Погребенные во Тьме

1989 г.

      Тёплый ветер шептал в густых зарослях живой изгороди, окружавшей задний сад Малфой-Мэнора, унося с собой аромат цветущих роз и едва уловимый запах свежескошенной травы. Девочка, с лёгкой улыбкой на лице, вышла из тени деревьев, держа в руках веточку, увитую яркими белыми цветами. На её голове покачивался венок из жасмина, который она только что смастерила, и солнце, пробиваясь сквозь листья, играло золотыми бликами на её длинных платиновых волосах, подчёркивая их тонкость и блеск, и они будто светились на фоне яркой зелени сада.       — Драко, посмотри, что у меня есть! — позвала Пэнси, подбегая к ней. Её маленькие ладони держали нечто, напоминающее корону из одуванчиков. Она гордо продемонстрировала свою находку, и её щёки раскраснелись от азарта.       — Это что, венок? — спросила Драко, прищурившись с лёгким недоумением. Её юбка из тонкой зелёной ткани задела траву, когда она нагнулась, чтобы взять несколько лепестков с земли. Светлый край юбки чуть шуршал, словно комментируя её движение. Белая рубашка была тщательно выглажена, но один из рукавов уже потерял свою безупречность, чуть испачкавшись, когда она протиснулась сквозь кусты в поисках идеальных веточек для венка.       — Конечно, это венок! — вмешалась Дафна, стоявшая рядом. Она аккуратно поправила свою собственную шляпку, прежде чем скрестить руки на груди. — Но Драко, твой выглядит лучше… Хотя бы потому, что жасмин пахнет, а не просто летит по ветру!       Драко улыбнулась краем губ и бросила быстрый взгляд на своё творение.       — Жасмин всегда лучше, — уверенно сказала она, вдыхая аромат цветов. Её голос звучал спокойно, но в нём была нотка детской гордости.       Пэнси надулась, но тут же, не сдержавшись, засмеялась. Она прыгнула на мягкую траву и потянула Драко за руку.       — Давай играть в королевство! Ты будешь королевой, конечно.       Драко села на траву, поправляя рубашку, чтобы не запачкать её ещё больше. Она грациозно сложила руки на коленях, глядя на Пэнси и Дафну с лёгким превосходством.       — Хорошо, — сказала она, поднимая голову. — Но если я королева, тогда вы мои придворные дамы.       Дафна склонилась в шутливом реверансе, её пышное платье зашуршало, как листья.       — Мы будем тебе служить, ваша светлость!       Пэнси с улыбкой потянулась за венком Драко, чтобы «короновать» её, но остановилась, едва заметив её предупреждающий взгляд.       — Только не трогай! — строго произнесла Драко, в её голосе мелькнула детская требовательность.       Дафна тихо хихикнула, садясь рядом.       — Если ты будешь королевой, то нам нужен замок.       — Замок? — повторила Драко, поправляя рукава рубашки, которые уже начали сползать, поддаваясь её движениям. — Ладно. Построим из веток.       Они принялись собирать травинки и цветы, каждый раз споря о том, какая деталь должна стать «воротами», а какая — «башней». Драко, с лёгким блеском в глазах, наблюдала за суетой своих подруг, изредка поправляя выбившуюся из косы прядь волос, которая теперь щекотала её щёку.       Когда замок был готов, она грациозно встала, её юбка мягко колыхнулась от движения. Солнце освещало её фигуру, делая её венок похожим на сияющий нимб.       — Королевство готово, — произнесла она торжественно. — Идите, мои дамы, и подайте мне отчёт о делах королевства!       Пэнси и Дафна, смеясь, склонились в «поклоне», а ветер шевелил их волосы и ронял лепестки с венков. Но в этот момент Драко поймала себя на странном ощущении: ей казалось, что эти игры незначительны, не такие важные, как она пыталась представить. Её взгляд на мгновение затуманился, но она тут же вернулась к роли, не позволяя себе потерять царственное выражение. ***       Тишина в огромной столовой Малфой-Мэнора была почти пугающей. Только слабый скрип ножа о фарфоровую тарелку раздавался в просторной комнате, и даже этот звук, казалось, эхом разносился под сводами. Стены из серого камня были украшены старинными гобеленами, на которых запечатлены сцены охоты и побед, символизирующие древнюю славу рода Малфоев. Золотые подсвечники отбрасывали дрожащие тени на мраморный пол, а длинный стол из тёмного дерева, отполированный до зеркального блеска, простирался вдоль комнаты, казавшейся бесконечной.       Драко сидела на одном из средних мест, напротив неё — пустое кресло, чуть левее — строгая фигура Люциуса, чей взгляд следил за каждым её движением. Его глаза были холодны, но в них сквозила непоколебимая уверенность, будто он изучал не дочь, а ювелирную работу, которая нуждалась в доработке. По правую руку от неё сидела Нарцисса. Она молчала, но её присутствие чувствовалось в каждой детали: в её идеальной осанке, в безупречно подобранных перчатках, которые она даже не сняла, и в лёгком прикосновении пальцев к бокалу с вином.       На тарелке перед Драко лежал ломтик запечённого фазана, гарнированный кусочками тыквы и листиком шалфея. Блюдо выглядело как произведение искусства, но её рука замерла на полпути к ножу. Словно чувствуя её замешательство, Люциус приподнял бровь.       — Драко, — произнёс он тихо, но голос его прозвучал как удар. — Ты опять забыла. Спина.       Драко быстро выпрямилась, едва заметно отодвинув плечи назад, и снова взялась за нож, стараясь, чтобы пальцы не дрожали.       — Прежде чем начать, — продолжил он, его тон оставался спокойным, но в нём звучала стальная нота, — ты должна помнить: каждая мелочь имеет значение. Как ты держишь приборы, как режешь мясо, как берёшь бокал. Всё это определяет, кто ты.       — Конечно, отец, — ответила она, тщательно скрывая раздражение.       Она аккуратно разрезала фазана, стараясь удерживать нож под правильным углом. Лезвие соскользнуло по золотому ободку тарелки, и этот звук вызвал у Люциуса едва заметный, но всё же выразительный вздох.       — Слишком резко, — прокомментировал он. — Ты режешь мясо, как крестьянин. Больше контроля.       Драко едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Она сосредоточилась на том, чтобы движение её запястья было плавным, а нож — беззвучным.       — Хорошо, — наконец произнёс Люциус. — Но не забывай: твоя левая рука должна быть чуть ближе к вилке. Это говорит о сдержанности.       — Сдержанность — основа всего, дорогая, — добавила Нарцисса мягким голосом, её слова прозвучали как лёгкий шёпот.       Драко кивнула, но ощущала, как внутри всё закипает. Она ненавидела эти уроки, ненавидела необходимость следить за каждым движением, как будто она была фарфоровой куклой, предназначенной для выставки.       — Теперь бокал, — продолжил Люциус.       Драко протянула руку к бокалу с водой, стараясь держать его правильно — кончиками пальцев за ножку, так, чтобы её движения выглядели лёгкими, но не торопливыми.       — Замри, — произнёс отец.       Её пальцы замерли. Люциус встал, обошёл стол и остановился за её спиной. Драко почувствовала, как его холодный взгляд оценивает её движение.       — Хорошо, но вот здесь… — он слегка коснулся её запястья, направляя его чуть ниже, — должно быть больше изящества. Ты не хватаешь бокал, как если бы это была кружка, ты берёшь его, как будто предлагаешь себя.       Эти слова заставили её щёки слегка порозоветь, но она быстро взяла себя в руки.       — Понятно, отец, — ответила она ровным голосом.       — Продолжай, — сказал он, возвращаясь на своё место.       Она поднесла бокал к губам и сделала маленький глоток. Вода была прохладной, почти ледяной, но вместо освежения она вызвала лишь ещё большее напряжение.       — А теперь поговорим о тостах, — сказал Люциус, откинувшись на спинку стула.       — О, это важно, — вступила Нарцисса, её голос был тёплее, чем обычно. — Каждый тост должен быть выверен, Драко. Это не просто слова. Это искусство.       — Искусство манипуляции, — добавил Люциус с лёгкой усмешкой.       — Вы хотите, чтобы я подняла тост? — спросила она, чувствуя, как её внутреннее раздражение растёт.       — Именно, — сказал Люциус.       Драко взяла бокал, её рука больше не дрожала. Она медленно подняла его, посмотрела на родителей и произнесла:       — За сохранение нашего наследия.       Люциус молчал, но его взгляд говорил больше, чем слова.       — Достойно, — наконец произнёс он.       Драко опустила бокал, чувствуя, как её напряжение немного ослабло. Она знала, что эти уроки продолжатся ещё много вечеров, и каждый из них будет таким же утомительным. Но она также знала, что это её долг. А долг для Малфоя — это не выбор. Это судьба. ***

1990 г.

      Тяжёлые стены гостиной Ноттов дышали полумраком. Широкие окна были прикрыты бархатными шторами, пропуская только тонкие полоски солнечного света, которые лениво ложились на ковёр. Воздух казался неподвижным, насыщенным запахом старых книг и едва уловимым ароматом сушёных трав. Тишину нарушало лишь приглушённое журчание воды из фонтана, стоявшего в углу комнаты.       Драко сидела в кресле с высокой спинкой, обитым тёмно-зелёным бархатом. Её фигура, неподвижная и утончённая, словно была высечена из мрамора. Белоснежная рубашка с узкими манжетами слегка топорщилась на локтях, когда она вытягивала руку, чтобы осторожно провести пальцем по краю чашки с чаем. Юбка глубокого бордового оттенка спадала мягкими складками на пол, полностью закрывая колени, а её аккуратно уложенные волосы блестели в полумраке, как серебро, отражая редкие лучи света.       Старший Нотт сидел напротив, его поза была непринуждённой, но в движениях чувствовалась весомость. Он говорил о чем-то с Люциусом — их голоса звучали ровно, как будто оба знали, что их разговор уже заранее лишён споров. Нарцисса, сидевшая рядом, слушала с легкой улыбкой, её пальцы неторопливо поправляли складки на тёмно-синем платье.       А Теодор… Теодор, младший Нотт, стоял чуть в стороне, едва ли привлекая к себе внимание. Он опирался о широкий подоконник, смотрел куда-то вдаль, избегая встречаться с чьим-либо взглядом. Его замкнутость была почти осязаемой, и Драко, хоть и не смотрела на него прямо, ощущала его присутствие, как слабое, но постоянное давление.       — Драко, — голос Нарциссы был мягким, но обязывающим. Она слегка наклонилась к дочери, её строгий взгляд выражал тихое напоминание.       Драко сдвинула чашку чуть ближе к себе, её движение было точным, как будто любое отклонение от выверенной траектории могло быть сочтено ошибкой.       — Да, мама, — отозвалась она, её голос звучал тихо, но ровно.       Люциус, продолжая разговор, едва заметно посмотрел в её сторону, словно проверяя, что она всё ещё сидит с надлежащей осанкой и вниманием.       — Ты ведь видела нашу новую оранжерею? — неожиданно спросил старший Нотт, обратив взгляд на Драко. Его голос был глубоким, почти бархатным, и она почувствовала, как все взгляды сосредоточились на ней.       Драко подняла голову, её длинные волосы чуть качнулись, мягкими прядями скользнув по плечам.       — Нет, сэр, — коротко ответила она, её руки оставались сложенными на коленях.       — Это стоит увидеть, — сказал Нотт, делая короткий жест рукой. — Я горжусь тем, что удалось восстановить её почти в первозданном виде. Магнолии теперь цветут даже зимой.       Слова прозвучали просто, но с едва уловимой гордостью, как будто это был не просто сад, а нечто большее.       — Возможно, после чая мы сможем прогуляться, — предложил он, обращаясь скорее к Люциусу, чем к Драко.       — Несомненно, — отозвался Люциус, чуть склонив голову.       Теодор, стоявший у окна, слегка вздрогнул, услышав разговор об оранжерее, но ничего не сказал. Драко заметила, как он едва заметно отвёл взгляд, и на мгновение ей захотелось понять, что скрывается за этой тенью.       Она вновь опустила глаза на свою чашку, её пальцы чуть сжали фарфор. Тепло чая согревало её ладони, но внутри она чувствовала странный холод. В этом доме всё было идеальным — от массивной мебели до идеально выглаженных манжет на платьях. Но за этим совершенством скрывалось что-то гнетущее, словно в тишине этих стен звучала незримая, неуслышанная мелодия.       Она сидела молча, сохраняя своё безупречное выражение. Но под неподвижной поверхностью нарастала тяжесть — желание сбросить эту маску, хоть на мгновение освободиться от границ, которые её окружали.       Когда Нотт вновь обратился к ней, спросив, нравится ли ей здесь, она подняла глаза.       — Это великолепный дом, — ответила она ровно, её голос звучал бесстрастно.       Но в её ответе не было правды. ***

1994 г.

      Под вечерний свет, пробивающийся сквозь высокие окна Малфой-Мэнора, всё вокруг обретало мраморную чёткость. Золотые лучи дрожали в канделябрах, отражаясь на полированных поверхностях, словно напоминая о вечной, почти болезненной элегантности этого дома. Драко сидела в просторной гостиной, в кресле с высокой спинкой, что, как и вся мебель, было изящно выточено из тёмного дерева и обито тканью оттенка старого вина.       Она держала в руках чашку с чаем, но её пальцы небрежно скользили по ободку фарфора, так и не поднося напиток к губам. Нарцисса сидела напротив, её прямая спина и безупречный профиль напоминали каменную статую, ожившую лишь для того, чтобы излучать ледяную грацию. Люциус стоял у камина, одна рука свободно опиралась на резной карниз, другая небрежно касалась серебряного навершия трости.       — Драко, дорогая, я надеюсь, ты понимаешь, как важно сохранять лицо, — начала Нарцисса, её голос звучал мягко, почти ласково, но в нём чувствовалась стальная нотка, которой нельзя было ослушаться. — Семья — это всё. Безупречность нашего рода зависит от каждого твоего слова, от каждого твоего действия.       Драко медленно подняла взгляд на мать. Её лицо оставалось неподвижным, как маска, но в глазах застыло лёгкое отражение того странного беспокойства, которое последнее время накатывало всё чаще. Слова Нарциссы были сказаны с материнской заботой, но за ними таилась неизменная тяжесть ожиданий, выстроенная десятилетиями традиций.       — Конечно, мама, — холодно отозвалась она, отставляя чашку на мраморный столик. Голос её прозвучал ровно, но внутри, где-то под слоями отчуждения, разгоралась горечь. Драко чувствовала, как эти слова, подобно цепям, снова обвивают её, стягивая до удушья.       — У тебя есть удивительная способность оставаться невозмутимой, — заметил Люциус, его бархатный голос перекрыл шум потрескивающего камина. — Это качество, которое ценит наша кровь. Но ты должна помнить, что невозмутимость — это не только привилегия, но и долг.       Его слова не были упрёком, скорее — указанием, мягким напоминанием об ответственности, от которой нельзя было уклониться. Люциус говорил с дочерью без резкости, но его холодная уверенность всегда была острой, как лезвие. Драко встретилась с его взглядом — пристальным, пронизывающим, словно он видел всё, даже те сомнения, которые она отчаянно пыталась спрятать.       — Я стараюсь, отец, — ответила она после паузы, её голос звучал спокойно, но в груди что-то неестественно дрожало. — Иногда… иногда кажется, что ожидания выше, чем я могу вынести.       Взгляд Люциуса не изменился, но что-то в нём смягчилось, словно на мгновение. Он медленно подошёл ближе, положив руку на спинку её кресла. Его прикосновение было легким, но в нём чувствовалась непривычная теплота, словно он хотел передать что-то, что не мог выразить словами.       — Быть Малфоем — это не всегда легко, Драко, — сказал он тихо, почти шёпотом, его слова звучали так, словно предназначались только ей. — Но это честь, которую ты несёшь. Мы все несем.       Нарцисса наблюдала за ними, её лицо было таким же безупречным, как всегда, но Драко уловила что-то в её глазах — нечто тёплое и одобряющее, словно мать одобряла не слова, а саму сцену, этот редкий момент близости, столь редкий для их семьи.       Драко отвела взгляд, снова взяв чашку, чтобы скрыть дрожь в руках. Тишина наполнила комнату, тяжёлая и насыщенная, словно воздух стал плотнее. Её мысли блуждали в лабиринте противоречий. Она знала, что родители её любили — по-своему, в рамках тех жестких традиций, которые они никогда не ставили под сомнение. Но эта любовь была подобна остро огранённому алмазу: прекрасна, но холодна, и ей, казалось, не хватало воздуха в этой идеальной, выверенной до мелочей структуре.       Снаружи она выглядела так же безупречно, как и дом, в котором выросла. Её осанка была ровной, голос — сдержанным, а выражение лица — непроницаемым. Но внутри что-то ворочалось, беспокойное и неудовлетворённое, как тень, которая не может найти своё место под светом столь высокой наследственности.       Взгляд Драко скользнул по огромным портретам на стенах — предки, которых она никогда не знала, но которые, казалось, смотрели на неё с укором. Эти лица напоминали ей, что её судьба уже давно предрешена, вплетена в этот бесконечный узор традиций, которые невозможно распутать. И всё же в глубине души ей хотелось сбежать. Или хотя бы понять, кто она такая за пределами этой семьи, за пределами этих ожиданий.       — Драко, милая, — тихо проговорила Нарцисса, прерывая её мысли. — Завтра у нас будет ужин с семьёй Гринграссов. Ты должна показать себя с наилучшей стороны.       — Как всегда, мама, — отозвалась она, в её голосе прозвучало едва уловимое напряжение.       В этот момент она казалась самой себе стеклянной фигуркой — изысканной, но хрупкой. Её лицо оставалось холодным и непроницаемым, но под этой маской уже давно разрасталась усталость, которой она не осмеливалась дать волю. ***

1996 г.

      Драко неспешно накинула мантию, обволакивающую её глубокой чернотой, и уставилась в зеркало, словно стремясь вырвать ответ на мучившие её вопросы из безмолвного отражения. На её лице не было и тени эмоции — бледная, почти призрачная кожа напоминала холодный мрамор, а глаза, окружённые тёмными тенями, выдавали её бессонные ночи. Лёгкие, словно перья, пряди светлых волос, которые обычно сияли в лунном свете, теперь безжизненно свисали, будто пыль, оставленная заброшенным временем.       — Ты выглядишь великолепно, дорогая, как и всегда, — проговорила Нарцисса с гордостью, её голос разрезал тишину помещения, как стальной клинок.       Она мягко положила ладонь на плечо дочери. Драко замерла, сдерживая порыв резко отстраниться. Чувство обиды, острое и вязкое, душило её, подобно удаву, но она подавила его, оставляя холодную вежливость на виду.       — Как же прекрасно обладать столь утончённой красотой! — провозгласила мадам Малкин, осматривая её взглядом, в котором мелькал профессиональный восторг, словно перед ней был выставочный манекен. Словно её слова были сотканы из невидимого льда, спазм отвращения сковал живот Драко, пробудив желание немедленно сбросить мантию и исчезнуть из этой комнаты.       — А это платье, — продолжала она, не уставая расписывать достоинства наряда, — подчёркивает всё, что следует! Ваш жених будет просто очарован, можете быть уверены.       Внезапно злость, которую Драко подавляла с самого утра, вспыхнула с новой силой. Она почувствовала, как ярость, словно молния, ударяет в неё, заставляя кровь закипать в жилах. Как эта дерзкая, бесцеремонная женщина осмелилась произносить такие слова? Драко приоткрыла губы, готовясь нанести колкий удар в ответ, но её взгляд случайно зацепился за несколько знакомых макушек, мелькнувших неподалёку. Ледяной поток пробежал по её телу.       По губам Драко скользнула мимолётная усмешка, прежде чем её лицо вновь приобрело ледяное, отстранённое выражение.       — Если ты не понимаешь, мама, откуда этот отвратительный запах, то, увы, сюда только что вошла грязнокровка, — проговорила она медленно, с холодной издёвкой.       — Что за язык вы позволяете себе, мисс? — вспыхнула мадам Малкин, её голос резанул воздух, как треск стекла. — В моём магазине подобное недопустимо! И, ради Мерлина, спрячьте палочки, молодёжь! — добавила она пронзительно, словно предчувствуя надвигающийся хаос.       За спиной Драко, где-то в углу, грязнокровка нервно шептала своим спутникам:       — Не нужно… Не связывайтесь с ней, это бессмысленно…       Драко закатила глаза и, небрежно развернувшись, начала спускаться по узким лестницам, обитым бордовым ковром, который глушил звук её шагов. Каблуки, которые Нарцисса заставляла её носить всё лето, раздражали ещё больше. Мысли о бесконечных уроках, о преподавателях, которых мать нанимала вопреки её протестам, поднимали в ней волны досады.       — Как будто вы осмелитесь колдовать за пределами школы, — лениво протянула она, оборачиваясь через плечо, её голос звучал как едкая насмешка. — Кто это тебе глаз подбил, Грейнджер? Я бы с радостью отправила ему цветы и конфеты.       Нарцисса, уловив нарастающее напряжение, крепко схватила Драко за руку. Это касание было одновременно сдерживающим и напоминающим о границах, которые та не должна пересекать.       — Прошу вас, господа, — голос мадам Малкин стал громче, тревожнее, смешивая в себе раздражение и предостережение. — Прекратите этот абсурд немедленно!       — Уберите их сейчас же, — с ледяным спокойствием произнесла Нарцисса, её тон был столь же холоден, как сталь. — Ещё одна попытка напасть на мою дочь — и я добьюсь, чтобы это стало вашей последней ошибкой.       — Неужели? — Поттер сделал шаг вперёд, его взгляд обжигал их презрением. Голос, прозвучавший в тишине, был пропитан вызовом. — И что вы сделаете? Пошлёте своих дружков, Пожирателей Смерти?       Эти слова ударили Драко, как раскалённый кинжал. Они пронзили её сердце, оставляя болезненный след. Она резко вырвала руку из хватки матери и сделала шаг вперёд, оказавшись лицом к лицу с Поттером.       — Не смей оскорблять мою мать, Поттер, — прошипела она, её голос был острым, как клыки змеи.       Взгляд Драко поднялся к его лицу, и в этот момент её поразило отчаяние. Он был выше её, и это казалось ей несправедливым. В детстве она была выше, и даже тогда это не давало ей уверенности. Теперь же её внутренний голос кричал о неспособности дотянуться до него, как до кого-то далёкого и недосягаемого.       Мадам Малкин, дрожа от волнения, схватилась за сердце, её голос — резкий и пронзительный — наполнил помещение невнятными восклицаниями. Но Драко, не обращая внимания на её нервные попытки разрядить ситуацию, впилась взглядом в Поттера. Его зелёные глаза сверкали решимостью, а палочка оставалась поднятой, словно это был молчаливое противостояние.       — Ну конечно, любимец Дамблдора, — произнёс спокойный, но наполненный ядом голос миссис Малфой. — Ты, наверное, считаешь, что тебя никто не тронет, верно? Но запомни: Дамблдор не всегда будет рядом.       Поттер ухмыльнулся и нарочито огляделся вокруг.       — Как видите, его здесь нет, — язвительно бросил он. — Ну так чего вы ждёте? Давайте, действуйте! Азкабан ведь совсем не плохое место для семейного отдыха.       Драко сделала шаг вперёд, но её каблук предательски зацепился за подол слишком длинной мантии, и она пошатнулась. Смех Уизли раздался громким эхом, как издевательское подтверждение её промаха. Вскипевшая ярость придала ей сил, и, выпрямившись, она резко отбросила с лица ослабевшую прядь волос.       — Я тебя предупреждаю, Поттер, — её голос звучал низко, почти рычаще. — Не смей так говорить о моей матери!       Нарцисса, не теряя самообладания, мягко, но твёрдо дёрнула дочь назад. Её рука, холодная и твёрдая, лежала на плече Драко, как стальной обруч.       — Всё хорошо, дорогая, — произнесла она с убийственной невозмутимостью. — Уверена, что мистер Поттер увидится со своим любимым крёстным раньше, чем я — с Люциусом.       Эти слова вызвали вспышку в глазах Поттера. Его пальцы крепче сжали палочку, и он шагнул вперёд, заставив Драко инстинктивно сделать шаг назад.       — Гарри, остановись! — взмолилась Гермиона, ухватившись за его руку. — Не нужно, не делай этого!       Вся сцена напоминала игру теней на грани взрыва. Мадам Малкин, решив, что лучший выход — сделать вид, будто ничего не происходит, начала копошиться у манекена, но её руки дрожали так, что булавки выпадали из пальцев.       — Драко, дорогая, давай спокойно всё примерим, — робко произнесла она, пытаясь отвлечь девушку. — Мне кажется, левый рукав стоит немного укоротить.       Драко резко обернулась к ней, её лицо потемнело от гнева.       — Не смей ко мне прикасаться! — выкрикнула она, отдёргивая руку.       Злоба, накопившаяся за утро, прорвалась потоком. С силой она стянула с себя мантию и бросила её к ногам мадам Малкин.       — Я не буду носить это убожество!       Нарцисса смерила магазин презрительным взглядом, прежде чем произнести:       — Ты права, Драко. Здесь явно не место для нас.       Она обернулась к Гермионе с таким высокомерием, будто смотрела не на человека, а на пятно на подоле платья.       — Когда я вижу, кого здесь обслуживают, становится понятно, что мы зря сюда пришли. Пойдём к «Твил-фитту и Таттингу».       Драко, следуя за матерью, нарочно задела плечом Рона, оставив у него ощущение удара, которое тот не мог игнорировать.       Напряжение в воздухе достигло предела. Поттер молча смотрел вслед уходящим Малфоям, его губы плотно сжались. Гермиона стояла рядом, её глаза метали молнии, а руки всё ещё удерживали его за запястье, словно она боялась, что он сорвётся в любую секунду.       Магазин вернулся к тишине, но это была тяжёлая, натянутая тишина, наполненная глухим эхом недосказанных слов. ***       — Твоё сквернословие, — ледяным голосом начала Нарцисса, но спустя миг в её интонации промелькнули тёплые нотки, такие мягкие, что Драко почувствовала себя ещё более беззащитной. — Было недопустимо.       Драко с усилием потёрла виски, словно пытаясь выдавить из себя затянувшуюся боль. Серое небо угрюмо нависало над ней, а липкая жара, словно невидимый капкан, сжимала её лёгкие. Вся обстановка напоминала о гнетущей пустоте внутри, и даже прохожие — такие яркие, такие шумные — раздражали её до замирания сердца.       Она сделала глубокий вдох, будто надеялась вдохнуть нечто большее, чем обжигающий воздух переулка, — нечто, что вновь сделает её сильной. Но её руки дрожали, словно выдавая истинное состояние души. Мысли обвивали её сознание, как густой туман, лишая ясности и воли к борьбе.       — Прошу прощения, мама, — наконец пробормотала она. Её голос прозвучал почти сломленно, словно в нём одновременно отражались раскаяние и боязнь.       Нарцисса шагнула ближе, её тонкие пальцы коснулись руки дочери, как дуновение прохладного ветра. Это прикосновение было почти неощутимым, но в нём чувствовалась уверенность, которая заставила Драко поднять взгляд.       — Я знаю, тебе тяжело, — прошептала Нарцисса. — Но пренебрегать собой — это как раз то, чего добиваются они.       Драко сжала губы и отвела взгляд. Слова матери резонировали где-то глубоко внутри, но вместо спокойствия они лишь напомнили ей о том, как далеко она зашла. Всё, что окружало её, пропитано кровью, ненавистью и страхом, которые, казалось, не смыть никакой водой.       Еда вызывала отвращение, как будто каждое её прикосновение к губам напоминало о сценах, которые она не могла забыть. Призраки недавнего прошлого вырывались из тени её разума: крики, кровь, предсмертные взгляды. Она выходила на улицу в надежде на спасение, на очищение, но ветер только усиливал этот гул в её голове. Летний зной, шевелящий траву, не приносил облегчения. Каждый вдох становился испытанием, каждый шаг — борьбой за остатки здравомыслия.       Когда Драко впервые надела чёрную мантию Пожирателей, она чувствовала себя почти героиней. Гордость пронзала её до костей, а сила и принадлежность наполняли сердце. Её юное лицо, скрытое под капюшоном, отражало уверенность, которой она сама не всегда верила. Но стоило ей увидеть первые жертвы, как этот напускной блеск начал тускнеть. Она смотрела на их искажённые лица, слышала их мольбы, но не находила в себе той безжалостности, что читалась в глазах её «соратников».       Когда Тёмный Лорд начал говорить о её задании, Драко застыла, ведь именно приказ убить Дамблдора окончательно надломил её. Она не могла поднять глаза, чувствуя, как её тело сковывает страх. Его слова до сих пор звенели в ушах, словно заклинание, которым невозможно противиться.       — Ты докажешь свою преданность, — произнес он, его голос, холодный и властный, проникал в её сознание, заполняя его вязким ужасом.       Её руки тряслись, когда она представляла, как держит палочку, направленную на мудрого старика. Образы его добрых глаз, которые она видела всего один раз, теперь преследовали её ночами. Это был не просто приказ — это был удар по последним остаткам её человечности. Она всё чаще задавалась вопросом: где та линия, которая отделяет монстра от человека? И сколько шагов она уже сделала за эту грань?       Когда ей впервые пришлось столкнуться с детскими глазами — большими, полными слёз и мольбы, — что-то в ней сломалось. Это напомнило ей о собственном детстве: о солнечных днях в саду, о книгах, которые ей читала мать, о том времени, когда мир казался простым и безопасным. Этот контраст бил по ней с такой силой, что в тот момент она едва удержалась от того, чтобы бросить всё и бежать.       Но куда? Ведь цепи, опутывающие её, были слишком крепки.       Каждый день её идеалы рушились всё сильнее, и с каждым шагом она чувствовала, как почва под ногами становится зыбкой. На очередном собрании, когда в воздухе витал смрад злорадства, она впервые не смогла смотреть в глаза остальным Пожирателям. Их смех, их довольные лица — всё это внушало отвращение, от которого её едва не выворачивало. Они радовались чужим страданиям, а она? Она чувствовала себя чужой в этом мире, частью которого так отчаянно пыталась быть.       — Ты справишься, — произнес отец, и от его слов у неё едва не подкосились ноги.       Задача была ясна: доказать свою верность, убить. Убить того, кто олицетворял всё, чего она когда-либо боялась. Это задание стало её личным приговором, казнью, от которой нельзя было уклониться.       В тишине своих покоев она сидела, глядя на свою палочку. Её пальцы обхватывали древко, как будто это был чужой предмет, не принадлежащий ей. Она не могла представить, как направит её на живое существо, на человека, который не сделал ей ничего плохого.       Мысли затопили её разум, а перед глазами стояли образы прошлого: детские смех и игры в садах Малфой-Мэнора, прикосновения матери к её щеке. Что скажет Нарцисса, если узнает, что её дочь стала убийцей? Сможет ли она посмотреть в глаза своему отцу? Или даже себе?       — Это ради семьи, — шептала она себе. — Это ради их спасения.       Но эти слова уже не звучали утешением. В них больше не было силы.       Её пальцы разжались, и палочка с глухим стуком упала на пол. Она закрыла лицо руками, чувствуя, как внутри разливается безысходность. Это была не просто задача, поставленная Тёмным Лордом. Это было испытание её человечности. ***       Под сводами Большого зала мерцали тысячи свечей, отбрасывая мягкий, тёплый свет на длинные столы, за которыми разместились ученики всех четырёх факультетов. Малфой сидела за столом Слизерина, чуть откинувшись назад и небрежно скрестив руки на груди. Её лицо оставалось непроницаемым, глаза, слегка прищуренные, наблюдали за длинной вереницей первокурсников, которые жались друг к другу, явно ошеломлённые величием церемонии.       Шляпа уже пела свою песню — голос её звучал низко, глухо, слова казались привычными, будто застывшими во времени. Первокурсники всё ещё стояли перед преподавательским столом, ожидая, когда начнётся распределение. Их лица отражали смесь любопытства и страха, а плечи напряжённо поднимались и опускались при каждом вдохе.       Драко равнодушно скользнула взглядом по маленьким фигуркам, при этом сохраняя привычное выражение холодной надменности.       — В этом году их очень много, — прошептала Дафна Гринграсс, наклонившись ближе к Пэнси. Её голос прозвучал почти как шёпот, но в нём сквозила нескрываемая нотка разочарования.       — Потому что принимают кого угодно, — отозвалась Паркинсон, её глаза тоже блестели от скептицизма. — Взгляни на них. Смешение крови становится всё хуже с каждым годом.       Драко молча слушала, её взгляд по-прежнему был направлен на стол первокурсников. Впереди стоял мальчишка с растрёпанными светлыми волосами, его пальцы нервно теребили край мантии.       «Неужели это всё, на что мы можем рассчитывать?» — мелькнуло у неё в голове, но она не подала виду, лишь слегка повела плечом.       — Надеюсь, хотя бы часть из них отправится к нам, — продолжила Дафна, её голос стал чуть громче. — Слизерин и так теряет позиции.       — Слишком многие предпочитают Когтевран или Пуффендуй, — фыркнула Пэнси, поджав губы.       — Смотри, этот мальчишка явно боится даже взгляда Макгонагалл, — с сарказмом заметила Дафна, кивая в сторону одного из первокурсников, мальчика с тёмными кудрями, который нерешительно топтался на месте.       Паркинсон усмехнулась.       — Ему бы в Гриффиндор. Пусть попробует справиться с их нелепой храбростью.       — Очень остроумно, Пэнси. Он буквально дрожит.       Драко продолжала молчать. Её пальцы медленно скользнули по гладкому столу, но в глазах читалась скука.       — Если бы не Поттер, — вдруг тихо произнесла она, — нас бы уважали гораздо больше.       Её слова прозвучали резко, будто она сорвалась с привычной маски холодного спокойствия. Но спустя мгновение она снова приняла привычное безразличное выражение.       В этот момент шляпа громко выкрикнула:       — Слизерин!       Первый из первокурсников неуверенно пошёл к столу. Это был мальчик с тонкими чертами лица и глазами, полными тревоги.       — Один, — скучающим тоном отметила Пэнси.       — Всего лишь один, — повторила Дафна, опустив взгляд.       Спустя несколько минут к столу добавилась ещё одна девочка. Тонкая, с испуганным выражением лица, она быстро села рядом с первым мальчиком, старательно избегая взглядов старшекурсников.       — Двое, — фыркнула Пэнси. — Отличный набор.       Драко бросила на них короткий взгляд, но её внимание тут же отвлёк Забини, который сел ближе и наклонился к ней.       — Малфой, — произнёс он, его голос звучал чуть насмешливо, — неужели ты действительно веришь, что этот год что-то изменит?       Она приподняла бровь.       — А ты, Забини, действительно думаешь, что я строю на что-то надежды?       Он усмехнулся.       — Справедливо.       — Ты хотел это обсудить? — неожиданно спросила она.       — Просто ещё хотел удостовериться, когда ты успела стать такой скучной.       — Всегда была, ты просто не замечал, — отрезала она, в её голосе сквозило высокомерие.       — Хватит ворчать, — вмешалась Дафна, её голос стал резче. — В любом случае, эти первокурсники — просто отражение нашей школы.       — Ещё одно доказательство того, что она катится в пропасть, — мрачно добавила Пэнси, сложив руки на груди.       Драко коротко кивнула, вновь бросая взгляд на группу новоприбывших. Она больше не говорила, её молчание звучало громче слов. ***       В гостиной Слизерина царил полумрак, освещённый лишь зелёным свечением светильников, которые плавно отбрасывали тени на стены, увитые древними гобеленами. Каменные стены, будто впитавшие сырость подземелий, излучали прохладу, и Драко невольно куталась в свой мантии, стараясь согреться. Она сидела в одном из глубоких кожаных кресел, расположив ноги так, чтобы юбка спадала ровными складками. На её коленях лежала массивная книга с потёртым кожаным переплётом, украшенным серебряным тиснением. Тонкие пальцы Драко аккуратно держали книгу за края, чтобы не помять страницы, а волосы, идеально собранные в хвост, касались её плеч, иногда щекоча шею, когда она поворачивала голову.       Книга была старой, пахла пылью и пергаментом. Это был сборник эссе на тему чар замедления времени, написанный выдающимися волшебниками, каждый из которых оставил в магическом мире свой след. Драко читала её не потому, что ей особенно хотелось углубиться в теорию, а потому, что в каждой строке сквозила идея превосходства. Описания сложных заклинаний, упоминания редчайших компонентов, истории об их применении в великих магических дуэлях — всё это звучало, как гимн тем, кто стоял выше остальных.       Но что-то в книге вызывало у неё странное чувство — словно за строками скрывалось недосягаемое. Она читала о великом маге, который, овладев заклинанием, смог остановить время в момент собственной смерти, но ей не казалось, что это история триумфа. Напротив, в этих строках чувствовалась какая-то тоска, будто даже самая великая магия не способна победить неизбежное.       Драко хмурилась, её взгляд скользил по тексту, а мысли уходили куда-то в сторону. Иногда она находила в книге параллели с собой — тонкая грань между силой и одиночеством казалась ей пугающе знакомой.       — Ты хоть слышишь нас, Малфой? — раздался резкий голос Пэнси.       Драко медленно подняла глаза. Она не спешила отвечать, позволив своему взгляду сначала задержаться на ней, а затем скользнуть по Забини, сидевшему рядом, и по Креббу с Гойлом, расположившимся чуть поодаль.       — Конечно, — холодно бросила она.       — Тогда, может, выскажешь своё мнение, — продолжила Пэнси, качнув ногой. Её голос звучал с лёгким вызовом, но в глазах проскользнуло что-то игривое.       — Мнение о чём? — спросила Драко, аккуратно закрывая книгу.       — О том, что Снейп снова будет валить многих на экзаменах, — подал голос Забини. Он откинулся на спинку кресла, его осанка была ленивой, а выражение лица — чуть высокомерным.       — Потому что вы не учитесь, — с лёгким раздражением сказала Драко, скользнув взглядом по его небрежно брошенным на стол учебникам.       — Ну да, потому что ты одна такая умная, — проворчал Кребб, на мгновение отрываясь от куска пирога, который он успел принести с ужина.       — Снейп валит только тех, кто этого заслуживает, — отрезала Драко, её голос прозвучал спокойно, но жёстко.       — Вот именно, — поддержал её Гойл, пытаясь выглядеть уверенно. — Ты же слышал, что он сказал про Когтевран на прошлой неделе.       — Не плюнул им в лицо очередными оскорблениями? — Забини усмехнулся. — Он всегда будет тянуть только нас. Но не забывайте, что он всё же любит, когда Малфой демонстрирует знания. Даже если при этом ты его бесишь.       — Не то чтобы вы ему часто демонстрируете знания, — заметила Драко, поднимая одну бровь.       — Это всё из-за его проклятого зельеварения, — пробормотал Кребб. — Я не понимаю, как он вообще рассчитывает, что мы запомним столько ингредиентов.       — Потому что ты предпочитаешь запоминать только пирожные, — беззлобно усмехнулась Пэнси.       — Я-то хотя бы не делаю вид, что мне нравится! — огрызнулся он.       — А как насчёт Макгонагалл? — вставила Пэнси, её голос стал чуть тише, но в нём чувствовалась искра. — Она в этом году особенно строгая.       — Она всегда строгая, — заметил Забини, лениво потянувшись за своим учебником. — Хотя её уроки трансфигурации, честно говоря, интереснее, чем нудное зельеварение.       — Только если тебе нравится превращать чайники в мышей, — фыркнула Драко.       — А что не так с мышами? — в шутку спросил Гойл, вызывая тихий смешок у Пэнси.       Но Драко не ответила. Она лишь слегка пожала плечами, снова беря книгу в руки. Её пальцы нежно скользнули по обложке, и, когда друзья вернулись к своему спору, она позволила себе ненадолго забыть о них.       Тексты из книги снова завладели её вниманием. Её мысли блуждали где-то между страницами, словно она искала ответ, которого не могла найти. В рассказах о величии магов прошлого было что-то, что заставляло её чувствовать странную пустоту, как будто величие, описанное в книге, вовсе не приносило им счастья.       Она подняла глаза на своих друзей, которые продолжали спорить о том, у кого из преподавателей худший характер. Их голоса наполняли комнату, но в них не было того, что волновало её. На мгновение Драко почувствовала себя чужой среди них, словно все они играли роли, которые были ей непонятны.       И всё же она не подала виду, снова погрузившись в чтение, позволяя зелёным отблескам светильников скользить по страницам и её волосам, которые, как всегда, излучали холодное серебряное сияние. ***       — Ну, как тебе идея с золотом и красным? — голос Пэнси звучал с лёгким волнением, её интонации словно пытались поймать одобрение.       — Слишком предсказуемо, — ответила Драко, не отрывая взгляда от дальнего края поля, где в воздухе мелькали тёмно-красные мантии гриффиндорцев. Её взгляд был холодным и немного рассеянным. — Гриффиндорские цвета. Ты хочешь, чтобы все решили, что это балл для них?       Пэнси фыркнула, скрестив руки на груди.       — А жёлтый и чёрный? Чтобы всё выглядело так, будто мы проводим его для Пуффендуя? Это ещё хуже.       — Тогда сделай что-то более… нейтральное, но утончённое, — Драко наконец повернула голову к подруге. Её тон был безразличным, но в глазах читалась лёгкая насмешка. — Небольшой акцент на роскоши, чтобы они поняли своё место, но без явного давления.       — Например? — Пэнси сдвинула брови.       — Тёмное золото с оттенками чёрного. Добавь мерцающие свечи, которые будут зависать под потолком. Это не только эффектно, но и напомнит им, что они, по сути, танцуют на грани света и тени, — ответила Драко, её голос был мягким, почти ленивым, но в словах сквозило холодное превосходство.       Пэнси внимательно посмотрела на неё, словно пыталась понять, шутит ли она.       — И ты считаешь, что это сработает?       — Конечно, сработает, — отрезала Драко, скользнув взглядом к группе студентов на тренировке. Гарри Поттер как раз взмыл в воздух на своей метле, держа в руке крошечный золотой снитч. — Или у тебя есть лучшее предложение?       — На самом деле, да. Что-то с серебром и ледяными голубыми оттенками. Это будет элегантно, и не напомнит никому о факультетских цветах.       Драко снова посмотрела на неё, на этот раз с лёгким одобрением.       — Это уже лучше. Но убедись, что всё будет выглядеть дорого. Никаких дешёвых ленточек.       Пэнси закатила глаза.       — Как будто я бы позволила себе дешёвые ленточки, — пробормотала она. — Но у меня другой вопрос. Что насчёт костюмов?       — Ты о чём?       — Ну, если цвета будут такими холодными, как это скажется на наших платьях?       Драко на мгновение задумалась. Её взгляд вновь метнулся к квиддичному полю. Там Поттер выполнял резкий вираж, а Уизли едва не свалился с метлы, пытаясь поймать квоффл.       — Белое с серебром для тебя, если хочешь выделиться, — наконец сказала она, возвращая внимание к разговору. — Но я бы советовала что-то насыщенное, например, тёмно-синее. Это будет контрастировать с фоном и подчеркнёт детали.       — Ты говоришь так, будто всё это уже решено, — Пэнси чуть нахмурилась, но в её голосе всё равно слышалась игривая интонация.       — Потому что, по сути, так и есть, — Драко посмотрела на неё, не скрывая лёгкой усмешки. — Ты ведь всё равно в итоге последуешь моему совету.       — Уверенная, как всегда, — пробормотала Пэнси, но на её губах мелькнула улыбка.       — А ты чего ожидала? — холодно ответила Драко. — У меня вкус лучше, чем у кого-либо из наших однокурсников.       Пэнси сделала вид, что задумалась, затем склонила голову к плечу.       — Ну ладно, спорить не буду. Но что с развлечениями? Музыкой? Танцами? Это же важнее всего остального.       — Возьми оркестр. И не тот, который они обычно приглашают для баллов, — Драко слегка прищурилась, снова бросая взгляд на поле. Поттер опустился на землю, а Уизли что-то кричал ему в спину. — Найди кого-то из Лютнянской Академии в Париже. Они знают, как произвести впечатление.       — Ты думаешь, они согласятся? — Пэнси подняла бровь.       — Убедись, что согласятся. Деньги и имя Малфоев открывают многие двери.       — А что насчёт тостов? — продолжала Пэнси, её голос стал серьёзнее. — Кто их будет произносить?       Драко немного помолчала.       — Я. И, возможно, Забини. Он умеет говорить красиво, если захочет. Но следи за тем, чтобы никто из Гриффиндора не попытался перетянуть внимание.       — Думаешь, они будут пытаться?       — Это же Гриффиндор. Они всегда думают, что им всё можно.       Пэнси усмехнулась и кивнула, её настроение заметно улучшилось.       — Ну, звучит как план. Осталось только убедить всех остальных.       Драко равнодушно пожала плечами.       — Если кто-то будет возражать, мне всё равно. Всё будет так, как я сказала. Или пусть придумывают сами.       Она бросила последний взгляд на тренировку. Поттер взлетел снова, и, хотя она быстро отвернулась, в её глазах промелькнуло нечто похожее на раздражение.       — Ладно, хватит об этом. Ты всё поняла, так что иди занимайся.       Пэнси кивнула, но её взгляд на мгновение задержался на подруге.       — Ты всегда такая уверенная, Драко. Иногда мне кажется, ты вообще не сомневаешься ни в чём.       Малфой усмехнулась, но не ответила, лишь коротко кивнув, и отвернулась, делая вид, что смотрит на поле.