Эксперимент. Том 1. Архивные записи поселения «Мори». 2025 - 2027гг

Утро в доме Тэ Сона в разы суматошнее предшествующей ночи. Раньше всех к дому подъезжают Джи Ха и Ма Хён, поныне распалённые и желающие первыми занять вожделенные источники, оставив своих принцесс на ликующих хозяев особняка. Следом подтягиваются Таэ Ву за рулём, и пассажирами – Кан Мин, На Гём, Чон Хо и Су Вон, отвоевавший себе место рядом с водителем. За ним Джу До, измученный недосыпом и от того ещё более грозный и устрашающий, чем всегда, а с ним Го Ран, Ли Тэ, Хэ Сон и Мин Хо. Тэ Джун и Ди Джи с мелкими Тэ Ханом и Со Джуном приезжают немного позже на машине скорой, на всякий случай. Последними прибывают лидеры с малышами. Их старый автомобиль уже не вмещал четыре автолюльки, поэтому был продан, а вместо него приобретён транспорт повместительнее – Homda Stepwgm. В скором времени на подобный транспорт предстоит перейти не только жителям Мори, но и других поселений. В жуткой суматохе готовили на всех завтрак, распределяли обязанности, планировали, как провести день максимально продуктивно, чтобы обговорить самые важные вопросы и успеть отдохнуть. До обеда крох поручили мелким, чтобы после сменить их до вечера, а на ночь вновь оставить на попечение второго поколения. Сами мелкие, в основном в лице Кан Мина, не возражали, и с удовольствием ползали по всему огромному дому и энгаве вместе с Джи Ху, Джи Нэ, Джи У и Хэ Вон, облачёнными в самые очаровательные тёплые плюшевые комбинезоны с кошачьими ушками, какие только можно было представить, а Джи Гуна, Чхэ Рин и Хё Нэ катали на руках или носили на спине в слинге. Ди Джи с Джу До вытащили на свет божий свой любимый мангал и занялись приготовлением мяса и овощей, которые привезли с собой в огромном количестве. Так как беседка ещё не была построена, остальные старшие расположились полукругом в уютных складных креслах и живо обсуждали вопросы медицины, строительства, сельхозработ и всего остального, что требовало внимания незамедлительно. Тэ Джун рассказывал, как споро пошло дело, когда он отважился-таки не просто привлечь, а по уши втянуть в свои разработки других студентов-медиков альф и омег из Цую, Кава и Тани, и полностью заграбастал к себе Хье Ри, Дон Гу, Хён Бина и Нам Иля, которые прежде видели эти наработки лишь мельком. Ма Хён сетовал на глупых заказчиков, измотавших ему все нервы, Джи Ха сочувственно кивал, а следом они наперебой хвастали, каким новым вещам научились их малышки, какие они умные и очаровательные, а лучшие умилялись и недоумевали, те ли это бесноватые третьи, державшие некогда в страхе оба берега. Дон Гу и Хье Ри поначалу отмалчивались, притворяясь мебелью, но ненароком иногда обменивались друг с другом лукавыми улыбками и взглядами. Джин Ву делился грандиозными планами, в красках описывая, кого и как собирается снимать, Тэ Сон же просто тихо млел в его объятьях, разморённый жаром от мангала и от тела своего омеги, по обыкновению не разрывавшего «связь», слегка покачивая альфу на коленях. Кён Су, сидевший ближе всех к Ма Хёну, обсуждал с ним рабочие вопросы, касавшиеся фриланса, потому как их специальности иногда пересекались, и периодически срывался на обсуждение бутылочек, смесей, колыбельных, милых костюмчиков и полезных игрушек для крох. Тэ Джун тоже с удовольствием принимал участие в этих разговорах, не имея опыта, но скрупулёзно накапливая информацию прозапас, рефлекторно поглаживая при этом умилительно раздувшийся, совершенно круглый живот. Хье Ри и Дон Гу слушали их, и если омега покрывался мурашками от зависти, то альфу бросало в жар от волнения за истинного. Ко Джа увёл Таэ Ву в дом, в самую дальнюю угловую комнату, и с пристрастием выспрашивал у него об изменениях в настроении Джу До, изо всех сил веря в успех. И, выслушав второго, пришёл в восторг. Отрицать очевидное было бы глупо – Джу До действительно понемногу оттаивает, а значит, Таэ Ву всё делает правильно, и можно наконец оставить их в покое. Об этом он и сообщил торжественно второму, от чего альфа вздохнул с облегчением. Того же мнения лидеры альф придерживались и о Су Воне – он уже стал намного мягче, а переезд просто обязан был плодотворно отразиться на их с Чон Хо общении. Про отношения Тэ Хана и Со Джуна старшие знали мало, но были абсолютно уверены, что и на них переселение в этот великолепный особняк скажется наилучшим образом. Наговорившись всласть и наевшись шашлыка досыта, старшие забрали малышей у второго поколения и отправили их обедать и отдыхать в своё удовольствие, а сами уложили крох спать в подготовленной для этого пятыми комнате и сами устроились отдыхать. Третьи усвистали прогуляться в лес, четвёртые ушли отсыпаться после бессонной ночи, пятые с шестыми остались оберегать сон малышей и переговаривались шёпотом на разные темы, лидеры захотели уединиться в гостевой спальне и побыть вдвоём в тишине, что было для них роскошью при наличии четверых весьма активных малышей.

***

Таэ Ву и Джу До отправились во двор убирать кресла и мангал в пристройку, собрали угли и пластиковую посуду, что раскидали мелкие, рассортировали мусор, который им предстояло увезти завтра с собой, потому как до удалённого особняка машина за ним не доезжала, ибо сочли нецелесообразным платить за это огромные деньги, и потому пятые увозили отходы в город, отправляясь на закупки. Покончив с делами, Таэ Ву робко уставился на Джу До, на языке у него вертелось приглашение прогуляться, но губы вдруг онемели, и неясная слабость разлилась холодком по венам, будто ледяная серебряная змейка устроилась прямо в сердце и заставляла второго по силе альфу чувствовать себя нашкодившим ребёнком. Эти изменения в феромонах были слишком сильны и явно просачивались наружу, не желая оставаться под контролем Таэ Ву. Конечно же Джу До их заметил. Приподнял одну бровь и недоверчиво изучающим взглядом ощупал альфу целиком. – Как себя чувствуешь? – спросил он отстранённо, но скрытые нотки волнения всё равно проступили в его грубом, низком голосе. – Нормально, – кашлянул Таэ Ву и хотел было ретироваться, сгорая от стыда, что так нелепо оконфузился перед истинным, но Джу До остановил его властным жестом, обхватив запястье альфы своими невероятно длинными и сильными пальцами. Взгляд Таэ Ву застыл на этой божественной кисти пианиста, и он не мог вымолвить ни слова, разглядывая руку омеги, словно это была ожившая статуя Будды. – Не уходи, – хрипло протянул Джу До и отпустил его руку, потупив взгляд и замявшись, будто он не продумал, что станет говорить дальше. Таэ Ву затаив дыхание ждал, считая секунды, чтобы сосредоточиться и не рухнуть в обморок от переизбытка чувств. Они оба молчали несколько минут, после чего альфа решился-таки первым нарушить тишину и застывшую во времени сцену. Он нерешительно протянул руку, коснувшись пальцев омеги, потом, осмелев, сжал их сильнее. Джу До вскинул на него глаза, но не отдёрнул ладонь, пытливо наблюдая за черными омутами глаз Таэ Ву своим колючим серо-белым взглядом. Смелея с каждой долей секунды, альфа сжал кисть Джу До уверенно и потянул его за собой в дом. Омега поддался и последовал за альфой, почти так же, как тогда, год назад, он пошёл за ним в ангар, доверившись, хотя для веры не было ни единого повода, кроме инстинктов. Так и сейчас Джу До следовал за Таэ Ву молча, крепко сжимая его ладонь, не сомневаясь и не волнуясь, а Таэ Ву вёл его, словно в тумане, едва ли соображая, что вообще происходит, и лишь прислушивался к своим чувствам, по инерции изо всех сил стараясь их контролировать. Они прошли по коридорам незамеченными, поднялись на второй этаж, словно заворожённые, вошли в одну из спален, легли на кровать, застеленную пушистым белым пледом, лицом к лицу, и просто молча смотрели на образ, застывший неподвижно перед взором, вдыхая феромоны, изучая каждую чёрточку, не произнося ни звука, не нарушая волшебство момента, таинственную идиллию, неизвестно откуда взявшуюся и накрывшую этих двоих так внезапно. Таэ Ву осознавал, что это лишь малость, и до настоящей откровенной близости ещё далеко, но он понимал, что это скромное событие является на самом деле очередным значительным, весомым поступком для Джу До, и безмерно уважал его за эти крошечные шаги ему навстречу. Вторые лежали так до самой ночи, прислушиваясь к ощущениям, не меняя позы, не отрывая изучающего взгляда друг от друга. Джу До хотел удостовериться, что даже во время его течки ни при каких обстоятельствах Таэ Ву не сорвётся, и альфа сумел убедить его в этом.

***

Мелкие использовали время на максимум, в мгновение ока смели оставленный им шашлык, набесились на источниках, поделившись как обычно: омеги – налево, альфы – направо. Облазили территорию вокруг дома вдоль и поперёк, залезли в дебри, в какие не ступала нога человека, поиграли во все активные игры, какие знали, успели поцапаться, подраться, помириться несколько раз за вечер, посидели за рулём незапертых автомобилей, притворяясь, что собираются ехать в город, хотя не стали бы так поступать без разрешения, разумеется, да и водить машину их ещё не обучали. После помогли старшим приготовить ужин, накормить крох, поели сами и отправились исполнять обязательства, возложенные на них лидером. Укачав малышей, мелкие улеглись на заботливо приготовленные для них старшими футоны и занялись каждый своим любимым делом. Кан Мин и На Гём незамедлительно скрылись от посторонних взглядов под одним одеялом, не желая ни секунды больше сдерживаться, Су Вон отвернулся к стене в самом углу спальни и думал о своём, никого, по обыкновению, не посвящая в собственные мысли. Чон Хо тоже предавался думам, поглядывая иногда мимолётно на омегу из противоположного угла комнаты и распространяя едва уловимый феромон нежности и заботы. Это действо уже вошло у него в привычку. Подавлять феромоны ярости, страсти, вожделения, боли и обиды было проще, перекрывая их другими. Тэ Хан мгновенно уснул, мирно вздыхая и пытаясь иногда нащупать рукой своего омегу, чей футон предусмотрительно был отодвинут на достаточное расстояние. Со Джун лежал на спине, разглядывая потолок, и думал о том, какая всё-таки интересная компашка у них подобралась. «Кан Мин – сильнейший лидер среди нас, сама надёжность и спокойствие. Но На Гёму удаётся вертеть таким сильным альфой, как ему заблагорассудится. Истина в том, что слабости есть у всех. И у На Гёма, кстати, тоже. Он стал таким, как сейчас, лишь только из-за обожаемого им Су Вона, он и есть его слабость. Не случись со вторым того кошмара, я бы не удивился, если бы На Гём сумел-таки протолкнуть его в лидеры. Хотя в нынешних реалиях это кажется несуразным. К тому же Су Вон стал бы первым только для учёных. В силе он всё-таки уступает На Гёму. А вот Чон Хо… Неужто и правда он сильнее лидера, и Кан Мин только благодаря феромонам может контролировать всех нас? Тэ Хан ведь тоже невообразимо силён. Он говорил, что о том, чтобы одолеть Чон Хо, не может быть и речи. Как и первого из младших альф. Любопытно, кто из них окажется сильнее спустя пять лет. Про себя и думать нечего, с моими генами так накосячили, что я чувствую испанский стыд за этих криворуких додиков. Жаль, мне не представилось возможности лично поотрывать им заготовки. Да и ладно, по словам старших их настигла жестокая расплата. Четвёртые тоже весьма примечательны. Го Ран кажется холодным и отстранённым, непоколебимым, как скала. На деле же он сама нежность, чувственность, маленький ласковый котёнок, ищущий тепла. Ли Тэ притворяется паинькой, а сам бестия, каких поискать. В отличие от На Гёма, который притворяется бунтарём, а на деле милашка. Хэ Сон являет собой воплощение силы, стойкости и воли, непоколебимый, стальной человек, но только со стороны. Рядом с Мин Хо он мгновенно становится ласковым щеночком и теряет способность мыслить трезво. Да и Мин Хо представляется всем грубым, бестактным и равнодушным, когда сам чрезвычайно чувствительный, ранимый и чуткий. Интересно, как обстоят дела у старших лидеров? Нам они кажутся недосягаемыми, безупречными идолами. А ведь им тоже не чужды страхи, волнения и слабости. Но нам они никогда их не показывают. Скорее бы мы сумели догнать их. Может быть, тогда всё станет чуточку проще?» Четвёртые и пятые о чём-то оживлённо шептались. Их футоны располагались ближе всего к окну и были сдвинуты довольно тесно. Они вообще редко расставались с самой НОМ, предпочитая жить в одной комнате, выполнять поручения по хозяйству, учиться в одном классе, работать вместе и делить общие интересы. Вот и теперь альфы и омеги оживлённо что-то обсуждали и спорили в пол голоса. По всему выходило, что Ли Тэ снова предложил какую-то сумасбродную авантюру, Хэ Сон тут же его поддержал, Го Ран сомневался, борясь со здравым смыслом, не в силах сделать выбор между ответственностью и прихотью своего омеги, а Мин Хо яро сопротивлялся, побеждённый в итоге феромоном подчинения своего альфы и склонённый им на сторону большинства. Тишину, сопровождаемую мирным посапыванием малышей, разрезал стук оконной рамы. Кан Мин приподнял голову, оторвавшись от умопомрачительно-сладких губ своего омеги, и нахмурил брови. В проём окна скользнул Го Ран и подхватил нырнувшего следом Ли Тэ, за ними несколько секунд спустя также бесшумно в окно просочились Хэ Сон и Мин Хо. Омега при этом корчил недовольную мину, будто его вынудили сбежать против собственной воли. – Вот же ж! – чертыхнулся лидер и кивнул головой в сторону окна, отвечая на молчаливый вопрос замершего в ожидании На Гёма, скуксившегося от недовольства, что наслаждение близостью любимого прервали. – Без разрешения смылись! Я им устрою завтра! – пригрозил Кан Мин, гневно сверкая глазами в сторону опустевшего ночного пейзажа. – Стоит ли так нервничать? – промурлыкал На Гём, скользя нежными пальчиками под футболкой альфы, слегка царапая острыми ногтями мускулистую спину, оставляя на бархатной коже истинного россыпь нежно-розовых нитей. – Давай лучше присоединимся к побегу, я уверен, что никто из них не пошёл на наш любимый луг, ведь только мы о нём знаем, – соблазняюще зашептал омега в самое ухо Кан Мину, заставив его мгновенно покрыться мурашками от макушки до пят. – Нет, – едва пересиливая себя, пробубнил он, – ты прекрасно знаешь, что малышей оставили под нашу ответственность, я не позволю тебе уговорить меня и тем самым подвести главу. – Ко Джа и Джи Ха поручили своих крох всем лучшим, не только нам, – горячо заспорил омега, – Тэ Хан, Со Джун, Чон Хо и Су Вон прекрасно справятся без нас! – Нет, – с каменным лицом повторил лидер. Отказывать На Гёму для него было невыносимо, но ситуация того требовала, и альфа боролся с соблазном улизнуть вслед за четвёртыми и пятыми изо всех сил. – Я не позволю больше никому уйти сейчас, – процедил он сквозь зубы, не в целях одёрнуть На Гёма, а потому лишь, что каждое слово жгло его самого, словно раскалённая сталь. Но строптивый омега воспринял это как личное оскорбление, что было весьма в его характере. – Ах так! – зашептал он рассерженно. – Ты не страшишься уязвить моё самолюбие, но безропотно выполняешь всё, что велит тебе глава. Тогда я уйду! И не успел Кан Мин возразить, как омега выскочил во всё ещё распахнутое окно и скрылся в направлении источников. «Ну вот, ещё и другим помешает», – не к месту подумал альфа и вдруг осознал, что не может сейчас кинуться вдогонку, хотя грудь разрывалась от переполнявших его эмоций. Су Вон прыснул от смеха, но запоздало сообразил, что это не в его стиле, и равнодушно зарылся в одеяло. Чон Хо, тоже ставший невольным свидетелем глупой сцены, тихо окликнул Кан Мина с другого конца комнаты: – Лидер, не стоит оставлять его сейчас. Наворотит дел, потом нам же разгребать. Иди за ним. Мы справимся с семью малышами вчетвером. Тем более, что у них отлаженный, как часы, режим. Шанс, что они проснутся до кормления, ничтожно мал. Не сомневайся, доверь их нам. Кан Мин отчаянно тряхнул головой: – Я ценю твою заботу, но как я посмотрю в глаза Ко Джа, Кён Су, Джи Ха и Ма Хёну, если что-то случится, пока нас тут нет? Со своего футона приподнялся Тэ Хан, сонно зевая. Он всегда умудрялся вырубаться моментально и спал очень крепко, но долгая перепалка всё-таки разбудила его: – Не понимаю, что вы тут устроили опять за балаган, но по феромонам чувствую, что стоит вмешаться. Со Джун, расположившийся на расстоянии вытянутой руки от альфы, шепнул ему тихо: – Лидер нам не доверяет. Но Кан Мин услышал и вздохнул протяжно: – Доверяю я, заладили. Хрен с вами, я ушёл, за детей отвечаете головой! И с этими словами, не давая себе времени на раскачку, опасаясь передумать, первый выскользнул в многострадальное окно, отдувавшееся этой ночью ещё и за дверь. «Провёл меня таки, мелкий манипулятор», – запоздало мелькнуло в мыслях лидера, – «ну я тебе устрою, провокатору, подожди, дай только найти тебя». – Что случилось-то? – полюбопытствовал Тэ Хан, подозрительно оглядывая пустые футоны. – Все смылись развлекаться, кроме нас, – подытожил Чон Хо, укладываясь обратно и всем видом давая понять, что не настроен на разговор. Его вырвавшиеся из-под контроля феромоны явственно витали в воздухе, несмотря на распахнутое настежь окно, и грозили вскоре достигнуть его омеги в противоположном углу. Ярость Чон Хо вперемешку с феромоном испытываемой им боли, вызванной приступом неконтролируемой зависти, могли легко спровоцировать у Су Вона «состояние берсерка». «Опасно!» – всполошился Тэ Хан, кивнул Со Джуну, внимательно следившему за ним глазами, будто читая мысли, на колыбели крох, ментально умоляя взять их всех на себя, подрубил на полную успокоительные феромоны и медленно подошёл к Чон Хо, тронув его осторожно за плечо: –Давай-ка пройдёмся, тебе нужно остыть. Второй стрельнул яростным взглядом в третьего, но тотчас и сам понял, что дело плохо. Он действительно упустил момент, когда утратил контроль над собственными феромонами, и Су Вон в своём углу уже начал шумно возиться, неспокойно ворочаясь и фыркая. Ясно было, что он изо всех сил борется с реакцией собственного тела, не желая проявить слабость при других, но долго он такими темпами не протянет. Без лишних препираний Чон Хо сиганул в окно, перепрыгнув разом футоны четвёртых и пятых, и Тэ Хан бесшумно выскользнул вслед за ним, подмигнув на прощание Со Джуну. Омега вздохнул и поднялся на ноги, намереваясь проверить, спят ли малыши в колыбелях. Внезапно из дальнего угла послышался неясный звук. С трудом Со Джуну удалось идентифицировать его как всхлип. Он изумлённо обернулся на звук и медленно приблизился к Су Вону, ошарашенно разглядывая его лицо, словно увидел того впервые за долгие годы. – Су Вон, – позвал омега тихонько, осторожно опускаясь на футон рядом со вторым и бережно касаясь его ладони, – мы можем поговорить? Я всё понимаю, поэтому, если хочешь, я первым расскажу тебе то, чего не знает никто, кроме Хье Ри и Тэ Хана. А потом выслушаю тебя. Мы… – омега на мгновение задохнулся от переполнивших его чувств. – Мы так долго не говорили друг с другом. Может быть, сейчас самое время? Су Вон скосил на него глаза, из которых продолжали струиться на подушку слёзы, изливая эмоции, копившиеся многие месяцы, и едва заметно кивнул. Уловив это робкое движение, Со Джун наконец осмелел и сжал в своей руке ладонь Су Вона, выпуская мощнейший успокоительный феромон. В том числе для того, чтобы унять своё бешено колотящееся сердце и охладить голову. Рассказывать правду о себе было чудовищно тяжело и почему-то очень страшно. Как будто он боялся, что все от него отвернутся. Словно бросившись в омут с головой, Со Джун второпях пересказывал Су Вону всё своё детство с первого дня, который запомнил в том самом помещении с инкубаторами и сумел сохранить в памяти. Говорил о своих особенностях, муках, тайных желаниях, и глаза слушателя всё больше округлялись. Когда Со Джун дошёл до той ночи, в которую у старших омег случилась первая течка, и альфы едва не разрушили лабораторию до основания, о чём второй конечно-же не догадывался, Су Вон вскочил, схватил третьего за рукав, округлив глаза, словно два блюдца, выпалил: – Так вот почему ты их звал… – и в шоке опустился обратно. Со Джун оглянулся на колыбели, но им повезло, и малыши не проснулись от вопля омеги. – Так и есть. Теперь ты знаешь, что я слышу, вижу, осязаю, обоняю, ощущаю и воспринимаю всё иначе, нежели остальные. И помню столько же, сколько помнит Тэ Джун. Но и это ещё не всё. Я… От тебя явно не укрылся тот факт, что Тэ Хан не подходит ко мне ближе, чем на шаг, и никогда меня не касается. Ты подмечаешь такие вещи, я знаю. И хотя мы очень близки, я имею в виду, психологически, но мы не можем быть вместе… в полной мере, – смущённо произнёс Со Джун. Су Вон внимательно смотрел на него, не перебивая, позволяя говорить не торопясь, давая ему возможность решиться. Он чувствовал, что этот разговор для Со Джуна очень важен. И для него самого не меньше. – В общем, как я уже говорил, Хье Ри знает обо мне, и мы говорили с ним о том, что я не такой, как все омеги и, возможно, мне… Мучительно тяжело о таком говорить, чёрт… Возможно, мне не требуется достижения возраста половозрелости. Чтобы… Чтобы зачать… Со Джун рухнул на футон Су Вона и зарылся лицом в подушку. Его чувства закружились вихрем феромонов, заставляя сердце Су Вона забиться в разы чаще. Страх. Вот что они испытывали. Неконтролируемый ужас, поглотивший обоих омег, разливался густым маревом по комнате. Крошки-омеги завозились в колыбелях, но вновь опасность миновала, никто из детей не проснулся, повинуясь воле всемогущего режима. Су Вон, позабывший о собственных тревогах, обнимал Со Джуна за плечи, пока тот весь сотрясался от волнения, словно в лихорадке, дрожа, как озябший котёнок, и наполнял теперь вместо него спальню нежным успокаивающим феромоном. Ему очень скоро удалось утешить третьего, ведь его феромон спокойствия по силе нисколько не уступал феромону лидера младших омег. Со Джун поднялся наконец и, глядя Су Вону прямо в глаза, с горечью произнёс: – Посуди сам теперь, какая нелепая и жестокая ирония – я ждал его столько лет, а теперь не могу его даже коснуться. – Но подавители?.. – начал было Су Вон и осёкся. – Не в подавителях дело. Наши медики не придумали лекарство, которое защитило бы от зачатия. Они ведут разработки, но готового препарата ещё нет. Контрацепция – всегда огромный риск. А подавители могут и не сработать. Вдруг я пропущу день, забуду случайно? Я знаю, что Тэ Хан на пределе, что он держится из последних сил. И ничего не могу с этим поделать… Нам нельзя… Нельзя рисковать, – со слезами закончил Со Джун и уткнулся Су Вону в плечо. Тот немигающим взглядом уставился в стену и прошептал: – Прости. – За что? – встрепенулся Со Джун удивлённо. – Теперь мне стыдно за себя, – ответил Су Вон, – я так боялся кому-то навредить снова, что оттолкнул близких как можно дальше, строил из себя мученика, не осознавая, что заставляю тем самым всех вокруг страдать. Надумал проблему на ровном месте. Твой рассказ меня шокировал. Ты открыл мне глаза на ничтожность моих собственных бед с башкой. – Нет, – перебил его Со Джун, – не обесценивай свою травму. Я говорил о тебе с Хье Ри. Он рассказывал, что такое ПТСР, и как оно влияет на людей. Не думаю, что твоя проблема – ерунда. Тебе нужна помощь. И время. Я уверен, что переезд тебе поможет. Все так говорят. Верь и ты. Су Вон улыбнулся и с благодарностью обнял Со Джуна: – Сделай одолжение. Не говори никому про наш разговор. Я не готов так сразу меняться, поэтому… Пусть никто не знает. Я тоже никому ничего не скажу. – Разумеется, я не страну трепаться. Но теперь мы можем говорить о наших проблемах друг с другом. Не отталкивай меня больше, пожалуйста. И ещё одна просьба… – Со Джун замялся. – Не отвергай На Гёма. Он никогда не признается, но он тоже очень страдает из-за того, что ты его игнорируешь. Ты для него ближе каждого из нас, кроме, разве что, лидеров. – Ну уж нет, – заспорил Су Вон, – и не проси. Этот олух мне своей бестолковой заботой плешь проел. Знать его не желаю. – Прости, – вздохнул Со Джун, – но всё-таки подумай об этом на досуге, пожалуйста. Су Вон фыркнул недовольно. – Посмотрим, – бросил он третьему и хотел ещё что-то сказать, но тут окно скрипнуло, вынужденное вновь исполнять роль двери. В комнату пробрались Го Ран и Ли Тэ, светящиеся от счастья, распространяющие по спальне феромоны умиротворения и удовольствия вместе с ароматом цветочного шампуня. – Вы и в душ успели сходить? – изумился почему-то именно этому Су Вон. Ли Тэ поразился чрезвычайно переменам в его настроении и дёрнул альфу за рукав футболки. Второй залился краской, вспомнив, что позабыл о своей обычной напускной холодности и равнодушии ко всему, изобразил наскоро гримасу безразличия на лице и торопливо зарылся в одеяло, спрятавшись от неловкой ситуации на своём футоне в укромном уголке. Со Джун улыбнулся лучезарно и, ничего не объясняя четвёртым, вернулся на своё место, как ни в чём не бывало улёгся, предоставив им гадать самостоятельно, что тут такое произошло в их отсутствие, что Су Вон так самозабвенно болтает со всеми, а Со Джун жизнерадостно улыбается среди ночи вместо обычных своих рыданий. Не меньше их поразило отсутствие лидеров и других альф. Пятых они видели. Те, очевидно, так устали, что уснули прямо в машине. Куда подевались остальные, оставалось загадкой.

***

Тэ Хан и Чон Хо тем временем шли по ярко освещённой новенькими фонарями дороге в сторону госпиталя и молчали. Разговор не клеился, и Тэ Хан уже хотел было предложить вернуться, ведь феромоны второго уже пришли в норму, но Чон Хо внезапно сам прервал тишину: – Что у вас с Со Джуном? – спросил он в лоб в обычной своей прямолинейной манере. – Вы ведь со стороны ничем не отличаетесь от других, так почему Со Джун не даёт себя касаться, а потом рыдает по ночам? Тэ Хан замер, как громом поражённый: – В смысле, рыдает? Я… Разве мог не заметить? Нет, я знаю, что ему нелегко, но чтобы настолько… Больше альфа ничего не говорил, погрузившись целиком в собственные мысли, и Чон Хо долго выжидательно молчал. Наконец Тэ Хан вынырнул из тяжких дум и буднично улыбнулся второму: – В наших отношениях есть одна особенность, говорить о которой мне запрещено. Но всё в порядке, не стоит за нас переживать. Мы в силах сладить с этим самостоятельно. Как ты? Успокоился? Вернёмся? Чон Хо оторопел было от такой перемены, но после ухмыльнулся. Тэ Хан всегда был таким. Копия Ко Джа. Никому и никогда не позволял усомниться в своей силе, пустить в свои размышления, разделить тяжесть переживаний, ответственности, проблем. Всё один, сам с собой, ни на кого не полагаясь. – Зачем? – спросил Чон Хо строго. – А? – не понял Тэ Хан. – Зачем так делаешь? Не делишься ни с кем, не просишь помощи, не полагаешься на нас? Кан Мин вон тоже как будто не доверяет. Чувствую себя ущербным. Что, если с омегой у меня сложности, так на меня и рассчитывать уже нельзя? – взвился альфа. – Остынь, – осадил его Тэ Хан, – вовсе никто не сбрасывает тебя со счетов. Пойми, моя проблема, правда, не по силам второму поколению. Только Хье Ри в курсе, Со Джун никого не позволяет больше втягивать. Как я могу рассказать хоть кому-то, даже лидеру или тебе? Ты меня прости, но об этом говорить я больше не намерен. Чон Хо остолбенел от напора третьего и даже не разозлился. Некая новая мысль завладела его сознанием, и ему внезапно захотелось ей поделиться: – Невероятно, но ты мне сейчас очень помог. Тем, как ты заботишься о нём… Нет, я, конечно, тоже оберегаю Су Вона. Но, видимо, как-то не так. Пекусь о нём, словно я старше и могущественнее. Но ты ухаживаешь за Со Джуном иначе. Как это сказать… Ты никогда не даёшь ему ни малейшего повода усомниться в том, что вы равны по силе. Пусть даже это не так на самом деле. Мне сложно это понять. Я знаю, что мощнее его, хоть он и отметелил меня, будучи «берсерком». Это знание мешает. Не рвись я его опекать, дай ему возможность чувствовать себя сильнее, может, он и перестанет так злиться и отталкивать мою руку. Тэ Хан улыбнулся: – Не думаю, что всё именно так, но рациональное зерно в твоих словах имеется. Он боится того, что его разум слабее «состояния берсерка». Пойми, что он страшится ранить тебя, а потому держит на расстоянии. Мне это знакомо… В какой-то мере. Докажи ему, что он сильнее своих инстинктов, что ты видишь в нём эту силу, и, может быть, он сократит дистанцию хоть немного. Всё-таки что-то меняется, сам посуди. Он уже не так сторонится Кён Су и Джу До. Глядишь, оттает и к Джин Ву, и к остальным. А там и до тебя снизойдёт. – Эй! – в шутку разозлился довольный собой Чон Хо, подталкивая альфу плечом. Разговор с Тэ Ханом вновь вселил толику надежды в его мятежную душу. Когда Тэ Хан и Со Джун вернулись в спальню, разумеется, снова через окно, то застали там мирно спящих в обнимку Го Рана и Ли Тэ, разметавшегося по постели с довольной улыбкой Со Джуна и схоронившегося в своём уголке Су Вона. Остальных ещё не было. Крохи тоже сладко спали, вероятно, вымотались играми и всеобъемлющим вниманием к ним мелких, тем более что до кормления оставалось ещё несколько часов. Тэ Хан осторожно, боясь потревожить, лёг на свой футон рядом с Со Джуном и любовался его умиротворённым лицом. В этот миг сложно было поверить словам Чон Хо, что омега рыдал ночами, стоило Тэ Хану уснуть. «К чёрту этот мой дурацкий крепкий сон!» – в сердцах подумал альфа. – «Сегодня не буду спать вовсе!» Чон Хо, перешагивая через остальных, пробрался к футону Су Вона и долго разглядывал его лицо, на котором застыло столь редкое блаженное выражение. Вероятно, омеге снилось что-то очень хорошее, приятные воспоминания о детстве или игры с малышнёй. Уже повернувшись уходить, альфа услышал едва различимый шёпот своего омеги: – Чон Хо-о-о, у-у-м-м-м-х-х… Как сомнамбула он добрался до своего футона, рухнул ничком и долго не мог сомкнуть глаз, пытаясь переварить произошедшее и унять молотом бухающие в голове удары разъярившегося сердца.

***

Го Ран поддержал Ли Тэ, выхватив его из проёма окна, словно из объятий сонного дома, и, крепко обняв его ладонь своей, увлекая его в очередную авантюру, будто они сбегали из под надзора, как шкодливые младшеклассники, ринулся в сторону источников, не обращая больше ни на кого внимания. Отбежав на достаточное расстояние, он подхватил омегу и закружил его, смеясь, словно дитя, забывшись и оставив тревоги о вероятном наказании следующему дню. Ли Тэ тоже залился счастливым хохотом, повиснув на шее альфы, обняв его ногами и весело болтая ими, наслаждаясь мгновениями свободы от груза ответственности, от амплуа надёжных, исполнительных, хороших детей. – Мы сбежали без спроса, Кан Мин нам этого так просто не спустит! – проговорил Ли Тэ, когда Го Ран поставил его на ноги, пытаясь отдышаться. – Это будет завтра, – ответил альфа, притягивая омегу и ласково скользя пальцами по его шёлковым волосам, – эта ночь принадлежит нам, оставь лишние мысли, сосредоточься на мне. – Я всегда растворён в тебе, помнишь? – произнёс омега вдохновенно, коснувшись белоснежной щеки Го Рана горячей ладонью, – с самого первого дня и до этой секунды. Каждая слезинка, когда-либо скользнувшая по моим ресницам, предназначалась тебе. – Не хочу слёз, пусть я вызываю у тебя лишь улыбку, – пламенно зашептал альфа, щекоча губами ухо Ли Тэ, – хочу сегодня только нежности, будь ласков со мной, хоть одну ночь. – Я буду нежен столько ночей, сколько ты захочешь, – ответил омега, скрывая лукавую улыбку. Го Ран знал – Ли Тэ не под силу исполнить такое обещание, но притворился, что поверил. – Идём, – он поманил его за собой, скинув на помостки одежду, первым окунулся в источник и вынырнул, отбросив мокрые волосы, став ещё притягательнее, ещё изящнее. Ли Тэ не выдержал обуявшей его жадности, стремясь использовать каждую секунду украденной ночи, молниеносно разделся и кинулся следом в омут страсти, по ошибке лишь именуемый горячим источником. Коснулся едва ощутимо белоснежной кожи, борясь с желанием сжать со всей силы, провёл влажными пальцами по плечу, лопаткам, пояснице, прижавшись к альфе всем телом, ласкал ягодицы, из последних сил запрещая себе срываться в желанную щель, разделявшую их, целовал нежно, будто тончайшие лепестки, его идеально очерченные чувственные губы, зардевшиеся щеки и подбородок, изящный кадык и ключицы, так сексуально выпиравшие, собравшие во впадинках переливающиеся в слабом свете звёзд блестящие капельки. Под водой коснулся его члена и стал водить осторожно сомкнутыми пальцами, устремляясь ладонью вверх и опадая вниз, чуть усиливая хват у корня, заставляя альфу издавать звук, похожий на убывающие ноты чарующей мелодии. Удостоверившись, что Го Ран уже весь трепещет в предвкушении, Ли Тэ подхватил его, вынуждая обвить себя ногами за талию, провёл ладонью снизу вверх по ягодицам, подсказывая ему слегка приподняться, направил член рукой и едва уловимыми движениями стал продвигаться внутрь пылающего, тугого отверстия. Член альфы был впечатляющих размеров, но чаще всего он предпочитал ублажать себя фаллосом омеги. Его орган был тоньше, но при этом длиннее, а головка массивнее, он одним видом своим внушал бесстыдное желание скакать на нём снова и снова. – М-м-м-м-х-х-х-а-а-а… Стой… Секунду… Я отдохну… – Го Ран сжал в объятьях шею омеги, умоляя его быть чуть менее настойчивым. Ли Тэ послушно замер, свободной рукой продолжая осторожно ласкать подрагивающий, чувственный и восприимчивый член альфы. Его гиперчувствительность была в одно время и благом, и мукой для темпераментного омеги, желавшего остервенело брать истинного долгими часами и так же яростно упиваться его главенством, но Го Ран разряжался почти мгновенно, особенно в моменты самой яркой страсти, и похоть омеги грозила бы остаться неудовлетворённой, если бы альфа не делегировал ему с таким удовольствием и завидным постоянством роль ведущего. – Д-а-а-а-х-х-х… Продолжай… – позволил наконец Го Ран, и Ли Тэ с готовностью возобновил плавные мягкие движения, намереваясь во что бы то ни стало исполнить данное сегодня обещание. Так бережно и осторожно он покусывал его припухшие губы, так настойчиво украшал длинную изящную шею альфы и его покатые плечи бордовыми лепестками разврата, так искренне и страстно прижимался к нему, так смиренно контролировал движения, что от одних этих мыслей разум Го Рана переполнился удовольствием, и охвативший всё тело экстаз выплеснулся жемчужинками спермы на фарфоровую кожу груди омеги. Ли Тэ знал, что теперь необходимо дать альфе немного передохнуть и нежить его, пока эйфория не уляжется и тело любимого не перестанет так биться от возбуждения. Силясь унять дрожь, Го Ран прижался изо всех сил к омеге, вздрагивая всем телом и не выпуская его член, продолжая сжимать его рефлекторно, а Ли Тэ гладил его рельефную спину, мощные плечи, жёсткие волосы, и чувствовал себя вместилищем необъятного счастья. – Попробуем иначе? – лукаво улыбнулся Ли Тэ, когда тело альфы достаточно расслабилось. – Да… – прошептал он, отдаваясь на волю омеги. Ли Тэ выбрался из воды, продолжая ловко удерживать Го Рана, уложил его на настил, заботливо расстелив их футболки, заботясь о нежной коже любимого, опустился на колени и жадно припал к его промежности, мгновенно заставив альфу стонать громко и бесстыдно, выкручиваясь и царапая пальцами, комкая подвернувшуюся одежду. – Музыка для моих ушей, – пропел Ли Тэ, оторвавшись на мгновение от члена истинного, пытаясь заглянуть ему в глаза, но они были плотно сжаты, и всё лицо его было сковано сладостной мукой невыносимого удовольствия. – Не убегай, – горячо прошептал омега, просунув руки меж бёдер альфы, обняв их снизу и запустив ловкие пальцы во впадинки внизу живота, усиливая многократно и без того зашкаливающий экстаз Го Рана. В этом положении альфа не мог отодвинуться, прервать контакт ни на миг, чем Ли Тэ бессовестно пользовался, доводя его до исступления, заставляя рычать, стонать и скулить от чрезвычайно сильных ощущений беспрерывно. Насытившись его метаниями, омега перебрался выше, сел верхом на измождённого похотью альфу, оглаживая нежно его мускулистую грудь, идеальный пресс, узкие бёдра, пробежался дорожкой влажных поцелуев от паха к порозовевшей от накала страсти шее, упёрся ладонями в высоко вздымавшиеся рёбра, приняв удобное положение, и с расстановкой стал опускаться на мощный, дёргающийся от нетерпения член истинного. Го Ран застонал протяжно, почти жалобно, схватил цепко руками омегу за бёдра, прижал к себе с неистовой силой, почти жестоко впиваясь длинными, изящными пальцами в фарфоровую кожу Ли Тэ, оставляя на ней глубокие тёмные следы, не давая ему шанса двинуться, властвуя теперь безраздельно в краткий миг эякуляции, мощно извергая из набухшей головки кратно увеличившегося, раздувшегося, и без того громадного фаллоса колоссальные потоки спермы, и наконец затих, лишь вздрагивая вновь всем телом, повязав Ли Тэ и растратив на сие действо весь запас энергии. Едва узел спал, омега рухнул на настил рядом с Го Раном, прижался доверчиво к нему, упокоив пылающую голову на его покрытом россыпью рубиновых отметин плече, прильнул бедром как можно теснее, вздохнул протяжно, вложив в этот звук все впечатления от долгожданного соития, и прикрыл глаза, довольно заурчав, когда альфа согнул руку и стал ласково ерошить ему волосы. – Не засыпай, – прошептал Го Ран, – нужно возвращаться. – Не торопись, без нас не пропадут, – успокоил его Ли Тэ, – посмотри, какие звёзды сегодня. Он поднял тяжёлую, налитую усталостью руку и указал на небо: – Гляди, Кассиопея. Я расскажу тебе легенду о ней. – Я её знаю, – усмехнулся альфа, – потому что я тебе её и рассказал. – Нет, не знаешь, – заупрямился Ли Тэ, – сделай вид, что слышишь её впервые. – Хорошо, – смилостивился альфа, довольно и сыто улыбаясь самому себе, и приготовился слушать. – Кассиопея была супругой эфиопского царя Цефея, с которым они вместе воспитывали дочь Андромеду. Кассиопея как-то заявила, что она и её дочь красивее морских нимф Нереид. Несмотря на неземную красоту, царица отличалась надменностью и высокомерием. Такая нахальная выходка сильно разозлила Посейдона, который был женат на морской богине (одной из нереид), и он отправил на Эфиопию морское чудовище. С каждым днём оно все больше уничтожало и разоряло страну. Оракул Эфиопии объявил единственный способ избавиться от дракона: принести ему в жертву дочь правителя Эфиопии – красавицу Андромеду. Кассиопея с мужем до последнего не хотели отдавать любимую дочь, но измученные жители страны заставили их согласиться на условие Посейдона. Бедную девушку цепями приковали к скале, где оставили ожидать своей гибели. В это время на небе пролетал Персей на своём крылатом коне Пегасе. Он влюбился в очаровательную девушку с первого взгляда. Герой пообещал спасти дочь царя от морского чудища, если ему дадут взять её в жёны. Кассиопея дала согласие на брак, однако не сказала Персею, что Андромеда уже готовилась стать женой Финея. После того, как Персей обезглавил ужасного дракона Кита (по одной из версий – мечом Гермеса), родители Андромеды с радостью дали согласие на брак. В разгар приготовления к свадьбе Персей вступил в битву с Финеем и его воинами. В бою он перебил много врагов, часть из них превратив в камень, показав им голову Медузы. В результате все, кто посмотрел на неё, окаменели. К сожалению, среди них были отец и мать невесты. Посейдон пожалел Цефея и Кассиопею и отправил их на небо. Но всё же в наказание за гордыню созвездие царицы половину времени находится перевёрнутым. – Красивая легенда, – произнёс Го Ран проникновенно, – и ты красив, как Андромеда. Он потянулся и поцеловал омегу в лоб. Ли Тэ засмеялся: – Тогда ты красив, как Кассиопея. И гордыня твоя не уступает её гордыне. – Да что ты? – воскликнул альфа и столкнул омегу с настила в воду. Ли Тэ, недолго думая, стянул его следом, они побарахтались немного, взвизгивая и рыча, как беснующиеся дети в бассейне-лягушатнике, потом выбрались на помостки и засобирались в дом. Терпению Кан Мина можно было позавидовать, однако злоупотребление им могло быть чревато для всех, даже для самых близких.

***

Оказавшись снаружи, Хэ Сон закинул Мин Хо, корчившего недовольное лицо, на плечо и резво скрылся с ним за углом дома. – Может уже поставишь меня? – проворчал омега, безвольно свиснув на широкую мускулистую спину альфы. Хэ Сон послушно отпустил его и заглянул в глаза, при этом его взгляд искрился восторгом: – Ну что ты куксишься, нам удалось улизнуть! Разве ты не рад? – А почему я должен радоваться? Вечно ты меня втягиваешь в какие-то нелепые авантюры! Завтра мы по полной отхватим от лидеров, вот радость-то! Отвечать за малышню доверили, а мы слиняли, так вот хрен нам теперь кого доверят! Вот увидишь, заберут из общаги не нас, а Чже Ина и Ши Вона со своими омегами. И будем мы дальше только мечтать о переезде. И вообще, ты меня феромонами заставил идти, я бы спал лучше в своё удовольствие, нам в школу завтра, будем на уроках дрыхнуть, потом перед Рэн Ганом ещё краснеть, главы только от драки успели отойти, а нам хоть бы что, косячим напропалую. Закончив гневную тираду, Мин Хо демонстративно отвернулся, облокотившись на прохладную деревянную панель, закрывавшую энгаву. Хэ Сон побледнел, будто с лица сошла вся краска, и только серые волчьи глаза сверкали на нём взбудоражено. Он присел на корточки, обхватил голову руками и сжал ладонями виски: – Чёрт… Опять не подумал прежде, чем сделать… Вечно моя импульсивность создаёт тебе проблемы. Я не хотел разозлить тебя, наоборот, думал сделать приятное, побыть спокойно вдвоём. Прости… Его феромоны мгновенно из довольных сделались тяжёлыми, горестными, печальными. Сердце Мин Хо сжалось, грудь сдавило, перехватило дыхание, он тут же пожалел о своих резких словах, робко опустился на корточки рядом с альфой, уткнулся лбом ему в плечо и примирительно произнёс: – Это ты прости. Твоя импульсивность множится на мою, вот и получается кавардак. Я ценю то, что ты делаешь ради меня. Перенервничал немного, сорвался. Постараюсь меньше портить тебе настроение. Хэ Сон вскинул на него довольное лицо, обхватил за плечи, прижал омегу к себе изо всех сил, едва сохраняя равновесие в столь неудобном положении, и зашептал горячо ему на ухо: – Не говори ерунды, ты моё счастье, моё солнце, моя душа! Вот ты и порадовал меня снова, а большего мне и не нужно. – Опять провёл меня! – оторопел омега. – Ни крупицы совести у тебя, Хэ Сон! – М-м-м-м-м-х-х, скажи ещё раз, Мин Хо, назови меня по имени, – пробубнил альфа, игнорируя слова и пряча лицо у истинного на груди. Его феромон страсти облаком окутал пространство вокруг них и грозил просочиться в дом. Хэ Сон никогда не контролировал себя в полной мере, посему нередко им приходилось сбегать с уроков, во избежание критических ситуаций. Стоило ненароком Мин Хо коснуться руки альфы в школе, и тот вспыхивал молниеносно, стараясь после этого поминутно украдкой трогать омегу, особо даже не скрываясь. Того и гляди это кто-нибудь заметил бы, и вся конспирация полетала бы к чертям. Именно по этой причине Мин Хо нервничал перманентно, не имея власти над альфой, не в силах контролировать его, стесняясь обращаться к другим лучшим альфам за помощью, испытывая неясно откуда взявшийся стыд, тревогу и беспомощность. Ситуация повторялась. Нужно было срочно увести Хэ Сона подальше и дать ему то, чего так настойчиво требовало его раскалившееся тело. Поблизости были припаркованы автомобили. К счастью, на этот раз ключи оставались на месте, никому не пришла в голову идея прятать их в доме. Мин Хо посчитал самым подходящим вариантом авто Таэ Ву, тем более, что оно стояло к ним ближе всех. Заманив практически потерявшего голову альфу в машину сладкими речами и ласковыми прикосновениями, омега расслабился наконец, захлопнув за ними заднюю дверь и удобно расположившись на широком сиденье. Теперь можно не волноваться. Они в безопасности. За себя Мин Хо не переживал. В этом состоянии Хэ Сон становился ещё более кротким, зефирно-ласковым и приторно-осторожным, вливал в омегу цистерны своей нежности, а потом умилительно вымаливал проявить к нему милосердие и побыть с ним грубым. Мин Хо не мог проявлять жестокость в отношении альфы, но старательно изображал её, и Хэ Сон, похоже, рад был довольствоваться и этим. Альфа жался к омеге, ныряя головой ему под футболку, заворожённо вдыхая его феромоны, оглаживая нежно пленительные изгибы стройного тела, и почему-то не спешил снимать с него одежду. – Что с тобой? – участливо спросил Мин Хо, – голова не «бо-бо»? Ты странный сегодня. То есть, ещё страннее, чем обычно… Воистину, все гении с прибабахом. К чему ты затягиваешь? Или сегодня хочешь, чтобы одеждой занялся я? – Нет, – зашептал Хэ Сон, – сегодня хочу в одежде, тем более, мы в машине. Это так заводит... «Да на здоровье», – подумал Мин Хо, закатив глаза, – «чем бы дитя не тешилось…» Альфа бережно развернул омегу на живот, слегка приспустил с него шорты и принялся ласкать его промежность пылающими пальцами, при этом сам стонал от удовольствия громче него. Мин Хо, обладавший неменьшей чувствительностью, чем его альфа, едва успел вовремя спохватиться и заставить Хэ Сона вытащить из кармана шорт презервативы. За химчистку салона им точно пришлось бы получить неслабое наказание. Растянув отверстие любимого достаточно, альфа высвободил наконец свой фаллос из плена одежды, натянув контрацептив, помог Мин Хо сделать то же, коснулся промежности омеги головкой, плавно водя ей снаружи, а свободной рукой ласкал член истинного, пока его стоны не стали совсем уж бесстыдными. Войдя лишь наполовину, Хэ Сон замер, чутко прислушиваясь, определяя по интенсивности дыхания, насколько омега готов к безоговорочному вторжению, и убедившись, что Мин Хо уже изнемогает от его бездействия, плавно вошёл до конца. Горячие ладони скользили под одеждой, сжимая великолепную спину, сочные ягодицы, мощные предплечья омеги в такт ритмичным, медленным фрикциям. Эта недосказанность движений, робость того, кто мощью превосходил сотни, заставляли разум Мин Хо плавится в тягучей, полной остервенения, ловушке похоти. Порой ему хотелось впиться в руку альфы, такого бессовестно сильного, безропотно послушного, зубами, оставив на ней сизый след, свой протест. Но Мин Хо не решался. Ждал чего-то всё время, но так и не отваживался действовать. Тоскливо. Он прервал альфу, заставил его сменить роли, в отместку брал его неистово, долго раскачивая машину, но тому было лишь в удовольствие, а омега так и не смог выплеснуть вновь свою ярость. Он так старался, что выбился из сил, но всё равно не был ни излишне жесток, ни чрезмерно осторожен. В самый раз, чтобы они оба получили исчерпывающее удовольствие. Хэ Сон долго лежал потом, обнимая омегу, и молча ласкал его, наполняя авто феромоном удовольствия. А Мин Хо изо всех сил скрывал нарастающее недовольство от того, что пятый по силе альфа эту самую силу демонстрировал кому угодно, кроме собственного омеги. По крайней мере, не проявлял своей мощи там, где Мин Хо больше всего хотелось. «Когда-нибудь я найду на тебя управу», – горестно думал он, не забывая ласково перебирать шёлковые, чернее ночи, волосы альфы. И надо сказать, шанс вскоре представился. Да только Мин Хо после в корне изменил своё мнение и полюбил старого Хэ Сона пуще прежнего. Хоть он и сумел подавить и подчинить своей воле собственного альфу, вынудил его делать всё, чего тот делать не желал по обыкновению, результат его вовсе не порадовал.

***

Выскочив в окно, Кан Мин ни секунды не сомневался в том, где ему следует искать На Гёма. Ведь он сам прежде упомянул луг. Именно там и обнаружился омега, спрятавшийся в высокой траве и глядевший пылающим взором на мириады звёзд, рассыпанных по чёрному небосводу сплошным сияющим ковром. – Холодно на земле, – бросил Кан Мин, растерявший всякий запал праведного гнева при виде этой картины. – Твои глаза холоднее, – металлическим тоном ответил На Гём и отвернулся. Сердце альфы кольнуло болью и обидой, но не за себя, а за него. «Что же ты делаешь со мной, зараза! Бесстыжая лисица, как можешь ты так искусно вертеть моим разумом и телом одним лишь своим коварным взглядом? Чем же я повинен перед мирозданием, что такая бестия досталась мне?» – подумал раздосадовано лидер, но вслух произнёс совсем другое: – Луна моя, прости, я не хотел тебя обидеть. Пойдём уже в дом. На Гём обернулся, хитро смерив его взглядом, проникновенно закатил глаза, взмахнув веерами густых угольно-чёрных ресниц, и томно с придыханием произнёс по слогам: – У-хо-ди. Кан Мин грязно выматерился в своих мыслях, подхватил омегу на плечо и, демонстративно топая босыми ногами по мёрзлой земле, направился в сторону источников. На Гём для виду дёргался, скулил вполголоса и колотил альфу ногами и руками, но в душе он ликовал, прекрасно понимая, что вновь победил. Источник, что был левее ограждения, оказался занят, об этом недвусмысленно свидетельствовали доносившиеся оттуда звуки, поэтому Кан Мин тихо обошёл его стороной и пробрался к тому, что располагался правее. На Гём предусмотрительно прекратил балаган и тихонько висел на плече альфы. Лидер сгрузил омегу на тёплые доски настила, убедившись, что им удалось пробраться сюда незамеченными, и воззрился на него с жадностью и в то же время с раздражением. На Гём верно истолковал его взгляд, скользнул своей изящной ступнёй по лодыжке альфы и шёпотом заискивающе произнёс: – Накажи меня, лидер. Кан Мин только этого и ждал. Со звериной алчностью он прыгнул на омегу, сорвав с него в мгновение ока собственную одолженную футболку (о чём утром он несомненно пожалеет), избавился торопливо от своих и его шорт, повалил На Гёма на слегка скрипнувший помост, закинул его руки вверх и с силой прижал к шершавому дереву, кусая нежную бархатную кожу тут и там, зажав омеге рот своей ладонью, заставляя извиваться и тихо стонать под сокрушительной мощью лидера. Разумеется, он не мог причинить омеге вреда, и показное безропотное подчинение было лишь игрой. Но порой На Гёму хотелось именно такой забавы. Покориться самому, вымотать своего истинного, а после поработить уже его, подмять под себя и упиваться этим моментом полного превосходства и всевластия над тем, кому не было равных. А пока На Гём старательно тёрся бёдрами о промежность альфы, заставляя свой член перманентно соприкасаться, сплетаться с его фаллосом, дразня и распаляя его всё больше, захватывая власть над его разумом всецело, вытесняя своим соблазнительным видом, горячим дыханием, одуряющим ароматом и феромонами все иные мысли. Кан Мин до того разошёлся, что забыл сам себя в этом акте разврата, пиршестве неукротимой похоти, сладостной пытке, опаляющей страстью. Обжигая тело омеги пылающими пальцами и губами, альфа старался насытиться им, заведомо понимая, что это совершенно невозможно. Он всё кусал его шею, целовал ключицы, ласкал губами соски, вылизывая целиком утончённое и хрупкое тело На Гёма, не скупясь на отметины, покрывая внутреннюю сторону бёдер любимого созвездиями алых крапин, забираясь бесстыдно языком в самые сокровенные глубины его тела. Омега упускает мгновение, когда рассудок практически покидает его. Эйфория достигает такого пика, что всё тело начинает конвульсивно сокращаться, распластавшись на досках настила, словно кукла. Такого с ним точно ещё не бывало. На Гём пылает, буквально, похоть повышает температуру тела, и ему кажется, что кости сейчас потрескаются, кровь вскипит и свернётся, а мозг расплавится, словно забытое на столе мороженое. Болезненное, тягучее, парадоксальное удовольствие сковывает, не даёт вдохнуть, сводит с ума. Он лишь вздрагивает иногда от экстаза, давно зашкалившего привычную планку, пытаясь ухватиться за краешек сознания, удержать его, но всё тщетно. Абсурдность ситуации поражает, и На Гём смеётся вдруг, давясь рукой альфы, а когда тот отдёргивает её в удивлении, омега шепчет: – И почему прежде мы не ругались с тобой так сильно? Какое упущение. Кан Мин рычит на него тихо, вновь затыкает ему рот ладонью, вновь кусает и облизывает его покрасневшую нежную кожу, будто силится сожрать целиком. «Сюрреалистический пейзаж, надо думать. Вот бы заснять», – обрывком разума думает На Гём, – «на какие только причудливые нелепицы ни способен рассудок, стоит легкомысленно спихнуть его в бездну удовольствия. Опрометчиво было надеяться сегодня на роль ведущего. Лишь глупцы и сумасброды дразнят голодного зверя, уповая тем самым подчинить его. Эх, вот бы поводок для собак сейчас… И почему такая ерунда лезет в голову? Куплю, пожалуй, чокер». Кан Мин не тратит больше времени зря, отпускает руки На Гёма и притягивает за талию ближе, приподняв его бёдра себе на колени. Без лишних движений устремляется головкой в давно страждущее этого нутро омеги, проникает сначала едва, а после, не чувствуя сопротивления, насаживает его до упора, сразу же достигая заветной точки и стимулируя её короткими фрикциями перманентно, заставляя На Гёма окончательно проститься с крупицами сознания и отдаться на волю царствующей нынче на источниках дурманящей страсти. Альфа тянет его на себя, усаживая ровно и делая соитие ещё ярче в этой позе, но омега обессилел абсолютно, он безвольно роняет голову ему на плечо, будучи не в состоянии напрячь ни единой мышцы. «Вот что чувствуют люди под наркотой», – эта мысль вяло скользит в молочном тумане помешательства, в которое обратился разум омеги. Кан Мин немного сбавляет обороты, растерянный таким состоянием истинного, бережно опускает его на тёплые доски, переворачивает вниз лицом, приподнимает слегка его бёдра и проникает внутрь в более удобной позе. На Гём стонет измождённо, но в этом стенании нет муки и мольбы, лишь всеобъемлющее наслаждение, неодолимое желание, что подтверждают его феромоны. Теперь альфа предельно осторожен, он ласково оглаживает круглые ягодицы, нежит ловкими пальцами всё ещё эрегированный член омеги, сжимает его бережного, водит рукой в такт движениям своих бёдер, силясь изменить столь яростное поначалу совокупление на трепетное, сдержанное соитие. Они сношаются так, кажется, много часов к ряду, утратив всякую тягу к чему либо, кроме друг друга. Плавно, пластично, грациозно, гибко перетекая упругими телами из одной невероятной позы в другую, соединившись в невиданный сосуд, наполненный до краёв упоением, восторгом от соприкосновения не только лон, но и душ. Едва ли этот голод можно утолить, но усталость всё же берёт верх над альфой, и он осторожно подхватывает омегу на руки, спускается с ним в ласкающие тёплые воды источника и поддерживает На Гёма бережно, омывая нежно его измученное сладостной истомой тело. Блаженство разливается внутри, так хочется продолжить терзать этого чрезмерно покорного сейчас омегу, пленить страстью вновь доверчиво раскрытое тело, но альфа одёргивает себя, заставляет унять похоть, ведь принеся однажды клятву оберегать самое дорогое, чувственное, прелестное создание во вселенной, он не дал бы себе права её нарушить. Кан Мин с трудом натягивает на безвольно растянувшегося на настиле и счастливо улыбающегося На Гёма едва уцелевшие шорты и одевается сам. Несёт его в дом, вновь к злополучному окну, так бережно и осторожно, словно опасается, что хрупкий мираж, в который почти обратился омега, рассеется без остатка. Познав сегодня новую сторону истинного, альфа вновь поражён его совершенством, влюблён в него с новой силой, предан ему ещё более, чем прежде. В доме уже все спят. Не хватает только Хэ Сона и Мин Хо. Искать их нет ни сил, ни желания. Кан Мин опускает омегу на футон, сворачивается вокруг него, такого нежного, разморённого и мгновенно провалившегося в сладкий сон, калачиком, и сам ныряет в блаженную дрёму, вновь мысленно переносясь в сегодняшнюю ночь на источниках.

***

Утром все мелкие просыпаются помятыми, малышей в комнате нет. Заглядывает Кён Су, собиравшийся их будить, смеётся с их вида, говорит, что дети уже в гостиной со старшими, накормлены и ждут мелких, чтобы ехать домой, зовёт их завтракать в кухню и уходит. Растрёпанные альфы и омеги разглядывают друг друга, подкалывают и смеются. Су Вон интересуется, как четвёртые сумели попасть в ванные на первом этаже, и от его вопроса, разумеется, все в шоке. Го Ран рассказывает про старый, позабытый летний душ, оставшийся бесхозным после того, как провели воду из скважины, и сиротливо стоявшую там бутылку шампуня. Как они бесились и едва не перебудили всех, а потом влезли в окно. На Гём уламывает Кан Мина непременно принять душ там же, где ночью это делали четвёртые. Находящийся под влиянием его очарования ещё с ночи альфа внезапно соглашается. Все ржут, но тихо. В этот момент в многострадальное окно влезают не менее помятые Хэ Сон и Мин Хо. Ржут друг с друга и идут по очереди в душ и завтракать. Про наказание лидер даже не вспоминает. После мелкие едут в Тани, потом в школу. Там все на них смотрят с восторгом, как на героев и защитников. Приятно.