Fossa

🩸🩸🩸

(i love you - Billie Eilish)

      Вода прохладным потоком обволакивала тело, изнывающее от никогда ранее не изведанных ощущений. Нет, конечно, Тэхён испытывал возбуждение, чувствовал желание к своему жениху, который в постели отличался нежностью, страстностью и каким-то чутьём относительно того, как именно нужно прикоснуться, куда надавить и как ласкать, для того чтобы твой партнёр получил колоссальное удовольствие. Тэхёну было хорошо со своим избранником. Но то, что он чувствовал сейчас, не шло ни в какое сравнение ни с чем.       Сотни, тысячи электрических импульсов, запущенных глубоким бархатным голосом словно из арбалета, тонкими искрящимися стрелами пронеслись по всему существу и, притянувшись друг к другу словно огромный, сплетённый из ощущений и желаний шар, поселились глубоко внутри, причиняя сладкую, невообразимо прекрасную и вместе с тем изнуряющую муку своей невозможностью позволить этой материи взорваться искрами и наконец ощутить негу и умиротворение.       «Почувствуешь ли ты меня, когда я загоню свой член в тебя до самого основания и буду трахать так, как ещё никто никогда тебя не трахал?» — словно змей-искуситель, предлагающий великолепный по своим форме, содержанию и вкусу запретный плод, как приглашение в райские сады небесного царства, которые потом окажутся острыми рваными каменистыми оврагами, режущими плоть до крови. Этот голос Тэхён не мог выкинуть из головы, как и образ того, кто нашёптывал ему обещания ранее неизведанного наслаждения.       «Чёрт тебя подери, Ким Тэхён, да что такое с тобой происходит?» — омега снова прошёлся жёсткой губкой по телу, словно пытался причинить себе боль и тем самым перебить те ощущения, которые не смывались водой, не исчезали вместе со всеми проклятиями и заверениями того, что это какое-то страшное, необъяснимое наваждение.       От чего возникает у одного человека непостижимая тяга к другому, желание дотронуться, присвоить, сжать в своих объятиях? Сколько раз Тэхён орал Феликсу, обсуждая ту или иную ситуацию, произошедшую с кем-то из приятелей: «С какого хрена у этого омеги появилось желание подпустить близко к себе альфу, которого он знает всего три дня? Какого хрена он позволил собой воспользоваться? О чём он думал?» Тэхёну нужно было обоснование. И когда Феликс с наивно распахнутыми глазами пытался доказать другу, что, наверное, бывает влечение, которое зарождается из ниоткуда и которое сложно проконтролировать, Тэхён громко смеялся.       Для Тэхёна это было неприемлемо.       Первый и единственный мужчина, который дотронулся до него, который добивался этой самой близости долгие месяцы и которому Тэхён уступил, только когда почувствовал, что может ему безоговорочно доверять, являлся сейчас его женихом. До этого никогда, ни разу за всю свою жизнь у Тэ не возникло мыслей, часто озвучиваемых однокурсниками и приятелями: «Я бы хотел, чтобы он разложил меня и трахнул до дрожащих коленок» или «Вы видели его руки? Боже, я хочу, чтобы эти руки сжали меня в страстном нетерпении».       Тэхён производил впечатление взбалмошного, охреневшего от внимания альф молодого человека, и действительно — альфы из кожи вон лезли, чтобы Тэ обратил на них свой взор, разве что штабелями не укладывались. Но это не производило на омегу особого впечатления, не меняло отношения к самому себе и приоритетов, расставленных в жизни. Ребёнка из интерната, внезапно получившего доступ к шикарной жизни, всегда преследует страх, что он так же внезапно может этого всего лишиться, поэтому ему важно было твёрдо встать на ноги самому, чтобы в том случае, когда рассчитывать придётся только на себя, не растеряться и не упасть.       Он, конечно, не пытался переубедить тех, кто считал его охреневшей сукой, охочей до внимания альф и любым путём пытающейся это внимание заполучить, наоборот — когда его в этом обвиняли, он не только не отрицал, а подкидывал ещё дровишек в огонь, украсив сплетню ужасно пошлой, красноречивой подробностью.       Но Тэхён на самом деле таким не был.       И теперь, стоя под прохладным душем, после того как пару раз удовлетворил себя, представляя в голове откровенные образы сплетённых в страстных объятиях горячих тел — его и Чонгука, омеге хотелось то ли рыдать, то ли громко хохотать… над собой… над своими прошлыми мыслями и установками… над невозможностью всего того, что он себе представил за несколько минут нахождения в душе.       Когда омега наконец-то вышел из ванной, обернувшись в огромное пушистое полотенце, он обнаружил на своей постели разомлевшего и, видимо, довольного прошедшими переговорами альфу. Понял, что тот сегодня решил ночевать в его номере.       — Привет, — с ласковой улыбкой приветствовал Ли, — я задержался, извини. Встреча затянулась, а потом я решил принять душ. Можно мне сегодня остаться у тебя?       Взгляд умоляющий, на чёрных волосах блестит влага после душа, глаза сверкают при виде красоты жениха. Лежит практически обнажённый, даже не потрудившись откинуть одеяло — нет терпения.       — Иди ко мне, пожалуйста...       Никогда ещё Тэхён не отдавался своему жениху с такой страстью. Никогда раньше не был таким горячим и таким жадным до его ласки. Никогда до этого Ли не чувствовал, чтобы его любимый так сильно хотел его прикосновений, и никогда, ни единого раза до этого Тэхён не заглядывал ему так глубоко в глаза, занимаясь с ним сексом. Словно хотел увериться, что с ним в постели именно он — его жених, сын самого близкого друга его отца, Ли Бом. Альфа уснул в постели любимого, удовлетворённый и счастливый. С мыслью, что они с его избранником вышли на какой-то новый уровень отношений и что теперь привязаны друг к другу ещё крепче.       Как говорил Намджун? «Пути Господни неисповедимы, а уж проделки Дьявола тем более»?

🩸🩸🩸

(Wait - M83)

      Омега проснулся утром с тяжёлой головой, но приняв душ и одевшись, почувствовал, что ему гораздо легче. Ли всё ещё находился во власти ночных сновидений и даже не почувствовал, что жених уже бодрствует. Ли Бом был измотан бесчисленным количеством переговоров и бурной ночью с «почти мужем», как он часто любил повторять.       Солнце давно выглянуло из-за высоких скал огромного горного хребта и рассыпало на заснеженных склонах возвышенностей свои разноцветные искры, словно драгоценные камни. У пологих холмов собрались толпы людей с санями в ожидании своей очереди на подъёмник. Отдыхающие жаждали острых ощущений и приключений.       Тэхёну жутко захотелось присоединиться и смешаться с этой толпой, вернуться в детство и лететь с горки так же, как тот карапуз, за которым он наблюдал через окно, что, широко раскинув руки, пытался обнять неуловимый поток холодного свежего воздуха. Хотя и в детстве Тэхён так не мог — ни одного дня, когда он чувствовал себя беззаботным, в его детстве не было. Только позже, когда он уже жил в доме Джина, ощущение некоего спокойствия, счастья и защищённости затопило сознание, но и там Тэ не позволял себе расслабиться, да и ребёнком он уже не был. Одёргивал себя и напоминал, что в любой момент всё это может закончиться.       Омега подошёл ближе к кровати и, пригнувшись, легонько поцеловал Бома.       — Не хочешь встать? — промурлыкал он.       — Нет, милый, только не сейчас. Я не готов, — проворчал альфа и развернулся на другой бок.       — Тогда я выйду, прогуляюсь немного, хорошо? Если ты передумаешь, я ещё некоторое время буду в лобби-баре, хочу попить кофе. Если что — звони.       Ли промычал что-то нечленораздельное, а Тэхён, накинув тёплую куртку, направился вниз.       Отель действительно отличался невероятной роскошью. Маре был жемчужиной Гофы, и его ресурсы имели огромный потенциал, чтобы превратиться в потрясающее курортное достояние страны. Владельцы отеля видели все перспективы, смотрели далеко в будущее и постарались на славу, когда возводили эту красоту.       Лобби-бар небольших размеров, с уютными бархатными красными диванчиками, идеально вписывающимися в чёрно-белый интерьер помещения. Сверкающие огнями замысловатые люстры свисали с разноуровневого потолка, и помимо них помещение освещалось небольшими лампами, светильниками и торшерами. Это место было отделено от общего пространства колоннами из чёрного мрамора и вазами между ними, в которых красовались цветы с ярко-красными бутонами, неизвестных Тэхёну сорта и названия.       Он уселся недалеко от входа возле огромного панорамного окна, выходящего во двор отеля, и заказал чашечку кофе у официанта, который тут же подскочил к гостю предложить напитки.       К подъездной дорожке тянулась вереница машин. Каждая, освободившись от живого груза, тут же покидала двор, уступая место следующему автомобилю в бесконечной, казалось бы, очереди желающих опробовать блага местного новостроя.              Из номера отеля Тэхёну эта часть территории не была видна, потому что важным гостям выделили комнаты VIP-категории, откуда они с удовольствием могли наслаждаться белоснежными склонами величественных гор и, как их предупредили работники отеля при заселении, потрясающе красивым закатом.       Попивая свой кофе и наблюдая за прибывающими и убывающими гостями, Тэхён обратил внимание на омегу, что практически вывалился из машины и, бурно размахивая руками, что-то доказывал водителю, который сконфуженно его слушал, выпрямив руки вдоль туловища. Неожиданно лицо омеги озарила невероятно яркая улыбка, и он, наклонившись, стал заглядывать в лицо водителя, будто пытаясь уловить его взгляд.       «Такой странный, — подумал Тэхён, — вроде только что вёл себя, как фурия в гневе, а теперь будто подлизывается, как ребёнок». Омега не унимался и не переставал корчить рожицы, пока водитель не улыбнулся ему в ответ, а затем, что было для Тэхёна ещё интереснее, он крепко обнял мужчину и, развернувшись, направился внутрь здания в сопровождении швейцара. Тэ всё ещё наблюдал за диковинным гостем, когда тот ринулся вперёд с криком «Чонгуууук!!!» и, столкнувшись с упомянутым альфой, был им подхвачен и подкинут в воздух, словно это не взрослый омега, а маленький ребёнок.       Альфа сиял счастливой улыбкой, что вообще не было свойственно этому чёрному Ворону. Оглядывал омегу то с одной, то с другой стороны и снова крепко обнимал его, что-то приговаривая.       «Урод! — тут же пронеслось красной строкой в голове Тэ. — Мало того, что изменяет своему мужу с каждым встречным-поперечным, так ещё и сюда очередного любовника приволок!»       Тэхён никак не мог взять в толк, как такое отношение к себе терпит муж Чонгука, не мог понять, почему позволяет своему законному супругу вытирать о себя ноги. Хотя такое Тэхён наблюдал не раз и в других семьях. Многие омеги, будучи за спиной своих властных мужей, просто-напросто не имели права слова и являлись не более чем приложением к своим супругам. Это в лучшем случае. Часто бывало и так, что омеги выполняли лишь роль домашней хозяйки, хранителя очага и няни для своих детей, забивали на свои мечты, свои внутренние ощущения, внешность и сами не замечали, как распускали себя до безобразного состояния. А их альфы сияли в лучах успеха под руку со своими любовниками, которым доставалась львиная доля заработанных альфами лавров.       «Каждый живёт так, как считает нужным, как может, как позволяет ему его внутренний мир», — думал Тэ, провожая парочку презрительным взглядом, предназначенным скорее Чонгуку, чем его пассии, и направляясь на выход прогуляться. Он не осуждал таких любовников. Ну, а что? Если альфа мерзавец — почему бы омеге не воспользоваться этим олухом и не постараться выжать из него как можно больше?       Тэхён осуждал таких альф, этих предателей, неспособных быть честными с избранником жизни. Не нравится? Не живи с мужем. Признайся честно в том, что чувства остыли, что больше не интересует, а потом только строй отношения с другим. А больше всего ему «нравились» их дешёвые отговорки. Типа: «Да любовник только для секса. Сосёт охуительно… Ты чё? Мужу не дам сосать, он же этими губами потом моих детей целует!!!» Наивысшая степень мерзости!       Чем больше Тэхён думал обо всём этом, тем сильнее разыгрывалась буря внутри него. Он всё ещё никак не мог объяснить себе физическую тягу, которую испытал к Чонгуку вчерашним вечером. Не хотел себе признаваться, но на задворках сознания мелькали мысли, что настолько бурный секс с женихом, произошедший прошлой ночью — это попытка вышвырнуть из головы того, кто никак не хотел её покидать.       И вроде же получилось!       Но что-то опять пошло не так…       Когда он увидел сияющее по-ребячьи лицо Чонгука, когда наблюдал, с каким трепетом и теплом он встретил того омегу в фойе отеля, когда смотрел на крепкие руки, обхватившие стройную фигуру парня и с такой лёгкостью подкинувшие его — какое-то чувство, название которому Тэхён не мог дать, зашевелилось внутри омеги.       Тэхён ускорил шаг и сам не заметил, как забрёл слишком далеко от отеля к бурной горной реке, что своими стремительными водами волокла за собой огромные валуны. Он долгое время наблюдал за силой водной стихии, пытаясь утихомирить мысли и чувства, которые так же, как эта река, норовили подчинить себе установки омеги, наработанные долгими годами опыта, проб, ошибок и выводов.       В конце концов, в очередной раз не находя объяснения своему внутреннему состоянию, он решил, что просто-напросто не будет больше об этом думать. Слишком большое значение он придал каким-то непонятным ощущениям. Его злость и презрение к этому человеку остались на своём месте, его решимость помогать отцу никуда не делась и его желание принадлежать в качестве супруга лишь Ли Бому никуда не улетучилось. Тогда какого чёрта он должен придавать каким-то непонятным и несвойственным ему эмоциям хоть маленькое значение?       Свернув обратно к дороге, он решил взять снаряжение в ближайшем пункте проката и опробовать лыжную трассу, которую только недавно подготовили ратраки, но бесконечные очереди возле этих пунктов поубавили пыл омеги, и Тэхён присел рядом с ближайшим к трассе, прихватив перед этим у киоска кружку горячего чая.       «Нужно было дождаться Ли и лишь попросить организаторов о поездке на спуск. Они бы точно обеспечили нас без проблем снаряжением, и не пришлось бы столько времени здесь торчать», — думал Тэ, наблюдая за тем, как хаотично движется очередь вперёд, где более наглые лыжники отодвигали назад скромных и спокойных отдыхающих.       — Решил прокатиться? — раздался знакомый голос за его спиной.       Обернувшись, Тэхён заметил Чонгука и двух молодых людей рядом с ним. Одним из них был тот самый омега, которого с огромной радостью и радушием встречал Ворон с утра, а второй — незнакомый альфа. Двое незнакомцев близко прижимались друг к другу, и, судя по тому, как альфа собственнически сжимал талию последнего, было ясно, что они пара.       Чонгук с усмешкой взглянул на Тэхёна, обернулся на обнимающихся друзей, на которых так пристально уставился омега, и снова к нему обратился:       — Кататься вообще умеешь?       — Вообще умею, но с тобой на одну трассу точно не пойду!       Тэхён вскочил с места и хотел было эпично покинуть территорию, когда ему в спину прилетело насмешливое от Чонгука:       — Столичная фифа... Такой и без лыж распластается на первом повороте дороги.       Тэхён тут же передумал. Он ближе подошёл к обнимающейся парочке и, обворожительно им улыбнувшись, пропел:       — Меня зовут Тэхён, а вас?       — Меня Джефф, — улыбнулся в ответ омега, — а это мой жених Чан Ук, очень приятно, — омега, задорно вскинув голову, подмигнул своему альфе, предвкушая какую-то заварушку.       — Мне тоже приятно, Джефф… Я прошу прощения, что так нагло влезаю в вашу компанию, но мне нужно утереть нос одному зазнавшемуся олуху, — на этом месте Джефф громко прыснул, — не могли бы вы стать нашими секундантами? Чтобы мистер «Я лучше всех» наконец захлопнул свою варежку, глотая снег позади меня на трассе.       Джефф с удовольствием согласился, подначивая своего жениха принять участие в этом шоу и громко выкрикивая возгласы поддержки предстоящему зрелищу. Чан никак не мог понять, что тут происходит и кто этот омега, что готов испепелить яростным взглядом его друга, но тоже согласился, так и не определив свою функцию в этой авантюре.       — Борд или лыжи? — Чонгук, выросший рядом с горами Фоссы и имеющий блестящую практику в этом деле, был настолько в себе уверен, что даже не сомневался в своей победе.       — Борд, — так же уверенно произнёс Тэхён.       — Я так понимаю — это спор. А на что спорим?       — Это не спор, Ворон, это очередной способ подрезать тебе крылышки, чтобы ты, наконец, опустился на землю, — фыркнул омега.       Облачившись в комбинезоны в раздевалке проката, которые Чонгук достал без всяких проблем, несмотря на десяток людей, стоящих в очереди, и прихватив свои доски, Чонгук и Тэхён направились к подъёмникам под недоумённый взгляд Чана и блестящий смешинками — Джеффа.       — Это вообще чё сейчас было? — Чан крепче обнял любимого, который взглянул на него, как на глупого ребёнка.       — А это сейчас нашего Гука натянут на кол в бордер-кроссе, мой дорогой, — произнёс омега, с интересом наблюдая за удаляющейся парочкой, но чуть засомневался в своих словах, увидев, какой неуверенной, шаткой походкой идёт вслед за альфой Тэхён.

🩸🩸🩸

(Ocha (feat. Jef Stott & Ganga Giri) от David Starfire)

      На вершине склона солнце будто сияло ярче, но холодный пронизывающий ветер кусал лицо, не имея возможности пробраться сквозь плотную ткань комбинезона, и будто старался с удвоенной силой потрепать открытые участки кожи.       Чонгук был доволен тем, что увидел. Омега явно не был профессиональным горнолыжником, более того — тот на своих двоих стоял с трудом, дрожащими ногами продвигаясь к подъёмнику. Белоснежный комбинезон подошёл омеге как влитой. В руках у обоих были солнцезащитные маски, и когда они подошли к старту спуска и закрепили борды, оба поспешили водрузить маски на голову вместе со шлемом.       — Готов? — усмехнулся Чонгук.       — Ещё бы! — смело бросил в ответ Тэхён.       — На счёт «три». Раз... Два... Три...       Не успел Чонгук произнести последнюю цифру, как белый силуэт омеги скользнул от него вниз, а Чонгук, усмехнувшись, покатился за ним, уверенный, что нагонит и перегонит чертёнка по трассе.       Однако, к огромному удивлению Чонгука, сделать это ему так и не удалось. Тэхён на большой скорости преодолевал путь с препятствиями и перепадами высот, двигаясь плавно, словно с самого рождения стоял на борде. По пути он сумел совершить эффектные прыжки и трюки, входил во все повороты мягко, владея своим телом на все сто процентов. Если в начале трассы он заходил в повороты перед самым носом Чонгука, будто его дразнил, то к середине набрал ощутимую скорость и нёсся со склона словно чёртов профессионал, не оставив Чонгуку никакого шанса прийти к финишу первым.       Когда альфа преодолевал оставшийся участок пути, он уже видел, как Джефф несётся к Тэхёну со всех ног с восхищённым визгом, а тот старается сойти скорее с накатанной дорожки, чтобы непутёвого нового знакомого не снесло лыжами очередного спортсмена.       Тэхён практически врезался в Джеффа, что встречал его на финише с широко раскрытыми руками, а тот, не выдержав напора, плюхнулся на землю, не выпуская из объятий Тэхёна и утащив его за собой. Джефф продолжал визжать, заставляя победителя громко хохотать от такой бурной реакции на его успех. Альфа, добравшись до них, открепил борд и, нахмурившись, разглядывал эту бесформенную субстанцию из сплетённых тел. Подошедший к ним Чан наблюдал за хохочущими, кувыркающимися и орущими в восторге омегами с недоумением. Наконец успокоившись, те, помогая друг другу, поднялись на ноги.       — Он сделал его, Чан! Ты представляешь, нашёлся на этой земле человек, который смог одолеть мистера Чонгук-Я-Всё-Умею-Делать-Лучше-Всех хоть в чём-то! Это надо было запечатлеть на камеру, но мне было так любопытно, что я даже не вспомнил о телефоне. Вот скажи, разве ты не мечтал увидеть хоть раз, как утирают нос тому, кого ты на протяжении всех студенческих лет не мог победить ни в чём?!       Губы Чана дрогнули, их края поползли вверх, но, взглянув на разъярённое лицо друга, он тут же взял себя в руки.       — Ты заболеешь, милый, смотри, весь в снегу, намок. Давайте пойдём обратно, нужно согреться.       — Да какой согреться, тут такой эпичный момент! Это даже, не побоюсь этого слова, исторический момент, Чан! — не унимался омега.       Тэхён всё это время, как поднялся с земли, сверлил Чонгука взглядом победителя. Чувствовал волны ярости, что исходили от альфы и, честно говоря, получал неимоверное удовольствие от того, как в гневе вздымается грудь проигравшего.       — Что же ты, Ворон, не расправил свои крылышки? Хотя они тебе вовсе бы не помогли, слишком немощны...       Засыпал безжалостно рану альфы солью и, повернувшись, обратился к омеге, доброжелательно произнося:       — Мне очень приятно было с тобой познакомиться, Джефф, спасибо за то, что согласился стать свидетелем краха своего друга, я пойду переоденусь, ещё раз благодарю, — и направился в пункт проката, чтобы вновь воспользоваться их раздевалкой.       Облачившись в кабинке в свою одежду и аккуратно сложив комбинезон со всеми остальными атрибутами в корзину, Тэхён приоткрыл дверь, чтобы выбраться отсюда, но его откинуло назад от того, что дверь кабинки толкнули с силой.       Чонгук прижал омегу к стене и практически зарычал тому в лицо:       — Ты кто, чёрт возьми, такой и какого хуя тебе от меня надо, что ты ведёшь себя со мной таким образом?!       Глаза налиты яростью, ещё большей от того, что вот эти, напротив, не выражают даже капли страха или недоумения. Смотрят на него прямо, словно издеваются над эмоциональной несдержанностью альфы.       Тэхён, не отводя взгляда, медленно, словно хочет ещё больше выбить почву из-под ног Чонгука, проводит кончиком языка сначала по верхней, а затем по нижней губе. Добивается нужного эффекта, потому что член Чонгука тут же реагирует на этот великолепный в своей пошлости и наглости жест. Омега прикусывает краешек губы, словно ждёт, когда же у альфы сорвёт крышу. Затем, приблизившись к уху, практически шепчет:       — Я фригидный?! Нет, Ворон, я просто терпеть не могу таких, как ты. Самовлюблённых эгоистов, которые предпочитают надевать презерватив усиками внутрь, — проводит рукой по вздымающейся груди альфы. — Но ты никогда не узнаешь, каков я в постели. Понял, Ворон? Такие, как ты, которые не имеют никакого уважения к своим мужьям и своей семье, никогда не смогут понять, что такое настоящий секс с любимым человеком. Когда тебя прожигает удовольствием не только от того, что внутри тебя горячий член, но и осознанием, что это член любимого человека. Тебе, воронёнок, остаётся только дрочить на мой светлый образ, в то время как я буду трахаться и сходить с ума от ласки своего…., — осекается, но мигом берёт себя в руки, — своего любимого альфы... Что мне от тебя надо? Это ты приебался ко мне в клубе, Ворон, а я лишь указываю тебе твоё место — гнездо в твоей Яме!       Выворачивается из рук альфы и пытается покинуть кабинку, когда его хватают за запястья и, притянув к себе, с силой впиваются в губы. Целуют так жадно и так страстно, что впору бы сдаться и ответить на такие неимоверно горячие прикосновения, но Тэхён берёт себя в руки и больно, до крови прикусывает губу альфы. Чувствует, как тело напротив напряглось от боли, слышит яростное «Сука!», отшвыривает Чонгука от себя, наблюдая за тем, как на вспухших устах напротив заблестела алая капля, и кидает в лицо, словно пощёчину:       — Никогда больше не смей прикасаться ко мне, мерзкий Ворон!       Презрительно корчится и, вышагнув из кабинки, не преминув громко захлопнуть дверь, уносит оттуда ноги как можно быстрее.

🩸🩸🩸

             — Кто-нибудь знает новые матерные слова? Старые уже не описывают ситуацию! — Чонгук, всё ещё пышущий злостью, подошёл к друзьям. — Мне нужна ваша аморальная поддержка!       Чан и Джефф заинтересованно наблюдали за Гуком, никогда раньше не видевшие сдержанного, спокойного в своём гневе и от этого более устрашающего друга в таком состоянии. Чонгук явно с трудом обуздал себя — глаза сверкали, на скулах играли желваки и весь его образ кричал о том, что альфа кипит от злости.       — Я так понимаю, на сегодня горок хватит, — произнёс Чан, не выпуская Джеффа из объятий.       — Нихуя, Чан, вы приехали, забросив все дела, чтобы хорошо отдохнуть! Зажжём трассу! А вечером у нас вечеринка. Вы тоже приглашены. Посмотрим в очередной раз, как толстосумы и снобы ведут себя, когда наебенятся, — усмехнулся Гук недоброй улыбкой.       — А ты себя к ним не причисляешь? — хитро сощурился Джефф.       — Какой там?! Я обычный парняга из обычной семьи, которому повезло оказаться в нужное время в нужном месте….       — А, то есть это мы толстосумы и снобы? — не унимался Джефф. — Ты же так нам говорил? «Детки богатых родителей».       — Джефф, не начинай! Мы уже прошли этот путь. Чан, бля, скажи ему, — но тот, к кому обратились, развёл руками, мол, он бессилен перед этим омегой. — Вы не снобы, это во-первых. Во-вторых, Чан и ты пашете как проклятые, вас даже на отдых вытащить дело нелёгкое. Так что вы к ним не относитесь.       — А тот омега, за которым ты помчался в раздевалку, он сноб? — хитрющие глаза прожигали альфу.       — Я его не знаю, — бросил Гук, давая понять, что не хочет продолжать разговор о Тэхёне.       Чан Ук, Джефф и Чонгук познакомились в универе. Джефф и Гук учились в одной группе, и дерзкий упрямый омега был замечен альфой сразу, но стало ясно, что Джефф несвободен, ведь за ним каждый вечер на факультет приходил крепко сложенный смазливый ухажёр. Не сказать, что Гука как-то задела данность, что понравившийся омега принадлежит другому, но чисто из чувства альфьего соперничества и желания быть всегда и везде первым Гук стал цепляться за чужака. Как и следовало ожидать, Чан отхватил от Гука по полной, без особых причин — задел плечом, не так посмотрел или «какого хуя студент с юридического забыл на экономическом?»       Конечно, происходило это всё не на глазах омеги. Чон выходил с занятий пораньше специально, уже зная, что ухажёр стоит и ждёт свою пару. После драки, сколько бы крепких ударов Чан не получил, он отряхивался и, как ни в чём не бывало, тащился к главному входу на факультет. Чонгук был приятно удивлён стойкостью Чана, потому что получив от Чона накануне — альфа не прятался на следующий день. Словно раненый зверь, он мерил злобным взглядом идущего к нему Чонгука, зная, чем всё это закончится, и всё равно ввязывался в драку, даже начинал её первым. А омеге о произошедшем не говорил ни слова. Потому что если бы Джефф об этом знал — никогда бы так добродушно с Чонгуком не здоровался.       Наконец Гуку стало стыдно за своё поведение, и в очередной раз направившись навстречу к альфе и наблюдая за тем, как тот встал в стойку, готовый к драке, он произнёс:       — Бля, братан, ты пиздец чё за красавчик, я, сука, не хочу больше с тобой драться. Ты меня сделал, отпиздил меня своей силой духа, я сдаюсь.       Они подружились. Позже Чонгук познакомил ребят с Хосоком и Юнги, и чаще всего они отвисали общей компанией, несмотря на то, что вроде точек соприкосновения у них было мало. Чан Ук и Джефф были детьми богатых родителей, а Вороны — обычные пацаны. Чан учился на юридическом и никогда законов не нарушал, а Вороны отличались тем, что в основном плевали на всякие там правила. Но с этой парочкой было хорошо и весело.       Позже, когда Чан после учёбы пошёл работать в каком-то отделении ментовки в захолустном городке, Чонгук спросил его о том, почему тот не воспользуется связями отца и не найдёт себе место получше и попрестижнее. Чан ответил, что хочет сам построить свою карьеру и самостоятельно проложить свой путь. Эти слова ещё больше заставили уважать друга.       А Джефф… Ну, это же, сука, Джефф…. Свой пацан. До трясучки любит своего альфу. С ним легко. Такой же безбашенный, как Вороны… Преданный, честный, справедливый, но любит приключения и часто в них попадает. Они с Чаном прекрасно дополняли друг друга.       У них редко выпадал случай вот так собраться вместе, и они безумно ценили эти возможности. Чан не интересовался деятельностью Гука, и альфа был этим доволен. Не то, чтобы Чонгук специально что-то скрывал от Чана. Это было невозможно, особенно после того как Чан с Джеффом приезжали к ним с пацанами погостить в Фоссе, и естественно Чан понял роль Чонгука в этой Республике. При Чане состоялись разного рода телефонные разговоры, и Чонгук догадывался, что Чан Ук прекрасно обо всём знает. Но он не вдавался с другом в подробности. Ну, просто не хотел. Зачем? Тот и не спрашивал. Зачем менту из богом забытой местности знать подробности деятельности Воронов? Незачем.       Чонгук как-то предложил свою помощь в продвижении карьеры Чана, но, получив от того уничтожающий взгляд, предложения больше не повторял.       Друзья от души насладились горными склонами Маре, хвастаясь своими ловкими способностями лыжников, а Джефф просто не давал шанса Чонгуку, при каждом успехе насмехаясь над альфой и припоминая, как того уделал Тэхён. Чонгук уже успокоился и подколы воспринимал легко, отшучиваясь и переводя стрелки на менее способного в этом деле Чана.       К вечеру похолодало, и когда Джефф начал ныть, что устал, они вернулись в отель. Им предстояло отправиться на вечеринку, поэтому, распрощавшись в фойе отеля, друзья последовали каждый в свой номер.

🩸🩸🩸

(The Funeral - Band of Horses)

      Вечеринка проходила на последнем этаже отеля, в зале, где функцию стен выполняли плотные стеклянные перегородки. Куполообразная крыша тоже была выполнена из стекла, и сквозь него проглядывалась темнота неба. Казалось, что все, находящиеся в зале, парят над землёй и наблюдают за тем, как багровый диск солнца, словно огненный шар, опаляя рваные края белоснежных вершин, поглощается темнотой ночи. Чонгук старался не замечать омегу, что веселился в соседней компании.       Когда тот шагнул в зал под руку со своим женихом — всё существо Чонгука предательски вздрогнуло от такой красоты. Идеально сложенная фигура, длинные ноги в обтягивающих на бёдрах и струящихся к низу чёрных шёлковых брюках и чёрный, весь ушитый такого же цвета пайетками пиджак на голое тело, который сзади был разделён продолговатой шлицей и открывал вид на гладкую, бархатную, невероятно соблазнительную кожу спины. Светлые волосы, уложенные в красивую причёску со свободно спадающими на лоб локонами, добавляли образу волшебства. Чёрный бархатный чокер обхватывал тонкую длинную шею так, словно ласкал её своей мягкостью. Глаза… глаза — это отдельный вид эстетического удовольствия. Длинные пушистые ресницы обрамляли большие, густо подведённые чёрным глаза, чуть прикрытые веками, словно омеге лень удостоить окружающих взглядом. На губы нанесён блеск, и они манят, словно спелые плоды ягод. Кожа ровная, смуглая, с медовым оттенком, такая гладкая и сияющая, что хочется попробовать её мягкость, проведя по ней ладонью.       Чонгук сглотнул собравшуюся слюну. Еле смог вернуть своему лицу невозмутимое выражение, замечая, что Джефф с огромным интересом наблюдает за ними, переводя взгляд с омеги на него.       Весь вечер Чонгук старался не замечать того, кто произвёл огромное впечатление на всех альф, присутствующих в зале. Слушал его глубокий бархатистый смех, издалека наслаждаясь его переливами. Наблюдал за грацией движений омеги в танце со своим женихом и ужасно нервничал по непонятным для самого себя причинам.       — Чан, мы танцуем весь вечер, а Гук ни разу не станцевал. Ну, как так-то? — капризно пропел Джефф.       — Милый, ты же знаешь, Чонгук никогда не танцует, — ответил Чан, осторожно поглядывая на альфу рядом.       — Гуки, уважь гостей, станцуй хоть разочек, — капризно канючил Джефф, когда по залу разлилась нежная мелодия The Funeral - Band of Horses. — Оооо, Чонгук, это моя любимая песня, ты просто обязан, порадуй меня, станцуй со мной!       Чонгуку ничего не оставалось, кроме как вывести омегу в центр зала, куда именно в этот момент направились и Ли Бом с Тэхёном.       Оказавшись рядом друг с другом, они поздоровались и только собрались начать танец, как Джефф вдруг неожиданно громко произнёс, да так, будто знал Тэхёна сто пятьдесят лет:       — Тэхён, ты уделал моего друга на склоне — может, и тут на танцполе нос ему подотрёшь, а?       Тэ усмехнулся:       — Пожалеем его, Джефф, ему на сегодня достаточно позора, пусть выдохнет.       О чём только Чонгук думал, он и сам не знал. Что заставило его подтолкнуть Джеффа к парочке рядом, вежливо поклониться Ли и спросить, не против ли тот поменяться партнёрами — непонятно, но то, что он совершает величайшую ошибку в своей жизни и сейчас в очередной раз будет опозорен этим чертёнком он осознал, когда Ли, взглянув на Тэхёна и получив одобрительный кивок, от него отодвинулся и подхватил Джеффа, чтобы станцевать с ним, предоставив этих двоих друг другу.       Мелодия своими пронзительными звуками вливалась в сознание пары, не сводящей горящих взглядов друг с друга. Чонгук подумал, что если простоит вот так ещё минуту — все вокруг поймут, что он всего лишь притворяется истуканом, чтобы сейчас не опозориться.       Он и правда ни разу в своей жизни не танцевал.       Тэхён медленно подошёл к альфе, всё ещё не отводя от него своих невозможно красивых глаз, обхватил одной рукой его ладонь, вторую закинул ему на шею и начал плавно раскачиваться.       Чонгука словно током обдало от прикосновения холодных ладоней, он почувствовал аромат омеги так ярко, почувствовал его прикосновения, словно ласкающие кожу лепестки какого-то нежного цветка.       Омега ощутил дрожь альфы в тот момент, когда его ладонь легла на крепкую шею Чонгука. Его эмоции, его глаза, наполненные ожиданием какого-то подвоха, даже какой-то страх, читающийся в них, но при этом отсутствие осторожности выбили почву из под ног Тэхёна. Чонгук всем своим видом и всем своим существом будто умолял пощадить его сейчас. Он с какой-то отчаянной надеждой заглядывал в глаза омеги, плавно двигаясь с ним в такт волшебной мелодии. В глазах Тэхёна сейчас нет привычных издевательских искорок, будто он сам растерян от близости альфы, будто вот прямо в эту минуту он решил Чонгука пощадить.       Альфа крепче обхватывает талию омеги и притягивает его ближе к себе, сжимает ладонь в своей руке крепче, двигается плавно, осторожно, будто боится спугнуть, боится, что Тэхён передумает и снова решит взять этот раунд. Дышать ровно не получается, сердце гулко стучит, отбивая такт музыки и сбиваясь от осознания, что этот великолепно красивый омега сейчас так невозможно близко ощущается, повторяя плавные движения под руку с ним.       За окном начинается снегопад, который белоснежными крупными хлопьями разрезает темноту ночи.       — Подними голову, Ворон, — бархатный, словно мягкая патока, голос омеги пробирается в сознание, — посмотри наверх.       Чонгук подчиняется, и его взору через прозрачный купол здания предстаёт великолепная картина. Сотни сияющих белым цветом снежинок сыпятся с неба на купол. Они будто находятся внутри рождественского шара, такое чувство, что сейчас снег запорошит их двоих, наслаждающихся прикосновениями друг к другу и танцующих под великолепную мелодию песни.       — Красиво! — шепчет Чонгук.       — Да, Ворон, красиво! На свете существует огромное количество красоты, нужно лишь суметь вовремя поднять голову. Красота не покупается и не продаётся, она дарится тебе просто так. Тебе лишь нужно научиться её видеть.       Чонгук с интересом вслушивается в эти слова.       — А если меня этому не научили?       — Так научись сам, Ворон. Отвлекись от вечной погони за властью и деньгами и научись.       — Ты научишь?       Сам не понимает, почему задаёт этот вопрос. Знает, что совершенно не тому человеку, думает, что напрасно, что сейчас последует порция сарказма и усмешек.       — Я бы научил, правда, — сердце Чонгука замирает от искренности в глазах напротив. — Не знаю, по какой причине, но мне бы хотелось, чтобы ты мог, умел. Но мы с тобой встретились не в то время и не в том месте...       Сердце ноет. Отчего вдруг так больно? Больно слышать ноты разочарования в этом потрясающе глубоком голосе.       — Поэтому, Ворон, пусть тебя всему научит твой муж. Не нужно подлетать ко мне ближе, — задумывается, будто что-то вспоминает, и продолжает: — Хосок знаешь, как меня назвал?       Чонгук удивлённо заглядывает в лицо омеги.       — Да, я встречал его в кофейне, не удивляйся. Так вот, он назвал меня колибри, — ухмыляется. — Колибри нет места в бытие Ворона. Слышишь? Потом, если в дальнейшем наши пути вынуждены будут пересечься — держись от меня подальше, Ворон!       Скинул руку с плеча, отстранился и вышел из зала.       Чонгук оглянулся и, поняв, что Ли Бом увлечён танцем с Джеффом и даже не смотрит в его сторону, последовал за омегой. Заметил, что тот направился в уборную, и ускорил шаг. Когда Гук распахнул дверь помещения, Тэхён стоял лицом к зеркалу, внимательно осматривая себя в отражении и оперевшись обеими руками о столешницу.       В пару широких шагов оказался рядом с ним, рывком развернул к себе и впечатался в желанные так давно губы страстным поцелуем. Ожидал, что его снова грубо оттолкнут. Задохнулся, когда почувствовал, что на его поцелуй отвечают. Задрожал всем своим существом, когда протолкнул свой язык глубоко в рот омеги и почувствовал, что с его языком сплетаются своим. В глазах потемнело, руки затряслись, а когда к нему потянулись огладить спину — прижал желанное тело ближе к себе. Сошёл с ума, когда, оторвавшись от его губ, омега запрокинул голову, открывая шею для ласки. Нежными мазками повёл по шее вниз, чувствуя на языке великолепный вкус медовой кожи. Захлебнулся в ощущениях, когда услышал судорожный выдох Тэхёна. Ладонью провёл по ключицам и заменил ладонь губами, опускаясь ими ниже и лаская шершавым языком бархатную кожу. Не сдержал глубокого стона, когда красивыми длинными пальцами зарылись в его чёрную шевелюру и сжали жёсткие пряди волос в кулаке. Готов был упасть на колени и молить о большем, когда рывком откинули его голову и широким движением языка провели вдоль крепкой шеи, страстно вылизывая её.       Чонгук усадил омегу на край столешницы и, раздвинув широко его ноги, устроился между ними. Членом, который увеличился в размерах и грозился разорвать штаны хозяина от нетерпения, стал тереться о пах омеги и услышал прерывающийся стон, запустивший табун мурашек по загривку. Целовал, целовал, целовал, словно сумасшедший, каждый открытый участок кожи. Наслаждался дрожью омеги от его прикосновений, которые он щедро дарил. Двигался в такт стонам парня, имитируя толчки и наслаждаясь тем, что Тэхён сходит с ума от этих движений, беззвучно распахивая рот и не сдерживая всхлипов. Дыхание сбилось, голова вообще ничего не соображала, свет будто погас, темнота поглотила их и всё вокруг было неважным. Только это дрожащее в его руках от желания тело, только эти глаза, наполнившиеся влагой и будто молящие о большем.       — Ворон… — дрожащими губами прямо в чужие губы.       — Я слышу тебя, Колибри.       — Отпусти меня, Ворон. Иначе я никогда тебе этого не прощу.       Удар под дых. Ушат холодной воды на разгорячённое тело.       Снова игра? Возбудим и не дадим? Издевается?       Но на него смотрят так разбито. Мучительно долго. Просят одними глазами. Губы дрожат, но больше не повторяет просьбы. Только смотрит, смотрит, смотрит. Так откровенно. С такой болью в глазах. С таким надрывом. Всё-таки произносит, будто вытаскивает изнутри слова, не желающие звучать в этой тишине:       — Пожалуйста, отпусти меня.       Отступает. Отпускает.       Наблюдает за тем, как омега исчезает за дверью.       Сам разбит, раздроблен. Возмущён.       Почему?       Почему позволил начать? Почему не остановил сразу? Почему не дал продолжить? Игра или реальность?       Склонился над раковиной и ополоснул горящее лицо ледяной водой, когда в кармане зазвонил телефон. Намджун.       — Чонгук, ты закончил со своими делами?       — Да, завтра возвращаюсь домой.       — Мы больше не можем ждать. Возвращайся сегодня. Юнги не выходит на связь уже трое суток. Его сопровождающих через границу Феде не пустили. Он решил, что справится один. Это последний раз, когда его видели живым. Ты здесь нужен.

🩸🩸🩸

      Тэхён практически бежал по коридору отеля, не желая возвращаться обратно в зал, где перед женихом и шумной толпой гостей нужно было как-то собраться и держать лицо.       «Какого чёрта я творю?» — красной строкой ползло в сознании. Добравшись до своего номера, он уселся на кровати и обхватил голову руками, крепко сжав кулаки. Просидев так некоторое время и не сумев привести мысли в порядок, он схватил телефон и набрал того, кто мог его успокоить.       — Отец, почему Вороны тебя прогнали из Фоссы?       Тэхён никогда не спрашивал об этом Джина. Зачем? Ему было достаточно одного этого факта.       — Что случилось, Тэхён? Ты не в порядке?       — Я в порядке, па, просто мне нужно это знать. Почему?       Джин для Тэхёна был самым потрясающим и прекрасным человеком на земле, и когда он узнал о том, что его отец где-то пришёлся не ко двору — эти люди, что так обошлись с отцом, в сознании Тэ автоматически нарисовались мерзкими, тупыми, противными, алчными и бесчестными. Он воспринимал Воронов через призму боли, а иногда даже отчаяния, что видел в глазах отца.       — Мне нужно знать, отец. Какую подлость они с тобой сотворили? Они тебя предали? Обманули? Почему?       — Сынок, я не хочу, чтобы ты в это ввязывался. Я прошу тебя, сын. Одно могу сказать — я их точно не предавал. Да и они меня, в принципе, тоже. Просто в какой-то момент я оказался ненужным Намджуну. Он решил, что мне нет места рядом с ним, и попросил уйти. Всё. И я ушёл. Большего тебе знать не нужно. Пожалуйста, прошу тебя, просто держись от них подальше. Оставайся в Гофе с Ли Бомом, больше не приезжай сюда, я прошу тебя. Езжай из Маре в Гофу и будь там. Будь рядом со своим женихом, Тэхён.       Ничего омега не добился от отца и не добьётся, это понятно. Да и раньше Джин не любил об этом говорить. Только урывками в разговорах с Филом Тэхён слышал какие-то обрывки историй.       Теперь же в душе Тэхёна поселилось нечто такое, что заставляло его усомниться в собственных установках относительно произошедшего, Воронов, Фоссы, прошлого и самое страшное — по поводу будущего.       Взгляд чёрных глаз Чонгука, направленный на купол крыши, и это его восхищённое «Красиво!» и умоляющее «Ты научишь?», его глаза, в тёмной глубине которых плескались отчаяние и боль, когда Тэхён просил остановиться — всё это будто заставило дать трещину восприятию всего, что он знал и во что верил до сих пор.       Как же омега сильно не хотел его останавливать! Как сильно жаждал продолжения того, что началось в уборной! До потери памяти хотел прикосновений этих крепких рук с широкими горячими ладонями, хотел продолжения крышесносных поцелуев, до дрожащих коленей желал почувствовать этого сильного страстного альфу внутри себя....       «Почувствуешь ли ты меня, когда я загоню свой член в тебя до самого основания и буду трахать так, как ещё никто никогда тебя не трахал?»       «Да! Чёрт бы тебя побрал, Ворон, почувствую, тебе даже не нужно было сильно стараться, я чувствовал твой член, обтянутый тканью, и уже сходил с ума! Уже хочу тебя так, как никого и никогда в своей жизни не хотел!» — отчаянно кричал внутренний голос.        «Что за пиздец, Ким Тэхён! Слабак! Потёк, как бесформенное желе, бесхребетный омега! Возьми уже себя в руки! Похоть заставила пошатнуться твои установки, и ты тут сидишь, как последняя течная шлюха, размышляешь о своих возможных ошибках и своей возможной неправоте?! Пиздец, блять! Давно ли то, что меж твоих ног, стало важнее для тебя, чем всё остальное?! Хочешь трахнуться с женатым альфой? Хочешь стать тем, на кого всегда смотрел с жалостью и снисхождением?! Хочешь переспать с врагом своего отца?! Грош тебе цена! Тебе и всем твоим хвалёным принципам! Возьми яйца в руки, приведи себя в порядок и действуй согласно своему плану!» — кричал другой голос.       Тэхён зашёл в ванную комнату, ополоснул лицо холодной водой, когда услышал шум открывающейся двери. Ли Бом, обеспокоенный долгим отсутствием жениха, вышел отыскать его.       — Ты мне объяснишь, что происходит? — альфа выглядел спокойным. Лишь пульсирующая на виске вена выдавала эмоции, клокочущие внутри. — Тэхён, что у тебя происходит с этим Чонгуком? Почему я не знал о том, что вы проводили какие-то соревнования на склоне? Почему ты столько внимания и значения придаёшь этому альфе и почему для тебя так важно утереть ему нос?       — Ты меня сейчас отчитываешь? Я не понял, — Тэхён задрал подбородок и приготовился к обороне.       Альфа не менял выражения лица, но допрос не продолжил. Глубоко вздохнул в попытке успокоиться и, смягчившись, ласково взглянул на омегу.       — Милый, ты же знаешь, что я никогда такого себе не позволял и не позволю. Я беспокоюсь о тебе, и мне было неприятно слышать о том, что ты встречал этого альфу на склоне и устроил с ним какое-то соревнование не от тебя, а от другого человека. Я просто не понял, почему ты это скрыл от меня.       — Ничего я от тебя не скрывал. Я просто не придал этому никакого значения.       Волна сожаления и чувство неимоверной вины разлились по стенкам сознания, причиняя дискомфорт и заставляя испытывать неприятные ощущения при виде любящих глаз напротив.       — Всё хорошо, Бом. Ты же знаешь моё отношение к Воронам, я использую каждый удобный случай, чтобы задеть его. Слишком уверенный в себе, слишком зазнавшийся альфа. И потом, я просил тебя пойти со мной прогуляться, а ты не захотел, мне же нужно было хоть чем-то себя развлечь, а тут такая хорошая возможность отомстить за представление на аукционе, я и воспользовался. Видел бы ты его лицо! Он не ожидал от меня такого мастерства. Так снисходительно оглядывал, когда мы поднимались на склон, — нервный смешок точно должен был прозвучать искренне.       — Ты знаешь, Тэ, на меня он тоже произвёл неприятное впечатление.       Ли Бом не лукавил, Чонгук оказался весьма и весьма неприятным типом с его точки зрения. Там на аукционе эта его уверенность в себе, его представление всколыхнули в альфе неприятные чувства, граничащие с презрением. И здесь, в моменты, когда они попадали в общую компанию, его неимоверно раздражало заискивание перед Чонгуком многих альф, бесило снисходительное обращение Чонгука к самому Бому. Словно земля Фоссы была не выиграна Ли на аукционе, вернее, уже перед аукционом, а щедро уступлена этим альфой.       «Откуда в этом ничтожестве столько гонора и столько уверенности в себе? Из грязи в князи!» — думал Ли, наблюдая за Чонгуком, и в тот момент, когда на танцполе незнакомый омега, поддевая Чонгука, предложил Тэхёну утереть этому альфе нос, Ли даже захотелось за этим понаблюдать. Он согласился без проблем, хотя рассказ о состязании на склоне стал для него неприятным сюрпризом.       Зря Чонгук думал, что Ли вовсе не смотрит в их сторону и не замечает того, как Тэ на середине танца покинул зал, а Чонгук последовал за ним. Ли Бом не сводил взора с танцующей пары. Что-то в их движениях и взглядах заставило Ли напрячься. Тэхён не выглядел тем, кто пытается как-то задеть Чонгука, а последний в свою очередь не выглядел задетым. И то, как альфа прижимал к себе его омегу, вообще было из ряда вон выходящим. Там, в Гофе, их взгляды горели огнём ненависти, а сейчас от этой ненависти будто не осталось и следа.       Он попытался последовать за своим омегой, когда тот покидал зал, но цепкие пальцы партнёра по танцу не позволили ему этого сделать, увлекая в новый поворот и задавая кучу вопросов. Затем, когда танец, наконец, закончился, омега потащил его за их столик, умоляя познакомиться с его женихом, иначе, мол, тот будет ревновать и устроит ему разнос, слёзно просил не оставлять его в беде. Пришлось подчиниться. Знакомство не длилось долго — пара вежливых фраз, пара бокалов за знакомство, но тем не менее за это время Чонгук успел вернуться за столик и присоединиться к ним.       Он вежливо поклонился Ли Бому, не выдавая ничем своего состояния негодования, которое горело внутри альфы неконтролируемым пожаром, и, обратившись к друзьям, заявил:       — Джефф, Чан Ук, мне необходимо немедленно возвращаться домой в Фоссу, я прошу у вас прощения, но нам пора. Прошу извинить, господин Ли.       Компания откланялась и удалилась из зала, а Ли Бому ничего больше не оставалось, как начать поиски жениха.       — Даже больше скажу, Тэхён, он мне жутко неприятен. Я бы не очень хотел, чтобы ты с ним пересекался, милый, — продолжал Ли, упрашивая жениха прислушаться к нему лишь взглядом.       — Я понимаю твоё беспокойство, Бом. Но и ты меня пойми, пожалуйста. Мой отец избирается туда президентом. Я его сын. И естественно я буду рядом с ним. А Фосса принадлежит сейчас Воронам. Избежать встреч с ними невозможно. Тебе стоит к этому привыкнуть, Бом, иначе у нас начнутся разногласия. На пороге семейной жизни я не думаю, что это будет для нас плюсом. Поэтому, пожалуйста, уложи эту мысль в своей голове. И чем раньше, тем лучше.       Ли Бом всегда знал, с кем имеет дело, знал, что не может сейчас прогнуть омегу и заставить поступить так, как хочет сам. Он тешил себя уверенностью в том, что как только они поставят штампы в свои паспорта — Тэ станет покладистее, Ли Бом был уверен в том, что возможностей прогнуть Тэ под себя тогда у него будет больше. А когда у них появится ребёнок, так вообще — Тэхён будет вынужден уступать, потому что кому захочется остаться одному с ребёнком на руках? Нужно лишь немного потерпеть вздорный характер жениха. Пусть покапризничает. Ли потом ему укажет его место и расскажет, кто в их доме хозяин.       Ли Бом был типичным представителем альф в их стране, он просто это умело скрывал. Он с ума сходил по красоте омеги, восхищался его умением держать себя в обществе, уважал его умственные способности, но никогда не считал его равным себе. Ли Бом точно так же, как и все альфы его окружения, считал омегу красивым приложением к своей персоне. Потрясающе красивым и изысканным приложением.       — Хорошо, милый, я тебя услышал. Больше ни слова о Воронах и о Чонгуке, тем более, насколько я понял, он покинул отель и покинул Маре, у него там в Фоссе какие-то срочные дела. У нас осталась пара дней отдыха. Я хочу, чтобы мы их великолепно провели. Больше не отпущу тебя ни на секунду.       Почему Тэхёна так расстроили слова Ли об отъезде Чонгука? Почему ему никакой радости не приносит мысль о том, что эти два дня он проведёт рядом со своим женихом? Тэхён не знал. Не мог найти этому объяснения, кроме как какое-то непонятное наваждение. Наваждение, которое он обязан перебороть. Он справится! Когда не справлялся?!

🩸🩸🩸

      В огромном особняке, больше похожем на величественный стеклянный дворец, выросший прямо на склоне холмистой возвышенности в горах Феде, уже трое суток томился Юнги, пытаясь разобраться в причинах его заточения в эту великолепную крепость. По пути сюда, после того как на границе Феде его встретили люди Мижона, с которым Вороны познакомились в студенческие годы, а ныне религиозного лидера Феде, Юнги не встретил ни одного подобного строения.       Не сказать, что Юнги знал Феде как свои пять пальцев, но и незнакомой эта Республика ему не была. Он довольно таки часто раньше сюда приезжал, но ни разу не был в этой части Республики.       Выехав из столицы и проехав путь длинною в несколько десятков километров, их караван машин направился по просёлочной дороге вверх в горы. По пути они встречали лишь ветхие, практически развалившиеся домики, примостившиеся к скалам то тут, то там. Деревня явно была заброшена, потому что по пути мимо они не встретили ни одной живой души. Юнги был насторожен. Конечно же, то, что люди Мижона развернули его сопровождающих, не могло не насторожить, однако Юнги решил, что во что бы то ни стало должен продолжить свою миссию. В конце концов, Намджун и Вороны доверили ему это задание.       Когда они доехали до стеклянного строения, фасад которого состоял из огромных прозрачных окон с железными, окрашенными под цвет каменной породы рамами, а основное помещение находилось в глубине скалы, Юнги обалдел.       Строение выглядело настолько современным, а архитектор так грамотно продумал проект, что сооружение казалось не результатом человеческого труда, а подарком из космоса, преподнесённым людям нечаянно оказавшимися здесь зелёными человечками.       Подходом к особняку, светящемуся яркими лампами, встроенными вдоль оконных рам, служила часть той же скалистой породы. Снаружи виднелась лишь маленькая часть здания. После того как компания выгрузилась из машин, и небольшая группа вместе с Юнги прошагала внутрь, Мин понял, что большая часть помещений строилась в пещере горы, а комнат в поместье было огромное количество, судя по всему, но Юнги пригласили на нижний этаж.       В распоряжение альфы предоставили всю нижнюю зону, состоящую из его спальни с огромной двухспальной кроватью с балдахинами, напоминающую ложе какого-то восточного правителя, нескольких гостевых комнат, зала, комнаты с тренажёрами и огромного помещения с бассейном в виде разделённых мрамором и плиткой купален и восточной бани — хамам, к которой примыкала комната отдыха.       Весь этаж, исключая тренажёрный зал, больше был похож на дворец падишаха, нежели на жилище современного человека. Почти полное отсутствие прямых линий в комнатах, преобладание плавных изгибов и мягких переходов, приглушённое, но при этом «тёплое» приятное освещение, насыщенные красные, коричневые, зелёные и золотистые цвета во всём — от отделки стен до обивки мягкой мебели, богатство аксессуаров из текстиля с тончайшим рисунком, ковры ручной работы, мозаика, чеканка по металлу, диваны с множеством подушек, низкие столики или сундуки, выполняющие функцию столиков, резные решётчатые ширмы и тяжёлые гобеленовые шторы с нитями шёлка вдоль окон, которые выходили аккурат к стенам пещеры.        Юнги будто оказался в какой-то восточной сказке. Даже помещение с бассейном изобиловало витиеватым восточным рисунком на плитках в больших просторных купальнях.       Впору было бы наслаждаться такой роскошью, однако Юнги понял, что находится в этом особняке не в качестве гостя, а в качестве пленника, когда его попросили отдать телефон «в целях безопасности», как обозначил внушительных размеров альфа, облачённый в военную форму и вооружённый до зубов. Когда же Юнги попытался покинуть помещение, то напоролся на пороге нижнего этажа на охранника, который «посоветовал» ему не покидать нижние этажи дома.       Первые два дня Юнги никто не посещал. На второй день пребывания здесь он попытался поговорить с охранником и выяснить причины его нахождения «в плену», однако никакие особенные способности альфы, умение находить нужные слова и искусство ведения переговоров никак ему не помогли.       Легче было разговорить мёртвого, чем этого бугая.       К вечеру второго дня Юнги услышал какой-то шум. Выбравшись из постели и накинув на себя халат в том же восточном стиле, что и всё вокруг, Юнги зашагал к выходу в надежде, что наконец-то его своим вниманием удостоил Мижон, однако, добравшись до холла, он обнаружил там группу омег, один красивее другого. Омеги были разодеты в восточные одежды, с ярким макияжем на лице. Они разглядывали вышедшего к ним навстречу альфу с интересом и соблазнительными улыбками.       Охранник, который проводил сюда этих восточных фурий, громогласно произнёс:       — Господин распорядился о том, чтобы к вашим услугам предоставили помощников. Они выполнят любое ваше желание, господин Мин, можете пользоваться на своё усмотрение. И ещё, господин просил у вас прощения за его задержку, он прибудет уже завтра и надеется, что эти омеги помогут вам скоротать оставшееся время. За свою безопасность вы можете не переживать, они все проверенные парни. Чистые и должным образом обученные. Господин их выбирал лично для себя.       Юнги ухмыльнулся и оглядел кучку воркующих омег.       — Благодарю.       Это всё, что он произнёс. Ну, а что ещё он мог сказать? Не принять это подношение не мог. Тем более ему пожертвовали тех, кто ублажал лично Мижона.       «Чёртовы проповедники. Вещают на трибунах о нравственности и вере, а сами грешат похлеще любого их послушника», — пронеслось в голове у Юнги.       Мижон был женат, причём насколько Юнги знал — у него были дети. И это не мешало ему иметь в распоряжении небольшой отряд соблазнительниц, так же, как не мешало пить, кутить и даже убивать. В конце концов, всё оружие, что Юнги видел на поясах его охранников, не для игры в войнушки понарошку.       Эти мысли Юнги перекладывал в голове, в то время как омеги, облачённые в тонкие ткани, приближались к нему, словно невесомое облако. Они усадили его на софу, и тот, который держал в руках какой-то непонятный струнный инструмент, уселся в его ногах.       По комнате разлилась неизвестная альфе, интересная в своём звучании восточная мелодия.        Все они расселись вокруг него — кто рядом на софу, кто тут же с музыкантом на полу, а трое из них выступили к середине зала и начали медленно двигаться в такт льющейся, словно сладкая патока, мелодии, исполняя великолепный в своей грации и красоте танец.       Юнги словно оказался в другом мире. Мире соблазнов и удовольствия. Глаза загорелись ярким голодным блеском, ладони повлажнели, он вглядывался в ярко накрашенные лица с неизменными смешинками в глазах и думал о том, что вот прямо сейчас ему не хватает Хосока. Вечеринка с другом окрасилась бы в другие цвета.       — Красиво, — произнёс он, не отводя взгляда от омеги, согнувшегося в плавных движениях танца к полу, разводящего руки и извивающегося так, словно в теле его не было ни одной кости.       — Тебе нравится, господин? — прошептал на ухо сидящий рядом омега.       — Красиво, очень. Тебя как зовут? — обратился он к танцующему.       — Никто из них не понимает твоего языка, альфа, только я. Я буду сегодня твоими ушами и языком, — соблазнительно поглядывая из-под густо накрашенных ресниц, произнёс омега.       — А своё имя ты мне скажешь? — Юнги нужно было как-то к нему обращаться.       — Ясин. Ты можешь называть меня Ясин, господин, — многозначительно облизывая губы, произнёс парень. — Если господин не против, мы бы хотели доставить ему удовольствие в купальнях и в хамаме.       Они все вместе направились в помещение купален. Юнги не сопротивлялся — ну, а почему нет? Он устал коротать время один, и если нахождение здесь неизбежно, то почему бы ему не воспользоваться подарком, который ему так щедро преподнесли?       Омеги плавно извивались вокруг него, освобождая от одежды. Ясин обхватил его запястье и потянул за собой в хамам, который предварительно подготовили скорее всего охранники. Альфу уложили на широкий каменный топчан, поглаживая нежно тело и заставляя расслабиться после мягких прикосновений.       На тело нанесли ароматное масло и начали втирать его в кожу. Каждое поглаживание словно волшебное действо, позволяющее всем частям тела растечься на топчане. Умелые руки разминали и растягивали непослушные мышцы, освобождая голову от любых ненужных сейчас мыслей. Жар от топчана действовал не хуже горячих ладоней.       Неизвестно, сколько времени Юнги пролежал тут, наслаждаясь маслянистыми прикосновениями омег, затем массажем с густой пеной и, наконец, обтиранием холодным полотенцем.       До купален Юнги добрался будто заново рождённым, и вот там началось то, что из памяти Юнги сложно будет выкинуть.       Прикосновения прекрасных фурий стали откровеннее, ласки горячее. Руки на теле заменили губы, и казалось, что не осталось ни одного участка его тела, над которым не порхали волшебные поцелуи омег. Его вновь искупали с ароматным мылом, потянули за руку из купальни и, обернув в пушистое золотистое полотенце, подтолкнули к огромному помещению, где было не менее тепло, чем в купальнях. Вдоль стен помещения были расставлены широкие мягкие диваны, покрытые золотистыми восточными покрывалами с огромным количеством подушек, рассыпанных на каждой поверхности.       В центре помещения — огромный в периметре низенький стол, уставленный бесчисленным многообразием напитков, чайников с разного сорта чаями, сладостей, сиропов, фруктов и других, неизвестных Юнги угощений.       Ясин налил ему в небольшую фарфоровую чашку крепкого чая с запахом каких-то цветов и своими руками напоил альфу этой удивительно приятной жидкостью. Затем, не отводя от него взгляда, надавил на грудь альфы и уложил его на топчан, освобождая от полотенца. Провёл красивыми длинными пальцами, украшенными каким-то причудливым рисунком, выполненным коричневой хной, вдоль груди альфы, прокладывая путь вниз медленными нежными движениями. Привстал с дивана и скинул с себя облако прозрачных одежд, лаская своё стройное тело невозможно изящными пальцами.       В тот же момент к Ясину присоединились ещё двое омег. Один из них снова уселся на пол в позе лотоса и снова начал играть на инструменте. Другой прихватил в руки трубку от кальяна, которую Юнги даже не заметил, раскурил, выпуская из пухлых губ густой дым, и поднёс трубку к губам альфы. Юнги несколько раз слабо затянулся и тут же почувствовал, как горло обволакивает сладкий густой вкус дынного кальяна.       Ясин отвёл трубку в сторону и взглядом пригласил других омег ближе к альфе, а те тут же повиновались.       Обнажённые полностью, с бронзовым цветом сияющей кожи с нанесёнными на неё по всему телу узорами хны, с красивыми длинными пальцами, с ярко горящими большими глазами с густо накрашенными сурьмой веками, фурии ласкали крепкое тело альфы в четыре пары рук.       То ли от того, что к табаку в кальяне что-то было подмешано, то ли от того, что альфу никогда раньше не ласкали с таким умением четверо омег одновременно — Юнги сказать сейчас не может, но такого фееричного секса у него не было никогда. Один из омег спустился к паху и невозможно пухлыми губами обхватил стоящий колом член альфы, нежно лаская его языком, пропуская сквозь сочные губы до упора, до стенок горла. Не морщился, не кривился от того, что заглатывал член, делал это так, словно угощается вкусным лакомством. Второй ласкал руками, смазанными ароматическим маслом, мошонку, нежно сминая яички, и в какой-то момент, прикоснувшись к ним губами, всасывал каждое из них поочерёдно. Третий трудился над грудью альфы, играя губами с затвердевшими сосками, а четвёртый, склонившись к его губам, дарил то страстные, то неимоверно ласковые, нежные поцелуи.       Юнги сходил с ума от количества ощущений, испытываемых одновременно. Громко стонал и рычал, подначивая омег к более решительным действиям. А те словно читали его мысли — дотрагивались именно так, как хотел альфа, сосали и целовали именно так, как желал Юнги именно в этот момент. Тело не выдерживало — вытянулось, словно струна, в предоргазменном удовольствии, член, увеличившийся в размерах, готов был взорваться от манипуляций омеги, что так искусно его ласкал, заглатывая плоть и пропуская через горло.       Альфа кончил с громким рыком и прерывающимся стоном, дрожа всем телом. Голова кружилась от испытанных ощущений и яркости случившегося оргазма.       Великолепный секс.       И опустошение, которое Юнги почувствовал через минуту после него.       Как всегда.       Всегда после секса.                    Невозможное опустошение. Никакой эйфории, никакого ощущения счастья. Просто освобождение от напряжения и пустота. Точка.       Юнги привстал с топчана. Как можно ласковее провёл по вспухшим губам Ясина и, поблагодарив за предоставленное удовольствие, попросил оставить его одного.       Сходил в купальни. Помылся несколько раз и улёгся в кровать. Этой ночью снова спал беспокойно. Снова видел во сне раскосые глаза, наполненные нежностью, направленные не на него, а куда-то в сторону. Снова наслаждался красотой пухлых мягких губ, наблюдал за тем, как маленькие нежные пальцы перебирают волосы мальчика, который обнимает папу за живот.       А потом, впервые, во сне на него взглянули. Подняли взгляд раскосых карих глаз и посмотрели с такой обидой и болью, что по щеке альфы покатилась слеза. Душу рвало от этого взгляда, он хотел что-то сказать, но горло не пропустило ни звука. Омега развернулся и зашагал от него прочь. Юнги попытался сделать шаг вслед, но ноги словно приросли к полу и не позволяли сделать хоть какое-то маленькое движение.       Горло сдавило что-то огромное и тяжёлое, Мин стал задыхаться.       Всё вокруг покрыла беспроглядная тьма, и с неба стали падать раненые окровавленные вороны.       Сотни воронов. Мёртвых воронов.