Занимательное ботоводство

      Акт III «Развитие и эскалация»

                   Когда его только «сослали» в мирную жизнь, Оулле настоятельно рекомендовали, если не завязать со спортом, то во всяком случае сильно ограничить режим тренировок. В его конкретном случае польза здоровью была эфемерна на фоне угрозы психике от сочетания высоких физических нагрузок и сильных ассоциативных переживаний.       Разумеется, сам Оулле считал совершенно иначе. Для него тренажёрный зал, что в военном городке, что в подвале торгового центра, был неотъемлемой частью именно мирной жизни. Возможность испытать себя и свой организм. Хотя врачи видели в этом совершенно иную взаимосвязь.       Всё же Оулле, как человек, привыкший подчиняться воле вышестоящих, уступил в этом вопросе. Пускай и не совсем по своей воле, а скорее под давлением внешних обстоятельств. Ему не нравилось посещать тренажёрные залы в Таллине, хотя он перепробовал добрую их половину. Нет, его никто не трогал и не мешал. Во всех смыслах. Это Оулле не нравились другие люди в тренажёрных залах. Неаккуратные, неорганизованные, ленивые, притащенные сюда силком и просто раздражающие… Причём не нравились они ему настолько сильно, что порой он едва сдерживался от распирающей его неприязни и желания высказать всё, что он думал по поводу очередного туловища, занявшего нужный тренажёр.       Однако кое в чём Оулле остался верен себе. Бегать он любил ещё до армии, не изменил привычке на службе — там она оказалась жизненно важной, и сумел сохранить её, вернувшись домой. Тут он тоже сталкивался с людьми: глупыми, нерасторопными, самоуверенными и суицидально бросавшимися под ноги. Порой всё это происходило одновременно, но куда чаще было привязано к времени суток.       Если бегать по утрам, под ноги бросались собаки и их спящие на ходу владельцы. Днём — праздно гуляющие бабушки-дедушки в прочной сцепке шириной на всю дорогу, свято уверенные, что никто никогда не будет передвигаться быстрее них. Вечером вновь появлялись собачники, вроде уже не спящие, но следящие за своими питомцами не сильно внимательнее прежнего. Ночью же в парках собирался такой паноптикум странных персонажей, что описывать или классифицировать их не имело никакого смысла ввиду абсолютного разнообразия.       Бег помогал Оулле отвлечься, переключиться и подумать о важном. Например, о том, что его поведение в отношении Тукана отдавало по-детски нелепой обидой, точно недостойной взрослого человека. С другой стороны, Оулле попросту не понимал, а как взрослый человек с достоинством должен реагировать в таком случае. Поговорить, как предлагал доктор? Так ему не хотелось общаться с этим человеком. Не говоря уже про обсуждение всякой ерунды вроде морально-этического аспекта военной службы.       Погода в то утро стояла откровенно не «бегательная»: холод, дождь, туман, сырость и прочая климатическая мерзость. Но Оулле всё равно, назло всему миру, который, впрочем, не был в курсе, упрямо побежал. Он не привык к смене времён года и упорно делал вид, что тотальное похолодание вокруг — всего лишь временная, мелкая неприятность.       В то утро ему и в голову не пришло пропустить день. Просто к спортивной одежде добавился очень старый свитер. Труднее бежать от этого не стало. Слегка же повышенное количество косых, полных непонимания взглядов Оулле вообще не волновало.       Взволновало его в то утро, да ещё как, совершенно иное. Пробегая участок на стыке сразу трёх улиц, он по привычке посмотрел на билборд на другой стороне улицы. Всё это время, с самого первого забега и вплоть до сегодняшнего, там красовалась реклама пива. Немного абсурдная, глупая, несомненно вредная, но по-своему забавная. Она изображала трёх отчаянно, видимо, от безысходности дравшихся за кружку того самого пива бобров. Сбоку на них взирал лось немного, но лишь чуть-чуть осуждающе. Видимо, пиво ему не нравилось, а вот наблюдать — ещё как.       Так или иначе, сегодня рекламы уже не было. На её месте красовалась большая надпись красными буквами на серо-белом фоне: «Не давай им второй шанс!». Чуть ниже имелась другая надпись меньших размеров: «Они тебе не друзья!».       Увидев, прочитав и осознав всё это, Оулле аж встал на месте и потряс головой. Ни одна из надписей, конечно же, никуда не пропала. И даже смысла не утратила. Ему пришлось простоять там минут пять, вглядываясь в билборд, прежде чем он догадался, что происходило.       Каким-то невероятным образом социальная реклама, наклеенная, очевидно, этой ночью, успела к утру либо выцвести, либо изначально была с браком. И конечно же, она не предназначалась одну конкретному Оулле и его переживаниям. Ведь на билборде на самом деле было три фразы. Помимо двух, легкозаметных, имелась также третья, самая большая, практически белыми буквами, расположенная на белом фоне, и конечно же, с ним сливающаяся. Надпись эта состояла всего из одного слова: «Наркотики».       Не выдержав абсурдности происходящего, своей реакции и просто потому, что ему так захотелось, Оулле вдруг расхохотался в полный голос.              ***              — Снежок, однако, — стоя по пояс в сугробе и растерянно оглядываясь, оценил Тукан. — И куда делся туман? Ещё минут пять, и я начну по нему скучать.       — Он перед тобой, — мрачно констатировала Фиона — ей снег доходил почти до груди. — И возле, и под, и ещё много где.       Ситуация вокруг них была ещё более плачевной. Это на вершине холма снег был «всего-то» по пояс рослому крестоносцу. Чем ниже и ближе к лесу, тем его становилось больше. Всю округу засыпало и замело так, что от некоторых деревьев были видны только верхушки. И всё это за одну игровую ночь.       Накануне, когда они вернулись из Нокса, никаких признаков скорых климатических изменений не было от слова «совсем». Наоборот, вроде как даже потеплело и распогодилось, что давало слабую надежду, что зима задержится ещё на недельку-две. Этого бы как раз хватило жрице для воплощения всех её замыслов.       Но зима всё же пришла, да так мощно и помпезно, что обратила всю местность, куда только дотягивался взгляд, в бесконечный, флегматично-спокойный океан снега.       — Такое вообще бывает? — удивился Фалайз. — Тут же довольно реалистичная погода…       — Ой, иди ты, а?! — хором шикнули на него крестоносец и жрица.       В отличие от них, дикий маг, волею своей эльфийской сущности, проваливаться под снежную толщу не спешил. Стоял прямо поверх снега он, может, и не слишком уверенно, но было понятно — в ближайшее время лыжи ему не понадобятся.       — И всё же: так не бывает!       — Как оно бывает — вот, перед тобой, — язвительно ответила Фиона и, недовольно дёрнув плечами, добавила. — Мы в фэнтезийной игре — мало ли, как здесь бывает.       — Обычно здесь бывает так, что ты задумываешься над реалистичностью реального мира, — пространно высказался Фалайз.       — Все мы персонажи какой-то истории…       Из всего Гадюкина не замело только церковь, стоявшую на самой вершине холма, к тому же слишком высокую, и обе землянки — их топили, и потому снега вокруг них было заметно меньше.       — Предлагаю написать нашей таинственной алхимичке письмо с просьбой предоставить в аренду пару кило… — Тукан оценил масштабы бедствия и исправился: — пару тонн кило той соли, которой посыпают дороги зимой. Очень невкусной, между прочим!       — Предлагаю сразу перейти к более реалистичному плану действий и вооружиться вам обоим лопатами. — Фиона улыбнулась, намекая, что это лишь первая часть распорядка грядущего дня. — Они тоже невкусные, но помогут.       — На нас собирается напасть кто-то очень сыпучий? — ехидно поинтересовался крестоносец.       — Можете это себе представлять в процессе прокапывания дорожек. Отсюда и в идеале вплоть до побережья…       После такого Фалайз с Туканом с возмущением заголосили одновременно и громко:       — Ты ничего не перепутала? — с прозрачным намёком уточнил дикий маг.       — Тут же час идти! — добавил крестоносец и повторил громче прежнего. — Идти! Нормальным таким шагом здорового человека. Копать-то дольше! И дальше.       — Я надеялась сегодня совершить ещё одну ходку, может, успели бы чего спасти, — заметила жрица, тоном голоса показывая, что не настаивала на прежнем распоряжении столько категорично, как могло показаться.       — Если оставшееся там сейчас не под снегом — оно подо льдом, — сообщил Фалайз.       — Отлично. Лёд никуда не денется…       — Знаешь такое выражение: “Жадность фраера сгубила”? — уточнил с подозрением Тукан.       — А этот твой фраер не написал случайно книжку про выживание в условиях двухметрового снега? — в тон ему, только куда более едко, уточнила Фиона. — Так или иначе, дорожки хотя бы здесь выкопать надо.       — Почему копать должны только мы вдвоём? — возмутился Фалайз и, поняв, как это звучит, добавил. — А Оулле?       — Ты его где-то видишь?       Тукан скорее для вида пару раз окликнул рахетийца по имени, после чего едко заметил:       — Хорошо замаскировался чертяка! Сразу видно — военный. Впрочем, спрятаться в таком-то снегу…       — Ну хоть ботов дай! — продолжил спорить дикий маг.       — Боты пойдут со мной — рубить дрова.       — О! — насторожился крестоносец. — Будем большой костёр разводить? Фростпанк?       — Почти угадал. Отопление, — почти что по буквам, всем видом показывая, что ей надоел этот разговор, ответила Фиона. — Или ты думаешь, это вот всё — на пару минут?       — Я бы надеялся на это…       — Что там такое?!       Фалайз заметил что-то неладное первым, о чём и возвестил. Оно собиралось на юге, в районе пресловутых болот, и больше всего напоминало очень низкую, зарождающуюся прямо на глазах грозу. Причём её облака были по каким-то непонятным причинам не тёмно-синими и даже не серыми, а оранжевыми с отливами зелёного.       — Сейчас будет…       Что именно будет, по представлению Тукана, он рассказать не успел. На холм на огромной скорости ворвался ветер. Причём не абы какой, а ВЕТЕР. Если он всего лишь сбивал с ног, вдавливая в снег, — это было пощадой. Ту же Фиону, не нырни она в сугроб, скорее всего, унесло бы в далёкие края.       Имелась у ВЕТРА и ещё одна необычная особенность: он был обжигающе горячим. Как будто кто-то открыл большущую, раскаленную до красна доменную печь и начал выдувать из неё воздух. И не наблюдалось ровным счётом никаких признаков того, что жар собирался ослабнуть в ближайшие секунды.       Именно поэтому метели как таковой не случилось. Снег таял и следом сразу же испарялся быстрее, чем успевал подняться в воздух. Зато очень быстро начался ураган из пара, пыли, мелкого и не очень мелкого мусора, а также крайне растерянных животных. Вскоре к ним добавилась и крайне озадаченная, только-только зашедшая в игру Калита, успевшая перед взлётом лишь растерянно выругаться.       — Ох и не повезло Гингеме, — вжимаясь в землю (снег уже почти исчез), пробормотал Тукан. — Двадцать минут, и она будет умолять о домике на голову.       Постепенно, по мере полного исчезновения снега, раскалённый ветер затих, хотя температура воздуха к прежней — околонулевой — не вернулась. Концом представления это не стало. Всё вокруг — на холме, возле него и в окружающих лесах, хоть как-то способное зеленеть и цвести — принялось этим самым заниматься. Причём с умопомрачительной скоростью, словно на каком-то сильно ускоренном видео из теплицы.       Не прошло и пары минут, как Фалайз, Тукан, Фиона и упавший рядом с ними нетопырь, через некоторое время трансформировавшийся обратно в слегка подгорелую Калиту, стояли на залитом зеленью, цветущем весенними травами холме. Аналогичные изменения весеннего рода претерпели и леса вокруг, но не все и не целиком. На юге, откуда пришла магия, расцвело всё, даже с некоторым перебором. На западе и востоке соотношение получилось примерно пятьдесят на пятьдесят. А вот на севере внезапной весны как будто бы и не случилось — лишь снег подтаял, вернув ту обстановку, что стояла там накануне.       — Я думал, эту долину назвали Вечнозелёной из-за сосен и ёлок, — заметил осевшим от удивления голосом Фалайз.       — Я думал, эту долину так назвал кто-то, страдающий смертельной формой банальности, — вторил ему Тукан. — Но да, предварительно он насмотрелся на здешние ёлки.       — Нужно понять, будет ли это происходить снова, — голосом не, терпящим отлагательств и отсрочек, потребовала Фиона с возмущением человека, уже успевшего распланировать первую неделю зимы. — Не хватало ещё, чтобы это повторялось каждый день. Или чаще…       Прежде чем вслух была высказана в общем-то очевидная идея экспедиции на местные болота, с целью разобраться что там происходит и зачем, Калита, указав на небо, заявила:       — Очень плохая идея.       Все синхронно задрали голову и без каких-либо обсуждений или споров пришли к аналогичному выводу. Чтобы сейчас ни произошло в Вечнозеленой долине, какую бы оно ни имело природу и происхождение, данное явление не меняло коренным образом законы погоды. Растаявшая и испарившаяся вода никуда не исчезла. В данный момент она, сбившись в чрезвычайно плотные, низкие, практически угольно-чёрные облака, висела над долиной, готовясь вот-вот на неё обрушиться водопадом и грозой — спасибо перепаду температур.       — Начинаю понимать, почему здесь никто не живёт. — Тукан вздохнул и, толкнув Фалайза, возвестил: — Вперёд, отечество требует дренажных каналов. Или отечество будет смыто с карты.              ***              По итогу к строительству водоотводных каналов было подключено всё население Гадюкина без исключений. Даже зашедший в игру Горчер, желавший всего лишь выяснить что тут происходит, оказался мобилизован на борьбу с надвигающейся стихией.       — Но я только хотел спросить… — успел промямлить он и только.       — Копать отсюда и вниз, на всю глубину лопаты, — напутствовал Горчера заделавшийся прорабом Тукан, дружески похлопывая его по спине.       — Но у меня нет лопаты! — возмутился торговец.       — Зачем тебе лопата, ты что, не патриот? — Убедившись, что это предположение верно, крестоносец махнул рукой. — Тогда иди к Оулле — будешь помогать ему набирать землю в мешки.       — Но у меня нет мешков. — Подумав, Горчер добавил: — И земли.       — Что у тебя вообще есть?       Глаза торговца панически забегали — это он обычно спрашивал у других, что кому надо, а не наоборот. Хороший уличный делец не рассказывал о своём товаре — пустая трата времени. Покупатель и так знал, что ему требовалось, иногда во всех деталях и подробностях. Об этом и надо расспрашивать, одновременно прикидывая где, за сколько, в какой срок удастся достать требуемое и стоит ли мероприятие усилий.       — У меня есть… э-э-э, вопросы? — неуверенно предположил Горчер.       — У матросов нет вопросов! — сказал как отрезал Тукан.       — Но я не…       — Если ты будешь и дальше так стоять — очень скоро им станешь. Подводником.       Судя по отсутствию ветра и молниям то тут, то там, счёт времени до начала ливня с грозой шёл на минуты. При этом главную проблему представляли из себя землянки. Их строили с расчётом на зиму или, во всяком случае, на холодное время года, когда осадки есть, но не в таком количестве, чтобы представлять серьёзную угрозу затопления.       Поэтому землянки окружили водоотводными канавами и укрепили мешками с землей. Не забыли и про крыши: из-за отсутствия времени на капитальное строительство их просто закидали ещё несколькими слоями веток.       — А почему Петлович выглядит как сутенёр? — спросил Фалайз.       Он помогал то тут, то там, и потому безостановочно бегал по всему холму. В этой суете имелась даже какая-никакая система. Хотя, конечно, больше всего в ней было чистой, отборной, бессмысленной суеты.       Фиона удивлённо вскинула голову, отвлекаясь от мешков с песком. Староста и вправду был одет непривычно. Помимо замылившей глаз, старой мешковатой одежды он напялил тулуп. Очень странный тулуп. Помимо того факта, что его определённо шили в темноте, самой примитивной вариацией на тему нитки и иголки, дрожащей рукой, выделялся также материал.       Жрица сразу догадалась, откуда это всё могло взяться. В последнее время рациону ботов позавидовали бы и короли. И то не все. Столько дичи мог себе позволить есть каждый день далеко не всякий монарх. Разумеется, от неё оставались разные несъедобные «запчасти» — копыта, когти, перья и шкурки. Из последних двух и состоял тулуп, примерно в равных пропорциях.       В том, что это не дело рук других игроков, Фиона практически не сомневалась. Единственные здесь, кто был способен на такие шутки — Тукан и Калита. При этом они оба одновременно были слишком ленивы для подобного рода юмора и неверотяно криворуки. К тому же в этой одёжке имелось очень извращённое чувство стиля того рода, что граничило с полным его отсутствием.       — Петлович, откуда тулуп? — поинтересовалась жрица мягко.       Загадка состояла в том, что помимо отсутствия кандидатов в портные среди обладателей естественного интеллекта, не было их и среди носителей искусственного. Такое бы сокровище Фиона не пропустила ни за что в жизни. Помимо того отсутствовали нитки и иголки — незаменимые атрибуты любого шитья, даже самого плохого. Да и тулуп не выглядел слишком уж новым, впрочем, как раз состояние материала было легко объяснимо — Калита не всегда ловила абсолютно «новых» зверей.       — Холодно было, судалыня. — Глаза старосты подозрительно забегали.       — Понимаю, и что?       — Хотелось бы, чтобы было потеплее, судалыня, поголячее, так сказать…       — М-м-м, тулуп откуда?! — начала выходить из себя от повторения одного и того же вопроса жрица.       — Выменял… — признался Петлович обреченно.       Только после этого заявления Фиона обратила внимание, что одежка-то не по размеру. Это было совсем не просто заметить. Староста не выделялся какими-то физическими характеристиками, вкупе с недостаточным, нерегулярными питанием, а также сутулостью. Всё вместе это превращало его в ту ещё вешалку. Нацепить на него можно было что угодно, почти любого размера — всё равно бы висело.       Тулуп-то как раз не особо и висел. Скорее наоборот — слишком рано заканчивался, едва-едва прикрывая пояс. Вернее, место, где тот теоретически располагался на Петловиче. Хотя по уму тулуп должен был быть как минимум до бёдер, а лучше — до колен. С рукавами наблюдалась та же тенденция, но в меньшей степени. Именно эти обстоятельства и навели жрицу на разгадку произошедшего.       — Ты выменял тулуп у… гоблинов?!       — Она сказала, что я всё лавно слишком тупой, чтобы шить, — рассказал Петлович с таким видом, будто бы ожидал за содеянное четвертование.       — «Она»? — припоминая, уточнила Фиона, не меняясь в лице. — Листик?       — Навелное, она ни лазу не…       — Ни разу? Она что… — жрица осеклась на полуслове, до неё начало доходить, что тут происходило, и потому выражение её лица мгновенно сделалось мрачнее тех туч, которые нависли над Гадюкино. — А ну-ка: что вы тут наобменивали мне?!       Торговлю как таковую Фиона запретила ботам давным-давно. Ещё в те времена, когда Гадюкино располагалось близ Амбваланга. Слишком уж много по игре шлялось всяких Горчеров, способных обменять сильно пожёванную жвачку и свою улыбку на гуся. В результате чрезвычайно похожих, включая имена некоторых деятелей, обстоятельств село лишилось своих последних домашних питомцев — пары гусей.       Однако обмен или бартер между ботами запретить было невозможно. Этим наверняка мог бы воспользоваться какой-нибудь ушлый игрок, но воспользовалась именно Листик. Поначалу всё шло достаточно невинно: когти, перья, особо потрёпанные шкуры менялись на бусинки, цветные стёклышки, явно позаимствованные из какого-то витража, добротные пуговицы, резные амулеты.       Как аппетит приходит во время еды, так и гадюкинские боты не остановились лишь на сувенирной продукции. Листик с радостью обменяла на шкуры по самому выгодному для себя курсу старый, сточенный костяной нож; пару крайне вонючих, пропитавшихся животным жиром перчаток, разумеется, «гоблинского» размера; треснувшую курительную трубку; пару щепоток некоего вещества, называвшегося «дымнолист». Последнее было Фионой показательно уничтожено в момент обнаружения.       Ещё из необычного среди вещей обнаружился довольно крупный кусок коры. Выделялся он, во-первых, своей бесплатностью — Листик отдала его за так. Во-вторых, тем, что это был своеобразный плакат. Почти всё свободное место на нём занимало множество очень кривых и примитивных квадратиков, расположенных внутри или вокруг других квадратиков, изредка вперемешку с треугольничками и кружочками. Это, если разобраться, было очень условное изображение города Нидлбгуун, на восстановление которого плакат агитировал жертвовать… жёлуди. Хотя разобрать что тут к чему, особенно надпись, удалось совсем не сразу. Мешал не только почерк, достойный курицы, но и тот факт, что надпись выжгли на коре, причём далеко не с первой попытки.       — Она сказала, что это… плопаганда! — гордо и явно ничего не понимая, заявил староста, будто бы хвастаясь.       Финалом истории, во всяком случае на текущий момент, стал тулуп, обменянный как раз этой ночью. Продолжение в ближайшее время можно было не ждать: у гадюкинских ботов закончились шкурки и прочие ценные запчасти. При этом Петлович мог записывать этот день в праздничные, наряду с днём рождения: тулуп, а также «плопаганду» ему оставили.       — Ну хоть не трусы выменял, — заметил с ухмылкой Тукан.       — Не знаю, плакать тут или смеяться, — сказала Фиона, глядя на результаты обмена, лежавшие слишком маленькой кучкой.       — Проводить уроки финансовой грамотности!              ***              — Какого… — в голосе Калиты, а она практически кричала, смешалось много эмоций: растерянность, удивление, злоба, негодование, разочарование. Но больше всего там было обиды.       Ещё вчера на этом самом месте располагался результат долгих склок, злобы и ругани, а также их совместного с Оулле труда. Ещё вчера «домик на курьих ножках» выглядел, может, не слишком роскошно, но вполне себе сносно. Ещё вчера им можно было бы, пускай и с осторожностью, хвастаться. Ещё вчера наверняка бы нашлись те, кто искренне впечатлился бы постройкой.       Сегодня же, после всех переподвывертов погоды, домик превратился в нечто, способное впечатлить кого угодно. Как что-то однозначно заслуживающее хвастовства. И одновременно с тем выглядящее невероятно броско. Вот только ручного труда в этом всём видно не было вообще.       Два ствола, образующих «ноги» дома, принадлежавшие некогда елям, проросли. Но не просто пустили корни, а вымахали в полноценные десятиметровые деревья. У них отросли размашистые ветви, хвоя на которых была слишком зелёная, появилась верхушка и вовсе салатового цвета. Но самое интересное зрелище представляла из себя середина. Основная часть постройки — пол, стены, потолок — ввиду невозможности покупать или производить доски, представляла из себя всё те же слегка обработанные брёвна. Только немного высушенные. Явно недостаточно — они тоже проросли, по итогу сплетясь в некое подобие клубка ниток, только из деревьев.       Опознать в этом чудо-юде из веток дом, да и в целом результат человеческого труда, не представлялось возможным. Такое могла сотворить только природа, и не простая, а игровая, и то только под воздействием погодной аномалии.       Самое интересное, конечно же, располагалось внутри шара. Он оказался не без оговорок, но полым, сохранив тем самым первоначальную задумку, пускай в несколько извращённом виде. Всё бы ничего, но располагался шар почти что в пяти метрах над землей. Забраться туда могла только Калита, и то предварительно превратившись в нетопыря.       — Прорежем дверь… нет, люк, спустим лестницу, — спокойно взирая на это, размышлял вслух Оулле.       Калите такое демонстративно спокойное, практически флегматичное поведение не очень пришлось по душе. Распыляясь всё сильнее, она крикнула на него, одновременно указывая на шар:       — И никто не узнает, что это построили мы! Своими руками. А даже если узнают — не поверят.       — Я буду знать. — Рахетиец криво усмехнулся и добавил: — Что знают другие — мне всё равно.       — Должно же быть самоуважение! — стояла на своём вампирша. — Самомнение и…       — С чего ты решила, что у меня этого нет?       — Тебе в алфавитном порядке или по дате обновления?       — Просто моё самомнение, — Оулле выдержал паузу не столько выбирая выражения, сколько действуя Калите на нервы, — достаточно взрослое. Не требующее одобрения окружающих.       Вампирша на несколько секунд превратилась в раскалённое добела нечто, состоящее из негодования, злобы, возмущения, зависти и ярости. Пользуясь этим, хладнокровный рахетиец протянул ей старый, весь в зазубринах меч, которым пользовался как ножовкой:       — Слетай, пропили люк. Можешь назвать его в свою честь.              ***              «Начало» дождя растянулось почти что на целый час. В процессе произошёл и фальстарт, и обманутые ожидания, и даже разочарование от итога. Лило не так уж и сильно на самом деле. Впрочем, предосторожности лишними уж точно не были: длиться дождь мог довольно долго, учитывая, сколько воды предварительно испарилось. Также существовала вероятность повторения погодных аномалий, только уже в «неигровое» время.       Вот что ливню удалось, так это начисто смыть у игроков желание под ним находиться и тем более что-то делать. Даже обычно не склонная к подобного рода слабостям Фиона признала, что торчать под дождём ей совсем не хотелось. Словно компенсируя это, жрица, в отличие от всех остальных, хотя бы постаралась найти себе оправдание:       — Надо привести в нормальный вид штаб, ну, тот домик на дереве!       — Домик на дереве Калиты, — ехидно и довольно громко поправил её Оулле.       Тем временем подошёл Тукан, держа в руках специфической формы бутылочку — её явно отливали, вдохновляясь петлей мебиуса, — с ярко-жёлтым содержимым внутри.       — Мы как-то пропустили в этой всей копательно-спасательной суете очередной обмен, — сообщил он и зачитал прилагающуюся записку. — «ЗНСМЕ. Не давать детям и животным!» — Крестоносец, вглядываясь в буквы, почесал затылок. — Похоже на курино-эльфийский…       — З — зелье, — пожав плечами, объяснил Фалайз. — Н… может, «невидимость»?       — Какое-то оно яркое для зелья невидимости, — усомнился Тукан.       — Зелья невидимости синие! — вставил свои пять копеек Горчер, всё ещё ожидавший ответы на вопросы, а также список вопросов, которые следовало задать. — Желтые — это обычно сила.       — Буква С есть, — кивнул крестоносец. — Зелье н-н-невероятной силы. Хм, остались «м» и «у».       — «Му» — это коровка, — раздалось сверху ехидное замечание Калиты.       — Вашему вниманию комментарий человека с высшим образованием в сфере бухучёта.       — Может быть, «м» — это мощное? — словно кроссворд, продолжил угадывать Фалайз.       — Нет, ведь уже есть «невероятной» — не согласился Оулле.       — С названиями у неё беда. — Фиона вздохнула и вдруг выдала: — Зелье невероятной силы малое, едкое. — Получив множество полных удивления взглядов, она, немного смутившись, объяснила: — Я бы назвала это именно так.       — Не даром говорят: женщины с другой планеты, — многозначительно сказал дикий маг.       — Кто?! Кто выдал наш секрет?!!       Постепенно действие сместилось вверх. Этому немало поспособствовал Оулле, ловко и быстро соорудивший из якорного каната лестницу. Ей определённо не хватало жёсткости, но забраться по ней смогли все, включая страдавшего постнаркотической немощью Тукана.       — Я бы не стал пить такие зелья, — с подозрением осматривая бутылочку, заявил крестоносец. — Знаю их: сначала тебе будет очень хорошо, лёгкость, тепло разольётся по телу, всё вокруг станет простым и понятным, а ты очень-очень сильным. А затем, минут десять-пятнадцать спустя, тебя, орущего «скибиди даб-даб ес-ес», будут всей деревней доставать из сортира.       На пару минут воцарилось молчание. Все явно очень живо представили себе вышеописанную сцену. А затем, не сговариваясь и не обсуждая, принялись приводить штаб в порядок. Каждый на свой лад.       Фалайз и Оулле поднимали наверх заранее принесённые ящики. Сидеть на них было бы слишком оптимистичной идеей, а вот составить вместе, организовав что-то вроде стола, — звучало куда реалистичнее. Тукан обрубком меча пилил и рубил слишком сильно выступающие внутрь ветки. Фиона занялась уборкой, походя заделывая лишние щели. Калита проделала с большой осторожностью несколько отверстий с таким расчетом, чтобы внутрь попадал свет и только свет. Из-за этого окна получились на уровне пояса и с заметным уклоном «вниз».       — А курить как? — осведомился крестоносец.       — Лёжа! — буркнула вампирша, явно и сама невысоко оценивая свою работу. — Всё равно только сидеть тут будете.       — Может, мне всё таки объяснят, что тут у вас происходит? — поняв, что время идёт, а рассказывать суть происходящего ему не спешат, возмутился Горчер.       — Знаешь такие произведения, у которых целая куча финалов, идущих один за одним? — с сарказмом поинтересовалась Фиона. — Как «Властелин Колец», например?       — Ну-у-у, — насупился торговец, не понимая, куда она клонит.       — Так вот, финала у нас нет ни одного, но вот начал целая куча. Тебе какое? Как нам досталось Гадюкино или как мы решили его привести в порядок, чтобы перепродать? Или, может, историю нападения на нас…       Так или иначе, общую хронологию событий жрица обрисовала достаточно ёмко. Решение спасать Гадюкино Горчера, как это ни странно, не удивило. Куда сильнее его озадачили методы и предпринятые действия.       — Вы вправду надеетесь отстроить это всё на чистом энтузиазме, вот так, в голом поле, впятером? — уточнил торговец. — Так дела не делаются!       — Как же они делаются? — немного снисходительно уточнила Фиона.       — Вы же строите не домик на дереве. — Горчер обвёл рукой помещение, постепенно обретающее ухоженный вид. — А… Что вы там собрались строить короче. Что-то больше, большее да? Ну так и надо начинать с другого! С фишки!       Все присутствующие крайне недоумённо на него посмотрели. Каждый подумал явно о чём-то своём, практически не пересекающимся с версиями остальных.       — Да, а что вас удивляет? — нисколько не смутился торговец. — Каждый город в этой игре существует по каким-то причинам. Как крепость, мост, перевалочный пункт, удобная гавань. И дальше по списку. Вот ваше Гадюкино, оно зачем здесь людям?       — Холм тут неплохой. Стеной бы обнести, — наклоняясь, чтобы выглянуть в одно из окон, заметил Оулле.       — Мы на полпути к Дракенгарду, если я всё правильно посчитала, — добавила Фиона.       — Здесь очень красиво! — присоединился Фалайз.       — Тут куча практически нетронутых фракций мобов, — вклинилась Калита.       — Прикольно тут, погода вон какая, необычная, — высказался последним Тукан и на осуждающие взгляды возмутился. — А что Игорь?! Вы вон всё хорошее и разумное уже разобрали!       Горчер, выслушавший это всё с большим скепсисом, написанном прямо на его лице, подумал немного и очень нехотя заключил:       — Ну вообще-то некоторые пункты звучат неплохо. Я бы добавил лес — его можно и нужно продавать…       — Ага, и припрётся этот долбанный Страж, — урезонил его крестоносец. — Чтоб его.       — Понятия не имею, о чём ты, но если есть проблемы — с них и надо начать. А я отправлюсь в Нокс и там…       — Отправишься зачем и как кто? — подозрительно уточнила Фиона.       — Как ваш торговый представитель, разумеется. Может быть, как глава торговой гильдии Гадюкина, — начал прикидывать Горчер. — Короче, сделаю так, чтоб звучало броско и абсурдно одновременно.       — Так и представляю, как сюда наперебой ломанутся караваны, — ехидно сказала Калита. — Отбоя не будет. Прямо через лес рванут!       — Не рванут, — невозмутимо согласился торговец, и начал что-то себе бормотать под нос: — двенадцать в год, но если тринадцать или четырнадцать… два в уме, семь — налоги…       Попутно он разворачивал на ящиках невесть откуда взявшуюся у него карту местности. Не только она возникла условно волшебным образом. Невесть откуда у Горчера имелись и сведения о происходящем.       — Идёт война, столько грузов ждут в Дракенгарде… — Заметив множество удивленных такой информированностью взглядов, он добавил с хитрецой: — Кто не знает новостей — ничего не знает!       — Грузы они даже дождутся. Дорога тут, может, и не самая прямая и хорошая, но уже есть, — попыталась урезонить его жрица, показывая линию на карте. — И она идёт не через нас.       Горчер в ответ на это заявление снисходительно махнул рукой:       — Сегодня не через нас, завтра через. — Он нашёл взглядом Фалайза. — Парень, ты же дикий маг, да? Вот и займись этим!       — Ч-чем?!       — Дорогой. Для начала старой. Уничтожь её. Раздолбай так, чтоб каждые два метра было по яме. А лучше — каждый метр.       — Вот это я понимаю — агрессивное навязывание своих услуг, — буркнул Тукан.       — Нас повесят за это, — сообщил Оулле, которому явно не понравилась затея. — Так поступают с пойманными гриферами. Ещё лечат в процессе, дабы подольше повисел.       — Кому как не рахетийцу знать о судьбе гриферов, — высокомерно усмехнулась Калита.       — Нас не повесят, — самоуверенно заявил Горчер, успокаивая остальных. — У вас такое тут творится с погодой, к тому же мобы эти всякие. А я подсуечусь, чтобы в головах нужных людей возникла идея о новой дороге. Короткой, через нас, прямо в Дракенгард.       — Есть ещё Каменец, — напомнила Фиона.       — Не проблема! Сами достроят свой недостающий участок. Надо ещё отправиться к паладинам этим и там тоже подсуетиться. Чтоб заказы делали по суше и всё такое.       — Я думал, они сегодня к нам припрутся, — выглядывая наружу, сообщил не без ноток разочарования в голосе крестоносец.       — Не надо ждать, притесь к ним сами! Заломите цены за свой маяк и всё такое.       — Всё это звучит очень неплохо, — нехотя признала жрица и с большим сомнением спросила: — но в чём тут лично твой интерес, а? Откуда этот весь энтузиазм?       — Я нутром чувствую прибыльное предприятие! — довольно искренне, в сердцах заявил Горчер.       — Ага. Помнится, одно такое с нами ты уже провернул, — продолжила Фиона. — Арена Асцента и ставки на нас тебя озолотили, и что?! Ты ведь у нас прятался не от прибылей и сверхдоходов. И даже не от налоговиков.       — Все имеют право на ошибку! Даже вы. Даже я. — Торговец спокойно пожал плечами. — В этот раз всё будет иначе. Лучше и удачнее!       — Денег вперёд не дадим, — сообщил Фалайз, которому тоже не особо доверяли финансовые операции.       — Будет сложнее, но ладно. — Горчер развёл руками. — Мне бы куда больше помогли образцы древесины и вот эта штука. — Он указал на зелье. — Вы же её из местных трав сделали? Значит, и им может найтись применение.              ***              Судя по разработанному и кое-как согласованному плану, «завтра» предполагалось очень насыщенным. Поэтому «сегодня», пользуясь отмазкой в виде дождя, все решили пропустить и провести время вне «Хроник». Подзадержался только Горчер, но он покинул шар и отправился осматривать местность, а также Оулле и поджидавший его Тукан.        — Чего надо?! — мрачно осведомился рахетиец, разумеется, заметивший повышенное внимание к своей персоне.       — В прошлый раз я начал не с того, — стараясь не показывать своего нежелания заводить этот разговор, начал издали Тукан. — Может, мне… — он замялся, а затем махнул сам себе рукой и «рубанул с плеча»: — Может, расскажешь, что там случилось? Чем я тебя так обидел и оскорбил, и почему?       — Не хочу, — тоже прямо и честно ответил Оулле.       — Не хочешь, потому что не пойму, или потому что знаешь, что это ничего не изменит? — прозорливо уточнил крестоносец.       Рахетиец подвис на пару мгновений, пытаясь осознать разницу и вообще соотнести сказанное между собой. Наконец, он не без труда выдавил:       — Да.       — Ещё бы! — подхватил Тукан. — Подозреваю, что кто бы там ни был прав или виноват, оказаться в этом болоте — приятного мало. Но ты пойми, понять тебе твою точку зрения можно лишь в том случае, если ты её выскажешь. А иначе будет как с тем мудаком Лексендом или как там его — уйдёт, уверенный в своей правоте. Я, конечно, не настолько мудак, но…       — У нас был приказ… — вдруг ответил Оулле, присаживаясь возле люка и свешивая вниз ноги. — Я знаю, что говорят на этот счёт.       — Что есть приказ, а есть мозги, — присаживаясь напротив, отметил Тукан. — В медицине почти что так же: есть правила, а есть то, как надо делать на самом деле.       — Это не то же самое. Когда ты там — из источников новостей у тебя сослуживцы и официальная подборка. Ты не знаешь, что представляют из себя правила, а что есть на самом деле.       — Такая официальная информация, когда из правды там только времена года и континенты? — уточнил крестоносец и, получив мрачный кивок, продолжил. — Тогда понятно, почему любые приказы резко начинают выглядеть разумными и понятными.       — В том то и дело, не сразу. — Оулле скривился. — Нам сказали, что мы пришли навести порядок в регионе. Этим мы и занимались: укрепляли администрацию, подавляли радикалов.       — Вначале? — с полным пониманием, как оно бывает, поинтересовался Тукан.       — Да. Охрана, сопровождение, посильное участие в стройках. Обучение местных правоохранителей.       Вдруг рахетиец поднялся на ноги с самым лживо-невинным видом на свете. Будто бы на этом его история и оканчивалась. Крестоносец такому не то чтобы удивился, скорее его озадачила примитивность манёвра:       — И что потом?       — Всё, — продолжая изображать наивность, ответил Оулле.       — Тебя же не из-за этого корёжит, — с укором заметил Тукан и потянулся в карман в поисках сигареты.       Нашёл он там только дозу Вещества, от чего раздражённо выругался себе под нос. Бросив косой взгляд на собеседника, крестоносец подождал, последует ли продолжение, и поняв, что не последует, спросил:       — Чего ты вообще туда отправился? — Заметив реакцию собеседника, Тукан уточнил: — В смысле это же не обязаловка, и туда не деньгами заманивают.       — У меня была мечта, — подумав немного, ответил, смущаясь, Оулле. — Смешно, да?       — Ты видишь, чтобы я хохотал в голос? — Тукан грустно усмехнулся и с намёком продолжил: — Мечты — это хорошо. Особенно свои собственные. Не у каждого есть такая роскошь — воплощать свои собственные мечты.       — Не у каждого это заканчивается как у меня.       — Да, это так.       Походив немного без особой цели, рахетиец вернулся на прежнее место и вновь свесил ноги. Только теперь уже он задавал вопросы, причём тоном как на допросе:       — Почему ты стал медиком?       — Потому что мой старший брат мечтал стать врачом, — пристально наблюдая за реакцией на сказанное, сообщил крестоносец.       К его удивлению, Оулле не стал развивать и углублять данную тему. Вместо этого рахетиец покачал головой, словно бы с чем-то соглашаясь, и заметил:       — Близких тяжело терять.       — Ты был там не один?       — Мои родственники там не гибли, если ты об этом, — ответил Оулле и, тяжело вздохнув, пояснил: — людей, что были мне куда ближе, я потерял много. Почти что всех.       — Логично: трудности сближают. И чем они больше…       — Тем сильнее сближают, — закончил за него рахетиец. Вдруг, сплюнув, он презрительно бросил: — Это чушь. Там, — он махнул рукой в неопределённом направлении, — с какого-то моменты мы перестали даже разговаривать. Просто делали, что говорят, и сообщали об этом кому надо. Молча и не смотря друг другу в глаза. Так и потеряли людей куда более близких, чем любые родственники.       В глазах Оулле зажёгся огонёк. Но не того рода, как бывало при озарении какой-то идеей или внезапном приступе вдохновения. Не являлось это и огоньком безумия или одержимости. Это было зарево далёких, уже давно закончившихся пожаров. Пожаров войны.        — Там такой клубок, что в нём не каждый местный разбирается. Радикалы — это не какие-то монстры с клыками и когтями. Это простые фермеры, женщины и очень часто — дети. Они не выглядят по особенному, они не сражаются по правилам, — рассказал он необычайно многословно и практически шёпотом. — Заманивают к себе под разными предлогами и убивают. Травят воду и пищу. Намеренно бросают искалеченные, заминированные трупы прямо на улицах — просто позлить. Не только нас, солдат корпуса «Африка», но и других мирных — тех, кто выступал на стороне администрации. И да, мы их тоже бросали считай что голыми в саванне, когда уводили силой из догорающих деревень. Подпаленных нами же — иначе туда было даже не зайти. Бросали, потому что никто не хочет помогать людям, которые творили всё это.       — Но ведь… — Тукан осёкся и очень осторожно проговорил: — Ну, знаешь, есть презумпция невиновности и всё такое?       — А они её соблюдали? — со злостью поинтересовался Оулле. — Почему мы должны были её блюсти, а они нет?       — Как насчет такого варианта: вы лучше них, м?       — Мы не лучше, — не согласился рахетиец. — В таких условиях ты очень быстро перестаёшь понимать, где добро, а где зло. Видишь везде только плохое, чужие страдания тебя больше не заботят, ведь они это заслужили. Мы пришли к ним учить, но всё случилось наоборот. Это нас научили, и, знаешь, мы очень быстро превзошли своих учителей.       Повисла очень тягостная тишина, прерываемая лишь каплями дождя, стучащими по крыше. Тукан не хотел, да и не стал давить. Хотя прекрасно понимал, что это не вся история. Только самая её «яркая» и «жизненная» часть. Но где-то там, за скобками рассказа, осталась Рахетия. Та самая, прячась от которой, Оулле и примкнул к ним. О которой упоминал ещё меньше, с ещё большим нежеланием.       Тут не требовалось быть философом, психологом или детективом. Если человек вернулся с войны, вернулся с травмой и позором, то, очутившись на другой войне, пускай даже игровой, с её травмами и позорами, это лишь усугубит проблему.       Так, молча, под аккомпанемент стука дождя, они и просидели над люком минут десять, размышляя каждый о своём. После чего встали, пожали друг другу руки и разошлись по своим делам.              ***              Щёлкнула, слегка взвизгнув, арбалетная тетива, затем с мимолётной задержкой раздалось ещё несколько подобных звуков. Устроившие засаду игроки распределились таким образом, чтобы стрелять всем вместе не с одного направления, а сразу с нескольких. Неплохо они подготовились и выбирая снаряды: те были зачарованы и усилены рунами. К тому же болтов в цель выпустили достаточно много. С запасом. С той практичной расчетливостью, что даже если бы две трети ушло «в молоко», оставшихся вполне хватило.       Подготовился к засаде и Киноварь. Будучи большим мастером по этой части, он прекрасно знал, что любая засада начиналась не с подозрительных ущелий или тёмной дороги, зажатой в тиски между лесом. Всё начиналось даже не в близлежащем поселении со странных вопросов в стиле «куда путь-то держите?», бегающих глазок у торговцев и просто внимательных взглядов. Засады начинались в момент публикации заказа на чью-то длинноухую голову.       Киноварь щедро платил за такого рода информацию и доплачивал сверху ещё больше, когда ему сообщали, что заказ кто-то принял. То, что на него объявили охоту, он знал, ещё не покинув Амбваланг. Как и то, кто именно и с какими целями. А вот нападения пришлось дожидаться довольно долго. Хотя не сказать, чтобы он особо скрывался.       Подобные засады — прибыльное дельце. После них всегда оставалась куча не самого плохого снаряжения, ездовые животные и даже не обналиченные чеки. Поэтому наёмник не очень-то спешил, давая всем и каждому достаточно времени устроить на него засаду. Таким образом, окупалось не только само путешествие, но и время на него и даже упущенная выгода.       Никуда не торопясь, Киноварь проделал уже половину пути до Озерграда, где рассчитывал получить информацию о Гадюкино, повстречав на пути три засады. Та, что находилась впереди, была четвёртой по счёту. Всё началось в небольшом городке с повышенного внимания к его персоне. Само нападение случилось, конечно, за пределами населённого пункта, в ущелье настолько банальном, насколько две близко расположенные скалы и петляющая между ними дорога вообще могли быть банальными.       Нападавшие затаились, конечно же, меж камней, в месте, которое невозможно миновать незамеченным. Откуда до следующего по дороге всадника — метров десять. То есть промазать в принципе невозможно. Даже без рун и зачарований. Никто и не промазал. Все восемь стрел угодили точно в эльфа с вечно нахальной ухмылкой, горящими глазами и длинными волосами цвета под стать нику.       — Иногда мне стыдно за вас, ребята. Вам же деньги за это платят, и немалые. Неужели так трудно постараться? Хоть один раз?!       Не сразу нападавшие поняли, что голос идёт не от всадника на дороге, а дальше из ущелья, откуда он только что явился. Всадник же, пронзённый стрелами, покачнулся и свалился на землю, рассыпался по ней сеном, коим на самом деле и являлся. Только слегка-слегка замаскированным.       — Ну хоть коня не убили, уже спасибо, — оценил Киноварь.       Он неторопливо и абсолютно не скрываясь шёл по дороге, пиная перед собой камушек, вольготно закинув на плечо большущий двуручный меч с волнистым лезвием, на котором бликами играло заходящее солнце.       — Поэтому я и не работаю с гильдией Убийц. Как можно получать деньги от тех же людей, что платят кретинам вроде вас? — продолжал недоумевать наёмник.       Нападавшие выстрелили еще дважды — у них имелись запасные арбалеты. Это, конечно же, не произвело абсолютно никакого эффекта. И уж точно не впечатлило Киноварь. Он даже не снизошел до того, чтобы сделать вид, что уворачивается. Просто шёл как и прежде, разве что пинаемый камешек в определённый момент отлетел слишком далеко.       Вдруг наёмник остановился, заметив, что прямо над ним скала образовывала на удивление ровный участок. Этакий билборд, только на природный манер.       — Вот здесь, вашей кровью, — указал он, — я напишу: «Не нанимайте на дело идиотов».       И началась резня. Не особо впечатляющая и очень короткая: наёмник управился меньше чем за полминуты. После чего потратил полчаса на ту самую надпись. Вышла она кривой, косой и слишком расплывчатой.       — Мда. Жидковато получилось.