Осколки прошлого

      Их идиллию нарушили чьи-то тихие шаги. Ваня быстро стал одеваться под одеялом. Олеся, бедная, никак не могла найти своё бельё, поэтому осталась лежать под простынёй.       — Вы куда пропали? Мы уже хотели вас искать, — Даня ворвался к ним. Крайне взволнованный вид друга рассмешил Белова. Олеся открыла рот, чтобы сказать правду, но Ваня спас ситуацию:       — Мы плавали, — не моргнув глазом сказал Ваня. — Не можем что ли?       — Сделаю вид, что поверил, — кивнул Даня. — Пойдём, покурим?       — Не курю.       — Мальборо предлагаю, — с нажимом сказал Даня, помахав красной пачкой. Ваня решил сделать эту ночь экспериментальной во всех смыслах и пошёл курить. Олеся вздохнула с облегчением и продолжила усердные поиски трусов.       Даня протянул сигарету и зажигалку, кратко вводя в табачное дело. Ваня зажёг кончик, вставляя в зубы.       — Было что-то? — Даня искрился, как провод, от восторга и интереса. Ваня кивнул, отправляя облако дыма над рекой.       — Во дела... А я думал, мне показалось, что кто-то крикнул. Как оно? — Продолжал интервью Даня. Но Белов не был настроен на пресс-конференцию, поэтому ограничился горькой правдой:       — Если честно, я нифига не понял. Нет, было круто, но мало. И не так ярко, как в видосах.       — Ааа... Ожидание и реальность? Да там половина приукрашено, понимаешь? Чтобы продавалось, чтоб просмотры были. Так что опираться на такое тупо. Олесе-то понравилось?       — Ещё как.       — Ну и всё. А с чего вдруг вы полезли друг на друга?       — Потому что другой возможности не будет, Дань. Ухожу служить на год. Вдруг она полюбит другого? Хотелось что-то сделать такое...       — В армию?! Нихера... Слушай, с тобой не нужно смотреть «Кадетство». Точно уходишь?       — Батя настроен решительно. Не забудешь же меня?       — Дебил? — Грубо сказал Даня. — Мы с тобой с первого класса, Вань.       Ване стало необычайно спокойно и легко. Пускай и на словах, он получил уверенность, что жизнь не пошатнется за год изоляции в казарме. Всё останется, как прежде. Перед ним стоит задача выжить 365 дней. Всё просто, как дважды два.

***

      Теплоход прибыл на место отправки. Выпускники толпой покинули его. Над высокими зданиями дребезжал рассвет. Встречать его всем классом было особенно приятно.       Добивая до конца бутылку итальянского шампанского, ребята пели во всю глотку песни Юры Шатунова. Стояли на Котельнической набережной, обнимаясь и обещая друг другу часто видеться. Жаль, что их иллюзии разобьются об тяготы взрослой жизни.       Ваня даже прыгнул в реку, проплыл метр и вылез обратно, в мокрой рубашке, ложась на руки одноклассников.       Разошлись в семь утра. Каждого забрал богатый папочка на крутых иномарках. А за Ваней приехал Шмидт. Полностью проигнорировал пьяное состояние отпрыска, запах табака. Не его же дело.       А Ваня улыбался блаженно, прокручивая воспоминания. И как же была прекрасна Олеся…       Дома Белов-старший ограничился официальным:       — Здравствуйте, Иван.       «Пошел ты», — хотелось сказать Белову-младшему.       — Здравствуйте.       Пошатнулся предательски, хватаясь за вешалку. Белов понял, что сын пьян и разговоры будут забыты завтра. Просто убедился в правильности решения.

***

Осень 2009.

      Проводы Вани напоминали отправления солдатов на войну. Оля плакала, не представляя, как будет без сына год. Лиза же просто крутила головой по сторонам, рассматривая огромные составы на вокзале. Он стал скоплением эмоций людей. Провожающие не могли наговориться, встречающие нежно обнимались. Для фотографа настоящая кладезь ценных моментов.       Доверять тётке из громкоговорителя было бесполезно. Искать платформу и путь пришлось по табло.       На вокзале Оля была сонной тетерей. Два дня она собирала сыну сумки в дорогу, готовила еду: пирожки с капустой, с морковкой, бутерброды, стирала одежду. Белов её ругал, говорил:       — Оля, куда ты ему столько всего собираешь?! Ему выдадут обмундирование!       Клала лекарства, всё, что лежало в домашней аптечке. Белому тоже не понравилось, и он продолжал отчитывать:       — Оля! У них будет госпиталь, лазарет. Пускай пластыри возьмёт и всё. Вот сигареты нужны.       — Ваня не курит! — Ответила Оля так, как будто это была непреложная истина. Белов-младший сидел на диване, равнодушно следя за ними глазами. С такой жизнью он скоро закурит.       — Не для него. Товарищей угостить. Контакты надо налаживать.       Сейчас же Белов-старший держался безэмоционально. Ни радости, ни грусти не было в нём. Просто будто приехал на встречу Госдумы. В голове крутились заезженной пластинкой фразы и обвинения. Белов знал, что когда-то вскроется истина. Сам же Витю учил не лгать Насте о маме. Но оказалось, что даже такой бывалый человек, как Саша, не был готов морально к разоблачению.       На вокзале был Витя с Сашей, Настя с Лизой и Оля. Настю взяли, потому что девочка очень тянулась к Ваньке. И как же хорошо, что никто не догадывался о настоящей природе чувств.       — Ванечка, будь осторожен, — Оля поправляла Ване шапку. — Не ругайся ни с кем. Служи хорошо. Уважай товарищей. Не рискуй. Ждём тебя дома.       Ваня обернулся в сторону отца. Хотелось сказать несколько слов. Белову не верилось, что в такой важный этап он уходит без поддержки папы. Но юношеская гордость помешала пойти на перемирие.       — Не кисни, — сказал Пчёлкин. — Всё не так фигово. И на батю не сердись. Так было надо.       — Ладно, дядь Витя.       Ваня поднял на руки Настю, несмотря на то, что она уже была не такой лёгкой, как при рождении. Настя догадывалась, что её ждёт долгая разлука с Ваней. От того девочка и стала такой тихой, серьёзной.       — Мелкая, слушайся папу и учись на пятёрки, — сказал Ваня, держа в воздухе Настю.       — А ты скоро вернёшься? — Грустно спросила Настя.       — Скоро. И мы обменяемся фишками.       Дольше всего Ваня прощался с Олесей. Здесь Белов-старший отошёл в сторону. Близко подошёл к ограничительной линии, желая обматерить всех вокруг.       Он не верил Красновой. Не верил ни единому слову. Ни слезам на её красивенькой мордашке. Белов хорошо знал людей благодаря бандитизму и политике. Он быстро улавливал подхалимов. Глядя на эту девочку в безвкусном красном платье и сером пальто, Белов знал: она никогда не станет членом их семьи.       Леся не желала отпускать Ваню. Она вцепилась в его форму пальцами, прижавшись к нему так, как могла. Гладила по спине. Она не плакала, совсем. Держалась ли для всех вокруг? Или что-то ещё заставляло прятать слёзы?       Ваня вновь кинул взгляд в сторону отца на краю платформы. Чёрное пятно, не иначе. Саша только сейчас начал понял, что делает. Ему стало невыносимо больно. Треснула маска безразличия. И поэтому Белов спрятался от людей.       — Бать, — Ваня не выдержал, поддавшись импульсу внутри. — Пока?              Ваня тихо подошёл к отцу. Осторожными шагами, как кошка. Внутри него боролось тщеславие и любовь к родному человеку.       Белов обернулся. Хотелось обнять, поцеловать в лоб. Но Саша не изменил принципу «никаких телячьих нежностей». Он подошёл к сыну и положил руку на плечо.       — Знаешь, что Петру Гринёву сказали, когда он пошел служить?       — Бать, не начинай. Я читал Лермонтова.       — Балда. Пушкин это. Ему сказали «Береги честь смолоду». Так вот, Вань. Помни эти слова, пожалуйста.       Времени оставалось критически мало. Будущие солдаты заходили в вагоны. Ваня задумался, что лучше: показать гордость, но уехать с тяжёлым сердцем или разрешить ситуацию? Ведь целый год он будет без связи с семьёй. И Ваня определился.       — Пап, прости меня за те слова. Я наговорил херни. Я не имел права тебя осуждать. И про маму Насти неправильно сказал…       — Обсудим после дембеля, — отрезал Белов, вновь хмурясь. Ваня отошёл даже, испугавшись такой перемены. Да и время уже подходило: проводница выгоняла провожающих и запускала последних пассажиров. Ваня напоследок обнял маму, сестренку, снова Олесю и только потом зашёл в вагон. Его семья долго стояла возле перрона. Дождались самой отправки поезда, отправляли воздушные поцелуи, махали рукой. Ваня видел, что мама плачет украдкой и отвернулся от окна.       Постепенно огромный вокзал и родные лица скрылись из виду. Поезд набрал скорость. Колёса стали стучать тише. Пейзаж за окном стал размытым. Ваня сидел и смотрел на высокие берёзы и поля. Он взял книжку, но читать её не хотелось.       Внутри было мятежное состояние. Ваня знал, что едет в какую-то другую жизнь. Жизнь от приказа «Рота, подъём!» до «Рота, отбой!». Его дни уже определены уставом, планом, старшиной. Кем угодно.       Ваня слышал разные позиции об армии. Одни отмахивались и говорили:       — Херня. Я картошку чистил год.       Другие говорили о случаях дедовщины. Рассказывали, что новеньких бьют, унижают, говорят с ними на мате. Всё, как в тюрьме. Но не мог же отец собственноручно посадить сына? Он действовал из лучших побуждений. Наверное?..       Ваня отогнал от себя мысли о папе. Было так тяжело, хоть волком вой. Белов не был конфликтным парнем. Находиться в ссоре ему было невыносимо трудно. Этим он пошёл в маму. Но поезд ушёл. В буквальном смысле. Решить проблему можно только через год.       — Слышь, прикурить не найдётся?       Ваня поднял голову. Его окликнул полноватый парень, примерно его возраста. Несмотря на грубую постановку вопроса, лицо не выражало злобу. Белов залез в сумку и отдал сигареты.       — Мальборо… Неплохо, — Парень благодарно улыбнулся, разглядывая нашивку с фамилией. — Спасибо. Как зовут тебя?       Оказывается, сигареты были предлогом для старта общения.       — Я Ваня.       — Я Дима.       С этих слов началась непринуждённая беседа. Форма как-то сблизила и сроднила юношей. Ещё вскрылось, что они оба будут служить в одной части и в ракетных войсках. Дима перебрался из своего купе в Ванино. А тот и рад был — не так одиноко и страшно зато.       Дима Стрелков (интересная фамилия!) родился в Краснодаре, и лишь три года назад его семья перебралась в Москву. По плану родителей, Дима должен был поступить в приличный ВУЗ и работать на крутой должности. Но Стрелков насмотрелся сериала «Солдаты», послушал деда и начал мечтать об армии. Родители очень даже поддержали патриотизм сына и помогли пройти медкомиссию.       В ходе беседы Ваня поймал себя на мысли, что Дима очень романтизирует всё, что связано с службой. Люди в форме были для Димы как Супермены. Дима видел себя с автоматом наперевес, в полях, на учениях. Ваня не имел военного опыта, но предполагал, что иллюзии Димы сгорят, как поленья в костре.       — А ты Белов, да?..       — Ну типа.       — Сын депутата ты, вроде?       — Да, но не парься. Я без звезды в башке, — спешно добавил Ваня. Ему крупно повезло: на верхней полке никого не оказалось. Может, опоздали, может, отказались от поездки — неизвестно. Ваня залез рывком на полку. Вечернее солнце скользнуло лучами по стене плацкарта. В соседнем купе начал плакать ребёнок. Ваня закатил устало глаза. Он уже достал томик «Портрета Дориана Грея», хотел почитать… Не мог сосредоточиться.       Почему-то родители в этом вагоне считали, что дети имеют право кричать и крушить всё вокруг. Ваня терпел, молчал. Но когда ему в дверь прилетело что-то тяжёлое, Белов отложил книгу и приготовился идти и разбираться.       К счастью, проводница сделала замечание и отобрала у него эту задачу.       В остальном, дорога прошла без происшествий. Ваня с Димой поиграли в подкидного дурака, вместе поужинали и ждали прибытия поезда. Наконец, движение стало замедляться. Картинка за стеклом медленнее перемещалась. Несколько последних стуков колёс, резкий толчок (бедный Белов ударился головой об полку. Его комментарий не будем приводить) — и поезд замер. Пассажиры рванули прочь из вагона, будто он охвачен пламенем. Ваня с Димой не торопились и пропустили остальных.       Путь до части оказался неблизким. Ванька думал, что сотрёт себе все пальцы в кровь. Но он ни разу не пожаловался — армия слабых не терпит. Белов решил: если он попал сюда, значит покажет всем, какой он храбрый. Он не опозорит легендарную фамилию и папу-погранца.       Под палящим солнцем голова начала чуть ехать. Невозможно было ничего разглядеть перед собой — лучи ослепляли каждого. Ваня с Димой замыкали строй и тихонько переговаривались, пока им не сделали замечание:       — Отставить разговорчики!       Парни тут же сделали самое смиренное лицо и не издали ни звука. И вот, долгие странствия были завершены. Ваня увидел свой дом на ближайший год. Казарма ничем не отличалась от классической: четыре этажа. Если верить услышанной информации, на каждом могли разместиться сто двадцать человек.       Ваня ожидал худшего, но ему понравилась обстановка в казарме. Был даже какой-то своеобразный армейский уют. Пол состоял из досок. На койках ничего, кроме матраса, подушки и простыни не было. У каждой из них стояли маленькие тумбочки. На широких окнах висели тонкие занавески. С центра стены на новоприбывших смотрел Александр Суворов. Ваня его узнал благодаря рассказам отца.       Первый день в армии Ване запомнился беготнёй по врачам в санчасти. Сначала он ждал своей очереди на улице. Там хотя бы был свежий воздух и раздолье. Белов искренне не понимал, зачем нужен повторный осмотр, если они и так прошли медкомиссию. Возражать он, однако, не стал.       При осмотре вещей Ванька потерял все вкусности, которые ему приберегла мама. Пирожки и сладости остались у ефрейторов.       — Но вроде же это не запрещено, — попытался сказать Ваня. Строгий, суровый взгляд военнослужащего заставил пожалеть о своих словах. После него Ваня был готов отдать не только пирожки, но и последнюю одежду.       — Во-первых, нам негде хранить твои хлебобулочные изделия. Во-вторых, нельзя всё равно. Роскошь закончилась, голубчики. Теперь только еда из столовой.       — Понял.       Изъяли мыло, выдали казарменное. Также у Белова отобрали телефон, потому что он имел доступ в Интернет. Вместо него Ванька получил кнопочную «Нокиа». Белов этому очень огорчился. Ему хотелось хотя бы иногда переписываться с Олесей во «ВКонтакте». Ваня не мог представить себя без Интернета. Вот такое первое испытание в армии…       Дальше шла борьба за место у раковины. Очередь выстроилась просто невообразимая, поэтому пускали по взводам. Долго задерживаться было нельзя — минута отводилась на чистку зубов. Иначе отсюда бы никто не вышел. Ваня никогда не забудет неповторимый аромат мокрых носков…       После умывания каждый получил по швабре и отправился на уборку казармы. Ваня орудовал тряпкой, а сам думал, когда он успел до такого докатиться. Дома ему не позволяли даже кружку за собой помыть!.. Права качать не стал, хотя хотелось.       Активнее всех поручения выполнял Дима. Он так агрессивно драил полы, что Ваня даже позавидовал ему. Белов очень боялся, что Диму отправят в другую роту. Видимо, судьба решила способствовать зарождению армейской дружбы.       После уборки Ваня безумно устал. Он еле разогнул спину. Руки нещадно болели. Увидев состояние «зелёного», старшина лукаво улыбнулся и сказал:       — Это только начало, Ванёк.       Не успел Ваня опомниться, как всех отправили в строй маршировать. Конечно, он обладал этим навыком, так как физрук очень любил привносить в уроки оттенок армии. Но иногда Ваня путал ноги, за что ему пригрозили наказанием. Только после этого Ваня стал внимательнее. Он украдкой взглянул на остальных ребят и убедился, что у него всё не так плохо.       А потом всех снова собрали для чего-то, выстроили в одну длинную шеренгу. Раздалась команда:       — На вечернюю поверку становись!       Все выпрямились, встали в строй и устремили взгляд на командира. Ване хотелось сильно спать с дороги, и он клевал носом, зевал. Один только Дима балдел от происходящего. Он так улыбался, так радовался каждой команде…       Начали проверять присутствие призывников. Всё, как в школе на уроках физкультуры.       — Белов!       — Я! — Выкрикнул Ваня, зачем-то подавшись вперёд. Кто-то хихикнул над его прытью. Остальные смиренно ждали очереди.       Без проблем не обошлось. Когда дошли до Юшкевича (он был сто двенадцатым в строю), то он прослушал себя и не дал сразу знать о себе. Из-за этого расчёт повторился вновь. Вся рота тяжело вздохнула и проглотила нецензурную брань, как могла. В общем, в этот момент все очень полюбили Юшкевича. Им повезло, и второй раз стал на сегодня заключительным.       А дальше был самый неловкий момент для Вани. За пять минут до отбоя всех собрали вместе на осмотр. Всё бы ничего, но для этого пришлось остаться в одних трусах. Ваня стоял, смущённо пряча глаза и пытаясь закрыть не то плечи, не то грудь.       — Барышня! Не красней! Руки по швам! — Громко сказал командир.       Белов опустил руки и выпрямился. Краем глаза он разглядывал сослуживцев и оценивал их с точки зрения силы. Ваня был сильнее среднестатистического парня, но нашлись двухметровые амбалы.       Медбрат прошёлся мимо них. Ничего нельзя сказать: каждого он осматривал досконально. Особенно его интересовали синяки и царапины. Белов связал это с возможностью драки и успокоился. Значит, точно бить не будут. Врач зафиксировал результаты проверки. Лишь после этого раздалась долгожданная команда «Рота, отбой!».       Ваня залез на верхнюю койку, сложил руки около груди. Прислушался к окружающим его звукам: сослуживцы искали удобную позу, кто-то уже сопел во всю. Белов смотрел в потолок, не шевелясь. Только сейчас пришло осознание: Ваня в армии. Его ждёт год, полный разных событий. Какими они будут?       Ваня не знал ответа на этот вопрос. Но одно он твёрдо себе пообещал: он будет хорошо служить, чтобы не ударить в грязь лицом. Чтобы папа смог с гордостью сказать: «Это мой сын!».

***

      Четырнадцатого октября Витя проснулся с заведомо плохим настроением. Дело в том, что ему исполнялось сорок лет.       Этого числа Витя панически боялся. Он не мог принять тот факт, что не всегда будет молодым и юным Пчёлкиным. Когда-нибудь сердце начнёт шалить, а волосы теперь уже полностью покроются сединой, как ветки деревьев инеем. Кстати, Витя уже получил седину, но она затронула только корни. Это произошло, когда врач сказал, что сердце Юли остановилось.       Утром Витя проснулся и обречённо вздохнул. Сорок лет… Что с ним будет? Из разговоров Витя услышал понятие «мужского климакса» и очень этого боялся.       Пчёлкин поднялся с кровати и подошёл к зеркалу. Там на него смотрел взрослый мужчина. Витя долго смотрел в стекло, изучая тело. Единственное, что предательски выдавало возраст — морщины на лбу и на лице       Витя обратил внимание на свой взгляд. Он отметил про себя, что он стал более осознанным и сосредоточенным. Как будто пройденные испытания закалили его и заставили смотреть на мир по-другому. Боль сожгла в нём беззаботную наивность и беспечность.       Витя провёл рукой по коже и с ужасом понял, что она стала суше. На самом деле, изменение произошло значительно раньше.       — Я старею, — Витя огорчённо вздохнул и спустился на первый этаж, чтобы поручить горничной приготовить завтрак. Настя ещё крепко спала. Даже от шагов отца по лестнице девочка не дёрнулась.       Витя на ходу застегнул рубашку и отдал поручение девушке, затем отправился в ванную, чтобы умыться. Это сделать не вышло. Витя был с щёткой во рту, когда к нему подошла секретарша с телефоном.       — Что-то срочное? — резко спросил Витя, видом давая понять, что не открыт к диалогу. Работница, привыкшая к грубости начальника, невозмутимо сообщила:       — Вам Дмитрий Анатольевич звонит.       Витя смягчился, выплюнул пасту, вытер лицо и через минуту бодро сказал в телефон:       — Да, Дмитрий Анатольевич?       Нынешний Президент России долго и оптимистично поздравлял Витю с праздником. Желал сибирского здоровья, успехов во всех делах и помнить о величии собственной страны. Пчёлкин пять раз сказал спасибо и один — до свидания, хорошего дня.       Именно с этого звонка началась волна поздравлений. Витя параллельно будил ребёнка, говоря с Набиуллиной об экономическом законопроекте. Политика дала ему возможность побывать в шкуре Гая Юлия Цезаря.       Через час Витя хотел только одного — тишины и отключённого телефона. Пчёлкин исполнил второе желание и стал ждать друзей.       Свои сорок лет Витя хотел встретить скромно. Это в корне отличалось от его мечтаний.       Когда-то, десять лет назад, Пчёлкин дал обещание никогда не стареть. Для этого, как ему виделось, нужно постоянно быть весельчаком, балагуром, не бояться пить коньяк и развлекаться с прекрасными девицами. Можно даже всю ночь, без перерыва. Однако Витя рассмешил судьбу своими планами, и она послала ему Юлю Фролову. Соответственно, желание спать с проститутками уже пропало. Из-за поста министра финансов нельзя было появляться пьяным. Да и сам Витька пришёл к тому, что хочет спокойствия и гармонии, умиротворения.       Возможно, это последствия бурной жизни в криминале, когда он спал с пистолетом под подушкой. А может, так подействовал траур длиной в четыре года. Витя этого не знал.       Настя проснулась, надела самое красивое платье и отдала папе подарок — часы. Их она купила на карманные деньги. Витя знал, что часы не самые дорогие в плане марки. Только их ценность была выше, потому что их подарила любимая дочь.       Вечером к Вите пришли бригадиры. Никого больше Витя не хотел видеть. Друзья не ожидали такого бесшумного праздника. Кос не удержался от вопроса:       — Что-то случилось? Где все? Мы одни?       — Всё хорошо, ребята. Просто сорок лет для меня не праздник. И сегодня я хотел собрать самых близких для меня людей. Так что все в сборе, это главное…       Горничная принесла огромный шоколадный торт для Насти, разлила вино по бокалам и поставила закуски для мужчин. Стол накрывался на глазах.       — Спасибо, Маша, можешь идти, — Витя ласково коснулся плеча горничной.       Её Витя нанял месяц назад, когда убедился, что в доме не хватает женской руки. Искусство уборки дома для него было неподвластно. Насте, которая без мамы растёт, так тем более. По объявлению Витя нашёл Машу — девочку двадцати лет из деревни.       Ему понравилось в Марии скромность и невинность. По разговору Витя понимал, что это совсем ещё маленький ребёнок, который мечтает о поступлении в столичный ВУЗ и красивом принце. Маша улыбалась, но без намёка на сексуальность. Витя не мог представить Машу как похитительницу средств и нанял её к себе.       — Витька, с днём рождения! Моё пожелание стабильно — чтоб стоял и деньги были, — Космос посмеялся, демонстрируя тридцать три. — Но ещё добавлю. Здоровья тебе, Вить. Чтоб все невзгоды тебя обошли стороной. Ты много натерпелся. Теперь кайфуй.       — Дай мне что-то сказать ещё, — перебил его Саша. — Вить, я от всей души поздравляю тебя с днём рождения.       — ООО, ну началось, депутат, — Витя расхохотался, ожидая услышать речь на три года. Белов говорил красиво, но долго.       — Я присоединюсь к пожеланиям Космоса и добавлю ещё, чтоб Настя тебя радовала. Я хочу сказать, что она очень светлая и воспитанная девочка. Она добрая, послушная. Я уверен, что она вырастет человеком, с большой буквы. И это всё твоя заслуга, Пчёлкин. Ты прекрасный папа, не вздумай думать иначе.       Также я тебе советую воспринимать сорок лет не как крест на дальнейшей жизни, а как шанс всё изменить. После сорока ещё можно жениться, попробовать себя в новом амплуа. Не сдавайся, Пчёлкин!       — Если бы я тебя не знал, Витя, я бы тебе дал… — Фил не успел закончить фразу, потому что парни её красиво оборвали.       — Вите бы все дали! — Космос съел на эмоциях лимон и даже не поморщился.       — Пацаны, ну ё-моё, с вами не соскучишься. Мы столько лет дружим, а всё весело. Но давайте завязывайте с такими шутками. А то я вчера наткнулся на статью в американской газете, что я сплю с Сашей.       — Со мной?! —Воскликнул Белов.       — Ага. Вот так! — Витя подмигнул. — Но если серьёзно, спасибо тебе за поздравление, Сашка. Мне очень ценно слышать от тебя такие слова, особенно про Настеньку. Я очень стараюсь воспитать её достойно, чтобы она не пошла по моим стопам.       — Если бы у меня был такой отец, как ты, я был бы счастлив, — признался Фил, которому не довелось почувствовать родительской теплоты. — Витя, братишка, с юбилеем. Оставайся таким же позитивным и отзывчивым человеком. Успехов в политике. Всех благ тебе. Ура!       Пацаны завизжали, чокаясь бокалами и отпивая вино. Даже Фил подключился, хотя он не любил всё это дело.

***

      Однажды Витя приехал домой после пленарного заседания. К нему тут же подошла секретарша и вручила записку. Пчёлкин был уверен на миллион, что это от журналистов. Но он никак не ожидал увидеть:

«Виктор, срочно подойдите в школу 17 октября в 15:00.»

      Стояла подпись классной руководительницы. Значит, не развод. Пчёлкин напрягся, скомкав листочек в руке. Что такого могла устроить Настя, что его зовут в школу?       Он ехал в школу, ожидая услышать всё, что угодно. Что Настя пыталась взорвать здание. Разбила что-то на лямов пять… Картинки в голове были не лучшими. В конце концов, Пчёлкин сдался и отказался от размышлений. Они не помогут прийти к разгадке, но расшатают нервы.       Пчёлкин с помощью первоклассников нашёл кабинет и открыл дверь. За партой, в совершенно пустом классе сидела молодая учительница. Каштановое каре было отлично уложено. На лице ни грамма макияжа, только губы подкрашены блеском. Одежда — прям учительская: блузка и юбка-карандаш.       — Виктор? — Уточнила она. Витя застыл, не понимая, что с ним происходит. Он стал робеть и тупить на ровном месте. Например, тянул ручку от себя, хотя надо наоборот. Пчёлкин наконец разобрался с дверью и сел напротив учительницы.       — Простите, я не помню, как Вас зовут.       — Дарья Николаевна. Я учитель биологии у Настеньки.       — Ваше лицо мне почему-то знакомо, — Витя открыто присматривался к строгим чертам девушки, от чего та опустила глаза и кашлянула громко.       — Извините. Я не рассматривал Вас, как девушку. Я просто пытался напрячь бошку и вспомнить, где я Вас видел.       — Ничего, бывает. Мы виделись первого сентября, когда вы перепутали классы и говорили со мной.       «Блять», — почти сорвалось с уст Вити. Тот косяк он запомнил навсегда. Судя по всему, не он один. Витя захотел провалиться сквозь землю от стыда.       — Значит, я хорошо облажался, что вы это помните спустя пять лет, — с нотками злости сказал Витя. Учительница ласково улыбнулась и начала вновь успокаивать Витю:       — Всё хорошо, Виктор Павлович. Я запомнила это не потому, что ужасная ситуация… Просто необычно.       — Вам кстати лучше с распущенными. Вы тогда с пучком были.       Сегодня Витя устанавливал личный рекорд по внезапным, неуместным высказываниям. Совсем не вовремя. Дарья Николаевна не могла больше держаться нейтрально.       — Виктор Павлович, — Щёки женщины вспыхнули, как два лепестка розы. — Вы забываетесь!       — Я ничего такого сказать не хотел. Не воображайте о себе многого, — огрызнулся Витя. Дискомфорт Дарьи Николаевны передавался и ему. Поэтому пчела внезапно выпустила жало.       Наступило молчание. Дарья думала, как реагировать. Она проглотила неприятные слова и приступила к делу:       — Я Вас вызвала, чтобы сказать, что у Насти выходит тройка по моему предмету, — Она убрала прядь волос с лица лёгким взмахом руки. — Это единственная плохая оценка у девочки.       — Мне что, оркестр закатить по этому поводу? Поставьте ей пару лишних пятёрок за присутствие и всё будет окей, — Пчёлкин подмигнул учительнице и откинулся на стул. По крайней мере, его дочь ничего страшного не сотворила, можно выдохнуть.       — Виктор Павлович, я не ставлю оценки просто так, я хочу, чтобы мои дети обладали хорошими знаниями. Даже то, что Настя дочь политика, не сыграет роли. Ей нужно переписать три работы, чтобы я вытянула её на три с половиной. Я не хочу портить табель девочке.       — Ну так и не портьте. Вы преподаёте биологию, — Витя придвинулся ближе к учительнице. — У меня по ней тройбан был, потому что мама носила конфеты с коньяком. Но я успешно овладел нужными разделами. Результат одного из них учится у Вас. Я вам гарантирую: Настя не пойдёт на биолога, она будет экономистом. Так зачем ломать девочке судьбу, а?       — Так, ну знаете!.. — Она вскочила со стула и опёрлась руками об стол. От злости у неё загорелись глаза. — Я знала, что толку от разговора с Вами не будет! Вы привыкли, что Вам все должны и обязаны. Но я поблажек не сделаю! Особенно после Ваших пошлых намёков!       — Про разделы биологии я имел в виду рождение ребёнка. Больше пошлостей не было. Если это всё, что Вы хотели мне сообщить, то я должен покинуть Вас, — Витя взглянул на часы. — Я поговорю с дочерью, но не гарантирую успеха. Всего Вам доброго, — уже более спокойно сказал Витя.       Но Дарье Николаевне уже было обидно и неприятно. Витя в её глазах стал несносным, бестолковым человеком. Раньше она его записывала в лик святых отцов. Когда дверь за ним закрылась, Даше стало легче, будто в жаркую погоду включили кондиционер на всю мощность.       — Придурок, — вслух объявила Даша и открыла тетради, чтобы проверить их.

***

      — Дура, — вслух сказал Витя. Друзья, с которыми он обсуждал день рождения Белова, оторопели и подняли все вместе непонимающий взгляд.       — Да училка прикопалась к Насте из-за биологии, хочет трояк ей поставить. Просит поговорить с ней, чтоб внимательнее была. Молодая стерва. Если она поставит, я пойду в РОНО.       — Вить, не горячись. Если бы она хотела поставить три, она бы это сделала, без возможности исправить, — потушил костёр Белов. — Судя по твоим рассказам, милая девушка.       — Нет, — после недолгого молчания сказал Витя. Слишком эмоционально и громко, убеждая себя в том, что Даша не симпатична. — Обычная дурочка. Ладно, что там с твоей днюхой?       — Короче, план таков, — Саша налил себе воды. — Я хочу свалить куда-то из Москвы и хорошо так потусить. Вдали от лишних глаз. Я уже нашёл в Перми неплохой клуб. Билеты и прочие расходы я беру на себя. Ваша задача — привезти свои морды и повеселиться.       — Как клуб называется? Я там слышал один. Что-то с лошадьми связано, — Витя наморщил лоб, прогуливаясь по воспоминаниям о барах.       — Да, вот туда мы и отправимся.