Перчатка миру

Пик Цинцзин сколько был окружен духом спокойного, умиротворенного величия, которое не требовалось никому доказывать. Жаль только, что нынешний хозяин этих мест оказался слеп к этой атмосфере в самой странной манере. Он пытался что-то доказать, когда это было бессмысленно, и ничего не объяснял там, где это действительно было нужно. Он был воплощением тревожного человека, какими бы масками ни прикрывался. С его прошлым это неудивительно — многое становилось понятным. По пути ему встретились несколько старших адептов. Они одни осмелились окликнуть главу пика по делу, выходящему за рамки обычных приветствий. На их лицах, как говорил Чжоу-шиди, читалось смутное беспокойство: с одной стороны, всё шло своим чередом, но с другой — всё решительно шло наперекосяк. И оставалось только гадать, что на самом деле было не так. Пусть они и имели выдержку не высказать этого ни единым словом. Другу он безусловно доверял, но увидеть подобное выражение на лицах заклинателей, повидавших многое, было поистине впечатляющим. Лучше один раз увидеть, чем сотню раз услышать. Бамбуковая хижина в силу нелюдимости её хозяина вопреки традициям была его основным рабочим кабинетом. В официальный кабинет его загоняли только многолюдные совещания, которые случались не так часто. Чаще всего Шэнь Цинцю можно было встретить именно в его доме. В приёмном зале находилась пара обычных посланников и один адепт, имевший право распорядителя. — Приветствую, лорд Му. Вежливый поклон и улыбка, за которой было трудно что-то разглядеть. — Лорд Шэнь у себя? — Да, и ждёт вас, хотя и сказал, что больше никого не будет пускать. При входе в личный кабинет шисюна, отгороженный от спальни только ширмами, мужчину ждала неожиданная картина. На коленях у, казалось бы, медитирующего Шэнь Цинцю лежал обнажённый меч Сюя, который излучал необычное синее свечение вместо привычного белого. Сияние было сильным и ровным, и это заставило Му Цинфэн проявить крайнюю осторожность. Первое, что ученики узнают о свете духовного клинка, — это его почти полная неизменность. Изменения, наоборот, означали крайне вероятную опасность для владельца меча и были поводом вызвать мастера клинков на помощь. Ведь подобное было проявлением скрытых свойств меча и имело дурную тенденцию ставить жизнь хозяина меча под не иллюзорную угрозу. Сам клинок был ему неподвластен, но Му Цинфан, чтобы уменьшить очевидную угрозу, расставил в помещении дополнительные защитные талисманы. Разобравшись с этим, мужчина уже собирался доложить ситуацию Вэй Цинвэю, когда услышал разговор за стеной. Адепт пытался остановить нежеланного высокопоставленного гостя — самого Вэй Цинвэя. У шисюна к облегчению Му Цинфана очевидно были свои источники информации. Адепт, будучи не в положении серьёзно противиться, понимал, что Шэнь Цинцю явно не обрадуется, если каждый сможет к нему попасть. Му Цинфан решил вмешаться. Выйдя из комнаты, он обратился к адепту. — Прошу вас, пригласите их обоих, потребуется их помощь. Переведя взгляд на изумлённых учеников, добавил: — Ведите себя прилично и не распространяйтесь лишнего, пока вам не разрешат. Вэй Цинвэй, оказавшись в помещении, не стал терять времени и приступил к установке вокруг бессознательной фигуры защитного массива, который Му Цинфан видел впервые. Движения Вэй Цинвэя же были отточены почти до автоматизма. После завершения массив будто бы впитал свет, излучаемый мечом, и медленно обратился в синеватый иней. Шисюн облегчённо выдохнул, хотя по его сосредоточенному лицу было видно, что это лишь первый, хотя и важный, шаг. Затем мужчина перевел взгляд в сторону дверного проема и обратился к адепту: — Во внутренние помещения никого ниже ранга старших мастеров залов не пропускать. Дело серьёзное, отнеситесь со всей ответственностью. Адепт, оценив странное состояние собственного лорда, заверил, что всё понял и поручение будет выполнено. Затем, поклонившись, он вышел, плотно закрыв за собой дверь, на которой заискрились линии заклинаний, защищавшие от лишних ушей. — Му-шиди, приветствую. Что привело тебя сюда? — У Шэнь Цинцю недавно произошло серьёзное искажение ци, после которого его поведение стало вызывать вопросы. — Это его обычное состояние. Шутка прозвучала сомнительно, но, учитывая обстоятельства, вполне правдиво, поэтому Му Цинфан уточнил: — Вероятная потеря памяти, редкое явление, но вполне способное возникнуть при травмах головы, некоторых ядах, проклятиях и серьёзных искажениях ци. Последнее едва не отправило Шэнь Цинцю на тот свет, хотя он отказывался признавать последствия. Однако неузнавание достаточного числа людей из близкого окружения говорит само за себя, и я пришёл поговорить с ним. – И оказался прав, он действительно утратил воспоминания. Но я не понимаю, откуда у тебя столько веры в этого человека и готовность давать ему шанс, хотя он им почти никогда не пользуется. Подобное хоть и часто звучало между строк, но редко озвучивалось прямо. Слова Вэй Цинвэя звучали по-своему освежающе. – В данном случае разговор был самым простым путем. – Когда это разговор с Шэнь Цинцю был простым путем? Ты сам себе веришь? Впрочем, не хочешь – не говори, дело не мое. По крайней мере, к твоей чести, подобные поблажки к Шэнь Цинцю не являются слепотой. Не нужно было гадать, в чью сторону направлен этот упрек, а Вэй Цинвэй между делом начал вытаскивать из сумки стопку старых книг приличных размеров. Му Цинфан хотел уже спросить, что происходит, как дверь вновь открылась, и в помещение зашел чжаньмэн-шисюн. С порога у мужчины чуть ли не начал дергаться глаз при виде сочетания подозрительной активности меча и бессознательного шиди. История взаимодействия Юэ Цинъюаня с собственным мечом была весьма загадочной, и известен был лишь плачевный результат – болезненная связь с Сюаньду, где источником мощи клинка был жизненный век самого главы школы. Так что за легкую панику этого человека сложно было упрекнуть. – Что тут происходит? Глава секты смотрел на Вэй-шисюна наблюдавшего за Сюя с горячим энтузиазмом настороженно, и чуточку осуждающе. Ожидаемая реакция от мастера меча на редкий меч, однако неуместная, учитывая ситуацию. Впрочем, Вэй Цинвэй сам это быстро понял и принялся успокаивать чжаньмэн-шисюна. – Глава школы, успокойся, ничего неконтролируемого не происходит. С Шэнь Цинцю едва ли что-то случится при должном присмотре, в наличии которого я могу заверить. – Прекрасно, и я не сомневаюсь в тебе, Вэй-шиди, однако это не совсем ответ. Вэй Цинвэй знал, что лукавит, и от этого было совестно как перед главой школы, Шэнь Цинцю, так и перед шицзунем. Но тревожить и без того напуганного человека не хотел. Как и признаваться, что важное задание шицзуня он когда-то выполнил спустя рукава. Кто же знал, что Шэнь Цинцю невольно подставит его, и ему придется с уверенным видом разбираться со всем этим? Хотя как бы ни хотелось винить змеюку, настоящая вина за безответственность лежала на нем, и теперь это подвергало риску человеческую жизнь. – Шэнь Цинцю потерял память вследствие искажения ци. Сюя же раскрылся как один из Цзиичжигуаней. Вэй Цинвэй повернулся к Му Цинфану и пояснил: – Мечи создавались основательницей Чу именно для решения подобных ситуаций. Если чжаньмэн-шисюн общался с ним после болезни, то должен был заметить некоторые странности. Глава школы бросил на неподвижную фигуру сложный, начисто нечитаемый взгляд. Что само по себе было удивительно, ведь обычно эмоции этих двоих по отношению друг к другу были открытой книгой. Затем он перевел взгляд на остальных и с тягостным вздохом решил рассказать, как всё было. – Заметил, однако на потерю памяти это не походило. Завуалированные упоминания давних событий куда больше напоминали первую за десятки лет попытку действительно поговорить. Другими словами, я заметил странности совсем иного порядка. Сказать, что Вэй Цинвэй был ошеломлен, значит ничего не сказать. Для Му Цинфана данное обстоятельство не стало открытием, но, как и со словами старших адептов Цинцзин, услышанное из первых уст произвело должное впечатление. Гнев Шэнь Цинцю на старого друга имел свойство быть немногословным, ограничиваясь холодом и печально известными разговорами из пяти фраз. Клубок противоречий между этими двумя зародился при неизвестных обстоятельствах, был завязан столь давно и столь крепко, что казалось, распутать его было под силу только смерти. Даже Му Цинфану приходилось лишь гадать, какой была жизнь шисюнов до попадания Шэнь Цинцю в лапы У Яньцзы и что их связывает. Надежда на улучшение отношений, на что-то менее напоминающее кипящий котел, оказалась чистой воды случайностью. Почти недоразумением, которое вскоре исчерпает себя. Главу школы было откровенно жаль. Лучше не иметь надежды вовсе, чем когда она безжалостно оказывается вырвана из рук. В разговор решил вмешаться Му Цинфан, продолжая его, видя подавленность на лице Юэ Цинъюаня. – Я пришел по той же причине: до меня дошла информация, что Шэнь-шисюн почему-то не узнает часть своего окружения, и я пришел поговорить с ним по данному поводу. Как выяснилось, подозрения оказались верны. Вэй-шиди, можешь рассказать об этих мечах подробнее? У каждого пика был ворох специфических техник, шедших рука об руку с уникальными путями. Но среди них были и секретные, доступные только высшим чинам, служащие козырями в рукавах. Они становились для противников очень неприятным сюрпризом. – Начнем с того, что даже я не знал, что Сюя к ним относится, ведь общего у них только создательница. До подобного момента... Вэй-шисюн кивнул в сторону неподвижной фигуры, на мгновение задержавшись на массиве, что-то проверяя. – Это просто очень хороший меч с длинной историей, который не дает ни малейшего намека на подлинную суть. Когда такие мечи проявляют себя, это всегда неразрешимая загадка. Сюя был создан шесть сотен лет назад и сменил, не считая Шэнь Цинцю, четырех владельцев. Глава школы вышел из своих мыслей, собрался и включился в разговор. – Сколько об этих мечах слышу, столько и думаю, что даже для секретного артефакта это звучит несколько чрезмерно. Вэй Цинвэй тяжело вздохнул. – Чжаньмэн-шисюн, Му-шиди, если вы хотите услышать от меня четкий ответ, разочарую. Достопочтенная госпожа – эксцентричный дух, её действия часто не поддаются никакой логике. Однако у меня есть некоторые догадки, но прошу не относиться к ним с излишней серьезностью, учитывая, о ком идет речь. Поспорить было сложно: госпожа Чу, несмотря на века жизни рядом с людьми, всегда оставалась несколько чужой среди них. Она смотрела на людей, жизнь и мир под своеобразным углом. Её действия часто были на грани общественного терпения, но черту не переходили. И о подлинных мотивах можно было лишь гадать. – Предположительно, Цзиичжигуаны были попыткой найти предел мастерства, причем не только как мастера мечей, но и как провидицы. Как выяснялось каждый раз задним числом, госпожа Чу зарисовывала портреты всех заклинателей, на которых мечи проявили свою суть. А скрывается эта информация во избежание нарушения хода вещей. Вэй Цинвэй крепко задумался. Юэ Цинъюань и Му Цинфан, определенно, были лучшими ответчиками на его вопросы, ведь это были старый друг и лекарь, которые много знают о своих пациентах. Но не рано ли? Однако в конечном итоге победило любопытство. – У меня есть один вопрос, и вам не обязательно отвечать развернуто – достаточно "да" или "нет". Было ли в молодости Шэнь Цинцю что-то, что он мог хотеть всерьез забыть? – Да. Вэй Цинвэй немало удивился слаженности и уверенности, с которой даны ответы. Дальнейших пояснений к досаде мужчины не последовало, коллеги воспользовались правом молчать. Переспрашивать и идти против своего слова было неудобно. Главу школы и Му-шиди это, похоже, тоже несколько смутило, и вызвало странные переглядки. Это порождало вопрос: кто такой Шэнь Цинцю, раз его молодость вызывает в знающих людях такую реакцию? Поднимая вместе с собой не дающий покоя всем мимо проходящим вопрос: что связывает Юэ Цинъюаня и Шэнь Цинцю, и в чем заключается суть старой ссоры? Они никогда не отрицали факт давнего знакомства, но ведь и не объясняли ничего по существу. Реестровые книги много пищи для размышлений не давали: оба числились сиротами из крестьян, обездоленными, скитавшимися по свету аж с самого далёкого Востока. Впрочем, последнее — лишь догадка, основанная на внешности, дающей некоторые зацепки на данном поприще. Черты лица совершено не свойственные местным жителям, в особенности глаза. У Юэ Цинъюаня глаза были цвета грозового неба, а у Шэнь Цинцю — оттенка светлого нефрита. Небеса решили пошутить, дав столь неприятному человеку такой благородный цвет глаз. – Поясню, к чему был вопрос. Читая отчёты об остальных Цзиичжигуанах, прослеживался несколько вариантов потери памяти: физическая травма, влияние вредоносных техник и артефактов, или же наш случай — потеря памяти вследствие отклонения ци. Травмирующие воспоминания, вызывающие отклонения ци, исчезают из памяти насовсем, при условии восстановления остальных. И в силу отсутствия важной части памяти характер и взгляды на жизнь могут претерпеть изменения. Вэй Цинвэй бессовестно лукавил: старые отчёты были пропитаны недоумением и непониманием составителей от столкновения с новыми личностями старых знакомых, которых будто подменили. Однако самую очевидную теорию опровергали как всевозможные проверки на одержимость, так и достопочтенная госпожа лично. Эти обстоятельства оставляли окружающим лишь покорно принять творящееся безумие. Но два человека — это не качественная выборка, и заклинатель решил не давать лишних надежд, отозвавшись об отчётах в сдержанной манере. Время расставит всё на свои места, а до тех пор оставалось лишь работать и ждать.