Mavericks

Эва

Я еду в машине Армстронга, пока мой некудышный-бывший торжествует, увидев меня за столом в полном замешательстве, но готова поклясться, слова Амена о призрачной связи здорово задели Рэдклиффа. Огни ночного города мелькают, бликуя на лобовом, играет располагающая к размышлениям музыка. Я небрежным движением сбрасываю обувь и собираюсь в маленький комок недоразумения, поджав ноги. Сто двадцать восемь ударов в минуту. Именно такое сердцебиение наиболее эффективно для меня во время занятий спортом. По крайней мере, так сказал мой тренер. На пару десятков ударов больше — и ты в шаге от нанесения вреда для своего здоровья. Я же сделала сотни навстречу сердечно-сосудистым заболеваниям и артериальной гипертонии, пока продолжала отношения с Ашем. Apple Watch упорно напоминали мне об этом, когда счетчик пульса переваливал за сто пятьдесят, но я ничего не могла с этим поделать. На первом курсе университета я, наконец, вздохнула полной грудью, вырвавшись из-под материнского крыла. На деле это были тиски, сжимающие мое горло с каждым годом лишь сильнее. Гиперопека, постоянные сравнения с детьми подруг моей матери и множество ожиданий на мой счет, которые я не спешила оправдывать. Дочь Патриции Дэвис не имела право на развлечения, но я была ей лишь на пятьдесят процентов, остальные пятьдесят принадлежали мужчине по имени Габриэль Гарсиа Маркес: писатель, журналист и просто playboy из девяностых, который снес крышу моей матери, когда она была даже моложе, чем я. Две противоположности сошлись клином, названым любовью, а потом приумножили её, явив миру меня, Эвтиду Гарсиа Маркес. Мать пошла против семьи, создав свою собственную с моим отцом. Мои бабушка с дедушкой были истинными аристократами с голубой кровью. Они пришли в бешенство, когда Патриция сообщила о своей помолвке. Тогда папе нечего было предложить, кроме своего сердца, он заканчивал обучение и писал книгу. Мама стала его музой, она же и убила в нем писательский запал после первого огромного тиража. Ей хотелось еще больше, хотелось оправдать риск, на который она когда-то пошла. А Габриэль был счастлив лишь тем, что женщина его мечты с ним, что ждёт дитя и, должно быть, любит его так же, как и он её? После моего рождения отец спрятал свой талант за семью замками и занялся журналистикой, потому что данная профессия сулила стабильный доход, а Габриэль был достаточно пронырлив, чтобы преумножить его, добывая свежую информацию. Когда Патриция слепила себе мужа мечты, в её голове созрел новый план, в котором её дочь — успешный хирург, экономист, аналитик…кто угодно, лишь бы профессия подкреплялась словом «успешный». И все её грезы разбились о вымощенный мрамором пол вместе с той фарфоровой вазой, когда я сообщила, что хочу заниматься криминалистикой. О, она была просто в ярости, но отец с Беном смягчили её гнев, быстро нарисовав красивую картину маслом, на которой я стою в первом ряду со всемирно известными криминалистами. Я не хотела стать чопорной и предсказуемой, как Патриция Дэвис, и увидела в красноволосом родственную душу. Этот старшекурсник приезжал на красном кабриолете под мои окна десятки раз прежде, чем я дала согласие на первое свидание. Все девчонки на потоке обсуждали Аша Рэдклиффа, «золотого» парня с влиятельным отцом, который отслюнявил внушительную сумму университету, называя это пожертвованием. Вокруг него ходило множество слухов о том, что его отец: бывший преступник, мафиози, русский лазутчик, что знаком с самим президентом. И всё это было правдой. Аш упорно ухаживал за мной: поездки в самые красивые места Калифорнии, вкусная еда, экстремальные виды спорта и серфинг. Именно он познакомил меня с ним и поставил на доску. Первый год был действительно волшебным, и в дальнейшем воспоминания о нём вытесняли все плохое, что случалось. А плохого было достаточно. На первом курсе я была не так привлекательна, как сейчас, но время, спорт и весь спектр положительных эмоций преобразили меня. Я стала эпицентром университетских сплетен не только из-за связи с Ашем, но и потому, что всем своим видом вызывала зависть у девушек, а мужчины, напротив, смотрели на меня с вожделением. Рэдклиффу это было не по душе, тогда на моих розовых очках появилась первая трещина. Улыбка с его лица стиралась всякий раз, когда он ловил чей-то взгляд на мне. Аш хотел, чтобы я принадлежала лишь ему. Сначала это были невинные хватки на моей шее, переходящие в бурный секс, следом запреты на встречи с друзьями, крики и толчки. Я злилась, ругалась, но этот мужчина — самый умелый манипулятор. Он прикрывался своими чувствами ко мне, обещал держать себя в руках и давал слово, что это больше никогда не повторится, а я каждый раз верила. Каждый чёртов раз, пока очередной из них не отпечатался кровоподтеками на моем лице. Я начала его бояться, но и после того случая Ашу удалось со мной примириться. Дура, если бы я знала, к чему это всё приведет… После окончания университета мой теперь уже бывший не хотел зависеть от денег отца, но зарабатывать честным трудом он бы не смог столько, чтобы усмирить свой аппетит. Контрабанда ему подходила больше. Аш обходил эмбарго на поставку оружия где угодно и как угодно. Он всегда преследовал две цели: получить свои деньги и продать смерть подороже. Одно из его незаконных огнестрелов отпечаталось воспоминанием у меня за ухом. Шрам болезненно пульсирует, когда я думаю о прошлом, в котором семья Рэдклиффа причинила боль не только мне, но и моим близким. Как я уже упоминала, с самобичеванием у меня все в порядке, но в этот раз я отвлеклась, потому что Армстронг везет меня не домой, а совершенно в другую сторону. Я протестую и требую поехать в нужном направлении, но он демонстративно затыкает мне рот. В молчании мы добираемся до места, о котором слышала, но никогда не была. Гора Дэвидсон является самой высокой природной точкой в Сан-Франциско, её название так созвучно с моей фамилией, что я даже нахожу это милым. И забавным, ведь гору «Армстронг» я уже покорила… Или она меня? В любом случае, моим шуткам в мыслях приходит конец, когда я вижу бесчисленное количество ступенек и троп, раскинувшихся до самого верха. Из-за плохого освещения я то и делаю, что оступаюсь. В какой-то момент нога срывается и я чувствую, как рука хватает меня под локоть, не дав упасть. — Я не планировала кардио сегодня! Смотрю исподлобья, надеясь сделать свой вид более угрожающим, но порыв ветра и недовольный взгляд мужчины заставляет поежиться. — Ты можешь вернуться. Он хмыкает и выпрямляется, отпуская меня. Я смотрю на него, затем оборачиваюсь и вглядываюсь в темную бездну за моей спиной. Окей, тренировка перед сном не такая плохая идея. В состязании по сквернословиям я заняла бы первое место, потому что с каждым шагом становится все сложнее подниматься, а мои чертыхания более изысканными. Решаюсь и протягиваю руку, чтобы облегчить путь, и Амен берет мою ладонь в свою. Спустя сотню ступенек дыхание сбивается, вид загнанного зверёныша мне не подходит, а играть честно не всегда необходимо, поэтому позволяю себе вольность и переношу вес на ту сторону, с которой идет Армстронг, из-за чего ему приходится буквально тащить меня на себе. Как будто моих ругательств ему недостаточно. Мы доходим до смотровой площадки, и моему взору открывается невероятный вид. В городе, кишащим неоновыми вывесками, фонарями, витринами и прочей светящейся утварью, совершенно непозволительная роскошь наблюдать за немыслимым количеством светил, все как одна, сияющие, точно полярная звезда. Густо населенные пункты скрывают их в ночной глади, подальше от искусственно созданных конкурентов. Но здесь…это больше похоже на восьмое чудо света. Девятое же привезло меня сюда. Амен мог отвезти меня домой, оставить в одиночестве, снедаемую собственными думками, но не сделал этого. Глупая привычка проверять на вшивость людей не дает мне вовремя прикусить язык и я спрашиваю, почему он выбрал это место. Неужели хотел просто показать мне звезды? Или впечатлить? В любом случае, у него получилось. Сердце пропускает удар, когда Армстронг отвечает со всей серьезностью на лице, какую только можно отобразить: — Я хотел показать им тебя. Эта фраза прозвучала так, будто я исключительнее раскаленного сияющего шара. Тогда показалось, что свечусь я на порядок ярче, чем любой из них. Кровь прилила к щекам, обжигая кожу стыдливым румянцем, вытесняя всю уверенность, что по крупицам собиралась после тяжелого расставания с бывшим. Прежде, чем все испортить, я подхожу к ограждению и прикрываю глаза. Вдыхаю свежий аромат деревьев, наполняя им свои легкие до отказа, выдыхаю через нос, собираясь с мыслями. В попытке оправдать саму себя, я рассказываю лишь часть об отношениях с Ашем, но она выходит настолько содержательной, что мужчина не находит слов. Вряд ли можно было ожидать чего-то красноречивого от того, у кого эмоциональный диапазон, как у камушка. Но вид его не растерянный, не удивленный. Он приподнял бровь и вперил на меня свои льдины, жар от которых я ощущаю на физическом уровне. — Ясно. Достаточно откровенный разговор с тем, кого окрестила коллегой. Маленькая девочка внутри меня топнула ногой, не зная, как еще реагировать. Единственная эмоция, которую я ощущаю особенно остро — это гнев. На саму себя или на Амена, не удовлетворившего скудной реакцией на моё откровение? Как я себя должна чувствовать, когда всю жизнь отказывалась оправдывать чьи-то ожидания, но в один момент ощутила необходимость в отклике человека? Пусть даже самый маленький, но он мне был нужен. Услышать, что он меня понимает и не осуждает, чтобы я сама позволила себе, наконец, ослабить тиски из рук, замертво расположившихся на моей шее. Раздражение закрадывается в моем трепещущем сердце, и я собираюсь выплеснуть на Армстронга всё, что о нем думаю. — О, да? Считаешь меня исключительно коллегой?..— вообще-то, я собственноручно его нарекла этим неуместным, в нашем случае, обзывательством, но деваться уже некуда и я продолжаю, — Ты не имеешь права меня осуждать за прошлое… Ловлю себя на мысли, что в очередной раз не смогла вовремя прикусить язык, потому что громадная фигура всей своей мощью надвигается на меня, заставляя упереться поясницей в ограждение. Я знаю, что Амен не навредит мне из-за пререканий, иначе б его лапищи уже сомкнулись на моей шее, но вид достаточно угрожающий, чтобы я сжалась под его натиском. И достаточно сексуален, чтобы огонь вожделения вспыхнул, не позволив мне закрыть рот. Лишь бы этот мужчина оказался ближе. Теперь я в ловушке из его рук. Армстронгу пришлось сгорбиться, мраморное лицо оказалось настолько близко к моему, что я кожей ощущала жар от его тела. В детстве мама никогда не кричала на меня, напротив, она заговаривала тише, чтобы я начала прислушиваться к её голосу. У меня создалось впечатление, что эти двое в сговоре, потому что Амен сделал точно так же. Ему было плевать на то, сколько проблем осталось за моими плечами, и это огорчило бы меня, если бы он не прояснил одну простую вещь: Амен Армстронг — тот, кто делает выводы из того, что видит перед собой. Кто оставляет прошлое в прошлом, а в приоритет ставит лишь настоящее и будущее. Наша ночь не говорит ему об отсутствии ценностей, так же, как работа криминалистом не сулит безупречный уровень эмоциональной стабильности. И он чертовски прав. Эти две параллели никогда не пересекутся, потому что всякий раз мне сложно работать с трупами, залезать им под кожу и ощущать то, что ощущали они, пока не сделали свой последний вздох. Голос мужчины был тихим, но твердым. Его тело надо мной и отсутствие путей для отступления вызывало тревогу, из-за чего стало трудно дышать, соображать, смотреть, и пытаться выкарабкаться из этой бездны голубых глаз, в которой я оказалась. Ком медленно подбирался к глотке, не давая мне издать ни звука. Я не могу справиться с этим натиском, и чувствую, как фокус теряется из-за подступающих слёз. Уловив моё волнение, Амен отстранился, не прерывая зрительного контакта, и сказал: — Так чего ты хочешь, Эвтида? Тон мужчины смягчился, стал бархатным и вкрадчивым. Хотелось лишь одного — высвободиться из капкана каменных мышц, скрыть свое лицо, прогнать ненужные переживания, но вместо этого я поддалась внезапно возникшему порыву и потянулась к его губам. Гребаным. Идеально очерченным. Губам. Которые манили меня. Руки сами двинулись к крепкой шее и заключили в ловушку, как калифорнийская Дарлингтония. Ошибка моя была в том, что Амен не насекомое, а я, к счастью, не растение, хотя весьма плотоядная, судя по тому, как моё тело реагирует на присутствие блондина. Армстронг в ту же секунду настиг мои губы и оставил легкий укус, оттягивая нижнюю губу. Хищник здесь был лишь один. Он застал меня врасплох, а затем выпрямился, не позволив поцеловать себя. Я буквально получила ментальный подзатыльник. Хороша, девица. Решила подсластить серьезный разговор? Амен хочет, чтобы я подумала. Стало быть, и решение моё примет? У меня было бы достаточно времени для раздумий, если бы мы вернулись к подножию горы с помощью телепорта, например, а не пешком. Вновь преодолевая скудно освещенную тропу, я вцепилась в руку мужчины и замолкла, сосредотачиваясь на пути. Мужчины всегда мешали развиваться женщинам, осознанно или нет — не важно. Это неоспоримый факт. На хорошем сексе не строятся счастливые браки, его должны подкреплять уважение, общие интересы, ценности, при этом дополнять друг друга, создавать своеобразный симбиоз, а не противостояние. Если оба партнера успешны, кто-то обязательно попытается занять пальму первенства, и тогда амбиции все разрушат. Если в своем успехе я еще могу усомниться, то в том, что я и Армстронг — твердолобые трудоголики, сомневаться не приходится. Так какие у нас шансы? Искать смысл в наших взаимоотношениях не было желания, потому что его работа здесь будет окончена, и он уедет, а я останусь «у разбитого корыта», как любил твердить мне мой экс-бойфренд. Я не могу позволить себе отношения, просто не могу, пока какой-то психопат издевается над невинными. Я облегченно выдохнула, увидев машину блондина. Дорога хорошо освещалась, придавая мне уверенности в каждом шаге. Знаю, что расследование не является частью моей работы, но кожей чувствую, что могу внести свой вклад в это дело, поэтому решаюсь попытать удачу вновь, зажмуривая глаза и выпаливая фразу так быстро, будто надеясь, что он не разберет ни слова: — Хочу, чтобы ты завтра поехал со мной допросить ту подружку Джейн Доу. Амен смотрит на меня секунду, две. Молчит, поджав губы. Этот жест красноречивее любого ответа. Он не обязан возиться со мной и потакать, но поездка в Сан-Хосе для меня принципиальна. — Ты должен был меня взять с собой или хотя бы ответить на смс! — Не обязан. Мои сжатые в кулаках ладони вклиниваются в бока для пущей убедительности, но мужчине плевать на мои уловки. Он обходит машину и садится за руль, заводя мотор. Оставаться здесь мне не хочется, поэтому я следую его примеру и плюхаюсь на пассажирское. Отказ Армстронга огорчил настолько, что весь путь до дома мы провели в молчании, лишь изредка он бросал на меня косой взгляд, не поворачивая голову ни на дюйм. Как только мотор затих, я открыла дверь автомобиля и надела обувь, которую снова беспардонно скинула в салоне. Амен вышел следом и облокотился о машину, приняв свободную позу. Издевается? Я замерла, сама не зная, чего ожидаю, но не зря. Мужчина взглядом пробежался по моей фигуре, закусив уголок губ. — Завтра в восемь ты должна быть на этом месте. — Сказал он, но часть из сказанного отпечаталось эхом в моих барабанных перепонках, звук все больше отдалялся, пока не затих, утопая в многообразии звуков ночного Сан-Франциско.

Sam smith — Fire on Fire

Моя внутренняя девочка заскакала на носочках, почти взлетая, хлопала в ладоши и прижимала пальцы к губам. От насупившейся Эвтиды не осталось ни следа, ведь на моих губах уже красовалась улыбка, настолько это оказалось важно. Кого-то водят в шикарные рестораны, чтобы впечатлить, а мне достаточно того, чтобы мой голос был услышан и учтен. Армстронг ухмыльнулся и закатил глаза, наблюдая за моим удивленным и крайне счастливым выражением лица. За его снисходительность я скажу спасибо позже, но сейчас самое время уделить внимание другому. Говорить «спасибо» за что-то по-настоящему важное, ценное, всегда было сложно. Не потому, что я не умею благодарить, а потому, что вместе с этим простым словом я вновь переживаю тот момент, за который оно будет сказано. Сегодня Амен открылся для меня с другой стороны, когда выпроводил Рэдклиффа из ресторана, и удивил еще больше, когда не оставил наедине со своими мыслями и показал невероятный вид, который, возможно, я бы никогда и не увидела. Мои зрачки бегают по чертам его красивого лица, скрытого в тени, но по-прежнему выделяющегося в ночи. Хочу насмотреться перед тем, как ошарашу его своими словами. — Спасибо…за то, что вступился за меня сегодня, — говорю я, не отводя взгляда. Кладу руку на его грудь и тянусь к щеке, оставляя легкий поцелуй в благодарность. Отстраняюсь и всматриваюсь в голубизну глаз, в которых читается ничем не прикрытое удивление и искренний интерес. Да, черт возьми, спасибо! Тебе не послышалось. Я не знаю, сколько мы простояли в молчании, но я уже начала сомневаться в том, что в состоянии сдвинуться даже на шаг. Боже, дай мне хоть один знак, чтобы я ушла! Мозг уже начал моделировать картинки, на которых мы вдвоем проводим вечер дома…я скрестила руки на груди, подсознательно ограждаясь от собственных мыслей, но взгляд по-прежнему блуждал по Амену. Напряжение витало в воздухе. Его рука потянулась к моему лицу, очертив большим пальцем скулу, и проскользнула к шее. Другой он обхватил мою челюсть, вынуждая разомкнуть губы, и поцеловал, в следующую секунду уже беспардонно вклиниваясь языком внутрь. Я не отставала, с удовольствием откликаясь на его безумный, нахальный порыв. Мне было вкусно и хорошо. Змеи внизу живота начали переплетаться друг с другом, формируя тугие узлы. Армстронг отлепился от меня, оправдываясь: — Агент ФБР в качестве гида по двойному тарифу, — ухмыльнулся, совершенно довольный собой и моим вопросительным взглядом, — это моя плата, малыш. Хотелось бы мне сказать, что в подобном эквиваленте готова заплатить и по тройному тарифу, но вместо этого развернулась, хлестнув мужчину волосами по лицу, и поспешила скрыться в парадной зоне многоэтажки. Его манеры сводят меня с ума.

***

Прочитанная статья на Калифорния Ньюс, чашка кофе и бесчисленное количество взглядов на наручные часы. Армстронг на редкость пунктуален, чего не скажешь о подружке Джейн Доу. Опоздав на сорок минут, в кабинет вваливается Эшли Мун. Высокая стройная блондинка заявилась, как к себе на работу: розовое платье самого кричащего оттенка, который только можно себе вообразить, едва прикрывало её причинное место, кожаные ботфорты на высоком каблуке со шнуровкой, черная укороченная куртка с меховыми вставками леопардового принта и маленькая сумочка такого же пошлого оттенка, что и платье. На длинных тонких пальцах красовались кольца из белого драгоценного металла, в ушах сверкали темно-синего цвета камни, в которых я безошибочно узнала сапфиры. От её внешнего вида у меня рябило в глазах. Слишком броско, слишком вычурно, слишком хороша и ухоженна для проститутки. В голове я всегда представляла образ потасканной дешевки в тряпье, которая готова сделать «комплимент от шефа», если ей накинут пару долларов сверху. Но Эшли не была похожа на смоделированную моим воспаленным мозгом вешалку, эта женщина знала себе цену, и она была не маленькой. Оттого возник следующий вопрос: была Джейн Доу такой же, или же менее экстравагантной? Эффектная женщина лет тридцати плюхается в кресло напротив, обводит Армстронга плотоядным взглядом и закидывает ногу на ногу. Я тянусь к переносице и зажмуриваю глаза — это будет не просто. Никогда не участвовала в допросах, тем более в неформальных, а скучающее лицо блондинки и ухмылка мужчины лишь сбивали. Амен присел рядом и откинулся на спинку кожаного компьютерного кресла, дав таким образом зеленый свет, и я начала: — Мисс Мун, меня зовут Эвтида Дэвис, я хотела бы задать Вам пару вопросов и, надеюсь, получу честные ответы. Приступим? — Я расскажу всё, что знаю, милая, только давай побыстрее? Челюсти женщины лениво двигались, гоняя жвачку по приоткрытому рту. Я сглотнула отвращение и сделала глубокий вдох перед тем, как продолжить. — Хорошо. Скажите, Ваша подруга могла с кем-то общаться из своих клиентов? — О, нет. — она сменила положение ног и сцепила руки в замок, положив локти на край стола, — у нас табу на встречи с клиентами вне работы, да и популярна она была лишь в узких кругах постоянников, ничего особенного. Я сделала пометку в блокноте и задала следующий вопрос: — Может, у нее был друг среди прочих? — Дорогуша, — блондинка цокнула и закатила глаза, — я столько мужчин вижу ежедневно, думаешь, я бы приметила какого-то малолетку? — Значит, она с кем-то могла видеться или общаться вне работы? Армстронг отрывает свой взгляд от пометок и переводит его на меня, пока я еложу на стуле и присаживаюсь ближе, понимая, что что-то нащупала. — Ну…могла, — нос женщины дрогнул вместе с губой, будто она говорила о чем-то не менее противном, чем её род деятельности. — Мисс Мун, попытаетесь вспомнить, как он выглядел или чем занимался? — Сказала же, не помню я. Был какой-то парнишка молодой, познакомились, когда она ездила по своим делам в Сан-Франциско, гулять забирал с псинами, а девка и этому рада была, глупая. Тачка у него такая, ну…большая, черная, обклеена была всякой хренью. Час, проведенный в допросной, скорее походил на беседу слепого и глухонемого. Какой-то молодой парень виделся с девушкой, ездит на черном внедорожнике с наклейками. Ни номерного знака, ни того, что было изображено на наклейках, Эшли не запомнила. И не удивительно, как можно уместить в голове подобную информацию, когда всю оперативную память занимает прайс на собственные услуги? Отпустив блондинку домой, я расстроенная поплелась к выходу, прихватив заметки со стола. Не хотелось признавать, что несколько часов потрачены впустую. Амен взял меня под локоть и развернул к себе, смерив неодобрительным взглядом. — Ну что, что? — в моем тоне сквозило разочарование, я скрестила руки на груди и вздернула подбородок, — Да, мы ничего не узнали… Я не узнала. — Ты ничего не забыла? — Что? — Эвтида, вещдоки. Озарение пришло ко мне так же быстро, как поползшая наверх бровь мужчины. Я вела себя не профессионально. Мы должны были дождаться, пока образцы, взятые с места преступления, перешлют нам, но Амен воспользовался своим служебным положением и беспрепятственно провел меня в мрачную комнату, запирая ту на ключ. Металлические встроенные стеллажи стояли по периметру небольшого узкого помещения, один белый шкаф был явно лишним, потому что в проходе мы не умещались. Я прошла вглубь камеры и принялась рыскать по полкам, метаясь от одного металлического сооружения к другому. Я не слышала, как Армстронг подкрался сзади. Он прижал меня своим телом к стеллажу, вызвав волну мурашек. В следующую секунду крепкие мужские руки оказались по обе стороны от меня, и я запрокинула голову, чтобы посмотреть в глаза настигшему меня блондину. — Амен, — глубокий вдох, медленный выдох, — ты не помогаешь сейчас. — Правда? — он ухмыльнулся и принял театрально-удивленный вид, кивнув на одну из коробок. Ту самую. В этот момент даже чары сексуального мужчины позади меня были бессильны. Времени было мало. Я сверила номерные коды в деле Джейн Доу и на стикере, наклеенном на коробке, и принялась изучать содержимое: смартфон убитой, наручные часы, пачка сигарет, ингалятор… Все личные вещи девушки были изучены, упакованы и пронумерованы, мне было бы не за что зацепиться, но внимание привлек носовой платок и то, что было на нём. — Амен… Дай мне дело, пожалуйста, — не отрывая взгляда от пакета с предметом личной гигиены, я протянула руку. Как только картонная папка коснулась моих пальцев, я схватила её и положила на полку, перелистывая бумаги с закрепленными фото с места обнаружения тела. Ублюдок. Он просто ублюдок. Я накрыла рот правой рукой, взяла снимки в левую и осела на пол, спиной опираясь о металлическое сооружение. На фото обезображенное тело девушки лежало на газоне в неестественной позе, оно было перекручено, слипшиеся от грязи волосы обрамляли красивое, но изувеченное пережитыми страданиями лицо. Ее выкинули, как собаку. Я отложила снимок и взяла следующий, который сделали перед вскрытием. Лодыжку Джейн опоясывала разодранная кровавая отметина. Очевидно, оставило её то же, что и совсем недавно сковывало ногу Эмили Роуз. Смрад от запекшейся крови ударил в нос вызывая рвотный позыв, я прикрыла глаза, пытаясь справиться с липким ощущением тревоги и отвращения.

Джейн Доу

Каждый день я умирала, но возрождалась в новом кошмаре. Из-за аллергической реакции горло раздирало ощущение сухости, мне было трудно глотать, дышать, моргать. Все моё существование превратилось в сущий ад. Он приходил ежедневно и издевался надо мной, избивая, насилуя, и травмируя стенки влагалища тем, чем только вздумается. Между ног жгло из-за нанесенных им увечий, на теле уже не осталось ничего от той меня. Он связал мои руки и ноги, развел в разные стороны и лишил возможности двигаться, сопротивляться. Острая боль пронзила всё дело. Я не сдержалась и ощутила, как теплая жидкость стала стекать по внутренней стороне бедра и ягодицам. Язык животного слизывал мою мочу с пола, матраса, а затем и с меня. Не было стыда, лишь глубокое отчаяние, поражающее суицидальные мысли. Тьма помещения скрывала силуэт извращенца, но я знала — он никуда не ушел. Наблюдал, упивался моей беспомощностью. Дрянь в еде притупляла сознание или отрубала напрочь возможность соображать. Попытки отказаться были провалены. Без горьковатого вкуса медикаментов на языке еще хуже, тогда я чувствовала каждое прикосновение к моему телу и плакала, кричала, молила о пощаде, и снова плакала, пока не наступало милосердное забвение. Никогда не встречала настолько жестоких людей. В моменты его отсутствия, обращаясь к богу, я клялась в том, что перестану заниматься проституцией, не стану больше осрамлять свою жизнь этой грязной деятельностью, но бог давно меня покинул, и чертов психопат прекрасно знал об этом. Маска скрывала лицо и в глазах невозможно было разглядеть то безумие, которое мне еще уготовано, но я чувствовала. Чувствовала на инстинктивном уровне, что здесь и встречу свою кончину. Когда я прекращала сопротивляться, он исчезал. Прятался во тьме, пока мои силы восстанавливались, чтобы снова исчерпать их и превратить в ничтожество то, что осталось от Дороти Плейс.

Эва

Я ощущаю похлопывания по щекам, разлепляю веки, пытаясь проморгаться и избавиться от мокроты в глазах. Передо мной, сложенный в три погибели, сидит Амен. — Эвтида, мать твою, это уже не смешно! Он обхватил мои щеки обеими руками и смахнул большими пальцами слезы, потемневшие радужки подрагивали в глазных яблоках, мечась по чертам испуганного лица. — Я в порядке. — Если ты это называешь нормальным, то что с тобой происходит в стрессовых ситуациях? Идем. — Нет, стой! — сказала я, вцепившись в запястья мужчины, — я еще не всё изучила. — Позже изучишь свою тряпку. — Не могу я ждать, пока всё официально передадут! А просто так забрать вещдок мы не мо…— Армстронг встал, взял пакет с носовым платком и спрятал его во внутреннем кармане куртки, — что ты? Да ты с ума сошел! — Да? Кто из нас пять минут назад в конвульсиях на полу бился? Рот открылся для возмущения, но Амен уже схватил меня под руку и повел прочь из комнаты. До Сан-Франциско мы добрались в тишине. Я тихо выдохнула, прижимая тот самый пакет к груди, будто он ценнее любой драгоценности. — Что это было? — Армстронг спросил, не отвлекаясь от дороги. Я прекрасно поняла, о чем он говорит, но отвечать не спешила. Разве такое объяснишь? — Эва. Я задал вопрос. От сквозящего холода в его тоне я вздрогнула. Мой некудышный-бывший знал об этих «причудах» и использовал их против меня. Но Амен же не такой? Я сглотнула и посмотрела на него исподлобья, решая, стоит ли рассказать о своей особенности. — Сколько бы трупов не приходилось видеть…всегда вижу их предсмертные терзания. Я смотрю на них и ощущаю то, что ощущали они. Это позволяет мне думать, как убийца. Дедукция, эмпатия, больная фантазия, называй это, как хочешь. Но я в своем уме! — Тебе нужно к врачу. — Не хочешь иметь дело с психопаткой? — Волнуюсь, Эвтида. — Рука мужчины легла на мою ногу, с нажимом оглаживая внутреннюю часть бедра. — Не заставляй меня применять директивные методы воздействия. — Еще и угрожаешь? — Обещаю. Я отстраню тебя. Так легко и непринужденно? Амен Армстронг в силах распалить меня вожделением так же быстро, как и заставить испытывать раздражение. — Мистер «я суну свой член куда не надо» решил поучить уму разуму? — Следи за словами, Эвтида, иначе пойдешь пешком. Но меня уже понесло. — Мне одного кретина хватило в жизни, не становись вторым, Армстронг. Я посмотрела на мужчину и замолчала, наблюдая за его реакцией, но её не последовало. Тишина давила на плечи, заставляя вжаться в сиденье авто. Он молча остановил машину и нажал на разблокировку двери. — Прекрасно! Прогулка на свежем воздухе мне не помешает! Я вышла и хлопнула дверью, наблюдая за стремительно отдаляющейся BMW. До дома оставалось примерно пятнадцать минут пешком и все это время я планировала проклинать Армстронга. Пять минут из десяти так и делала, но сзади послышался оглушающий сигнал машины. Подумав, что вернулся блондин, я не глядя подняла безымянный палец вверх. — Детка, ты настолько обижена на меня? Низкий голос мурашками пробежался по позвоночнику. Не рискнув обернуться, я пошла дальше, ускоряя шаг. Иди, Эва, просто иди. — Ну не горячи-и-ись… Эй? Я думал, у нас все в прошлом? Позволь угостить тебя кофе. Я лишь хочу наладить отношения… — Что в прошлом? Что? — рявкнула я, не обращая внимания на прохожих, — Прошлое с тобой до сих пор ощущается в настоящем! Никаких Нас больше нет и не будет! Кабриолет Аша медленно двигался вслед за мной у тротуара, водителя мало интересовали машины и недовольные автомобилисты, сигналящие один за другим. Ему нужна была лишь я. Десять минут, потерпи еще десять минут, Эвтида, и больше ты его не увидишь. — Ты же знаешь, детка, ты сама виновата в произошедшем. Если бы не ты, мистер Маркес был бы… — Не смей говорить о моем отце! Я не виновата. Не виновата. Рэдклифф всегда умел касаться меня лишь словами, заставляя вздрагивать от воспоминаний. Корить, ненавидеть, испытывать жалость — и всё для меня одной. Я больше не знаю того веселого красноголового парня из университета, он исчез из моей жизни вместе с одним из родителей. Телефон в кармане разрывался от бесчисленного количества пропущенных. Амен. — Да? — Где ты? — Детка, так что скажешь? К тебе или ко мне? — Аш намеренно выкрикивал всякие сальности, решив меня позлить. — С кем? — Тон Армстронга сменился и даже через смартфон я чувствовала, как он закипает. — Знаешь, я занята. Смотрю под ноги, а то вдруг, как и за словами, не услежу. Ненароком понесут еще куда. До скорого. Наговорив ереси Амену я отбила звонок, но продолжала прикладывать телефон к уху, пока некудышный-бывший ехал следом. Ни ума, ни совести, ни мозгов. Зато теперь целых два мужика, которые точат на меня зуб.