Бессмертная семейка

На улицах Призрачного города вокруг Дома Блаженства послышались крики, забегали толпы демонов. Се Джия почувствовала, как стало трудно дышать, даже голос немного охрип, когда она пробормотала: — Что вы наделали...? Перед глазами пробежало, как совсем недавно Хуа Чэн стоял, опершись на ворота оружейной, и полушутя предлагал ей забрать в качестве подарка всю оружейную вместе с сокровищами в ней. А теперь её новообретенная оружейная утонула в море огня. Снова, блять. Судьба особенно щедра ей на такие вот гадости. Се Джия, на время погрузившись в свои тяжелые думы, не обращала внимания ни на бушующий смерч, в котором они оказались, ни на парящих рядом небожителей. А когда заметила, с неприязнью отскочила в сторону - рядом с ней всё это время находился Лан Цяньцю! — Ох… вы уж простите! — воскликнул Ши Цинсюань. — Я не думал ни о чём другом, кроме скорейшего бегства, это полностью моя вина. Первоначально ведь огонь был совсем маленьким… Если Искатель цветов под кровавым дождём потребует возмещения ущерба, смело валите всё на мою голову. Не волнуйтесь, я покрою любые затраты! Уж чего-чего, а денег у меня в достатке! — Если бы дело было в деньгах... — тяжело вздохнул Се Лянь, так же, как и Се Джия, переживая о сложившихся дружеских отношениях с Хуа Чэном. Что же теперь будет? Се Джия повернула голову к брату: — Зачем вмешался? Ей без труда удалось понять, кто разнял двух взбешенных козлов, решивших помериться силой. Се Лянь грустно улыбнулся: — Не мог же я позволить Его Высочеству Тайхуа лишиться головы. — Так он сам на меч напоролся! — фыркнула Се Джия, и обеспокоено спросила: — Не ранен? Се Лянь отрицательно покачал головой и заверил: — Выпад Лан Цяньцю я с лёгкостью отбил, а Хуа Чэн бил в пол силы, явно сдерживаясь. Так что ранений удалось избежать. Се Джия облегченно кивнула. Они оба знали, как опасно было влезать между двумя клинками, готовых вот-вот обрушиться с обеих сторон. Но вот что странно — Лан Цяньцю, с виду ни капли не пострадавший, теперь выглядел отстранённо и даже шокированно, будто его душа покинула тело. Ши Цинсюань позвал его: — Цяньцю? Цяньцю? Что с тобой? Очнись! Тебя что, так сильно ослепило той вспышкой, что зрение до сих пор не вернулось? Принц Юнаня не ответил. Да и Се Джию его состояние ничуть не интересовало. Так они и прилетели в столицу бессмертных, верхом на потоке ветра. Поддерживая друг друга и таща раненых на спине, они пронеслись сквозь Врата Вознесения и помчались прямо во дворец Шэньу. Небесная столица бессмертных раскинулась величественной мозаикой сверкающих пагод, окутанных тонкой дымкой облаков, словно парящих на небесах. Беломраморные лестницы, ведущие в бесконечность, отражали золотое сияние солнца, а мягкий шелест сакур сопровождал каждый шаг того, кто осмеливался пройти по этим священным землям. В центре этого божественного величия возвышался дворец Шэньу. Се Джии, некогда богине, ныне низвергнутой в смертный мир, было запрещено переступать порог священного места. И она осталась дожидаться брата в пристройке рядом с дворцом. Ветер, наполненный ароматом цветущих магнолий, трепал ее волосы, играл с ними, словно вспоминал, кем она была когда-то. Се Джию невольно кольнула грусть по сердцу. Тоска по тем временам, где её тело искрилось от потока духовных сил, а самооценка была выше крыши дворца Шэньу. Грусть её была лёгкой, почти неуловимой, как тень облака, скользнувшая по горным вершинам. Но Се Джия не позволила этому чувству, подобно яду, отравить свой разум. И пинком вышвырнула всю печаль из своего сердца. — И впрямь, зачем грустить? — вслух усмехнулась Се Джия. — Вперемешку с благовониями, здесь воняет лицемерием... — Да неужели? Се Джия вздрогнула и обернулась. В проёме открытых дверей застыла до боли в сердце знакомая фигура. Сердце на мгновение сжалось, точно от внезапного, колкого ветра. Всё те же черты, выточенные, словно из слоновой кости, всё то же лицо, которое некогда казалось ей воплощением идеала. Глаза цвета обсидиана, яркие и сверкающие. Несколько чрезвычайно тонких прядей мягких волос падали на лоб и щёки. И лицом, и фигурой юноша, изящный и утончённый, напоминал интеллигентного учёного мужа. А эта ухмылка - такая надменная, будто бросающая вызов всему миру. Се Джия не могла оторвать глаз, завороженная странным, болезненным воспоминанием, что взметнулось в её душе. Но то, что когда-то вызывало трепет и тёплую волну, теперь разлилось внутри леденящей бурей. Улыбка, некогда обворожительная, сейчас показалась ей острым лезвием, будто в ней скрывался яд — тонкий, медленный, но неизбежный. Горькое послевкусие прошлого обожгло её разум. — Я смотрю, ты тут цветешь и пахнешь, — хмыкнула Се Джия, присев на деревянную скамейку. Она не хотела показывать ему, как задрожали колени, не в силах удерживать её тело на весу от переполняющих эмоций. — Не могу так же сказать о тебе, — едко ответил ей Му Цин, приближаясь. — Какая дерзость, — выгнула бровь Се Джия. — Слуга не должен открывать рот, пока ему не разрешит хозяин. За время проживания в Небесной столице, ты кажется позабыл, что чернь всегда останется чернью. И какую бы должность ты сейчас не занимал, твоё грязное происхождение уличной шавки не отмыть никакими заслугами. Му Цин на миг отшатнулся, словно получив по лицу жёсткую пощёчину. Се Джия удовлетворённо улыбнулась - сыпать ядом она умела лучше других. — А вы не изменились, Ваше Высочество, — почти выплюнул её титул, Му Цин. — Всё так же высокомерны, даже не смотря на потерю своего положения. Чем же вы теперь отличаетесь от простолюдинов, которых так ненавидите? — Благородное происхождение у меня в крови, — как ни в чем не бывало, ответила Се Джия. — Она есть и будет со мной до самой смерти. — Что-то этого благородства в вас остаётся всё меньше с каждым прожитым столетием, — холодно заметил Му Цин, взяв себя в руки. Он зашагал и сел неподалёку от неё на скамейку, не глядя в сторону бывшей. Се Джия искренне не понимала, что ему от неё понадобилось. — Никогда не перестаёте набивать себе цену. — Я вообще ничего не набиваю. Но если так хочешь, могу кулаком набить тебе личико, — вырвалось у Се Джии. — А я-то подошёл просто повидаться и спросить о самочувствии, — закатил свои долбанные глаза Му Цин. — Зачем подошёл на самом деле? — Первое - ужасно соскучился, — нейтральным голосом ответил Му Цин. — Второе - хотел поглядеть, в кого превратилась бывшая властолюбивая хозяйка. Ну и где правда? Се Джия прищурилась, пытаясь вытащить из его загадочной головы нужные ответы. Спустя столько лет... Разве это тот человек, которого она когда-то любила? Заносчивый, холодный, бесчувственный... Или он всегда таким был? Се Джия почти на ощупь чувствовала исходящий от него ледяной мороз и пропасть между ними. Она не раз задумывалась, что у Му Цина, должно быть, были и свои причины их оставить. Больная мать, о которой надо было позаботиться. Вознесение, которое вытащило бы его из ямы отчаяния. Если подумать, то с объективной стороны, Му Цин правильно поступил, оставив своих неудачливых хозяев, сам решив подняться на ноги... Но боль от этого не утихала, вспыхивая каждый раз, стоило Се Джии увидеть его лицо. Именно с тех самых пор она решила, что семья должна стоять на первом месте. Му Цин выбрал заботу о своей матери, а не любовь. И она тоже должна была последовать его примеру, защищая своих братьев любой ценой. Любовь... Она приходит и уходит, а родственные узы всегда будут крепки. — Даже не знаю, — запоздало ответила Се Джия, хмыкнув. — Но ты не похож на человека, который стал бы скучать. Му Цин хотел было ответить, как вдруг, нахмурился и положил пальцы на виски. Се Джия с любопытством склонила голову набок. — Вот же... — хотел было выругаться Му Цин, но вспомнил о её присутствии. — Что такое? — посерьёзнела Се Джия. Она слишком хорошо знала Му Цина и не могла не различить обеспокоенные нотки, проскочившие в его голосе. И которые ему не удалось скрыть. Значит, там, во дворце, назревал настоящий кипишь, раз слухи уже ползут по духовной связи. — Во дворце Шэньу что-то происходит? Что с моим братом? — забеспокоилась Се Джия. Везде, где случались неприятности, встревал её брат. И этот раз, казалось, не был исключением. Интуиция вопила благим матом, что жопа Се Ляня застряла в гораздо большей заварушке, чем раньше. — Не ответишь, сама пойду и узнаю, — решительно произнесла Се Джия, вставая на ноги. Но Му Цин молниеносно схватил её за руку и дёрнул, заставив обратно сесть на скамейку. Се Джия, больно ударившись задницей об деревянную поверхность, заорала: — Совсем обнаглел?! Не прикасайся ко мне! Его лицо застыло, будто порыв ветра внезапно унес последние крупицы тепла. — Переступишь порог дворца - тебя тут же поглотит божественный огонь. Ты больше не небожительница, для тебя это смертельно. Его слова были неуклюжи, неловки, но в них билось сердце, которое желало лишь добра. Однако её гнев громом обрушился на него. Каждое её слово, обжигающее и острое, словно игла, вонзалось в душу. Но внешне Му Цин не показывал своих душевных терзаний, оставаясь всё таким же холодным. Он замолчал. Слова застряли в горле, будто боялись выйти наружу и быть раздавленными её яростью. Его добрые намерения в очередной раз обернулись для неё чем-то враждебным. — Ах, точно, — вспомнила об этом маленьком нюансе Се Джия. Но благодарить не стала. Не то, чтобы она умела это делать. Се Джия с силой вырвала свою руку из его хватки. — Ну так что там? — требовательно спросила она, уставившись на Му Цина. Однако, тот мгновенно заупрямился, скрестив руки на груди и отвернув голову: — Не скажу. — И почему это?! — взбесилась Се Джия. — Я генерал, а не ваша собачка, отвечающая по первому вашему зову, — гордо вскинул подбородок Му Цин. — Захочу - будешь не только отвечать, но и лаять, генеральчик ты мой ворчливый, — процедила Се Джия. — Хотя ты и так это делаешь. — Ну так заставьте. Му Цин бросил вызов ей в лицо. И по этому лицу, Се Джия бы точно проехалась кулаком, если бы кто-то не заявился в пристройку со словами: — Снова гавкаете? И не надоело? Они разом повернули голову в сторону двери. В проёме появился сраный Наньян, с как обычно сердитым выражением лица. Высокий, стройный, вытянутый по струнке. Между бровей залегла едва заметная складка, отчего создавалось впечатление, что он вечно кем-то недоволен - обычно Му Цином. — Чья бы корова мычала, — фыркнула Се Джия. — И тебе приветик, нищеброд. Сколько лет, сколько зим! Сейчас зацелую тебя до смерти! Му Цин едва заметно скривил губы. Фэн Синь чуть не вздыбил несуществующую шерсть на загривке, ужаснувшись об одной мысли о поцелуях с женским полом... И чего это он девушек боится? По парням, что ли... — Ваше Высочество, ваш брат сейчас не в лучшем положении... — начал Фэн Синь, взяв себя в руки. — Он оттуда и не вылезал вот уже как восемьсот лет, — заметила Се Джия. Му Цин закатил глаза, но решил не комментировать. — Что на этот раз? — Принц Тайхуа обвинил его в резне на Золотом Пиру, — мрачно ответил Фэн Синь. Весть ударила Се Джию, как ледяное копье, пронзив насквозь. Губы застыли в бесформенном овале, глаза расширились, отражая невыразимый шок, застывший в глубинах зрачков. Фэн Синь приблизился, оглядев её с головы до ног: — Я так полагаю, вы тоже к этому причастны. Это был не вопрос. Се Джия стояла, словно статуя, вылепленная из мрамора, не в силах пошевелиться, внутри царила пустота, пронзенная острыми осколками ужаса. Руки опустились вдоль тела, как мёртвые ветки. Внутри, в самом сердце, зародилось ощущение глубокого, пронзительного холода, пронизывающего до костей, до самого мозга. Мысли путались, как снежинки в буране. Му Цин, заметив её состояние, обеспокоено спросил: — Скажи, что это не ты в очередной раз притворилась Се Лянем и вырезала всю правящую семью Юнаня? Се Джия не ответила. Она с силой сжала кулаки. Вместо холодного оцепенения пришла тревога. Беспокойство за брата замигало перед глазами алым сигналом. — Где сейчас мой брат? — В своём дворце, — хором ответили Му Цин и Фэн Синь. — Принц Тайхуа хотел сразиться с ним, но Владыка на время запер Его Высочество, пока не расследует это дело. Се Джия поморщилась при упоминании Цзюнь У. Назойливый в своей подозрительной помощи и странной благосклонности к её непутевому брату, Владыка со своим святым поведением вызывал у неё одни лишь рвотные позывы. — Отлично. Она зашагала прочь из пристройки, миновав застывшего Фэн Синя. Му Цин мгновенно отмер и направился следом: — Стой! — Что ещё? — раздражённо оглянулась на него Се Джия. — Принц Тайхуа сейчас очень зол, — сравнявшись с ней шагом, объяснил Му Цин. — Вдруг он решит напасть и на вас? Думаю, он тоже догадывается, что вы замешаны. Се Джия изогнула бровь. Что это? Беспокойство за её жизнь? Мило конечно, но не в их случае. Заподозрить закалённого воина в слабости перед каким-то сопляком, всё равно что плюнуть ему в лицо. — Да и к тому же, где это видно, чтобы низверженная богиня свободно разгуливала по Небесной столице? А вот это уже больше похоже на настоящего Му Цина. Се Джия не стала нагружать речевой аппарат, чтобы ему ответить. Глаза рябило от сияния золота и белизны мраморных дворцов. Яркое солнце отражалось в изящных пагодах, крытых нефритовой черепицей. Лёгкие, почти прозрачные облака лениво струились между воздушными улочками. Се Джия шла быстрым, уверенным шагом, её длинные одежды слегка развевались при каждом движении. Взгляды окружающих цеплялись за неё, полные узнавания, любопытства и, возможно, осторожности. Не раз слышали про буйный характер принцессы Сяньлэ. Каким спокойным был её брат, столь же неуравновешенной была Се Джия. По крайней мере, в глазах остальных. Младшие служащие, одетые в простые, но элегантные одежды с вышитыми узорами их покровителей, сновали между дворцами, выполняя поручения. Между ними грациозно шествовали сами небожители, как напыщенные павлины. Они останавливались, удивлённо поворачивая головы в сторону Се Джии, но она не обращала на них внимания. Рядом с ней шёл Му Цин, и его присутствие раздражало её, как назойливый комар. Её пальцы то и дело сжимались в кулак, а губы поджимались, выдавая скрытое недовольство. Он шёл спокойно, чуть лениво, будто вовсе не замечая её раздражения, что злило ещё больше. Се Джия не сбавляла шаг, направляясь ко дворцу брата, но внезапно её движение прервалось. Перед ней, легко и незаметно, как ветерок, появился Ши Цинсюань. — Генерал Сюаньчжень! Ваше Высочество! — воскликнул он, размахивая своей метелкой. — А я как раз искал вас! Уже слышали новость, что ваш брат под арестом? — Она знает, — хмуро ответил вместо неё Му Цин, сложив руки на груди. — Не волнуйтесь, Ваше Высочество! — проговорил Ши Цинсюань. — Я постараюсь уладить это недоразумение. Пусть и Его Высочество Наследный Принц мне не столь долго знаком, но я уверен, что он не способен совершить такое зверство, которое случилось на Золотом Пиру. Се Джия молча кивнула. И её предвзятое отношение ко всем небожителям немного... Стыдливо отошло в сторонку. Повелитель Ветров оказался, на удивление, хорошим человеком. — Меня больше интересует другое. Куда вы так быстро убежали во время задания в Призрачном городе? Мы так за вас волновались! — Дела возникли, — отмазалась Се Джия. — И что это за дела, интересно?! Се Джия медленно развернулась в сторону говорившего. К ней, яростно шагая по каменной дорожке, приближался Лан Цяньцю со своим мечом наперевес. Лезвие сверкнуло на солнце угрожающим блеском. — Небось, снова замышляете что-то?! — принц Юнаня остановился в паре метров от неё. В глазах его, обычно ясных и наивных, теперь бушевала буря. Из них сочилась ненависть, тёмная и глубокая, словно бездонное ущелье. Се Джия слишком хорошо знала этот взгляд. Когда то, во что ты верил, рушится в мгновение ока. Мир переворачивается с ног на голову, кровь бурлит в венах быстрым потоком, сердце будто вот-вот взорвётся. Всепоглощающая ненависть на несправедливость этого дряного мира, которая наказывает только добрые людские сердца, стирая их милосердие в порошок. Она довольно усмехнулась, видя столь знакомое выражение лица на другом человеке: — Отлично. Гнев Лан Цяньцю вспыхнул мгновенно, как искра в сухой траве. Мгновение назад он стоял, сдерживаемый невидимыми узами разума и остатков благородства, но теперь эти цепи разорвались. Он рванулся вперёд с бешеной яростью, будто буря, что сметает всё на своём пути. Остриё меча без колебаний направилось к Се Джии. — Цяньцю!!! — в ужасе вскрикнул Ши Цинсюань, но предпринять ничего не успел. Всё произошло слишком быстро. Се Джия даже не шелохнулась. Ни страха, ни напряжения - лишь безмолвная, почти надменная неподвижность. Она даже не потянулась к мечу, словно удар, несущийся к ней, был не более чем порыв ветра. Вместо неё это сделал Му Цин. Одно плавное, безупречное движение — и его меч, появившийся словно из воздуха, встретил клинок Лан Цяньцю со звоном. Раздался металлический скрежет, раскатившийся по дворцовым стенам, словно громкий, резкий выкрик. Му Цин отбил выпад с такой лёгкостью, будто отражал не атаку разъярённого небожителя, а небрежный взмах ветки. Он не сказал ни слова. Лишь его спокойный взгляд встретился с пылающим взором Лан Цяньцю. — Ваше Высочество, — хмуро сказал Му Цин, возвращая меч в ножны. — Как вы смеете нападать на кого-то прямо в сердце Небесной столицы? Тем более на женщину! — Эта... — процедил Лан Цяньцю, нехотя тоже убирая оружие. Понял, что потерял самоконтроль. — Ваше Высочество, я уверен, что вы тоже причастны к убийству моей семьи на Золотом Пиру. Не смейте отрицать! Се Джия промолчала, действительно не отрицая. Ши Цинсюань на всякий случай достал свой веер, чтобы успеть вмешаться. Но Лан Цяньцю уже взял себя в руки и нехотя произнёс: — С моей стороны было нечестно нападать без предупреждения. Виноват, — нахмурился он. — Но что за "отлично"?! Отлично, что вы вместе с братом зарезали всех моих близких?! — Цяньцю! — прикрикнул на него Ши Цинсюань. — Почему ты так уверен, что Её Высочество тоже причастно? Нельзя ведь обвинять кого-то просто из-за родства! Лан Цяньцю презрительно оглядел Се Джию с ног до головы: — Потому что я вспомнил. Вы с братом уж очень любите носить маски - как в прямом, так и в переносном смысле. Сразу после того, как я закопал советника... Ко мне заявился убийца в маске. Я уверен, что это вы! Решили так отомстить за брата?! — Верно, — холодно ответила Се Джия. Лан Цяньцю отшатнулся от её прямого ответа. Му Цин тоже едва заметно вздрогнул, услышав в её голосе нотки угрозы. — Это я тебя убила после того, что ты натворил. Жаль, что не навсегда, и ты вознёсся, — Се Джия за мгновение ока достала свой меч, прижав остриё лезвия к горлу Лан Цяньцю. В её глазах застыла твёрдая решимость. Му Цин и Ши Цинсюань почувствовали укол ужаса. Если Се Джия прямо сейчас прирежет Лан Цяньцю, беды не избежать! — Запомни раз и навсегда, щенок. Тронешь моего брата - и ты труп, — отчеканила она и медленно опустила оружие. Ненависть в глазах Лан Цяньцю вспыхнула ещё ярче. Его руки, сжатые в кулаки, подрагивали от ярости. Лёгкий ветерок, пробегающий по дворцовым террасам, развевал его тёмные одежды, но сам он оставался неподвижным, будто врос в землю. Только во взгляде было движение - безмолвный пожар. И всё же в этой ненависти было что-то иное, не только ярость, но и горечь. Се Джия будто смотрела в своё собственное отражение много лет тому назад... Она молча развернулась и зашагала прочь. Оставшаяся троица не сразу сдвинулась с места, поражённая устроенной сценой. За ними наблюдали ещё несколько десятков пар глаз.... Ну ещё бы! Устраивают потасовки прямо под носом Небесного Владыки! Неслыханная наглость. Оказавшись перед дверями дворца Сяньлэ, Се Джия наконец, услышала за спиной шаги. Даже оборачиваться не надо было, чтобы понять, кто это. Она открыла двери и перешагнула порог дворца. Му Цин зашёл следом, и врата за его спиной захлопнулись. Брат сидел в одной из комнат, со скучающим видом бросая на стол игральные кости. При звуке шагов он вскинул голову и устало улыбнулся сестре. Се Джию кольнула боль от его измученного, но не утратившего неизменной доброты, взгляда. — Ты? — Се Лянь посмотрел за её спину. Му Цин вышел вперёд, скрестив руки на груди. Узрев удивление на лице Се Ляня, он приподнял бровь и спросил: — А ты кого ещё надеялся увидеть? Фэн Синя? Скорее всего, он не стал бы приходить. — Зачем ты здесь? — Владыка заточил во дворце только тебя, да ещё Его Высочеству Тайхуа запретил наведываться сюда. Но никто не говорил, что я не могу прийти. Он даже не собирался отвечать на вопрос Се Ляня. Се Джия тоже пожала плечами: — Мне тоже никто не запрещал. Се Лянь грустно улыбнулся, неумело пошутив: — Удивлён, что вы ещё не вцепились друг другу в глотки. — Да мы уже успели, — хмыкнула Се Джия, присаживаясь рядом с братом. Мельком глянула на кости: двойка, как и обычно. — И с Фэн Синем чуть посрались, и с Лан Цяньцю обменялись любезностями... Се Лянь удручённо покачал головой. Он бы больше удивился, если бы Се Джия преспокойно дошла до его дворца без происшествий. Она взяла кости со стола и с забавой их подбросила. И надо же: выпала шестёрка! Му Цин вдруг спросил: — Слова Лан Цяньцю — правда? Вы в самом деле убили всех членов правящей семьи государства Юнань? Они вдвоём одновременно подняли на него глаза. И как бы Му Цин ни старался это скрыть, Се Джия всё же разглядела в глубине его взгляда неудержимое возбуждение. Казалось, он испытывал жгучий интерес к подробностям того, как брат и сестра омыли кровью Пир Чистого Золота. — Как вы их убили? В этот момент позади снова раздались чьи-то тяжёлые шаги. Они одновременно обернулись и увидели, что очередным визитёром оказался Фэн Синь. Едва войдя и увидев во дворце Му Цина, который стоял рядом с близнецами, и ко всему прочему улыбался, Фэн Синь нахмурился и настороженно спросил: — Что ты здесь делаешь? Улыбка Му Цина слегка поугасла. Он ведь только что заверил Се Ляня, что Фэн Синь не придёт, но последний тут же явился — разумеется, ничего смешного в том не было. Му Цин ответил: — Это ведь не твой дворец. Раз ты можешь сюда приходить, почему бы мне этого не сделать? Фэн Синь не стал обращать на него внимания, вместо этого повернулся к Се Ляню и Се Джии. Он ещё ничего не успел сказать, как Се Лянь произнёс: — Если вы двое пришли, чтобы задать один и тот же вопрос, я отвечу сразу всем. Нет нужды сомневаться — ни единое слово, сказанное мною сегодня во дворце Шэньу, не содержит ни капли лжи. Се Джия перевела на него взгляд: — Что именно ты рассказал? — Я убил семью Лан Цяньцю, — твёрдо ответил Се Лянь, выдерживая тяжесть её взгляда. — За это и был закопан им в землю. А ты, испугавшись за меня, пошла и отсекла голову наследнику Юнаня. Ведь всё так и было? Се Лянь прожигал сестру взглядом, в его глазах читалась упрямая настойчивость, скрытая под покровом внешнего спокойствия. Он не произнёс больше ни слова, но каждый его мускул, каждый лёгкий наклон головы твердили: "скажи это, подтверди мои слова." И наконец, Се Джия медленно разомкнула губы. Голос её был ровным, почти бесстрастным, но в этой кажущейся простоте сквозила тяжесть принятого решения: — Так всё и было. Слова сорвались с её губ, словно камень, сброшенный в глубокий колодец, где его падение невозможно остановить. Она отвернулась от брата, нахмурив брови. Фэн Синь едва заметно побледнел. Му Цин же более всего не выносил подобной его реакции, и потому бросил: — Ну хватит, возьми себя в руки хоть немного, кого ты хочешь удивить своим скорбным видом в нынешнем положении вещей? Фэн Синь наградил его крайне недружелюбным взглядом. — Уж точно не тебя. Выкатывайся отсюда! Му Цин парировал: — У тебя-то, конечно, есть право приказывать мне выкатываться. На словах ты строил из себя саму преданность. И что же, сколько лет продержался? А в итоге всё равно сбежал. На лбу Фэн Синя вздулись вены. Се Джия и Се Лянь устало переглянулись, наблюдая очередной бесконечный спор. Даже спустя столько лет, эти бараны ни капельки не изменились по отношению к друг другу. — Я хотя бы не бросил свою любимую ради личной выгоды, — выплюнул Фэн Синь. Лицо Му Цина за мгновение окаменело. Се Джия, впрочем, тоже. Се Лянь почувствовал, что их разговор развивается в неприятном русле, и потому поднял руки со словами: — Постойте. Остановитесь. Но разве в характере Му Цина было поддаться на уговоры о примирении? Он набросился на Фэн Синя с кулаками. Обычно, это Наньян выходил из себя и бросался в бой первым, но слова недруга на этот раз действительно задели его за живое. Каждый осыпал другого бранью, не слыша даже ответных ругательств противника — разве кто-то из них мог сейчас расслышать уговоры Се Ляня? Брат бросился к выходу из дворца, намереваясь поскорее позвать нескольких небожителей, чтобы те разняли дерущихся. Се Джия, не желая оставаться в одном обществе с противными ей людьми, направилась следом. Кто бы мог подумать, что они не сделают и шага за порог, когда услышат оглушительный грохот. Фэн Синя и Му Цина этот звук тоже застал врасплох — оба застыли и настороженно повернулись в сторону, откуда исходил грохот. Кто-то пинком отворил врата во дворец Сяньлэ. А за ними больше не простиралась широкая улица Шэньу в столице бессмертных — вместо неё чернела непроглядная тьма, из которой веяло мрачной Ци смерти. Из этой темноты выпорхнул целый ураган серебристых бабочек. Се Джия мгновенно их узнала. Губы сами растянулись в радостной улыбке от вида этих, с недавних пор любимых, насекомых. Они облетели близнецов и ринулись к двоим небожителям, которые только что колотили друг друга, сцепившись в драке. И Фэн Синь, и Му Цин в прошлом уже натерпелись горя в битве с Призрачными Бабочками, и отлично знали, насколько те сильны. Разве могли они в такой момент допустить небрежность? Практически в тот же миг оба синхронно вскинули руки и выкрикнули: — Щит! Несметное множество серебристых бабочек, шелест крыльев которых был подобен ураганному ветру, налетели на двоих небожителей. Тут же послышался частый громкий стук, будто капли проливного дождя разбивались о землю, и засверкали яркие белые вспышки, похожие на брызжущие во все стороны искры. Это бабочки натолкнулись на невидимый барьер. Оказалось, что Фэн Синь и Му Цин выставили перед собой два магических щита. Но даже если щит мог на время заслонить их от атаки, бабочки ринулись вперед неудержимо прибывающей волной, с бешеным напором, будто мотыльки, летящие на огонь. Дождь из бабочек оказался настолько мощным, что оба небожителя, хоть и не слишком явно, начали понемногу отступать. Пока они дрались с миленькими бабочками, одна из них подлетела к Се Джии и робко опустилась ей на плечо. Она с опаской прикоснулась к призрачным крыльям, но бабочка не отшатнулась. Се Лянь, на голову которого осели сразу несколько таких, растерянно хлопал глазами. — Смотри, чтоб не насрали на твои волосы, — хихикнула Се Джия. — Их хозяин помнит, как ты сжёг нахуй Дом Блаженства. Се Лянь чуть побледнел, тоже вспомнив, как насолил Князю Демонов. Но бабочки не высказывали ему никакой враждебности, так что брат не стал слишком сильно переживать. Он обернулся на своих бывших товарищей, которые едва могли выдерживать натиск призрачных бабочек. Се Джия успела заметить, как из тьмы высунулась знакомая рука и аккуратно обхватила её за запястье. Она не высказала сопротивление, больше удивившись, чем испугавшись. Другая рука схватила за рукав Се Ляня. Их обоих утянуло в непроглядную тьму за воротами дворца. Но даже оказавшись в полной темноте, Се Джия не ощутила ни капли беспокойства, даже совсем не насторожилась. Темнота показалась ей мягкой бронёй, которая не только не представляла собой опасности, но и даровала неясное ощущение умиротворения. И хотя гость из темноты всё ещё не явил свой облик принцу, разве нужно было задаваться вопросом, кто это был, если первыми на место прибыли серебристые бабочки? Се Джия обрадованно воскликнула: — Хуа Ху... — едва не озвучила одну из его кличек Се Джия, и тут же поправилась: — Сань Ланчик ты мой! В темноте хер что либо увидишь, но она могла поклясться, что Хуа Чэн нежно, почти смущённо улыбнулся. Явился, не запылился! Се Джия уже начала было переживать, что небожители могут сделать с её братом за "убийство" на Золотом Пиру. Низвергнуть? Обидно, конечно, ведь брат потратил много усилий для вознесения. Но не смертельно. Се Джия больше опасалась, что его навечно запрут где-нибудь - кто знает, что мог придумать старый подлец Цзюнь У? Этот старикашка ей с первого взгляда не понравился. Было в нём что-то опасное... Держать брата в такой близости от него казалось ужасной затеей. И пока Се Джия мучительно размышляла, как из всего этого выпутаться, к ней на помощь пришёл рыцарь на белом коне! Ну или демон на призрачных бабочках... Короче, суть ясен как день! Их спасли, при чём так неожиданно! Му Цин, будто не смея поверить в произошедшее, воскликнул: — Откуда у тебя взялось столько наглости, чтобы явиться в столицу бессмертных и учинять здесь беспорядки? Не слишком ли ты распоясался! Ему ответил смеющийся голос: — То же самое могу сказать и о вас. Разве чиновники Верхних Небес не ведут себя подобным образом в моих владениях? Услышав этот низкий сексуальный голос совсем близко, Се Джия ощутила, как сердце в груди сделало тройное сальто. Затем послышался голос Фэн Синя: — Хуа Чэн, Владыка прямо сейчас в столице бессмертных, немедленно отпусти пленников! Хуа Чэн прыснул: — Посмотрим, хватит ли у вас духу заставить меня это сделать. Едва он договорил, как створки ворот дворца тяжело захлопнулись! Хуа Чэн крепко сжал запястье близнецов и куда-то быстро повёл. Кругом стояла лишь чернота, в которой раздавался чистый приятный звон серебряных цепочек на сапогах, да ещё явственно ощущалось, как дорога под ногами непрестанно то устремлялась вверх, то опускалась вниз — значит это действительно была не широкая и светлая главная улица столицы бессмертных, а какая-то дикая горная местность. Наверняка Хуа Чэн связал врата дворца Сяньлэ с этой горной долиной при помощи Сжатия тысячи ли. Вот только связать любое место в столице бессмертных с другим при помощи этой техники на самом деле было не так-то просто, и никто, кроме обитателей Небесных чертогов, не мог это сделать. Как же подобное удалось Хуа Чэну? — Сань Лан, — позвала его Се Джия. — Да? — мягко отозвался Хуа Чэн. — Ты ведёшь нас к себе домой? Чтобы сварить в котле за учиненные беспорядки в Призрачном Городе? — Как цзецзе могла такое подумать? — в голосе Князя Демона отчётливо проскользнули оскорбленные нотки. — Людоедством, помнится, промышляет один только твой зелёный черт. Се Лянь, услышав их шутливый разговор, наконец-то отмер. Голос его звучал виновато, как у провинившегося ребёнка: — Так ты не злишься, Сань Лан? Если что, я постараюсь возместить ущерб... — И чем же? У нас в кармане ни гроша! — тут же накинулась на него Се Джия. — Однако, есть один вариант: можешь ещё раз превратиться в девушку. Уверена, Сань Лану понравится тебя... — Цзецзе! — Сестра! Се Джия хохотнула от их одновременного вскрика ужаса: — Не, ну а что? Сань Лан, ты же сам видел брата в женском образе? Ну разве не красотка? В темноте раздался смачный хлопок. Это брат ударил себя по лицу, прикрывая алые щёки. Се Джия обожала ставить его в неловкое положение. — Красивый, да, — нейтрально ответил Хуа Чэн. — А как ты проник в наш дворец? — полюбопытствовала Се Джия. — Так вы сами подбросили те заколдованные кости. — Ого, значит, если выбросить шестёрку, то попадём к тебе? — Нет. — Как это нет? Очень даже да, раз получилось! Хуа Чэн, по-прежнему шагая перед ними, добавил: — Если вы хотите увидеться со мной, вы оба всегда сможете это сделать, и не важно, какое число выпадет на костях. От этой фразы Се Джия сглотнула и забыла то, что хотела ещё сказать. Они как раз вышли на поляну, освещённую бледным светом луны. Темнота здесь рассеялась, и можно было увидеть чёткие очертания окружающего леса. Внезапно, небо над ними прорезала вспышка слепящего белого света, что-то с оглушительным грохотом расколовшейся железной глыбы упало на дорогу. Белое сияние постепенно остыло и померкло, и тогда Се Джия наконец смогла разглядеть, что же свалилось с небес. Путь им преградил косо вонзившийся в землю меч. Это был длинный изящный клинок, который всё ещё дрожал от падения. Казалось, он был выкован из чёрной яшмы, зловещей и тёмной, но гладкой как зеркало, в котором любой человек, приблизившись, мог увидеть своё отражение. Только самый центр меча был украшен тонкой серебряной линией, тянущейся почти до конца лезвия. Этот меч носил имя, и звучало оно «Фансинь». Перед мечом тут же приземлилась чья-то фигура, которая произнесла: — Это ваш меч. После смерти советника Фан Синя его меч сохранил у себя как трофей наследный принц государства Юнань. И тем, кто сейчас бросил меч, преградив троим шествующим дорогу, был Лан Цяньцю. Се Джия застыла, совершенно не изменившись в лице, и лишь слегка шевельнулась, но брат тут же поднял руку, чтобы остановить её, и тихо сказал: — Позволь мне. Она молча кивнула. В конце концов, Лан Цяньцю не был таким уж страшным противником, и Се Лянь достаточно силён, чтобы с ним расправиться, если захочет. Ключевое слово - если захочет, потому что в прошлый раз этот оболдуй позволил проткнуть себя мечом добровольно, испытывая муки совести. Лан Цяньцю стоял посреди горной долины, не давая им пройти, и держал в руках свой тяжёлый меч. Он произнёс: — Ладно, я смогу простить Её Высочество, так как она действительно защищала вас, как своего родного брата! — качнул головой Лан Цяньцю. — Но вы! Я хочу сразиться с вами в полную силу, советник! Итог не важен, даже если вы меня убьете, я не нуждаюсь ни в каком возмещении потерь. Также мне без надобности, чтобы вы просили Владыку о низвержении. Вы обучали меня искусству фехтования, и вовсе не обязательно, что у вас не получится меня одолеть. Почему вы не желаете сражаться со мной? Се Джия встала рядом с Хуа Чэном, скрестив руки на груди и наблюдая за развернувшейся перед ними сценой. После долгого молчания, брат медленно кивнул: — Хорошо. Он сделал несколько шагов, подошёл к мечу и выдернул его из камня. После тихо сказал: — Ты сам этого захотел. Се Джия оглядела клинок, который не видела уже очень давно... Вот он и вернулся настоящему хозяину. Она подняла взгляд на Хуа Чэна, который не мигая наблюдал за Лан Цяньцю. — Твоих рук дело? — без особого удивления спросила она, имея ввиду появление принца Юнаня. — Чего ты добиваешься, Сань Лан? Хуа Чэн опустил на неё взгляд: — Не понимаю, о чем ты. Се Джия едва не фыркнула. Ну ладно, пусть косит из себя дурачка сколько влезет. Она вновь перевела взгляд на обезьянок, которые размахивали своими дубинками, колошматя друг друга. Как оказалось, поединок закончился, даже не успев толком начаться. Наследник Юнаня валялся на земле, связанный лентой Жое: — Чувство ненависти за истребление династии породило в вашей душе желание отомстить моему государству, моему роду. Вы ненавидели Юнань, и я могу это понять. Но… Но, советник… Разве я и мои родители плохо относились к выжившему народу государства Сяньлэ? Многие потомки Сяньлэ стали моими хорошими друзьями, я… я всегда… делал всё возможное, чтобы защитить их. Се Джия замерла, остановив даже дыхание. В груди теснились эмоции, такие противоречивые, что она не сразу смогла понять, какая из них преобладала. С одной стороны, внутри горько пульсировало удовлетворение — Лан Цяньцю страдал, так же, как когда-то страдала она. И в этом было что-то почти справедливое, почти закономерное. Но вот только радость не приносила облегчения. Наоборот - её душу терзала подспудная тревога. Ведь он… Этот ребёнок действительно не заслужил этого. Се Джия смотрела на него - на поникшие плечи, на печать боли в уголках губ, на блеск в глазах, который был не от слёз, а от чего-то более глубокого, более тяжёлого. Лан Цяньцю не сделал ничего дурного. Всё, за что он поплатился, — его доброта. Его чистота. Как и они с братом когда-то... Удивительно, как схожа их судьба. И вот теперь она стояла, ощущая в груди неприятное жжение. Вину. Она ведь так долго пыталась её заглушить. Говорила себе, что всё правильно, что все юнаньцы виноваты, что мир несправедлив, и каждый получил по заслугам… Но слова рассыпались прахом, едва она увидела перед собой его полный адской боли взгляд. Се Джия стиснула кулаки. Почему же это не приносило ей облегчения? Почему месть, которая казалась такой сладкой в мечтах, в реальности оставляла только гулкую пустоту? — Советник, в чём мои поступки оказались недостаточно хороши? В чём ошиблись мои родители? Что заставило вас так отнестись к нам?! — чем больше Лан Цяньцю погружался в подобные мысли, тем больше чувствовал несправедливость, и даже смог приподняться с земли, не взирая на сковавшую его Жое. — Вам самому не кажется, что вы должны дать мне хоть какой-то ответ?! Се Лянь холодно произнёс: — Я не могу его тебе дать. Он сказал это столь прямолинейно, что Лан Цяньцю поперхнулся от гнева: — Советник, вы сильно изменились. Раньше вы были другим. Се Лянь, помолчав, потёр точку между бровей и ответил: — Помнится, когда-то очень давно я говорил тебе, что ты не должен опрометчиво устанавливать в своей душе священный алтарь в мою честь, который нельзя будет свергнуть. Я совсем не похож на тот образ, который ты создал в своём воображении. В итоге разочарование постигло лишь тебя самого. В его словах была доля правды. Брат действительно не был образцом добродетели, которым мог показаться остальным. Он, как и обычные люди, мог злиться, ненавидеть и жаждать крови врагов. А если хоть кому-то и удавалось его вывести из себя, последствия были разрушительной силы. Стоит вспомнить об этом, у Се Джии всегда становилось тревожно на сердце. Даже она не столь страшна в гневе, как Се Лянь. Правду говорили, что спокойных лучше не доводить до нервного срыва. Когда такие психовали, то сжигали порты, а не корабли. — Вы превратили мои семнадцать лет в кошмар, потому что собственные семнадцать лет были сущим кошмаром? Се Лянь промолчал. Не дождавшись ответа, Лан Цяньцю в гневе проревел: — Если вы хотели именно этого, то я не доставлю вам такого удовольствия! Лан Цяньцю не мог встать, но его взгляд горел ярче звёзд, в голосе звучала сила и уверенность, и казалось, что в зрачках танцуют всполохи белого пламени. Не то в порыве злости, не то бросая вызов, он злостно выкрикнул: — Если вы хотели, чтобы я стал таким же, как вы, исполнившимся ненависти и злобы, этому не бывать! Если вы хотели заставить меня, так же, как вы, опустить руки и перестать бороться, я и этого не допущу. Никогда! Не важно, что ещё вы со мной сделаете! Я никогда не стану таким, как вы!!! Его полные мужества и героизма слова заставили Се Ляня остолбенеть. Спустя мгновения он прыснул и наконец расхохотался. Смех брата пронзил Се Джию, словно холодный клинок, проходящий сквозь кости и нервы. Он был горьким, почти безумным, полным той боли, которую невозможно выразить иначе. В этом смехе не было радости - только отчаяние, сломанная гордость и усталость, накопленная за долгие годы. Она замерла, не в силах пошевелиться, точно воздух вокруг вдруг стал вязким, липким, удерживая её в оковах страха. Ужаса - не за себя, а за него. Родного, близкого, но сейчас такого чужого в этом смехе, таком неправильном, таком… тревожном. Губы брата дрожали, уголки рта то поднимались, то опускались, будто он сам не понимал, смеётся ли он, или же готов разрыдаться. Но разве она сама не чувствовала то же самое? Разве внутри неё не звенело натянутой струной отчаяние? Лан Цяньцю довёл их обоих. Его слова резали, били, вгрызались в сознание, не оставляя шанса на покой. Она сделала к нему шаг, но не знала, что сказать. Потому что понимала: её собственный голос сейчас тоже дрогнет. Только теперь по её голове кувалдой проехалось осознание: они ничем не лучше Безликого Бая. Так же уничтожили целое государство, так же зарезали ни в чём не повинных людей! Сломали судьбу юноши, чье благородство и доблесть сияли ярче солнца. А ещё страшнее... Се Джия с холодным ужасом осознала, что они превращаются в того, кого боялись и ненавидели всей душой... Хуа Чэн нахмурился, глядя на искаженные лица обоих близнецов. Се Лянь пришёл в себя первым. С огромным трудом принц остановился, протёр глаза, кивнул и произнёс: — Отлично. Запомни сказанное тобой сегодня. О том, что никогда не станешь таким! Когда прозвучала последняя фраза Се Ляня, перед ним с громким хлопком расплылось облако красного тумана! Столь внезапная вспышка красного заставила Се Джию вернуться в реальность. Она напряглась, думая, что Лан Цяньцю применил какую-то технику, сосредоточившись на мерах предосторожности. Однако когда звуки стихи, она не ощутила никакой разрушительной силы. Туман рассеялся, и то место, где лежал Лан Цяньцю, опустело — небожитель исчез, а на его месте остался лишь покачивающийся влево-вправо неваляшка. Се Джия изумлённо уставилась на него: неужели она когда-то выглядела так же глупо в образе игрушки?! — Цяньцю?! — воскликнул Се Лянь. Лишившись своего пленника, Жое с шуршанием вернулась на запястье принца. Хуа Чэн неторопливо приблизился и легонько щёлкнул по неваляшке пальцем, прыснув со смеху: — Вот уж точно, такие люди в любом виде выглядят одинаково по-дурацки. Се Лянь, не зная, что сказать на это, поднял неваляшку с земли и на ходу произнёс: — С-с-слушай… Сань Лан, это что — Лан Цяньцю? Почему он принял такую форму? Не стоит тебе над ним издеваться, скорее верни ему первоначальный облик. Хуа Чэн же возразил: — А вот и не верну. Мы возьмём его с собой. — Куда? — спросила Се Джия. К этому моменту они подошли к узкому входу в горную пещеру. Хуа Чэн не ответил, лишь подкинул кости на ладони, посмотрел на выпавшее число и первым вошёл внутрь. Се Лянь подобрал свой меч и, переглянувшись с сестрой, пошёл следом. Хуа Чэн повёл их в узкий проход пещеры, который постепенно начал расширяться. Их шаги зазвучали эхом, отражённым от высоких сводов тоннеля, а впереди показались тусклые огни и послышались песнопения. Мурашки побежали по спине Се Джии, как только она осознала, куда именно их вёл Хуа Чэн. Она остановилась, от чего её спутники вопросительно повернули к ней головы. — Мы не пойдем туда. Голос её прозвучал резко, без капли обычного веселья. Се Лянь нахмурился, почувствовав неладное. Хуа Чэн выгнул бровь - уступать он не собирался: — А ты не думаешь, что все вокруг должны узнать правду? В конце концов, сколько ещё веков тебе скрывать её? — Какое тебе до этого дело? — холодно взглянула на него Се Джия. — Не смей влезать в наши семейные дела. Тебя они не касаются. Хуа Чэн выглядел так, будто хотел это оспорить. — Сестра, что происходит? — забеспокоился Се Лянь. Но Хуа Чэн вдруг прошипел: — Тсс. Все трое замолчали. К ним навстречу по воздуху парили несколько демонят с тускло-зелёными огнями на голове. Се Джия уже было испустила разочарованный вздох - её, как частую гостью Зелёного Демона, сразу бы узнали, - но не тут-то было. Кто бы мог подумать, что демонята лишь пробегут по ним взглядом и не обратят никакого внимания, а просто продолжат идти по своим делам, тихонько перешёптываясь! Непохоже, что они не заметили путников, наиболее вероятно было обратное. Однако произошедшее выглядело весьма странно. Се Джия бросила взгляд на брата и Хуа Чэна… — Пиздец блять, — выдохнула она. На неё смотрели два бирюзовых демона с огоньками на голове. Се Джия даже не заметила, в какой момент Хуа Чэн навесил на них личину. Подумав о том, что прямо сейчас у неё на голове держится масляная лампа, в которой теплится зелёный огонь, Се Джия не сдержалась и потрогала макушку, затем произнесла: — Но зачем… — Мы незаметно проскользнем в логово Ци Жуна и узнаем то, что нам нужно. Тебе необязательно вмешиваться. Мы просто поговорим, а затем мирно уйдём, — ответил Хуа Чэн. — Что-то ты не похож на мирного человека, — прищурилась Се Джия. — Кто-нибудь из вас объяснит мне, что происходит? — тихо спросил брат, непонимающе глядя то на демона, то на сестру. — Захлопнись, — зашипела на него Се Джия. — Мы сейчас же уйдём отсюда. Она шагнула вперёд, но Хуа Чэн преградил ей дорогу: — Нет. Се Джия помрачнела. И без колебаний выхватила Фэнмэй из ножен, прижав острие к горлу Князя Демонов: — Прочь с дороги. Вся радость от их встречи после того поцелуя на крыше испарилась без следа. Се Джия искренне не понимала мотивов Хуа Чэна. Она ведь просила его не вмешиваться, неужели это так сложно?! Но Хуа Чэн остался непоколебим, только в темном глазу мелькнуло какое-то странное чувство. Се Лянь, видя, что дело вот-вот дойдёт до драки, поспешил влезть. Он успокаивающе похлопал сестру по плечу, а затем двумя пальцами обхватил лезвие её меча и настойчиво опустил. — Думаю, Сань Лан не просто так настаивает о нашей встрече с Зелёным Фонарём, Блуждающим в Ночи. Давай дойдём до конца и просто посмотрим, что из этого выйдет? — постарался он сгладить углы. Се Джия холодно взглянула на брата, но меч не убрала. Острый клинок до сих пор блестел у неё в руке, готовый в любой момент броситься в атаку и раскромсать любого. — То, что в конце концов там произойдет, не понравится в первую очередь тебе, — убитым голосом сказала Се Джия, прекрасно догадываясь об исходе событий. Но Се Лянь, если и принял какое-то решение, никогда не отступал. Это с виду он выглядел доброй, безвредной дворнягой. Но не стоило забывать, что у любой собаки есть свои острые клыки и когти. — Не говори потом, что я не предупреждала, — со вздохом отступила Се Джия, и убрала меч в невидимые ножны. Кинула испепеляющий взгляд на Хуа Чэна, которого мысленно снова обозвала Хуа Хуйем. К черту Сань Лана, весь день и все настроение испортил! Тот едва заметно поник, как провинившийся щенок - без труда понял её столь красноречивый взор. Се Джия отвернулась от них и уверенно зашагала вперёд. Се Лянь и Хуа Чэн, переглянувшись, пошли следом за ней. — Сань Лан, ты пришёл сюда, чтобы найти Ци Жуна? Может быть, сначала снимешь заклятие с Цяньцю? Пусть он уходит, а мы отправимся вместе с тобой, идёт? Однако Хуа Чэн не терпящим возражений тоном ответил: — Нет. Возьмём его с собой. Я хочу, чтобы Лан Цяньцю кое с кем познакомился. Внутри горы тут и там мелькали вырытые лазы, и всякий широкий грот соединялся вереницей тоннелей с другими гротами. Но Се Джия знала, какой именно путь ей нужен, и провела своих спутников по секретному лазу. Коснулась рукой каменной стены, дёрнув нужный выступ, и перед ними открылся темный проход. Зная, что два оболдуя последуют следом, она смело шагнула вперёд. — Сестра, откуда ты знаешь, как и куда идти? — задал вполне закономерный вопрос Се Лянь. — Потому что сама создала такой потайной лаз. Брат замолчал, как громом поражённый. Се Джия грустно усмехнулась - наверняка он уже начал догадываться. Хуа Чэн благоразумно молчал, больше не встревая. Видимо, чувствовал, что если откроет рот, то получит по лицу. Они продвигались в полной тишине и темноте, пока Се Джия внезапно не остановились. Хуа Чэн, не успев притормозить, врезался в неё сзади, едва не повалив на землю своим весом. Се Джия ругнулась, чуть не упав - демон успел подхватить её за талию. Се Лянь, вышагивающий в самом конце их процессии, неловко кашлянул. — Прости, — тихо извинился Хуа Чэн, отскочив от неё так, будто кипятком обжёгся. Се Джия лишь недовольно цыкнула на него, и не без усилий сдвинула влево стоящую перед ней каменную стену - та со скрипом отъехала в сторону. Путников на мгновение ослепил яркий свет и они зажмурились. Почти сразу с той стороны раздалось недовольное бурчание: — Снова ты, царственная сестрица! Всё не даёшь мне нормально пожрать. Ну сколько можно заявляться без приглашения? Это тебе не проходной двор!