Город утонувших кораблей

Первое ощущение ему не понравилось - в пальцы впилась шероховатость мокрой мостовой, и под ногти въелись её острые рубцы. Неприятно. Грязно, чего уж там. Грязь он, так повелось, не любил, хоть она - была его неотъемлемой частью. "В прямом и переносном", - орал в лицо когда-то злоебучий Кенни, держа лицо на уровне его суженных зрачков, расстояние - меньше миллиметра. Леви с нажимом подтянулся на руках, мощно выбросил тело на пирс, перекатился на бок, словно акула, выброшенная сетью на берег. Откатился, застыл - обзор вахте заслоняла старая постройка с рыбным магазином на углу, за которым укрылась вся их шайка, по очереди выползая на берег. Леви стряхнул с лица липкую от соли чёлку и сморщил нос. До одури воняло дохлой рыбой. Не любил он сушу за это. Остальные бойцы такой ловкостью не отличались. Повылазили, еле дыша, уткнувшись лбами в каменную кладку - даже силач Браун, под тяжестью своего тела, еле подтянулся на локтях, дрожа предплечьями. Вертлявый Кенни только за углом раздражённо выворачивал из карманов промокшие самокрутки, не зная усталости; пару раз чиркнул отсыревшей спичкой по коробку - и чуть не взвыл. Клоунада. Впрочем - закурить хотелось беспощадно. Зажимаясь под стеной стайкой разбойников, они выслушивали указания Кенни, которые он сотню раз проанализировал в голове и "разжевал" лично самому себе. Он слушал вполуха, осматриваясь - план был им заучен несколько дней назад, когда они с дядей сидели над его составлением битую ночь, и разбуди его хоть ударом под дых, рассказал бы до мельчайшей детали, как на духу. Моряки, как птенцы, хватали воздух ртом и кивали, как болванчики. Редкостные болваны, было бы точнее. Проще не придумаешь. Пункт первый. Мелкий разбой и кражи. Крупный разбой и убийства - никуда без этого. Действовать тихо, пока это имеет смысл, как можно дольше оставаться незамеченными, Кенни не одобрил. Уходить, так с музыкой - тот девиз, по которому он жил и чудом ещё не сдох в подворотне. Благо, в этом пункте плана Леви надеялся минимально брать участие. Пункт второй. Дом командира морского флота. Он пойдёт туда один, не привлекая лишнего внимания. Хозяин дома уехал за город, прохлаждаться с дружками, чьи кошельки набиты деньгами, которые он и в руках в жизни не держал. Жена его, очевидно, не вылезет из своей комнаты, занятая рисованием или вышивкой, если не отправится на праздник с доброй частью слуг - это будет ему очень на руку. С оставшимися слугами он справится с закрытыми глазами, если вообще будет такая надобность. Леви тряхнул плечами от прилипшей ткани рубахи и похлопал руками по карманам, убеждаясь, что набор отмычек не вымыло волной во время заплыва. Пункт третий. Перехват. Глупой девки и корабля. Слабая надежда, что Эрен и компания справятся без него, тускло тлела, как промокшая к чертям спичка, но думать об этом он хотел меньше всего - в самых непредсказуемых ситуациях он предпочитал отплачивать той же монетой, и вёл себя столь же непредсказуемо, полностью отдаваясь течению. То, что течение по классике жанра всегда уносило его в смертельный водоворот, волновало мало. Такова была жизнь отброса. Ничего нового. Он благополучно пропустил мимо ушей отчёт времени, демонстративный возглас во имя начала операции - Кенни прохрипел что-то нечленораздельное, секунда-две, - и вся команда, как тараканы, рассыпалась по мостовой, прижимаясь лопатками к стенам, пока на пирсе не осталось двоих. - Ты всё запомнил, мелкий. Я расчитываю на тебя. - Сам-то чем займёшься, пробник Франкенштейна? Неужто пойдёшь квасить в ближайший кабак? - Отменно меня знаешь, милый. Тьху ты. - Смотри, чтобы не втащил никто. Я этим сам займусь на досуге. - И тебе удачи. Племянничек. В рот ему ноги. Интуиция не шептала - орала не своим гласом на подкорке сознания. Что-то пойдёт не так, что-то случится. А так как вестниками дурных вестей были они сами, он надеялся лишь на то, что никто больше не перехватит эту инициативу. Он - смерть. И так будет, пока он сам того хочет. *** Закурить хотелось беспощадно, да. Пытаясь отвлечься от этой мысли, Леви вышел в центр набережной и отстранённо закрутил головой. Каменная кладка на дороге ничем не отличалась от той, которой был укрыт пирс, только была новее, чище, суше. Отжав вещи так, чтобы не стекала вода, он взъерошил мокрые волосы на голове и поправил на плече тяжёлую от воды сумку. Воздух был холодный, но солнце палило, и можно было прикинуть, через сколько примерно он обсохнет, чтобы было удобнее передвигаться. Чёртова Англия. Чёртова суша. Свернув с набережной на улицу, пролегающую вглубь города, он вылез на крышу какого-то борделя в подворотне и осмотрел путь. Особняк хорошо виднелся вдали, расположенный в холмах над морем - не заметить было сложно эту огромную образину, сколько денег было в неё вбухано. С высоты крыши было проще понять, какой короткий путь туда ведёт, ловить экипаж будет рискованно. Тенью вывернув на центральную улицу, он посмотрел прямо перед собой и вразвалку зашагал между снующих туда-сюда людей. Дебил Кенни не соврал - казалось, весь город собрался на улицах в честь летнего фестиваля. Неплохой знак был. Ему не нравилось здесь. В море всё было понятно и привычно глазу - направление ветра, стрелка компаса в руках. Поднятые паруса, качка корабля - приятно волнующая или сносящая всё на своём пути, включая его по каюте, когда нужно было пережить очередной шторм. Море было ему домом - и станет его могилой когда-то, и это было ясно, прозрачно понятно. Очевидно. Его жизнь могла забрать только стихия - единственное, что он уважал и чему выбрал не противиться, принимая, как данность. Путь пролегал через крутую холмистую местность и открывал выгодный обзор на штыри волн, отчаянно бьющиеся о скалы. На море был штиль, но там, у берега, оно начинало сопротивляться, словно сталкивалось с инородным нечто, и брызги летели в сторону, окатывая лицо мелким прохладным бризом. Леви сделал последний шаг и застыл, как вкопанный, задрав голову. На втором этаже, с выступающим из фасада балконом, настежь окна и рвущаяся наружу ткань прозрачного тюля. Словно рука призрака, тонкий шёлк трепетал на ветру, плавно выгибаясь - в спальне хозяев было пусто, комнату оставили на проветривание. Где "прохлаждалась" хозяйка, его мало волновало, но надежда, что не ему придётся бегать за ней по всему поместью, слушая женские вопли и слёзы, грела лучше рома в бочонках под трюмом. Трюмом корабля, который они "уведут" прямо из-под носа этих чопорных снобов. Леви оттянул ремень поясной сумки и, втянув воздух через ноздри, нырнул под стену за вьющимся виноградом. Примкнул лопатками к каменной стене и критично сверил обстановку, выбирая выгодную точку проникновения. Взгляд зацепился за дверь с прочным замком, ведущую прямиком в погреб (очевидно, с коллекцией вин, стоящих, как десять его почек), и он запустил руку в карман, нащупывая нужную отмычку - проще не придумаешь. Ему понадобилась минута-вторая - дверь в африканских хижинах поддавалась и то тяжелее, ничего не боялись эти напыщенные англичане, все ценности, очевидно, хранящие в банках. Леви прокатил слюну на языке, сплюнул под куст отцветшей сирени - и перекинул ногу через порог. Обрывая все пути к отступлению. Даже с невысоким ростом, пришлось согнуться чуть ли не пополам - протиснувшись под неестественным углом, он бесшумно спрыгнул на пол и на всякий случай пригнулся. Дверца захлопнулась с глухим стуком и он выждал несколько долгих секунд, пока глаза привыкали к темноте. Сквозь прохудившиеся щели проглядывались очертания полок и блестящих зелёными боками бутылок - что и следовало ожидать. Вся площадь погреба была выделена под их ряды, будто ничего более здесь быть спрятано не могло - и было жарко. Желая поскорее выбраться из этой духоты, Леви проскользнул к лестнице на выход и стремительно взобрался на три пролёта. Дверь поддалась без лишних манипуляций - никто тут ничего не запирал. Поместье встретило его бьющим по глазам светом и подозрительной тишиной. Привыкший к трущобам, чужеродным для него было и то и другое, а ещё - влажные от чистоты панорамные окна, сквозь которые пробивалось то самое слепящее солнце. Внезапно он почувствовал себя здесь лишним и слишком громоздким - раздражение хлынуло пекучей солью по горлу, но пришлось мигом взять себя в руки. Леви напряжённо бросил взгляд в окно, спрятавшись за тяжёлой шторой, и осмотрел двор на наличие охраны. Два одиноких стражника откровенно скучали - один читал газету, не вылезая из своей будки, второй тёрся у главных ворот, как приклеенный, пиная одинокие камушки. Где-то внутри определённо был кто-то ещё, и он наспех нащупал нож, прикрепленный к ремню с одной стороны, револьвер - с другой. Глубокий вдох, натягивающий грудную клетку - воздух здесь был раздражающе чистый, - и можно начинать. В направлении лестницы, ведущей на второй этаж, путь ему едва не преградил кельнер, спешащий с подносом в сторону кухни - он слился с темнотой под пологом ступень и внимательно сощурил глаза. Мужчина шёл в развалку, перекрикиваясь с голосистой кухаркой из приоткрытой двери, и в принципе вёл себя так, будто был здесь один, и никто не мог ему заткнуть сейчас болтливый рот. Ступени на второй этаж были пусты и хорошо смазаны - не скрипели под его шагами. Длинный коридор второго этажа, не освещённый ни одной лампой, мерцал в полумраке - и только в очертаниях виднелись расписные вазы и картины в объёмных рамках вдоль стен. Леви бросил ещё один взгляд на улицу, прикинул, где находится хозяйская спальня - и свободно пошёл по коридору, словно уже был, как дома. Спальня была такой же светлой, как и прихожая - он заглянул из-за дверного косяка и недовольно прищурился. В комнате было пусто - широкая кровать под пологом и письменный стол у окна, заваленный книгами и стопками бумаг. Леви ступил на мягкий ковёр и плотно закрыл за собой дверь. Распахнутое окно открывало вид на главные ворота, а ещё слабо пахло хризантемами - захотелось поморщиться. Он под шумок скинул с полки золотой кубок в приоткрытую сумку и почти разочаровано уставился на стол: книги по истории, биографии, научная литература, половина терминов из которой он даже не смог прочесть. Прошёлся пальцами по разбросанным в хаосе листам - сплошное разочарование, какой вопиющий беспорядок. Что-то не сходилось - Кенни ли навешал лапши, что командир на редкость педантичный мудак, у которого всё стопка к стопке? С него бы сталось. Записи были расчерчены кривым размашистым почерком, вдоль и поперек, и он даже не стал напрягать зрение, чтобы что-то разобрать. Раздражённо подвигал ящики стола, заглянул по тумбочкам - где золото, где украшения молодой жены. В блестящем винтажном комоде - непримечательное бельё, чулки, предметы первой необходимости, в гардеробной - висящие в ряд платья, удобные туфли да сапоги для верховой езды. Леви закипал - какую-то свинью ему подложил то ли Кенни, то ли вонючий командир. В спальне ловить было нечего - но должен был быть кабинет. Не мог же глава морского флота все вопросы решать за этим столом под носом у какой-то глупой женщины? Она заведомо его раздражала - то ли оттого, что вынужден будет терпеть эти истерики и мольбы на корабле, то ли оттого, что знал, кто она. Чья она. Кенни помутился рассудком, впрочем, давно и непоправимо - забрать чужую женщину из-под носа влиятельного мужа, было его самым отпетым решением. В открытом море она будет выть неделю, потом месяц умолять её отпустить, на второй будет плакать без причины, умоляя вернуть домой, откажется есть их помои - а потом сляжет с лихорадкой, что не откачаешь, или выкинется за борт, когда матрос отвернётся закурить. Какие бы цели не преследовал дядя, о каких бы деньгах не грезил, в надежде получить за неё выкуп - рисков было больше. Выйди бы они в открытое море с награбленным и десятком убитых, были бы все шансы уйти без преследования на хвосте. Если даже девка не представляла для Эрвина Смита ни малейшей ценности, в кругах он был известен, как человек чести, и Леви внезапно осознал, в каком они дерьме, пока вскрывал двери в его кабинет... Они не уйдут незамеченными - и безнаказанными, соответственно, с большой натяжкой. Когда замок характерно щёлкнул - и внутри него что-то щёлкнуло неумолимо, но он отмахнулся сам от себя, как от мухи, сосредотачиваясь на новых находках. В кабинете было темно и прохладно - шторы были плотно задвинуты, внутрь не просачивался даже луч света. Леви вслепую нащупал включатель и зажёг торшер у двери. Тусклый огонь осветил идеально убранное помещение - у стен стеллажи и полки с книгами, по центру широкий стол, большой камин справа и высокое кресло с журнальным столиком. На столике - чистый бокал и бутылка скотча, - мечта бюрократа. Леви присел на корточки перед камином и подкинул в руке дотлевший уголёк - зола была холодной, будто утром его не зажигали, и он окончательно уверился в том, что здесь, он, один-одинёшенек. В принципе, как и во всём этом мире. Здесь уже было поинтереснее - в сумку полетело несколько небольших статуэток, на глаз расцененных как дорогие, в ящиках нашёлся дорогой табак и набор кубинских сигар. Леви с трудом подавил желание расположиться в удобном кресле и закурить, налив себе виски в стакан. Впрочем, пару глотков из горла сделал с удовольствием - натёр бутылку до скрипа, оставив там, где она стояла. Пара документов на счета в банке тоже полетели в сумку - пусть побегает, восстанавливая их подлинность. Нижний ящик стола был последним - и Леви низко пригнулся на корточках, вытягивая себе на колени большую кожаную коробку в изумрудном переплёте. Его ослепило на мгновение. Его ослепило, и он не понял, осознанием ли, светом ли янтарного камня. Впрочем, на янтарь этот камень по степени сияния смахивал в последнюю очередь - Леви моргнул, потому что глазам стало больно, и качнулся на пятках, еле сдерживая энергию, что наполнила его с кончиками пальцев до краёв. На его коленях, в приоткрытой коробке лежало невменяемое по горячему, жгучему, кристальному сиянию... Ожерелье. Оно было солнца ярче. "Чище божественной слезы, и отражение твоё в его камнях - глубже преисподней". Мать твою. - Да это же... Нет. Быть того не могло. Леви зацепенел на пару коротких мгновений - и хищно встрепенулся. Сквозь шум в заложенных ушах донёсся одиночный взрыв фейерверка - и он почти наверняка понял, что это значит. Здесь было потеряно много времени - он резко вырвал ожерелье из бархатного переплёта, на ходу засовывая во внутренний карман, зверьём подпрыгнул к зашторенному окну. Отогнул край тёмной ткани - в небо поднимался столб чёрного-чёрного дыма, и да... То был не фейерверк. Его команда завершала свой "праздник жизни" - дальше их ждало открытое море. Или гнилые доски под виселицей. В два шага Леви подкрался к выходу и резко толкнул дверь. Пожилой мужчина в форме швейцара в последний момент успел отпрянуть и спешно схватился за стену в поисках опоры. Секунду они буравили друг друга глазами - и стоило только открыть тому рот, набрав в лёгкие побольше воздуха, лезвие вспахало воздух и пропороло ему кожу прямо под сонной артерией. Леви с нажимом сделал шаг вперёд, глубже загоняя нож в мышечную ткань - и так же тяжело вынул его, тут же пряча в хлопковой ткани платка. Раз-два - свежая кровь легко сошла с лезвия, насквозь пропитывая белую ткань, и он выбросил её на ковёр за ненадобностью, со всех ног пускаясь на первый этаж. В спешке прочёсывая комнату за комнатой, он ночным животным крался на выход из особняка, довольный своим везением - девчонки в поместье, по всей видимости, не было. Он поручил тройке идиотов найти её в городе - и если они не выполнили приказ, он начистит им жопы лишь для вида, чтобы усмирить пыл ебучего Кенни. А с другой стороны - так было бы лучше. Определённо - без неё всё было бы гораздо легче. Лишь отойдя на триста метров от особняка, он набил бумагу табаком и с наслаждением чиркнул спичкой по коробку - только тогда ему в спину раздался первый пронзительный вскрик в одном из окон. "Наверное, служанка нашла тело", - по-философски заключил он и, оттолкнувшись от земли, на полной скорости устремился в сторону порта. Дым от самокрутки наполнил лёгкие. Звон украшения во внутреннем кармане жилета приятно захолодил кожу. *** Ханджи оторвалась от тележки со сладостями и вздёрнула голову. Глухой хлопок и столб чёрного дыма, странно - это часть праздничной программы? - Миссис Смит, что это? - служанка, вжав голову в плечи, не сдержалась, и схватилась за её запястье. - Дорогая, яблоко! - Ханджи пошатнулась и еле удержала в руке яблоко в карамели, которое взяла и даже не успела откусить, снисходительно посмеявшись. - Ну что ты, в самом деле. Наверное, детишки играют в пиратов. - В пиратов? С чего бы это? - Столп чёрного дыма в прошлом столетии свидетельствовал о нападении пиратов, знала об этом? Ну, вот теперь знаешь, - безмятежно переступив с ноги на ногу, Ханджи подмигнула обеспокоенной девочке и снова задрала голову. Улыбка не сходила с её лица, даже когда в нос ударил запах гари и пороха. Что-то горело. - Вы так говорите об этом, словно это была так, всего лишь шалость. - Всё в этом мире шалость - маленькая или поглощающая всё живое... Где, к слову, Моблит? Не помню, чтобы этот джентльмен оставлял нас так надолго за пределами дома. Ханджи обернулась к служанке и почти капризно надула губки, скрестив руки на груди. Будто по зову, их окатило дуновением ветра и задушенное: "Мисс Ханджи" приглушённо раздалось эхом по улицам. Тревогой прокатилось от запястий до локтей, послало дрожь к волоскам на шее - но Ханджи упрямо проигнорировала этот сигнал. - Мисс Ханджи! Там... Они... - Моблит вырос перед ней во весь рост и тут же согнулся пополам, уперев ладони в колени, как после быстрого бега. Ханджи выгнула уголок губ и подождала, пока он соберётся с мыслями, стараясь не торопить. - На нас напали. В городе беспорядки. Ханджи свела лопатки и поджала губы, стараясь не лишиться, безвозвратно, улыбки. Служанка схватилась за сердце и развернулась полубоком - готовая в любой миг пуститься в бега, но не решаясь без госпожи. Моблит хватанул воздух ртом, закашлялся - и просипел сквозь першение пепла в горле: - Спрячьтесь в той таверне, - решительно свёл брови, кивая подбородком на здание справа. - Я найду экипаж. И, внезапно - упал замертво. Служанка с ужасом вскрикнула, и Ханджи, крепившаяся изо всех сил до этого, отсчитала до трёх - и протяжно взвизгнула ей в унисон, кидаясь ему в ноги, пачкая напрочь длинное платье. Нащупала голову в спешке, вжала пальцы в пульс - потерял сознание. Живой, слава господу богу. Девчонка вцепилась в её локоть и с силой потянула на себя, в агонии шепча что-то о том, что надо бежать, но Ханджи выдернула руку и почти строго зыркнула ей в глаза - окатила возмущением: "Мы не оставим его здесь!" И застыла. Сидя на коленях в грязи, в круг обзора ей попало три пары ног - измазанные сапоги, брюки, заправленные внутрь. Медленно, словно в трансе, она поднимала глаза вверх, пока не встретилась с серыми от пыли лицами - они застыли в одной на троих напряжённой улыбке, и она чуть было не улыбнулась в ответ, взмолившись о спасении, пока один из них, самый низкий, не подкинул в воздух камень, что сжимал в ладони. - Ну, Жан, а говорил косо-о-ой, не попаду-у. - Не называй меня по имени, дуралей. Женщины быстро их запоминают. - Да угомонитесь. Капитан сказал брать быстро, без лишней болтовни, - самый загорелый, с большими глазами, выделяющимися на тёмном лице, развернул перед собой какой-то снимок и присмотрелся. - Она же? И - неприлично указал пальцем ей в грудь, словно взвёл курок. Ханджи почти возмутилась - и слепо задёргала рукой, будто пытаясь завести себе служанку за спину. Оглянулась в неведении - на площади осталась только она с бессознательным Моблитом, да трое незнакомых мужчин в странных сапогах. "Она же?" О чём это он? - Ну что, берём её и бежим к кораблю. - А как? Вот так, просто? - Нет, давай ей карету подадим! Йегер руку подаст. - Пошёл ты! - А как её брать-то? Она же... Она же женщина, у неё же там, эти... - Рты позакрывали. Трое мужчин резко встрепенулись - и Ханджи, хватанув в лёгкие воздуха, синхронно с ними повернула голову. В глаза ей бросилась поясная сумка и закатанные рукава большой рубахи, и прежде чем она успела подать голос, на голову грубо приземлилась жёсткая тёмная ткань, и горло сдавило верёвкой. Она прокричала вроде что-то, сама не своя от возмущения, но получилось так глухо, что сама себя едва услышала сквозь стук крови в ушах. Проще не придумаешь. Пункт первый - вздёрнуть руками, лягнуть, что есть силы, ногами, слепо пытаясь попасть в уязвимые места. Пункт второй - забрыкаться, извиваясь, что змея, когда чужие руки скользнули под ткань корсета, впиваясь сильными пальцами в прочную ткань, застыть привидением. Она не слышала - ощутила сквозь темень, как нож распорол завязки, освобождая забитую дыханием грудь, - легче не становилось. Основное платье упало к её ногам, холодный английский ветер лизнул кожу сквозь ткань нижних юбок. - Капитан, что Вы делаете! - Знаешь хоть, сколько весят эти грёбанные юбки? Не вам же её тащить, ещё растеряете по дороге. Малышня сопливая. - Правда, Конни, будто женщину ни разу в глаза не видел... То было последнее, что услышала Ханджи, прежде чем кости чужого плеча вжались ей в живот, и ноги оторвались от земли. В ушах раздался ещё один хлопок - кто-то выпустил новый дым или то был всё-таки фейерверк... Через минуту на площади их не стало. Словно никогда и не существовало на всём белом свете.