Принц, который всех спасет (The Prince to Save Them All)

***

Вторая неделя пребывания в плену       На третий день пребывания в море желудок Эйгона, к счастью, успокоился, хотя это означало, что его снова могли опоить, чего он терпеть не мог. Ему никогда не нравились ни вкус, ни ощущения, которые давало маковое молоко. Оно слишком напоминало ему последние годы его прошлой жизни, когда он так часто принимал наркотики, что едва помнил имена своих детей.       Он чувствовал себя вялым, тело было тяжелее, чем на самом деле. Он понял, что ему дали слишком много макового молока, когда он начал почти жаждать его, с нетерпением ожидая следующей дозы. Он становился зависимым, что не сулило ему ничего хорошего. Если он употребит слишком много, это полностью размоет связь с Солнечным огнем, и он не сможет призвать его. Несмотря на связанные руки и повязку на глазах, каждый раз, когда ему давали маковое молоко, Эйгон заставлял себя выглядеть больным. Он симулировал морскую болезнь или просто недомогание и дрожал от пота, вызванного абстиненцией. Он ненавидел это чувство, но это было необходимо; он никогда больше не будет полагаться на маковое молоко.       Он отказался.       Его похитители стали раздражаться на него и, к счастью, перестали давать ему маковое молоко. От лихорадки, тряски и жажды он чувствовал себя плохо и отвратительно, но он упорствовал. В нем текла кровь дракона, его назвали в честь легендарного завоевателя, и он не позволит простому маковому молоку снова погубить его.       Дни текли чередой, Эйгон спал беспробудным сном, опасаясь, что похитителям надоест его молчание и болезнь и они начнут пытать его в поисках информации. Они не стали, но Тайланд был неумолим. Эйгон был измотан, но отказывался сломаться.       - Я ничего тебе не скажу, Ланнистер, так что можешь сдаваться.       Тайланд слабо зарычал.       - Каковы планы короля?       Эйгон тяжело вздохнул.       - Зачем ему говорить мне, Ланнистер? Он просто велел мне присоединиться к Рейнире в тот день, когда ты схватил меня. С чего бы мне быть посвященным в дела королевского совета? Я не наследник.       - Будешь, - огрызнулся тот, надувшись. - Это противоречит законам людей и богов, что женщина была названа наследницей вместо законного сына.       - Ваших богов и людей, - скучающе протянул Эйгон. - Дом Таргариенов - валирийский, мы не следуем путям андалов.       - В тебе самом течет кровь андалов, мальчик, - огрызнулся Тайланд. - И спасибо за это Семерым. Через несколько поколений в твоих потомках не будет течь кровь этих мерзостей.       Эйгон наклонил голову.       - И это ваш план? Посадить меня, наполовину Хайтауэра, к сожалению, на трон и отдать моих потомков в андальские дома? Вытеснить кровь дракона из королевской семьи? Убить драконов? - Тайланд молчал. Эйгон улыбнулся. - Да, не так ли? Интересно, как вы верите, что одержите верх над моей так называемой мерзкой семьей, если не имеете драконов?       - У нас есть вера, - огрызнулся мужчина.       - А ваша вера защищает вас от драконьего огня, сир Тайланд? - насмешливо хмыкнул Эйгон . - Я бы очень хотел это увидеть.       Дверь в каюту Эйгона захлопнулась, и он с усмешкой наблюдал за уходом Тайланда. Это было самое приятное развлечение, которое он испытывал уже боги знают сколько времени.

***

Третья неделя пленения       Эйгон зевнул и вытянул ноги на кровати, размышляя о том, где и чем занята его семья. Сжигают ли Деймон и Рейнира своих врагов? Летит ли его отец в битву? Что с его племянницей и племянниками? Его брат и сестра? Он молился Четырнадцати, чтобы они были в безопасности. Он сжег бы королевство дотла, если бы с ними что-нибудь случилось.       Однако ему до смерти надоело плавание и он молился, чтобы они были близки к цели. Он желал нормальной еды, а не соленой рыбы и говядины. Он мечтал о пуховой постели, а не о соломенном чудовище, на котором его заставляли спать. А еще ему было скучно. Он все еще был с завязанными глазами, хотя кляп ему, слава богам, уже не вставляли. Он не выносил ощущения тряпок на языке и зубах.       Застонав, когда с палубы донеслись приглушенные крики, Эйгон перевел себя в сидячее положение и потянулся, морщась от боли в мышцах и от того, как громко хрустнул его позвоночник. За время плена он сильно похудел, и он мог себе представить, как суетились бы Рейнира и Деймон из-за потерянных мышц. Он улыбнулся, вспомнив о своей семье. Он не терял надежды, что они придут за ним; он знал, что они придут. Он чувствовал это всеми своими костями. Дверь его каюты открылась, ударившись о стену, и Эйгон вздохнул, внезапно почувствовав усталость. Рука грубо схватила его за плечо, он поднялся на ноги, и его потащили к двери.       - Мы причалили, - пробурчал Тайланд, вероятно, все еще не отошедший от насмешек, высказанных Эйгоном. При воспоминании об этом он улыбнулся. Эйгон слегка споткнулся, когда они подошли к лестнице на палубу.       - Полагаю, моя мать будет там, чтобы поприветствовать меня? Как чудесно!       - Ты должен проявлять к матери уважение, мальчик, - огрызнулся Тайланд. - Она дала тебе жизнь. Эйгон неопределенно фыркнул, но промолчал. Ланнистер не понимал, о чем он говорит. Он уважал только тех, кто заслуживал его уважения, а его мать никогда его не заслуживала. Ни разу, ни в одной из жизней. Тайланд вытащил его из корабля на сушу, и ноги Эйгона слегка подкашивались. Его бесцеремонно запихнули в карету, и наконец-то сняли повязку с лица.       Боль пронзила его голову, когда на чувствительные глаза обрушился свет, хотя и слабый, благодаря задернутым в карете шторам. Глаза слезились и слипались, и он быстро моргал, пытаясь избавиться от помутнения зрения. Напротив него сидела мать, облаченная в зеленое одеяние с семью остроконечными звездами.       - Сын мой, - вздохнула она, выглядя печальной и разочарованной. Эйгон вытер глаза и закатил их, не обращая на нее внимания. Она перерезала веревку на его запястьях, недовольно морщась. Он помассировал конечности, пошевелив пальцами. - Ты не приветствуешь меня после столь долгой разлуки, Эйгон? - Она спросила это с обидой в голосе.       Эйгон посмотрел на нее, глаза болели.       - Я здесь против своей воли. С чего бы мне приветствовать тебя? Вы и ваши союзники похитили меня и взяли в заложники. Я что, должен тебя приветствовать? - Предсказуемо, Алисента влепила ему пощечину. Его голова дернулась в сторону, и Эйгон заскрипел зубами.       - Окажи мне уважение, Эйгон. Я требую его как твоя мать и королева.       Эйгон фыркнул.       - Королева? Правда? Ты сошла с ума, если думаешь, что отец не аннулирует ваш брак и не опозорит тебя за измену.       Алисента схватилась за его лицо.       - Я выполняю веление богов, Эйгон. Ты должен был стать наследником в день своего рождения, но эта шлюха...       Эйгон вырвал лицо из ее хватки, оскалив зубы.       - Не называй мою сестру шлюхой, - огрызнулся он. - Она лучшая женщина, чем ты, Алисента, когда-либо была и когда-либо будешь.       Она вздрогнула, тряхнула головой и схватилась за Семиконечную звезду у своего горла.       - Что они сделали с тобой? Они испортили тебя, сын мой.       Эйгон покачал головой и усмехнулся.       - Ты заблуждаешься, Алисента.       Раздувая ноздри Алисента снова влепила ему пощечину. Эйгону надоело это и он влепил ей ответную пощечину. Она сидела в ошеломленном шоке, разинув рот. Он проигнорировал легкое чувство вины в своем нутре и нахмурился.       - Тебе нравится, когда тебя бьют, мать? - спросил он, испытывая глубокое отвращение к женщине, которая называла себя его матерью.       - Боги покарают тебя за это, - прошептала она, сжимая руку со звездой на горле. Кровь сочилась из тех мест, где острие вонзилось в плоть, и капала с ее руки. - Ты не мой сын.       - Хорошо, - безразлично ответил Эйгон, откидываясь на спинку кресла. - Я не хочу быть твоим сыном.

***

Тремя неделями ранее       Армия внизу закричала и разбежалась, когда Бронзовая Ярость обрушился на них, король Визерис пригнулся, и пламя вырвалось из глотки дракона; люди кричали, горели и умирали: кто-то превращался в пепел, как только его касалось обжигающее пламя Вермитора, кто-то мучался перед смертью.       Король и его зверь не останавливались, кружась в небе, крылья Вермитора трещали как гром, рев был подобен оползню валунов, пламя заливало все вокруг смертью и разрушением. Армия не успела опомниться от того, что обычно мягкий король Визерис выпустил на них своего дракона, как к нему присоединился страшный Кровавый Змей и Золотая Леди принцессы Рейниры.       Пылающая земля напоминала легендарное Огненное поле: горели люди и трава; лошади с криками бежали от огня, люди молили о пощаде, но ее не было. Таргариены пришли с огнем и кровью, и от них не было спасения.