
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Вампирский укус — нечто худшее, чем смерть. Вампирский укус — проклятье, потому что человек начинает ощущать непреодолимое влечение к тому, кого должен ненавидеть и сопротивление здесь бесполезно. Любые попытки отречься от связи повлекут за собой лишь ещё большую привязку, однако Тарталья понял это слишком поздно. Отныне он, охотник на вампиров, обречён провести всю свою жизнь с Кэйей — одним из сильнейших вампиров.
Часть 4
22 января 2025, 01:19
— Сегодня ты без добычи, — не успевает тяжёлая деревянная дверь распахнуться, как слышится откуда-то из-за угла неудовлетворённый голос, принадлежавший Розарии — изящной вампирше в тёмно-бордовой одежде, на фоне которой перламутровая кожа смотрелась чрезмерно ярко, что также можно сказать и об алых глазах, полных голода.
— На то были причины, — в привычной для себя манере отвечает Кэйя, расстёгивает пуговицы плаща и сбрасывает его на кровь прежде, чем сесть в мягкое кресло, стоящее как раз напротив женщины, что вертела в руках длинный, тонкий кинжал.
— Интересно, какие?
— Человек, которого я повстречал, оказался не местным и не совсем обычным, как минимум потому, что не стал поддаваться на мои провокации, так что... я решил, что какое-то время хочу понаблюдать за ним, — объяснил он, несмотря на то, что подобное с большой долей вероятностью будет не понятно в том смысле, который он правда закладывал, вспоминая охотника, потому что они с Розарией были разными.
Она всегда прямолинейна, строга и жадна во всём, особенно, если это касается добычи, столь необходимой для поддержания вампирского существования. Он же, наоборот, никогда не любил чрезмерную кровожадность и торопливость, отдавая предпочтение чему-то более размеренному, спокойному и чувственному — тому, чего никогда не хватало, почему, должно быть, Тарталья и зацепил своей робостью и в то же время вспыльчивостью, которая, безусловно, могла погубить. Доказательство тому серебряный клинок, что был приставлен прямо к горлу, но не обжёг только благодаря волшебному амулету, что Кэйя всегда носил на безымянном пальце правой руки, имея возможность не бояться ни солнца, ни серебра.
— Понаблюдать? — Розария фыркает, искажая изгиб накрашенных малиновой помадой губы, из-за которых выглядывают клыки. — То есть мне всегда говорил, что играть с едой невежливо, а сам на это же правило наплевал, да? Ещё и в тот момент, когда наши запасы на исходе!
— В таком случае, если тебя это сильно беспокоит, можешь отправиться на охоту самостоятельно. Только моего охотника не трогай: он рыжий и в форме другого королевства, — прежде, чем неспокойная фигура двинется с места, поспешил добавить Кэйя с прежней интонацией, которая очень бесила.
В доказательство этого Розария рыкнула и вышла из комнаты, хлопнув дверью, за что её обязательно бы отчитали, однако этого не происходит, ведь голод и правда ощущение не из приятных. Ну, или если быть точнее, не совсем голод, а скорее нехватка именно свежей крови, ещё мгновение назад тёкшей по чьим-то жилам, поскольку со временем кровь, слитая из мертвецов, начинала терять свой питательный эффект. И не важно, что таким образом можно за раз наловить несколько жертв и потом сидеть в замке, пока запасы не кончатся — Розария, опять же, была менее терпелива, чем её босс, не понятно с какого перепугу заинтересовавшегося каким-то мальчишкой, ещё и охотником.
Чёртовым охотником, каждого из которых она ненавидела всей своей осквернённой душой, хотя раньше, ещё во время человеческой жизни, сама стояла в их рядах, носила форму, герб Мондштата и жила тем, чтобы убивать упырей, пускай их мировоззрение никогда не казалось ей чем-то из ряда вон выходящим. Ведь, по сути, вампиры — ещё одна форма жизни Тейвата, вроде миллюзин в Фонтейне, и просто людям стоило бы найти компромисс, но как только речь заходила о подобном, Барбара Пегг, дьяконица церкви Фавония, начинала читать заповеди и уверять, что никакого «мира» между столь разными существами быть не может. И сперва Розария верила: смутно, но верила, подчиняясь приказам, затачивая серебряные клинки и убивая, а потом...
Что именно надломилось — вера в Архонтов, религию или в охотничьих кодекс — уже и не вспомнить. Да это и не важно — как бы там ни было, теперь она — тот самый вампир, что ночью выходит на охоту, а людишки прячутся в надежде избежать столкновения, каждый раз заканчивающегося кровавой бойней. Причём, в прямом смысле этого слова, почему чуйка ведёт к винокурне «Рассвет», где удалось застать, как клан Далис разрывал охотников на кусочки, да так безжалостно, что давно замедлившее свой ход сердце Розарии встрепенулось.
В первую очередь от удовольствия от наблюдения за тем, как каждый из мужчин пытался отчаянно спастись и при этом бросал своих же на произвол судьбе.
Во вторую очередь от того, что в поле зрения попался тот самый рыженький паренёк, что достаточно умело управлялся с винтовкой и даже убивал напавших на его «коллег» вампиров, как будто бы из истинного желания помочь. Хотя кодекс, до сих пор сидящий где-то на подкорке мозга, утверждал, что эгоизм полезен и даже необходим для выживания, дабы сохранить численность бойцов в такой обострённой ситуации, когда профессионализм не играет никакой роли. Особенно для Тартальи, потому что не проходит и нескольких минут, как его кусают.
Правда, при взгляде на это, Розария не радуется. Вместо ей становится... не сказать, чтобы грустно, однако это чувство обречённости ей знакомо, не говоря уже о том, что этот мальчишка приглянулся Альбериху, а значит, тот просто не просит, если она не предпримет меры. И не важно какие — главное, чтобы его охотник, возможно, и правда имеющий что-то необычное среди толпы других людей, не пострадал настолько, чтобы как минимум умереть от рук какого-то жалкого вампирёныша, которому Розария со всей силы сдавливает голову, практически лопая её, как воздушный шарик, после схватив почти бездыханное и кровоточащее тело и понести его в замок.
К счастью, располагался он недалеко, поэтому Тарталья не успел умереть у неё на руках, хотя был довольно близок к этому из-за множества вполне объективных факторов, среди которых доминирующим оказался тот, что по его жилам циркулировал яд. Ужасный, жгучий, противный яд, заставляющий разум пылать в безмолвной агонии, сопровождающейся заметным тремором, почему Розария хотела как можно скорее сбросить его тушку у порога комнаты Кэйи, застывшем от удивления и страха одновременно.
— Что случилось?!
— Доставка еды на дом! — вампирша ухмыляется, демонстрируя свои клыки, однако вместо какой-либо ответной реакции, тот бросается к телу охотника, начав очень быстро и внимательно изучать его раны. — Не переживай, укусила не я, а придурки из клана Далис. Моей заслугой тут является только то, что теперь твой «трофей» у тебя и пока он окончательно не истёк, можно нормально поужинать. Ведь этого ты хотел, не так ли?
— Нет, я не хотел его есть, Розария, — голос Альбериха становится неприлично стальным и холодным, как и его взгляд, опять метнувшийся на укус. — Ты убила того, кто это сделал?
— Конечно.
— Зачем?! — на этот раз он позволил себе немного повысить голос, что заставило девушку изумлённо приподнять одну бровь:
— А что мне было ещё делать? Скажи спасибо, что вообще донесла его целым и невредимым. По крайней мере, от моих клыков, потому что уж больно вкусно его кровь пахнет, — с этими словами она касается указательным пальцем лужи крови, растёкшейся по полу, и затем слизывает всё это одним лишь кончиком языка, еле сдерживаясь от стона.
Кэйя же растерянно смотрит на Тарталью, на его подрагивающие от боли лицо и пульсирующую рану со следами укуса, и чувствует, как низ живота неприятно сводит от того, что только ему удалось найти кого-то, кто мог бы по-настоящему его заинтересовать, как всё пошло под откос. А верная помощница ещё и поспособствовала этому, запустив процесс, когда из-за смерти вампира, что провёл обряд привязки, человек начинает сходить с ума и в конечном счёте умирает. Если, конечно, не продолжить то, что было начато... если не укусить охотника, пустив ему по венам уже другой яд, что, конечно же, глупо, однако другого варианта не оставалось.
Точнее, оставался, только Кэйе он был не интересен. Почему? Дать себе этот ответ пока что сложно, да и нужно ли вообще?
У Тартальи остаются считанные минуты до смерти, поэтому, отбросив все лишние мысли, Альберих вонзает свои клыки в уже открытую рану и делает несколько глотков: медленных, осторожных, маленьких, чтобы суметь остановиться сразу же, как только охотника перестанет трясти и его сбивчивое дыхание начнёт приходить в норму. Конечно, не достаточную для полного спокойствия, однако это можно компенсировать переливанием крови и перебинтовкой ран, чем Розария, к своему стыду и разочарованию, и оказывается озадачена, потому что вампиру тоже нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к произошедшему.
Ведь отныне они связаны — крепкой невидимой нитью благодаря обмену крови и яда, что теперь циркулировали по организмам обоих с разницей лишь в том, что Тарталья никогда не хотел оказаться в подобной ситуации. Как и не хотел в принципе чувствовать себя отвратительно плохо после, казалось бы, обычной охоты, во время которой не по плану пошло всё, начиная от самого нападения и заканчивая тем, что по итогу он приходит в себя в неизвестном месте. Пальцы при этом нащупали под собой что-то мягкое, напоминающее щёлк, что ввело в ещё больший ступор, потому что вряд ли в Ордо Фавониус могло найтись подобное, а если бы и нашлось, то такие в темницы не носят. Или куда в Мондштате отводят укушенных? Он же как раз вроде как такой, раз не умер сразу, верно?
Для подтверждения этого смутного воспоминания, Тарталья сквозь боль дотрагивается левой рукой до плеча и, нащупывая там бинт, тяжко вздыхает. А затем ещё раз, только на этот раз от одного большого спазма по телу при попытке оторвать корпус от чего-то нежного и осмотреться вокруг: комната погружена в полумрак, создаваемый плотными, тёмно-синими шторами; на потолке висит незамысловатая люстра с вставленными туда свечами; по центру стоит огромная кровать, на которой он всё это время и лежал, а рядом, на массивной тумбочке с витиеватой резьбой, расположилась массивная лампа с абажуром из матового стекла и графин с водой.
Его Тарталья не стал трогать, несмотря на присутствующую жажду, решив, немного шатаясь, подойти к окну и отодвинуть край тяжёлой шторы, из-за которой настолько резко появляется солнечный луч, что глаза начинает жечь. Конечно, не настолько сильно, но в его положении достаточно и этого, чтобы на мгновение потерять равновесие и удержать его только засчёт хватания за ткань, что к тому же вызывает боль в плече. Тоже не слишком сильную, и всё же приходится перевести дыхание прежде, чем понять, что пейзаж за окном в виде густого леса, простирающегося до самого горизонта, и высоких гор, окутанных туманом, совершенно не знаком, а значит он где-то за пределами Мондштата.
В момент осознания этого, внезапно из-за двери донеслись приглушенные голоса и топот чьих-то шагов, заставивший по привычке оглядываться в поиске поблизости чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие. Причём, желательно серебряное, потому что вероятность, что его сюда притащили вампиры, слишком высока и нужно быть готовым ко всему, особенно, если вдруг там окажется Кэйя, которого какой-то частью себя даже хотелось видеть больше всего, чтобы спросить, что значило то заигрывание в таверне и почему он его не убил, когда была возможность сделать это максимально быстро и незаметно. Чтобы Тарталья не чувствовал себя обмануто и неправильно, в том числе во время того, как что-то внутри безумно тянет как можно скорее покинуть комнату и выйти в длинный коридор, ведущий в зал.
Оттуда как раз доносились голоса:
— Поверить не могу, что ты правда сделал...это!
— А что мне ещё оставалось? — по бархатному и спокойному тембру удалось узнать Альбериха, должно быть, сидящего сейчас на чём-то вроде трона, пока какая-то женщина вертелась вокруг него, будучи очевидно не довольной ситуацией, следы которой красовались на до сих пор ноющем плече. — К тому же, если бы ты не стояла тогда, как статуя, мне бы не пришлось ничего делать.
— Ой, да, извини, что не стала сразу вмешиваться в дела другого клана ради спасения твоего охотника, — с сарказмом и пренебрежением фыркает Розария, и в этот момент Тарталья чувствует, как внутри что-то сжимается от пробежавшей мысли: вампир хотел его спасти?
«Да ну, бред» — сам себе отвечает внутренний голос.
Кэйя в этот момент тяжело вздыхает, понимая, что с одной стороны его помощница права: влезать в дела другого клана — всё равно, что объявить войну, как было несколько столетий назад по вине новообращённых, не поделивших жертву и проливших слишком много вампирской крови из-за вражды. Но с другой стороны, Розария — профессионал, раз смогла убить одного из Далисов прямо посреди поля боя и забрать Тарталью, не оставив при этом следов, которые смогут привести в их замок, а значит, переживать не о чем. По крайней мере, касательно именно этой темы, потому что как только охотник делает ещё один шаг вперёд, лёгкие Кэйи наполняются приятным ароматом, заставляющим расплыться в улыбке.
— Кажется, кое-кто проснулся, да? — заметив такую реакцию, Розария сбавила свой пыл, после резко развернувшись в сторону двери, откуда едва начала торчать рыжая макушка.