Зов охотничьего сердца

      К трём часам ночи, в таверне, где жизнь продолжала течь даже после заката, всё-таки становилось тихо: кто-то, допив свои напитки, с пьяным храпом упал лицом на стол, кто-то, несмотря на ещё возможно бушующую опасность в виде вампиров, покинул заведение, и бодрствовал разве что бармен. А вместе с ним и самый дальний столик, за которым охотник вместе со своим новым знакомым пил вино — виноградное, чуть терпкое, но в то же время имеющее карамельное послевкусие, засчёт чего не удалось заметить, как опустошается уже второй бокал и официантка несёт третий, пока Кэйя размеренно рассказывает о... в попытке вернуть немного ускользнувшую нить разговора, Тарталья едва заметно мотает головой.       — Ты что, уже захмелел? — заметив лёгкую рассеянность в глазах собеседника, усмехнулся Кэйя.       — Нет, прости. Просто немного отвлёкся.       — На что? — неожиданно он пододвинулся ближе, вытянув шею так, что и без того не застёгнутая до конца рубашка открыла ещё больший вид на его тёмную бархатную кожу, отчего атмосфера между ними резко изменилась.       Для Тартальи уж точно, потому что кровь прилила к щекам, а лёгкое головокружение, вызванное вином, стало ещё сильнее, хотя выпил он не так много. Да и раз Альберих в более лучшем состоянии, то внутренний голос предположил, что, наверное, подобная реакция вызвана исключительно усталостью из-за того, что вместо нужного отдыха в казарме вместе с другими охотниками, выбор пал на то, чтобы вот уже сколько часов сидеть здесь, в богом забытой таверне, и общаться с тем, кто явно наслаждался сложившейся ситуацией:       — Ох, кажется, кто-то совсем растерялся, — Кэйя провел пальцем по краю своего бокала, а затем медленно поднес его к губам, сделав глоток, при этом неотрывно смотря на охотника. — Ты, должно быть, не из тех, кто привык к такому, верно?       — Под «такому» ты подразумеваешь соблазнение? — решил отпарировать Тарталья с максимальной небрежностью, словно всё происходящее не стало больше походить на отчасти знакомые моменты, когда какая-нибудь девица желает порезвиться и использует всю свою харизму для привлечения чужого внимания.       — С чего вдруг ты взял, что это именно оно? Может быть, мне просто нравится наблюдать за твоей реакцией в разных обстоятельствах? — одновременно с этими словами сапфировые глаза скользнули по губам напротив, и по телу охотника прошла мелкая дрожь.       В том числе от не понимания, как вполне себе обычный разговор двух только недавно познакомившихся молодых людей зашёл в такое русло.       Или всё же он правда выпил так много вина, что уже не соображает как следует и потому кажется, что Кэйя как-то специально то наклоняется вперёд, чтобы снизить тембр и заставить взглянуть на себя чуть иначе, то откидывается назад, задумчиво улыбаясь и наклоняя голову вбок так, что непроизвольно хочется сделать точно также. И при этом не важно, что со стороны это будет выглядеть не очень неуместно и даже, откровенно говоря, глупо. Особенно для охотника, которому вообще должны быть чужды такие эмоции, как стеснение и волнение при виде того, как новый знакомый предпринял ещё одну попытку вторгнуться в личное пространство — чуть настойчивее, коснувшись ужасно-ледяными пальцами оливковой ладони, что с непривычки дёрнулась и сжалась в кулак.       — Что бы там тебе не нравилось, не стоит забывать, что я могу снова приставить клинок к твоему горлу, — Тарталья не нашёл ничего лучше, чем в качестве защитной реакции нагрубить в привычной для себя манере и для надёжности положить руки на колени. — И вообще, мне уже пора идти.       — До рассвета ещё примерно час, так что, боюсь, прямо сейчас покидать заведение не стоит, — спокойно сменил тему Альберих, вернув голосу уже чуть менее развязную и бархатистую манеру. — Что же касается моих действий: извини, если причинил неудобство. Просто сложилось впечатление, что мы оба могли бы пойти на что-то чуть более личное.       — То есть, за этим ты меня сюда позвал?       — Скорее возжелал в моменте, впечатлившись твоей внешностью и харизмой, за которой очевидно скрывается нечто более нежное и ранимое, — честно признался он, отчего по лицу напротив вновь пополз румянец. — Или хочешь сказать, я неправильно трактовал то, как иногда ты невербально откликался на мои действия?       Тарталья поджал губы.       Он не любил столь откровенные разговоры, ещё и с незнакомцами, пускай такие, как Альберих, безусловно, умели производить впечатление: внешностью, словами, манерой речи, движениями рук, железобетонной уверенностью — всем, что каким-то чудесным образом заставляло сердце пропускать удары.       — Ты даже имени моего не знаешь.       — Оно и не нужно, так как обычно подобные встречи лишь на одну ночь, — честно признался он, затем ненадолго замолчав, ещё раз быстро окинул взглядом парня и остановился на его частично оголённой шее, где пульсировала кровь. — Хотя я никогда не против если что растянуть удовольствие.       «Звучит двусмысленно» — подумал про себя Тарталья, понимая, что дело уже точно не в выпитом алкоголе или смущении, которое, к счастью, постепенно стало сходить на нет, а в том, что подобное и правда можно интерпретировать абсолютно иначе, когда дело касается нечисти. Ещё и посреди ночи, в полупустой таверне, идеально подходящей для тихого убийства и доказательства того, что вампиры могут пробраться в любой дом в любое время и в любое время суток, а значит, что сколько подкрепления не присылай — всё равно будет мало, почему в один момент рыжеволосого охотника с кучей разбросанных по лицу веснушек становится даже жалко. Ведь раньше такого Кэйя не встречал.       Обычно его охота проходила довольно однообразно: какой-нибудь путник заблудиться поздно ночью, он его поймает и выпьет досуха либо сразу на месте, либо перед этим прикинувшись, как сейчас, обычным странником, чтобы нагулять аппетит и заодно миллионный раз убедиться, как же люди ничтожны и однообразны. Как каждый думает лишь о себе, относится к другим максимально потребительски и без капли стеснения согласен на любую, звенящую и порой слишком неприличную пошлость, чтобы высвободить внутреннего зверя, которого и убить в таком случае не жалко.       Тарталья же оказался, к удивлению, другим: да, кровь пульсировала по венам, как и у любого другого человека, но то же вино он пил осторожно и маленькими глотками, явно желая контролировать себя, а в его словах не было ни намёка на что-то утомительное или раздражающее, даже когда речь зашла об охоте. Не говоря уже о смущении от невинных попыток сменить русло разговора: Кэйя привык, что в такие моменты люди охотно соглашаются и первые припадают к его губам в жажде испытать пятисекундный восторг в обмен на их жизнь, а тут парень осторожничал, пытался отшучиваться и отводить взгляд в сторону. Да так невинно, что Альбериху захотелось понаблюдать за этим подольше, однако и насильно давить почему-то не хотелось.       Вместо этого вампир, отбросив в сторону мысли о жажде крови, отодвинулся на положенное расстояние, залпом допил свой бокал и, попросив счёт, вальяжно отдал официантке несколько золотых монет прежде, чем предложить охотнику сопроводить его. Прямо до Ордо Фавониус, по пути в который Тарталья чувствовал себя ещё более неловко, ведь как бы странно не звучало... Кэйя правда понравился ему. Конечно, не до такой степени, чтобы вести себя как влюблённый подросток, и всё же при пересечении с сапфировыми глазами внутри что-то сжималось, не позволяя дышать полной грудью до тех пор, пока они не расстались недалеко от ворот ровно в тот момент, когда солнце начало выглядывать из-за горизонта.       Кэйя тогда сказал что-то, но что именно, к сожалению, Тарталья не расслышал из-за отвлечённости на поблёскивание иссиня-тёмных волос, струящихся по плечам мужчины, а когда захотел обернуться и переспросить — Кэйя уже исчез. Растворился, как призрак, оставив после себя лишь терпкое и немного карамельное послевкусие, впрочем, не продержавшееся долго благодаря тому, что как только ноги переступают порог казармы, становится очевидно, что никто из присутствующих в ней уже не спал.       В подтверждение этого какой-то мужчина с бордовой бородой и суровым выражением лица довольно грубо крикнул:       — Эй! Где шлялся, охотничек?       — Проводил разведку, — решив не обращать внимание на такое поведение, спокойно ответил Тарталья, после чего хотел было зашагать в сторону своей койки, как вдруг другой охотник схватил его за плечо и развернул к себе, начав принюхиваться, как ищейка.       — Да новичок пил всё это время!       — Вот как значит в Снежной обучают своих солдат — только алкоголь хлебать и умеете! — послышался ещё чей-то голос из расчёта на то, что новенький смутится и тут же начнёт извиняться, однако, быстро оглядев стол со стоящими на нём пустыми пивными бокалами, Тарталья хмыкает:       — Ваша дедовщина довольна лицемерна и бессмысленна, так что предлагаю не начинать конфликт на ровном месте, хорошо? Нам же ещё всем вместе выходить в патруль, — с этими словами, одновременно с чьим-то шёпотом, он убирает чужую руку со своего плеча, подходит к кровати и скидывает на неё самую тяжёлую часть брони. — Кстати, во сколько будем выдвигаться?       — Ты же ходил на разведку — вот и ответь на этот вопрос, — мужчина с бордовой бородой произнёс это с оскалом, вызванным, должно быть, тем, что люди его возраста привыкли думать, что все, кто живут в Снежной и работают на Фатуи — плохие, ведь основное кредо организации: цель оправдывает средства.       — Что ж, судя по тому, что мне успела рассказать капитан Джинн Гуннхильдр, у винокурни «Рассвет» недавно произошло нападение вместе с похищением, — быстро сориентировался Тарталья, чем удивил некоторых охотников, не знающих, что глава Ордена успела ввести новичка в курс дела. — Думаю, самым разумным будет провести обыски там на случай, если остались какие-нибудь следы борьбы, а затем разбить неподалёку лагерь.       — Зачем? Чтобы просто смотреть на место, где наших товарищей утащили упыри?! — раздражённо вскрикнул один из мужчин, аж подорвавшись с места, наверное, в желании броситься на рыжеволосого, но его соратники предотвратили это, усадив его обратно на край кровати.       — Знаю, что вам может быть больно от потери товарищей, но, когда я служил у себя на родине, мы заметили, что некоторые кланы, особенно в главе молодого предводителя, имеют привычку возвращаться на место преступления либо для того, чтобы утолить свои больные фантазии, либо для того, чтобы подбросить трупы, — объяснил он. — У вас же есть хотя бы малейшее представление о том, кто именно мог орудовать на той территории?       — Все вампиры, как вампиры! Разве в них есть разница?       — Иногда да, иногда — нет.       — Всё, что мы знаем: в Мондштате по меньшей мере существует три клана, — заговорил мужчина с бордовой бородой чуть более спокойно, чем раньше. — Первый — Розенберг, состоящий в основном из аристократов. Ну, или по крайней мере тех, кто раньше ими были, оставшись жить в каких-то поместьях за городом. Второй — Далис, скорее наоборот, состоящий из одних... как бы аккуратнее выразиться...       — Быдло они, — не стал стесняться в выражениях другой охотник.       — Проще говоря, да. Они не церемонятся, у них всё просто: увидел — убил — выпил. А третий... по правде говоря, это даже кланом толком назвать нельзя, — мужчина усмехнулся, а все остальные согласно закивали, однако всё равно при этом внутри каждого чувствовалась какая-то тревожность, словно сейчас предстоит узнать о чём-то даже более страшном, чем простая группа вампиров. — Внутри него состоит, если так можно сказать, только один вампир.       — Это.. как? — удивился Тарталья, несмотря на то, что, безусловно, когда-то доводилось слышать об одиночках, которые, однако, долго не жили чаще всего из-за излишней уверенности, что их силы хватит для того, чтобы противостоять подготовленным и вооружённым до зубов охотникам.       — Вот так, — пожали все плечами. — Возможно, у него, конечно, есть кто-то среди помощников, но в основном он действует один, и именно из-за его силы, сравнимой с несколькими вампирами разом, наверное, пошла привычка относить его персону к целому клану, который так и называется — Альберих. В честь, непосредственно, Кэйи Альбериха.