Paternal (Отцовство)

— Держи нож крепче, дорогая, — напомнил Ганнибал, и Симона кивнула, сосредоточенно высунув язык, изучая связанного, корчащегося от ужаса мужчину перед ней. Он висел за запястья на балке в потолке подвала, пальцы его ног едва доставали до пола, матерчатый кляп был плотно затянут вокруг его головы, хотя это не мешало ему хныкать. Симона стояла на стремянке, чтобы иметь возможность дотянуться до его горла подходящим рычагом. — Помни наши уроки анатомии. Целься в сонную артерию. Тебе нужно надрезать только раз. Симона крепче сжала рукоятку ножа. Это был твёрдый нож, а не складной, который, по их мнению, был слишком опасен для изучения. У неё также не было силы или веса для рычагов воздействия, поэтому Ганнибал потратил добрую неделю, объясняя ей преимущество и важность остроты и обучая её затачивать собственное оружие. Симона подняла клинок и приставила его к плоти на шее мужчины. Он замер, его глаза расширились от ужаса. Ганнибал стоял позади неё, положив одну руку на её левое плечо, его правая рука была примерно в шести дюймах от того места, где она сжимала свой клинок. — Быстро, но глубоко, — сказал он, демонстрируя движение точно так же, как инструктировал её на кухне. Она кивнула ещё раз. — Поторопись, а то мясо станет кислым. При упоминании о том, что её нерешительность испортит ужин, глаза Симоны потемнели, а рот скривился в довольной усмешке. — Мы собираемся съесть тебя, — сказала она, её пристальный взгляд был устремлён прямо в глаза их жертве. Она вонзила лезвие в плоть и отодвинула его от своего тела, точно так, как её учили, артериальная струя, горячая и дымящаяся во влажном подвале, хлынула из тела мужчины. Он закричал. — Замолчи! — закричала Симона, её голос был хриплым и злобным. Она отвела лезвие назад и перерезала ему горло прямо через Адамово яблоко, сопротивление толстого нароста заставило её руку скользнуть по лезвию. От крови нож стал скользким, и она ослабила хватку, немедленно попытавшись поймать его другой рукой. — Ой! — закричала она, нож со звоном упал на пол, и протянула руки, покрытые кровью. Уилл отреагировал мгновенно, подхватил её на руки и стащил со стремянки. Он усадил её у раковины, поливая водой её порезанные пальцы. Боль заставила её попытаться отстраниться, но он сжал ладонью её запястье, как тисками, заставляя её пальцы погрузиться в воду. Слёзы текли по её лицу, но она плакала беззвучно, её рыдания стихли, когда Уилл обхватил другой рукой её ключицу и крепко прижал к себе. — Всё в порядке. Это случается, — сказал он. — Это... больно... — сказала она. Позади них Уилл слышал, как Ганнибал тянет за верёвки, натягивая мясо, чтобы оно просохло, не желая тратить его впустую, особенно когда Симона пожертвовала своей шкурой, чтобы приготовить ужин. Уилл вытащил её руку из воды и туго обернул её марлей, крепко сжав вокруг четырёх пальцев её левой руки. — Я облажалась, я... во мне его кровь, я заболею... — Мы ничем не рисковали, — сказал Ганнибал, подходя со своей аптечкой первой помощи. Он жестом показал Уиллу подвести её к столу для вскрытия, где обычно срезают мясо с костей. Он понёс её на руках, осторожно усадив на стол, и Ганнибал включил яркий свет в операционной, чтобы ему было лучше видно. — Я ожидал чего-то подобного. Я провёл своё исследование по этому поводу. Сам собрал его кровь и проверил её, у него нет болезней, о которых тебе стоило бы беспокоиться. Глаза Симоны метнулись к Уиллу в поисках утешения. — Ганнибал никогда бы не позволил тебе подвергаться такой опасности, — сказал он, поглаживая её пальцами по щеке. — Мы были безрассудны в этом отношении, но теперь, когда у нас есть ты, больше нет. Уилл протянул руку и крепко сжал её здоровую руку, пока Ганнибал снимал марлю. — Неглубоко, — сказал он. — Вот, это поможет снять боль, — он поднял шприц, и Симона уткнулась лицом в грудь Уилла, пока Ганнибал вводил лекарство ей в предплечье. Он подождал несколько минут, и Уилл просто погладил её по волосам, пытаясь успокоить, пока не подействует обезболивающее и Ганнибал не сможет начать накладывать швы. — Теперь замри, дорогая, — сказал Ганнибал, и сердце Уилла подпрыгнуло, когда он услышал, как он назвал её ласкательным именем. Она кивнула, уткнувшись лицом в грудь Уилла. — Почему бы мне не рассказать тебе историю, чтобы ты отвлеклась, — сказал Уилл. Симона кивнула, и он продолжил гладить её по волосам. — Однажды ты спросила меня о моём первом убийстве. Она сразу же отстранилась и взволнованно посмотрела на него. Уилл нахмурился. — Я только встретил Ганнибала, — начал он, и Симона улыбнулась, морщась от боли. — Я охотился на другого серийного убийцу. Отца Эбигейл. При этих словах глаза Симоны расширились, но она молчала, слушая. — Он также ел своих жертв, но убивал только девушек, похожих на Эбигейл. — Уилл понял это очень быстро для человека, который подавлял свои собственные инстинкты, — добавил Ганнибал. — Такой блеск был одной из причин, по которой он меня привлёк, — сказал Ганнибал, вытягивая нитку, сшивая плоть Симоны обратно, его голос был таким спокойным, как, будто они обсуждали... ну, ужин. Румянца Уилла было достаточно для них обоих, и ему потребовалось мгновение, чтобы успокоить свой голос, прежде чем он продолжил. — В любом случае, этот парень, Гаррет Джейкоб Хоббс, убивал девушек. И я ненавидел его за это. Мы были в Миннесоте... это похоже на сельскую местность в Соединённых Штатах, далеко от любого города, пытаясь понять, кем он был. Именно тогда Ганнибал оставил мне свой первый подарок. Симоне удалось быстро улыбнуться, прежде чем боль заставила её прикусить губу. — Девушка, такая же, как другие, но он оставил её тело в поле на съедение птицам, насаженным на рога. Симона склонила голову набок. — Почему оленьи рога? — Это уже другая история, — сказал Уилл. Затем она улыбнулась. — Ты сказал, что это был первый подарок Ганнибала тебе. Затем Уилл наклонился, так что его голова оказалась на одном уровне с головой Симоны, и посмотрел ей в глаза с яркой улыбкой. — Он оставил мне так много подарков, Симона. И со временем я расскажу тебе обо всех них. Краем глаза Уилл заметил, как приподнялись уголки губ Ганнибала, самое близкое к улыбке, на какое он был способен, сосредоточившись на вышивании. — И тогда я выяснил, кто был убийцей. Я направлялся туда, чтобы арестовать его, когда Ганнибал позвонил ему, чтобы предупредить о моём приезде. Симона повернула голову и уставилась на Ганнибала. — Почему? Теперь улыбка Ганнибала была непринуждённой. Симона смотрела на свои пальцы, пока он работал, болеутоляющие действовали, так что она была очарована процедурой больше, чем чем-либо ещё. — Я хотел посмотреть, что сделает Уилл, — просто сказал он. — Чтобы убедиться, был ли я прав насчёт него. Симона повернула голову и уставилась на Уилла, на лице которого теперь тоже была улыбка. — Когда я добрался туда, он уже убил свою жену и приставил нож к горлу Эбигейл. Он начал перерезать его. Я нажал на спусковой курок. И почувствовал это. Итак. Хорошо. Больше, чем я мог признать на тот момент. Широкая, ослепительная улыбка озарила лицо Симоны. — А потом ты влюбился в Ганнибала? Ганнибал на самом деле рассмеялся, так сильно, что ему пришлось на мгновение прервать свою работу. Уилл бросил на него обожающий, раздражённый взгляд. — Нет, это заняло у меня несколько лет. — Годы! Симона снова повернулась лицом к Ганнибалу. — Сколько подарков тебе пришлось ему оставить? Ганнибал снова улыбнулся. — Много, — это всё, что он сказал, затягивая последний стежок и завязывая нитку так умело, как будто он всё ещё был практикующим хирургом. — Ну вот, всё готово. Теперь нужно перевязать рану. Симона посмотрела на свои пальцы, аккуратные, идеальные швы на каждом из четырёх окровавленных пальцев. — Я старалась крепко держать нож, как ты сказал, — опустила она голову и уставилась на свои колени. Ганнибал положил палец ей под подбородок, снова приподняв его, и Уилл почувствовал прилив нежности. — Чтобы стать хорошим убийцей, как и во всём остальном в жизни, нужна практика, — сказал он. — У тебя будет ещё много возможностей совершенствоваться, пока ты не станешь мастером. Затем она слегка улыбнулась ему, и он кивнул в знак согласия, и вернулся к работе, туго обматывая её пальцы бинтами. — Уилл? — спросила она немного дрожащим голосом. — Да? Она уставилась на свои ноги, слегка покачивая ими, когда они были в футе над полом. — Почему ты не убил моего отца? Если бы он был мёртв, разве тебе не было бы проще удочерить меня? Отвратительные эмоции терзали сердце Уилла, главной из которых была вина. — Уилл счёл за лучшее, чтобы ты убила его сама, когда будешь готова, — сказал Ганнибал, и Уиллу действительно захотелось, чтобы он перестал вкладывать слова в его уста — даже если они были точными. Затем она подняла к нему лицо. — Когда я буду готова? — Я не знаю, — сказал Уилл. — Пока нет, но будешь. Она мягко кивнула, глядя на свою руку, пока Ганнибал заканчивал накладывать последнюю повязку на её пальцы. — Вот, всё готово. Если персонал спросит, что случилось, что ты скажешь? — Это был несчастный случай на кухне. Я резала перец, и ты сказал мне быть осторожной, а я не обратила внимания. Ганнибал наклонился и поцеловал Симону в лоб. — Восхитительное дитя, — сказал он. — Теперь иди домой с Уиллом и умойся к ужину. Я буду дома через несколько часов. — Да, отец. Симона соскочила со стола, а Уилл повернулся, чтобы быстро чмокнуть Ганнибала в щеку, уходя. Он никогда не чувствовал себя таким цельным. Никогда всё не казалось таким правильным.

****

Симона изо всех сил старалась не шевелиться, пока Ганнибал возился с её тёмно-каштановыми волосами, держала рот плотно закрытым, даже когда он дёргал слишком сильно, малейшим образом показывая, что он тоже нервничает. — Я должна выглядеть как можно более милой, невинной и очаровательной, Ганнибал, — сказала она, глядя на красиво зажившие шрамы на своих пальцах, когда они втроём столпились в главной ванной, готовясь ко второму ходатайству об опеке над Симоной. На этот раз миссис Латте добилась согласия суда разрешить Симоне говорить от своего имени. — И ты будешь так выглядеть, — сказал Ганнибал с более сильным, чем обычно, акцентом, когда он говорил из-за заколок в зубах. Уилл склонился над раковиной, подравнивая лезвием бритвы кончики своей бороды в аккуратную, чёткую линию. — Уилл, ты когда-нибудь сбриваешь бороду? — спросила Симона. — Раньше любил, время от времени. Хотя прошли годы, — сказал он, склонив голову набок, чтобы поправить бакенбарды. — Почему ты её не сбриваешь? — Ганнибалу она нравится. Глаза Симоны встретились с глазами Ганнибала в зеркале, и она хихикнула. — Вы, ребята, отличные отцы. Уиллу пришлось бороться, чтобы глаза не наполнились слезами. Он увидел лёгкую одобрительную улыбку на лице Ганнибала и поймал себя на том, что завидует его способности практически не проявлять эмоций. С другой стороны, когда Ганнибал действительно проявлял эмоции, люди обычно умирали. — Хорошо, всё готово, — сказал Ганнибал, дёргая за большую белую ленту, которая стягивала её локоны в хвост. — Теперь выйди, чтобы я мог сам заняться своей причёской. — Да, отец. — Не помни платье. — Я буду осторожна, отец. Симона осторожно вышла из комнаты, даже не позволив своему бледно-голубому платью задеть дверной косяк, когда она уходила. Уилл ополоснул лицо мочалкой, а затем почувствовал мягкость полотенца, прижатого к его лицу. Он подался навстречу прикосновению, закрыв глаза, и позволил Ганнибалу вытереть его. — Всё обернётся в нашу пользу, Уилл, — сказал Ганнибал, его голос был спокоен и ровен, как всегда. Уилл судорожно вздохнул и открыл глаза, чтобы взглянуть в лицо своему мужу, скале, на которой он стоял, фундаменту, который его поддерживал. — Иногда меня пугает, насколько я верю в тебя, — сказал он. Ганнибал положил полотенце на стойку и поднял ладонь, чтобы прижать её к щеке Уилла. Он закрыл глаза и почувствовал тепло, силу, уверенность там. — Назови хоть один раз за время нашего брака, когда я не смог обеспечить тебя тем, в чём ты нуждаешься. Уилл не мог не улыбнуться при этих словах. — Мне нужна дочь? — Тебе нужна эта дочь. И ты нужен ей. — Мы, — поправил Уилл, открывая глаза, чтобы посмотреть в глаза Ганнибалу. — Не смей думать, что у кого-то из нас был бы шанс без тебя. Ганнибал наклонился и нежно поцеловал Уилла в губы, чтобы подбодрить, и они закончили собираться.

****

На этот раз Ганнибал нанял самого опытного семейного юриста, которого только можно купить за деньги. Они впятером — трое Лектеров, миссис Латте и адвокат – тихо сидели на скамье в зале суда, ожидая своей очереди. На их рассмотрение поступили другие дела в суде по семейным делам, некоторые рассматривались быстро, некоторые заняли более получаса. На протяжении всего этого Симона сидела совершенно неподвижно. Уилл достаточно ёрзал за них обоих, пока Ганнибал не протянул руку и не накрыл тыльную сторону его ладони своей. — Сейчас суд рассмотрит дело об опеке над Симоной Халперт, — объявил судья, и все они встали и прошли вперёд, чтобы предстать перед судьёй. Он был пожилым человеком, намного старше судьи Хоторна. Хотя он казался жёстким и неразборчивым, Уилл чувствовал за ним мудрость и сострадание. Он немного расслабился. Этот судья действительно прислушался бы. — По делу доктора Ганнибала Лектера и мистера Уилла Лектера, добивающихся постоянного удочерения Симоны Халперт в петиции к государству Франция, суд теперь готов выслушать аргументы. Судья оторвался от документов, которые читал, и посмотрел на группу перед собой. Он посмотрел прямо на Симону и улыбнулся. — А как вас зовут, юная леди? Симона сделала безупречный грациозный реверанс, слегка склонив голову, именно так, как её учил Ганнибал. Затем она подняла лицо, чтобы посмотреть прямо в глаза судье. — Симона Лек… Халперт, судья. Хотя Уилл и не подавал никаких внешних признаков, он мог почувствовать гордость, исходящую от Ганнибала, когда она произнесла эту реплику идеально, именно так, как они репетировали. — Вы называли себя Симоной Лектер, не так ли? — спросил судья, его голос смягчился. Она опустила глаза в пол и смягчила черты лица, как учил её Уилл. — Да, судья. — Что ж, сегодня у тебя есть шанс официально заявить о своём запросе. Я вижу Симону, которая представляет саму себя; кто здесь представляет интересы Лектеров? — Лоуренс Дюран, адвокат, судья, — сказал он. — И представляющий государство Франция в этом деле? — продолжил судья. — Марта Латте, из Социальной службы по делам детей, судья. — Да, очень хорошо, — сказал судья, кивая и делая какие-то пометки. — Есть ли кто-нибудь, кто будет представлять родителей мисс Халперт? — Биологический отец бросил её несколько месяцев назад, и власти не могут его найти, — сказала миссис Латте с выражением боли на лице. — Ммм. А мать? — Умерла, когда Симона была младенцем, — продолжила миссис Латте. Уилл чуть крепче сжал плечо Симоны. Почему-то за всё время их бесед они ни разу не говорили о её матери. Он предположил, что Симона её не помнит. — Есть ли другие родственники, которые проявили интерес к уходу за Симоной? — спросил судья. — Нет, судья. Управление социальных служб по делам детей тщательно искало каких-либо родственников, прежде чем отдать Симону в приёмную семью. Никого не удалось найти. Судья кивнул и сделал ещё несколько пометок. Уилл заставил себя стоять как можно более неподвижно. — И какие рекомендации даёт государство Франция в отношении ухода за Симоной Халперт? — Мы рекомендуем, чтобы она была официально удочерена её нынешними приёмными родителями, доктором Ганнибалом и мистером Уиллом Лектером. Судья ещё раз кивнул и посмотрел вниз на Ганнибала и Уилла, его глаза метались между ними. — Пожалуйста, объясните, почему вы считаете, что удочерение отвечает наилучшим интересам Симоны. Юрист кивнул и начал перечислять обширный список доступных им ресурсов, показывая фотографии их ухоженного дома, описывая связь, которую Симона разделяла со своими приёмными родителями и персоналом. Подробно рассказывая о домашнем обучении, высококлассном обучении, которое она получала, и отчёты миссис Латте, которые показали, насколько улучшилось отношение и манера поведения Симоны за те несколько месяцев, что она там жила. — Всё это превосходные качества, — сказал судья. — Однако, если отец Симоны вернётся и если причина его отсутствия будет сочтена приемлемой, почему ему нельзя разрешить снова стать её опекуном? Затем адвокат достал медицинские заключения из больниц и школьных медсестёр, в которых подробно описаны различные травмы Симоны за эти годы, и заметки, сделанные бывшими учителями, описывающие дыры на её одежде и частоту, с которой она, по-видимому, не высыпалась или не питалась должным образом. На протяжении всего этого Симона оставалась неподвижной, её пальцы напряглись, когда она сцепила руки вместе. Уилл успокаивающе сжал её плечо, поражённый её храбростью. Судья выслушал всё это, кивая и делая пометки. Наконец, он наклонил голову и посмотрел на Симону. — Симона, если бы твоего отца можно было найти и он вернулся домой, ты бы предпочла жить с ним или с господами Лектерами? Симона шагнула вперёд, высвобождаясь из хватки Уилла, и его рука дрогнула, пока бесполезно не упала вдоль тела. — Пожалуйста, судья, я бы хотела остаться с Лектерами, — сказала она, её голос излучал именно нужную смесь уязвимости и уверенности. — И почему это? — спросил судья, его голос был мягче, чем когда он обращался к взрослым. — Мой отец был жесток ко мне. Он причинял мне боль. А Ганнибал и Уилл действительно милые. Они покупают мне новую одежду. Ганнибал учит меня готовить, а Уилл научил меня играть в шахматы, им интересно то, что я хочу сказать, и они предоставили мне мою отдельную комнату. По ночам, когда мне снятся плохие сны о том, как мой отец причиняет мне боль, они просыпаются вместе со мной и заваривают мне чай, пока я не почувствую себя в безопасности. В комнате не было ни одного взрослого, который не был бы тронут. Уилл чувствовал сострадание, исходящее от каждого из них, включая судью. — Вы не возражаете против того, чтобы у вас было два отца, а не отец и мать? — спросил судья. — Мне всё равно, отцы мои родители или матери, мне просто не всё равно, причиняют ли они мне боль или заботятся обо мне, — сказала она. Затуманенный взгляд Уилла переместился на лицо судьи, и он увидел, что оно тронуто. Он кивнул и улыбнулся ей сверху вниз. — Спасибо, что дала мне знать о своих чувствах, Симона. Это дело... — Остановитесь, остановитесь прямо сейчас! Я требую права быть услышанным! Все в зале суда обернулись и увидели Андре Халперта, стоящего в дверях зала суда с чистыми бинтами на руках и лице, одетого в больничный халат и спортивные штаны. У Уилла похолодели вены, и потребовались все годы его опыта в создании масок, чтобы не показать этого на лице. Его взгляд метнулся к Ганнибалу, чьё лицо было каменным, застывшим на месте, и Уилл понял, что у него такая же реакция. Судья не выглядел довольным. — Вы можете присесть и терпеливо ждать, пока разберут ваше дело... — Это моё дело! Это моя дочь! Симона, они причинили тебе боль, ты в порядке? — закричал он, подбегая к ней по проходу. Её глаза расширились, и она прыгнула Уиллу за спину, где он завернул руки за спину, чтобы надёжно удерживать её у себя за спиной. Ганнибал встал между Уиллом и Андре с быстротой, которая застала его врасплох, заставив остановиться в своём порыве. Его глаза прошлись по его телу и скользнули мимо лица, не в силах смотреть в глаза человеку, который мучил его месяцами. Вместо этого он обратился к судье. — Судья! Эти двое мужчин - безумные серийные убийцы, они держали меня взаперти в своём подвале месяцы, чтобы украсть мою дочь! Они отрезали куски моего уха, моих пальцев, костяшек пальцев... заставили меня питаться заплесневелым хлебом и водой, заставляя смотреть, как они поедают мою плоть! Затем они оставили меня умирать с голоду, пока я не вырыл дыру под прутьями клетки, в которой они держали меня... Позади себя Уилл почувствовал ужас Симоны, когда она крепко вцепилась пальцами в его руки. Поскольку всеобщее внимание было приковано к её отцу, а не к нему, он рискнул оглянуться. — Не разговаривай, Симона, — тихо сказал он, и это было всё, что он мог сказать. Он надеялся, что этого было достаточно, но не слишком много. — Они держат её в заложницах! Похитили! Сковали меня цепями, затем совершили убийства и подставили меня за них! — кричал он. Судья смотрел с невозмутимым лицом, пока мистер Халперт не закончил, затем крепко сложил руки перед подбородком. Уилл затаил дыхание. — Это самая нелепая история, которую я когда-либо слышал, — сказал судья. Уилл почувствовал, что Симона позади него расслабилась, и он сам позволил страху частично покинуть его плечи. У Ганнибала всегда был план действий на случай непредвиденных обстоятельств, и Уиллу приходилось напоминать себе об этом. Как бы это ни происходило, что бы ни случалось, Уилл верил, что события всегда, неизменно разворачивались в пользу Ганнибала. Что за последние десять лет также означало, что они разворачивались в пользу Уилла. — Судья, я не совершал ни одного из убийств, в которых меня обвиняют... — Вы обвиняетесь в убийствах? Больше одного? — спросил судья, обрывая его. — Да, но они совершили их! — закричал Андре, обвиняюще указывая пальцем на Ганнибала и Уилла. — Хватит! — закричал судья, стукнув молотком. — Вы предстанете перед судом за каждое из этих преступлений, и суды решат, виновны вы или невиновны. Однако это всего лишь ещё одна информация, которая только укрепила моё решение в этом деле. Я проанализировал ваши родительские навыки, и ясно, что их вам очень, очень не хватает. Я также вижу, что вы уже посещали несколько уроков воспитания, и ваше отношение к Симоне не улучшилось. Я чувствую, что постоянный дом с Лектерами отвечает наилучшим интересам Симоны. Удочерение будет удовлетворено. Ганнибал и Уилл Лектеры получат полную юридическую опеку над Симоной, согласно её желанию. Все права мистера Андре Халперта на родительские права Симоны аннулируются. С этими словами он стукнул молотком, и Уилл развернулся, чтобы крепко обнять Симону. Она вцепилась ему в шею, чуть не задушив, когда они втроём проходили мимо её отца, который кричал, когда судебные приставы пытались удержать его. Когда они сели в машину, ни Уилл, ни Симона не хотели отпускать друг друга, поэтому Уилл забрался к ней на заднее сиденье. Она рыдала ему в шею, пока Ганнибал вёл машину, а он гладил её по волосам, успокаивая снова и снова, говоря, что всё будет хорошо. — Он сбежал! Как ему удалось сбежать! Он доберётся до меня, он убьёт меня! Он такой сумасшедший, ты видел, насколько он был взбешён? — Симона, я обещаю тебе, мы не позволим ему причинить тебе вред, — повторял Уилл снова и снова, его глаза метались, чтобы встретиться со взглядом Ганнибала в зеркале заднего вида. Он пытался различить эмоции Ганнибала по ним, но, что необычно, они вообще ничего ему не говорили. Он снова обратил своё внимание на неё, крепко обнимая. — Ты в безопасности, — снова пообещал он и больше не произнёс ни слова. Отвратительный хруст металла предшествовал осколкам стекла, которые дождём посыпались на них, когда машину бешено завертело. Уилла швырнуло на дверь машины, он ударился головой, его зрение затуманилось, когда он крепко сжал Симону в объятиях. За визгом шин быстро последовал запах горелой резины, и Уилл изо всех сил удерживался от рвоты, пока машина вращалась, казалось, целую вечность. Они резко остановились. Уилл ничего не мог видеть, мир плыл, всё было размытым разноцветьем. Дверь, к которой он прислонился, открылась, его тело откинулось назад, а голова ударилась о мостовую. Симону вырвали из его рук, и он услышал её крик. — Уилл! Ганнибал! Я у него! Помогите мне! — закричала она. Каждый нерв в теле Уилла отреагировал. Он, спотыкаясь, поднялся на ноги, следуя за звуками криков Симоны, размытая синяя фигура, которая была её платьем, появлялась и исчезала из поля его зрения, удаляясь всё дальше и дальше. Мир накренился, земля надвигалась на него, а затем выровнялась. Он почувствовал, как сильные, уверенные руки подхватили его под мышки и прижали к твёрдой груди. — Уилл, вставай, — скомандовал Ганнибал. — Я пытаюсь! Симона, я иду! — крикнул он и услышал звук хлопнувшей дверцы машины и шорох шин. Он попытался подбежать к ней, но руки Ганнибала удержали его на месте. — Ганнибал, отпусти меня! — закричал он, и его голос эхом отразился от стен близлежащих зданий. — Симона! Ганнибал просто крепче обнял Уилла, его губы коснулись его уха. — Уилл, остановись. — Симона! Он схватил её, она в опасности! Ганнибал сжимал руку до тех пор, пока Уилл не перестал дышать. В глазах у него потемнело. Перед глазами заплясали пятна. — У тебя сотрясение мозга. Остановись. Слёзы текли по его лицу, а Уилл продолжал бороться.  — Симона, я должен пойти за ней, мы должны пойти за ней! Симона, Симона... — всхлипывал он. Ганнибал не отпустил его. Вместо этого он открыл рот, втянул кончик уха Уилла в рот и нежно кусал, пока Уилл не успокоился. — Уилл. Доверься мне, — сказал он. — Доверься мне, Уилл. Он замер, рыдания вырывались из его груди. Ганнибал отпустил его, и он упал на четвереньки, рыдая, в голове стучало. Ганнибал не оставил его там надолго, Уилл услышал вой сирен, и могучие руки подняли его на ноги. — Мы должны уходить. Сейчас же, — сказал он. Его, ослеплённого слезами и сотрясением мозга, усадили в какую-то машину, которая не была их машиной. Ганнибал начал это, и они отъехали от места аварии как раз вовремя, чтобы скрыться до того, как их заметила полиция. Ганнибал спокойно вёл машину, а Уилл всхлипывал. — Я обещал ей, я обещал, что мы будем беречь её... — он почувствовал раздражающе спокойную руку Ганнибала на своей щеке, вытирающую слезу. — И мы сдержим это обещание. Ты должен доверять мне. Уилл замер и откинул голову на спинку сиденья. В голове пульсировало, болело всё, от плеч и выше. — Я верю, — тихо сказал он, слёзы замедлились, затем, наконец, прекратились. — Я доверяю тебе. — Хорошо, — ответил Ганнибал. Он завернул за угол, и Уилл попытался сосредоточиться. — Куда мы едем? — Я слежу за машиной отца Симоны, — спокойно сказал Ганнибал. — Они всего в двух кварталах впереди нас. Уилл тяжело вздохнул. Конечно, он мог доверять Ганнибалу. — Я люблю тебя, — сказал он, закрывая глаза от боли. — И я, тебя, — ответил Ганнибал. Уилл протянул руку и положил ладонь на тыльную сторону руки Ганнибала, крепко прижимая её к своей щеке. Он знал, что не было большей любви, чем у Ганнибала. Когда человек ненавидел, он убивал, и когда он любил, это было с таким же уровнем интенсивной ярости. Уилл поднёс пальцы к губам и нежно поцеловал их, затем отпустил руку Ганнибала, чтобы тот мог вести машину. — В Бардачке есть аспирин, — сказал Ганнибал, и Уилл, спотыкаясь, открыл его, проглотив сразу три таблетки. — Ты это спланировал? — Автомобильную аварию? Абсолютно нет. Мне нравился тот Bentley. Уиллу не понравилось чувство юмора Ганнибала. — Что-либо из этого, Ганнибал. — Я не планировал похищение мистером Халпертом Симоны, нет, — сказал он. — Но ты действительно спланировал его побег. Ганнибал хранил молчание достаточно долго, чтобы Уилл разозлился. — Возможно, я рассказал мистеру Халперту о слушании дела об опеке, хотя я и не ожидал его побега, нет. — Ганнибал, почему? — воскликнул Уилл, его голос дрогнул сильнее, чем он намеревался. — Ты хотел, чтобы его сломали. Уилл вздохнул и откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза от неистовой головной боли. — Тогда это моя вина. — Абсолютно нет, — ответил Ганнибал. — Мы оба недооценили его решимость. Кроме того, мы никогда раньше не держали живую добычу так долго. У него было время, а со временем можно многого добиться. Уилл наклонился вперёд, чтобы потереть лоб, что было ошибкой. На его руке выступила кровь. — О Боже, я надеюсь, с ней всё в порядке. — С ней всё в порядке. Она поднимала шум, пока не оглянулась и не увидела меня. Теперь она успокоилась. Она знает, что мы рядом. Уилл расслабился ещё больше. — Хорошо, — сказал он. — Хорошо.

****

Они больше получаса следовали за мистером Халпертом в городском потоке машин, пока не добрались до квартиры, где он жил с Симоной. Ганнибал припарковал машину в двух кварталах от дома, и к тому времени зрение Уилла прояснилось, хотя головная боль всё ещё была сильной. Симона вышла из машины спокойно, послушно, достаточно умная, чтобы даже не смотреть через квартал туда, где они припарковались. Но по её поведению Уилл понял, что она знала, что они там. В тот момент, когда они скрылись в здании, Уилл вылетел из машины и помчался по тротуару. — Уилл! —позвал его Ганнибал, но он не замедлил шага. Ганнибал вышел из машины и поспешил за ним, когда тот распахнул входную дверь в многоквартирный дом с такой силой, что она ударилась о стену, вызвав эхо в коридоре. Он открыл рот, чтобы позвать Симону по имени, но прежде чем он успел это сделать, ладонь Ганнибала прижалась к его губам, достаточно твёрдая, чтобы причинить боль, и тихое: — Шшшш, — было прошёптано ему на ухо. — Нам не нужна полиция, Уилл. Они уже прибудут, но нам нужна каждая минута. Уилл закрыл глаза и кивнул, ещё раз благодарный Ганнибалу за то, что тот удерживал его на земле. В одиночку он стал бы жертвой собственных диких эмоций; иррациональное поведение доходило до саморазрушения. Но когда Ганнибал прижался к нему вплотную, он превратился в расчётливого, разрушительного убийцу. Они молча стояли и слушали. — Что значит, ты хочешь вернуться к ним? Они монстры! Что с тобой не так? — голос Андре эхом разнёсся по лестничной клетке. Уилл, перепрыгивая через две ступеньки за раз, помчался по коридору, услышав ответный голос Симоны, кричавшей через дверь. — Нет, ты монстр! Ты делаешь мне больно, и я ненавижу тебя! Они собираются убить тебя, просто подожди. Кровь Уилла застыла, когда он стоял за дверью, как это бывало только перед убийством. Вера Симоны в них захлестнула его сердце, смешанная со страхом за её безопасность и яростью на этого человека, который причинил ей вред, и это дало ему невероятную ясность. Он был готов постучать в дверь, но передумал и дёрнул ручку. Она повернулась, и он толкнул дверь. Ганнибал и Уилл оба вошли спокойно, беззвучно, Ганнибал тихо закрыл за ними дверь. Симона съёжилась на полу рядом с креслом, где он впервые увидел её, рукав её нового платья был разорван там, где её схватили и пытались вырвать. Она плакала и держалась за руку. Взгляд Уилла переместился на чудовище, которое ранило его маленькую девочку. У него было достаточно времени, чтобы испугаться, прежде чем кулаки Уилла обрушились на его голову, отбросив его назад на приставной столик, и груда неопрятного хлама с грохотом упала на пол. Он качнулся назад, его забинтованные костяшки пальцев соединились на плече Уилла, хотя, казалось, это почти не повлияло на него. Уилл зарычал и поднял руки, чтобы крепко обхватить его за горло. Андре чуть не ударил по голове Уилла, но Ганнибал метнулся к нему за спину, удерживая его запястья своими руками. Уилл свирепо смотрел на него, задыхаясь, его рот открывался и закрывался, когда он пытался вдохнуть. Он уставился в свирепые глаза Уилла, по щеке и на лбу текли засохшие ручейки крови, растрёпанные кудри обрамляли его обезумевшее лицо. — Часы, которые тебе остались на этой Земле, только что стали очень короткими, — прошипел Уилл, приблизив лицо так близко, что мог бы откусить зверю нос. Единственная причина, по которой он этого не сделал, заключалась в том, что причинение боли его плоти теперь принадлежало Симоне, и он не стал бы лишать её этого. — Но ты пожалеешь, что они не были короче, — сплюнул Уилл, не разжимая пальцев, пока Андре не потерял сознание на руках Ганнибала. В тот момент, когда он перестал двигаться, Симона вскочила на ноги, протягивая руки к окровавленному, дикому мужчине, который только что задушил её отца до потери сознания. Уилл обхватил её руками, подхватывая на руки, когда она зарылась лицом в его шею, рыдая. — Я знала, что ты придёшь, я знала, что ты придёшь, ты обещал, ты обещал и ты не лгал, — повторяла она снова и снова. Пальцы Уилла перебирали её волосы, когда он обнимал её. — Уилл, машину, пожалуйста, — сказал Ганнибал, прислоняя бессознательное тело мистера Халперта к своим коленям. Уилл кивнул и понёс Симону через холл, благодарный теперь за то, что Ганнибал заставил его вести себя тихо в коридорах - никого из любопытствующих соседей не было на улице. Он поспешил вниз по улице, слыша слабый вой сирен, доносившийся в их сторону. Он не знал, какую историю придумает Ганнибал, чтобы вытащить их из этого, но он знал, что их шансы были бы выше, если бы они ушли до прибытия полиции. Он торопливо усадил Симону на заднее сиденье и сел сам. Теперь он был благодарен за все машины, которые они ранее угоняли на протяжении многих лет для различных убийств, он завёл машину за считанные секунды и подъехал к многоквартирному дому как раз в тот момент, когда Ганнибал появился в фойе. Уилл вылез и помог Ганнибалу перенести добычу, как они делали, наверное, уже раз пятьдесят, закинув руку ему на плечо, создавая впечатление, что он почти пьян, а они - услужливые друзья. Они усадили его на пассажирское сиденье, и Ганнибал сел за руль, когда Уилл снова усадил Симону к себе на колени. Ганнибал вёл машину на возмутительно постоянной скорости, соблюдая все скоростные ограничения и правила дорожного движения, и именно поэтому он был главным, напомнил себе Уилл. Полицейские машины проехали мимо них, двигаясь в противоположном направлении, завывая сиренами, без сомнения, догадываясь, что мистер Халперт может попытаться отвезти Симону обратно в их квартиру. Они не проехали и четырёх кварталов, как Андре начал приходить в себя, со стоном пошевелившись. Симона напряглась рядом с Уиллом. Локоть Ганнибала взметнулся вверх, чтобы врезаться в висок их пассажира, снова вырубив его без единого движения к машине, и Симона снова расслабилась. — Он сейчас умрёт, не так ли? — Да, — сказали Уилл и Ганнибал в унисон, в голосе Уилла слышалась ярость, в голосе Ганнибала – ледяное спокойствие.

****

Они подъехали к месту убийства, где держали его в плену, без сомнения, для максимального психологического эффекта. Ганнибал рывком открыл пассажирскую дверь, перекинув мистера Халперта через плечо, как, будто тот ничего не весил, а Уилл крепко держал Симону за руку, пока они втроём шли по утоптанной грязной дорожке, ведущей к двери в подвал. Они работали молча, оба знали свою работу, как хорошо смазанный механизм. Уилл неудобно крепко сковал его запястья цепями, позволив своему гневу проявиться лишь на волосок, когда он наблюдал, как металл рассекает хрупкую кожу. Они накинули мясной крюк на цепь и оба дёргали, пока он не поднялся достаточно высоко, чтобы его можно было усадить на стул. Уилл держал верёвку, пока Ганнибал подталкивал покрытый кровью деревянный стул под тело, и Уилл отпустил, мужчина без сознания рухнул на него. Они оба работали над тем, чтобы привязать его ноги к ножкам стула. Синяки от побоев Уилла уже образовались у него на щеках и глазах, а также отпечатки пальцев Уилла на его горле. — Ты думаешь, он очнётся? — спросила Симона робким и испуганным голосом. Ганнибал присел рядом с ней, на голову ниже её, и взял её руки в свои. — Ты хочешь, чтобы он сделал это? — спросил он. — Я сделаю так, чтобы произошло всё, что ты захочешь. Привязанность Уилла к Ганнибалу зародилась глубоко в его нутре и начала подавлять ярость. Теперь они держали ситуацию под контролем. Опасность миновала. Его ненависти не было. Взгляд Симоны стал жёстким, и она стиснула зубы. — Я хочу, чтобы он был в сознании, когда я убью его. — Тогда так и будет, — сказал Ганнибал. Он встал и подошёл к своей аптечке, откуда достал шприц и наполнил его при свете над рабочим столом. Он ввёл его в шею мистеру Халперту, и через несколько секунд тот зашевелился. Он открыл глаза и увидел стоящую перед ним Симону в разорванном синем платье. По бокам от неё стояли Уилл и Ганнибал. Он резко проснулся, увидев их, и ужас отразился на его лице. Он попытался встать, но обнаружил, что его ноги связаны, а руки подвешены над головой. — Невесело быть напуганным, не так ли? — сказала Симона, её голос внезапно стал мрачным и холодным, таким тоном она говорила как раз перед тем, как собиралась убить. — Симона, ты же на самом деле не хочешь причинить мне боль, правда? — сказал он, по-прежнему заинтересованный только в спасении собственной шкуры. Она сделала несколько шагов вперёд, ни на волос не колеблясь. Холодная широкая улыбка расплылась по её лицу, отчего она казалась абсолютно расстроенной. Тем не менее, движения её тела были полностью под контролем. Она остановилась всего в шести дюймах от него. — Знаешь, было действительно  очень,  приятно смотреть, как Уилл бьёт тебя так, как раньше ты бил меня, — сказала она. При осознании того, что Симона не на его стороне, глаза Андре расширились от ужаса. — Ты знаешь, кто они, — прошептал он. Она усмехнулась. — О, они тебе не сказали? Я одна из них. Тогда он дёрнулся назад, яростно тряся головой, последние несколько месяцев лишили его большей части боеспособности. — Они развратили тебя, ты такая милая и нежная... — Тогда зачем ты бил меня? — закричала она, и её голос эхом отразился от стен. — Почему ты кричал на меня каждый день, приходил домой поздно и пьяным, кричал, что я разрушила твою жизнь, что я такая обуза для тебя?! Почему? Почему?! На его лице промелькнуло чувство вины, смешанное со страхом. — Я… я не знаю, прости, Симона. Я сделаю лучше. Освободи меня, развяжи меня, я вытащу нас отсюда, мы пойдём в полицию, они тебя не арестуют, ты не знала, что натворила. Её рука метнулась вперёд, и она ударила его прямо по щеке, достаточно сильно, что его лицо дёрнулось в сторону. При соприкосновении она вырвалась и замахнулась снова, потом ещё раз, попав ему в глаза и сломав нос. — Каково это, а? Хочешь, я тебе ещё и руку сломаю? Ты знаешь, что моя рука всё ещё болит, когда идёт дождь? Ты знаешь, что мне больно, если я рисую слишком долго? И когда она болит, Ганнибал кладёт на руку грелку и даёт мне лекарство, чтобы мне стало лучше! Уилл обнимает меня, когда я плачу, и вытирает мои слёзы, вместо того, чтобы я проливала их! Они лучшие отцы, которые у меня когда-либо были! Она остановилась, вытирая слёзы с лица окровавленными кулаками, размазывая его кровь по своему лицу. Он боролся с собой, чтобы поднять голову и посмотреть ей в глаза, думая, что из трёх человек в этом подвале она была для него лучшим выходом. — Они не твои отцы, Симона... я твой отец, я заботился о тебе, когда ты была маленькой, кормил тебя, переодевал, покупал тебе одежду... Её руки взлетели и сомкнулись вокруг его горла. Она сильно сжала большие пальцы, хотя даже тогда у неё не хватило сил полностью перекрыть ему доступ воздуха. Он задохнулся, закашлялся и сумел сделать несколько хриплых вдохов. — Папа? — спросила она, и его глаза метнулись вниз, чтобы встретиться с её лицом. — Не ты, — сплюнула она. Она повернула лицо через плечо, чтобы посмотреть на Уилла. — Папа, можно мне взять твой нож? Свет проник из сердца Уилла прямо в его глаза. Он боролся со слезами, зная, что должен сохранять мужественное выражение лица, но не смог скрыть, насколько глубоко он был тронут. — Конечно, — сказал он, как только почувствовал, что владеет своим голосом, и полез в задний карман, где он всегда, всегда держал нож. — Ты можешь взять всё, что угодно. Он открыл его и протянул ей, её глаза поднялись, чтобы встретиться с его глазами. В них он видел её гнев, маскирующий её боль, но за этим видел ее уязвимость, её доверие к нему, то, как Ганнибал смотрел на него. С любовью. Её пальцы обхватили нож, левая рука всё ещё прижималась к трахее Андре. Она повернулась и осторожно убрала свою руку, прежде чем крепко прижать лезвие к его шее. — Ты знаешь, сколько глоток я перерезала, воображая, что это ты? — прошептала она. От осознания того, что она говорила абсолютную правду, глаза Андре расширились от ужаса. — Это твой последний момент, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты знал, что это я прикончила тебя. А теперь попрощайся. Он открыл рот, чтобы заговорить, но она не позволила ему. Её рука не колебалась, движение было быстрым, уверенным и глубоким. Он не издал ни звука, лезвие чисто рассекло его трахею и левую артерию, его кровь залила её лицо, плечи, грудь и стекала по складкам её платья. — Я ненавижу тебя, — тихо сказала она, отступая назад, чтобы вонзить нож ему в грудь. Благодаря своей практике она не колебалась и смогла приложить достаточно силы, чтобы вонзить лезвие ему между рёбер, а благодаря своим урокам анатомии смогла поразить его сердце. Его борьба немедленно прекратилась, голова откинулась назад. — Я почувствовала, как у него пропал пульс, — сказала она. Она отступила назад, вытирая рукой лоб, чтобы смахнуть немного крови с глаз. Уилл протянул ей чистое полотенце, и она на мгновение вытерла лицо, прежде чем посмотреть на Ганнибала, а затем на него. — У меня всё хорошо получилось? — спросила она. — Превосходно, дорогая, — сказал Ганнибал, а затем Уилл дал волю слезам, на его лице появилась дрожащая улыбка. — Я никогда не был так горд, — сказал он. Она улыбнулась ему своим залитым кровью лицом, и он крепко обнял её, её пальцы вцепились в ткань его рубашки. — Добро пожаловать в семью, Симона, — сказал Ганнибал, позволив улыбке появиться на его собственном лице.

****

— Ещё раз спасибо, что пригласили меня на ужин, — сказала миссис Латте, сидя рядом с Симоной за обеденным столом Лектеров. — Это было наименьшее, что мы могли сделать, учитывая всё, что вы сделали, чтобы помочь нам построить эту семью, — сказал Ганнибал, изящно отрезая кусок свинины и смакуя его, отправляя в рот. — О, я просто выполняла свою работу, — смиренно сказала она. — Это, конечно, не заслуживало такого вкусного блюда. — Ты можешь поблагодарить за это Симону, — сказал Уилл, и миссис Латте повернулась, чтобы с удивлением посмотреть на Симону. Девочка широко улыбнулась ей, её глаза сияли так, как социальный работник никогда не видела. — Она становится весьма опытным шеф-поваром. Она сама выбрала эти куски мяса, — сказал Ганнибал. — Боже мой, как приятно видеть, как расцветают твои таланты, — сказала миссис Латте, отправляя в рот кусочек мяса и улыбаясь тому, насколько оно было вкусным. “Как продвигается твоё обучение, Симона? — Просто замечательно, — сказала она. — Осенью я собираюсь поступить в лучшую школу Парижа, — гордо сказала она. — О, это замечательно, дорогая, — сказала миссис Латте. — Значит, ты не останешься со своими наставниками? Она с энтузиазмом покачала головой, хотя в остальном её манеры оставались безупречными, вплоть до того, как она держала столовое серебро. — Я хочу завести друзей, — сказала она. — У меня никогда их не было, и теперь у меня появился новый шанс. — Звучит заманчиво, — сказала она, поднимая глаза, чтобы встретиться с взглядом Уилла. Было легко видеть радость на его лице, и сердце миссис Латте наполнилось теплом оттого, что у одной из её подопечных действительно произошли такие счастливые перемены в жизни. Лицо миссис Латте стало более серьёзным, и она положила вилку рядом со своей тарелкой. — Симона, я хочу извиниться перед тобой за то, что не забрала тебя из дома твоего отца раньше. Симона тоже поставила свои приборы, взяв миссис Латте за руку. — Вы перепробовали всё, что могли! Вы много раз отнимали меня у него, это суды заставляли меня вернуться, а потом тот судья, который не разрешил меня удочерить, но мы... Уилл замер, и Ганнибал бросил на неё взгляд, достаточно суровый, чтобы заморозить вулкан. Она взяла себя в руки. — ...повезло во второй раз, и вы так и не перестали бороться за меня. Миссис Латте улыбнулась ей, плечи Уилла расслабились, и Ганнибал продолжил жевать. — Я просто чувствую себя ужасно из-за того, через что вам троим пришлось пройти: вас похитил этот маньяк, а потом он сбросил вас всех в реку, вы едва выжили, а потом они даже не нашли его, зная, что он всё ещё может быть где-то там… — Всё в порядке, миссис Латте, — сказала Симона, сжимая её руку. — Я знаю, что мои отцы защитят меня. После ужина Симона выслушала лекцию Ганнибала о том, что нужно быть осторожной, когда говоришь. Она всё ещё крепко обнимала его перед тем, как лечь спать, хотя и попросила, чтобы именно Уилл подоткнул ей одеяло этой ночью. — Я не хотела оплошать за ужином, — сказала она, и на её лице отразилось чувство вины. — Было так хорошо смотреть, как миссис Латте ест его... — Я знаю, — сказал Уилл, протягивая руку, чтобы погладить её по волосам. — Мы всего лишь заботимся о тебе. Если бы ты ошиблась, нам пришлось бы убить миссис Латте, а никто из нас не хочет, чтобы это произошло. Она наклонилась вперёд и крепко обняла Уилла, прижавшись щекой к его груди. — Я знаю, папа. Его сердце пылало, как в огне. Он натянул одеяло до её подбородка и поцеловал в лоб, выключив свет и тихо прикрыв дверь. Он прошёл по коридору в их спальню, где его подхватил на руки Ганнибал и прижал к кровати лицом вверх. — Никогда я не видел такого румянца на твоих щеках, — мурлыкал ему на ухо Ганнибал, его пальцы быстро расстёгивали рубашку Уилла. Они занимались страстной, хотя и почти безмолвной любовью, эмоциональное потрясение последних двух дней вылилось в их преданность друг другу, пока Уилл не почувствовал себя побеждённым, обнажённым в объятиях Ганнибала, в объятиях, которые, как он надеялся, Симона чувствовала в его объятиях. — Ты дал мне семью, когда я думал, что у меня её никогда не будет, — нежно прошептал ему в щеку Уилл. Он почувствовал, как губы Ганнибала приблизились к его лицу, а пальцы взъерошили волосы. — Я понимаю это чувство, — ответил он. — После того, как я потерял семью, в которой родился, я был уверен, что никогда больше не найду своего места среди других. Уилл прижался к нему, их тела сплелись воедино, он уткнулся лицом в шею Ганнибала. — Я был бы никем без тебя, — прошептал он. — Вместо этого ты сделал из меня мужа и отца. — Как и ты сделал для меня, Уилл, — сказал Ганнибал, перебирая пальцами кудри Уилла, нежно целуя его в висок, его голос был мягким и уязвимым. Они лежали вместе, переплетённые и цельные. Монстр Уилла, освобождённый Ганнибалом, человечность Ганнибала, вновь оживлённая Уиллом, вместе идеальный баланс, который делал их обоих нерушимыми и свободными.