Paternal (Отцовство)

Нанятый кухонный персонал был в восторге от Симоны, как никто другой. Им показалось милым, что одиннадцатилетняя девочка так хорошо разбирается в кухне, настолько, что они все начали просить её о помощи. — Симона, принеси мне, пожалуйста, джиролле? — попросила Хлоя, и Симона была рада показать, что она точно знает, какой из специализированных инструментов для приготовления сыра это был. Ганнибал сиял от уха до уха, не прилагая никаких усилий, чтобы скрыть гордость на лице. — Вы хорошо её обучаете, доктор Лектер, — сказал Антуан. — Она отличная ученица, — ответил Ганнибал. — Она даже помогла мне выбрать мясо, — подмигнул он ей, и она лучезарно улыбнулась, гораздо более взволнованная званым ужином для взрослых, чем любой нормальный ребёнок. Когда до прибытия гостей оставался час, Ганнибал отправил её наверх собираться и вскоре последовал за ней. Уилл, как обычно, следовал чётким инструкциям Ганнибала о том, что надеть, стоя совершенно неподвижно, пока Ганнибал завязывал ему галстук и застёгивал запонки. В таких случаях Ганнибал даже не позволял ему самому укладывать волосы, и Уилл так привык к этому, что ему потребовалось мгновение, чтобы очнуться от приятной дымки, в которой он пребывал, сидя на туалетном столике, пока Ганнибал расчёсывал его локоны. Он услышал это снова и резко встал. — Уилл! Теперь мне придётся начинать всё сначала... — Ты её не слышишь? — спросил он, выбегая из ванной и направляясь по коридору к Симоне. Дверь была закрыта, и он прислушался, снова услышав разочарованный визг. — Я ненавижу свои волосы! Успокоенный тем, что ничего более серьёзного не произошло, Уилл тихонько постучал в дверь. — Симона? — Эм... да? — она ответила в ответ, её голос внезапно стал намного мягче. — С тобой всё в порядке? Тишина. Ганнибал, наконец, догнал его и встал рядом с Уиллом с любопытным выражением на лице. — В чём, заключается, проблема? — спросил он. — Симона расстроена из-за своей причёски, — ответил Уилл. — Нет... у меня... просто не получается сделать то, что я хочу. Я никогда не носила ничего, кроме косы, я не знаю как, — сказала она, её голос был кротким и пристыженным, когда он эхом донёсся из-за двери. — Симона, хочешь, я сделаю тебе причёску? — спросил Ганнибал, его тон был намного мягче, чем Уилл когда-либо помнил. Дверная ручка медленно повернулась, дверь заскрипела, когда её открывали, на Симоне была только комбинация, её волосы спутались в беспорядке из-за наполовину завязанных на затылке лент. — Ты знаешь, как делать девочкам причёски, Ганнибал? — спросила она, её щеки покраснели от смущения. — Да. Я разбираюсь во всех видах моды, — сказал он. — Если хочешь, я потрачу своё время на твою причёску, а Уилла предоставлю самому себе. Ему всё равно, как он выглядит. — Спасибо, — сказал Уилл, закатывая глаза. Симона хихикнула и приоткрыла дверь шире, чтобы Ганнибал мог войти. — Почему бы тебе не зайти к нам в ванную? — сказал он. — У меня там есть отличные средства для укладки. Принеси эти ленты, они очень подойдут. Уилл сел на кровать, в то время как Симона заняла его место на туалетном столике, и на сердце у него стало теплее, чем когда-либо. Он наблюдал за Ганнибалом, как он, объяснял ей каждый шаг, который он делал. От расчёсывания прядей до разделения на пучки, просил её подержать это, и нравилось ли ей это. Когда он впервые решил связать жизнь с Ганнибалом, он никогда, никогда не предполагал, что всё так обернётся. Когда она, наконец-то была готова, её длинные тёмно-каштановые волосы, уложенные мягкими локонами, удерживаемые сзади ниспадающими чёрными лентами, которые идеально сочетались с её платьем, позволили теплу его сердца заразить его улыбкой. — Просто красавица, — сказал он. Она посмотрела на Ганнибала, и в её глазах появились морщинки, на лице была абсолютная радость. — Я никогда не думала, что у меня будет настоящая семья, — сказала она. Сердце Уилла дрогнуло. — Я тоже, — ответил Ганнибал, проводя большим пальцем по её щеке. — И посмотри, как мы оба ошибались.

****

Гости начали прибывать ровно в семь, и трое Лектеров встали в дверях, чтобы поприветствовать их. Симона лучезарно улыбалась, делая реверанс в своём совершенно новом платье, приветствуя каждого гостя. Платье было полностью чёрным и доходило ей до колен, где расширялось кружевным узором. Рукава доходили чуть ниже локтей, достаточно короткие для погоды позднего лета. На ней были тёмно-серые колготки и чёрные туфли от Мэри Джейн, а волосы перевязаны чёрными лентами в тон. Она была воплощением высшего общества и, подумал Уилл, жутким ребёнком из всех фильмов ужасов. Она была в центре каждого разговора. — Доктор Лектер, месье Лектер, — Доктор Чейз Саид, глава факультета психологии Парижского университета Декарта. — Доктор Чейз, — сказал Ганнибал, изящно кланяясь и беря её за руку. — И кто этот ангел? — спросила она, полностью забыв об Уилле, и, к радости Уилла, Ганнибал, казалось, совсем не возражал. Ему скорее нравилась доктор Чейз, и он не особенно хотел её убивать. — Симона Халперт, мадам. Приятно познакомиться. Добро пожаловать в наш дом, — сказала Симона. Должно быть, в тридцатый раз Симона сделала реверанс, слегка склонив голову, с совершенной грацией. Казалось, ей это совсем не надоедало. — Она наша приёмная дочь, — сказал Ганнибал. — Которую мы надеемся со временем удочерить. Ганнибал произносил эту фразу, должно быть, в тридцатый раз, но Уилл всё равно чувствовал радость, исходящую от Симоны, когда она это услышала. — Приятно познакомиться с вами, Симона, — сказала доктор Чейз. Симона одарила её ослепительной улыбкой. Затем доктор направилась на вечеринку, и все трое повернулись, чтобы поприветствовать своего следующего гостя. — Миссис Латте! — сказала Симона, её глаза заблестели немного больше, если это вообще было возможно. — Симона, боже, ну разве ты не прелесть! — Спасибо! Ганнибал сделал мне причёску, — сказала она, снова делая реверанс, хотя на этот раз склонила голову чуть ниже, чтобы продемонстрировать свои кудри. Симона поднялась, и она увидела совершенно другого ребёнка, не того, которого она знала ранее. — Она полностью преобразилась, — сказала она, протягивая руку для пожатия Ганнибалу, а затем Уиллу. — Я никогда раньше не видела её счастливой. Вы двое замечательные. — Спасибо, — любезно сказал Ганнибал. — Но именно Симона преобразила нас и этот дом, — сказал он. — Симона, не хочешь устроить миссис Латте экскурсию? — спросил он. Она с энтузиазмом кивнула и, взяв социального работника за руку, повела её в дом. — Это гостиная, где мы проводим наши вечера! — радостно воскликнула Симона. — Знаете ли вы, что здоровые семьи проводят свои вечера вместе? Это то, что сказал мне Ганнибал, — сказала она. Миссис Латте попыталась отвести взгляд от причудливых украшений и сосредоточилась на Симоне, хотя это было трудно, проходя мимо рояля слева и мраморной статуи справа. — Это и есть пианино. Ганнибал играет действительно хорошо. Он говорит, что я могу брать уроки, но прямо сейчас я выбираю вместо этого уроки рисования. Это мой стол для рисования! — сказала она, увлекая пожилую женщину к дальнему окну, где стоял её чертёжный стол. — Я выставила свои лучшие работы для вечеринки! Смотри, смотри, это Уилл на рыбалке. Он берет меня с собой на рыбалку, хотя у меня это не очень хорошо получается. Итак, я сижу на берегу и рисую, наблюдая, как он ловит рыбу. Я изучаю все названия растений, и о природе, и о том, как потрошить рыбу... а потом Ганнибал учит меня, как готовить рыбу, и мы все вместе едим рыбу, которую мы с Уиллом поймали на ужин! Миссис Латте с трудом удержалась, чтобы не прослезиться. За все годы своей работы в службе по уходу за детьми она никогда раньше не сталкивалась с историей успеха такого масштаба. Она выдвинула стул для рисования и села на него так, чтобы её глаза были на одном уровне с Симоной, и взяла обе её руки в ладони. — Симона, звучит так, будто ты счастлива, живя здесь. — О да, очень. Они называют меня Лектером, и мы семья, и они пытаются удочерить меня, они говорят, что я принадлежу им, и я иногда называю Ганнибала "Отцом", и это заставляет его улыбаться, — сказала она. — Да, это правда, они подали документы, чтобы попытаться удочерить тебя. Это одна из причин, почему я здесь. Я хотела получить возможность поговорить с тобой, наедине, и спросить тебя, действительно ли ты этого хочешь. Карие глаза Симоны выглядели блестящими и искренними, когда она кивнула. — Я никогда не смогла бы быть счастлива нигде в другом месте, — сказала она. — Нет никого другого, кого я хотела бы. Миссис Латте улыбнулась, её лицо было таким же усталым, как всегда, но глаза сияли. Она наклонилась вперёд и коротко обняла Симону. — Тогда я дам свою рекомендацию судье, что, по моему мнению, им следует разрешить тебя удочерить, — сказала она. — Большое вам спасибо, — сказала Симона, обнимая в ответ. — А теперь позвольте мне показать вам мою комнату! К тому времени, как Симона закончила экскурсию, вереница прибывающих гостей поредела, и Ганнибал с Уиллом начали обходить всю вечеринку. В конце концов, Симона оставила миссис Латте и вернулась к ним, где снова и снова с радостью отвечала на одни и те же три вопроса: сколько тебе лет, в каком ты классе, нравится ли тебе жить с месье Лектером? Всякий раз, когда Ганнибал заставал гостя за тем, что тот наслаждался какой-либо из закусок, он останавливался, чтобы спросить, как им закуска. — Как всегда, восхитительно, — сказал доктор Чейз. — Прелестно, — ответил Ганнибал, маска была полностью неповреждённой и такой плотной, что даже Уилл не мог видеть сквозь неё, хотя он точно знал, какие эмоции скрывались за ней. — Симона сама помогла мне приготовить мясо. Он повернулся к ней с выражением восторга на лице, и она улыбнулась ему в ответ, её лицо сияло оттого, что они хранили этот секрет вместе. Уилл подсознательно время от времени сжимал её плечо, и она поворачивалась к нему с той же улыбкой; ослепительной и красивой, такой же настоящей, как дружелюбие Уилла, но такой же непроницаемой маской, как у Ганнибала. Они оказались самой здоровой и гармоничной семьёй во Франции. В нескольких километрах от них отец Симоны издал леденящий кровь крик отчаяния, сжимая засохшую окровавленную ткань, которой Ганнибал обернул его ободранные пальцы, когда он лежал в грязи в своей клетке в подвале.

****

Уилл думал, что уже привык к дорогой одежде, в которую одевал его Ганнибал, но по дороге в здание суда внезапно его галстук стал слишком тугим, рубашка - слишком зудящей, а брюки - слишком тесными. — Перестань суетиться. Всё встанет на свои места, — сказал ему Ганнибал, убирая волосы с его локтя. — Я ничего не могу с этим поделать. Это слишком важно. И это навевает плохие воспоминания о том, когда я в последний раз был в суде, и о том, когда в последний раз в суде был ты... — И оба раза вердикт, которого мы хотели, был таким, какой и был вынесен. — Тебе пришлось убить судью, чтобы меня не осудили. — Ты так говоришь, как будто в данном случае это не выход, — сказал Ганнибал, опустив свободную руку, чтобы обхватить руку Уилла, другой держа руль. — Мы сделаем всё необходимое, чтобы Симона стала нашей. Уилл обернулся и не увидел ничего, кроме пассивного спокойствия на лице Ганнибала. — Ты действительно хочешь, чтобы она была с нами, — сказал он. — Конечно. Ты бы видел, каким счастливым она тебя делает, — Уилл фыркнул коротким смешком, одна сторона его рта приподнялась в нервном тике. — Не пытайся притворяться, что она не делает тебя счастливым. — Она делает, — заявил Ганнибал, хотя его лицо оставалось совершенно бесстрастным. Он уже был настроен выйти на публику. — Она мне нравится, — сказал он. — Больше, чем я думал. Уилл откинулся на спинку стула, тёплое сияние, в котором он теперь признал свою любовь к Симоне, делало его одновременно спокойным и нервным. Они вошли в зал суда, и там их встретила миссис Латте. Она улыбнулась, и они пожали друг другу руки, под тихий шёпот других родителей и опекунов детей, разговаривавших вокруг них. Они сидели и ждали, пока одно за другим рассматривалось каждое дело. — Вопрос об опеке над Симоной Халперт, — зачитал судья, и Ганнибал крепко сжал руку Уилла. Все трое поднялись и шагнули вперёд, чтобы предстать перед судьёй. — Доктор и месье Лектер ходатайствуют в суде о постоянном удочерении Симоны Халперт, это верно? — Да, ваша честь, — сказал Ганнибал, и хотя Уилл мог чувствовать, как тот извивается под ним, он никак внешне не показал того отвращения, которое почувствовал при такой фразе. — А Марта Латте, вы её опекун, назначенный государством? — Да, ваша честь. Судья сделал паузу, просматривая какие-то бумаги. — Государство стало опекуном Симоны из-за того, что её бросил биологический отец... семь недель назад. — Да, это верно. — И она провела все семь недель в вашем доме, месье Лектер? — Да, — сказал Ганнибал. Судья повернулся к миссис Латте. — Как ребёнку живётся в её новом доме? — Очень хорошо, ваша честь. Они отличные родители. Удовлетворены все её потребности: еда, одежда, жильё, образование, эмоциональная поддержка. Она выглядит счастливее, чем я когда-либо её видела. Судья кивнул. — Чем вы зарабатываете на жизнь, доктор Лектер? — Я психиатр, ведущий в своей области. Я публикуюсь, читаю лекции в университетах и консультирую психиатрическое сообщество. — Да, я вижу, вас очень уважают в вашей области. Уилл почти видел, как Ганнибал прихорашивается от гордости. — А чем вы занимаетесь, месье Лектер? — Я специалист по составлению криминального профиля, ваша честь. Я консультируюсь с префектурой полиции Парижа по трудно-раскрываемым делам. Судья снова кивнул, его лицо казалось бесстрастным, но Уилл чувствовал неодобрение, переполняющее его изнутри. Он нахмурился, пытаясь понять, что могло произойти… — И вы двое женаты? — Да, десять лет, — сказал Ганнибал. Судья посмотрел на них обоих сверху вниз и сложил руки. Уилл ощетинился, и Ганнибал напрягся в ответ. — Что заставляет вас думать, что два гея обладают достаточными знаниями, чтобы воспитать маленькую девочку? Уилл прямо тогда был готов обнажить зубы. — Каждый ребёнок заслуживает хорошего отца, — сказал Ганнибал. — И мы лучшие опекуны, чем её биологический отец, который бросил её и, предположительно, начал убивать. — Хммм, — сказал судья. Он снова прочитал бумаги и нахмурился. — Что ж, поскольку отец не умер, в наилучших интересах ребёнка, государству необходимо услышать его позицию по этому вопросу. — Ваша честь, отца найти невозможно... — попыталась миссис Латте. — Мы предоставим временную опеку Ганнибалу и Уиллу Лектеру. Вопрос о постоянном удочерении рассматриваться не будет, пока не удастся связаться с отцом для комментариев. Уилл кипел, когда они уходили, а поведение Ганнибала было ледяным. — Об убийстве судей... — начал он. — Позволь мне разобраться с логистикой, — ответил Ганнибал, от его тона по спине Уилла пробежала дрожь, которая раньше пугала его, а теперь стала его любимым ощущением.

****

Перед глазами у судьи Хоторна всё поплыло, когда он снова пришёл в сознание. Грабители проникли в его спальню, пока он спал, заткнули ему рот салфеткой, а затем он снова уснул… Он боролся с верёвками, которыми был привязан к стулу. Его глаза метались по сторонам, пряди белых волос разлетались во все стороны, когда он поворачивал голову. Его зрение наконец прояснилось, и перед ним стояли двое мужчин... и маленькая девочка? — Ах, с возвращением, — сказал Ганнибал. Судья нахмурился. В этой ситуации не было никакого смысла. Девочка не выглядела испуганной. Вместо этого она выглядела ... сердитой. И на ней было вечернее платье из белого хлопка, завязанное посередине бледно-голубым бантом. — Кто... кто вы такие? — было лучшим вопросом, который он смог придумать. — Вау. Он даже не помнит людей, чьи жизни он разрушил сегодня, — сказал Уилл, всё ещё прислоняясь к комоду и постукивая кончиками пальцев в перчатках по его краю. — Ты не помнишь, как отказал Симоне в настоящей семье, о которой она мечтает? — сказал Ганнибал, нежно поглаживая пальцами в перчатках её длинные волосы, которые в редких случаях были распущены и не перевязаны никакими косами или лентами. Пряди, без сомнения, падали на ковёр. У Ганнибала была продумана каждая деталь. — Я... что? — прищурившись, переспросил судья. — Подождите... вы та пара геев, которые хотели удочерить маленькую девочку. Это ты, дорогая? — сказал судья. При этих словах Симона показала нож в руке без перчатки, который прятала за спиной. Она шагнула вперёд, в её глазах светилась ненависть. — Ты даже не знаешь, кто я, и ты пытался раздавить меня, — сказала она. — Ты пытался отнять у меня семью. Она поднесла кончик ножа к подбородку судьи, в точности имитируя то, как, по её наблюдениям, Уилл делал это всего несколько дней назад. Он инстинктивно поднял подбородок, чтобы убраться подальше от лезвия. Его взгляд метнулся к двум мужчинам, которые молча стояли и наблюдали. — С... сделайте что-нибудь! — воскликнул он. — О, поверь мне, мы пытались, — сказал Уилл. — Но тебе не хотелось слушать. Почему бы тебе не сказать ей это в лицо, судья? Причина, по которой у неё не может быть семьи. На лбу судьи выступила капелька пота, скатившаяся по щеке, когда он уставился на трёх совершенно безумных людей. Его взгляд метнулся к маленькому чудовищу, которое стояло перед ним, её лицо ничего не выражало, но глаза горели гневом. — Я... я... э-э... явно ошибся, — сказал он дрожащим голосом. — Я, э-э, должно быть, не так, достаточно внимательно выслушал все факты... — О? Какой факт ты пропустил? — спросил Ганнибал, залезая в карман, чтобы вытащить стенограмму, сделанную ранее в тот день. — Было ли это: «поскольку отец не умер, в наилучших интересах ребёнка, государству необходимо услышать его позицию по этому вопросу». Это то, что вы ждёте услышать, судья? Позицию её отца по этому вопросу? Запястье Симоны задрожало от ярости, и она вонзила лезвие, судья захныкал, когда лезвие пронзило его кожу, маленькие капли крови стекали по лезвию. — Мой отец бил меня до синяков, — сказала она. — Он бил меня руками и душил, и вся моя одежда была в дырах, и ему было всё равно, и я никогда как следует не ела! Ганнибал и Уилл дарят мне все эти вещи, к тому же они милы со мной, и они мне нравятся! Зачем вам нужно мнение Андре Халперта? Почему моё мнение о моей жизни недостаточно хорошо для тебя!? Уилл никогда раньше не слышал, чтобы Симона кричала. Он почти никогда не слышал, чтобы она повышала голос выше шёпота. Но теперь её голос эхом отражался от стен, в её тоне слышалось яростное рычание, когда она оскалила зубы и глубже вонзила лезвие в шею судьи. — Я был неправ! Я изменю решение, просто просто... просто дайте мне ручку! — сказал судья. — Ну, погодите, мы ещё не ознакомились со всеми фактами, — ответил Ганнибал, переворачивая страницу. — Давайте послушаем ваши другие мнения по этому вопросу. А, вот и они: «Что заставляет вас думать, что два гея обладают достаточными знаниями, чтобы воспитать маленькую девочку?» Так верно, судья. Так верно. Её отец-натурал относился к ней намного лучше. Сколько раз он отправлял тебя в больницу, дорогая? — Три, — сплюнула Симона, и Уилл напрягся. Каким-то образом они скрыли это от него. Рука Ганнибала быстро накрыла его руку и заставила его замолчать. — Хм. И сколько раз Уилл или я отправляли тебя в больницу? — спросил, он как ни в чём не бывало. — Ни разу, — сказала она, и её лицо внезапно расплылось в улыбке. По сравнению с яростным гневом, который она выражала ранее, от разительной перемены по коже Уилла побежали мурашки. — Ах. Значит, её отец-натурал явно лучший родитель, — сказал Ганнибал, закрывая страницы и аккуратно складывая их обратно в карман. — Как я уже сказал, я сожалею! — взвизгнул судья. — Ты будешь сожалеть, — ответила она. Она повернулась, чтобы посмотреть на своих родителей, её глаза встретились с глазами Ганнибала. — Ну что, отец? — Ты чувствуешь себя удовлетворённой, моя дорогая? — Да. Он кивнул. — Тогда вперёд. В ярости она закричала и вонзила нож в горло судьи. Её движение не было умелым или сильным, поэтому у него было время дёрнуться и даже вскрикнуть на короткую секунду, прежде чем лезвие перерезало ему пищевод. Он начал захлёбываться своей кровью, брызги покрывали Симону, её лицо, волосы, делая её белое платье очень, очень красным. Она закрыла глаза и вытащила нож, намереваясь вонзить его снова. — Нет, дорогая. Один раз, как мы и договаривались, — голос Ганнибала был спокоен, как всегда. — Но я хочу. — Ты доберёшься до этого в другой раз, — пообещал он. — Но сегодня у нас на уме очень конкретная цель. Он шагнул вперёд, его ботинки оставили кровавые следы, и он потянулся, чтобы крепко обнять её. Его пальцы крепко сжали рукоять клинка, вырывая его из её руки. — Уверяю тебя, он всё ещё совершенно мёртв, — мягко сказал он. Она выпустила клинок и посмотрела вниз на умирающего мужчину перед ней. С последним вздохом его глаза скользнули по её лицу, и ярость исчезла с её лица, когда жизнь покинула его тело. — Их легко убить… — тихо сказала она, её голос вернулся к нормальному, спокойному тембру. Она протянула руку и нежно провела ею по окровавленному горлу судьи. — Всего один раз, вот и всё, что нужно. Она склонила голову набок, и, когда судья замер, Уилл увидел, как расслабились её плечи. Она тяжело выдохнула и прислонилась к нему, выглядя довольной и умиротворённой, почти сонной. — Просто прелесть, дорогая, — сказал Ганнибал. — Оставайся на месте, нам с Уиллом нужно работать. Уилл повернулся к сумке, которую он принёс, открыл её и вытащил пластиковый пакет. Он открыл его, и Ганнибал бросил туда нож. Уилл убрал его, а затем достал идентичный нож из того же кухонного набора, что принадлежал судье, тот, который они заставили мистера Халперта держать и снять его отпечатки пальцев по всей рукоятке. Ганнибал снова взял нож и с силой вонзил его в шею судьи. — Не трогай это, дорогая, — напомнил он, и Симона сонно кивнула. Затем Ганнибал осмотрел верёвки, которыми был связан судья, верёвки, за которые они сказали мистеру Халперту держаться, а затем протянули через его руку, прихватив с собой клетки его кожи. Затем Уилл вручил Ганнибалу маленькую стеклянную бутылочку с глазной пипеткой, с помощью которой он аккуратно поместил капли крови мистера Халперта на плечи пижамы судьи, которые явно не соответствовали остальным брызгам крови. — Ну вот, этого должно быть достаточно, — сказал Ганнибал. — Уилл, теперь ты можешь позвонить в полицию. Уилл достал свой мобильный телефон и позвонил. — 112, что у вас случилось? — О Боже, это ужасно, он, он, здесь кровь, повсюду! — воскликнул Уилл дрожащим от волнения голосом. — Сэр? — Мы... мы искали нашу дочь, мы не могли её найти, поэтому мы воспользовались приложением для мобильного телефона, и она была в доме судьи и... и... Широко раскрытыми, изумлёнными глазами Симона наблюдала за Уиллом, пока он исполнял свою роль ошеломлённого, истеричного родителя, который только что обнаружил свою дочь на коленях мёртвого, окровавленного мужчины. Он пересказал историю, которую они собирались рассказать — что Симона, услышав, что судья отказал её родителям в опеке, вызвала такси и поехала к судье домой посреди ночи, чтобы попытаться убедить его изменить своё решение. Когда она добралась туда, то обнаружила своего обезумевшего отца уже там, с судьёй, привязанным к стулу, кричащим что-то о том, как он смеет пытаться отобрать у него дочь. Симона должна была стать свидетельницей убийства, затем попыталась спасти судью, остановив кровотечение, в то время как её безумный отец сбежал с места происшествия и растворился в ночи. Пока Симона смотрела, как "Уилл играет роль" становясь абсолютно правдоподобным, Ганнибал прошёл по крови, спустился по лестнице и вышел через парадную дверь. Подойдя к тротуару, он снял с ног ботинки мистера Халперта и прошёл босиком два квартала до того места, где они припарковали свою машину. Оказавшись там, он надел свои ботинки и проехал вокруг квартала, чтобы припарковаться перед домом. Когда он вернулся, они услышали вой сирен, а затем ворвавшуюся в парадную дверь полицию. — Теперь они здесь, спасибо, — сказал Уилл, вешая трубку, из его глаз текли настоящие слезы. Затем Ганнибал притянул Симону в свои объятия, размазывая кровь между ними. Приехала полиция и сделала всё возможное, чтобы успокоить рыдающего Уилла и перепуганную маленькую девочку. Со своей стороны, Симоне было велено говорить как можно меньше и просто выглядеть испуганной. Её будут допрашивать снова и снова, и лучший способ сохранить последовательность истории - это вообще почти ничего не говорить. Она была бы травмирована, и полиция не решалась бы заставить её говорить. Сначала её осмотрел парамедик, и после того, как он определил, что с ней всё в порядке, их троих доставили в полицейский участок. Они провели там более двух часов, давая свидетельские показания. Почти все полицейские, которые там работали, знали Ганнибала и Уилла и хотя бы раз работали с ними. Никто не заподозрил их ни на мгновение, особенно невинную, милую, бедную травмированную маленькую девочку, которая была так напугана, что едва могла говорить. После двух часов допроса Ганнибал вежливо спросил Артура, который был разбужен, как скоро они закончат. — Если она вспомнит какие-либо другие подробности, уверяю вас, мы дадим вам знать, — сказал Ганнибал. — Но, хотя Уилл и я ценим необходимость поймать этого сумасшедшего, боюсь, в данном случае наши приоритеты немного отличаются. Мы хотим, чтобы она вернулась домой, отдохнула. Она и так достаточно натерпелась. С болью в глазах Артур согласился, и они, наконец, позволили семье уйти, как раз перед тем, как начало всходить солнце. — Это. Было так. Весело! — сказала Симона в тот момент, когда машина свернула за угол, удаляясь от полицейского участка. — Ты играл с ними, как с марионетками! — сказала она. — Мы играли ими как марионетками, — поправил Ганнибал. — Ты очень важный член этой команды. Она усмехнулась. — Уилл. Ты худший! — сказала она, смеясь. — Он провёл добрых тридцать лет, дурача всех, включая самого себя. Уилл способен скрывать свою истинную натуру лучше, чем ты или я когда-либо сможем, — сказал Ганнибал, и смущённая улыбка появилась на лице Уилла. Симона зевнула, затем, опустив глаза, легла на заднее сиденье. — Какова следующая часть плана? — спросила она сонным голосом. — Мы, конечно, подадим повторное заявление об удочерении тебя, — сказал Ганнибал. — После этого нового развития событий они будут вынуждены пересмотреть дело. — Ура. Я не могу дождаться, когда меня удочерят, — сказала Симона, теперь её голос звучал лениво и устало. Мари засуетилась вокруг неё, как только та вернулась домой, узнав о ситуации от Ганнибала, который позвонил ранее. Она вымыла её, накормила и уложила в постель в течение часа, и Уилл с Ганнибалом вскоре последовали за ней. — Ты был великолепен, — сказал Ганнибал, шепча что-то в кудри Уилла, обнимая его сзади, когда они лежали в постели. — А ты коварный, блестящий монстр, — ответил Уилл, снова прижимаясь к нему. Ганнибал несколько раз нежно поцеловал его в плечо, и они оба закрыли глаза, вся семья мирно уснула после прекрасной ночи общения.