Язык цветов

      В жизни Рен почти никогда не было мужчин. Обычно она предпочитает никому не распространять информацию о своей семье – привлекать внимание и желать его, совершенно не ее стезя. Однако, учитывая, что дедушка умер еще тогда, когда мать Хаджиме была маленькой девочкой, а ухажер сбежал, понимая, что оставляет свою молодую партнершу беременной одну, нельзя удивляться такому заявлению. Никогда не знавшая, как правильно обращаться и говорить с мужским полом, девушка боится влюбляться и любить. В страхе распространить свое невезение на остальных, она и без того держится особняком, отстраненная ото всех, а уж признаться кому-то в своей влюбленности – невозможно и невыполнимо для социофоба-интроверта, который не желает высказывать вслух о том, что сейчас чувствует. Легкие диалоги, быстрые взгляды, вздохи и мысли о том, что нужно еще немного потерпеть, и чувства вот-вот пройдут – обыкновенность.              Все ее школьные годы так протекали, пока Годжо не забрал ее в техникум. Рен смогла решиться лишь раз, но ее отвергли, и тогда она совсем закрылась, пообещав себе не притрагиваться к этой теме. Влюбленность для нее – беспросветная бездна, затягивающая с головой, не дающая вздохнуть и выдохнуть. Любовь делает человека глупым и нелепым, неосторожным и беспомощным, обезоруженным и незащищенным. Это не более, чем самый легкий способ свести кого-то с ума, заставляя не спать и не есть. Копящая чувства и эмоции внутри, Хаджиме всегда тяжело претерпевала свою любовь к какому-то очередному человеку, проявившему заботу к ней. Так было всегда, так есть и сейчас, и ее сердце колотится, как бешеное, стоит кому-то отнестись к ней хоть чуточку теплее, чем просто вежливо. Неуверенная в том, что достойна чужой похвалы и заботы, она влюбленно вздыхала, только услышав милый комплимент в свою сторону.              Чувства ловят в капкан, обхватывают железными прутьями и шипами врезаются в горло. Ни сказать, ни вскрикнуть, ни даже вздохнуть – шею сдавливает стальными тисками, сердце бьется о клетку реберных костей. Будто в плену, Рен выгоняла человека из своей головы всевозможными способами – злилась, рыдала в подушку, раздражалась и думала о том, как ее тошнит от него. Несмотря на свой страх общества и других людей, она остается подростком, обычной девушкой шестнадцати лет, которая также, как и остальные ребята, влюбляется и мечтает о своем предмете воздыхания. Конечно, далеких планов в виде отношений, в ее голове никогда не возникает, так как о настоящей любви Хаджиме отметает мысли сразу. Подвергнуть любимого человека своей неудаче и невезению, обречь его на отношения с малоэмоциональной на вид девушкой, которая не уверена в себе и в своих словах – самое глупое, что можно сделать, опять же по ее мнению.              Серые глаза застенчиво выглядывают из-под белых ресниц, тонкие и дрожащие пальцы крепко обхватывают чужую бутылку воды. В другой ладони остается осторожно сложенная записка от Инумаки, на которого Рен смотрит издалека, подтянув к себе колени и закрыв ими половину бледного лица. Может быть, это и просто снова обычное дружелюбие, коим сочится парень, но для студентки его поддержка многое значит. Очень редко можно получить чей-то совет и похвалу, если ты стараешься никак не выделяться, делая все в очень спокойном и тихом темпе. Положив голову на острые колени, девушка слегка улыбается, ощущая теплое чувство, греющее изнутри. Почувствовав нечто подобное раньше, она бы испугалась, но сейчас Хаджиме просто слушает, как пульс слегка подскакивает в висках, разгоняя любые тревожные мысли. Сказавший ранее о том, что все они здесь слегка странные из-за своего происхождения, Тоге повлиял на нее как-то особенно сильно.              Глаза сонно слипаются и закрываются, стоит положить голову на какую-то поверхность. Ощутившая внезапную усталость и сонливость, Рен моргает несколько раз и вскидывает голову вверх. Она, вытянув ноги вперед, поднимается со ступени и слегка покачивается, пошатнувшись на месте. Взгляд становится размытым на пару секунд, попытка прийти в себя занимает еще некоторое время. Горящий жар внутри сменяется странным чувством опустошенности, и чтобы понять его причины, приходится недолго поразмыслить, стоя на месте и улавливая равновесие. Шмыгнув вниз по ступенькам, девушка медленно пересекает стадион, направляясь к лесной полосе. Уже не так активно прыгающий и скачущий между деревьями, Нана прислоняется плечом к стволу и сонно зевает, потирая маленьким кулаком свой глаз с влажными ресницами. Подхватив уставшего мальчишку, старшая осторожно обнимает его и поднимает на руки, позволяя обхватить себя руками и ногами.              — Нана, пора отдохнуть, – наклонившись к уху брата, шепчет она.              — Угу-у… сладких сно-ов, сестренка… – потянувшись вперед и чмокнув сестру куда-то в подбородок, бормочет тот.              Растерянная после поцелуя, Рен пару раз хлопает ресницами. В этот момент Нана медленно обмякает на ее руках, а потом и вовсе потихоньку растворяется, оставляя за собой в воздухе легкие серебристые блеск и пыль. Каждый раз наблюдать такое исчезновение своего, казалось бы, брата, довольно странно и пугающе, но девушка старается понемногу привыкнуть. Приникнув к стволу дерева плечом и виском, та зевает и проводит холодной ладонью по лицу, чтобы хоть немного проснуться. Однако, в какой-то момент разум начинает полностью отключаться от желания вздремнуть, из-за чего Хаджиме расслабляется и закрывает глаза. Ее тонкие руки свисают по бокам будто плети, а лоб упирается в кору дерева. Несмотря на боль, которую приносит эта странная поза, студентка вполне удачно засыпает и не сползает вниз, оставаясь стоять на месте, словно солдат с воинской выправкой.              Разбудить ее решается лишь Кугисаки, которой на подозрительное положение одногруппницы указывает Фушигуро, закончивший с разминкой. Нобара достаточно быстро подбегает к подруге и слегка трясет ее за плечо, что заставляет ту лишь наклониться назад и упасть в руки рыжей. Смятенная и одновременно удивленная таким крепким чужим сном, девушка снова трясет Хаджиме и нехотя щипает ее за плечо. Сонно чавкнув и нахмурив светлые брови, Рен дергает рукой и ворчит себе под нос, наотмашь взмахивая ладонью. Кугисаки, не стесняясь, хихикает и поворачивает корпус, замечая Мегуми, который смотрит на них издалека и пытается понять, что происходит. К этому замечательному мероприятию присоединяется и Инумаки, вставший с травы и взглянувший на заснувшую первогодку. Прищурившись и разглядев, что Рен спит, он спешит к девушкам, чтобы помочь разбудить или, хотя бы, удержать одну из них.              — Рен, вставай… Рен, как ты спишь стоя? – еще раз встряхнув подругу, смеется Нобара.              — Икура… – тихо бормочет Тоге, который щелкает пальцами перед лицом студентки, — Такана? – обращается он к рыжей уже громче, чуть протягивая руки.              — А? Нет-нет, она очень легкая… все нормально, я держу, – мотает головой та, взглянув на сэмпая и вскинув бровь.              — Окака, – мотнув головой, тот все равно протягивает руки и подхватывает Хаджиме, роняя ее лбом на свое плечо и подтаскивая поближе.              — Почему она вообще не просыпается? Как можно так спать, пока тебя вертят в разные стороны… – тыкая пальцем в щеку подруги, хихикает Кугисаки.              — Лосось, – усмехнувшись и пожав плечами, парень мысленно отмечает, что по утрам он спит точно также.              Дернув головой и чуть съехав лбом вниз по плечу Инумаки, Рен чувствует, что ее спящее положение странным образом изменилось. На ее спине явно лежит чья-то рука, нос уткнулся в приятно пахнущую ткань чужой мягкой одежды, а лоб болит из-за недавней позы «тесного контакта с природой». Подняв одну ладонь и уперевшись в другое плечо Тоге, девушка приподнимает голову и слегка открывает глаза. В этот момент Кугисаки, уже не сдерживаясь, начинает хохотать, прикрыв рот рукой. Девичий смех отрезвляет отключенный мозг, заставляет извилины работать в ускоренном режиме, а глаза сфокусироваться на обзоре перед собой. Заметив фиолетовый удивленный взгляд сэмпая, студентка медленно раскрывает свои глаза шире и быстро обдумывает, что вообще происходит. Одернувшись и отшатнувшись назад, словно ошпаренная, она делает несколько шагов в сторону и прижимает свои ладони к груди.              — Проснулась, – утирая выступившие слезы, констатирует факт Нобара.              — Тунец, – кивнув, соглашается Инумаки.              «Спала? Спала стоя? Спала на плече Инумаки-сана? Я стоя спала на его плече?» – зарываясь пальцами в белые взъерошенные волосы, пытается прийти в себя Рен.              — Рен, ты в порядке? – уже обеспокоенно спрашивает подруга, делая шаг навстречу.              — Да, нормально! Извините, пожалуйста, это просто… я… мне жаль, я… – слова срываются с бледных губ, взгляд бегает из стороны в сторону.              «Позорище, Рен, позорище! Как можно было уснуть? Почему я уснула? Все видели, все видели… Нобара смеялась…» – ее лицо медленно покрывается алыми пятнами от стыда, ярко-красные уши слишком выделяются на фоне светлых волос.              — Все в порядке, не волнуйся. Ты устала? – положив ладонь на плечо Хаджиме, спокойно спрашивает Кугисаки.              — Да, эм-м… кажется, из-за Наны… мне очень жаль! Инумаки-сан, Нобара, простите, – ее голос дрожит, плечи напряженно поднимаются.              — Сяке. Такана? – помотав головой, непринужденно спрашивает Тоге.              — Ничего, все в порядке! Немного отдохнула и нормально, и хорошо… я тяжелая? – слова вылетают беспорядочно, почти лихорадочно, словно выпадают изо рта, руки трясутся и перебирают ткань футболки на ее подоле.              — Нет.              — Окака.              Подняв пристыженный взгляд, Рен смотрит на шаманов, сглатывая вязкий ком, вставший в горле. Вполне очевидным был тот факт, что она уснет, если потратит слишком много проклятой энергии из-за призыва Наны – так случалось всегда. Однако, разгоряченная совместной разминкой с Инумаки, его поддержкой и своими, какими-то детскими наивностью и радостью, девушка совершенно забыла про то, что недостаток проклятой энергии заставляет ее уснуть в любом положении, какое только сможет принять ее слабое тело. Положив ладони на шею с двух ее сторон, Хаджиме пытается успокоить стремительно растущий пульс и горячий пот, обливший ее спину. Затылок покрывается мурашками, в висках бьет громким набатом от паники. Понимая, что в этот момент ее лицо запредельно красное и нелепое, студентка пытается скрыть его, заставляя Кугисаки лишь настойчивее вглядываться в серые глаза той.              — Хаджиме, тебя зовут! – сложив ладони вокруг рта, громко говорит Фушигуро.              Не раздумывая, Хаджиме вскидывает голову по направлению к Мегуми и срывается с места. Ноги несут ее так быстро, будто она и не спала буквально две минуты назад. Поджав губы и тяжело вздохнув, девушка пересекает стадион и взлетает по лестнице, подхватывая сумку. Словно небольшой ураган, она исчезает с чужих глаз практически мгновенно, вылетая пулей из высоких ворот. Почти сразу ее останавливает чужая женская рука, поспешно хватающая за локоть и тянущая на себя. Тяжело вздохнув и кинув дикий взгляд на человека перед собой, Рен замирает на месте и прижимает тыльную сторону ладони к подбородку. Перед ней стоит знакомая ей девушка с коротко-остриженным блондом, темные корни которого достаточно отросли. Официальный брючный костюм, пиджак и красный галстук, заинтересованные и слегка удивленные голубые глаза – она кажется очень знакомой.              Порывшись в голове и сделав несколько быстрых, но безуспешных попыток найти имя в глубинах своего запыленного разума, Хаджиме не удается вспомнить даже фамилию.              — Хаджиме, как дела? Обжилась здесь уже? – улыбнувшись и отпустив локоть студентки, дружелюбно спрашивает девушка.              — Да, обжилась… – медленно кивает она, все еще пытаясь вспомнить чужое имя.              — Там твои вещи довезли, коробки всякие… в общем, перенесли в твою комнату, так что ты не волнуйся, – пару раз успокаивающе махнув ладонью, сообщает блондинка.              — А, вы о вещах из квартиры? Большое спасибо… они как-то задержались, я думала, не привезут, – склонив голову набок, бормочет Рен.              — Ага-ага, именно их, – щелкнув пальцами и направив указательный на ту, кивает менеджер, — Ты уж прости, что задержали, дела были, сама понимаешь, – вздыхает она, опустив руку.              — Понимаю… – тихо кивает девушка, пытливо вглядываясь в голубые глаза напротив.              Неловкая тишина стоит всего пару секунд.              — Акари Нитта. Забыла, да? – хихикнув, внезапно говорит Акари.              Уши снова палит легкий стыд, и Хаджиме прочищает горло.              — Извините… – хмыкает она на выдохе, щипая себя за мочку уха.              — Да ладно тебе, бывает, – улыбается Нитта, сложив руки на груди, — В общем, коробки разберешь, я предупредила… что же ещё я… ох, Идзити-сан! – встрепенувшись, девушка растерянно вертится на месте, а потом машет рукой студентке, — Прости, побегу! Удачи! – взмахнув рукой лишний раз, она быстро идет ко входу в здание.              Еще взбудораженная мыслью о сне на плече Инумаки, Рен кидает взгляд на ворота, ведущие к стадиону. Мотнув головой и взъерошив волосы на затылке дрожащей рукой, она бредет по каменной дорожке в общежитие. Лучше поскорее забыть произошедшее и отвлечься на что-то, уповая на то, что другие также не будут зацикливаться на этом случае. Стыд изгрызает сердце, скребется где-то в груди и царапает лицо, заставляя опускать взгляд на носки собственных кроссовок, скрывая поалевшие пятнами щеки. Пальцы так и тянутся к белым волосам, которые ерошит и путает. Вздохнув поглубже и вскинув взгляд вверх, Хаджиме заходит в здание общежития и поднимается по лестнице, взявшись за поручень. Надеясь, что завтра Маки не задаст нервотрепку за уход с тренировки, она заползает в комнату и видит коробки, стоящие посреди помещения.              Скинув сумку и обувь, девушка подходит к одной коробке и ногтями врезается в тонкий скотч. Приложив усилия и растянув его с легким скрипом, она хрипит и разрывает липкую ленту, сдувая прядь челки с глаз. Раскинув верх коробки и заглянув внутрь, Рен видит стопки книг, бабушкину посуду, завернутую в пупырчатую пленку, какие-то вазочки и статуэтки. Выгребая весь этот хлам и выгружая его на пол, она разглядывает каждую книгу и вчитывается в названия, написанные на обложках. Ей хочется найти что-то важное, оставшееся от Ханы, поэтому студентка так ждала, пока ее вещи довезут. Вылавливая со дна потрепанную старую книжонку с пожелтевшими краями шершавой обложки, Рен подтягивает с кровати одну подушку и кладет ее под себя, усаживаясь сверху. Открыв первые парочку страниц, она с предвкушением смотрит на записи, но находит лишь рецепт каких-то булочек с дыней.              Цокнув языком и почесав шею, девушка еще раз смотрит на обложку и название – «Сокровенные тайны». Кажется, ее бабуля была еще той шутницей. Вскинув бровь и пролистав записную книжку до середины, Хаджиме откладывает ее в стопку к остальным, подтягивая к себе ноги и выуживая еще парочку бесполезных книг. Когда пальцы нащупывают какую-то шуршащую, рассыпающуюся бумажку на самом дне и достают ее, Рен замечает странные линии, вырисованные на крошащемся пергаменте. Это буквально можно назвать каким-то древним свитком, судя по его состоянию. Осторожно раскрыв сверток, девушка пытается понять хоть что-то, что написано на пожелтевшей бумаге. Поворачивая лист в разные стороны и вздыхая, она хмурит светлые брови, когда находит правильное положение. Пустые рамочки, кажется, предполагают фотографии чьих-то лиц, но их там нет – возможно, отпали с годами.              Водя длинным пальцем по иероглифам, Хаджиме находит имя своей бабушки. Она прикусывает губу и читает ее женскую фамилию, но она слишком размазана и стерта. Аккуратно передвигая палец выше и находя более четкую надпись, девушка наклоняется и щурится. Два узких иероглифа, обозначающих «Хаяси», заставляют нахмуриться и отодвинуться. Разглядывая остальные имена, она склоняет голову набок и пытается вспомнить хоть кого-то из родственников, кто обладает такой фамилией, но на ум ничего не приходит. Здесь дело даже не в том, что у Рен плохая память – к ним в принципе не приходили родственники бабушки или дедушки. Никогда не задававшая вопросов, она теперь задумалась, почему так происходило. Хана была ворчливой и очень грубой женщиной, но явно не такой нелюдимой, как ее внучка – в соседках находились ее подруги и знакомые.              Подцепив верхний край пергамента, девушка откладывает его в сторону и встает на колени, залезая в коробку. Раздвигая вазочки и посуду, она вздыхает и зачесывает челку назад. Отодвинув коробку в сторону, Хаджиме разрывает вторую и лезет внутрь, нагнувшись вперед. Вытаскивая всякий хлам, она достает разные книги, диски, достает какие-то старые круглые часы с расписанной рамкой и обещает себе повесить их на стену, но потом. Коробка кончается, открывается третья – там какие-то тетради, уже запачканные и пыльные, книжонки и маленькие обрывки листов в них, мелкие записки и магнитики на холодильник. Вытащив очередной блокнот со дна, Рен в очередной раз сдувает волосы с глаз и листает страницы, почесав нос от пыли, попавшей на него. Зацепившись за непонятные размашистые записи, она вчитывается и облизывает пересохшие губы, медленно усаживаясь обратно на подушку, которая лежит на полу. Кусая губы и ковыряя мочку уха, студентка хмурится.              «Приходила тётка. Я на порог не пустила, не хочу, чтобы она увидела Рен. Заметит ее белые волосы и серые глаза – сожрет с потрохами. Терпеть не могу эту семью.»              Перелистнув страницу и сгорбившись над текстом, она вдумчиво читает каждое слово, которое компонуют символы.              «Не думала, что даже обычные слова шаманов прокляты. Если все-таки Кото умерла из-за моих криков, никогда себя не прощу.»              Ком медленно застревает в горле, и девушка сжимает блокнот пальцами, ногтями впиваясь в измятые листы.              «Рен иногда говорит с кем-то в своей комнате. Если ей тоже передалась эта кровь, грех мне на душу.»              К горлу подступает какая-то мерзкая, противная тошнота. По телу пробегаются мурашки, и лицо бледнеет, словно вся кровь отливает куда-то в сердце, которое бьется чаще обычного. Дрожащие пальцы перелистывают страницу, глаза пробегаются по неровной записи, которую слегка зачеркнули наполовину. Сжимая желтый, хрустящий лист сухой бумаги, Хаджиме отрывает его и сминает в руке, кидая на пол. Дыхание учащается, к глазам прилипают слезы, мутной поволокой закрывающие взгляд, блестят на уголках и впитываются в белые ресницы. Колени больно упираются в пол, когда девушка начинает несдержанно и нервно вырывать листы бумаги, кидая их в стороны и царапая твердую обложку ногтями. Глаза бегают в стороны, она будто задыхается, когда приподнимается и смотрит на статуэтки, которые так бережно вытаскивала и ставила на ровный пол. Губы дрожат от подступающей истерики, слезы начинают беспрерывно катиться по бледным щекам – Рен встает на ноги и пытается куда-то прибиться, задевает ногами вазочку, которая падает и тихонько звякает.              «Даже ее лицо чем-то похоже на кого-то из моих родственников… и эти серые глаза… почти белые ведь.»              Зарываясь пальцами в белые волосы, она снова наклоняется и садится на корточки, кусая собственные губы в кровь. В голове все плывет и смешивается, в груди горят смешанные чувства, которые Хаджиме так долго собирала в клубок и пыталась подавить, пыталась не ощущать и скрыть глубоко в себе. Беспорядочно размазывая слезы по щекам, она хватается за другой блокнот и заглядывает в него, рвет листы в попытке выместить вырывающиеся наружу эмоции, но это не помогает. Порезавшись об угол страницы, студентка чувствует, как ее левый бок пульсирует, легкие сжимаются, будто ребра давят на них, и дышать становится совсем тяжело и даже больно. Отползая к кровати, она ударяется спиной и затылком о прикроватную тумбочку, притягивает к себе колени и сжимается в комок, словно испуганный зверенок. Всхлипы давят сиплый голос, заставляют плечи вздрагивать и подскакивать вверх.              «Рен передалась кровь Хаяси. Чертова семейка, будь она еще раз проклята, и здесь добралась до меня. Всю жизнь испоганят моей внучке своим колдовством…»              Пытаясь остановить внезапно побежавшие слезы, которые пошли после прочтения последней записи, Хаджиме трет руками лицо, шипит, когда соленая влага попадает на искусанные губы, болезненно саднящие. Воздух поступает в организм толчками и резкими, судорожными вздохами, которые она делает, в попытке успокоиться и перестать дышать с шелестом, будто пластмассовый пакет. Царапая грудную клетку и ребра ногтями, Рен откидывает голову к потолку и вновь ударяется ею о тумбочку, но не обращает на это внимания. Часто моргая и вытирая запястьем слезы, она дышит медленнее, делает это размеренно, хоть часто и заикается. Холодные слезы забегают по щекам в уши, заставляют недовольно сморщить забитый нос и дрожащими пальцами стереть всю жидкость с лица. Мысли роятся в голове, будто в осиновом гнезде, которое страшно трогать – ткнешь, и ужалит так, что не придешь в себя.              Жуткая обида мешается с непониманием, выливается в злобу, которая тихнет в омуте усталости, тонет там и булькает, выплывая на поверхность попытками дать оправдание. Хотела защитить, хотела уберечь, хотела помочь и скрыть – в голову лезет все, тушит возгорающийся каждую секунду пожар, который обжигает грудь. Рука протягивается к постели, девушка еле как упирается в матрас и заползает на кровать, подтаскивая к голове вторую подушку и зарываясь под нее. Укутавшись в тяжелое, хрустящее одеяло, которое шуршит и шелестит, Рен еще пару раз всхлипывает и зажмуривается, подгребая к себе холодные ноги. Думать становится практически болезненно, все тело сотрясается от желания закричать, громко и протяжно, заскулить и взвыть, похныкивая в подушку. Сжимая пальцами одеяло настолько сильно, что костяшки и без того бледных рук белеют, Хаджиме выползает из-под подушки и закрывает лицо в сгибе локтя, тяжело дыша.              Хана могла бы рассказать, могла бы признаться и объяснить, но она до последнего в своей жизни избегала шаманов и колдовство, которым была наделена, которым наделила собственную дочь, а уже та – своих детей. Проклятия, что кричала разъяренная бабушка вслед беременной Кото, которую бросили абсолютно все, сработали именно так, как она, возможно, хотела. Нана умер, проклятый собственной бабкой, а умирающая, одинокая и молодая девушка, наделенная тем же талантом к шаманству, до последнего реяла за то, чтобы ее дети не были покинутыми и брошенными ровно также, как она. Рен, которая просто попала в сложную ситуацию, рожденная в подобных обстоятельствах, была не больше, чем жертвой проблем своих родственников. И ее умерший брат, который стал ее проклятым духом, и ее неудачи, невезения, ее внезапное посвящение в шамана – все это то, что натворили другие люди.              Слезы вновь жгут глаза, собираются блестящей пленкой на сером, опустевшем взгляде. Закутавшаяся в одеяло, будто в кокон, девушка пытается перестать плакать, но у нее не получается успокоиться. Закрыв глаза и всхлипнув, она зарывается носом в подушку и сглатывает, смочив сухое горло вязкой слюной. Хаджиме никогда не задумывалась, любит ли она свою бабушку, но она явно испытывала к ней теплые чувства. Этот человек вырастил ее, дал какое-то воспитание и участвовал в ее жизни, в чем-то помогал и пытался быть рядом настолько, насколько позволял собственный характер и жизненные убеждения. Когда Хана умерла, девушка громко рыдала, хотя предполагала, что не сможет даже расплакаться на пару секунд. Все-таки, она очень благодарна ей за эту сторону своей жизни, за ее стремление и желание дать спокойную, обычную рутину каждого ребенка и подростка. Рен не погружали в мир шаманов только чтобы защитить, но сейчас она вынуждена бороться с этим одна, ведь проблемы ее все же настигли.

°°°

      Растянувшись на постели, девушка приоткрывает глаза, которые явно опухли от слез. Легкая ноющая боль жжет губы, стоит их облизнуть и в моменте сморщиться, хрипнув и поглубже вздохнув. Приподнявшись на локтях, Хаджиме усаживается и сонно пошатывается, пару раз моргнув и сфокусировав размытый взгляд. Сползая на пол в очередной раз так, что одежда задирается вверх, зацепившись за край кровати, Рен проводит по лицу холодной ладонью и трет глаза. От этого они болят еще сильнее, но теперь все видно отчетливее, из-за чего студентка замечает, какой бардак она навела на полу. Везде разбросаны неаккуратно вырванные страницы, они смяты и разорваны дополнительно, стопки книг покривились и упали, ровным строем домино распластавшись по всему полу комнаты. Одна вазочка валяется практически под кроватью, упавшая в какой-то момент метаний, край ее сколот и безжалостно треснут.              Сил на приборку совершенно нет, поэтому Хаджиме небрежно вытягивает одну ногу и пинает коробку, отталкивая ее с некой злобой. Одергивая свою задравшуюся одежду вниз, она роется в карманах и медленно опускает взгляд, нащупав что-то в одном из них. Вытащив сложенную и чуть помятую записку, Рен разворачивает ее и снова читает то, что написал для нее Инумаки. Приоткрыв рот, она вдруг выдыхает и смеется, откинув голову назад. Положив затылок на кровать, девушка поджимает губы и бережно разглаживает бумажку, подняв ее над лицом. Может быть, она на самом деле не одна в этой куче проблем. Доползая до стола с ноутбуком, Хаджиме встает на ноги и достает декоративный скотч, отрывает от него кусочек и падает на стул, чтобы наклеить записку на стакан с ручками и карандашами. Сложив руки на столе и положив на них голову, она смотрит на фразу со звездочкой, раз за разом прогоняя ее в голове и на языке.              Вздрогнув из-за внезапного стука в окно, девушка медленно поднимается, подумав, что ей показалось. Однако, вскоре в стекло снова попадает что-то мелкое, и приходится подойти к нему, огибая коробки и разбросанные книги. Отодвинув горшки с цветами, Рен открывает окно и выглядывает, опустив взгляд вниз. Заметив снизу Инумаки, который сел на корточки и стряхнул с руки мелкие камушки, что нарыл в песке, дабы попасть в окно первогодки, она склоняет голову набок. Встретившись взглядом с сэмпаем, студентка пристыженно дергает плечами и прикрывает тыльной стороной ладони половину своего лица. Заплаканная, опухшая, с искусанными губами и взъерошенными волосами, она сейчас выглядит просто ужасно. Тоге это, кажется, совершенно не волнует, потому что он машет ей рукой и что-то достает из кармана своей кофты. Он все еще в спортивной одежде, а не в форме техникума, но взглянуть на время сейчас некогда.              — Лети, – тихо говорит парень, приподняв самолетик, который лежит на двух его ладонях, сложенных лодочкой.              Приятный, чуть хрипловатый юношеский голос достигает уши, заставляя отодвинуть ладонь от губ и пошире раскрыть глаза. Бумажный самолетик вдруг взлетает и поднимается в воздухе, достигая ее окна. Испугавшись, что он сейчас улетит, Рен резко протягивает руки и хватается за него пальцами. Прижав самолетик к себе, она опускает взгляд вниз и смотрит на Инумаки. Постучав по одной своей ладони, он показывает ими, что на него нужно посмотреть. Неуверенно кивнув, студентка еще боязливо раскрывает руки, будто сверток вот-вот выпорхнет и улетит по ветру, как маленькая птичка. Взглянув на самолетик, она видит разные надписи, которые помечены порядковыми номерами. Слова поддержки покрывают весь лист, который собран в легкое оригами. Пальцы дрожат сильнее обычного, когда Хаджиме несдержанно поджимает губы, не обращая внимания на тупую боль от укусов.              — Почему? – негромко бормочет она, взглянув на Тоге.              — Тунец майонез, – тот пожимает плечами так, будто самолетик был сделан не им.              Дергая мочку своего уха, Рен вглядывается в лицо сэмпая.              — Спасибо… – кивает она, слегка улыбнувшись и потерев свою шею.              — Лосось! – показав два пальца, Инумаки щурится так, будто он улыбается.              «Это из-за моего побега со стадиона? Почему он… почему?» – судорожно вздохнув, Хаджиме отводит взгляд и пытается понять причину действий юноши, но у нее никак не получается.              — Тунец-тунец, – махнув ладонью, чтобы привлечь внимание, тот тыкает пальцем в сторону горшков с цветами, которые видит сквозь оконное стекло.              — Ты про орхидею? – догадывается девушка, взглянув на отодвинутые вазы.              — Тунец, – кивает Тоге, и задумчиво скрещивает руки на груди, пытаясь понять, как сказать то, что он хочет донести.              — Я посмотрю завтра, – вскинув бровь, предлагает вариант Рен.              — Лосось, лосось! – показав большой палец, соглашается юноша.              «Такой забавный…» – подпирая подбородок рукой, улыбается Хаджиме.