Осколки прошлого

      Настя позвонила крёстному, потому что знала, что он всегда поможет. Она перебила «Алло» криком:       — Папу убили!!!       Настя только поняла, что она практически всегда говорит на крике и в агрессии. Таким образом, вырывались наружу эмоции, которые Пчёлкина закапывала как можно глубже, чтобы не позорить громкую фамилию. Однако то, что её отец был подстрелен на её глазах, доконало.       — Как убили? — Также громко переспросил Белов. — Это правда?!       — Я не знаю! В него стреляли, и он упал, и… — Настя прерывисто дышала, и Белов понял: девочка не шутит. — Он запретил мне касаться его крови, я вызвала «Скорую»… Помогите, пожалуйста!!!       — Настя, куда его ранили?!       — Да я не знаю! Не видела! Но кровь шла из ноги! Дядя Саша, помогите мне… — Настя искусала кожу запястий.       — Ты сейчас где?       — Я в школе, выступать должна на конкурсе. Но я не буду, я домой поеду. Просто надо позвонить дяде Шмидту…       — Нет, ты не поедешь домой. Ты выступишь, как и договаривались, — неожиданно резко сказал Белов. — Твой отец хотел, чтобы ты спела эту песню. И ты должна исполнить его желание.       — Вы издеваетесь надо мной все! — Настя сбросила, а затем разбила телефон об асфальт. Она больше не хотела слышать никого. Всем было плевать на неё, никто не слышал, не понимал. Она не была личностью, к которой бы прислушаливались. Настя стучала кулаками об асфальт, а потом остановилась, когда кожа содралась.       — Ладно, — девочка поднялась сама с земли, — я обещала папе быть сильной, а маме — почтить память. Я сделаю это, — Настя вытерла тушь, смыла испорченный макияж и вернулась в школу. Там к ней подлетела руководительница:       — Пчёлкина! Ты где шляешься?! Я еле договорилась, чтобы конкурс отсрочили!       — Я в рот ебала этот конкурс. Моего отца подстрелили, а я должна думать об очереди? Скажите спасибо, что я выступаю. Я выиграю и вам заплатят, — Настя отошла от руководителя и дождалась, пока её объявят.       — Первая участница — Анастасия Пчёлкина!       Всё, казнь началась. Настя вдохнула, успокоила мечущееся в груди сердце и дала флэшку с музыкой и видео техническому специалисту. Строгие тёти с пышными причёсками из жюри устремили взгляды на неё одну. Насте дали небольшой отдых: песня начиналась с проигрыша. Пчёлкина сжимала в руках микрофон, стараясь думать о выступлении, о «Крыльях», а не о том, что отец борется за жизнь.       — Ты снимаешь вечернее платье, Стоя лицом к стене… И я вижу свежие шрамы На гладкой, как бархат, спине…       От криков и истерик голос стал хриплым и низким, что создало нужное впечатление у зрителей. Тем самым не создавалось диссонансов, что девочка поёт мужскую песню. Настя пела, прикрыв глаза, чувствуя себя, как на распятии. Будто тысячи ножей пронзают её. Ей нельзя было кричать и молить о пощаде, хотя такой привилегией обладает каждый приговорённый.       На заднем фоне проигрывалось видео со свадьбы Вити. Настя просила Ваню помочь с переносом видеоролика, и Белов с радостью согласился. Зал, который ещё хорошо помнил эту историю любви, был тронут. Зрители постарше вытирали слёзы платочками.       — …И если завтра начнётся пожар, И всё здание будет в огне, Мы погибнем без этих крыльев, Которые нравились мне… Где твои крылья, которые нравились мне? Где? — С чувством сказала Настя. — Твои крылья? Которые нравились мне?       Последние аккорды. Настя покачивалась в ритм песни, а затем застыла в красивой финальной позе, приподняв голову и посмотрев наверх, будто на небо. Она грациозно взмахнула рукой и заплакала под бурные овации зала. Настя закрыла рот ладонью, будто в беззвучном крике и отошла к занавесу. Она пришла в себя и вернулась к микрофону:       — Я посвящаю эту песню своей маме, Юлии Александровне Фроловой, выдающейся журналистке, которая была убита в Чечне. — Настя сглотнула. — И моему папе, Виктору Павловичу Пчёлкину, который сейчас борется за жизнь. Он не умрёт. Тот, кто пытался убить его, поверь: тебе это вернётся втройне, — со злостью сказала Настя и ушла со сцены.

***

      Даша не знала о происходящем очень долго. Котова проводила урок, объясняла старшеклассникам сложные генетические задачи. Кто-то тихо сидел в телефоне, перекидывал песни по блютузу. Вдруг класс наполнился шумом, дети оживлённо обсуждали какую-то новость. Котова попыталась перекричать их, но, осознав тщетность своих усилий, с досадой хлопнула ладонью по столу:       — Ребят, ну можно потише?!       — Извините, — уровень шума резко упал. — Дарья Николаевна, тут просто пишут, что… Министра финансов убили…       — Каких финансов?       — России… — Неуверенно добавил мальчик. — Ну, Виктора.       — Не убили! — Быстро вмешалась староста. — Он ранен, в тяжёлом состоянии, но не убит.       Даша замерла. Слова детей словно пробили её ледяным ветром. Всё вокруг вдруг стало неважным, звуки утонули в грохоте собственного сердца. Ей казалось, что она вот-вот задохнётся от осознания того, что её любимый человек сейчас балансирует на грани жизни и смерти. Её пальцы судорожно сжали край стола, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры в этом вихре эмоций. Даша отчаянно пыталась сохранить спокойствие перед учениками, хотя каждый нерв был натянут до предела. Сердце билось так сильно, что ей казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Глубокий вдох помог немного прийти в себя, но страх и тревога продолжали терзать её изнутри.       — Ладно. Я понимаю, вы шокированы. Но всё же, обсудим это на перемене, — Даша опёрлась об стол руками. — Продолжим занятие…       За многие годы работы учителем Даша научилась успокаиваться в считанные мгновения и вести уроки так, будто ничего не случилось. Поэтому в учительской её называли «железной леди». Эта выдержка передалась и на обычную жизнь: сталкиваясь с проблемой, Даша сразу переходила к её решению, пропуская этап драматизации. Именно это качество и помогло ей, когда Витя сообщил о ВИЧ.

***

      — Передай скальпель…       Лучшие хирурги Москвы боролись за жизнь Вити. Главврач только отдавал указания, короткие, но достаточно понятные для профессионалов. Крови было потеряно очень много, но врачи не сдавались.       Никаких прогнозов не давалось, хотя СМИ придумывали клиническую смерть и что-то в этом роде. Врачи не знали, какой будет исход, потому что первая помощь была оказана не сразу и пациент обладал низким иммунитетом.       »…Вокруг было темно, ни единого проблеска света. Витя закрыл глаза, чувствуя, что он в полёте, а тело потеряло свой вес и стало невесомым.       Неожиданно мгла сменилась ярким светом, как будто Солнце было в паре сантиметров. Витя раскрыл глаза и тут же закрыл лицо ладонями.       — Открой глаза.       Витя убрал руку и медленно повернулся на источник голоса. Он не верил своим ушам, ведь он слышал… Юлю?       — Блять, я умер… — констатировал Витя. — Но мне же рай не светит. Почему я вижу тебя?       — Ты пока не умер. Но можешь это сделать после нашего разговора.       Вопреки общепринятым представлениям о рае, Юля не носила белоснежных одеяний, крылья за спиной не дрожали. Фролова была в той одежде, в какой её нашли в Чечне: рваная камуфляжная форма с вышивкой «Пресса». Витя зажмурился от воспоминаний, а затем протянул руки, чтобы обнять супругу.       — Не касайся меня.       — Юлечка, ты бы знал, как я скучал… — Витя прикрыл глаза рукой, чувствуя, что ноги дрожат. — Я жить без тебя не мог… Пожалуйста, оставь меня в этом мире. Я хочу быть с тобой. Тут тишина, спокойствие, а на Земле одно дерьмо.       — Нет, я не собираюсь тебя забирать к себе, — Юля говорила очень холодно и враждебно, будто хранила обиду внутри себя. — Я сказала не трогать меня!       Язычок пламени коснулся пальцев Вити, которые тянулись к щекам. Да, не так представлял себе Витя встречу с женой е после смерти.       — Я грязная, и ты не должен меня трогать.       — Милая, если ты про плен в Чечне, то это не делает тебя ужасной. Ты для меня остаёшься чистой и непорочной, слышишь? — Витя кричал, но его голос растворялся в облаках.       — Заткнись. Я не по этому поводу тебя позвала. Ты сказал, чтобы я забрала тебя к себе. Ты готов бросить дочь, девушку, страну, чтобы не страдать? — Юля так презрительно усмехнулась, что Витя опустил глаза от стыда.       — Мне стыдно за тебя. Мне стыдно, что я любила такого бесхарактерного человека столько лет. Алкоголизм, наркотики, блядство… Очень достойный траур, согласись? Я устала тебя вытаскивать и отстрачивать твой приход в мир иной.       — И когда же ты меня спасала?       — Когда ты в Германии лежал с передозом. Когда тебя в СИЗО посадили. Когда ты в Пермь летел, в 2009-м. Мало примеров?       — Не тебе меня судить, — слабо возразил Витя, — я был один. И ты бросила нас с Настей, чтобы сохранить статус крутой журналистки.       — Рот закрой! — Юля щёлкнула пальцами, и вокруг ног Вити образовалось кольцо из змей. Витя заорал от испуга, и Фролова убрала нечисть.       — Ладно, это ещё полбеды. Ты прав: остался один, тяжело, но… Ты застыл, Витя. Ты до сих пор живёшь прошлым. Ты делаешь из дочери криминального авторитета, хранишь пистолет под подушкой и боишься строить отношения. Даша очень хорошая девушка, её помыслы чисты.       — Это хорошо, — Витя кивнул.       — Но ты продолжаешь тонуть в пучине собственных тревог. Боишься ошибиться и прячешь голову в песок. У всех на календаре 2013-й год, а у тебя — 2000-й. Даже несмотря на работу с психологом, ты ещё боишься. Из-за этого ты не видишь, что твоей дочери плохо. Она многое от тебя скрывает. Ей очень плохо, ты ей нужен. Говори с ней, и тогда она тебя простит.       — Что Настя скрывает от меня?       — Подумай сам, когда очнёшься. Я поэтому и позвала тебя к себе, чтобы вправить тебе мозги. Либо ты выбираешь жить настоящим, не бояться и выйти из панциря, либо ты остаёшься в прошлом, и вся страна узнаёт, что министр финансов умер. Ты не выходишь из комы, и мы всегда будем вместе.       — Юль, но тебе же больно будет. Ты любишь меня? — Витя взял Фролову за руки и погладил ладони, оставляя поцелуи на них.       — Мне больнее видеть, что ты забываешься с женщинами лёгкого поведения, разрушая себя и позорясь. Я тебе говорила в последней записи: я хочу, чтобы ты был счастлив после моей смерти и женился снова.       — Женился…       Витя так сказал это слово, будто примерял его для себя. Пчёлкин пытался осознать, может ли он жениться повторно? Возможен ли для него такой вариант?       — У тебя могут быть ещё дети, Витя. Я знаю, ты думаешь, что сорок четыре года это приговор, но я тебе зуб даю: если ты пройдёшь обследования, то тебе покажут, что всё будет отлично. Живи настоящим, но вспоминай меня иногда.       — Юлечка… — Витя, казалось, не слышал ничего, обезоруженный встречей с покойной женой. Он вспомнил, как он был счастлив в девяностые годы, как мечтал о втором ребёнке и собаке. Все эти обрывки памяти пронеслись, как вырванные страницы книги. Юля сжалилась и раскрыла руки для объятий с мужем.       — Я не сержусь на тебя. Я говорила так, чтобы ты услышал меня…»       — Пульс падает. Срочно что-то сделайте…

***

      Даша вернулась домой со школы. Как могла, она загрузила себя тетрадями, учебными планами и журналами, чтобы не возвращаться в пустую квартиру. Но к сожалению, тетради все были подробно проверены, журналы заполнены на всю четверть, а программа создана. Котова не могла больше сидеть в кабинете — уборщица гремела ключами и пригрозила закрыть Дашу в школе.       — Вы прямо как Людмила Прокофьевна из «Служебного Романа», — сказала она, — тру́дитесь, тру́дитесь…       Нет, она ошибалась. У Даши был мужчина. И будет. Просто ему нужно свернуть шею той, что с косой. Котова взяла сумки и вызвала такси.       Два поворота ключа в замке — Даша их отчётливо почувствовала. Шаг — и она дома. Котова почувствовала давление тишины, которое усиливалось постепенно. Раньше одиночество не было тяжким бременем. Она считала это подарком Судьбы. Нет человека — нет угрозы предательства.       Но Витя отбил эту привычку и показал другую жизнь, наполненную любовью и заботой. Ту, где Даша засыпала не одна, на заправленной кровати, а где ей клали руку на талию и согревали теплом своего тела. Ту, где на неё ругались за каблуки зимой и тяжёлые пакеты. Ей вообще больше не позволялось их таскать.       Раньше, когда Даше было двадцать, она была уверена, что любовь — это про называние друг друга всем генофондом Московского зоопарка, поцелуи, объятия и смятые простыни. Сейчас, к сорока годам, Котова убедилась: это про другое. Конечно, у каждого свой язык любви — Даша читала про них. Но Даша чувствовала любовь в чем-то не таком явном — в вопросе «ты поела сегодня» и решении проблем.       А сейчас Вити не было рядом, и Даша начинала скучать. Она не подозревала, что если ты скучаешь по кому-то, то ты счастлив уже априори. Котова зачем-то зашла на его страницу и увидела, что Витя был в сети два дня назад. Даша набрала его, головой понимая, что он не ответит. Долгие протяжные гудки и издевающийся голос робота «Абонент временно недоступен».       Дашу раздражала неизвестность. Она хотела понимать ситуацию полностью. Куда ранен? Что сейчас делают врачи? Как хирург по образованию, Даша могла бы понимать исход. Кто информирован, тот вооружён.       Котова по установленной в голове программе включила чайник и плиту, садясь на пол. Тишина уже не была абсолютной — капал кран. Даша была рада этому — хоть какие-то звуки. Иллюзия жизни? Затем стал шуметь чайник с плитой. Даша не заморочилась с едой: поела штук десять пельменей и легла на кровать.       Котова подумала о Насте. Что сейчас происходит с девочкой, чей отец лежит в реанимации? Даша бы хотела поддержать Пчёлкину и обнять. Даже если Настя встанет на дыбы, как волчонок — Даша ощущала острую необходимость в этом.       Котова посидела с мыслями ещё час, затем переоделась в сорочку и легла спать. Вернее, собиралась: ей позвонили несколько раз. Даша ответила на третий:       — Алло?       — Меня зовут Александр Белов, я депутат Госдумы и друг Виктора Пчёлкина. Извините за поздний звонок. Я просто планирую поехать в больницу, чтобы поговорить с врачами, узнать, что с ним.       — Здравствуйте. Виктор говорил мне о Вас. Я поеду с Вами. Но пустят ли меня?..       — Если Вы будете со мной, то пустят. Дайте мне адрес, водитель заедет и заберёт Вас.       — Я отправлю смской. Спасибо Вам, — Даша сбросила и отправила Белову сообщение.       Белов не обманул — машина стояла у подъезда через полчаса. Котова переоделась в кофту и джинсы — ей было плевать на внешний вид. Белов пожал руку и помог сесть. В машине сидела и Настя — сонная, заплаканная. Она закрыла лицо капюшоном мешковатой толстовки.       — Здравствуй, — Даша попыталась наладить контакт с падчерицей, но Пчёлкина нахмурилась и отвернулась к окну. Котова не решилась попробовать ещё раз.       Поездка прошла в тишине. Единственное, что Настя сказала:       — Дарья, вы можете купить мне воды?       Просьба очень удивила Котову, но она не стала отказывать. Даша вышла из машины, оставив сумку. Настя тут же раскрыла её, достала новенький телефон и стала аккуратно искать то, что ей было нужно, а именно — препараты отца. Они лежали сверху — на случай, если бы Витя их забыл. Настя сделала снимки и убрала обратно, также, как они лежали. В этот момент как раз вернулась Даша с бутылкой воды и шоколадкой. Настя сухо сказала, как формальность:       — Благодарю.       И раскрыла «Киндер». Даша погладила Настю по голове, но та дернулась и едва не зашипела. Котова кивнула, заканчивая с этими беспомощными попытками.       У больницы она встретила Белого. Он пожал руку, поприветствовал Настю и зашёл в больницу. Насте хотелось сбежать с этого места, сверкая пятками. Запах лекарств, белые халаты, носилки — зрелище ассоциировалось с проблемами. Не зря у больницы корень «боль». Настя села на стул, убрав руки в карманы, пока крёстный искал лечащих врачей Пчёлкина. Наконец, он нашёл их и попросил о разговоре.       — Вы можете не бояться — я никому не солью наши разговоры, — пообещал Саша, — просто мне, как другу, важно понимать, что с ним сейчас.       — Операцию делают. Большая кровопотеря имеется. Если не хватит запасов больницы — потребуется донор.       — Скажите, он вообще… — Саша не знал, как сказать те самые вещи. — Ну, он умрёт или нет?       — Вероятность 50/50. Вы сами понимаете причину…       Настя сидела и скучала, не желая принимать участия в беседе. Она знала, что ничего хорошего не услышит. Потом она решилась и пошла с телефоном искать докторов. В коридоре сидели две медсестры и тихонько общались.       — Здравствуйте, — Настя подошла к ним, — можете мне помочь?       — Да, конечно…       Настя открыла галерею телефона и показала фото таблеток.       — Мой отец принимает эти лекарства, но не объясняет, что с ним, чем он болен. В аптеке таких препаратов нет, я узнавала. Интернет толком ничего не выдаёт. Может, вы поймёте?       Медсестра взяла в руки телефон и приблизила фотографию, читая название. Потом она дала его своей ассистентке, и та кивнула. Они переглянулись между собой, потом на Настю.       — Конечно, таких препаратов нет в аптеке. Их получают по назначению в СПИД-центре. Твой отец болен ВИЧ.       Настя кивнула, отошла от них, а потом до неё дошла суть информации. Её папа болен неизлечимо. Пчёлкина ничего не знала о ВИЧ, в силу возраста. Хотя нет…       Насте вспомнились «Ранетки» и ситуация с парнем Наташи, Юрой. Он тоже был болен, и не позволял дотронуться до его крови, когда поранился. Паззл сходился: таблетки, ситуация с ранением. Настя не могла поверить, что это всё происходит в реальности. Удар за ударом — мама, Влад, болезнь. Когда-то должен был произойти нокаут.       Настя сидела минут пять, не издавая звука, а затем понеслась к Белову. Он в это время говорил с врачами. Пчёлкина даже не дождалась завершения диалога и закричала:       — Вам не надоело врать?!       — Где я тебе врал?! — Белов невозмутимо повернулся к девочке.       — У моего отца либо ВИЧ, либо СПИД, а вы молчали столько времени! Сколько можно?!       — Вы реально скрывали от Насти такую информацию? — Даша приподняла бровь. Настя обрадовалась спонтанному союзнику:       — Вот, даже она понимает, что это пиздец! — Пчёлкина указала пальцем на Дашу. Белов не рыпнулся — истерика была ожидаема. Настя замолчала — она поймала себя на мысли, что устала кричать и взывать. Её никто не хочет слышать.       Пчёлкина почувствовала себя такой слабой, что сердце внутри сжалось. Звон в ушах… И внезапно она упала на пол, теряя сознание.       Вот здесь Саша не на шутку испугался: он рипнулся к ней, доставая из кармана нашатырный спирт. Даша кивнула, одобряя это действие. Белов поднёс пузырёк к носу девочки, и та помотала головой, просыпаясь.       Только тогда Саша и Даша поняли, какой сильный уровень отчаяния у Насти…

***

      Прошло две недели ожидания, но для всех участников истории она продлилась тысячелетие. Однажды Белов приехал в больницу, чтобы узнать, как там Витя. Он пришёл в реанимационное отделение… Вити там не оказалось.       Нужно ли говорить, какой испуг испытал Саша? Он положил руку на голову, прислоняясь к стене. Мозг, окутанный паникой, выдал худший сценарий: Витя умер. И сейчас, скорее всего, его везут вперёд ногами, надевают номерок на палец…       — Мужчина, он переведён в общую палату! — Наконец, добавила заведующая отделением. Саша медленно сфокусировал взгляд на ней.       — Чё?       — Он переведён в общую палату. Я вас проведу.       — Подождите, он жив? Что с ним?! — Саша всё не унимался. Доктор терпеливо объяснила:       — Он перенёс две операции, был риск ампутации ноги. Но, к счастью, врачи справились и сохранили конечность. Сейчас Виктор в сознании, но очень устал. Не трогайте его особо.       — У меня ещё вопрос. Как быть с терапией? Он лежал в коме, не мог принимать таблетки…       — Мы перевели препараты в жидкую форму и поставляем их внутривенно, через капельницу.       Саша закивал. Долгая тревога наконец отступила — бой окончен. У Белова будто выросли крылья за спиной — ему хотелось петь, как в детстве и смеяться, долго и искренне. Саша давно рисовал картинку в голове — они с Пчёлкиным пьют водку и вспоминают это всё, как страшный сон…       Пока Белов шёл до палаты, он звонил Насте, чтобы сообщить эту новость. Пчёлкина была на уроке в тот момент и не смогла ответить сразу. Когда она перезвонила и услышала тихое:       — Насть, папа пришёл в сознание.       Пчёлкина села на пол и начала плакать от счастья. Наконец-то хоть что-то пошло по её желанию! Она не стала ждать конца первого урока и поехала в больницу сразу же. Уже когда дверь палаты открылась, Настя вспомнила, на какой ноте рассталась с папой и засомневалась — будет ли он говорить с ней? Пчёлкина хотела сделать шаг назад, чтобы как-то унять бешеное сердцебиение. Руки тряслись из-за небольшого тремора. Однако Пчёлкина наступила на горло сомнениям и шире открыла дверь.       — Пап, здравствуй.       — Настя? — Витя присел на кровать, поправив капельницу. — Привет…       Настя тут же забыла все обиды. Они стали казаться такими глупыми, мелочными. Все «почему» и «за что» испарились — Пчёлкиной было важно, что отец сидел перед ней в добром здравии и живой. Настя подбежала к нему и обняла. Витя прижал дочь к себе, гладя по волосам и сдерживая слёзы счастья.

Витя не обнимал дочь больше года.

      — Пап, прости меня за всё. Я такая эгоистка была. Я…       — Тише, всё. Забудь. Мы оба наломали дров, но я хуже, потому что я мужик взрослый, должен умнее быть… Было бы славно, если бы ты встала чуть с моей ноги — там забинтовано… — Витя неловко кашлянул. Настя встала и села снова, на край койки.       Самое удивительное, что несмотря на то, что им обоим было что сказать друг другу, они не проронили ни слова минут двадцать. Просто смотрели друг другу в глаза, будто изучая заново друг друга после столь долгой разлуки. И лишь Витя прервал молчание:       — Я знаю, что виноват перед тобой. Я должен был сразу тебе рассказать про маму, и про всё… Но мне было больно… Знаю, что я никудышный отец, тебе не повезло. Пытался сделать всё, что мог, чтобы нормально всё было… — Витя выдавил улыбку.       — Ты прекрасный папа, не говори ерунды. Я не ценила то, что имела. Ты… Ты был рядом всегда, помогал и поддерживал… Я должна была поговорить с тобой по-человечески. Но просто… Пап, — Настя перебирала розовые пряди волос. — Мир перевернулся, я не знала, что делать. Всё стало сложным и запутанным. Люди, которые казались добрыми, стали лжецами, а мама, которая была врачом, она вообще не врач… Я была растеряна и не могла… Пап, я так виновата перед тобой…       — Главное, что мы помирились, — Витя был уверен, что вина Насти была только в скандалах и затянувшейся молчанке. А Настя говорила о другом — об алкоголе, тусовках, отношениях с героиновым наркоманом и разврате, который она устраивала с ним.       — Пап, ты не знаешь… Не понимаешь, о чём я, — Настя теребила край рубашки. — Я не хочу тебе говорить этого, потому что это… Такой стыд…       Витя наклонил голову, смотря выжидающе на дочь. Настя не могла решиться на признание, но и носить в себе этот груз ответственности не была в силах. И вот, Пчёлкина начала признаваться, освещать хронику своей жизни. Она дошла до момента с насилием и замолчала. Однако Вите не надо было рассказывать.       — Настя, скажи честно. Этот Влад тебя изнасиловал?       Настя опустила резко взор на простыню, изучая пятнышко на ней.       — Было что-то?! — уже с напором спросил Витя. И Пчёлкина расплакалась, закрыв лицо ладонями. Пчёлкин понял всё. Реакция дочери была лучше любых слов. Настины щёки загорелись румянцем от стыда.       — Я сама виновата, папа, и я понимаю это. Ты же говорил, что нельзя ходить к незнакомым парням, показал «Стрелка» в детстве. Но я хотела быть взрослой, понимаешь? Хотела тебе больно сделать. Но по итогу, только себя испортила. Я полная дура!       Витя видел, как его дочери тяжело, как её глубокие глаза заливаются слезами и хотел себе втащить хорошенько за то, что не уберёг и не спас. Пчёлкин не хотел видеть проблем Насти, погружённый в свои. Теперь паззл сложился, и Витя понимал, почему Настя боится прикосновений, носит мешковатую одежду. Всё крылось в попытках убить женственность, которая манила Влада, чтобы больше никто не использовал её.       Витя очень боялся, что его дочь испортят, попользуется и выбросят в мусорное ведро за ненадобностью. Пчёлкин сейчас понимал, как плохо было тем девушкам, которых он разводил на секс, а затем бросал тут же после совместной ночи. Ответка прилетела, ударив по самому драгоценному. И Вите хотелось мстить, обрушить весь мир на одного гадёныша, а затем избить его, отбивая все органы и вышвырнуть в озеро.       — Ваня меня спас, вот ему спасибо, забрал ночью и отвёз домой… — Настя вытерла слёзы, налаживая дыхание. — Мне так стыдно.       — Твоей вины здесь нет. Теперь этим вопросом займусь я. Передай Ваньке, чтобы не влезал в это. Слышишь меня? — Витя осторожно гладил Настю по спине, а для неё это ощущалось, как втыкание игл внутрь.       — Я больше никогда не буду пить, и по тусовкам ходить. Я вернусь в спорт, в учёбу, обещаю, — Настя для верности пожала руку отцу. Витя кивнул, понимая, что его малышка обязательно справится.       — А теперь, раз уж я созналась, скажи мне. Ты правда болен ВИЧ? Если да, то как это вышло?       — Скорее как вошло, — Витя прыснул над этой пошлой шуткой. Насте стало некомфортно, и она поджала губы.       Говорить о сексе с родителем казалось каким-то нелепым занятием.       — Ну… Я совершил один неправильный шаг, полагаясь на то, что прокатит. Я занялся незащищённым сексом с партнёршей, которая была инфицирована.       — Это Даша? — Спросила в лоб Настя.       — Дура? Нет. Это было до Даши. Ну вернее, мы уже были знакомы, но тогда не вступили в отношения. Я сдал два анализа, потом ещё экспресс-тест. Вот так я узнал, что я очень позитивный человек.       Витя вставлял глуповатые шуточки и смешки, чтобы не показать Насте, что ему страшно. Да, прошёл почти год, но Пчёлкин всё ещё имел страх того, что может умереть.       — Поэтому я пил таблетки, и буду всю жизнь их пить. Я врал, потому что хотел, чтобы ты сама пришла к примирению, а не просто потому что папка болеет.       Девочка сидела на койке, слушая внимательно отца и обрабатывая каждое слово. Хотя Витя говорил много о болезни, Настя не понимала главного.       — Ты можешь мне объяснить, что такое ВИЧ? Просто я слышала во дворе, что этим болеют… — Пчёлкина кашлянула. — Геи, наркоманы, и что от ВИЧ умирают за сутки.       Витя вновь расплылся в улыбке. Сейчас вся мифология «чумы двадцать первого века» становилась сборником анекдотов. А ведь поначалу Витя планировал писать завещание и арендовать место на кладбище.       — Милая, прошёл почти год, а твой отец жив, значит, уже ложь. Я тебе объясню вкратце: это болезнь, убивающая иммунитет. Три метода передачи: кровь, иглы, грудное вскармливание матери, которам не на терапии и незащищённый половой акт. ВИЧ не лечится, но его надо поддерживать препаратами и постоянно сдавать анализы. Печально, но что имеем. Когда я стану незаразным, я смогу рожать здоровых детей. Всё.       — А СПИД это то же самое? Просто я помню, в «Ранетках» у Юры был этот вирус, и он едва не умер.       — Нет, это другое. Если бы я плюнул на терапию, я бы заболел СПИДом. От него да, умирают, и тяжело. Твой организм цепляет всю дрянь, что можно. Но я точно не уверен, вроде так. Так что не переживай за меня, я вовремя спохватился. Просто о чём я думал… — Витя поправил подушку.       — Вот ты переживаешь, что ты ошиблась со своим Владом, доверилась, коришь себя за ошибку… Я чем лучше? Мне 40 лет было, когда я решил, что спать с бабой без резинки будет крутым решением. Я тоже ошибся. Мы люди, у нас нет возможности переиграть что-то или зачеркнуть в черновике лишнее.       — Ну ты сравнил, — Настя решительно помотала головой. — Тяжёлую болезнь и то, что я сама едва не связала жизнь с героинщиком. А ведь я вспомнила фильм про Кристину… Если бы ты не говорил о станции Зоо, я бы решилась. Спасибо тебе, папа.       — Не за что. Давай только пообещаем друг другу одну вещь. — Витя протянул ладонь. — Мы никогда не будем лгать друг другу. ВИЧ и твои отношения — это были последние тайны. Видишь же, к чему наша ложь привела…       — Давай, — Настя пожала руку, и Витя разбил их рукопожатие. Им стало так легко двоим на душе, что они засмеялись, будто над смешной комедией и вновь обнялись.

***

      Настю выгнали врачи, сказав, что отцу надо менять капельницу. Пчёлкина поцеловала ещё раз Витю в щёку и ушла из палаты. Так вышло, что в коридоре Настя столкнулась с Дашей. Она шла с сумкой и пакетом, в котором лежали вкусняшки.       Сейчас она не злилась на отца за влюблённость — в конце концов, он имеет право на личное счастье после траура. Однако всё равно мысль о возможном браке настораживала девочку. Она не хотела видеть другую женщину в их доме. Пчёлкина остановила Дашу жестом и пригласила сесть рядом, на скамейку.       — Дарья, я… Ничего плохого не желаю. Честно. Просто понимаете, вы не всё знаете про моего отца. У него безупречная репутация, потому что он политик, умеет умалчивать грехи. Но есть вещи, которые вы должны понимать, если хотите с ним отношений.       — Насть, я уверена, что Витя хороший человек. По крайней мере, я могу судить это по его дочери.       — Да, но имейте в виду, что ранили его не просто так. В девяностых мой отец был криминальным авторитетом, убивал людей и отжимал бизнесы. А ещё он изменял матери, пытался её взять силой. Это вы тоже знаете?       — Ты врёшь, — мгновенно ответила Даша.       — Я не вру. У моей мамы был личный дневник, в котором она писала об этом подробно. Я просто хотела вас предупредить. Выводы делайте сами, — Настя встала и пошла к выходу, оставив Дашу наедине с тревогами и сомнениями.       Котова уже не была так уверена в Вите. Что-то подсказывало, что Настя не врёт. Больше всего Дашу цепанула ложь — Витя не говорил о прошлом ничего. После развода Даша не хотела никаких недомолвок со стороны мужчины.       Тем более, Даша тоже жила в девяностые и была осведомлена о судьбах бывших бандитов. Если Котова станет женой Вити, она тоже может быть под прицелом. Тогда мечты о спокойной жизни разрушатся вдребезги. И измена… Котова была убеждена, что изменил один раз — будут и последующие разы.       Как поступить? Отказаться от счастья и любви или решиться, но держа в уме то, что Даше могут изменить и всё остальное, что назвала Настя? Котова была в растерянности. Обсуждать это с человеком после ранения Даша не была готова.       Котова не нашла лучшего решения, как вырвать из тетради листочек и написать:

«Мне нужно всё обдумать. Прости.

Д.»

      Даша подошла к палате и дождалась, пока врач придёт туда.       — Простите, вы сюда? Передайте, пожалуйста, письмо Виктору Павловичу. — Даша отдала лист. — Это очень важно.       Доктор кивнул и зашёл в палату. Котова вышла из больницы, еле сдерживая слёзы.

***

      У Вани Белова был праздник — он успешно сдал курсовую работу. Как иронично, что там он проводил исследование эффективности методики OSINT, которую пробовал на Владе. Правда, Белову хватило ума не писать о своём опыте в курсовой. Ни единой ошибки при защите, похвала научного руководителя и твёрдая пятёрка в зачётке — вот несколько слов, которыми можно было описать мероприятие.       Конечно, Ваня не мог не отпраздновать такое событие. Он решил поехать в клуб с друзьями и хорошенько там оторваться, взяв красивых девочек с собой. Белов списался с Даней и договорился о встрече.       Белов долго собирался, смотрел на себя в зеркало, проверяя на косячки в виде незастёгнутой пуговицы. Всё было идеально. Даже Лиза, которая пришивала лапу медвежонку, восхитилась братишкой.       — Без глупостей, Вань, — предупредил Саша, читая газету.       — Пап, я помню. Дядя Витя со мной долго говорил.       — Вот и славно, — Белов хлопнул по плечу сына, пожелав хорошего вечера. Ваня сел за свой «Мерседес» и поехал по ночным московским проспектам.       Ване нужно было пройти пару метров от машины до входа в клуб «Cherry». Всего немножко. Но стоило Белову сделать несколько шагов из машины, как кто-то подлетел к нему сзади и ударил ножом в бок…       Последнее, что видел Ваня — свет огней клуба и нарядных вокруг людей…