Paternal (Отцовство)

Было пугающе легко убедить Артура, что мистер Халперт был серьёзным подозреваемым, достаточно опасным, чтобы его арестовали, а не просто вызвали на допрос. Уилл, конечно, подождал до четырёх часов дня, чтобы получить своё "откровение", гарантируя, что Симона будет дома, когда полиция вместе с Уиллом прибудет в её квартиру. Они постучали в дверь мистера Халперта, и когда он открыл её, одетый только в спортивные шорты, офицеры быстро надели на него наручники и увезли в полицейскую машину, оставив Уилла и Артура наедине с Симоной. Она тихо, сидела в грязном кресле в углу гостиной, держа книгу на коленях. Внешне она казалась спокойной, но её глаза были настороженными, всё тело было, напряжённым и она осознавала, что происходит вокруг. Она посмотрела на Артура, а затем перевела взгляд на Уилла, мгновенно узнав его по вчерашнему дню. Он позаботился о том, чтобы из разговора у двери стало предельно ясно, за какое убийство арестован мистер Халперт, и он увидел страх в её глазах — ужас от того, что она была близка к поимке. Артур попытался шагнуть вперёд, но Уилл был быстрее. Он опустился перед ней на одно колено, опустившись ниже уровня её глаз. — Симона, всё будет хорошо, — сказал он. — Меня зовут Уилл. Я здесь, чтобы защитить тебя. Он не сказал "мы", и он не сказал "полиция". — Ты не полицейский, — сказала она мягко, её голос был тихим, но уверенным. Она констатировала факт, а не задавала вопрос. Он быстро улыбнулся, затем позволил улыбке исчезнуть с его лица. О, она была великолепна. — Нет, я не полицейский. Но я собираюсь отвести тебя к людям, которые присмотрят за тобой, пока полиция... поговорит с твоим отцом. — Ты имеешь в виду приёмных родителей. Он пытался скрыть боль в своих глазах, но был уверен, что она это видела. — На короткое время. Она склонила голову набок, её коса упала на спину. Выражение её лица оставалось неподвижным, почти, подумал Уилл с удивлением, как у Ганнибала.  — Ты не хочешь, чтобы я жила с приёмными родителями, — сказала она. Уилл улыбнулся, повернув к ней лицо, так что Артур не мог видеть. Она действовала быстро, она знала, что он пытается сблизиться с ней, но верила ли она в его искренность, он не мог сказать. — Никто не хочет, чтобы это произошло. Но иногда это необходимо, — сказал он. Он слышал, как Артур неуклюже шаркает ногами позади него, и, вероятно, был рад, что, в конце концов, именно Уилл вёл с ней этот разговор. — Хорошо, — ответила она. Она вскочила на ноги, дырка на её чулке закрылась, когда она стояла, и больше не была растянута. Уилл оценил состояние её одежды, она была грязной и рваной, и его разуму пришлось приложить немало усилий, чтобы обуздать своё сердце. Уилл встал позади неё и указал на дверь. — Это Артур Белгард. Он мой друг, — сказал он. Она прошла мимо Артура, оценивая его, её карие глаза изучали его в течение нескольких секунд. Она решила, что он не представляет угрозы или неважен, и прошла мимо него, даже не взглянув вторично. — Ты ничего не хочешь взять с собой, милая? — спросил Артур. — Одежда, школьные учебники? Она пожала плечами. — Не совсем. У меня почти ничего нет. Она подошла к заднему сиденью машины детектива и стала ждать. Уилл проглотил комок в горле. У неё было бы гораздо больше этого. Он дал бы ей всё. Артур сел за руль, а Уилл обошёл машину со стороны пассажира. Он достал свой телефон и отправил сообщение Ганнибалу. — Посылка в пути. Он спрятал его, и они втроём молча поехали в Службу по делам несовершеннолетних. Когда они прибыли, у них было не больше часа, чтобы подготовиться к приезду Симоны. — Здравствуйте, миссис Латте, — сказала Симона, осторожно усаживаясь на стул рядом с социальным работником. — Привет, Симона. Мне так жаль твоего отца. Ты знаешь... — Я знаю, ты будешь очень хорошо заботиться обо мне, — сказала она, доставая детский журнал с полки на стене. Она начала читать медленно, лишь лёгкий наклон её головы указывал на то, что она дочитала одну страницу и переходит к чтению следующей, всем своим видом показывая, что всё это её не задело. Миссис Латте нахмурилась, затем вернулась к работе, лихорадочно делая телефонные звонки, просматривая список на своём столе, вычёркивая имена после каждого. — Пожалуйста, я знаю, что это очень срочное уведомление, но здесь есть красивая маленькая девочка, которой срочно нужен дом, не могли бы вы ... о, у вас уже трое детей и больше нет лишних комнат? Возможно, двое из них могут поделиться? Нет? Хорошо, спасибо, что уделили нам время... Она повесила трубку и вычеркнула ещё одно имя из своего списка, выглядя всё более раздражённой по мере того, как шли минуты. Уилл оторвал взгляд от того места, где стоял, и снова уставился на море столов, пока его взгляд не встретился с взглядом Ганнибала. Казалось, их план сработал даже лучше, чем они надеялись. Вежливо извинившись за разговор, который он вёл со своей знакомой, Ганнибал терпеливо подошёл, выглядя немного нерешительным, к столу миссис Латте. Он вежливо встал и подождал, пока она закончит свой следующий телефонный звонок и повесит трубку, её глаза казались напряжёнными. — Простите меня, но я невольно подслушал, как вы пытались найти этой маленькой девочке место для ночлега, — сказал он. При звуке этих слов Симона подняла глаза... и застыла, увидев лицо другого мужчины, который наблюдал за ней из окна своей машины накануне. Её взгляд метнулся к Уиллу, затем к Ганнибалу, затем снова к Уиллу, который подмигнул ей. Она уставилась на него, в её карих глазах было море вопросов и любопытства, хотя он испытал облегчение, не почувствовав в ней страха. Грусть, да, но не страх. Был только один человек, которого она боялась, и он был в безопасности от неё. — Я знаю, что официально не числюсь в списке приёмных семей, — сказал Ганнибал. — Но я дипломированный детский психолог, у меня безупречный послужной список, и у меня есть комната и свободные ресурсы, чтобы позаботиться о мисс Халперт в течение нескольких дней. Уиллу пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Он не знал, как Ганнибал говорит то, что он делает, с невозмутимым лицом. Уилл никогда бы не стал искусным обманщиком в этом отношении. Его ложь была совершенно иной природы, маска Уилла Грэма, мягкого и застенчивого, которому легко доверяли, потому что в его теле не было ни единой подлой косточки. Пока он не показывал себя настоящего, и после чего они были мертвы. Миссис Латте выглядела совершенно успокоенной. — Я уверена, что оформление документов, позволяющих вам временно взять приёмных детей, не займёт много времени, — сказала она. — Я могу сама провести домашнюю инспекцию, доктор Лектер. Честно говоря, я была бы рада оставить Симону в ваших руках, а не в каком-нибудь другом месте... Она оборвала себя, когда поняла, что Симона внимательно наблюдает и слушает. — Милая, что ты думаешь о том, чтобы пойти домой с этим мужчиной, доктором Лектером? — сказала она ей. — Он мой друг. Глаза Симоны метнулись к Ганнибалу, затем снова к Уиллу, сузились, оценивая их. Тот факт, что они что-то замышляли, нисколько не выходил у неё из головы. Сердце Уилла наполнилось... гордостью? Этого не могло быть. — Я пойду, — наконец сказала она, вставая плавным, грациозным движением. — Замечательно. Позвольте мне только забрать документы, — сказала миссис Латте, и вскоре все они забрались в машину миссис Латте, Ганнибал позвонил одному из их сотрудников, чтобы тот приехал и забрал его машину. — Он тоже поедет с нами? — тихо спросила она, глядя на Уилла. Улыбка Ганнибала была сахарной. — Почему бы ему не поехать, ведь Уилл - мой муж. Надеюсь, вы не возражаете, что мой муж живёт со мной в одном доме? Её глаза снова сузились, и Уилл узнал этот взгляд. Она могла сказать, что в Ганнибале было что-то. Она не могла понять, в чём дело, черт возьми, Уиллу потребовался год, чтобы понять это, хотя профилированием он зарабатывал на жизнь. Но она чувствовала это. Что ему нельзя доверять и всё же, вот она здесь, доверяет ему. Уилл почувствовал, что влюбляется в Ганнибала чуть сильнее, если это вообще возможно. Ганнибал сел на переднее сиденье, а Уилл сел сзади с Симоной. — В чём заключается ваша работа, мистер Лектер? — спросила она, внимательно оглядывая Уилла с головы до ног. — Я следователь, — просто сказал он. — Но ты же не полицейский. — Нет, я не полицейский. Я только помогаю им раскрывать сложные дела. Она прикусила нижнюю губу, кивнула, задумавшись. — Как Шерлок Холмс? Ганнибал немного рассмеялся с переднего сиденья, и Уилл улыбнулся. — Отчасти, да. Она удовлетворённо кивнула и отвернулась, чтобы посмотреть в окно. Это было всё, что она сказала до конца поездки. Большую часть разговора вела миссис Латте, задавая Ганнибалу обычные вопросы и давая ему информацию, вручая ему бумаги на подпись по ходу движения. Он дал удовлетворительный ответ на каждый вопрос, убедившись, что да, он знал, как правильно ухаживать за ребёнком, в конце концов, он был не только психиатром, но и врачом. Следовательно, он был квалифицирован, чтобы заботиться о ней как физически, так и морально. — И Уилл может быть весёлым, — добавил он. Уилл закатил глаза и увидел, как в уголках рта Симоны появилась крошечная улыбка, прежде чем она исчезла. Они приехали, и комната для гостей через две двери от их была аккуратно убрана за несколько минут до этого, после того, как Ганнибал написал сообщение персоналу. Комната не подходила для ребёнка. В основном там была просто большая двуспальная кровать с пустым комодом, тумбочкой и книжной полкой с материалами, в основном о финансах и истории болезни, но она была "пригодна в экстренной ситуации", как выразилась миссис Латте. Однако глаза Симоны говорили о другом, они становились всё шире и шире, пока они шли по особняку, не веря, что ей суждено жить здесь, в доме богатых людей. Затем миссис Латте задала неудобный вопрос о том, что они оба были мужчинами, а Симона была маленькой девочкой. — У нас в доме есть слуги двадцать четыре часа в сутки. Я позабочусь о том, чтобы в доме всегда присутствовало несколько женщин. На самом деле большинство из них - матери. Все они будут доступны, чтобы помочь Симоне со всем, что ей может понадобиться. Миссис Латте была более чем довольна этим, и каким-то образом глаза Симоны расширились ещё больше при упоминании слуг. — Я могу попросить их о чём-нибудь? — тихо спросила она, и губа Ганнибала чуть дёрнулась вверх от того, насколько он доволен своим домом. — Пока ты остаёшься здесь, это твой дом, и поэтому да, персонал здесь, чтобы помочь тебе в любой твоей нужде, — сказал он. Её лицо всё ещё было застывшим от шока, когда они втроём провожали миссис Латте до входной двери, она крепко сжимала в руке стопку документов, опасаясь, что одну из них унесёт ветром. — Я не знаю, как вас отблагодарить, доктор Лектер, месье Лектер, — сказала она, кивая им обоим. — Ваша благотворительность хорошо известна обществу, но это выше всяких похвал. — Всё, что угодно, лишь бы помочь нуждающемуся ребёнку, — сказал Ганнибал со змеиной улыбкой. Затем она ушла, и входная дверь закрылась. Ганнибал натянуто повернулся, чтобы посмотреть сверху вниз на Симону, и позволил легчайшей улыбке тронуть уголок его рта. — Что ж. Мне пора готовить ужин. Она молча смотрела ему в спину, пока он шёл по главному коридору и исчезал в направлении кухни. Она не пошевелилась и ничего не сказала, а когда Уилл обернулся, вздрогнула. Ему потребовалась огромная сила воли, чтобы держать под контролем вспыхнувшую в нём ярость. В своё время они накажут человека, причинившего ей боль. — Итак, что нам делать, пока мы ждём ужин? — спросил Уилл. Симона долго смотрела на него в ответ, её карие глаза были широко раскрыты, лицо казалось бесстрастным, но эмоции бурлили прямо под поверхностью. — Со всеми этими слугами он всё ещё сам готовит ужин? — наконец спросила она. Уилл улыбнулся, позволив темноте отразиться на его лице, всего на волосок. — Никто не готовит лучше Ганнибала. Персонал считает угощением, когда он готовит столько, что хватит на всех. Было намного легче скрывать массовые убийства, когда у тебя был штат из двадцати человек, помогавших тебе уничтожать улики. Она слегка склонила голову набок, чтобы посмотреть в конец коридора, где он исчез. — Почему бы нам не найти себе занятие? — спросил Уилл, направляясь в гостиную, где они с Ганнибалом проводили большую часть времени. Он был рад, когда она последовала за ним, её поношенные кроссовки не издавали ни единого звука на деревянном полу, когда она шла. — Я увидел, что у тебя была книга, когда мы с детективом Белгардом приехали за тобой. Ты любишь читать? Он остановился посреди комнаты и повернулся к ней лицом. Она остановилась в нескольких футах от него и слегка кивнула головой. Уилл улыбнулся и подошёл к книжной полке. В нём было не так уж много подходящего для ребёнка… — Я видела вас обоих вчера в машине, вы наблюдали за мной, — сказала она. Уилл прекратил поиски на книжных полках и выпрямился, повернувшись к ней лицом. Она всё ещё стояла, почти совершенно неподвижно, в центре комнаты. — Да, мы там были, — сказал он, медленно подходя к креслу и опускаясь в него. Он указал на ближайший диван, и она подошла, осторожно присев на него, на самый краешек. Она сложила руки на коленях и оставалась совершенно неподвижной. — Вы расследовали дело моего отца? Потому что вы думаете, что он убил того человека в переулке? — спросила она. Уилл услышал страх в её голосе, хотя она очень хорошо его скрывала, и тогда она, вероятно, поняла, что нормальный человек подумал бы, что она беспокоится за своего отца. — Мы не можем сказать тебе, почему мы были там, — ответил Уилл, что было правдой, но также и ложью, потому что он знал, что она воспримет это как "да". Она вздохнула, её взгляд переместился на угол скамейки у пианино, вместо того чтобы смотреть на него. Она подумала, что он покровительствует ей. — У тебя никогда раньше не было приёмных детей, - сказала она тогда, всё ещё глядя на пианино и отказываясь встречаться с ним взглядом. — Нет, — сказал он, и больше ничего. — Почему я? — спросила она, её глаза встретились с его. Их взгляды встретились, и на мгновение Уилл чуть было не сказал ей об этом. Он медленно вдохнул, положив ладони на колени, пока думал. Он знал, что она раскусит любую ложь, которую он придумает. Она была сообразительной, и это только ещё больше расположило его к ней. — Мы могли бы сказать, что ты другая, — сказал он. Их взгляды долгое время оставались друг на друге, каждый из них осмеливался первым отвести взгляд, и Уилл был разочарован, когда это оказалась Симона. Её взгляд опустился в пол. — Я ненормальная, — был её ответ. — Мы тоже, — ответил он, позволив правде прозвучать в этом заявлении, надеясь, что она услышит глубину его честности. Он увидел, как искорка надежды промелькнула на её лице, а затем снова исчезла. Он хотел сделать всё, что в его силах, чтобы вернуть её. — Твоё место в этом доме, Симона, — сказал он, желая сказать больше. Он видел, что она ему не поверила. Она поверит. — Не думаю, что у нас есть книги для человека твоего возраста, — сказал Уилл. — Тебе нравится заниматься чем-нибудь ещё? Играть на пианино? Рисовать? При этом она чуть приподняла подбородок. — Я люблю рисовать. Уилл улыбнулся и встал, подходя к чертёжному столу Ганнибала. Осторожно, чтобы не испачкать свою работу, он достал несколько листов бумаги и коробку своих менее любимых (но всё равно высококачественных) карандашей. Он отнёс всё это на кофейный столик и поставил их, усаживаясь на пол напротив неё. Она соскользнула с дивана и опустилась на колени на пол напротив него, её руки нетерпеливо потянулись к листку и карандашу. Она сразу же начала, и сердце Уилла подпрыгнуло от удовольствия. Она знала, что у неё на уме. Он тоже начал рисовать, особо не задумываясь об этом, наполовину закончил, прежде чем она повернулась, чтобы посмотреть на его рисунок. — Ты раньше там жил? — спросила она, и он отстранился, наконец, осознав, что рисовал атриум психиатрической больницы Порт-Хейвен, где у них с Эбигейл было так много разговоров. — Кто-то, о ком я заботился раньше, — тихо сказал он. Он посмотрел на неё сверху вниз и, должно быть, отразил свои эмоции на лице. — Ты скучаешь по ним, — сказала она. Он кивнул, уставившись на незаконченный рисунок, задаваясь вопросом, не слишком ли поздно спрятать его, чтобы Ганнибал не увидел. Затем он вспомнил, что в этом не было смысла. Он уже знал, что думает Уилл по этому поводу. Вместо этого он повернулся, чтобы посмотреть на рисунок Симоны. Деревья, прорастающие из земли, голые и безлистные, искривлённые ветви тянутся вверх, превращаясь в длинные пальцы, обхватывающие тело спящей или мёртвой девушки. Качество изображения также было удивительным, ему не хватало тени или глубины, но в ветвях всё же были детали, достаточные, чтобы он мог сказать, что лицо девушки намеренно оставлено неясным. — Это ты? — спросил он, и она повернулась, чтобы посмотреть на свою собственный рисунок. — Иногда, — сказала она очень тихо, отворачивая лицо. — Я говорила тебе, что я другая... — Это идеально, — сказал он, и она подняла голову, чтобы посмотреть на него с удивлением на лице. Она открыла рот, чтобы заговорить, когда дверь из кухни распахнулась, и вошёл Ганнибал, его закатанные рукава были единственным признаком того, что он работал. — Ужин подан, — объявил он с улыбкой на губах. Уилл встал, взял рисунок Симоны со стола и протянул его Ганнибалу. — Симона – художница, — сказал он. Ганнибал держал рисунок обеими руками, рассматривая его гораздо дольше, чем взрослый обычно смотрит на рисунок ребёнка. В конце концов он опустил его, поднял глаза и увидел Симону, стоящую рядом с Уиллом, почти бесшумно пересёкшую комнату. — Это демонстрирует огромный художественный потенциал, — сказал он. — Мы дадим тебе уроки рисования. Рот Симоны открылся от шока. — Я... не думаю, что пробуду здесь долго, — тихо сказала она. — Ерунда. Ты будешь здесь часто бывать, — сказал он, поворачиваясь, чтобы направиться в столовую. — Мари! — позвал Ганнибал, когда они все вошли. Уилл выдвинул стул и жестом пригласил Симону сесть, и она молча подчинилась, упиваясь изысканной сервировкой стола. — Да, доктор Лектер? — спросила Мэри, суетливо входя в комнату, её худощавое тело было покрыто пылью от того, что она убирала. — Найдите, пожалуйста, несколько магнитов. Нам нужно повесить рисунок Симоны на холодильник. — Да, доктор Лектер, — сказала Мари, забирая рисунок у Ганнибала, сделав паузу, чтобы ослепительно улыбнуться Симоне, прежде чем снова исчезнуть. Затем Ганнибал повернулся и исчез на кухне, а Уилл сел напротив Симоны, её лицо всё ещё было застывшим от шока. Уилл улыбнулся ей и развернул салфетку, чтобы положить её себе на колени. Он указал подбородком на её подбородок, и она сделала то же самое, копируя его движения, насколько могла. — Что у тебя на уме, Симона? — спросил Уилл. Её взгляд метался по комнате, останавливаясь на картинах на стенах, вазах и скульптурах по углам, замысловатом украшении в центре стола. Её взгляд снова остановился на лице Уилла, и она вдохнула. — Все остальные сходят с ума от моих рисунков, — сказала она. Уилл скромно улыбнулся ей и сложил руки вместе, поставив локти на стол. — Ты узнаешь, что мы не такие, как все остальные, — сказал он, и она с любопытством наклонила голову, слегка прищурив глаза. Дверь распахнулась, и вошёл Ганнибал с бутылкой вина и стаканом воды. Он поставил воду перед Симоной и налил вина Уиллу и себе, затем в спешке ушёл, когда на кухне зазвонил таймер. — Он будет очень расстроен, если мне не понравится его еда, не так ли? — спросила она с тихой дрожью в голосе. Уилл нахмурил брови, пытаясь подобрать лучшую фразу. — Да, он будет разочарован. Но он не рассердится. Он не причинит тебе вреда, — сказал он. — И это не сделает тебя менее желанным гостем здесь, — он продвинулся дальше, чуть наклонившись вперёд, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Тебе не нужно притворяться, что тебе что-то нравится, когда это не так. Честность важна в этом доме. По выражению её лица он мог сказать, что она не поверила ни единому его слову. Он мысленно вздохнул и отпустил это. Дверь снова распахнулась внутрь, когда Ганнибал протиснулся в неё спиной, держа большой поднос с тремя дымящимися тарелками. — Цыплёнок-гриль вальдостано, поданный с ветчиной прошутто и сыром фонтина, с обжаренными грибами и гарниром из фетучини, — сказал Ганнибал, ставя тарелку Симоны перед ней первой, с таким же размахом, с каким он делал это для гостей, хотя она пока не могла этого оценить. Её глаза в ужасе метнулись к Уиллу. Он рассмеялся настоящим, сердечным, глубоким смехом, который заставил Ганнибала многозначительно взглянуть на него. — Ганнибал, почему бы тебе просто не назвать это курицей с лапшой и сыром? — сказал он. Он увидел, как её лицо расслабилось, а губа Ганнибала раздражённо дёрнулась. — Никто не становится культурным, если с ним разговаривают упрощённо. Симона заслуживает лучшего образования, которое она получит, только если мы научим её этому. Он закончил накрывать на стол и раздражённо ушёл с подносом. Уилл встретился взглядом с Симоной через стол. — Это курица с лапшой и сыром, — прошептал он, и она слегка улыбнулась. — Тебе понравится, — заверил он её. Ганнибал вернулся в комнату и сел во главе стола, положив салфетку на колени. Он взял нож и вилку, за ним Уилл, за ним Симона. Она неправильно держала вилку и неумело управлялась с ножом, но пыталась подражать Ганнибалу, когда резала курицу, не пытаясь скрыть, что смотрит в его тарелку, копируя каждое движение его рук, когда он нарезал мясо. Она поднесла кусочек ко рту и мгновение смотрела на него, ни один из мужчин не произнёс ни слова, пока она не открыла рот и не откусила маленький кусочек. Она проглотила его, ничего не сказав, отправила остаток в рот и принялась жевать, глаза Ганнибала в предвкушении смотрели на неё. — У меня никогда раньше не было ничего подобного, — сказала она. — Мне это нравится. Ганнибал кивнул один раз в знак согласия, и это было всё, хотя Уилл слышал восторг в его голосе, когда он говорил. — Это мой старый рецепт, — сказал он. — За эти годы я получил много комплиментов по этому поводу. Некоторое время они ели в тишине, втроём наслаждаясь приготовленной едой Ганнибала, позволяя вкусу говорить за себя. Когда с курицей было почти покончено, и все принялись за макароны, Ганнибал поднёс бокал с вином к губам, сделал глоток и промокнул рот салфеткой, прежде чем заговорить. — Симона, почему ты не взяла с собой одежду или личные вещи? — спросил он, его тон был немного теплее, чем обычно. Она всё равно опустила глаза и уставилась в свою тарелку. — Я пробуду здесь недолго, — сказала она. — Ну, нет, но тебе даже не во что сегодня лечь спать. Она пожала плечами. — Дома у меня тоже нет пижамы. Я просто сплю в обычной рубашке. — Ну, так не пойдёт, — сказал он. — Завтра вам с Уиллом следует пройтись по магазинам. Купите всё, что вам нужно. Я также слышал, ты говорила, что любишь читать? Она медленно кивнула, на её лице была смесь неверия, надежды и печали, потому что она знала, что это ненадолго. — Мне много не понадобится, — сказала она. — Я пробуду здесь всего несколько дней. — Ну, это при условии, что с твоего отца так быстро снимут обвинения, — сказал Ганнибал, беря нож, чтобы отрезать ещё кусок курицы. — Он этого не делал, — сказала она. — Ты, кажется, очень в этом уверена, — ответил он, отправляя в рот кусочек цыплёнка. Она уставилась в свою тарелку. — Я имею в виду... — Уверяю тебя, я точно знаю, что ты имела в виду. Уилл почувствовал, как старые, неприятные эмоции поднимаются из глубины его души. Он хотел сказать, Ганнибалу остановиться, не было необходимости манипулировать этой девушкой, она и так была совершенством. Но он не манипулировал ею, на самом деле нет, кроме как подтолкнуть её к признанию им своей истинной природы, что потребовало бы много времени и большого давления. Он не пытался изменить её, только освободить, и он был чрезвычайно нежен с ней — по крайней мере, по сравнению с методами, на которые, как знал Уилл, он был способен. — Сегодня ты будешь спать в одной из моих ночных рубашек. Я попрошу Мари подшить её для тебя, а затем постирать одежду, которая на тебе, чтобы завтра она была чистой для тебя. Утром я отвезу тебя в школу по пути на конференцию, на которой я присутствую, а после школы вы с Уиллом купите всё, что вам может понадобиться. Она не стала спорить во второй раз, спокойно кивнув, и это был весь разговор, который вёлся за обеденным столом.

****

После ужина все трое сидели в гостиной. Было слишком тепло для разведения огня, но Ганнибал всё ещё сидел в кресле у камина, скрестив ноги и углубившись в книгу. Обычно Уилл либо тоже зарылся бы в книгу, либо погрузился бы в шитьё мух у окна, выходящего на лужайку за домом, но он не хотел оставлять Симону без дела. — Что это? — спросила она, указывая на мраморный шахматный столик, стоявший у стены, с хрустальными фигурами, расставленными в исходном положении на доске. — Это шахматная доска, — сказал Уилл. — Ты умеешь играть? — она покачала головой, не отрывая взгляда от фигур. — Почему бы мне не научить тебя, — сказал он, усаживаясь на один из стульев. Симона с таким нетерпением, с каким она не двигалась весь день, выдвинула стул и села на него. Её глаза старательно следили за пальцами Уилла, пока он объяснял названия каждой фигуры и то, как они двигаются. — Правила на самом деле довольно просты. Но игра очень сложная. Что касается первого, я скажу тебе, что я думаю вслух, чтобы ты могла научиться, — сказал он. Она кивнула, и они начали. Она ловила каждое его слово, стремясь учиться, её разум жаждал знаний, а сердце - внимания. Была ноющая грусть, которая не покидала Уилла всякий раз, когда он видел, насколько она обнищала интеллектуально и эмоционально, но под этим скрывалось глубокое, пульсирующее сияние тепла. Он не мог назвать это любовью, пока нет, но это было что-то похожее на это. Время от времени он поглядывал на Ганнибала, пока они играли, и видел веселье в его глазах. Он наслаждался этим вечером так же, как и Уилл. Когда пришло, время ложиться спать, появилась Мари с подшитой ночной рубашкой Ганнибала и повела Симону в ванную, которая должна была принадлежать ей, прямо по коридору от комнаты для гостей. Она помогла ей собраться, чему Симона была рада, удивляясь всем задачам, которые от неё требовалось выполнить, просто чтобы лечь спать. Перед сном ей было велено спуститься вниз и "пожелать спокойной ночи". — Спокойной ночи? — тихо спросила она. Уилл улыбнулся ей, хотя и не поднялся с дивана, на котором сидел. Ему приходилось постоянно напоминать себе, что они всё ещё были для неё почти чужими, каким бы защищающим он себя ни чувствовал. — Спокойной ночи, Симона, — сказал он и улыбнулся ей. — Спокойной ночи, — ответил Ганнибал, и Мари повела её обратно наверх, в её комнату. Позже, когда они сами сворачивали одеяла, чтобы лечь спать, Уилл увидел веселье на лице Ганнибала. — Что? — Ты весь день не переставал сиять. Он попытался сверкнуть взглядом в ответ, но не смог, потому что ему мешала улыбка. Это только усилило веселье Ганнибала. — Она тебе тоже нравится. Он искренне кивнул. — Да, она уже расположила меня к себе. Уилл скользнул под одеяло и подождал, пока Ганнибал устроится рядом с ним. Прежде чем Ганнибал успел выключить свет, Уилл притянул его для поцелуя, крепко обняв за спину и прижимая к себе. — Я знаю, что ты пошёл на это ради меня, — сказал он. Большим пальцем Ганнибал взял Уилла за подбородок, их глаза встретились в мягком свете прикроватной лампы. — Хотя я бы никогда не попытался растить ребёнка самостоятельно, без тебя, я всё ещё вложен в это обязательство, — сказал он. Уилл закатил глаза. — Типичный отказ Ганнибала от ответа. Он вздохнул. — Она важна для меня, потому что она важна для тебя. Не воспринимай это как то, что она не важна для меня. Уилл остался доволен этим и положил голову Ганнибалу на плечо, когда тот протянул руку и выключил свет.

****

Дыхание вороного оленя туманилось в прохладном ночном воздухе, подсвечиваемое белым лунным светом, прежде чем рассеяться в темноте. Он повернулся и мирно зашагал по лесу, его копыта издавали тяжёлый глухой звук по твёрдой земле под ногами. Уилл обернулся и увидел рядом с собой Ганнибала, его кожа была чернее ночного неба, такие же тёмные рога гордо возвышались над головой. Никто не произнёс ни слова, но Ганнибал положил руку на покрытую перьями спину Уилла, и они вместе молча пошли по мирному лесу. Раздался ужасающий крик, похожий на звук шин, пытающихся удержаться на дороге, он отразился от склонов холмов и эхом разнёсся среди деревьев. Они остановились, звери, слишком страшные, чтобы их бояться но, тем не менее, любопытные. Маленький годовалый оленёнок, едва ли достаточно взрослый, чтобы его не называли оленёнком, нёсся по лесу на бешеной скорости, чуть не спотыкаясь о собственные ноги. Он был белым как снег, его мех блестел в лунном свете, в глазах светился ужас. Он споткнулся на склоне и даже тогда не замедлился, восстановив равновесие, чтобы снова побежать, прежде чем закончил падать. За ним летела разъярённая огромная чёрная птица. Он был размером с орла, больше, но при этом был таким же чёрным, как кожа Ганнибала. Он с яростью преследовал, намереваясь убить. Уилл шагнул одним копытом вперёд и окликнул оленя. Его голос, похожий на голос оленя, разнёсся по деревьям, и олень остановился как вкопанный, чтобы посмотреть прямо на него. Его взгляд задержался на нём всего на секунду, затем переместился на Ганнибала. Он кивнул один раз. Затем олень повернулся лицом к своему врагу. Птица атаковала, метнув когти к голове крошечного оленёнка, и олень зарычал, как волк. Её рот широко открылся, обнажив ряды острых, злобных зубов. Она вонзила их в птицу, прежде чем та успела остановиться, разорвав ей горло. Кровь дождём полилась по её белому меху, окрашивая его в красный цвет. Птица была в зубах, когда она отрывала кусок за куском плоти от её тела, перья летели во все стороны, некоторые прилипли к её покрытому пятнами крови меху. Птица вырвалась на свободу и взмыла высоко в воздух, разворачиваясь, чтобы нырнуть, нацелив когти на морду оленя. Она попыталась укусить в ответ, но у него была лучшая цель, его когти вонзились в плоть ее спины, вырывая куски меха и кожи. Она дико брыкалась, пытаясь стащить его, но он держался крепко, клюв клюнул её в затылок, и она закричала от боли. Уилл бросился к ней с рогами, пролетел прямо за ней, пронзая птицу своими рогами. Он отшвырнул его за спину, где Ганнибал поймал его своими острыми черными когтями и разорвал в клочья. Симона, спотыкаясь, поднялась на ноги, её тело росло, превращаясь из годовалого птенца в грозного зверя размером с самого Уилла, перья, которые упали на неё, вросли в её мех и стали частью её самой. Она была великолепна, белая, рыжая и чёрная, величественная и могущественная, и Уилл никогда ещё не был так горд.

****

Он сел в постели, его сердце бешено колотилось, дыхание было учащённым, но он не был весь в поту. Ему приснился приятный сон, почему он проснулся? Затем он снова услышал её крик, Симона, из конца коридора. Ганнибал уже был на ногах, накидывая халат, и Уилл быстро последовал за ним. Они оба ворвались в её комнату одновременно, Ганнибал включил свет. Свет разбудил её, и она снова закричала, резко сев на кровати и вскинув руки, чтобы защитить лицо. — Симона, ты в порядке? — спросил Ганнибал точно тем же тоном, которым он задавал этот вопрос Уиллу, когда тому ещё снились кошмары. Её широко раскрытые глаза несколько раз перебегали с одного на другого, прежде чем её мозг осознал, где она находится и кто они такие. — Я... это был всего лишь кошмар. Я не хотела всех будить, — тихо сказала она. Она быстро опустила руки по швам, стыд залил её щёки румянцем. Уиллу хотелось подхватить её на руки и крепко прижать к себе, пообещать защищать её от любой опасности, но они едва знали друг друга, и он не думал, что ей поможет то, что её обнимает почти незнакомый человек. Поэтому вместо этого он осторожно присел в ногах её кровати, слишком далеко, чтобы даже протянуть руку и положить ей на плечо. — Всё в порядке. Мы не расстроены. Мы просто волновались, — сказал он. Затем она снова посмотрела на Ганнибала, желая увидеть, был ли он таким же снисходительным, как Уилл. — Кошмары могут случиться с каждым, — сказал он голосом, который для неё, вероятно, звучал очень клинически, но Уилл услышал в нём нотки мягкости. — Ну, раньше у Уилла они были постоянно. Нет ничего постыдного в том, что тебе снятся неприятные сны. Уилл забыл, каким чертовски утешительным мог быть Ганнибал, когда хотел. Она кивнула, её лоб немного разгладился. — Ты любишь чай, Симона? — предложил Ганнибал. Она склонила голову набок и задумалась. — Ты имеешь в виду чай со льдом? Уиллу пришлось сдержаться, чтобы не рассмеяться, когда Ганнибал выглядел таким потрясённым, как будто она подожгла его клавесин. — Нет, горячий чай, — сказал он. Она пожала плечами. — У меня его никогда не было. Ганнибал с достоинством расправил плечи. — Что ж, мы немедленно это исправим. Чай - самый уважаемый и успокаивающий напиток, известный человечеству, и ты просто не сможешь прожить ни минуты дольше, не попробовав его. Она вопросительно посмотрела на него, прищурившись, пытаясь понять его. — Но сейчас середина ночи. Она обратилась к Уиллу за объяснениями. Очевидно, она считала его более нормальным. — Ганнибал будет очень разочарован, если ты не попробуешь его чай, — сказал он. — Мы всё равно не спим, — он встал и протянул ей руку ладонью вверх. Он прогнал далёкие воспоминания о том, как держал Эбигейл за руки, чтобы утешить её, и они рассеялись, как струйки дыма, когда Симона протянула руку и мягко взяла его за ладонь. Она была настоящей, живой и тёплой, а не далёким воспоминанием. Она не была Эбигейл. Как только она встала, он отпустил её, и Ганнибал первым спустился вниз, на кухню. Он поставил чайник, и они все расселись вокруг кухонного островка на табуретах, ожидая, пока он заварится. — Я очень устану завтра в школе, — сказала она. — Тогда мы разрешаем тебе завтра не идти в школу, — сказал Ганнибал. — У тебя был долгий вечер. Тебе нужно отдохнуть. И я верю тебе, и нам нужно будет сделать кое-какие покупки, — сказал он, открывая шкафчики и доставая три чайные чашки. — Но я должна получить образование, это мой единственный выход, — сказала она. Сердце Уилла практически плакало. Даже не задумываясь, он потянулся, чтобы взять её за руку, и был вне себя от радости, когда она потянулась в ответ. — Мы - твой выход, — сказал он ей. Он увидел в её глазах, что она хотела ему поверить. Отчаянно. А затем она отстранилась и перевела взгляд на стойку. — Вы не хотите меня. Вы думаете, что хотите, но я сломлена. В этот момент засвистел чайник, прерывая разговор. Уилл нахмурился, пытаясь придумать, что сказать, зная, что они должны были подойти к этому очень деликатно. Всё должно было быть сказано или не сказано просто правильно, и это не входило в его компетенцию. Итак, когда Ганнибал снял чайник с плиты, Уилл промолчал. Они с Симоной смотрели, как он наполняет каждую чашку чая до одинаковой высоты, чтобы пакетики впитали горячую воду и сделали её коричневой. Никто не произнёс ни слова, когда он принёс две чашки и поставил одну перед Симоной, другую перед Уиллом. Затем он отнёс свою и сел, накладывая сахар. — Когда-то я тоже думал, что сломан, — сказал он, зачерпывая две ложки сахара в чашку Симоны и размешивая, звон ложки о фарфор эхом разносился по кухне. — И я думал, что из-за этого навсегда останусь один. Даже после того, как я смирился с тем, что моя непохожесть была не сломленностью, а даром. Я всё ещё думал, что никогда не найду никого, кто понял бы меня, — сказал он. Он осторожно положил ложку на столешницу рядом с чашкой чая Симоны, и она подняла глаза, чтобы посмотреть ему в лицо, на её лице были отчаяние и мольба. — Но потом я встретил Уилла, — сказал он, протягивая руку, чтобы пожать Уиллу, хотя его глаза не отрывались от лица Симоны. — И он понял меня так, как, я думал, никто никогда не поймёт. Когда я думал, что навсегда останусь один, вместо этого я нашёл мужа, который всегда будет со мной. Уилл заметил слабый намёк на улыбку в уголках глаз Симоны. Надежда. — Мне было за пятьдесят, когда я нашёл его, — сказал Ганнибал. — И я обещаю тебе, Симона, тебе не нужно будет ждать почти так долго, прежде чем ты найдёшь кого-то, кто поймёт тебя такой, какая ты есть на самом деле. Ты не сломлена, но другая. И в этом нет абсолютно ничего плохого. Уилл видел, что она хотела ему поверить, но он также знал, что она не знала, что Ганнибал знал. Она думала, что он говорит о какой-то другой, меньшей форме отличия, что-то вроде слов "будь собой", которые она постоянно слышала от взрослых. Но со временем она поймёт, что они на самом деле означают. — Теперь, я думаю, наш чай достаточно остыл, чтобы его можно было пить. Очень осторожно, чтобы не обжечься, — сказал он, отпуская руку Уилла. Все трое синхронно поднесли чашки к губам и сделали глоток. Уилл наблюдал за лицом Симоны, когда она возненавидела вкус, её нос сморщился, но затем быстро опустился, а щеки сжались, даже когда она пыталась заставить их не делать этого. — Это... приятно, — попробовала она, и Уилл увидел абсолютный восторг на лице Ганнибала. — Да, это так. В этом половина смысла чая. И со временем тебе тоже понравится вкус, — сказал он. Она улыбнулась ему, когда он сказал "со временем". Уилл не сомневался, что она верила, что уедет через несколько дней и никогда их больше не увидит, но ей всё ещё нравилась мысль, что Ганнибал хотел, чтобы она осталась, даже если она считала, что это неправда. Но Уилл знал лучше, чем кто-либо другой, что как только Ганнибал чего-то захочет, он это получит. Он знал, что Симона никуда не денется теперь, когда она ему понравилась, — а ведь не прошло и целого дня.