Monster

      Малахай очнулся от ощущения тепла и мелькающего света где-то на периферии зрения. Нарастающие волны боли в спине довольно быстро вернули его в реальность, и он тяжко захрипел, даже не пытаясь пошевелиться. Рядом завозился Ник, поднимаясь; запахло костром и свежей еловой смолой.       — Хорошо, что ты проснулся. На – пей.       Ник сел рядом и приподнял Хеда голову, тыкая в губы холодное горлышко фляги. Малахай сделал пару длинных глотков и закашлялся, подавившись. Опустив его обратно на лежанку из еловых веток, Ник поправил на нем свою куртку и снова скрылся с поля зрения.       — Сколько я спал? – своего голоса он не узнал. Настолько слабый и жалкий. Эх, а ведь мог сейчас с боевым воплем драться за лучший трон у стола с другими Командующими в чертоге Памяти.       — Эта вторая ночь, Heda, — ответил Ник, и подбросил ещё палок в костер. – Подай еще.       И Малахай понял, что они не одни. Тристан вернулся или Анья с разведчиками?       — Кто здесь? – повелительно спросил он, и попытался повернуть голову, но огненная боль прошила до самых пяток. Чувствительность всё же вернулась.       — Принц Роан, — сказал кхал Ник, и треснул палкой, ломая её на несколько частей. – Ты сам приказал его вернуть.       — Да неужели, — усомнился Малахай. – Не припомню, чтобы я отдавал приказ спасать мелкого отморозка.       — Он сбежал и ты решил его вернуть, разве не так? Приказ выполнен, Heda, — подмигнул Ник заставшему в нерешительности Роану и вытянул из его рук еще одну палку для костра. – Когда ты уснул, я решил спуститься и добить оставшихся инферналов. Один упырь, которому я до этого оторвал ноги, отказался подыхать и на руках пополз к лежащему на поляне человеку, чтобы поправить подорванное здоровье. Роан заметил его и стал звать на помощь. А я не могу обрекать на смерть невинное существо. И вот он здесь, помогает держать тебя в тепле в благодарность за спасение.       — И стоит тебе отойти поссать, как он перережет мне глотку. Да, азгедовцы весьма благодарные и невинные существа.       — У него было для этого достаточно времени, пока я уходил охотиться на белок, Heda.       Малахай фыркнул и закрыл глаз, стараясь уснуть, чтобы хоть куда-то провалиться от нудной боли, сковывающей его движения.       — Я ни разу не видел, чтобы человек со сломанной спиной, потом мог ходить на ногах, а не под себя, — сказал, присев поближе к костру Роан и проверяя прожарку мяса. Пойманных кхалом лошадников белок он ошкурил и нанизал на палочки, расставляя вокруг жара. — Даже если всё заживало. В таком случае - чистая смерть милосерднее.       Ник протянул руку и пожал плечо парня, обращая на себя внимание.       — Не думай о смерти, как о единственном выборе. Смерть – последняя инстанция. Heda поднимется на ноги, я тебе это обещаю. Он сильный. И ты будь сильным. Приклонись перед ним, спаси свою жизнь и поклянись в верности. Так ты выживешь.       Дотянувшись, Роан подкинул еще палку в костер, смотря как взвиваются оранжевые искры из потревоженных углей. Роан знал как у него на Родине поступают с загнанными лошадьми или людьми. Для Азгеды слабость — это смертный приговор. Из двух сыновей Нии, старший Роан был самым низкорослым и болезненным. Чтобы сделать его сильным, королева приказала закалить его по самой жестокой методике. Он научился переносить голод, холод и вечные побои от наставника, позже ставшего её любовником, а потом и консортом, по имени Рольф. Они даже краденую девочку удочерили. Роана отправляли в самые дальние походы: он видел страшное, преодолевал невозможное и каждый раз возвращался живым. И всё равно его постоянно попрекали слабостью. Правда и его брат, при всей своей медвежьей силе, не отличался особым умом, и Ния довольно скоро разочаровалась в нем, как в потенциальном наследнике. А теперь, когда слабость Роана очевидна, он задыхался от нагрузок, она точно спишет его со счетов и прикажет подло удавить в потемках. Кхал Ингранрона прав – единственный его шанс выжить, стать нужным Шейдхеде. Но чего стоит жизнь, когда всё остальное потеряно?       Он тронул одну из белок и сжал её двумя пальцами. По мясу потек прозрачный сок. – Готово. – сказал Роан и выдернул палочку, протягивая её Нику. Шейдхеда лежал без движения и только неровное дыхание выдавало то, что он не спит.       Отщипнув несколько кусочков мяса, кхал ушел к Хеда, чтобы покормить его. Роан остался на месте, дожаривая другую порцию. Почему Шейдхеда не мертв? Он ведь мог просто перегрызть себе вены, или еще как-то прикончить себя. Пустынник нашел бы способ, если захотел. Быть сильным – значит не умирать?       — Будь хорошим мальчиком, открой рот и съешь мясо, — приговаривал кхал Ник, воркуя над Хеда. Кряхтя, тот отворачивался, но Ник был настойчив. В один момент Роан встретился с его глазом: жуткое зрелище, будто мертвец полоснул взглядом. И тогда он понял, что Шейдхеда переходил эту грань множество раз. Альбинос в пустыне – он должен был умереть еще в младенчестве, солнце убивало его. Он выжил. Несомненно, в этом ему помогла черная кровь, но и она не всесильна. Говорили, что он одичал и рос на помойке в Полисе, так как наставник не следил за ним. Неожиданно победил на конклаве и прошел множество боев. Выжил. И сейчас не сдался, хотя был близок к этому. Как и он, Роан. Они похожи.       — У тебя прекрасный аппетит, но зачем грызть мои пальцы?       — Чтобы ты научился носить кольца, — пробурчал Хеда, но рот ему тут же заткнули очередным куском жареной белки.       — Мне надо отойти за лошадьми. И не возражай. Я слышу, по крайней мере, трёх лошадей бродящих недалеко. Если мне удастся их поймать и успокоить, дальше – мы поедем верхом. Идти пока ты всё равно не сможешь, а тащить себя на носилках не позволишь, так?       Малахай молчал. Роан догадывался как он сейчас жуёт и что думает на кхала.       — Вот и договорились. Пригляди тут за всем, хорошо.       Ник собрался и быстро ушел, пообещав вернуться к рассвету. Слишком скоро Малахаю стало скучно, а вечерний мороз начал пощипывать спину.       — Эй, щенок! Подкинь еще веток в огонь, мне холодно.       — Я не щенок.       — Сколько тебе? Шестнадцать?       — А тебе?       — Я же говорю – щенок, — снисходительно сказал Малахай. — Мне двадцать один. Я взрослый мужчина – делай как я сказал.       — Мне двадцать пять.       Под образовавшийся акустический вакуум на убывающий огрызок Луны в небе набежала туча и посыпал заряд мелкого снега.       — Низкий вырос отморозок. Что в мамкиной пизде места не хватило?       А вот это Роан уже не мог вытерпеть! Никто не имел права оскорблять королеву Азгеды. Пусть он и сам не питал к ней сыновьей любви. Он рывком поднялся и обойдя лежащего пустынника так, чтобы тот мог его видеть, с размаху пнул его под живот. Аккуратно в то место, где заживала рана от вражеского меча. От нового болевого приступа, Хеда дернул ногами и зашипел.       — Не смей так говорить о королеве, — сказал Роан, и наклонившись, провел перед лицом Малахая широким лезвием мясницкого ножа. — Я могу перерезать твою глотку прям здесь. И уйти.       — Ты можешь это сделать, — отдышавшись, спокойно ответил Шейдхеда. — Но я вернусь. И клянусь солнцем Санкру, что положу жизнь следующего Командующего, чтобы сравнять Азгеду. Я убью каждого отморозка, от вас даже песен не останется. Вы всё еще живы – потому что Конгеда нужен двенадцатый клан. Но, только дай мне повод. И я обойдусь числом одиннадцать.       Ненависть, с какой были сказаны эти слова, ошарашили Роана, и он отступил, вернувшись к костру. Да, азгедовцы и пустынники не питали особой любви друг к другу и порой были смертельными врагами на границах, но, чтобы с такой неприкрытой злобой желать смерти всем жителям Азгеды – нужно иметь вескую причину.       — Что сделала тебе королева Ния?       — Не твоё собачье дело, отморозок. Кидай ветки и молись, чтобы мне было тепло.       Роан не стал больше провоцировать Шейдхеду, и они до самого рассвета провели в тишине и мерном потрескивании костра. Кхал Ник вернулся к ним, когда первые лучи солнца, осветили бледно-синим светом вершины елей. В долине, под склоном он привязал двух лошадей. Третью ему так и не удалось поймать, хоть он её и выследил, но требовалось время, чтобы вспугнутое животное подпустило к себе. Ник опасался, что оставшиеся двое у костра непременно передерутся. Он знал, что в таком деле больное сердце принца Роана и слабые ноги Командующего не станут этому препятствием. Но у костра всё было до треска напряженно, но относительно мирно.       — Выспался?       — Мхэ-э… — ответил Нику Малахай, вместо доброго утра. Выглядел он лучше. Отдых, еда, сон и иммунитет найтблиды сделали своё дело.       — Пора выдвигаться. Поедешь с Роаном, он тебя придержит сзади.       — Я справлюсь. Этот побежит рядом.       Ник не стал спорить. Он просто взял Хеда под руки и посадил его на лежанке, смотря как тот держит спину. Лицо Малахая перекосила гримаса боли, а из глаза покатилась одинокая слеза, почувствовав которую, он тут же смахнул ладонью. Расстегнув боевой пояс, и задрав ему одежду на спине, Ник впервые за два дня проверил повязку. Огромный, иссиня-черный синяк расползся от крестца до лопаток, но дырки от пальцев полевого хирурга уже успели хорошо схватиться. На нем всё хорошо заживало. Ник поправил на Малахае одежду и снова туго затянул пояс.       — А теперь, давай вставай, — сказал он, и обойдя его спереди, потянул за обе руки, помогая подняться. Спотыкаясь, Малахай встал на ноги и держась за плечи Ника, даже сделал пару шагов, приноравливаясь заново ходить.       — Ты второй раз спасаешь мне жизнь, кхал Ник.       — Ты второй раз ранен из-за меня, Heda.       — Косвенно, — согласился Малахай и отстранившись от мужчины, шатаясь, пошел вниз по склону к лошадям.