Mavericks

Клуб Романтики: Песнь о Красном Ниле
Гет
В процессе
NC-17
Mavericks
Мама Оди
автор
The_Shire
бета
Пэйринг и персонажи
Описание
То утро не задалось с самого начала, начиная отключением электричества и заканчивая вызовом к месту обнаружения Эмили Роуз. Сегодня суббота, и я намерена отключиться в выбранном Дией баре.
Посвящение
Одной девушке, которая вдохновила меня на повествование от первого лица🫶🏼 И всем тем, кто читает этот фанфик. Спасибо вам. Тап по местечку, где можно найти интересные истории: https://t.me/kaleidoscope_of_stories
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 14. Четыреста двадцать миль

Амен 

🎶Ruben — Running

Последнее время я был загружен делом и головной болью, которую мне обеспечил Василий. Обгоревшие тела Стеклова с его отпрыском должны лежать в морге, и теперь тяжёлый груз, наконец, упал с плеч. Я делал многое ради повышения: шёл по головам, упекал преступников за решётки, избивал их сообщников, но, делая всё это, руководствовался лишь выгодой, которую смог бы извлечь для себя. Смерть Аша и его отца была вынужденной мерой, на которую Эвтида никогда не решилась бы. Я не мог ей рассказать о своих планах даже в своё оправдание, это сделало бы её сообщницей и такой же преступницей, как я сам.  Тизиан счёл идею безумной, он отмахивался от просьбы до тех пор, пока я не рассказал ему о намерениях Стеклова. Нужно было отправить его в ад прежде, чем он смог бы добраться до департамента в LA. Тизу удалось взломать сервер и отключить все камеры, расположенные на шоссе, тем самым обеспечивая мне безопасность. Потребовалось немало времени, чтобы пригнать машину с тоннами взрывоопасного материала на малоосвещённый участок дороги, а потом отследить по gps перемещение автомобиля Василия.  Водитель старался игнорировать мои попытки его подрезать, но после того, как я снёс боковое зеркало, он стал заметно нервничать. Жаль, что задние стёкла были затонированы, я бы хотел посмотреть на морду Рэдклиффа, когда его машина выехала на встречку.  Благодаря большой скорости столкновения им не удалось избежать, а я вовремя успел вернуться со встречной полосы на свою.  Валяясь на дороге, я пытался разглядеть сквозь запотевший мотоциклетный шлем тела, чтобы убедиться в успешности своего грехопадения.  Нас доставляли в больницу на разных машинах, но сомнений не было: оба выродка мертвы. Кто-то скажет, что я свихнулся и назовёт дьяволом, но я бы сделал это снова. И всё ради неё.  Гул в ушах, сопровождаемый свистом колёс. Оглушающий взрыв. Я увлёкся видом полыхающей машины с двумя ублюдками, оборачиваясь через плечо, и неслабо поплатился. Взрывная волна добралась до мотоцикла и отшвырнула на несколько ярдов вместе со мной. Мозгов хватило на то, чтобы надеть ракушку, она смогла погасить удары, приходящиеся на локти, плечи, спину и колени.  За голову можно было не переживать. После моего игнора Эвтида обязательно попытается разинуть свой маленький ротик пошире и откусить её по самые плечи. 

***

Я разлепил глаза, пробежавшись взглядом по больничной палате. На тумбе в пакете лежали личные вещи, рядом — фрукты и графин с водой. Кто-то приходил ко мне, пока я находился в отключке.  Вспомнилось, как меня везли сюда на скорой несколько часов, обрабатывая на ходу кровоточащую на голове рану. Я уже слабо что соображал, но всё равно неотрывно смотрел в экран разбитого телефона и набор букв, от которого жгло в грудине. «Своим поступком ты лишь дал мне повод. Больше никогда не приближайся ко мне, не звони и не пытайся найти, потому что ты мне безразличен» Я стал думать, что действительно свихнулся, и моя совесть просто перемешивает размозжённый после удара мозг. Протянув руку в пакет с вещами, я достал телефон, снова прочитал сообщение. Эвтида узнала о подстроенном убийстве? Жалко своего наречённого ублюдка? Если так, то готов сдать свой значок ФБР и протянуть руки властям, но прежде…я придушу кудрявого и намотаю его длинный язык на кулак.  В висках пульсировала злость. Я рывком встал с постели, но так же быстро опустился обратно. Боль скрутила тело и завязала в узел каждую мышцу. Это было похоже на второй день после тренировки на ринге, когда каждое прикосновение к мягкой ткани сопровождалось спазмом. — С возвращением, дружище. — голос Тизиана привлёк внимание, отвлекая от боли, — Твоя голова крепче титановой пластины, ты в курсе? Я выпрямился и сфокусировался на приближающемся силуэте.  — Где Эвтида? Она обо всём знает? Он прошёл вглубь палаты и сел на рядом стоящий стул. Губы сомкнуты в тонкую линию; под глазами залегли тени беспокойства. Я прекрасно знал это выражение лица.  — Не знаю, друг, я сам ничего не понял. Ты перестал выходить на связь и я заволновался, ковырялся в системе безопасности, пытался отследить передвижение машин на тех участках дороги, где ты мог проезжать. Она приехала к Дие вся взвинченная и говорила что-то про измену, Агнию, я нихрена не сообразил.  — Ты совсем охренел? У тебя была одна задача: проследить, чтобы в моё отсутствие Эвтида никуда не вляпалась.  Я был в ярости. Сердце разгоняло бурлящую магму по венам вместо крови, работая на износ. Тело жгло и распирало изнутри. Какая измена? Какая Агния? Я не видел её с момента поимки Вуда, не обсуждал ни дело, ни улики, но Эвтида всё равно умудрилась что-то надумать в своём маленьком мозгу и поверить в бредовые мысли.  Или всё же вынюхала причину моего отсутствия? Изначально было не важно, всплывёт ли факт преступления, но после припадков Эвтиды, о природе которых известно лишь Господу богу, изнасилования и больного отца, знать о моих планах — это последняя информация, которой стоило с ней поделиться.  Я знаю, что за этим непременно последовали бы мысли о том, что Эва может быть как-то причастна к смерти человека. Двоих.  И всё равно облажался.  Облажался и в том, что как умалишённый пытался оградить Эвтиду от всего, в чём она привыкла вариться, стал грёбаной божьей троицей, а теперь она требует, чтобы я не приближался к ней? Что безразличен? Проваливает из города и исчезает с радаров, испарившись в воздухе.  Одна маленькая девчонка, которая и в собственной голове заблудится.  Я ничерта не понимал, оттого злился ещё больше, прожигая Тизиана презрительным взглядом. Молчал, ждал объяснений, пока он не сказал:  — Мне позвонили из департамента, доложили, что ты в больнице. Ну я в машину и к тебе. Кто знал, что она испарится? Дия ничего не знает об отъезде. Сигнал передвижения обрывается где-то в районе Гринфилда. Либо она отключила сигнализацию, либо… — Замолчи, Тизиан, иначе и тебе придётся полежать в больнице пару дней. — немного подумав, я переключился с одной проблемы на другую, — Что с водилой Рэдклиффа? Он жив?  Тизиан отрицательно мотнул головой. Я вытер проступившую испарину со лба и сел удобнее, расслабляясь.  — Скончался по дороге в больницу. Я сказал же, — он кивнул на мою залепленную какой-то хренью голову, — родился не в рубашке, а в титановой капсуле. А вот тому парню не повезло, но тем же лучше для нас. Нет свидетелей — нет проблем.  Оторвав от него взгляд, я посмотрел в окно, но сфокусироваться на чём-то одном не выходило.  Тизиан был прав. Если бы бедолага не скончался в реанимобиле, скорее всего, мне пришлось бы решать и эту проблему. Я откинулся назад и размял шею, опираясь на локти. Швы хлопковой рубашки затрещали от напряжённых мышц, напоминая о том, где нахожусь.  — Мне нужно как можно скорее выбираться отсюда. 

***

После больницы я первым делом поехал домой к Эвтиде. Дия нехотя дала ключи и увязалась за нами. Всю дорогу она искоса смотрела на меня и бурчала что-то себе под нос, но не решалась выплюнуть обвинение в измене мне в лицо.  Дия казалась мне забавной, но после того, как Эвтида испарилась, стала точить на меня зуб и смотреть так, будто сама верит в измену. Удивительная особенность женщин и отличительная черта хорошей подруги: вовремя переобуваться.  В квартире было пусто и убрано, я осматривал помещение, ходил из комнаты в комнату, и везде чувствовал её запах. Дия вышла из ванной и пожала плечами:  — Даже зубную щётку забрала.  — А ты куда смотрела? Или покрываешь её и специально клоунаду тут устроила? — Тизиан буркнул, выхватывая из рук предмет личной гигиены. — Не зря наверное в ванной тогда закрывались и на кухне шушукались. Говори, что Эва удумала?  — Ты издеваешься, Тизиан? Да я больше всех за неё переживаю! А из-за вас и вашей слежки за ней теперь и со мной не хочет общаться! Молодцы! Один сталкер недоделанный, а другой изменщик!  Я не реагировал на чертыхания Дии и Тиза, медленно сканируя взглядом каждый предмет. Всё указывало на то, что свалила Дэвис самостоятельно, а не в очередной раз угодила в какие-то неприятности. Тогда почему я не смог отследить её маршрут?  — Дия, — я обратился к ней, внимательно всматриваясь в недоумевающее выражение лица, — ты говоришь, что Эвтида приняла хрена из душевой за меня, а зачем она поехала в отель?  — Не знаю. — Дия мотнула головой, подпоясываясь, — Она вернулась из отеля в ярости, сказала, что Агния открыла дверь, ты был в душе, вещи твои лежали… — Какие…вещи? — я напрягся, вслушиваясь в каждое слово кудрявой. Какие ещё нахрен вещи? Моих вещей там не было и быть не могло. Единственное, что я с собой брал — это дорожная сумка, и она осталась в машине после того, как взял в прокат мотоцикл. Что-то могло остаться у Эвтиды, но на этом всё. Я провёл пальцами по линии челюсти и схватился за подбородок в ожидании ответа.  — Ну…рубашка, брюки, кобура.  Брови сместились и встретились на переносице. Я сосредоточил вопросительный взгляд на Тизиане, но тот был удивлён не меньше. Агния должна была найти себе номер и свалить, но по какой-то причине осталась, ещё и привела кого-то из служивых. Обстоятельства заставляют рыться в грязном белье, но я должен узнать всё от первого лица и поговорить с Агнией, чтобы всё выяснить. 

***

По пути в участок Тизиан пробивал по базе оставшихся родственников: отца, мать и бабушку. Я обзванивал все морги и медицинские учреждения, бешеным зверем метался по клетке, в которую меня загнала эта ненормальная, но так ничего и не нашёл.  Испарилась, будто и не хотела, чтобы её нашли. Зайдя в участок я первым делом направился к Тейлору. Он был в близких отношениях с Эвтидой и наверняка мог знать, по какой причине та не выходит на связь. Тизиан семенил следом за мной, вися на телефоне, и практически неотрывно разговаривал по телефону с Дией, которая желала знать всё до мельчайших подробностей. У меня даже сложилось впечатление, что она действительно не в курсе, куда могла деться Эва, но что-то в моей голове не складывалось.  Распахнув дверь без стука, я остановился в проходе. Шериф дёрнулся от неожиданности и приосанился. Тихий писк донёсся до моего слуха, и я опустил глаза, с охреневшим видом наблюдая за ногами, торчащими из-под его стола. Две пары ног, и одна из них явно принадлежала женщине.  Тизиан врезался в мою спину и буркнул:  — Эй, полегче. В чём дел…— он выпучил глаза и заткнулся, когда увидел то же, что и я.  — Я так понимаю, у вас обеденный перерыв. У обоих. — я сомкнул губы плотнее, силясь не издать смешок.  Любой другой развернулся бы и ушёл, чтобы не ставить в ещё более неловкое положение коллегу, но я лишь выгнул бровь и прошёл вглубь помещения, усаживаясь на кресло. — Обед? Обед, да, я…— шериф отодвинул указательным пальцем воротник рубашки, сглатывая слюну. — Кхм. Я как раз собирался закончить с ним.  — Моё дело не требует отлагательств.  Женские ноги по-прежнему оставались в том же положении. Я не мог поверить, что Бен способен на такую грязь. В разгар рабочего дня. У себя в кабинете. Будто в его возрасте в штанах не опущенная до колен мошонка, а тестостероновая бомба.  От абсурдности ситуации уголок рта медленно пополз вверх, но судить и упрекать не стал. Единственная ошибка Бена заключалась в том, что он не закрыл дверь в кабинет на щеколду, теперь ему не отвертеться от шуток Тизиана до тех самых пор, пока мы не уберёмся из Сан-Франциско. — Амен, могу я попросить тебя подождать пару минут? — шериф скривил губы в полуулыбке и поджал губы, взглядом указывая на стол. — Разумеется, но сначала ответь на вопрос: где малышка Дэвис? Бен кашлянул, и за этим последовала череда действий, приведшая меня в ступор. — Ай! Голос из-под стола был до боли знаком. — Агния? — Тизиан склонил голову вбок и поднёс кулак ко рту, — Что ты там делаешь, подруга? Тоже на обеде? Ты не переживай, мы поели, отбирать не будем. Тизиан продолжал язвить, и мой рот всё больше растягивался в насмешливой улыбке. Шериф прокашлялся, дав команду коллеге подняться с колен, его щёки стремительно окрашивались от стыда, а вот увлёкшаяся делом подружка чувствовала себя неплохо. Агния приняла вертикальное положение и поправила юбку, опуская её ниже колен, заправила рубашку и задрала голову, покосившись на шерифа. Она сделала шаг в сторону выхода, намереваясь уйти. Я поднял руку и указательным пальцем задал направление к креслу. — Сядь. Тебя я никуда не отпускал. — мой тон был достаточно убедительным, и Агния быстро плюхнулась в кресло, скрещивая руки на груди. — А теперь говори, что ты сказала Эве? Почему она решила, что я был с тобой? — Хм, она обещала выломать дверь в душ моей головой, если я не замолчу. — Агния притворно растягивала каждое слово, — Вот я и молчала. Ничего не говорила, так что разбирайся со своей подружкой сам. Я хмыкнул и выгнул бровь, отрицательно покачивая головой. Истинная сущность женщины проявляется тогда, когда жизненная развилка приводит к двум дорогам: помочь женщине или устранить её, как потенциальную соперницу. Сомнений в выборе Агнии больше не было. Она могла сказать всё что угодно, лишь бы обелить себя, не выглядеть шлюхой, не оказаться в глазах Эвы ещё большей мразью, чем есть на самом деле, но Агния слишком долго носила мантию примерного сотрудника. Настолько долго, что своим молчанием решила пойти ва-банк и настроить Дэвис против меня. У меня не было сомнений, что в номере был Бен. Оставалось убедить в этом ещё одного человека.

Эва 

🎶 Dotan — There Will Be a Way

Машина стала для меня лабораторией, где разум неустанно проводил опыты над сердцем, испытывая его на прочность и вводя сыворотку из горького осознания причины, по которой так больно:  Люди склонны делать больно тем, кого любят, и чем сильнее связаны их души, тем изощрённее становятся пытки. Мы с Аменом тому самое яркое подтверждение. Он — подлец и изменщик, я — язва и трусиха, которая не нашла в себе силы расстаться по-человечески. Четыреста двадцать миль. Четырнадцать часов за рулём. Ведро пролитых слёз. И одна заслушанная до дыр песня, которая ассоциировалась с ним.  Меня разрывало на части от противоречивых мыслей, они обвивались вокруг шеи, доводя тугими узлами до асфиксии. Я останавливалась на заправках и порывалась вернуться, сменить вектор, оставить обиду на проезжей части и проехаться по ней колёсами, чтобы снова прижаться к широкой груди; наполнить лёгкие родным запахом; забыться в бездне голубых глаз и оставить в прошлом то, на что миллионы женщин закрывают глаза во имя любви, которая медленно тлеет в разодранной груди.  Я вернусь, прощу, забуду предательство.  Вернусь.  Прощу.  Забуду?  Не смогу.  До Лос-Анджелеса можно было доехать по Тихоокеанскому шоссе, но я намеренно изменила маршрут, чтобы сложнее было отследить передвижение по камерам на дорогах. Армстронг наверняка уже искал меня и позвонил бы сотню раз, если бы я не купила другой телефон, не сменила сим карту. О новом номере никто не знал, я планировала отписаться Дие и Ливию по приезде, но желание скрыться дошло до апогея, когда я въехала в Лос-Анджелес.  — Я в безопасности, я со всем справлюсь, я смогу всё превозмочь. — собственный голос успокаивал.  Кто-то назвал бы меня алогичной, но прятаться здесь, пока он будет искать меня там, было гениальной идеей. Заклятые враги держатся бок о бок друг к другу, а я буду жить и знать, что среди четырёх миллионов человек ходит один, особенный, который никогда бы не подумал искать меня у себя под носом.  Я въехала на территорию загородного дома, окружённого кованым забором. Изваяние из белого камня стояло здесь столько, сколько я себя помню, но по-прежнему вызывало восторг своим великолепием, и мандраж тем, кто меня в нём ожидал. Дорога далась тяжело, потребовалось несколько минут, чтобы хоть чуть-чуть расслабиться перед встречей с маршалом в твидовом костюме.  Бабушке было шестьдесят семь, но своим внешним видом она смело могла дать фору молоденьким студенткам журфака, которые месяцами вымаливали у неё интервью. Она была красива, ухоженна, чертовски привлекательна для своих лет. Даже в таком возрасте ходила на каблуках, пользовалась дорогой косметикой и приковывала взгляды не сшитыми на заказ нарядами, а идеальной осанкой и мягкой, элегантной походкой.  С таким же успехом и отталкивала от себя своим сильным, непростым характером. Фрэнсис Дэвис была не просто женщиной, а лидером во всех смыслах этого слова, и если бы дедушка мог, он бы отдал свой детородный орган за ненадобностью, ведь последнее слово всегда было за ней.   Я прикрыла глаза, вспоминая каждую ссору. В юности мне казалось, что Фрэнсис набрасывала на меня путы исключительно из желания слепить из меня ещё один экспонат, как сделала это с мамой, но и её нельзя считать идеальным примером. В конечном итоге она вышла замуж за моего отца, наплевав на строгий запрет бабушки.  И сейчас, сидя в автомобиле у её дома, я добровольно ступаю на тернистую дорожку, идя по которой придётся считаться в маршалом в юбке. В конце концов, из всех зол мы выбираем меньшее.  К Патриции я и не думала совать нос. Мама не смогла бы мне помочь, потому что для этого нужно знать о своей дочери чуть больше, чем ничего. Мы никогда не были близки, а после случившегося с папой вовсе разругались. Бабушка нужна была мне как никогда. Несмотря на её характер и желание перекроить всех вокруг под себя, с ней можно было договориться. С возрастом она смягчалась и обнажала лучшие стороны своей многогранной натуры.  Набрав лёгкие до отказа, я выдохнула и заглушила двигатель, выбираясь из авто. Фрэнсис вышла из дома и спешно преодолела несколько ступенек, цокая каблуками по камню. Она подошла ко мне, протянула руки, и я нырнула в её объятия, прижимаясь щекой к плечу. Всё так же пахнет: мёдом, яблоком и корицей.  — Моя милая, милая внучка. Ты и помыслить не могла, насколько я соскучилась. — сказала она, поглаживая мои волосы.  Мы оторвались друг от друга через несколько минут, она обхватила мои щёки руками и мягко улыбнулась. Её губы дрожали от подступающих слёз, как и мои, под глазами залегли морщины, голос казался мягче и мелодичнее, чем мне запомнилось. Я снова прижалась к ней, обвивая трясущимися руками, и прошептала:  — И я. Я тоже очень скучала.   

***

Мы сидели за тем же непомерно дорогим обеденным столом, за которым когда-то бабушка обучала меня этикету. Наши речи были похожи на чай, растекающийся по гортани: обжигающие, но приятные. Раньше  отношения между нами были натянутыми, как носки у примы-балерины. С маршалом в юбке мало кто смел тягаться, но самым выдающимся примером стала Патриция.  За разговором бабушка вспоминала, как яро старалась воспрепятствовать её браку с папой и всем своим видом выказывала неуважение до тех пор, пока не убедилась в его искренних намерениях. Я же слушала и пыталась представить, насколько скверным был её характер по молодости.  Властная, упрямая, амбициозная. Она всегда пёрла напролом до тех пор, пока видела в своей цели смысл. Может, именно поэтому временами мы не ладили. Обе были слишком хороши, и если бы существовала номинация «самая ядовитая гадюка», мы бы разделили её и встали на один пьедестал.  — Знаешь, дорогая, с возрастом приоритеты меняются, и кто бы что ни говорил, человек и его мировоззрение тоже. — она коснулась длинными пальцами чашки и прокрутила её на блюдце, — Если бы я тогда настояла на своём, у меня так и не появилась бы такая очаровательная внучка, как ты. Габриэль был прекрасным отцом и талантливым писателем. Мне жаль, что его настигла такая участь.  Фрэнсис говорила убедительно несмотря на то, что терпеть не могла отца. Сказанные слова медленно пробирались сквозь терновые ветви, которыми я оборонялась по юности от её нападок в сторону меня и родителей, от желания научить уму разуму. Как бы это ни звучало, всё изменилось именно тогда, когда в моей жизни появился Рэдклифф. Бабушка была осведомлена о ситуации с Ашем и была разгневана, когда его отцу удалось упечь моего в психушку. Первые полгода она даже старалась поспособствовать его высвобождению, но Василий был слишком влиятельным, чтобы ему противостоять. Теперь он мёртв, а мой отец — всё ещё там.  Нам стоит попробовать снова.  Я рассказала о том, как Аш преследовал меня, как надругался и нагло врал в лицо следователю, как снова вмешался Стеклов, и как я собиралась пойти на примирение, опуская детали о беременности.  Фрэнсис с ошеломлённым видом слушала монолог. Для меня же это стало сродни исповеди, которая, наконец, высвободила меня из оков. Дрожащей от переживаний рукой я достала смартфон, чтобы показать бабушке статью о произошедшем ДТП с участием Аша и его отца. Она стремительно менялась в лице, вчитываясь в каждую строчку. — Эва, я надеюсь, ты не участвовала в этом? — бабушка опустила очки ниже и посмотрела на меня исподлобья. — Если это не так и ты приехала, чтобы скрыться от полиции, прошу, скажи мне сразу.  — Нет! Что ты…нет конечно. Не буду лгать, я искренне желала смерти Ашу, но в самом деле лишить его жизни не смогла бы.  Я отрицательно покачала головой и нахмурилась. Отчасти мой приезд действительно был связан с желанием скрыться от органов правопорядка в лице Армстронга, и об этом бабушке тоже стоит знать, потому что сомнений не было: он и до её дома доберётся, если задастся такой целью. — Хорошо, если это так.  Когда я приезжала к Фрэнсис на каникулы, она не упускала возможность провести со мной время качественно. Мы не гуляли по парку, не кормили уток и не катались на качелях. Бабушка учила меня этикету, заставляла читать книги на французском языке и пересказывать понравившиеся отрывки наизусть, но какому подростку это пришлось бы по нраву?  Когда бабушка наседала, я превращалась в пубертатную язву и бунтовала: разваливалась сидя за столом, выдумывала небылицы во время пересказа текста и одевалась так, как сама она в жизни не стала бы. Именно тогда я прикипела к худи, рваным джинсам и парням-плохишам, и только один человек безукоризненно принимал меня такой, какая я есть — мой отец.  Вспомнив, насколько я была невыносима, я опустила глаза, раздумывая, как продолжить разговор, если он заключал в себе лишь одну просьбу: забрать папу к себе. Мы смогли бы нанять хороших врачей, обследовать его, может, удалось бы хоть как-то откатить болезнь назад?  Моё напряжение было заметно, и когда я смогла сформировать слова в предложение, бабушка склонила голову вбок и едва коснулась костяшками пальцев подбородка, готовясь выслушать меня.  — Ба, я хотела, — я запнулась, глядя в её серые глаза, — мы могли бы…Как ты отнесёшься к тому, если я попрошу тебя об одном одолжении, связанным с отцом? — предвидя отрицательный ответ, я стала уговаривать её, — Василий мёртв! Теперь никто не сможет воспрепятствовать нам!  — Если ты хочешь его забрать — забудь об этом.  И хотя ответ для меня был ожидаем, стоило попытаться. Я сползла чуть ниже по стулу, поджимая губы.  Последний шанс на воссоединение ускользал сквозь пальцы вместе со временем, которое я потеряла. Бабушка не отводила пристального взгляда от моего лица, омрачённого её отказом, а затем продолжила:  — Забудь, дорогая. Я сама обо всём позабочусь.  Я подняла глаза, изумлённая её ответом. Маленький огонёк веры снова вспыхнул в груди. Бабушка накрыла мою руку своей, поглаживая морщинистыми пальцами, смотрела в глаза с нежностью и заботой, которой мне так не хватало. Я верила ей.  Надо бы и мне быть честной, если не хочу утратить её доверие. Ночи были беспокойными. Утром Фрэнсис занималась делами, потому что никому не желала доверять семейный бизнес, но все вечера мы проводили вместе, разбредаясь по своим комнатам только после полуночи. Крепкий сон каждый раз настигал разум лишь спустя несколько часов, проведённых в  раздумьях. Я дико тосковала по Амену, он снился мне и мерещился даже там, где физически быть не мог.  Несмотря на недосып, я сквозь сон услышала, как бабушка прошла вглубь комнаты и раздвинула шторы, впуская солнечный свет.  — Просыпайся, спящая красавица!  В который раз убеждаюсь: от судьбы не убежишь. В Сан-Франциско была Дия, в которую я по утрам мечтала швырнуть что-то тяжелее будильника, а в Лос-Анджелесе — бабушка. Я перевернулась на живот и потянулась к полу, но голос бабушки успел отрезвить меня прежде, чем я схватила тапок спросонья, чтобы задать ему вектор для полёта.  — Эвтида! — я вздрогнула, поворачиваясь к источнику шума, — Уже восемь утра! Немедленно поднимайся, завтракай и собирайся!  Яркие лучи пронзали роговицу, заставляя жмуриться сильнее. Эта женщина не маршал, она — изверг, заставляющий меня просыпаться раньше желаемого времени. Она всегда так делала, и даже сейчас, будучи взрослой, я не в силах противостоять гневливому тону и позе, из которой она без труда могла атаковать меня, взывая к совести, а та — к послушанию. Разомкнув веки, я вымученно простонала:  — Куда-а-а? Ну куда нам снова ехать?  — Вечером открытие галереи моего старого приятеля, туда нельзя заявляться в том, что ты привезла с собой. Поедем в салон, там Клодия что-нибудь подберёт для тебя на время, пока не сошьют что-то стоящее.  Понятия не имею, кто такая Клодия. Я закатила глаза и перевалилась на другой бок, зарываясь носом в подушку.  — Давай же, милая, прошу тебя. — она опустилась на кровать и коснулась моих волос, пропуская пряди меж пальцев. — Умасли бабушку, позволь посмотреть на тебя такую, какой я уже никогда не стану. Уверена, тебе понравится!  Я промычала и слабо кивнула, раздирая рукой заспанные глаза. Когда сон отступит, мне захочется отмотать время назад, чтобы отказаться от затеи бабушки. В детстве меня восхищал её подход к выбору нарядов, но сейчас это было бы слишком.  Я отвыкла от строгой и элегантной выдержки, но расстраивать Фрэнсис — это всё равно, что сходить на двухчасовое представление одной умелой актрисы, состоящее из томных вздохов и нескончаемого потока стрел, пронзающих сердце ядовитыми наконечниками, смазанными разочарованием. 

***

Пришлось потрудиться над укладкой, чтобы бабушка позволила выйти на улицу. Спустя неделю Фрэнсис, наконец, подала признаки жизни, и я убедилась в том, что действительно приехала к своей бабушке, а не к подставной женщине с неограниченным запасом милости.  Я стояла на тумбе, пока Клодия порхала вокруг меня, снимая мерки. Миниатюрная женщина в теле кружилась, как в танце, чёткими и выверенными движениями делая замеры для будущего костюма. Я замялась, понимая, сколько будет стоить сшитая на заказ одежда, и как долго я буду её носить, пока не вырастет живот… — Вы такая стройная, мисс, как благородная лань. — подметила Клодия, обхватив меня измерительной лентой вокруг талии.  — Это у нас в крови. — бабушка улыбнулась, прикладывая ко мне ткани.  Когда мерки были сняты, Клодия принесла несколько твидовых костюмов на выбор. Пиджаки мне понравились, но юбки с высокой посадкой казались тесными. Бабушка недоверчиво поглядывала на меня, поглаживая подбородок указательным и большим пальцами.  И как ей сказать-то? Как она отреагирует на то, что я намерена растить ребёнка без отца и даже не знаю наверняка, кто он?  Сомнения были похожи на лабиринт, в котором трудно дышать. Они окучивали меня плотной дымкой и душили до тошноты, до чёрных точек в глазах, до желания выплюнуть всё как есть и, наконец, выдохнуть.  Мы вернулись домой после полудня, я не чувствовала рук и ног, хотела спать, но желудок требовал подзарядки. Бабушка заварила чай и накрыла на стол, но звонок в главные ворота заставил оторваться от обеда. — Я никого не жду. — сказала бабушка, вопросительно взглянув на меня.    Мандраж от возникшей тревоги разрастался по всему телу. Я подорвалась со стула и вытянула руки по швам, пробежавшись взглядом по окнам. Нашёл. Нашёл меня, чёрт его дери. Фрэнсис отложила приборы и поднялась следом, намереваясь проверить, кто прибыл без приглашения.  «Миссис Дэвис, здесь молодой человек, он просит об аудиенции с Вашей внучкой» — голосовой сигнал донёсся от стационарного телефона, и Фрэнсис сделала шаг в сторону, но я вцепилась в её руку, прося остановиться.  — Бабушка, прошу, не открывай дверь. Я всё объясню тебе, только молю, сделай всё, как я тебе скажу.
Вперед