеппе выпалил без секундного замедления и даже остановки на вздох: — Ты хочешь жениться на Мэри Хэтфорд и сделать так, чтобы мы жили все вместе в твоем новом доме в Неаполе?       Так не вовремя решивший выпить глоток кофе Мартино подавился чуть остывшим напитком. Коричневые капли брызнули на скатерть, глянцевые фотографии, рассчитанные далеко не на детские глаза, и накрахмаленную белую рубашку самого Ломбарди. Дрогнувшей рукой, он вытер с подбородка кофе, а потом поднял на сыновей шокированный взгляд. — Что?.. — Ты же поэтому позвал их сюда, да? — уточнил старший. — Чтобы мы все познакомились. Чтобы потом… — Ты же в нее влюбился, да? — перебил брата Джузеппе. — Поэтому и привез сюда и… — Стоп! — оборвал обоих Мартино, подрываясь на ноги, неожиданно для себя обнаружив, что сыновья уже достают ему до подбородка и совсем не похожи прям на мальчишек, как совсем недавно. — Откуда эта мысль вообще появилась в ваших головах? — Просто ты так на нее смотришь, — пожал плечами Джулиано, покосившись на дверь, что вела в дом. — Это очевидно, — в тон ему поддакнул Джузеппе. — Так… — Мартино ущипнул себя за переносицу, собирая свои мысли в кучу. — Во-первых, никто ни на ком не женится. Во-вторых, никто с нами жить не собирается. Мы друг друга поняли? — двойняшки синхронно кивнули. — Отлично, — облегченно выдохнув, он окинул взглядом свою павшую смертью храбрых рубашку. — Но ты ее любишь, да? — решил таки добить отца Джузеппе, застав врасплох во второй раз за три минуты. — Вам об этом… — он хотел было уже по привычке, как всегда делал это раньше, оборвать разговор и поставить табу на этой теме, но вовремя остановился. Мальчишки уже не были детьми. Да и Мэри за этот месяц с копейками не раз показала, что даже с маленькими детьми можно разговаривать. А что еще важнее… Мартино все же хотел выстроить с сыновьями хоть немного хорошие отношения. — Давайте так. Я не пытаюсь запоздало найти вам маму или поиграть в семью. — Уже неплохо, — привычно съязвил Джузеппе. — Думаю, мои отношения с Мэри, пусть они и не такие, как вы себе придумали, касаются только нас с ней, — старательно подбирая каждое слово продолжил Ломбарди. — Мы правда переедем в новый дом в Неаполе. Я, вы и Лети. Бабушка и дедушка будут часто нас навещать. Иногда, по работе, могут приезжать Хэтфорды. Мэр не окажет… — Черт, она уже Мэр… — протянул Джузеппе, пораженно глядя на отца. — Он же реально влюбился! Офигеть! Он живой! — Я сам в шоке, — пробормотал Джулиано, разве что не отшатываясь. — И спокойно разговаривает, а не отмахивается… Ты случайно не заболел? Может, врача? — Мартино прикрыл глаза ладонью, прекрасно понимая, что сначала, вероятно, придется все это выслушать, а потом отправлять обоих к бассейну. Так просто они не разойдутся. Да и серьезный разговор явно придется перенести. — Не-не-не, — резко развеселившись, замахал руками Джузеппе, — я понял! Она ведьма! Просто околдовала его! Как Моргана в сказке про короля Артура! Все же сходится! Иначе и быть не может! — Да, так просто он бы не… — договорить старший из братьев не смог, потому что Мартино за секунду оказался рядом с сыновьями и зажал обоим рты. — Что тут происходит?       Все трое Ломбарди повернулись на голос Мэри, что стояла в дверях вместе со Стюартом. Оба Хэтфорда синхронно подозрительно прищурились, глядя на донельзя комичную картину. Мартино стоял перед своими сыновьями, зажав им рты, но вот три пары глаз были одинаковыми — не то что бы напуганными, скорее… словно их застали врасплох. — Я исполню одно ваше желание без вопросов, и мы продолжим с вами этот разговор чуть позже, но сейчас вы киваете и вернетесь к бассейну, — пробормотал мальчишкам на уши Мартино, молясь, чтобы Мэри и Стюарт не разобрали слов. — Договорились? — двойняшки синхронно кивнули.       Секунда — и руки отпустили рты Джулиано и Джузеппе, и оба тут же сорвались со своих мест, чтобы потом с разбегу рыбкой нырнуть в воду, оставляя отца стоять перед двумя подозревающими неладное Хэтфордами с самым невинным выражением лица. Такое обычно было у детей, что разбили вазу и сваливали все на кота. Кота, который уже две недели жил у бабушки, но пробрался в квартиру с отмычками, чтобы разбить эту самую любимую вазу мамы семейства.

***

      Вечера в Тоскане были особенными и, казалось, никогда не повторялись. Этот был теплым, влажным и едва ветреным. Если в начале лета Мэри еще верила, что погода в Италии летом приятная, то теперь выходила на улицу только по необходимости или же на завтрак и ближе к закату. Сейчас же, когда небо уже почернело, а над головой сияли мириады звезд, она чувствовала, что может дышать, поэтому она открыла окно, не беспокоясь о мотыльках и насекомых, что могли прилететь на свет. Хотя, вероятно, дело было далеко не только в погоде. Решив послушать совет Николь, все это время Хэтфорд думала. Но не только над тем, какие отношения у них складывались с Мартино. Она думала обо всем: как изменилась ее жизнь, куда она движется, какой судьба будет дальше, что ждет Натаниэля, чего ей хочется для самой себя…       Эти пять дней со Стюартом на вилле стали прекрасной передышкой. Брат перетянул внимание всех обитателей дома на себя, и Мэри могла уходить к себе в комнату раньше, выходить позже, почти не участвовать в разговорах с Мартино, не играть с детьми… Только Виктория один раз подошла к ней, чтобы спросить, не случилось ли что, но Хэтфорд лишь улыбнулась и заверила, что все в порядке и ее лишь донимает жара. Внимательный проницательный взгляд женщины, которым та проводила Мэри, говорил, что она не поверила англичанке ни на секунду. Однако допрашивать и вытягивать ответы силком так же не стала, оставила, как есть.       И вот теперь, стоя у распахнутого окна, вид из которого уже стал близким и знакомым, и глядя на сад, что так разительно отличался от их домашнего в Лондоне, Мэри казалось, что она готова принять решение. Глядя на эти засыпанные мелкими камешками широкие дорожки; на ровно остриженные линии кустов; на пышные цитрусовые деревья, что понесут плоды осенью; на еле различимые ночью сады оливковых деревьев, некоторые из которых были старше даже английской королевской семьи, вдали, на ряды кипарисов, на туманные черные горбы холмов с виноградниками и пастбищами для лошадей… Этот пейзаж сначала казался таким чужим и незнакомым, завораживающим, но теперь, спустя короткий промежуток времени, стал успокаивающим. Мэри не могла сказать, что чувствовала здесь себя, как дома, но стало куда комфортнее. Словно Тоскана сама приняла ее. А, может, Хэтфорд позволила себе впустить в себя немного тепла этого региона. — Уже поздно.       Как она и думала, Мартино обходил весь дом после полуночи, проверяя, все ли в легли спать без происшествий. Так было каждый раз, когда сон не шел к ней, и она стояла у окна, глядя на улицу, размышляя и дыша свежим воздухом. Ломбарди всегда заглядывал к ней и напоминал о необходимости отдыхать. Словно он не мог уснуть, пока она не ляжет. Виктория как-то обмолвилась за столом, что Мартино — копия деда: тот тоже всегда уходил спать последним, пока не был уверен, что остальные члены семьи уже в кроватях и безопасности в своих комнатах. Что было весьма забавно, миссис Ломбарди вечно сравнивала сына с Августом, но не с отцом Мартино, Густаво. — Я знаю, — наконец ответила она, поняв, что цикады в саду поют слишком долго. — Неужели этот вид настолько интересный? — В нем всегда можно найти что-то новое, — повела плечом Хэтфорд. — Но я ждала тебя. — Если хотела со мной поговорить, могла бы просто зайти, а не заманивать к себе в спальню. Не подумай, не то чтобы я был против, — усмехнулся Мартино, наконец выходя из-за ее спины и вставая рядом у перил веранды. — Просто двери моего кабинета всегда для тебя открыты. — Мне нравится находиться на своей территории, — словно подтверждая свои слова, Мэри прислонилась плечом к стене рядом и шумно втянула носом запахи Италии, что окружали ее, а потом медленно выдохнула. — Ты бываешь просто невыносим, — Мартино фыркнул на столь очевидное заявление, но не перебил ее, продолжая смотреть на холмы вдали, освещенные лишь месяцем да звездами, — но при этом я ценю каждую проведенную с тобой минуту, — ухмылка мужчины дрогнула, плечи напряглись, а кислород замер на полпути к легким, однако больше он ничем не выдал себя. — Я не помню, когда мне последний раз было так же хорошо в чьей-то компании, если вообще когда-либо было, — Мэри смотрела исключительно на горизонт, что был совершенно статичен. — На Рождество ты спросил у меня, а что если ты придумаешь, что нам делать с тем, как нас тянет друг к другу. Ты смог? — Было несколько идей, — голос Мартино стал куда тише, чем прежде, а английский язык чуть огрубел, потеряв любую игривость, что была ему так свойственна. — Твое мнение изменилось? — он перевел взгляд на женщину рядом, бегая глазами по ее расслабленному профилю. — Я устала бояться, полагаю? Это выматывает. Лучше уж ошибиться один раз, чем постоянно размышлять над тем, а будет ли подобное решение ошибкой. — Ты правда подошла к этому с рациональной точки зрения или тебе проще говорить в такой манере? — Мартино поджал губы, стараясь не давить по привычке. — А сам как думаешь? — Мэри наконец посмотрела на него своими мерцающими в полумраке комнаты, освещенной лишь прикроватной лампой, серо-голубыми глазами, что сейчас были полны тепла и… волнения. Легкого, как туман, и подрагивающего, как гладь тихого озера в предрассветный час. — Как ты это видишь?       Мартино хотел спросить «А ты?», хотел спросить, какого черта они разговаривают вопросами, хотел стряхнуть эту тишину ночи, что кутала их со всех сторон, хотел узнать, почему именно сейчас и что именно изменилось. Его сердце почему-то билось слишком гулко, пусть и ровно. Он не понимал, что заставило Мэри вдруг не просто заговорить об их отношениях, но и сделать из этого…       Мужчина отбросил все размышления и вопросы, роившиеся в голове, в сторону. У него будет время узнать это. Если сейчас он потерпит и сделает все правильно. Она спросила у него, веря и доверяя. Мэри спросила, потому что сама не знала ответов на собственные вопросы и просила Мартино вести ее за собой. А это то, что он умел делать — быть лидером. Если ей нужен был тот, кто возьмет за руку и укажет путь, Ломбарди мог сделать это. Мог бы даже взять и понести, если бы она позволила. Он мог бы… многое.       Взяв Мэри за руку, осторожно, словно спрашивая разрешения, он дождался, когда она чуть сожмет его большую сухую ладонь в согласии следовать за ним, а потом повел в сторону кресла, что стояло у рабочего стола. Они двигались медленно, будто прощупывая почву, не уверенные в том, как это ощущается и подходит ли именно им. Опустившись в кресло, Ломбарди приглашающе потянул на себя, предлагая. И Мэри осторожно опустилась к нему на колени, положив руку на плечо, стараясь игнорировать подрагивание пальцев и проскальзывающую неловкость. Этот момент казался таким хрупким, что они боялись разрушить его даже неверным вздохом, не то что движением. — Я вижу это по-разному, — заговорил Мартино, старательно подбирая каждое слово, впервые сомневаясь в том, что его английский так хорош, как ему кажется. — Мы могли бы встречаться на официальных мероприятиях и задерживаться в этих городах, чтобы провести время вдвоем. Мы могли бы гулять и разговаривать обо всем на свете. Мы могли бы навещать друг друга. Я бы прилетал к тебе, когда ты соскучишься, или когда я почувствую нужду в твоей улыбке. — Ты ненавидишь погоду в Лондоне, — пробормотала Мэри, неуверенно глядя в его почти черные глаза. — Ненавижу, — с широкой улыбкой на губах согласился Мартино, ненавязчиво обнимая ее за талию и притягивая чуть ближе к себе. — А тебе слишком жарко в Италии летом, как бы сильно ты ни старалась это скрыть. Поэтому мы найдем города и страны, где нам обоим будет комфортно. Ну или я просто возьму у Стюарта контакт его портного в Лондоне, — Мэри шумно выдохнула, беззвучно смеясь, но не перебила. — Не думаю, что мы те люди, которым нужно видеться каждый день. У нас обоих есть свои семьи и дела. И ни один из нас не будет это бросать, — улыбка Хэтфорд померкла, но грусть не появилась во взгляде. Она слушала и слышала. — И это нормально. Это и не нужно. Никто не мешает нам видеться, когда мы хотим и сколько хотим. Вот уж в чем мы не ограничены — так это в средствах и возможностях. Расстояние для нас только вопрос времени в самолете. — А потом? — Мэри наклонилась чуть ближе к Мартино, одновременно едва заметно притягивая его к себе за шею. — Что потом? — А нам нужно это потом? — он чувствовал легкий запах ее духов и того эспрессо, что, мужчина был уверен, она выпила меньше тридцати минут назад. — Я могу придумать с десяток вариантов, но и твоя, и моя жизни непостоянны. Слишком много факторов, которые могут повлиять. Нельзя предсказать будущее. Как насчет того, чтобы обсудить это «потом», когда у нас появится в нем потребность? Мне кажется, у нас весьма неплохо получается разговаривать, — Мартино невесомо коснулся кончиком носа ее скулы, чувствуя, как Мэри едва заметно наклонила голову к нему навстречу, словно ластясь и ища контакта. Она боялась, но хотела этого так же сильно, как и он сам. — Думаю, если мы захотим внести правки, — голос Ломбарди еще тише, а в словах появилась характерная хрипотца и звучность, выдававшая его итальянскую суть, — мы сможем, как и сейчас, просто поговорить об этом. Может быть, поиск решения займет у нас время. Но оно есть. В конце концов, это только между нами двумя, — он прижался губами к ее плечу, не скрытому платьем. Едва ли это можно было назвать поцелуем. Лишь прикосновение кожи к коже. — Давай начнем с того, что ты честно говоришь, чего ты хочешь, что бы то ни было, а я даю тебе это? — Любые отношения — это улица с двусторонним движением, — голос Мэри был шелестящим и подрагивающим, волнистым, не подчиняющимся, живым. Ее ладонь скользнула по шее Мартино вверх, к щеке и чуть оттянула назад, чтобы они снова смотрели друг другу в глаза. — Ты и так даешь мне слишком много. Какой бы жадной я ни была… Это будет работать в обе стороны по мере возможностей, поэтому… Чего ты хочешь, Мартино?