Перчатка миру

Дожидаясь гостя, Шэнь Цинцю уткнулась в книгу, чтение которой прервали. Он понимал, что это лишь способ успокоить себя и занять руки. Скрипнула дверь, и в помещении появилась высокая, широкоплечая фигура. Секция с учебными пособиями находилась близко ко входу в главный зал, и глава школы наткнулся на него почти сразу. Очень странно было смотреть в эти серые глаза. Их хозяин мог оказаться как мерзавцем, гонимым тобой, так и человеком, которого не захочется отпускать ни при каких обстоятельствах. Кредит доверия в этой, казалось бы, однозначной истории, свидетельствующей не в пользу Юэ Цинъюаня, в случае его оправдания окажется только цветочками. Глава школы и сам по себе был весьма любопытным зрелищем. Его тепло было абсолютно искренним, но спокойствие — явно притворным. За этой маской бурлили робкая надежда, тревога и нечто, сильно напоминавшее отчаяние. Что было закономерно, ведь Вэй Цинвэй вполне мог рассказать о событиях той ночи и утра. Даже если у него не хватило времени, говорливые наблюдатели все равно рано или поздно донесли бы свои версии. Юэ Цинъюань не мог быть уверен ни в чем. — Шиди, как ты себя чувствуешь? Все в порядке? — Благодарю, сейчас все в порядке... не считая одного вопроса. Оказаться наедине с Юэ Цинъюанем, когда поблизости никого не было, означало задавать беседе совсем иной тон. Чиниться не имело смысла, ровно как и тянуть кота за хвост, разводя пустые светские разговоры. А мужчина тем временем внимательно наблюдал за шиди. Хотя к словам встретившей его Бай Лу нельзя было придраться даже при желании, её взгляд оставался холодным и неприязненным. Женщина никогда не относилась к нему тепло, но сегодня её ледяная аура была необычно сильна. Он уже успел пожалеть, что пришёл, и решил, что тревожить Сяо Цзю в такое время было не самой разумной идеей. Порывистость вновь сыграла с ним злую шутку. Во взгляде Сяо Цзю, вопреки поведению советницы, не было ни гнева, ни тепла. Он был оценивающим и испытывающим. И стоило Юэ Цинъюаню его увидеть, как он решил: на любые вопросы он ответит. Слишком дорого ему однажды обошлось молчание в тот момент, когда друг действительно искал ответы. Больше он такой ошибки не совершит, будь что будет. – Прошу, закрой дверь на защёлку. Разговор будет долгим и не для чужих ушей. Мужчина выполнил просьбу. На плотно закрытой двери сошлась вязь заклятий тишины. Когда он обернулся, шиди уже скрылся среди стеллажей, не сказав ни слова. Однако вскоре он вернулся, держа в руках сосуд, чашки и пиалу с сухофруктами. – Пойдём со мной, проход – не самое удобное место для разговора. – Конечно. Как и с Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю не был до конца готов к этому разговору и слабо понимал, как продолжить его после вступительных любезностей. Юэ Цинъюань, в свою очередь, опасался заговорить — страх сделать что-то не так надежно держал его уста закрытыми. Так они шли к месту назначения немало времени, ведь душа эстета решила, что даже если разговор пойдет не по плану, он должен состояться в памятном месте. Бамбуковая хижина была намеренно построена перед природной пещерой, которая изначально была обителью основателя. Он предпочёл этому месту, богатому духовной энергией, комфорт. Это была крайне характерная черта для странствующих заклинателей, к которым он и принадлежал, — привыкших жить, не обременёнными большим имуществом, и поэтому неприхотливых в быту. Его приемники, уже привыкшие к оседлой жизни, рассудили иначе, не отрёкшись, впрочем, от пещеры. Перед входом был построен дом, а основная часть личной библиотеки лордов переехала в саму пещеру. В потолке центральной камеры пролегали несколько жил драгоценных камней, выходящих на поверхность, и которые были обработаны, оставаясь в скальной породе. Их грани вспыхивали от света, окидывая потолок разноцветными отсветами, точно как ловцы солнца. Кэтрин очень любила такие вещи, и в их доме было весело несколько штук. На сердце становилось тепло, видя тени родных вещей. – Какое удивительное место. Юэ Цинъюань разумеется имел представление об этом месте, но самом деле никогда здесь не бывал. А подобные места были из разряда, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать. И Шэнь Цинцю, сам лично видя это место второй раз в жизни, тем не менее повел себя как радушный хозяин. – Личное святилище основателя, которое унаследовали мы, его приемники. Впрочем, сейчас не об этом. Ты и сам понимаешь, о чём я хочу поговорить. Шэнь Юань бросил суровый взгляд, скрепляя сделку с совестью слезами о честности, но другого пути не было. – И Ци-гэ, "прости", я за ответ не приму. Сподобься через столько-то лет дать честный ответ, каким бы он ни был. Хуже уже ничего сделать не сможет. Юэ Цинъюань застыл от этих слов, а, вероятно, и от упоминания имени, как олень перед фарами. Шэнь Цинцю решил дать ему время прийти в себя, сев за стол, поставив тарелку и разливая фруктовое вино из тайника по чашкам. Собеседник сел за стол, но к вину так и не притронулся, заговорив почти обречённо. – Ты имеешь полное право не верить ни единому моему слову, я сам его обесценил. «Где-то я уже это слушал…» – Но если Сяо Цзю хочет знать, кто я такой, то отказывать. – Решать, в конце концов, мне. Но я не могу этого сделать, пока не услышу, что случилось. Следующий жест собеседника оказался полной неожиданностью. Юэ Цинъюань вытащил из рукава Сюаньду и аккуратно протянул его Шэнь Цинцю, навевая на самые разные мысли, ни одна из которых не была хорошей. – Сюаньду — вся моя жизнь, понимаешь почему? И пусть меч ощущался странным, но Шэнь Цинцю никак не был мастером меча, который по клинку мог бы многое сказать о его хозяине. Следовательно, конкретизировать свои наблюдения он не мог и лишь покачал головой, впившись пальцами в ножны. – Всякий раз, когда я извлекаю из ножен Сюаньду, он сокращает мой жизненный срок, – проговорил глава школы, подтверждая смутные догадки. Стоило Шэнь Цинцю услышать эти слова, как меч в его руках вдруг стал казаться тысячекратно тяжелее. Неудивительно, что Сюаньду так редко обнажается. В памяти Шэнь Цинцю всплыли только битва с Тяньлань-цзюнем и церемония вступления нового поколения лордов в свои права. Владелец подобного меча и впрямь не станет извлекать его без крайней необходимости. – Что произошло? Тяжкий, горестный вздох, выпитая резко чаша вина и взгляд, не на собеседника, а куда-то в само мироздание. Глава буквально выдавал всем, насколько тяжёлыми были его воспоминания. – Я поступил на Цюндин в конце того же года, когда мы разлучились. Случайно, в поисках убежища на ночь, набрёл на наблюдательный пост, где меня обогрели и приметили его обитатели. А дальше… Разумеется, я должен был вернуться раньше. И, конечно же, я желал вернуться за тобой тотчас же… но вместо этого я всё испортил. Ты был прав тогда... Всё дело в моей порывистости… Стремясь достичь заветной цели во что бы то ни стало, я проявил излишнюю торопливость и потерпел неудачу на Пути единения человека и меча, так что у меня не оставалось иного выбора. После того, как мастер заблокировал моё тело и меридианы, меня заперли в пещере Линси на целый год. Мне пришлось начинать всё с самого начала. Я кричал, звал — всё безрезультатно. Целый год я сходил с ума взаперти, предоставленный сам себе — никто так и не склонил слуха к моим мольбам, никто не пожелал меня выпустить… Как бы я ни старался освободиться, к тому времени, как я вернулся в имение Цю, от него осталось лишь пепелище. Свою длинную речь Юэ Цинъюань проговорил почти на одном дыхании. Безумно запоздалые слова наконец были сказаны, и ему оставалось только ждать чужого решения. Поверят ли ему вообще или назовут слова оправданиями и перекладыванием ответственности на других? Но даже если так, у Сяо Цзю было право и основание для подобных мыслей, и винить его было не в чем. Стоило Шэнь Цинцю выслушать весь этот блядский цирк, как резко захотелось напиться. Ведь рассказ не вызывал сомнений в своей правдивости, и Юэ Цинъюаню мужчина верил. Меч действительно использовали странно, даже по меркам Цюндина, где на использование меча в бою никогда не делали акцент, если не сказать подозрительно. Сам меч при ближайшем рассмотрении ощущался так же странно, не просто так его вручили как главное доказательство. И да, рассказ был вполне в духе прошлого главы школы. Шэнь Цинцю с предельной аккуратностью отложил Сюаньду на стол, после чего вид сдержанного бессмертного был отброшен, а чашка осушена одним залпом. Он стал нервно нарезать круги вокруг стола, стараясь не задевать сидящего Юэ Цинъюаня, не сносить мебель и не устраивать погром. Шипя и взывая не пойми к кому под нос от идиотизма ситуации, но было в этом буйстве и немалая доля облегчения. Глава школы, конечно, дурак, и кашу своим молчанием заварил немалую и к такому молчанию, даже зная правду можно отнестись очень по разному. Но он не был холоднокровным мерзавцем, способным бросить близкого друга на произвол судьбы. А значит, с этим человеком можно было иметь дело с чистой совестью. Юэ Цинъюань наблюдал за этой неожиданной и ожидаемой суматохой со смирением. Он не смел надеяться, что к его глупости отнесутся с пониманием, пусть тихие фразы можно было воспринимать самым разным образом. Слишком уж большая цена за неё была уплачена не им — Цю Цзяньло, У Яньцзы, нательный массив и постоянные искажения ци, несущие большую опасность Сяо Цзю даже через многие годы. Успокоился друг так же неожиданно, как и взвился, присев рядом и опершись спиной на его плечо. Ответ был под стать действиям. – Очень в духе шибо. Старик и правда всегда ходил по тонкой грани праведности и жестокости. Ву Баофа, не питавшая тёплых чувств к шисюну по целому списку причин, не раз и не два упрекала его в подобном, говоря, что это рано или поздно обернётся бедой. В каком-то смысле она оказалась права. – Но, иньмай, Ци-гэ, какого гуя, ты годами позволял мне думать, что повел себя намного хуже, чем это было на самом деле? На это Юэ Цинъюань не нашёл ответа, он просто не понимал, как выбраться из череды ошибок, и друг был полностью прав, только усугублял ситуацию. Зато ответ был у Сяо Цзю – довольно болезненный удар зачарованного на прочность веера. – Дурак. – Не спорю. На профилактическом ударе дурака веером в полсилы запал быстро иссяк, и он вновь облокотился спиной на чужое плечо. Собравшись с мыслями через некоторое время, мужчина начал самую тяжёлую часть разговора. – Скажу откровенно, Ци-гэ, я устал и понял, что все мои способы себя защитить оказались медленным ядом. Вот только, чтобы понять самые простые вещи, мне нужно было заглянуть в Дайю, утратить память и получать лечебные затрещины от основательницы. Не смешно ли? Дураком оказался я не меньше твоего, и мне это решительно не по нраву. И потому хочу наконец закрыть эту главу в своей жизни. Признавать не свои ошибки, за которые он тем не менее несёт полную ответственность, было болезненно. Но нужно было строить мосты между крайне разными линиями поведения, не давая кому не надо додумывать объяснения самостоятельно. И глава школы определённо был из их числа. – Даже если это значит шагнуть в неизвестность, броситься в омут с головой, бросить вызов себе самому, разбираться с собственноручно созданными миражами... Встретиться с посеянными обидами и безбожно играть в человека менее опасного для себя самого, пока игра не перестанет быть таковой. Тяжёлый вздох и промедление. Одно дело прикрывать изменения в характере, а вот налаживать отношения с человеком от чужого имени разговором было совершенно иным. И Шэнь Цинцю вернулся к спору совести и собственной симпатии к собеседнику, которая в конечном итоге победила. Шэнь Цзю унес правильность с собой в могилу, как бы иронично такие слова ни звучали применимо к такому ублюдку. Юэ Цинъюань слушал эту неожиданную исповедь молча, в глубине души понимая, что друг прав, но путь этот не может быть лёгким. Впрочем, когда истина и правда легко давались в руки? И потому он не мог не спросить. – Я не собираюсь тебя отговаривать, но позволь спросить. Ты ведь понимаешь, на что соглашаешься, беря во внимание всё случившееся? – Я к этому готов, иначе не стал бы и заикаться. Но сам виноват, что не оставил себе иных путей. Юэ Цинъюань мягко и понимающе улыбнулся. – Не суди себя слишком строго… но и других не стоит. «Ай да лис, столь аккуратно тыкать носом в ошибки нужно ещё уметь.» Сам же Шэнь Цинцю задумчиво крутил в руках веер, на внешней планке виднелась крайне характерная для этих вещей абстрактная, на первый взгляд, вязь. Да и на второй взгляд тоже, только если ты не мастер массивов. А призадуматься было над чем, ведь именно она обеспечивала дереву, бумаге или ткани прочность металла. Но ещё более любопытно, кто обучил Шэнь Цзю этому крайне специфическому талисману, ровно как и технике нанесения их на самые разные материалы. А точнее — скрывавшийся под этой маской обезумевший старейшина Мэн Цзюнь, который два года обучал всерьёз свою подопытную крысу. История была откровенно мутная, и странным в ней далеко не один этот факт. И совершенно не раскрытая в книгах, как и факт наличия нательного массива. Шэнь Цинцю чувствовал нехороший запашок от неё. Ещё и сундук, чертов... Мужчина пообещал себе попытаться хотя бы в этом разобраться, во избежание сюрпризов. – Вероятно, ты прав. – Что же касается нас… Ци-гэ, давай оставим общую глупость в прошлом? У нас ещё долгая жизнь впереди, незачем продолжать её отравлять. Шэнь Цинцю знал, что делает предложение, от которого невозможно отказаться. Какие-то ошмётки честности всё ещё надеялись, что Цинъюань углядит подвох и его с этим спектаклем пошлют к черту… Но… они оказались два сапога пара, и самообман был вожделеннее обоим. Поэтому, стоило услышать от Юэ Цинъюаня заветные слова, казалось, что камень с плеч свалился материальный, а не метафорический. Сказанное было именно тем, что Юэ Цинъюань хотел, но давно потерял надежду услышать. Из-за собственной глупости, и как к его стыду выяснилось, из-за неё же этот разговор состоялся. Мужчина был уверен, что Сяо Цзю давно выкинул его из своего сердца, где теперь оставалось место только для гнева. Но сам факт этого разговора, и то, с какой простотой друг отпустил обиду… Как будто в глубине души он сам желал это услышать, но запрещал себе об этом думать — это было слишком опасно. Только вот душа никогда спокойно не стерпит, когда в её недра разум пытается что-то затолкать. Очередной повод для душевного беспокойства, очередной камень среди прочих, который довел до почти смерти и потери памяти. Тошно на самом деле становилось, но и отказать он не смог. Слишком за годы вымотался и малодушно позволил себе минимизировать ущерб, когда дали шанс, а не принять всю тяжесть своих действий. — Спасибо. — И не вздумай больше просить прощения, и так полученное прощение. Прошу, не береди старых ран ни мне, ни себе. Быть может, так они затянутся. — Обещаю, Сяо Цзю. Шэнь Юаню было уже почти все равно на такое именование, но если Цинъюаню старые имена были легче воспринимаемы, он не видел причин открещиваться от них. На фоне всего остального это казалось сущей мелочью. В обещание, впрочем, он верил слабо. Просьба, скорее всего, будет исполнена номинально, но лишнего мужчина болтать не станет. Но и глубокое чувство вины не вытравляется из разума по щелчку пальцев. Поэтому он ответил обратное. — Верю. Система, сильно притихшая после снятия ООС, решила подать голос. [Восполнение сюжетных дыр — Юэ Цинъюань, сюжетная линия восстановлена на 100%.] Мужчина лишь отстраненно кивнул на это.