Paternal (Отцовство)

В тот вечер за ужином Симона сначала не решалась есть. Ганнибал подал блюдо с тем же размахом, что и всегда, но на этот раз она подозрительно посмотрела на тарелку, приподняв вилкой кусок свинины, заглядывая под него, как, будто это могло раскрыть ей его секреты. Уилл и Ганнибал оба наблюдали за ней, не произнося ни слова, ожидая, когда она скажет, что у неё на уме. — Кто это был? — спросила она. В доме по-прежнему было тихо, Ганнибал дал прислуге выходной на весь день, и вокруг никого, кроме них, не было. — Бакалейщик из Лиона, — сказал, как ни в чем не бывало, Ганнибал. — Он слишком высоко положил хлеб, и когда он упал на землю, он накричал на бедную старую женщину, которая случайно оказалась рядом с ним в тот момент. Очень неприятный человек. Симона позволила мясу упасть обратно на тарелку, облив соусом, который пролился на её блузку, рубашку Уилла и скатерть. Она уставилась на это. — Симона, ты не обязана есть это, если не хочешь, — сказал Уилл. Ганнибал бросил на него острый взгляд, и он ответил таким же свирепым взглядом. Затем она взяла нож и вилку, держа их точно так, как её научил Ганнибал, и пожала плечами. — Не похоже, что он будет менее мёртв, если я этого не сделаю. С этими словами она с безупречными манерами разрезала свинину и отправила кусочек в рот, жуя, при этом её глаза перемещались взад-вперёд, пока она пробовала его. Ганнибал улыбнулся, поднял бокал с вином и сделал глоток. Уилл тоже начал есть, хотя и медленно, держа своё сочувствие начеку, ожидая от неё каких-либо признаков дискомфорта. — Знаешь, — сказала она после нескольких минут неловкого молчания. — Если это всё, что я ела, то я никогда не пробовала настоящей свинины. Я бы не почувствовала разницы. — Ты ела и то, и другое, — сказал Ганнибал. — Я готовлю всё это. Затем она кивнула и откусила ещё кусочек. — Тогда, я думаю, со временем я пойму разницу. Уилл, пялиться невежливо, — сказала она, и он резко опустил голову к своей тарелке и уставился в неё, внезапно почувствовав, что он каким-то образом был ребёнком за столом. Он увидел, как в уголках губ Ганнибала мелькнула усмешка. — Он ничего не может с этим поделать. Он очень заботится о тебе, — сказал Ганнибал. Уилл тяжело вздохнул. — В чём дело, мой дорогой? — спросил Ганнибал, откладывая посуду, чтобы сделать ещё глоток вина. — Я так опоздал на вечеринку, что чувствую себя не в своей тарелке, — Симона вопросительно посмотрела на него, и Ганнибал демонстративно поставил свой стакан, прежде чем вернуться к еде. — Уилл годами боролся со своей природой, — сказал Ганнибал. — Это причинило нам обоим сильную боль. Я чувствую, он немного завидует тому, как легко ты пришла к своему. Уилл попытался свирепо посмотреть на Ганнибала, но не смог, потому что то, что он сказал, было правдой. — Не ревную, — сказал Уилл. — Просто... тоскую. О том, что могло бы быть. Он почувствовал, как рука Ганнибала накрыла его тыльную сторону твёрдым и тёплым прикосновением, и не смог скрыть боли в своих глазах. — Что случилось? — тихо спросила Симона с беспокойством на лице, когда увидела, что Уилл расстроен. Уилл поднял глаза, чтобы посмотреть в лицо Ганнибалу, и увидел там боль. — Мы не можем скрывать это от неё, — сказал Ганнибал. — Никаких секретов, Уилл, или эта семья не сработает. Он медленно кивнул и прикусил нижнюю губу. Симона переводила взгляд с одного на другого, обеспокоенная, но продолжающая есть, в то время как Уилл остановился. — Вы хотите сказать, что у вас есть другой секрет, больший, чем то, что вы убийцы, которые едят людей? — спросила она, приподняв бровь, как, будто это было абсурдно. — Не больше, — сказал Ганнибал. — Просто гораздо больнее. Доедай свой ужин, а потом мы это обсудим.

****

Остаток ужина прошёл в неловком молчании, Симона и Ганнибал обменялись несколькими замечаниями друг с другом, а Уилл хранил молчание. Они убирались сами, потому что не было слуг, которые могли бы это сделать, и Симона оказалась опытной посудомойкой, поскольку её отец никогда не утруждал себя этим в её старом доме. Затем они устроились в гостиной, и в воздухе было достаточно прохладно, чтобы Ганнибал разжёг камин. Уилл сидел молча, сложив руки перед собой, в то время как его глаза оставались влажными и полными боли. Он почувствовал, как две маленькие ручки накрыли его ладонь, и посмотрел в лицо Симоне. — Уилл, всё будет хорошо, — мягко сказала она. Затем он яростно притянул её в свои объятия, и она так же крепко обняла его в ответ, пытаясь сделать всё лучше для него. Он отпустил её, и Ганнибал жестом пригласил её сесть на диван, что она и сделала. Он сел на другом конце, и Уилл, похоже, был не очень способен говорить, поэтому начал Ганнибал. — Когда-то у нас была ещё одна дочь, — сказал он прямо, и глаза Симоны расширились. Они быстро переключались между ними двумя, от бесстрастного лица Ганнибала к лицу Уилла, которое, казалось, было готово расплакаться в любой момент. — Это было давно? — спросила она дрожащим от страха голосом, впервые за этот день. — Да, очень. До твоего рождения, — сказал Ганнибал. — Её звали Эбигейл. При этих словах у Уилла потекли слезы. Лицо Симоны исказилось в ответ, на её лице ясно читалась тревога за него. — Она умерла, не так ли? — тихо прошептала она, и Уилл только кивнул, его руки теперь сжимались так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Это был худший день в нашей жизни, — сказал Ганнибал, и в этом заявлении Уилл почувствовал правду. Хотя за эти годы у них было много разговоров об этом, и он полностью и безраздельно простил Ганнибала, это не уменьшило боль. Он всё ещё чувствовал её кровь, льющуюся ему на руки, всё ещё чувствовал, как слабеет её сердцебиение, тепло её тела, прижатого к его телу, гладкость её перерезанного горла под его пальцами. — Что с ней случилось? — Спросила Симона, её голос был почти шёпотом, и всё, что Уилл мог сделать, это спрятать лицо в ладонях. — Я убил её, — сказал Ганнибал. Симона совершенно застыла. — Это была худшая ошибка, которую я когда-либо совершал, — добавил он, хотя это не добавило ей утешения. — Ч... почему? Вечно тонкие губы Ганнибала сжались в ещё более тонкую линию. — Уилл разбил мне сердце, и я сошёл с ума. Уилл провёл руками по лицу, открывая глаза, красные и воспалённые от слез. — Я также, — продолжил Ганнибал, не обращая внимания на испуганное выражение лица Симоны. — В тот день чуть не убил Уилла. Её голова резко повернулась к Уиллу, глаза расширились от ужаса. Он перевёл взгляд на неё и кивнул, подтверждая правду. — Но сейчас ты не боишься? — спросила она, её голос был едва слышен как шёпот. — Ганнибала? Он покачал головой и сел, убрав руки от лица. — Никогда, — сказал он. Затем она встала и подошла к нему, встав перед Уиллом, положив обе свои маленькие ручки ему на лицо, в совершенстве имитируя то, как Ганнибал делал этот жест. Она подняла его лицо, чтобы взглянуть на него, и их глаза встретились, голубые на карих, оба пристально смотрели друг на друга. — Если ты сейчас доверяешь Ганнибалу, то и я буду доверять, — сказала она. При этих словах Уилл снова заключил её в объятия, крепко прижимая к себе, всхлипывая, поглаживая рукой её затылок. Она прижалась к нему, прижавшись лбом к его щеке. — Всё в порядке, Уилл. Я не умерла. Я прямо здесь. Он всё ещё держал её, не в силах отпустить, и она держала его в ответ, чувствуя утешение от того факта, что кто-то так сильно заботился о ней. — Это была моя вина. Это была моя вина, — сказал Уилл, рыдая так, как Симона никогда не видела у взрослого мужчины. — Это моя рука приставила нож к ее горлу, — сказал Ганнибал, и Симона подняла глаза, вглядываясь в лицо Уилла, чтобы увидеть сожаление, выраженное теперь на лице Ганнибала. — Но я тот, кто предал тебя, — тихо сказал Уилл. — Я тот, кто солгал... — Но... но ты всё починил! — спросила Симона, пытаясь понять ситуацию, которая была за пределами её многолетнего опыта. — Ты вышел за него замуж. Теперь он знает, что ты любишь его. Невинный и простой взгляд Симоны на ситуацию вызвал оживление в Уилле. Она не ошиблась. На самом деле всё было не так уж и сложно. — Он знает, — прошептал Уилл, осторожно разжимая объятия и выпуская Симону из своих отчаянных объятий. Симона встала, и Уилл взял её руки в свои. — Но эта потеря заставляет меня вдвойне бояться потерять тебя. Это придаёт мне решимости защитить тебя любой ценой. Ничто и никогда не причинит тебе вреда, никто и никогда больше не причинит тебе вреда, — сказал он, и даже когда его рука мягко убрала прядь волос ей за ухо, она услышала в глубине души звериное рычание, угрожающее любому, кто посмеет попытаться причинить ей вред. — Я верю тебе, Уилл, — сказала она. — Я знаю, что с тобой я в безопасности. С вами обоими, — сказала она, глядя на Ганнибала. — Я знаю, вы защитите меня от моего отца и от кого бы то ни было ещё. Улыбка Ганнибала была натянутой, и она также могла видеть боль в его глазах, хотя он скрывал её гораздо глубже, чем Уилл. Уилл наклонился, чтобы поцеловать её в лоб, и Симона улыбнулась ему. — Ты хочешь подоткнуть мне одеяло? — спросила она. — Мари здесь нет, чтобы это сделать. — Я бы с удовольствием это сделал, — сказал Уилл, поднимаясь на ноги. Симона взяла его за руку и начала выводить из комнаты, но не успели они сделать и двух шагов, как рука Ганнибала легла ему на плечо. Он повернулся и обнаружил, что губы Ганнибала прижались к его губам, длинные и нежные, его пальцы мягко поглаживали щеку Уилла. — Это не та ситуация, — сказал Ганнибал, и Уилл слегка улыбнулся ему. — Я знаю. Я знаю, что это не так, — он поцеловал Ганнибала в ответ, достаточно долго, чтобы тот почувствовал, как Симона потянула его за руку, скорчив гримасу. — Увидимся позже, — прошептал Уилл и позволил Симоне увести его из комнаты, его эмоции колебались между болью и привязанностью, потерей и любовью, в манере, которая слишком сильно напоминала ему его прежнего "я".

****

Во вторник, за два дня до большого званого обеда в честь Луи, Ганнибал решил, что у них недостаточно мяса. Была полночь, когда они начали упаковывать припасы в два новых рюкзака (всё, на что когда-либо попадали улики, подлежало сожжению, а в имуществе Лектера недостатка в средствах не было). Они переоделись в классические, почти мультяшно выглядящие костюмы грабителей, чисто чёрные с головы до ног, включая лыжные маски просто на всякий случай. Званый ужин обещал быть высококлассным, и поэтому Ганнибал хотел мяса высшего качества. Он уже выбрал богатый район, откуда хотел получить мясо, аристократку со старыми деньгами, которая некоторое время назад оскорбила его каким-то образом, который Уилл не мог вспомнить. Они были почти готовы уйти, когда услышали леденящий кровь крик, раздавшийся из комнаты Симоны. Не раздумывая, чувствуя, как адреналин бурлит в его венах, Уилл побежал через холл в её комнату и включил свет. Она вцепилась в одеяло так, что побелели костяшки пальцев, её растрёпанные волосы падали на лицо из-за того, что она ворочалась перед тем, как проснуться. — Уилл! — воскликнула она, бросаясь к нему через кровать, и он быстро сел и притянул её к себе на колени, крепко обняв и поцеловав в макушку. — Шшш, это был просто сон, — сказал он. — Ты в безопасности. Ты в безопасности. Она вцепилась в его рубашку, кивая, её глаза были широко-широко открыты. — Мне приснилось, что мой папа нашёл меня. Он влез в моё окно. Только моя комната была в моей старой квартире, но выглядела как эта комната. Но он нашёл меня и влез в моё окно. У меня был с собой твой нож, Уилл, и я пыталась открыть его, но он застрял, а он бил меня и бил, а потом собирался сломать мне шею. Уилл крепко обнимал её, нежно раскачиваясь взад-вперёд, поглаживая пальцами её волосы. — Он не может до тебя добраться, — тихо сказал он. — Он не может до тебя добраться и больше никогда не причинит тебе вреда. Он не может выбраться. От нас ещё никто не убегал. Он сказал это, не подумав, только постфактум осознав, насколько странно то, что он только что сказал, мысль о том, что убийцы держали где-то в плену её отца, не должна была быть утешительной, и всё же в этой семье так оно и было. Симона повернула голову и увидела Ганнибала, стоящего в дверях, одетого во всё чёрное. Она откинула голову назад и посмотрела на Уилла, вытирая слёзы с глаз. — Вы, ребята, собираетесь убивать? — Охотиться, — поправил Ганнибал. — Убийство означало бы, что мы убиваем равных себе, а это совершенно не так. Уилл бросил на него взгляд, который говорил: не сейчас, Ганнибал. — Можно мне пойти с вами? Так или иначе, это был лектерский эквивалент того, как ребёнок спрашивает, можно ли ему поспать в постели родителей остаток ночи. Выражение лица Уилла изменилось с яростного на умоляющее, и Ганнибал лишь слегка вздохнул. — Я не собираюсь иметь права голоса в этом, не так ли? — В какой-то момент нам придётся научить её, — сказал Уилл. — Она уже дала нам Луи, почему бы не позволить ей помочь с остальной частью вечеринки? Затем Симона повернула лицо, чтобы полностью взглянуть на Ганнибала, и с умоляющими выражениями как у неё, так и у Уилла вместе взятых, он вздохнул и разжал руки. — Одевайся, — сказал он. — Во всё чёрное. Она завизжала от восторга и спрыгнула с колен Уилла к своему шкафу. Половина того, что у неё было, уже было чёрным. Она с восторгом начала выбирать одежду. — Мой первый наряд для убийства! — воскликнула она. — Твоя одежда потом будет сожжена, — предостерёг её Ганнибал. — Так что надень что-нибудь, с чем сможешь расстаться. Она кивнула, напевая, перебирая весь свой гардероб, как, по воображению Уилла, она делала бы когда-нибудь перед своим первым свиданием. Он встал и подарил Ганнибалу долгий, нежный поцелуй в губы. — Ты отличный папа, — сказал он. — Отец, — поправил Ганнибал. Уилл фыркнул и чмокнул его ещё раз.

****

Они оставили машину припаркованной на боковой улице, вдоль которой тянулся восьмифутовый кованый забор, оба конца которого исчезали в темноте. По другую сторону забора была стена из аккуратно подстриженной живой изгороди, так что любой, кто шёл по тротуару, не смог бы заглянуть в поместье Бишарн. Они вышли из машины, три безмолвные тени в ночи, Симона такая же тихая, как и всегда. Во время поездки Ганнибал дал ей ряд инструкций, кульминацией которых были: «Сиди тихо, прячься и делай в точности так, как мы с Уиллом тебе говорим», — они объяснили ей, что здесь их целью было похищение. Убийство произойдёт в одном из их безопасных мест, где можно было устроить беспорядок. — Потому что Уиллу нужно устроить беспорядок, — сказала Симона, и при этих словах всё поведение Ганнибала изменилось с недовольного на ласковое. — Да, именно. Они втроём быстро завернули за угол к задней части поместья, где наткнулись на служебные ворота. Они были заперты всего лишь на простой висячий замок, который Уилл мастерски открыл за считанные секунды. — Ты научишь меня... — Да, ТССС, — мягко сказал он. — Всё, Симона. Его сердце готово было разорваться от нежности. Он с трудом мог поверить, что это, каким-то образом, была его жизнь. Они втроём быстро направились через лужайку к домику у бассейна, где горел свет. Они подошли к ряду топиариев в горшках, которые выстроились вдоль дорожки между домиком у бассейна и главным зданием, и Уилл поднял Симону в один из огромных бетонных горшков. — Ты остаёшься здесь, спрятанной и безмолвной, пока не увидишь, что мы уходим, а затем немедленно следуешь за нами, — сказал он. Она тихо кивнула, её пальцы в перчатках сжались на краю горшка, съёживаясь, пока над краем не показались только её глаза. Уилл и Ганнибал оба спрятались за другими кустами, а затем стали ждать. Они долго ждали. Ганнибал объяснил Симоне, как важно знать свою жертву, он знал, например, что по вторникам к месье Бишарну в домик у бассейна приходила любовница, когда его жена засыпала. Уилл не спросил его, как он получил эту информацию. На каком-то другом званом ужине, во время пустой болтовни, вероятно, много лет назад, когда Ганнибал решил убить этого человека. Над ним, в кашпо, Уилл услышал, как Симона переступила с ноги на ногу, очень тихо, всего дважды. У неё это получалось лучше, чем у него, подумал он. Наконец, входная дверь домика у бассейна открылась, и они услышали цокот острых каблучков по кирпичам - любовница ушла. Они подождали, пока их жертва сама выйдет из домика у бассейна, выключит свет и поспешит по тропинке, намереваясь вернуться, домой до того, как его хватится жена. В тот момент, когда он прошёл между ними, Уилл накинул ему на голову мешок, а Ганнибал ударил его по затылку так быстро, что он даже не успел вскрикнуть. — Пойдём, — сказал он в кашпо, и Симона быстро спрыгнула с него, поспешив за ними, пока Ганнибал перекидывал мужчину через плечо. Они выскользнули обратно через калитку и заменили замок другим. Затем они связали своей жертве запястья и лодыжки и бросили его в багажник. Все трое вернулись в свою машину и быстро поехали по дороге за город. — Это было невероятно! Вы, ребята, двигались так гладко... — Плавно, — поправил Ганнибал, и Уилл закатил глаза. — Плавно, — согласилась Симона. — Как два призрака, но вы были такой... такой... командой, — сказала она. — Это было так круто. Уилл не смог бы сдержать румянец на щеках, даже если бы попытался. — Ты сама была совершенно спокойна, — сказал он. — Отличная работа. — Я ничего не делала. — Вот именно, — сказал Ганнибал, протягивая руку назад, на заднее сиденье, чтобы провести большим пальцем по её щеке. — Ты не сделала ровно ничего такого, из-за чего нас могли бы поймать. Скажи мне, Симона, какие улики мы оставили после себя? — Эм... Мы оставили улики? — Доказательства есть всегда, — сказал Ганнибал. — Но мы сохранили наши волосы внутри шляп, мои даже заплетены в косу, мы ничего не потеряли... — Возможно, мы всё же потеряли несколько. Но, побывав на улице, ветер быстро унесёт это. Это не проблема. Однако, находясь на улице, можно оставлять следы. Глаза Симоны расширились от ужаса. — О нет! Я оставила свои следы на клумбе и твои следы на тропинке и в грязи... — Это не проблема, пока мы избавляемся от обуви, которую носим, — ответил Ганнибал. Симона посмотрела на свои туфли и нахмурилась. — Мы можем купить тебе новые, — ответил Ганнибал. — Материальные вещи не имеют значения, Симона. Уиллу пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Выражение его лица не ускользнуло от Ганнибала. — Свобода и обеспечение безопасности этой семьи выше материальных благ, — поправил он, и Уилл повернулся и посмотрел на него с обожанием после этого. На полпути к фермерскому дому их жертва проснулась, и начала кричать и колотить по внутренней стороне багажника. — Это очень раздражает, — сказала Симона, и изменение тона в её голосе заставило Уилла обернуться. Её лицо, которое обычно было таким выразительным, теперь казалось совершенно невозмутимым. Её глаза казались пустыми, рот отвис, все эмоции, казалось, исчезли. — Симона? — Ганнибал, можно мы остановимся и заставим его снова замолчать? — спросила она таким бесстрастным голосом, что Ганнибал выглядел как гормональная катастрофа. — Мы почти на месте, моя дорогая и как только мы доберёмся туда, я обещаю, ты можешь оказаться той, кто заставит его замолчать. Улыбка тронула уголки губ Симоны, но остальная часть её лица осталась невозмутимой. Это было невероятно жутко, и Уилл поймал себя на том, что пялится на неё, хотя она, казалось, не возражала. — Это было бы чудесно, отец, — сказала она, и тогда Ганнибал сам не смог сдержать улыбку.

****

Они ехали по грунтовой дороге, которая вела к фермерскому дому, из багажника доносились проклятия каждый раз, когда они попадали в выбоину. Ганнибал подъехал к дому, и Уилл вышел из машины со связкой ключей, чтобы отпереть входную дверь. Симона осталась позади, предпочтя следовать за Ганнибалом, когда он шёл через лужайку с сопротивляющимся мужчиной, перекинутым через его плечи. — Он ничем не отличается от рыбы, — заметила она, её голос по-прежнему звучал пустым, бесстрастным тоном, хотя голова склонилась набок, как всегда, когда ей было любопытно. Уилл придержал для них дверь, звук захлопывающейся двери эхом разнёсся в ночи, когда он закрывал главную дверь. Они спустились в подвал, три пары шагов по деревянной лестнице. Этот подвал был намного меньше того, в котором держали отца Симоны, здесь не было клеток и места для содержания пленников. Он не предназначался для содержания живой добычи. Однако в нём было рабочее пространство и три морозильных камеры вдоль дальней стены. Уилл протянул руку и дёрнул за шнур лампы, булыжный пол во многих местах был заляпан кровью, пятна на пятнах, и глаза Симоны скользили по нему, широко раскрытые и изучающие. Ганнибал швырнул сопротивляющегося мужчину в деревянное кресло с подлокотниками. Уилл подошёл с ножом, перерезал верёвку, которая связывала его запястья, и они вдвоём, не говоря ни слова, схватили его за запястья и привязали к подлокотникам кресла. — Кто вы? Что вам от меня нужно? Я очень, очень богат, моя жена переведёт вам любую сумму, какую вы пожелаете... Ганнибал сорвал с головы мешок и встал перед ним, ожидая, пока он щурится от света, пока его глаза привыкнут. — Доктор Лектер? — сказал он, сбитый с толку. — Жан, — ответил Ганнибал. — Я уверен, ты осознаешь, что какое бы денежное вознаграждение ты ни был готов предложить, для меня это не будет иметь значения. Жан прищурился, совершенно сбитый с толку, до такой степени, что перестал сопротивляться. Ганнибал отступил назад, чтобы показать Уилла, держащего в руках острый, грязный, окровавленный нож. — Месье Лектер? — спросил Жан. Уилл шагнул вперёд, так что кончик ножа оказался под подбородком Жана, подняв его лицо, чтобы посмотреть на него снизу вверх. — Ты хотел рассказать ему, что он сделал такого, что так оскорбило тебя, любовь моя? — спросил Уилл, его голос был хриплым и грубым, тон, которого Симона никогда раньше не слышала. Улыбка на её лице стала шире. — Я передумала, отец, — сказала она, поворачиваясь к Ганнибалу. — Я хочу посмотреть, как Уилл убьёт его. Ганнибал практически сиял. Он протянул руку и крепко сжал её плечо. — Это зрелище мне самому очень нравится, — сказал он. — Он твоя добыча, Уилл. Уилл ухмыльнулся, и, в отличие от Ганнибала или Симоны, его лицо было полно эмоций. Его усмешка была маниакальной, глаза расширились от такого количества эмоций, что невозможно было попытаться назвать их, но поверх всего этого было ликование. Он протянул другую руку, чтобы запутать пальцы в волосах жертвы, откидывая его голову назад, обнажая горло. Он вскрикнул от движения, а затем захныкал, его взгляд метнулся от Ганнибала и маленькой девочки к лицу Уилла. — Похоже, он не хочет тебе говорить, — сказал Уилл, широкая улыбка на его лице была более устрашающей, чем любое выражение, которое Симона когда-либо видела у Ганнибала или у кого-либо ещё. — Что… чего ты от меня хочешь? — захныкал Жан. Уилл фыркнул. — Убить тебя, — ответил он, и движением запястья сделал глубокий разрез поперёк горла Жана. Из раны брызнула кровь, горячая и дымящаяся в прохладном, влажном воздухе подвала. Уилл закрыл глаза, оставив нож вонзённым в горло Жана, его рука сжимала рукоять, залитую кровью. Она попала ему на лицо, руки, грудь и потекла по Жану вниз, собираясь у их ног, заливая ботинки Уилла. Он закрыл глаза и вдохнул, вонзая нож глубже, струйки крови брызгали вместе с ударами сердца Жана, пока их не стало недостаточно, и вместо этого она превратилась в текущую реку, сочащуюся из его шеи. — Хорошо, Симона, помоги мне повесить его, чтобы он осушить его, — сказал Ганнибал. Она молча кивнула, её глаза загорелись, когда она осматривалась. Ганнибал показал ей их систему шкивов и позволил ей обмотать крюк вокруг верёвки, которой были связаны лодыжки Жана. Она ползала по луже тёплой крови, счастливая, почти обезумевшая, глядя, как она размазывается по её рукам, коленям и голеням. — Теперь я потяну, чтобы поднять его, а ты отодвинешь стул, когда я тебе скажу, — сказал Ганнибал. Она кивнула и встала, вытирая рукой пот с глаз, размазывая кровь по лицу. Она встала за креслом и ждала. Уилл всё ещё стоял перед Жаном, рука всё ещё была прижата к его горлу. — Ш-ш-ш... — прошептал он дрожащим голосом в маленьком подвале. — Он всё ещё здесь. Симона склонила голову набок, неуверенная в том, что имел в виду Уилл. Она повернулась к Ганнибалу за объяснениями. — Уилл чувствует вещи иначе, чем все мы, — объяснил он. — Возможно, месье всё ещё жив. Уилл будет ждать, пока каждая частичка его сущности не покинет его. Симона повернулась, её глаза изучали лицо Уилла, наблюдая, как эмоции танцуют на нём, когда он почувствовал, что янтарный свет покидает Жана. Спустя, как показалось, целую вечность, Уилл пошевелился и открыл глаза. Первое, что он увидел, была Симона, смотревшая на него с выражением абсолютного благоговения на лице. Уилл моргнул и поднялся, вытаскивая нож из горла Жана. Он отступил, и Жан начала заваливаться вперёд. — Сейчас, Симона, — сказал Ганнибал и дёрнул за верёвку. Она отодвинула стул, как было велено, и Уилл поймал падающую тушу, придерживая её, чтобы она не разбилась об пол. Ганнибал поднимал тушу, пока она не повисла за лодыжки, кровь реками стекала в канализацию в полу подвала. Уилл почувствовал, как твёрдая рука Ганнибала протянулась, чтобы мягко забрать у него нож. Он отпустил его, а затем замер, как в тумане. Затем он почувствовал, как к нему подошла рука поменьше и обхватила его пальцы. Он моргнул и посмотрел вниз на Симону. — Уилл, это было потрясающе, — сказала она, к ней вернулось её обычное выражение лица, глаза сияли, были полны жизни и обожания. Он улыбнулся ей, и это была его обычная, лёгкая, добрая улыбка. — Неважно, как часто я это слышу, я никогда в это не поверю, — сказал он, и Ганнибал с обожанием чмокнул его в щеку. — Это потому, что ты не можешь видеть себя в гуще убийств. Но теперь у нас есть два мнения по этому вопросу, и мы оба согласны. Ничто с этим не сравнится, — сказал он. Уилл вздохнул и прижался губами к губам Ганнибала. Он хотел, чтобы это был быстрый поцелуй, но жар от убийства всё ещё был очень силен внутри него, и он наклонил голову, ныряя за большим. — Фу-у-у, — сказала Симона, и Уилл отстранился, глаза затрепетали, щеки покраснели. — Ладно, давайте помоемся, — сказал Ганнибал. Он повернулся и поднял Симону с земли в свои объятия. Она завизжала от восторга. — Ганнибал! Я слишком взрослая, чтобы меня несли! — Жан был не так уж стар, чтобы его можно было нести на руках, — игриво сказал он, взъерошив ей волосы, и она захихикала и завизжала, когда он поднимался с ней по лестнице на второй этаж. Уилл последовал за ними в сияющем оцепенении, окружённый слишком многими замечательными вещами, слишком переполненный эмоциями, чтобы говорить.

****

Гостевой ванной комнатой на ферме довольно давно не пользовались, и Ганнибал настоял на том, чтобы вытереть пыль и вымыть душ, прежде чем позволить Симоне воспользоваться ею. Они с Уиллом оба с весёлыми улыбками наблюдали за Ганнибалом, все трое покрытые засыхающей кровью, когда он опустился на колени под душем, чтобы отскрести плитку пола, пока она не стала безупречно чистой по его стандартам. — Вот, — сказал он, выпрямляясь с хрустом, когда хрустнули его кости. — Теперь тебе подходит. Симона спрыгнула с унитаза, на котором сидела, и улыбнулась ему. — Спасибо, — сказала она. Он открыл рот, чтобы дать ей дальнейшие инструкции, но она покачала головой. — Не волнуйся, я знаю. В прошлый раз Уилл объяснил, как убрать всю кровь. Он кивнул и повернулся к большой футболке и шортам из гардероба Уилла, которые были аккуратно сложены на тумбочке в ванной, чтобы она могла спать в них. — Мы купим тебе второй подходящий гардероб, — сказал он, пока Симона включала воду и ждала, пока она нагреется. Она рассмеялась. — Гардероб для убийства? Ганнибал протянул окровавленную руку и нежно провёл ею по её щеке. — Да, моя дорогая. Уилл с нежностью покачал головой. — Убийство - это прекрасно, но не дай бог, мы не будем должным образом одеты. Ганнибал бросил на него раздражённый взгляд, от которого его улыбка стала только шире. — Давай, Ганнибал. Давай приведём себя в порядок. Я вернусь после того, как мы уберёмся, чтобы уложить тебя спать, Симона, — сказал Уилл, и она кивнула, улыбка на её лице стала ещё шире, когда они вышли и мягко закрыли за собой дверь. — Я не привередничаю, — сказал Ганнибал, когда они были в собственной ванной, снимая со своих тел окровавленную одежду. Когда они оба были обнажены, Уилл прижал Ганнибала к шкафу, взяв его подбородок пальцами. — Ты действительно привередлив, и я люблю тебя за это, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать Ганнибала в губы. Он хотел, чтобы это было коротко и нежно, но в тот момент, когда он почувствовал дыхание Ганнибала у себя на горле, Уилл тихо застонал и прильнул к нему, прижимая, их обнажённые тела друг к другу. — Уилл, — сказал Ганнибал хриплым и мрачным голосом. Уилл отстранился и увидел желание в его глазах. Он ухмыльнулся и отвернулся, крутя кран, пока не пошла горячая вода. Он оглянулся через плечо с кокетливым выражением лица и шагнул в горячую воду. Ганнибал был неподалёку от него, захлопнув дверь душа немного грубее, чем было необходимо. Грудь Ганнибала была прижата к спине Уилла, тело Уилла прижалось к кафельной стене так быстро, что заставило его выдохнуть. Губы Ганнибала были на его шее, когда он тихо зарычал, слизывая кровь, оставляя влажные, горячие следы на коже. Его похотливый, неотразимый язык прошёлся по задней части шеи Уилла, а затем по другой стороне, по его горлу, по адамову яблоку, затем вниз по плечу. Уилл застонал, прижимаясь всем телом к Ганнибалу и откидывая голову назад, чтобы впустить его. — Теперь, когда рядом ребёнок, быть ближе будет сложнее, — прошептал ему на ухо Ганнибал. — Но я всё равно найду способы заполучить тебя. Дыхание Уилла участилось, и Ганнибал потянулся, чтобы намылить руки мылом. Он начал мыть тело Уилла, кровь окрасила воду в розовый цвет, когда она стекала в канализацию. Ганнибал не пытался притворяться, что он делает что-то ещё, кроме как прикасается к Уиллу для собственного сексуального удовлетворения, его руки задерживались на каждой части тела Уилла, но больше всего он гладил его задницу и раздвигал ягодицы, за тем следовали грубые, отчаянные поглаживания его члена. Позволив, делать Ганнибал всё, что ему заблагорассудится, его лоб прижался к прохладному кафелю душевой кабины, дыхание сбилось, когда он почувствовал, как член Ганнибала, намыленный, прижимается к его дырочке. — Будет больно, — зарычал Ганнибал, хотя это не было извинением, и Уилл не собирался его останавливать. Он надавил, и Уилл от боли втянул воздух, стараясь вести себя потише, хотя Симона была на первом этаже. Ганнибал устроился поудобнее, тепло его яиц прижалось к заднице Уилла, руки крепко обхватили живот и грудь. Он выскользнул и толкнулся, и Уилл захныкал, пытаясь, замолчать он поднёс ко рту тыльную сторону ладони. Ганнибал толкнулся снова, сильно, грубовато, нуждаясь. Потребовалось добрых несколько минут, прежде чем Уилл приспособился, прежде чем ему стало хорошо, но затем он расслабился и раскрылся, как физически, так и эмоционально. Когда он дал волю своему сочувствию, янтарный свет от его убийства засиял из Ганнибала в него, желание Ганнибала к нему, привязанность к нему, признательность за него - всё это сливалось воедино, чтобы захлестнуть Уилла приятной волной за приятной волной. Он застонал от удовольствия, забыв о тишине, и Ганнибал протянул руку, чтобы прикрыть ему рот. — Ты великолепен, когда забираешь жизнь, — прошептал ему на ухо Ганнибал. Другой рукой он провёл по волосам Уилла, запутался в кудрях, откинул голову Уилла назад и прошептал ему на ухо. — На этой Земле нет ничего прекраснее тебя, мой злобный, ненасытный зверь. Слова Ганнибала крутились в голове Уилла, когда его эмоции смешались в его теле, его привязанность, его любовь, его обожание Уилла. Мышцы Уилла стали бесполезными, его суставы превратились в желе, поскольку он едва мог держаться на ногах. Сильные руки Ганнибала удерживали его на месте, толкая в него свой член, соединяя их вместе в страсти и удовольствии. Тело Уилла начало петь, и он понял, что Ганнибал был близко. Его толчки стали грубее, если это было возможно, его пальцы крепко вцепились в кожу Уилла, прижимая Уилла к стене, когда горячая вода потекла по его спине. Ганнибал промурлыкал ему на ухо и с мягким, почти неслышным хныканьем прижался к Уиллу и остался там, его тело подёргивалось от удовольствия. Уилл закричал за них обоих, оргазм Ганнибала затопил его эмоции, заставляя его собственное тело последовать его примеру. Ганнибал протянул руку, чтобы обхватить член Уилла ладонью, поймав его высвобождение пальцами, чтобы поднести к губам и съесть. Золотой свет от его убийства распространился по каждой поре и нерву, пока Уилл не превратился в дрожащую кучу, которая пыталась опуститься на пол душевой, но Ганнибал поддержал его. — Ш-ш-ш, у меня есть ты, — сказал он, протягивая руку, чтобы выключить воду. Ганнибал поддержал его, когда он вышел из душа, и вытер его полотенцем, взъерошив ему волосы и грубо растирая каждую часть его тела, пока он не высох. Он подвёл Уилла к кровати и поцеловал его в лоб. — Я... Симона... — Я уложу её в постель, — мягко сказал Ганнибал. — Ты едва стоишь. Только что за короткий промежуток времени исполнились оба твоих самых сокровенных желания. Наслаждайся этим, Уилл, и отдыхай. Ганнибал нежно поцеловал его в губы и ушёл, а Уилл глубоко вздохнул, растёкся по матрасу и заснул с довольной улыбкой на лице ещё до того, как Ганнибал вернулся.