Лекарство от здоровья

6 лет назад       Двор наполнялся гулкими криками мальчишек и нескольких девчонок, что гоняли мяч. Поле, не предназначенное для игры в футбол, все равно ежедневно использовалось для подобного, несмотря на то, что кто-то так или иначе падал, спотыкаясь о сучья или неровности почвы. Мяч, так или иначе, застревал в высокой и густой траве, в которую приходилось нырять с головой, чтобы достать его. Так или иначе, это поле, заросшее и покоцанное, с бугристой почвой, а по периметру — заросшее кустами дикой травы, было любимым местом многих детей. Другого ведь не было. — Ну куда!!! — завизжал мальчишка с рыжей копной волос на голове и с россыпью огненных веснушек по лицу.— Пас давай!!! Пас!!! — Нафиг мы ваще этих девчонок взяли? — пробурчал пухлый мальчик, занимающий место около импровизированных ворот — их обозначали кирпичами, наложенных друг на дружку. Среди кучки разношерстных мальчишек затесались две девочки, и они были противоположны друг другу, если бы кто-то из детей знал, что такое Инь и Янь. Белоголовая, с огромными светло-медовыми глазами, со смуглой кожей и невероятно громкоголосая, — Алина, девочка в коротких красных шортах и белой футболке, которая уже успела стать серой и зеленой. Она носилась по полю и, кажется, вовсе не вникая в правила игры, пинала мяч куда попало и не попало. Ни раз забивала в ворота. Правда, в свои же. Была и вторая девчонка, с черными, как смоль, волосами, и зелеными, как пожухлая трава в сентябре, глазами. В отличии от Алины, эта девчонка была довольно тихой и не особо активно бегала, да и вообще казалось, что она старалась избегать мяча. Девочка была в серой мешковатой одежде, но из-под длинных рукавов виднелись бледные руки, покрытые синяками и порезами. Василиса, как знали многие, была забитой и малообщительной, но Алина, самая громкая из группы малолеток, почему-то дружила с этой, странной девчонкой. Отношение с детьми из детского дома не сложили чуть ли не с первого дня. Василиса плохо помнила день, когда попала туда. Кажется, с самого рождения она находилась в подобных местах, просто время от времени приходилось менять учреждения: то она не нравилась местным детям, то воспитателям. Почему-то люди вокруг не могли принять девочку с черными волосами и зелеными глазами. «Неудивительно, — думала она. — Даже мои родители не смогли меня принять. Чего уж говорить про остальных.» И она не старалась. Не пыталась влиться в новый коллектив, подлизываться к воспитателям или казаться улыбчивым ребенком, когда приходили потенциальные опекуны. Она уже в таком возрасте поняла многое и перестала строить из себя ту, кем не являлась от родясь. А вот истинное лицо Василисы не нравилось никому. Мальчишки не могли смириться с тем, что щуплая девчонка могла дать сдачи и кинуться в драку с не меньшим рвением, если бы она на самом деле была пацаном, и просто скрывала свой пол за мешковатой одеждой. Воспитатели не могли найти управы на дерзкий язык и вспыльчивый нрав, ведь Василиса за словом в карман не лезла, а знанию ненормативной лексики мог позавидовать любой сапожник. «Ни одна семья не захочет себе такой дочери, как ты!» — говорили воспитатели в один голос, на что Василиса радовалась. Она больше не хотела становиться ничьей дочерью. Она четко помнила, что у нее был отец, который редко, но все же приезжал к ней на черном джипе. Иногда мужчина даже не выходил из автомобиля, и просто наблюдал издалека, но даже подобное невероятно радовало Василису. — Че мух считаешь?! — рыжий пролетел мимо Василисы, чуть не сбив с ног. За ним поднялся столб пыли, а затем, — словно белый ураган, пронеслась и Алина, громко хохоча. Василиса отшатнулась в сторону. Друзей ей тоже не хотелось заводить, но эта девочка с белыми, выгоревшими на солнце волосами просто прицепилась, как банный лист. И каким-то образом уговорила выйти во двор и погонять мяч с пацанами. Василиса согласилась, потому что сидеть в душной комнате в разгар лета ей не особо и хотелось. — Го-о-о-л! — радостно завизжала Алина, прыгая на месте. — Сука тупая! — к ней подлетел рыжий и толкнул белоголовую так, что та отлетела на пару метров и звонко шмякнулась носом о землю. Сразу же хлынула кровь. — В свои же ворота! Тупая! Алина заревела в голос, не поднимаясь с земли. Она заливалась рыданиями, давилась воздухом и пыталась зажать, кажется, сломанный нос. Василиса стояла на месте, равнодушно наблюдая за происходящим: это был уже не первый раз, когда светловолосая нарывалась на побои от местной детворы. — А ты че уставилась?! Ваще бесполезная! — рыжий разошелся не на шутку, уже направляясь в сторону Василисы. Она не стала отвечать на его обзывательства и прочие выкрики. Рыжий приблизился достаточно, чтобы Василиса могла замахнуться и зарядить мальчишке справа прямо по челюсти. На этот удар рука у нее уже была поставлена. Остальная свора тут же кинулась на черноволосую, повалив с ног. Удары прилетали со всех сторон, и Василиса сгруппировалась, сжимаясь в комочек. Это происходило не в первый и не в последний раз. Она знала, что сейчас их разгонит воспитательница, и тогда она подскочит и успеет залепить еще двоим точно по лицу, в живот или между ног, — неважно. Главное, дотерпеть. Так обычно и случалось. Несколько подбитых глаз, пару выбитых зубов, синяки на мальчишках и девчонках, порванная одежда с кровоподтеками, в какой бы детский дом или интернат не попадала Васила, все одно и то же. Только лица разные. Она сидела на перилах. Медсестра наложила шов на бровь, забинтовала руку и дала обезбаливающее. Василиса никогда не глотала таблетки, всегда обманывала персонал, а затем, оставаясь одна, выплевывала их. Собирала в пустую баночку из-под пузырька аскорбинок. Берегла. Три таблетки, вместо одной помогали быстро засыпать, а потом видеть очень яркие, цветные сны. Но Василиса знала, что если переборщить, то может уже и не проснуться. Издали сумерки рассекли два глаза-огонька. Приглядевшись, девочка увидела знакомое очертание джипа. Соскочив с перил, побежала в его сторону. Отец не вышел ей навстречу, не появился и тогда, когда она уже приблизилась. Тонированное стекло не позволяло увидеть лица водителя, да вообще ничего не позволяло разглядеть. Василиса встала прямо напротив автомобиля, позволяя двум лучам от фар пронзать себя насквозь, буквально пропускать этот свет сквозь себя. Но он не проходил через нее, а, наоборот, отражался, бил в глаза человеку, сидевшему за рулем. — Пап? — позвала девочка хриплым голосом. Она не принимала обезболивающее, все ждала момента, когда ляжет в койку и примет сразу несколько таблеток. Тело изнывало тупым эхом боли от ударов мальчишек. — Пап! — она помахала руками. —Выходи! Казалось, что джип — живое существо, урчание которого предостерегало девочку от резких действий. Стоило ей двинуться на шаг вперед, как молчаливый зверь с двумя горящими глазами двигался назад, поднимая вокруг себя пыль. — Когда ты заберешь меня? — она продолжала спрашивать, не дожидаясь ответа. — Ты обещал, что я увижу маму. Когда?! Зверь зарычал, рванул страшным ревом откуда-то из-под капота, дернулся и начал сдавать назад. Василиса застыла, наблюдая, как джип просто разворачивается и, уже ослепляя красными огнями задних фар, начинает отдаляться. — Стой! — почему-то ноги сами понесли ее вслед за зверем, что сейчас так трусливо убегал от нее. От четырнадцатилетней девочки с черными волосами и зелеными глазами. — Сто-о-й! Папа! Зверь был куда быстрее, а дорога ухабистая и неровная. Василиса споткнулась и пробороздила носом землю, как совсем недавно ее то ли подруга, то ли нет, Алина. Только Василиса не плакала, не пыталась остановить кровь из носа, она, приподнявшись на сбитых в кровь руках, смотрела, как исчезают на горизонте два красных огонька. — Папа…

***

      Зуб на зуб не попадал, пальцы не слушались. Все тело трясло, дрожь шла откуда-то изнутри, казалось, что позвоночник ходил ходуном, а ребра стукались друг о друга. Кое-как поднялась по ступеням и привалилась к двери собственной квартиры. Знала, что там пусто и холодно, а еще меня там накроет и, вероятнее всего, я там просто сдохну, но идти мне было некуда. Видеть Котова я не хотела, шарахаться по знакомым не могла, потому что торчала многим денег еще за прошлую помощь, а каких-либо родственников у меня более не было. Друзей тем более. Квартира была опечатана, но это не помешало мне ее вскрыть. Не знаю, каким чудом, но, судя по всему, чисто с божьей помощью, я смогла воткнуть отмычку в замочную скважину и пошурудить так, чтобы дверь все-таки отворилась. Руки помнили навык, но в жуткой тряске это заняло у меня куда больше времени, чем требовалось ранее. Завалившись внутрь, закрылась на щеколду, разуваться не стала. Нащупав выключатель, поняла, что электричества не было. Вероятнее всего, отключили за не уплату. Как и газ, скорее всего. Меня неимоверно трясло, голова раскалывалась на части, от чего хотелось просто разбежаться и со всей дури убиться о стенку. Не думала, что из-за встречи с отцом меня так знатно накроет. Кажется, я не видела его около шести лет, а последняя встреча отпечаталась огненным клеймом боли и разочарования в мозгу и сердце. Затем злость выжгла во мне понимание того, что у меня вообще был отец. К черту мне такой родитель. Добравшись до ванной, врубила воду и начала умываться холодной водой. Не самое приятное действо, но зато бодрящее. Зеркало было грязное, в разводах и каких-то непонятных подтеках, из-за чего я не могла разглядеть свое отражение. Возможно, и к лучшему: выглядела я, скорее всего, прискорбно. Облизнув губы снова ощутила приторный привкус чего-то соленого, с металлическим оттенком, — кровь. Я упала на колени, уперевшись лбом в раковину. Шум воды наполнял собой всю квартиру, избавляя меня от звенящей тишины. Че, совсем хреново? Я вскинула голову и практически сразу же пожалела об этом: та отозвалась звенящей болью в висках. Никого, кроме меня, в хате не было, это было очевидно, как и то, что за окном расцветал сентябрь. Я выпрямилась, проводя мокрой ладонью по зеркалу. Во влажном разводе увидела свои измученные, воспаленные болью глаза. Выглядишь как мертвец В этот раз мне точно не послышалось. Я резко обернулась, но позади, естественно, никого не было. Глюки, не иначе. Моя кукуха дала течь, и я совершенно не была удивлена такому исходу. Разве что, почему этого не случилось раньше? — Пиздец, — выдохнула я, возвращаясь к раковине. Снова умылась, смывая остатки крови с губ и подбородка. Подумаешь, голоса слышу… Тотальный пиздец, детка Случайно подняла взгляд и точно увидела в грязном разводе чье-то отражение, кажется, мужской силуэт. Но, в очередной раз повертев головой и даже обойдя ванную комнату, никого не обнаружила. — Да сука… — зарывшись пальцами в волосы, зажмурилась, начала глубоко и размеренно дышать. — Успокойся. Все, блять, нормально. Вдох. Выдох. Задержка дыхания, глубокий вдох. Протяжный выдох. Медленно открыла глаза, чтобы сосредоточиться на кафеле под ногами, затем перевела взгляд на треснувшую плитку на стене, после… БУ! ЛИЦО ДЕНА ПРЯМО ПЕРЕД МОИМИ ГЛАЗАМИ?! — БЛЯТЬ! Я отшатнулась назад, как ошпаренная, поскользнулась и шмякнулась макушкой о пол. Перед плывущим взором желтел потолок, медленно погружаясь в темноту. Не знаю, сколько я пролежала на полу в ванной, но к моменту, как пришла в себя, знатно окоченела. Вода продолжала литься в раковине, и теперь этот шум раздражал, закладывал уши. Скрипя и охая, как старая телега, я кое-как поднялась, матерясь себе под нос. Привидеться же… перед тем, как закрыть кран, еще раз умылась. Пощупала затылок, вроде бы, без серьезных повреждений. Уже стемнело, и квартира погрузилась в зловещий, молчаливый мрак. Только уличный фонарь кое-как просачивался через окно на кухне, разгоняя темноту и отгоняя от меня всяких демонов и бабаек. Зачем-то заглянула в холодильник, который, к слову не работал и потек. Там, как и всегда, было пусто, прямо как у меня в душе. С тяжелым вздохом, захлопнула его. Забравшись на табуретку с ногами, извлекал из кармана пакетик с розовыми таблетками. Осталось всего три. И более у меня ничего не было. Абсолютно. Пока я гипнотизировала свои таблы, в дверь кто-то постучал. Я уже ничему не удивлялась, если честно. Это мог быть кто угодно: от ментов до Котова, и от отца до бугаев Артура Борисовича. Не торопясь, дошла до входной двери и открыла. Плевать, будь что будет. Однако, на пороге никого не было. — Че за?.. — я вышла в подъезд и посмотрела по сторонам, даже заглянула на этаж выше. Не припоминала я, чтобы здесь так дети баловались. Только вот, вернувшись к своей квартире, обнаружила, что дверь захлопнулась. — Блять! — от досады и обиды ударила по поверхности, но лишь ушибла руку. Отмычка осталась внутри. Хорошо, хоть пакетик с таблами в кармане остался. Сползла вниз и уселась прямо на холодном бетонном полу, подперев спиной дверь. Я не знала, что мне делать дальше. Казалось, логичным пойти к отцу или же к Артуру Борисовичу. Но как-то мне не хотелось, понимая, что от первого я понятия не имела, чего ожидать, а второй мог меня просто прихлопнуть на месте. Про Котова даже вспоминать не хотелось. Человек разбил мне сердце, размазал меня саму по асфальту, просто уничтожил. Хотя, кто мне виноват? Я же сама посмела придумать себе что-то вроде того, что могла бы быть симпатична ТАКОМУ мужчине. Идиотка. Пробило на нервный смех. После него последовали тихие, жалкие всхлипы, душащие все естество, из-за которых пробивало на неприятную икоту. Не плачь, Вась. Прорвемся… — Д-ден? — сквозь пальцы и слезы увидела кого-то, кто поднимался по ступенькам. — Кто такой Ден? — раздался хриплый, но при этом режущий голос отца. — Пойдем, дочка. Я ведь обещал тебе, что заберу тебя. Проведя ладонью по лицу, я просто поднялась. Отец стоял на ступенях, еще не успев подняться на лестничную клетку, и я словно бы возвышалась над ним. Но только визуально, на деле же я была на уровне его ног, если не ниже. Вот он, человек, которого я стерла из памяти и сердца, но он все равно врывался, вынося все двери и ломая замки. — Я воображала, что ты будешь забирать мой хладный труп. До такого я еще не воображала, — прохрипела в ответ. — Рад, что ты жива, Василиса. Пойдем, — отец не протянул руку, не стал ничего уточнять. Он просто развернулся и стал медленно, стуча тростью, спускаться вниз. — Ну пошли, — пожала я плечами.