Mavericks

Thirty Seconds to Mars — Hurricane

Амен 

На подъезде к Сан-Франциско позвонила Эва. Раздраженный, я тапнул по экрану панели, надеясь разбавить дерьмовый день её звонким голоском, но вместо этого услышал:  — Я сказал, раздевайся.   Дважды посмотрев на ник, высветившийся на приборной панели, я увеличил громкость и несколько раз повторил ее имя, не понимая, что происходит. Ладони начали потеть, когда в мерзком голосе я узнал бывшего Эвтиды.  Я сжал крепче руль и вдавил педаль газа в пол, наплевав на скоростной режим. Здания, машины, люди, все вокруг затерялось в текстурах, когда я услышал всхлипы своей маленькой девочки. Ничего больше не существовало, кроме образа Эвы перед глазами и дичайшего страха за её жизнь.  Стрелка на спидометре перевалила за восемьдесят миль в час и рикошетом полетела вниз, когда я въехал в город. Время замедлилось, давая мне фору, но набитые машинами улицы играли на противоположной стороне шахматной доски. Каждая гребаная секунда разрывала меня на части, пока на другом конце провода я слышал то, что не пожелал бы услышать никому и никогда. Я бил по рулю, стиснув челюсти до онемения, взгляд бродил по салону машины и за его пределами, пытаясь зацепиться хоть за одну годную мысль. Я скинул Тизиану гео-метку авто и побежал. Выскочил из BMW, хлопнув дверью, и побежал, сломя голову. До дома Эвтиды оставалось не больше мили, на своих двоих преодолеть это расстояние казалось проще, чем на машине. Люди, в чьих жизнях не было места суматохе, бросали на меня удивленные взгляды и опускали руки детей, показывающих пальцем. Не имело значения. Я пробежал бы тысячу миль, лишь бы успеть.  Минуя консьержку и многочисленные ступени, я ворвался в квартиру, озираясь по сторонам.  — Эва?  Она не отвечала. Я пробежался по комнатам, шаря по ним взглядом. Её нигде не было. В нос ударила смесь крепкого алкоголя и спермы, зашлифованная ароматом цветов. На кухне стоял стакан с тонкой пленкой сжигающей гортань смеси, подушки разбросаны по полу, но никаких следов борьбы. Напоил её чем-то? Тихие звуки ударяющихся капель воды о кафель коснулись моих барабанных перепонок. Подумав самое страшное, я кинулся к ванной, но дверь не поддавалась. Она там. Я стучал по деревянному полотнищу, прислоняясь к нему ухом и прислушиваясь.  — Малыш, это я. Открой дверь.   Дернув несколько раз ручку, я достал глок из кобуры и выстрелил в замок, выбивая его из двери. Деревянная стружка посыпалась на пол вместе с металлическими элементами, я вошел внутрь и остолбенел. В дальнем углу сидела Эва, обхватив колени руками. Капли стекали по нагому телу и смешивались с кровяными подтеками, медленно стекая по кафелю и пропадая в водостоке. Схватив полотенце с крючка, я накрыл её, опустившись на колени. Девушка никак не реагировала на моё присутствие.  Тогда я обхватил ладонями её лицо и поднял на себя.  — Что случилось?  Опухшие от слез глаза были закрыты. Она сжала веки крепче и мотнула головой, не желая моих прикосновений, но я держал крепко.  — Уходи. Уходи, пожалуйста…Оставь меня.  — Это Аш? Что он сделал?  — Я сказала. ПРОВАЛИВАЙ. — Тихий хрип перешел на крик.  Я взял её за плечи и тряхнул, надеясь получить хоть один ответ на свои вопросы, лишь тогда Эвтида разлепила веки и посмотрела на меня. В глазах полопались капилляры, зелень малахитов помутнела и превратилась в болотные топи, в которых я готов был погрязть с головой, провалиться или вовсе исчезнуть, лишь бы не видеть больше столько боли и отчаяния в одном взгляде. Зрачки девушки бесцельно бродили по моему лицу, в уголках глаз проступили слезы и покатились по щекам к подбородку, падая на холодный пол. Я снова взглянул вниз, на смешение багровых жилок со стекающей с тела водой. Это животное изнасиловало её. Осознание произошедшего свинцом легло на мои плечи. Я не знал, как себя вести с Эвой, что говорить и как поддержать, поэтому просто обнял её, покачиваясь из стороны в сторону. — Я рядом. Он больше никогда не приблизится к тебе.  Девушка прижалась в ответ, утыкаясь носом в ключицу, её тело часто содрогалось от слёз, и тихие всхлипы разрывали мое кровоточащее сердце на множество мелких частей. Я чувствовал, как соленая влага пропитывает рубашку, оставляя на коже следы, что прочно закрепятся в памяти и будут съедать изнутри. Хотелось утешить, защитить от всего, стереть всё то, что случилось. Это стало первостепенной задачей. Второй было стереть с лица земли обидчика Эвы, и как бы не была прочна отцовская эгида, я уничтожу ублюдка, заставлю хрипеть в предсмертной агонии, захлебываясь собственной кровью.  Когда Эва, наконец, встала, я помог ей омыться и принялся искать что-то из одежды, что не сковывало бы движений. Тряпичной куклой она висела на моих руках, будто ничего не соображая. Не говорила, не реагировала на мой голос, просто интуитивно вторила моим движениям, пока я надевал на неё худи и трико. По звонку приехали Дия и Ливий. Я ничего не объяснил, поэтому войдя в квартиру, на их лицах все еще красовались улыбки, чего не сказать о моем собственном. Сам не знал, что конкретно произошло, но кратко объяснил, в чем сам был задействован.  — Боже…— Кудрявая прикрыла рот ладонью, будто это поможет проглотить подступающие слезы.  — Нам нужно ехать в больницу, — сказал Ливий, — срочно!  Запихнуть Эву в машину к подруге оказалось проще, чем собрать её в кучу для осмотра и сдачи анализов. Не позволив Дие вести, я сам сел за руль и вдавил педаль в пол. По дороге её дважды вывернуло наизнанку на заднее сиденье и брюки Пеллийского, но он даже не пискнул. Все мы были ошарашены её состоянием.  Девушка стала активнее, как только мы вошли в здание, свет больничных ламп бил в глаза, она щурилась и брыкалась, словно бешеное животное. Нам с Ливием пришлось держать спесивую, пока брали кровь, и идти по коридорам медцентра, держа её под руки, а как с ней справилась кудрявая, когда нужно было сдать мочу, и вовсе ума не приложу.  — Я сама! Сама-сама-сама, хватит меня держать! — вдруг она подала голос, когда мы подошли к кабинету, за дверью которого сидел специалист по «женским делам».  Мы не стали сопровождать её, но Дия охотно проскользнула внутрь следом за Эвтидой. Пятнадцать минут отсутствия девушек показались мне часом или больше, я ходил из угла в угол, не находя себе места, пока Ливий обессиленно осел в кресло, вытирая влажной салфеткой содержимое желудка Эвы. Ощущение собственной причастности к произошедшему не покидало меня, если бы я не уехал за этим гребаным подарком, ничего бы не случилось. Надо было избить ублюдка до полусмерти и выкинуть где-нибудь в сточную канаву, чтобы наверняка.  По длинному коридору засеменила врач с кипой бумаг в руках. Сведенные в переносице брови на женском лице не сулили ничего хорошего.  — Мистер Армстронг, в крови мисс Дэвис содержится доза антипсихотических препаратов, простыми словами, нейролептики. Точно сейчас сказать невозможно, но судя по концентрации, его было достаточно для того, чтобы вызвать дисфункцию моторики и мышечного тонуса.  — Простыми словами, её чем-то накачали. — Ливий вклинился в разговор, взяв бумаги из рук женщины.  Я сжал кулаки вслед за плотно сомкнутыми челюстями. Как она могла хоть что-то взять из рук Рэдклиффа после того, что он вытворял в прошлом?  — С-совершенно верно. Я рекомендую Вам оставить девушку в больнице до вывода препарата из организма. Если всё будет хорошо, через три дня её можно будет забрать, — я нахмурился и она продолжила, — это моя настоятельная рекомендация, сэр.  То, что Эва будет совсем одна здесь, меня не прельщало, но наблюдение врачей было необходимой мерой и даже сыграет мне на руку, пока я буду во всем разбираться. Мне оставалось лишь одно: молиться, чтобы Эвтида захотела написать заявление о сексуализированном насилии и у меня было законное основание на то, чтобы свести со света Рэдклиффа.  Звонки от Тизиана разрывали мой телефон и я отошел, чтобы ответить: — Да? Что там?  — Я сразу не спросил. Теперь спрошу: КАКОГО ХРЕНА ТЫ БРОСИЛ ТАЧКУ НА ПРОЕЗЖЕЙ ЧАСТИ? Ты понимаешь, сколько я отвалил бабла, чтобы её не забрал эвакуатор?  — Забрал? Теперь езжай по адресу, который я тебе сейчас отправлю.  Я включил громкую связь и быстро написал адрес мед.центра.  —…Э-э, что-то случилось?  — Случилось, Тиз, и лучше тебе поторопиться.  После того, как я удостоверился в том, что Эвтида в безопасности, я вышел на улицу, избавляясь от запаха медикаментов и набрал в легкие воздуха, замечая, как сильно о них бьется кровяной насос. Следом вышли и остальные. Не знаю, прав я был, когда рассказал обо всем, или Эвтиде следовало бы самой это сделать, но после этого три пары глаз смотрели на меня так, будто я виноват во всем. Отчасти так и было, и мне не терпелось найти Рэдклиффа, чтобы причинить ему такую боль, о которой он и помыслить не мог. 

***

Найти ублюдка  не составило труда, Тизиан перевернул все базы данных меньше, чем за час, и я уже ехал в Ноэ-Вэлли по проложенному навигатором маршруту, чтобы у Аша не осталось и мысли на спокойное существование. В этом районе Сан-Франциско дом может позволить себе не каждый состоятельный американец, поэтому я невольно задумываюсь о том, чем занимается Рэдклифф старший и в очередной раз убедился в том, что деньги — не гарант счастливой жизни. Когда твой отпрыск вырос ублюдком, едва ли можно получить удовольствие, всю жизнь расхлебывая за ним последствия его же действий.  Я нахожу нужный двухэтажный дом. В планах было проехать мимо, чтобы остаться незамеченным, но в последний момент я передумываю и подъезжаю вплотную к изгороди, паркуясь к красному кабриолету.  Он должен знать, что я приехал по его душу.  Из багажника мне машет старая бейсбольная бита, которая не была в деле лет десять. По юности из окна моей спальни частенько вылетали предметы, которые я задействовал в актах своего правосудия, родители всячески пытались оградить меня от преступных группировок. На деле группировкам стоило сторониться меня. Эта бита — единственная, которой удалось уцелеть. Я достаю её и медленным широким шагом направляюсь к двери, глядя в большое панорамное окно первого этажа, в котором мельтешит мужской силуэт. Два стука рукоятью по дереву и передо мной предстает красноволосый, явно понимая, зачем я здесь. Его ехидная ухмылка растягивается шире и вызывает во мне те же эмоции, что в первый день, когда я увидел его. Ярость. Она мгновенно воспламенилась во мне, застилая глаза. Не желая тратить на него больше времени, чем планировал, я наигранно скалюсь в ответ:  — Динь-дон.  И без промедления делаю апперкот по корпусу. Аш согнулся, закашливаясь, и сделал два шага назад на полусогнутых ногах, выставив руку перед собой.  — Я же говорил…кх-кх…надо было делиться… Его слова лишь распаляют меня.  — Ты посмел тронуть мою женщину! МОЮ! ЖЕНЩИНУ! — я закричал, медленно наступая на него.  Правая рука прямым ударом летит ему в челюсть, впечатывая в стену. Удар по корпусу. Еще один. Красноволосый сползает вниз, вытирая разбитую губу от крови. Схватив за грудки мужчину одной рукой, я поднимаю его на уровень своих глаз и наотмашь бью по лицу свободной рукой, попадая в нос. Багровая жидкость окропила пол, и я почувствовал небольшое удовлетворение, пока слушал хрипы противника.  — Чем ты её накачал? Отвечай!  — Ничем…я…я ничего ей не давал. — Голос мужчины дрожал и срывался на болезненные стоны.  Он не пытался сопротивляться, лишь закрывался руками, пытаясь оградиться от меня, опьяненного моментом расправы. Мой праведный гнев обрушился на него адским пламенем, которое было уже не затушить. Схватив биту, я стал наносить хаотичные удары по телу, попутно круша все вокруг. Помещение превратилось в груду хлама после того, как я в нем оказался: разбитые рамки, торшеры, вещи, все валялось на полу.  Я избивал его до тех пор, пока он не рухнул на пол и не начал пятиться назад, как маленькое животное, которое замуровали в клетке с хищником. Мертвой хваткой вцепившись в Рэдклиффа, я приподнял его и ударил коленом в голову. Обессиленное тело лежало на залитом кровью полу, медленно и глубоко дыша. Тогда я волоком протащил его вглубь гостиной, схватил за волосы и прислонил окровавленным лицом к зеркалу.  — Смотри!  Аш не реагировал. Я вдавил ненавистную морду в отражающую поверхность и повторил:  — Смотри на себя, выродок! — он медленно приоткрыл опухшие от побоев веки и сплюнул кровь, скопившуюся во рту, — Молись, чтобы Эвтида написала на тебя заявление. В противном случае я вернусь и убью тебя.  Убедившись в том, что Аш не сможет самостоятельно подняться, я вытер руки от крови и вышел на улицу, прихватив старушку-биту с собой. Мои шалости покажутся ему божьей милостью по сравнению с тем, какая кара настигнет его через три, два, один…к дому  подъехала байкерская колонна. Суровые на вид мужчины поснимали шлемы, закрепляя их на железных изваяниях. Лишь посвященные знали, чем еще они промышляют, и благодаря связям голубого дружка Эвы, теперь просветится и Рэдклифф.  Эва была отомщена, но мне не давали покоя слова красноволосого. Лёжа в кровати в номере отеля, я никак не мог отмахнуться от них. Сказанное могло быть ложью, но глупо было бы игнорировать хрипы человека, захлебывающегося собственной кровью. И если он ничем её не поил, то кто? Я повернулся на другой бок, оказавшись на прохладной стороне, и глубоко вдохнул  через нос. Мне казалось, что запах Эвы все еще на мне, несмотря на получасовой отрезвляющий душ. Так не хватало её. Эта девушка овладела моим разумом, вытесняя всё, что существовало «до». Снова появилось ощущение иллюзорности, будто не было её вовсе, испарилась с того самого дня, как оставила сладкий запах на моей коже, отравила слух ядовитыми выпадами, а затем умаслила своим присутствием в моей жизни. Что-то щемило внутри при мыслях о ней. Беспокойный разум изводил меня от вины за  причастность к случившемуся. Я закрыл глаза, подмяв подушку под себя. Эта и последующие ночи будут длинными до тех пор, пока Эвтида не взглянет на меня с прежним сиянием в глазах, и я сделаю всё для этого. 

***

Перешагнув порог мед.центра, в нос вновь ударил запах медикаментов и спирта. Я ненавидел больницы за то, что скрывается за их дверьми: боль, страх, отчаяние, горечь утраты. Теперь весь спектр этого дерьма принадлежит и мне. Несмотря на то, что Аш впредь не подойдет к Эвтиде, на душе все еще скреблись опасения. Она упертая, очень упертая, и если в маленьком женском мозге вдруг появится мысль о том, чтобы теперь оставить красноволосого в покое, Дэвис ни за что не станет считаться с моим мнением, а без её заявления мне останется только убить его. Я делаю глубокий вдох, заранее готовясь к противостоянию, и медленно захожу в палату.  Эва лежала на больничной койке, медленно переводя взгляд с потолка в мою сторону. Ни одна мышца не дрогнула на её лице при виде меня, что значительно ухудшило моё настроение. Так теперь своих мужчин встречают? Я подошел ближе и опустился на кровать, которая предупреждающе скрипнула в ответ на такую вольность.  — Э-эй. — Сказал я, убирая непослушные волосы от лица.  — Эй. — Слабая улыбка коснулась пухлых губ, и я мягко улыбнулся вслед за ней.  — Как ты?  — Амен… Эвтида посмотрела на переплетение наших пальцев и убрала руку. Сам не знаю, в какой момент коснулся её кожи на руке, это получилось рефлекторно и так естественно, будто её пальцы всегда были частью моих.  — Я попрошу тебя не лезть в это.  — Не лезть во что, Эва? — От одного предложения я начал медленно закипать.  Даже сейчас она собралась оправдать своего бывшего?  — Не заставляй меня произносить это вслух, Армстронг. Я хочу разобраться во всем сама.  — Разберешься, но перед этим ответь мне на  вопрос: ты когда нибудь принимала наркотики или другие сильные препараты, влияющие на функционирование организма или восприятие действительности?  — Что?…Нет, конечно нет.  — В твоей крови обнаружили седитативные вещества, Эва. Аш предлагал тебе что-нибудь съесть или выпить?  Девушка замолчала. С минуту я смотрел в её задумчивое выражение лица, пока зелёные глаза блуждали по больничной палате, будто рыская в обрывках памяти что-то, за что можно было бы зацепиться. Вместо этого Дэвис вцепилась в мою руку, раздумье на лице сменило озарение:  — Присмотрись к Исману Вуду. Накануне я видела обклеенный черный кроссовер, кое-как догнав, я увидела его за рулем, а потом поехала в лечебницу…— Эва говорила быстро, будто боясь забыть важную деталь.  — И? — я спросил, не понимая, к чему она ведет.  — Исмана не было на месте, но Мелани сидела внутри. Она предложила мне кофе. Я ничего не ела, поэтому не стала отказываться. Амен, готова поклясться, эта дрянь мне что-то подмешала…Потом явился Аш, я сама не помню, как оказалась у него в машине, он отвез меня, а потом… Зеленые глаза заволокла соленая пленка, Эва едва сдерживала слезы. Она плотно сомкнула дрожащие губы и поднесла руку ко рту, не оставляя попыток совладать с эмоциями.  — Он изнасиловал меня…клянусь, я ничего не могла сделать, — девушка заплакала, снова вызвав во мне горькое чувство вины, — я пойму, если ты захочешь уйти.  Я обхватил мокрые от слез щеки и поцеловал её, молча отвечая на девичьи откровения. Никто еще не заставлял меня так неистово желать смерти другому человеку, так сильно переживать за чужую жизнь, не свою. Касаясь соленых губ своими, я пытался передать всю серьезность своих намерений относительно неё, относительно произошедшего. Эвтида робко отвечала на поцелуй, и я шептал, ненадолго отрываясь:  — Прости, прости меня.  Я сидел некоторое время рядом, успокаивая девушку. Мне стоило подождать, пока её выпишут, но тревога никак не покидала, в мыслях был лишь один вопрос, и я его озвучил:  — Ты собираешься написать заявление? — она посмотрела на меня, и брови её сомкнулись на переносице, — Мне нужно знать.  Эвтида утвердительно закивала. — На этот раз я доведу дело до конца. Но я не уверена, что Аш все еще в городе.  — Он никуда не уедет, Эва. Не сможет.  Девушка бросила на меня удивленный взгляд. Уголок губ невольно дрогнул, когда я вспомнил о маленькой причине, по которой Рэдклифф точно не сможет уехать в ближайшие пару дней. Никогда не считал себя жестоким, но был справедлив, и то, что сделали байкеры, можно считать милостью. Следовало бы убить его. Готов поклясться, ни один мускул не дрогнул бы, глядя на зияющую дыру во лбу, но лишить Эвтиду удовольствия поквитаться с Ашем я не мог.  Он сотворил это с ней, перед ней и отвечать за содеянное.  — Не сможет? — я вновь улыбнулся, выгнув бровь, — Что ты сделал с ним, Амен? — Почти ничего. Но твой голубой дружок оказал мне небольшую услугу.  Девушка поднесла руку ко рту, не скрывая шока, в глазах виднелся отблеск разгорающейся ярости и страха. Она села ближе и глубоко вздохнула, потупив взгляд в пол.  — Что же ты наделал? Ты хоть знаешь, кто его отец? Он нас со свету сживет, — я накрыл девичью руку своей, но она отдернула её, как от огня, и вскочила на ноги, — ты совсем не понимаешь? Я говорила тебе не трогать его! Боже… Эвтида ходила по палате из угла в угол, сложив руки на груди и покусывая губы, она тревожилась и я искренне не понимал, из-за чего, а главное — кого. Кто такой Рэдклифф старший, раз даже моя спесивая женщина готова была обойтись простым тюремным заключении для того, что доставил ей столько боли?  — Ты слишком переживаешь на этот счет, — сказал я, поднявшись с больничной койки, — выдохни, малыш.  Эва металась еще пару минут, о чем-то размышляя. А затем принялась переодеваться, даже не посмотрев на меня. Через минуту Дэвис схватила папку с документами, среди которых были результаты осмотра и её анализов, закинула в сумку и встала у выхода. Тогда я снова убедился в том, насколько эта девушка уникальна. Кто еще способен так быстро собраться?  — Поехали.  — Тебе здесь еще двое суток торчать.  — Плевать я хотела на это. Поехали.  Через три минуты после того, как мы перешагнули порог больницы, раздался звонок от растерянного надзерателя Дэвис, женщина не смогла ничего возразить на мои слова о том, что я забрал подопечную, но взяла с меня обещание вернуть ее в целости и сохранности. Путь до Окленда пролегал через залив Сан-Франциско, все пол часа пути Эва молчала, опустив детали поездки. Лишь возле большого здания, вымощенного кирпичом, я наконец понял, куда вел навигатор.  — Решила упечь меня в дурку? — Я издал нервный смешок, глядя на девушку.  — У тебя есть настроение для шуток? Это хорошо. Я хочу тебе показать то, что сделает с нами отец Аша, когда узнает обо всём, что ты наделал.  И мне впрямь стало не до шуток.  Мы двинулись вперёд, минуя каменные настилы и небольшую сосновую аллею со старыми лавочками, на которых сидели люди, заключенные в объятия этого жуткого места. Кто-то ходил в сопровождении медицинского персонала, кто-то сидел в одиночестве, играя в настольные игры. И всех объединяло одно: психические отклонения.  Так что здесь делаем мы ?  Обстановка умиротворяла и угнетала одновременно. Эва переговорила с одним из сотрудников, нас досмотрели и пропустили в здание, вырядив в белые халаты. Даже если захочешь, не поймешь, где свои, а где чужие. Бесконечно длинный коридор вел нас через множество смежных помещений, предназначенных для приема пищи, осмотра на предмет заболеваний и прочей лабуды, о которой я не могу перестать думать. Сюрреализм каждого из нас скрывался за высоким забором и каменными стенами, и мало кто осмелился бы признаться в том, что именно здесь сможет почувствовать отголоски своей собственной жизни.  По территории психоневрологического интерната Эва шла уверенно, точно зная, куда следует свернуть, чтобы пройти к зданию, будто была здесь не один раз. Но внутри стала двигаться осторожнее, внимательно озираясь по сторонам. Она взяла меня за руку, и я почувствовал мандраж, мелкими вибрациями крадущийся от её ладони к моей. Девушка нервничала, даже не пытаясь этого скрыть, и я всё еще не понимал, что может быть тому причиной.   Когда мы, наконец, дошли до конечной точки, то оказались в просторном, хорошо освещенном помещении, на первый взгляд походившем на гостиную большой итальянской семьи, в которой принято собираться несколькими поколениями. Эвтида замерла, когда увидела мужчину, сидевшего у окна. Я посмотрел на неё, провел большим  пальцем по девичьим костяшкам в знак поддержки и услышал, как громко Эва насыщает свои легкие кислородом. Секунда, две, и она сделала робкий шаг в сторону мужчины.  Незнакомец схематично расставлял деревянные фигурки на доске, но правила игры были известны лишь ему одному. Маленький блокнот, лежавший под рукой, был весь исписан или просто изрисован каракулями. Дэвис подошла ближе и опустилась на колени, заглядывая в лицо мнимому шахматисту. Я стоял рядом и, не будь я мужчиной, то принял бы горизонтальное положение в ту же секунду, когда услышал слова, тяжелой кувалдой приложившие меня по затылку:  — Здравствуй, папа.  Пазл в голове сложился. Разные фамилии в досье и документах уже не казались ошибкой, а нежелание Эвы говорить о родителях обрело хоть какое-то оправдание. Мои глаза расширились, а кожа натянулась на лбу от удивления, все органы чувств атрофировались, кроме зрения. Глаза не могли меня подвести. Я вперил ошарашенный взгляд на свою женщину и того, кто своим блуждал по ней.  — Эва? Моя Эвтида?  — Как ты? Прости, что не приезжала, я…— девушка поспешила оправдать себя, вытирая проступившие слезы тыльной стороной ладони.  — О, я прекрасно! А как же ты? Почему снова без детей? Сходи-ка маму позови, дочка. Она, должно быть, снова за своим поэтическим вечером не услышала, как ты приехала…— мужчина наклонился к ней и заговорил шепотом, — скажу тебе по секрету, пишет она лучше, чем говорит, — и засмеялся, исказив лицо безумной улыбкой.  Эвтида отпрянула, стерев остатки влаги с лица, и быстро закивала в ответ.  — Конечно, папа, обязательно позову. Расскажи мне еще что-нибудь… Он явно был не в себе, судя по представлению о семейном положении Эвы и местонахождении его самого. Она сидела около получаса рядом с отцом, пока я отсиживался в стороне, и вернулась лишь когда подошел один из сотрудников, забирая с собой старика.  — Поехали. — Бросила она, направляясь к выходу.  По дороге сюда я и помыслить не мог о том, куда и для чего мы едем. А на обратном пути в голове была лишь одна мысль: никто и никогда не упечет сюда ни меня, ни мою женщину.  От увиденного я не имел четкого представления, как отец красноволосого поспособствовал пребыванию мистера Маркес в психушке, но спустя время Эва сама заговорила, разъясняя:  — Когда Аш меня избил, я искала поддержки в лице папы, и в этот раз он не смог это оставить без внимания. Ночью, застав Рэдклиффа врасплох, он хотел припугнуть его, но случайно выстрелил в плечо, — Эвтида мягко улыбнулась, будто говорила о чем-то более приятном, чем эти воспоминания, — вообще-то, папа никогда не вмешивался в наши отношения, лишь наблюдал, поэтому его попытка меня обезопасить стала роковой ошибкой. Ночи в полицейском участке, многочисленные попытки привлечь Рэдклиффа к ответственности, все это было напрасно. Отец Аша хотел посадить моего, подкупив органы власти, но сделал намного хуже, когда упек его в психушку.  — Эва… — Не нужно. В недуге отца я сама виновата. Его болезнь не прогрессировала бы, не попроси я тогда о помощи. Теперь ничего не вернуть…Мне пришлось сменить фамилию на девичью матери и подчистить за собой хвосты, чтобы продолжить работать в органах. Дедушка не одобрил, но всегда был мягче бабушки, он втайне от неё помог мне с устройством на работу. Поэтому для меня так важно не подвести его. Вот так, Амен Армстронг, ты все еще хочешь присутствовать в моей жизни?  Всё, что было ранее намешано в моей голове, стало более структурировано несмотря на то, что откровения Эвы, мягко говоря, ошарашили. Отец Рэдклиффа явно любит своего отпрыска, но я уверен, что и у его терпения есть грань дозволенного, которую поганец уже пересёк. Теперь мне не будет покоя, пока красноволосый не откажется за решеткой.  — Хочу, Эвтида Дэвис. Иначе для чего я здесь? — я сказал это твердо и решительно, положив ладонь на бедро девушки.  Эва переживала. В воцарившейся тишине были слышны ритмичные удары двух сердец, одно из которых было похоже на маленькую пташку, бьющуюся о костяные прутья, и оно принадлежало не мне. Девушка пыталась быть стойкой. Раньше для меня она была воплощением сумасбродства, теперь к нему добавилась отвага, стихийного масштаба сила заключалась в одной хрупкой Дэвис, и  девушка не знала, как совладать с ней, но я помогу. По дороге в больницу мы заехали в участок, Эва дала показания и написала заявление, от которого глаза Бена по размеру стали походить на Американского серебряного орла , я был уверен, от того, что шериф знал Дэвис с пеленок, дело пойдет быстрее, чем можно себе вообразить. Но даже учитывая это, не стоит исключать возможные сложности, которые возникнут из-за Рэдклиффа старшего.  Я обязательно доведу до конца начатое, даже если это будет стоить кому-то жизни, даже если жизни эти будут принадлежать членам одной семьи. В наше время всякое бывает: людей сбивают машины, нападают дикие животные, возникают неполадки с тормозами во время езды на высоких скоростях или просто…взрываются из-за недоброжелателей, горя синим пламенем, который не оставляет после себя ничего, кроме горстки пепла и искореженного металла. Такая смерть в искупление за свои грехи — почти милосердие. 

***

Следующие два дня я пытался откопать дополнительную информацию на сомнительной наружности дружка Эвтиды. Девчонка сама сказала мне присмотреться к нему, и чуйка её оказалась бешеной. Заявившись в ветеринарную клинику, мне не удалось найти ничего подозрительного, на секунду даже показалось, что Эва зря подозревает Вуда, но несмотря на это, мое потраченное время было более чем оправдано. Когда я не нашел зацепок, в голове промелькнул беспроигрышный вариант, из-за которого пришлось помотаться меж городов и несколько раз отмахнуться от похотливых нападок блондинки. Еще никогда я не встречал женщин настойчивее, чем мисс Мун. В Сан-Хосе она мне показалась спокойнее и даже скромнее, если вообще можно так охарактеризовать женщину, занимающуюся проституцией. Когда блондинка села ко мне в машину, я было подумал, что зря все затеял и связался с ней, но мучения мои были оправданы, когда она вскрикнула и бескомпромиссно тыкнула пальцем на машину Исмана Вуда, узнав в ней ту самую, на которой приезжал парень за её усопшей подругой. Тизиан посмотрел картотеку кроссовера и мы убедились в том, что он действительно принадлежит другу Эвы. Если Исман и есть наш психопат, то он весьма умен и хитёр, ведь ни на одной из девушек не было оставлено и крупицы ДНК. Догадки были косвенными и их было мало, но они были.  Дело оставалось за малым: собрать доказательную базу, предотвратить новые жертвы и не дать Дэвис вляпаться в очередное дерьмо. Первые два пункта оказались более реальными, потому что на третий день пребывания Эвтиды в больнице мне позвонила врач, сказав, что моя благоверная устроила скандал и самостоятельно покинула центр. Мне стоило предупредить мед.персонал о том, что девочка у меня пунктуальная, и если сказано было отбыть через трое суток, она не задержится ни на день дольше положенного. Завершив поступивший звонок, я набрал Эве:  — Я думал, ты меня дождешься.  — А здороваться тебя не учили? — Судя по всему, меня не учили здороваться, а её манерам. — Прости…я нервничаю.  — Почему сбежала из больницы не предупредив?  Эва снова делала странные вещи, которые я не мог оправдать. Помолчав несколько секунд, она сказала:  — Аша задержали. И я все еще около центра, жду такси.  Я был настолько поражен быстрому реагированию органов власти, что не сразу сообразил, какими будут мои дальнейшие действия. Прикинув, за сколько смогу доехать до больницы, я бросил:  — Буду через десять минут.  На территории были припаркованы несколько машин, тонированные в круг, Эва крепче вцепилась в мою руку, кусая до крови и без того потрескавшиеся губы. В участке был переполох и складывалось ощущение, будто все вокруг переняли настроение девушки. Полисмены быстро перемещались по зданию, как взбудораженные пчелы в улье, будто их матке грозила опасность. Быстро добравшись до кабинета, я обнаружил Тейлора, нервно блуждающего от стола к стеллажам с делами и обратно. — Привет, Бен. Что тут у нас?  Шериф вытер вспотевшую ладонь о брюки и протянул её мне для рукопожатия, сомкнув губы в тонкую линию.  — Здравствуй Амен. Эва, ты иди пока, я догоню, — дождавшись, когда девушка скроется за дверью, он продолжил, — Ты же знаешь, что с господином Рэдклиффом уже были прецеденты?  — Знаю. Ближе к делу.  — Его отец в этом здании и, боюсь, без своего отпрыска он отсюда не выйдет.  В помещении воцарилось молчание. Я всматривался в лицо Тейлора, внимательно улавливая смесь из опасения и сожаления. Он точно знал, о чем говорил. Органы власти вынуждены были закрывать глаза на аморальные действия треклятой семейки и выслуживаться, это читалось в глазах шерифа. Безысходность.  — Предлагаешь завалить их не отходя от кассы?  Начав нервничать, я отшутился, но Бен не был так же оптимистично настроен, как я.  — Амен, послушай, — он отчаянно пытался достучаться, у меня же уже зрел план, как бы аккуратно вывести старшего из игры, — Снаружи целая делегация! Мы могли бы попробовать договориться, как в прошлый раз, но из-за…увечий, нанесенных Рэдклиффу, едва ли это теперь возможно. Его отец захочет наказания. Сейчас он со своей свитой в комнате отдыха и единственное, что ты сможешь сейчас сделать — это пойти к нему и поговорить о том, что ты видел своими глазами.  Я провел пальцами по линии челюсти и отвел взгляд. Старик не походил на сказочника или человека, который стал бы шутить в подобной ситуации. Дело действительно оказалось серьезнее, чем я предполагал. Коротко кивнув, я направился в сторону выхода, услышав взволнованный голос за спиной:  — Удачи. Она понадобится.  Идя по коридору, я достал телефон и включил диктофон, понимая наверняка, что после разговора с Рэдклиффом старшим мне придется стучать в высшие инстанции. В голове прокручивал несколько вариантов развития событий, и что-то мне подсказывало, что лишь единственный был реальным — противозаконный, такой же аморальный, как красноволосый недоносок.  Я медленно толкнул дверь, тяжелым шагом проходя внутрь. По позвоночнику пробежался леденящий мандраж при виде человека, сидящего в кресле. Мужчина в классическом костюме прокручивал массивный золотой перстень на правой руке, посматривая на часы на левой, и совершенно не вникал в разговоры накрахмаленных воротничков, расположившихся по обе стороны от него. Чёрные волосы аккуратно уложены, легкая небритость и суровый вид, пробивающий до костей даже меня. Мне хорошо был знаком этот профиль и даже поза, в которой сидел мужчина, лишь морщины, зарывшееся глубже в кожу, напомнили о минувшем времени. Я моргнул дважды и окончательно убедился в том, что картина передо мной не игры воспаленного разума, когда басистый голос с мягкой интонацией вывел меня из ступора: — Проходи, сынок. Тебя то я и ждал.