Душа дракона

      Служанки метались по коридорам, как встревоженные птицы, не замечая, как из переполненных водой серебряных чаш в их руках, часть то и дело плескалась на пол. На лицах девушек застыло напряжение, их дыхание было тяжелым, отрывистым. Далекие крики королевы раздавались эхом по коридорам, заставляя всех замирать на мгновение, прежде чем снова спешить.        — Быстрее, быстрее, Матерь всеблагая! – ахнула одна из служанок, чуть не выронив чашу.        — Осторожнее, ты зальёшь всё! – шикнула на неё другая.        В покои ворвался Визерис. Его лицо было бледным, взгляд метался между встревоженными служанками и мейстером.        — Что происходит?! – спросил он, голос сорвался на крик.        Мейстер Меллос, стоявший у порога спальни, сделал шаг навстречу королю. Его взгляд выдавал тревогу.        — Ребёнок идёт ягодичками, государь, – объяснил он негромко, будто не хотел, чтобы эти слова вылетели за пределы этих стен. — Мы пытались повернуть его...        — Делайте что-нибудь! – перебил Визерис, шагая мимо мейстера.        — Королева сильная женщина, она борется изо всех сил, но этого недостаточно... Мы стараемся, государь, однако... – начал было Меллос, но осёкся, видя, как король уже склонился к постели своей жены.        Эймма лежала, словно в лихорадке. Белоснежные волосы спутались, мокрые от пота, её руки вцепились в простыни, а лицо стало болезненно бледным. Её губы едва шевелились, издавая приглушённые стоны.        — Визерис, – прошептала она, повернув голову в его сторону.        — Я здесь, моя любовь, я здесь, – он взял её горячую, влажную ладонь в свои.        Его сердце сжималось, глядя на неё. Она была сильной, его Эймма всегда была такой. Но сейчас, в этот момент, она казалась хрупкой и беспомощной, как фарфоровая фигурка, готовая разбиться от любого прикосновения.        — Ты сильная, ты справишься, – шептал он, крепче сжимая её ладонь.        Она попыталась улыбнуться, но её лицо исказила новая волна боли, и Эймма застонала, судорожно выгибаясь. Через какое-то время, наконец, крики любимой утихли и она впала в полубессознательное состояние.       — Думаю да, к сожалению, это единственный способ... – слышит король, словно сквозь толщу воды.       — Ты знаешь как помочь, Меллос? – Визерис поднял голову, и его взгляд встретился с глазами мейстера, стоявшего у изножья кровати. Тот выглядел удрученным, словно уже знал, что предстоящий разговор не принесёт ничего хорошего.        — Государь, с вашего позволения, – мейстер предлагает королю отойти в сторону, чтобы поговорить.       — Говори здесь, – отрезал Визерис, не желая отрывать взгляд от Эйммы.        — Государь, это слишком сложно…        — Говори, я сказал! – сорвался Визерис.        Мейстер глубоко вздохнул и начал объяснять, тщательно подбирая слова.        — Иногда при трудных родах на отца падает ответственность сделать... невозможный выбор...       — Не тяни, – просит король.       — Пожертвовать одним или потерять обоих. У нас есть шанс спасти ребенка. Приём, которому учат в Цитадели – вскрытие утробы для извлечения младенца. Однако потеря крови…       — Что? Седьмое пекло, Меллос! – выругался Визерис, бросил взгляд на обессилевшую жену, а затем снова на мейстера.       Меллос отвёл взгляд.        — Надо действовать сейчас или уповать на волю Богов.       Визерис обернулся к Эймме. Её глаза были закрыты, дыхание тяжёлое. Она выглядела такой уязвимой, такой усталой, что его сердце сжалось ещё сильнее. Это означало, что ему придётся... придётся позволить ей умереть.       — Ты... спасёшь ребёнка? – спросил он, почти умоляя.        — Мы сделаем всё возможное, государь, но время уходит.        Визерис понимал, что выбора у него нет. Семи Королевствам нужен наследник. Ради светлого будущего ему придётся принять этот ужасный выбор. Да простят его дочери и любимая. Он вернулся к постели Эйммы и осторожно взял её за руку. Её веки дрогнули, она открыла глаза и посмотрела на него, слабая улыбка озарила её лицо.        — Визерис...       — Они вытащат ребёнка, – обещает он и даёт разрешение слугам. — Я люблю тебя.       С кровати убирают подушки, а тело королевы стягивают вниз, на середину.       — Визерис, что происходит? – Эймма напуганна и не понимает, что с ней собираются сделать.       — Всё хорошо, – уверяет он.       — Что происходит?... Нет, нет... Визерис, что ты делаешь?       — Всё хорошо, – шепчет он, пока служанки крепко держат её руки.       — Визерис, не надо! Я боюсь, – слёзно умоляет она.       — Не бойся. Я с тобой.       Её крики пронзали его, когда служанки скрутили её руки, а мейстер с ножом в руках склонился над её животом. Визерис не отводил взгляда, хотя каждый её стон и крик были невыносимыми ударами по его сердцу.        — О, нет! Нет! Нет! – кричит Эймма от невыносимой боли ножа в руках мейстера, которым тот режет её живот.       Сердце Визериса разрывалось, в то время как он смотрел, как его жена страдает, и слушал её крики. Он был с ней каждой клеткой своего существа, каждым вдохом и выдохом. Но он знал, что этот выбор был единственным путем, которым можно было спасти их сына.       Кровь заливает всю постель, окрашивая белые простыни. Хватка королевы слабеет, глаза закатываются. Она перестаёт дышать. Когда всё окончилось, когда крики затихли, Визерис остался неподвижен, смотря на безжизненное тело своей любимой. Он пожертвовал ею ради того, чтобы дать шанс их сыну выжить. Согласился на этот ужасный выбор с надеждой, что в конце концов всё будет стоить этой жертвы. Тихо рыдая, он прижался к её телу.       — Прости меня, – прошептал он, крепче сжимая её ладонь, чувствуя, как она ослабевает. Его плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Всё, что он чувствовал, – это пустота, разрывающая его изнутри. Он сделал выбор ради будущего, но сейчас будущее казалось слишком далёким, а утрата – слишком тяжёлой, чтобы вынести её.       Комната наполнилась тягостной тишиной. Воздух казался пропитанным болью и отчаянием. Белоснежные простыни на кровати теперь были алыми, а тело Эйммы неподвижно лежало посреди этого кровавого хаоса. Мейстер Меллос держал в руках свёрток, из которого доносились слабые, едва различимые крики младенца. Его лицо было мрачным, как у человека, только что вынесшего приговор.        — Поздравляю, Ваше Величество, – наконец произнес он, выпрямившись. Его голос звучал натянуто. — У вас сын.        Слова дошли до Визериса, но будто издалека. Он медленно поднял на мейстера покрасневшие, полные боли глаза, не до конца понимая, что тот сказал.        — Это… мальчик? – пробормотал он, его голос звучал хрипло.       Мейстер едва заметно кивнул, осторожно протягивая ребёнка королю.        — Новый наследник, Ваше Величество. Вы с королевой выбрали имя?        Имя… Эймма, такая нежная, светлая... Они вместе мечтали о сыне. Обсуждали это долгими ночами, смеялись, представляя, каким он будет, кто из предков передаст ему свою силу и мудрость. Визерис вспомнил, как она однажды предложила:        — Если это будет мальчик, может, назовём его Бейлон? В честь твоего отца…        Весенний Принц и Бейлон Храбрый был третьим сыном короля Джейхейриса Таргариена и королевы Алисанны Таргариен, выбравшим себе самого большого и опасного дракона – Вхагар. Он тогда улыбнулся, тронутый этим, а её глаза горели от любви. Теперь этот момент вспоминался, как что-то далёкое, не принадлежащее ему.       — Бейлон, – негромко ответил он.       Младенца осторожно передали королю. Визерис почувствовал в руках маленькое, хрупкое тельце, такое тёплое и живое, что его сердце на мгновение дрогнуло. Он посмотрел на ребёнка, который, казалось, только начал привыкать к этому миру. Белые пушистые волосы, крошечные пальчики, сжимающие воздух.        Но вместе с теплом в его груди нарастало что-то холодное и неумолимое. Что-то в лице мейстера, в его опущенных глазах говорило, что опасность ещё не миновала.        — Он… здоров? – спросил Визериса с тревогой.       Мейстер отвёл взгляд, его молчание звучало громче любых слов. И как будто подтверждая его опасения, крик младенца ослабел. Маленькое тело, только что согревавшее руки короля, начало затихать, обмякать.        — Нет… – выдохнул Визерис, притягивая малыша ближе. — Нет, нет, нет…        Он попытался встряхнуть его, словно этим мог вернуть ему жизнь. Лицо мейстера побледнело, он что-то торопливо шептал, зовя служанок с водой и тряпками. Но никто из них не двигался. Все словно окаменели.        — Сделайте что-нибудь! – закричал король, но его слова повисли в воздухе.        Тишина снова окутала комнату. Тишина, в которой умерли все надежды. Бейлон – его сын, наследник, последний смысл ужасной жертвы – замер в его руках. Визерис смотрел на крошечного ребёнка, теперь уже неподвижного. Его глаза жгли слёзы, которые он не мог пролить. Всё вокруг потеряло смысл. Он почувствовал себя опустошённым, словно его вырвали из мира живых, оставив лишь оболочку. Медленно опустил мёртвого ребёнка на кровать рядом с телом Эйммы. Их лица, такие разные – одно безмятежное, как будто она спала, другое маленькое, но уже навсегда погружённое в тишину – смотрели на него.        Его мир рухнул.

***

      Я шла к покоям матушки, словно пробираясь сквозь густую мглу, которая окутала не только замок, но и моё сердце. Каждая минута пути ощущалась вечностью. Каменные стены казались выше, а коридоры – уже, как будто сам Красный Замок хотел сжаться, скрывшись от смерти, что проникла в его самые глубины. Рядом молчаливо шагал Деймон. Он внимательно наблюдал за мной, готовый подхватить, если ноги предательски подогнутся.        — Если тебе станет плохо, обопрись на меня, – проговорил он тихим голосом, но я лишь отрицательно покачала головой.        Мне нужно было дойти самой. Ноги, казалось, стали свинцовыми, а дыхание – тяжёлым, но я продолжала идти. Чем ближе я подходила к дверям покоев, тем больше вокруг сгущались тени. Словно сама смерть пряталась за каждым углом, готовая схватить ещё кого-то.        Когда я добралась до дверей, картина передо мной заставила сердце сжаться. У стены стояла моя сестра, Рейнира, её маленькие кулачки сжались так сильно, что костяшки побелели. Лицо её было залито слезами, но выражение твёрдое, решительное. У самой двери, подобно каменной глыбе, стоял Отто Хайтауэр, а рядом с ним Алисента с бледным, испуганным лицом.        — Пропустите меня! – выкрикнула Рейнира, гнев и боль смешались в её голосе. Она смотрела на Хайтауэра так, словно готова была разорвать его.        Отто сложил руки на груди и ответил спокойно и непоколебимо:        — Принцесса, вам не следует входить сейчас.       Его слова, как удар кнутом, подстегнули меня не смолчать. Я шагнула вперёд, и голос мой зазвучал резко и твёрдо, как сталь:        — Не вам решать, лорд Хайтауэр, где нам быть. Если вы хотите сохранить свою голову на плечах, отойдите в сторону.        — Принцесса Вэйнис!..       Мгновение он смотрел на меня с ненавистью, лицо его багровело, словно десница был готов взорваться, но прежде чем он смог что-то сказать, вперёд выступил Деймон, показательно положив руку на рукоять Тёмной Сестры. Хайтауэр медленно опустил холодные глаза на оружие, которым ему угрожали, а затем снова посмотрел на надменного принца, стоявшего перед ним с высоко поднятой головой.       — Не будь идиотом, Хайтауэр, – произнёс он. — Ещё один такой взгляд в сторону принцессы, и я перережу тебе горло, не дожидаясь чьих-либо приказов.        Алисента, бледная, как призрак, бросила на отца умоляющий взгляд. Сложилось впечатление, что она мысленно молила его не усугублять ситуацию. Отто, стиснув зубы, шагнул в сторону, пропуская. Взяв Рейниру за руку, я толкнула дверь и мы вошли внутрь.        Запах крови и пота мгновенно ударил в нос, обволакивая всё вокруг. Он был таким густым, что казалось, будто можно задохнуться. Комната освещалась лишь несколькими свечами, их дрожащий свет озарял ужасающее зрелище. На постели лежала матушка. Её лицо было белым, как мрамор, даже в смерти оно отражало пережитое ею страдание. Её живот был грубо и зверски разрезан, а вокруг тела простиралось море крови, впитавшейся в простыни.        На коленях у постели стоял отец, сгорбленный и сломленный. Его руки дрожали, а взгляд был потухшим, устремлённым куда-то вдаль, словно он ничего не видел.        — Матушка… – голос Рейниры был хриплым, слабым. Её губы дрожали и она так и не смогла закончить фразу.        Я почувствовала, как сердце обрывается. Грудь сдавило такой болью, что дышать стало почти невыносимо. Душа разрывалась на части, но я стиснула зубы, чтобы не показать слабость. Я должна быть сильной ради Рейниры, ради того, чтобы поддержать её в этот момент. Она очень долгое время была опорой для Вэйнис, теперь же и сама нуждалась в ней.       — Она умерла, – сказал отец, словно глухим, чужим голосом, он не поворачивался к нам, погружённый во мрак душевных мук.        Слёзы подступили к моим глазам, горькая боль переполняла моё сердце, но я сжимала зубы и держалась. Рейнира заплаканными, стеклянными глазами смотрела на неподвижное тело матери, которое ещё, возможно, было тёплым. Только что-то не давало мне покоя. В комнате царила такая тишина, что она казалась ненормальной. Почему… почему здесь так тихо? Где крики младенца, плач?        Моё сердце пропустило удар.        — Где наш брат? – спросила я.        Заметила мейстера Меллоса, державшего в руках небольшой сверток. Он стоял тихо, будто боялся совершить лишнее движение. Сделав шаг ближе, я увидела, что младенец не шевелился. Не дышал.       — Принцесса, – поклонился мне мейстер, — принц Бейлон скончался пару минут назад... Я сожалею. Мы пытались сделать всё, что могли...       — Но нашу мать вы даже не собирались спасать, верно? – догадалась я, улыбнувшись горькой улыбкой. Это было ясно, как день, стоило лишь мне увидеть, как доставали ребёнка.       — Шанс спасти обоих был крайне мал, принцесса... Этот выбор не из лёгких, но ваш отец должен был так поступить... – мейстер кланялся всё ниже и говорил всё тише под моим мрачным взглядом, прожигающим его. И он не стал дальше продолжать, предпочтя замолчать, чтобы не рыть себе глубокую яму.       Жизнь матушки была принесена в жертву, и ради чего? Ради того, чтобы ребёнок прожил лишь одно мгновение? Эта мысль била по моему сознанию, отзываясь болезненным эхом в каждом уголке души.       — Это несправедливо, – прошептала я, эти слова жгли горло раскалённым огнём. — Несправедливо…       Рядом Рейнира начала хвататься за шею, будто ей не хватало воздуха. Её плечи сотрясали рыдания, превращавшиеся в удушающие всхлипы. Я заметила, как она пытается унять дрожь в руках, но тщетно. Её взгляд был прикован к телу матушки, к тому неподвижному силуэту, что лежал среди смятых, залитых кровью простыней.       Крики и стоны матушки будто наяву звучали в моей голове, словно я была здесь с ней и всё видела. Картина её агонии, застывшая на мёртвом лице, не давала покоя. Это было ужасно. Даже теперь, когда служанки приступили к омовению тела покойной королевы Эйммы, я отвернулась, не в силах больше смотреть.       Я подняла глаза на Деймона, стоявшего в тени у стены. Его лицо было мрачным, холодным, но я заметила в его взгляде нечто необычное – сочувствие. Это было странно. Он редко выражал подобные эмоции, а уж тем более не пытался их скрывать.       — Дядя, – негромко позвала я, чувствуя, что больше не могу справляться одна.       Он тут же повернул голову и посмотрел на меня.       — Помоги мне сопроводить Рейниру в её комнату.       Деймон молча кивнул и двинулся вперёд, но едва он подошёл к Рейнире, та сорвалась.       — Нет! – закричала она, отбиваясь от его рук. — Нет, я не уйду! Не трогай меня!       Её крик разрывал душу. Она сопротивлялась изо всех сил, её маленькие кулачки били Деймона по плечам, но он остался непоколебим. Одним быстрым движением он схватил её поперёк тела и закинул себе на плечо, словно бунтующую куклу.       — Пусти! Пусти! – визжала Рейнира, метаясь, рыча, как дикое животное.       Я смотрела, как она исступлённо борется, и моё сердце сжималось от боли. Это был её способ выразить горе, её попытка бороться с тем, что уже не изменить.       Перед тем как выйти, я бросила последний взгляд на отца. Он всё ещё сидел рядом с матушкой, сгорбившись и держа её бледную руку. Она безвольно свисала из-под белой простыни, которой накрыли её тело. Его губы что-то беззвучно шептали, но я не смогла разобрать слов.       За дверью нас ждал Отто Хайтауэр. Его лицо, как всегда, оставалось бесстрастным, но я видела в его глазах то, что кипело под поверхностью – презрение, насмешку.       — Обо всём позаботятся, принцесса. Я соболезную вашей утрате, – произнёс он с поклоном, едва заметно скривив губы.       Моё сердце наполнилось гневом. Этот человек, стоящий передо мной, казался воплощением лжи.       — Надеюсь на это, – холодно ответила я, держа взгляд на его лице. Внутри я поклялась себе: когда-нибудь этот глумливый взгляд исчезнет навсегда.       Деймон нёс обессилевшую от слёз Рейниру, а я следовала за ним. Мы шли молча, не произнося ни слова. Тяжесть горя наполнила весь замок. Когда мы достигли комнаты Рейниры, Деймон осторожно уложил её на кровать. Она больше не сопротивлялась, лишь лежала, дрожа всем телом.       — Я оставлю вас, – сказал Деймон, отходя к двери.       Я села рядом с сестрой и крепко прижала её к себе. Её горячие слёзы пропитывали ткань моего платья, но я держала её, как будто это могло защитить нас обеих от боли.       — Почему это произошло? – шептала она, задыхаясь от рыданий. — Почему её больше нет? Как она могла покинуть нас?       — Я не знаю, Рейнира, – ответила я, сама с трудом удерживая слёзы. — Но сегодня мы будем горевать вместе.       Она обхватила меня руками, цепляясь за меня, как за последний островок безопасности. Говорят, кровь дракона не плачет. Но сегодня, казалось, и сами небеса рыдают вместе с нами. Мы будем оплакивать потерю матери и брата.

***

      После смерти матушки в Красном Замке всё изменилось. Тишина была не просто тишиной – это было тяжелое, удушливое молчание, которое давило на грудь, как тяжёлый камень. Воздух в замке казался неподвижным, звуки шагов глухо отдавались от каменных стен. Сами коридоры, обычно наполненные приглушённым гомоном, сегодня были мрачны и пустынны. Нетронутые покои матери оставались закрытыми, словно могила, хранившая в себе последние следы её жизни. Было тихо и мрачно, будто исчез весь свет. Не слышался смех. Вся Королевская Гавань была погружена в мрачное безмолвие, только ветер завывал свою  печальную песню.       Мой завтрак, состоявший из молочной каши, стоял на подносе рядом с кроватью. Я сидела, глядя на ложку в руке, словно это был тяжелый меч. Глотать пищу было почти невозможно, но я знала, что должна – матушка всегда говорила, что голод ослабляет не только тело, но и дух. Айрис принесла мне платье: простое, чёрное, без украшений. Когда она помогала мне его надеть, её пальцы дрожали. Она знала, что сказать, но молчала. Расчесала мои волосы, и я попросила оставить их распущенными – пусть они свободно спадут на плечи, как это любила матушка. Всё это проходило в молчании, так как говорить не хотелось. Эймма недолго была для меня матерью, но я сполна прочувствовала её любовь и заботу, полюбила в ответ. И мне было больно, что я потеряла дорогого человека. Потеряла брата, который не прожил и часа.       Я старалась держаться. Никто не видел, как я плакала. Но слуги, глядя на моё лицо, боялись, что я снова стану той прошлой Вэйнис, которая редко выходила из комнаты, испытав очередное сильное потрясение. Конечно, они не знали, что теперь Вэйнис изменилась навсегда и я точно не позволю ей больше скрываться от этого мира. Картины, увиденные в покоях матушки, не покидали моё сознание. Разрезанный живот, кровь, разлитая по постели, бледное, измождённое лицо... Я чувствовала, как эти образы въедаются в мою память, словно клеймо.       Шла подготовка к похоронам. Самое тяжёлое ждало впереди.       Я направилась к Рейнире. Она не выходила из своих покоев с момента гибели матушки. Её молчание и отрешённость беспокоили всех. Я знала, что ей нужно моё присутствие – не слова, а просто быть рядом. Когда я вошла, её взгляд, потухший и отсутствующий, медленно поднялся на меня. Она сидела на краю кровати, сутулясь, как будто груз скорби согнул её пополам. Под глазами у неё залегли тени, кожа казалась почти прозрачной.       — Выйдите, – сказала я служанкам, которые хлопотали вокруг неё. Они поклонились и молча удалились, оставив нас вдвоём.       Я подошла к Рейнире и осторожно присела рядом. Некоторое время мы сидели молча, пока я не притянула её к себе и не обняла. Она не оттолкнула меня, не сказала ни слова.       — Это несправедливо, – наконец, спустя какое-то время прошептала она. – Почему? Почему она? Почему брат? Почему всё это случилось?       Я не знала, что ответить. Какими словами можно объяснить эту жестокость судьбы? Осторожно отстранившись, взяла её руку в свои. Я слегка сжала её пальцы в знак поддержки и сказала мягким и тихим голосом:       — Рейнира, я всегда здесь для тебя. Я знаю, насколько тяжело тебе сейчас, и я не могу передать словами, как сильно я с тобой горюю. Но мы справимся вместе. Ты не одна.       Рейнира не ответила. Её взгляд снова устремился куда-то вдаль, как будто она искала ответ в пустоте.       — Матушка хотела, чтобы ты была сильной, – продолжила я, стараясь говорить мягко, но уверенно. — Она гордилась тобой. И сейчас она хотела бы, чтобы ты продолжила идти вперёд, ради неё.       Слова, похоже, достигли её. Она подняла на меня глаза, полные слёз, и сдавленно кивнула.       — Мы переживём это, но только если будем держаться друг за друга.       Я почувствовала, как её рука чуть крепче сжала мою. Её губы дрогнули.       — Помоги мне, – попросила она, её голос был едва слышен.       — Конечно, – я улыбнулась ей так мягко, как могла в этот момент. – Для этого я здесь.       Я помогла ей подняться и аккуратно одеть траурное платье. Ткань казалась тяжёлой, как и сам этот день. Я застегнула последний крючок на её спине и повернула к себе.       — Ты готова? – спросила я, глядя в её уставшие глаза.       — Я постараюсь, – ответила она тихо.       — Этого достаточно, – кивнула я. — Ты нужна нашей семье, Рейнира. Ты нужна мне.       Она посмотрела на меня, и в её взгляде промелькнула искра благодарности, хотя слёзы снова наполнили её глаза.       Мы покинули её комнату, держа друг друга за руки. Несмотря на горечь утраты, мы должны оставаться едины. Только так мы сможем выстоять перед лицом боли, которая разрывала наши сердца.       Мы вышли из комнаты, и тишина коридоров Красного Замка мгновенно охватила нас, как густой туман. Каменные стены, хранящие в себе сотни историй, сегодня казались мрачнее обычного. Тусклый свет факелов отбрасывал длинные тени, словно скрывая в себе скорбь об ушедшей королеве. Воздух был прохладным, напоенным слабым запахом сырости – даже камень, казалось, впитал в себя траур.       На повороте коридора нам навстречу вышла Алисента. Она остановилась, и её карие глаза наполнились сочувствием. Не говоря ни слова, она подошла к Рейнире и заключила её в объятия. Её слова были почти неразличимы, но я слышала утешительные шёпоты, направленные на то, чтобы успокоить сестру. Я смотрела на них, пытаясь прочитать на лице Рейниры хоть какую-то реакцию, но её лицо оставалось пустым, словно застывшим в вечной боли.       В тени неподалёку я заметила Деймона. Он стоял, опираясь на стену, его обычно надменное выражение сменилось на нечто более мягкое, почти жалостливое. Впервые за долгое время он выглядел по-настоящему человечным. Так как я не выходила из покоев два дня, у меня не было возможности спросить у дяди, как он. Эймма была ему двоюродной сестрой, женой старшего брата. Для него наверняка это тоже являлось сильной потерей. Наши взгляды встретились, но я не подошла к нему. Возможно, позже, когда боль утихнет хотя бы на миг, я найду в себе силы поговорить с ним.       Снаружи замка уже ждали экипажи, которые должны были доставить нас к месту похорон. Каждый из них был украшен чёрными лентами. Лошади нетерпеливо переминались с ноги на ногу, будто чувствуя висящее напряжение. Любой погребальный обряд зависит от религии, которую исповедует тот или иной Дом. Если Дом верит в Старых Богов, то и обряд погребения будет в традициях этой веры. Несмотря на то, что Рок Валирии уничтожил некогда великую империю, религия валирийцев смогла сохраниться и пережить трудные испытания. Наша семья открыто почитает валирийских Богов, хотя официально мы верим в Семерых. По традициям валирийцев, когда представитель Дома Таргариен умирает, его тело сжигают, прах собирают в чашу и высыпают в специальный "очаг" – особое место в подземельях Красного Замка, где огонь горит постоянно. Считается, что таким образом умерший может воссоединиться с предками и всегда быть рядом со своими потомками.       Мрачное небо висело над нами, затянутое густыми серыми облаками, отбрасывая холодный свет на замок и его окрестности. Холодный ветер играл с нашими одеждами, заставляя нас плотнее кутаться в траурные плащи. Мы ехали в молчании. Стук колёс и ритмичное цоканье копыт служили единственным звуком в этом путешествии. Я сидела рядом с Рейнирой, наблюдая за её лицом, которое оставалось неподвижным, будто она надела маску, чтобы скрыть бушующий ураган эмоций.       Когда мы прибыли на место, нас встретил холодный ветер. Взглянув вверх, я увидела Сиракс, дракона Рейниры, которая стояла на вершине холма. Она выглядела гордо и сильно, словно понимая важность этого момента. Её золотая чешуя отливала в бледном свете небосвода. Мы медленно двинулись вниз по холму, тёмно-зелёная трава проминалась под нашими шагами. Глаза Рейниры были красными от слёз, но она, расправив плечи, готовилась к самому сложному – отдать приказ своему дракону зажечь погребальный костёр. Алисента, следующая за нами, выглядела такой же пустой и траурной, как и все.       Тело нашей матери и брата, завёрнутые в ткани, были положены на погребальный костер, подготовленный у подножия холма. Когда все лорды и родственники собрались, вышел Верховный септон, слабый и дряхлый на вид старик, и начал читать молитву. Слова неслись по ветру, словно поющий гимн покоя и утешения. Его голос звучал слабо, но глубоко, проникая в каждую отдельную душу и наполняя её смирением. Я слушала его речь, которая была направлена успокоить бурные эмоции и погасить боль. Когда же последние слова молитвы прозвучали, все заметили, как Нира не сдвинулась ни на шаг, ни на что не реагируя.       Моё внимание было сосредоточено на Рейнире, которая стояла впереди всех, прямая, как струна, но в её глазах застыло что-то тёмное. Она почти не моргала, глядя на тела, которые вскоре обратятся в пепел.       — Они ждут тебя, – раздался тихий голос Деймона за моей спиной, который приблизился.       Я повернула голову и увидела, как он склонился к Рейнире. Его взгляд был твёрдым, но в нём читалась забота.       — Ты нужна своему отцу. Сейчас больше, чем когда-либо, – добавил он.       Рейнира чуть качнула голову, но не ответила. Горькая усмешка появилась на её губах.       — Мы с сестрой никогда не заменим ему сына, – прошептала она.       Наш отец выглядел отрешённым, с пустым взглядом. Он едва держался на ногах. Я коснулась руки Рейниры, переплетя наши пальцы. Пусть она и была права, но это не значит, что мы позволим этому осознанию сломить нас. Её глаза, полные слёз, задержались на мне на долю секунды. Затем она сделала шаг вперёд, отпуская мою руку. С каждым её шагом моё сердце сжималось всё сильнее.       Она остановилась перед своим драконом. Сиракс, почувствовав её приближение, наклонила голову, издав низкое, протяжное рычание. Рейнира подняла руку, но слова застряли у неё в горле. Я видела, как её плечи дрогнули, и на мгновение подумала, что она не сможет.       Если бы это была я, смогла бы я? Смогла бы я отдать приказ, зная, что этим я окончательно отпущу матушку? Я хотела бы верить, что смогла бы.       — Дра… – её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Дракарис!       Сиракс мгновенно подчинилась. Поток огня, яркого, как солнце, обрушился на погребальный костёр. Воздух наполнился жаром, запах горящей ткани и дерева быстро распространился вокруг. Я невольно закрыла глаза, чувствуя, как слёзы бегут по моим щекам. Рейнира стояла неподвижно, смотря на пламя, пока тела нашей матери и брата исчезали в огне. Её золотистый дракон стоял рядом, тихо рыча, разделяя это горе. Было что-то символичное и величественное в этом зрелище – жизнь продолжалась, несмотря на потерю и горе. Память о любимых будет всегда жить в наших сердцах – они станут светом и поддержкой, наполняющими нас силой и любовью на протяжении всей нашей жизни.       Это был момент, когда я поняла: мы больше никогда не будем прежними.       Присутствующие отдавали последние почести, прежде чем постепенно начать покидать это место. К отцу подошла Рейнира, не выдержавшая без его поддержки. Он привлёк её к себе, положив подбородок на серебряную макушку. Я не стала мешать их уединению и прошла мимо, направившись вверх по холму, откуда можно было видеть неспокойное море. Холодный ветер рвал одежду и бил в лицо, словно напоминая о бренности человеческой жизни. Серо-свинцовое небо нависло низко, и мелкие капли дождя скользили по моим щекам, смешиваясь с горячими слезами, которые я не могла больше сдерживать. Волны ударялись о скалы, глухой гул отдавался в груди, будто природа разделяла наше горе. Я стояла там, одна, чёрная фигура на фоне серого горизонта, и мысли кружились в голове, как одинокие птицы, попавшие в шторм.       Шаги за моей спиной прозвучали приглушённо, но я сразу узнала их. Деймон всегда ходил с ленивой уверенностью, будто весь мир принадлежал ему. Его присутствие было как тень – невозможно игнорировать, но одновременно оно не давило, лишь напоминало, что ты не один.       — Хотела бы я знать, – начала я, не поворачиваясь к нему. — В те недолгие минуты, что жил мой брат, был ли отец по-настоящему счастлив?       Мой голос звучал пусто, словно я выговаривала мысли, давно застрявшие в голове. Я увидела перед собой мимолётное видение – крошечное тело, завёрнутое в ткань, на руках у мейстера. У него была светлая головка, но я так и не узнала, какие у него были глаза. Может, как у матушки – глубокие, как вечернее море. Или же светлые, как у отца.       — О чём ты думаешь? – внезапно спросил Деймон. Его голос был ровным, но в нём звучал какой-то скрытый вызов. Он не смотрел на меня, его взгляд был устремлён вдаль, на горизонт. Руки сложены за спиной – картина полной невозмутимости.       Я задумалась на мгновение, но тут же покачала головой.       — Я не понимаю, – ответила я, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — Как он мог поступить так с матушкой? Разрезать её живьём, как свинью... Её, человека с чувствами, с жизнью, с семьёй. Я видела это… видела её разорванное тело. И в тот момент поняла всё.       Я сжала руки в кулаки, ногти врезались в ладони. Глубоко вздохнула, пытаясь не поддаться ярости. Она разгоралось внутри, как огонь, но я знала, что не могу позволить себе сгореть в этом пламени.       — Но ты ничего не сказала Рейнире, – задумчиво отозвался он, его голос прозвучал мягче, но всё ещё остро, словно кинжал. — Почему, если поняла, какой выбор сделал Визерис?       — Пусть лучше она винит мейстера Меллоса, – с горечью сказала я. — Ей и так слишком больно. Она не выдержит потерять ещё и отца…       Деймон, наконец, повернулся ко мне. Его глаза, тёмные и проницательные, были словно два омута, готовые поглотить мои сомнения.       — А что же ты, Вэйнис? – произнёс он, опуская голос почти до шёпота. — Ты винишь его за это? Ненавидишь?       Я посмотрела на него, всматриваясь в черты его лица, словно пыталась найти ответы. Моя ненависть, если она и была, угасала, уступая место тяжёлому пониманию.       — Наша жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на ненависть, – ответила я. — Не знаю, смогу ли я простить его когда-нибудь. Но ненавидеть… нет, я не буду.       В этом мире нужно дорожить всем, что имеешь. Какая бы не была семья, с ней нужно жить. Лишь одного я простить бы не смогла – предательства... А как бы поступил Деймон, будь он на месте моего отца? Я посмотрела на него, рассматривая неподвижное, словно высеченное из камня, лицо. Он пристально посмотрел на меня в ответ, с немым вопросом. Качнув головой, отвернулась, не найдя в себе смелости задать этот вопрос.       — Если бы я был на месте Визериса, я бы спас свою жену, – неожиданно произнёс он. Его слова прозвучали резко, но уверенно. — И мне плевать, что об этом думают другие.       Я вздрогнула, услышав его признание. Оно было откровенным, суровым, и каким-то образом – истинным.       — Ты так уверен в своём выборе? – спросила я, пытаясь уловить что-то за его словами, что-то большее, чем просто упрямство.       — Уверен, – ответил он. Его взгляд был твёрдым, как сталь. — Люди всегда будут осуждать, но в конечном счёте важны только те, кто для тебя действительно значим. Я бы выбрал Эймму, и неважно, какой ценой.       Его слова вызвали во мне бурю эмоций. С одной стороны, я уважала его решимость, но с другой – не могла понять, как можно так отвергать жизнь другого. Я отвела взгляд, глядя на море.       — Ты боишься задать вопрос, который висит у тебя на языке, – заметил он, пристально глядя на меня.       Я подняла на него глаза, и он усмехнулся, будто прочитав мои мысли.       — Ты хочешь спросить, как я могу быть таким?       — Ты бы не сожалел? Не мучился потом?       Он хмыкнул, но его лицо оставалось серьёзным.       — Я бы сожалел, – признался он. — Но это были бы мои сожаления. И я мог бы с ними жить.       Эти слова, такие простые и прямолинейные, запали в моё сердце. Я почувствовала, как мои глаза наполнились слезами.       — Со мной можешь говорить о чём угодно, – внезапно сказал он, подойдя ближе. Его рука коснулась моего лица, убирая пряди волос за ухо. Я вздрогнула, но не отстранилась. Его прикосновение было тёплым, почти успокаивающим.       — Что ты делаешь? – спрашиваю я, мой голос опускается до низкого тона.       — Ты не в порядке, Вэйнис. Я просто... просто вижу это. Не хотел оставлять тебя одну в таком состоянии.       "Или сам не хотел оставаться один, и всего лишь боится в этом признаться", – подумала я, испытывая к нему сочувствие.       Движимая чем-то необычным для себя, я сократила между нами расстояние и прижалась к нему, обхватив руками. Я замерла, напряжённая, но затем позволила себе расслабиться в его объятиях. Деймон был удивлён этим порывом и какое-то время стоял неподвижно, никак не прикасаясь ко мне. Его тяжёлое дыхание щекотало мои волосы. И, наконец, руки Порочного Принца сомкнулись вокруг меня, сначала нерешительно, а потом с неожиданной твёрдостью. Он прижал меня ближе, будто боялся, что я исчезну, если он ослабит хватку. Его пальцы пробежались по моим волосам, медленно и успокаивающе, и я услышала, как он выдохнул, словно выпуская напряжение, которое сдерживал всё это время.       — Вэйнис, – произнёс он тихо, почти шёпотом, его голос был хрипловатым, но в нём звучало что-то новое, что-то, что я не могла понять. — Ты уверена, что хочешь этого?       Его вопрос заставил меня поднять взгляд, но я не отпустила его. Его лицо было совсем близко, его глаза, обычно наполненные насмешкой или скрытой угрозой, сейчас казались открытыми и... мягкими? Это было необычно для него, но, возможно, именно это ощущение – увидеть в нём что-то человеческое – подтолкнуло меня.       — Я не знаю, чего я хочу, – честно ответила я, мой голос прозвучал хрипло и надломленно. — Но мне кажется, что сейчас, в этот момент... мне нужно это. Твоя поддержка. Твоя... близость.       Он смотрел на меня долго, словно пытаясь найти в моих словах что-то большее, чем простую просьбу. Затем он коротко кивнул, словно принимая какое-то внутреннее решение. Его рука скользнула к моей щеке, пальцы осторожно провели по коже.       — Тогда бери, что тебе нужно, Вэйнис. Здесь и сейчас.       Эти слова звучали как разрешение и вызов одновременно. Я закрыла глаза, позволяя себе забыть обо всём, растворилась в нём, позволив поддержать. Слушала стук его сердца через ткань на груди, вдыхала запах, который принадлежал только ему. Его ладони неспешно поглаживали мою спину. Отстранившись, Деймон поцеловал меня в лоб. Сейчас в этом не было ничего порочного. Поддержка любящих друг друга членов семьи. Даже Таргариены были всего лишь людьми, а не Богами. Мы могли разрешить себе слабости.