Язык цветов

      Чем больше ты реагируешь на чей-то негатив, тем больше его становится. Выучив это правило еще в школе при травле, Хаджиме на всю жизнь запомнила его. Даже если этот негатив сочится из самого себя, нужно уметь сдерживаться. Ни одна капля не должна перелиться за край этой стеклянной чаши, треснувшей от объема. Вода собирается медленно, по крупицам, покрывается невидимой плёнкой, которая удерживает жидкость в чаше и не дает пролиться. Выплескивать понемногу, потихоньку, осторожно склоняя сосуд, настолько боязливо, будто в любой момент уронишь и разобьешь. Даже если в груди невыносимо больно, даже если изнутри сжигает испепеляющая ненависть или горькая обида, нельзя позволять воде перелиться слишком резко и внезапно.              Всю жизнь Рен держится на метафорах и сравнениях, всю жизнь держит себя в стальных тисках и зажимает свой рот руками. Ее чувство собственного достоинства настолько хрупкое и слабое, что любой толчок уронит эту мнимую хрустальную фигурку, которая покачивается из стороны в сторону. Позволить другим увидеть собственные слезы, которые так нагло иногда рвутся изнутри – недопустимая роскошь, до которой редко можно дотянуться. Скрываться даже от тех, кого считаешь близкими людьми очень сложно, но до определенного момента девушка верила, что только так сможет обезопасить себя. Задуматься над своим решением, сделанным еще давным-давно, заставила Кугисаки. Каждый раз в голове появляется до безумия холодное воспоминание плачущей на ее плече Нобары, которая не хотела и не могла скрывать свои переживания от нее. При вопросе Мегуми она отмахнулась, но ночью рыдала на руках своей подруги.              Доверие настолько невидимая и неуловимая вещь, что иногда оно проскальзывает внутрь совершенно незаметно, обвивает сердце плетями и остается там ровно до того момента, пока его не нарушат. Это такое забавное человеческое умение, что становится несмешно. И почему-то это умение внезапно появилось и у социофобной, излишне аккуратной и осторожной Рен. К окружающим ее людям вдруг появилось доверие, которое теплым одеялом обернуло скудное, сухое сердце, укрытое тремя слоями страха. Язык развязывается, чувства проявляются на лице, слова соскальзывают с бледных губ, которые дрожат от желания кому-то высказаться. Одиночество очень удобная, но разрушающая вещь, что сравнима с нездоровыми отношениями и эмоциональными качелями. В один момент ощущение защищенности сменяется дискомфортом и болью, которые приносят чувство опасности, закрадывающееся глубоко в голову.              Склонив голову набок, студентка всматривается в силуэт уходящего по каменной дорожке Инумаки. Его спокойный шаг, чуть ссутулившиеся вперед плечи, засунутые в карманы руки, покачивающиеся на легком ветру платиновые ровно остриженные пряди волос – она разглядывает все, в мельчайших деталях, запоминает и вбивает на подкорке мозга, практически выжигает паяльником по дереву. Пальцы осторожно перебирают легкую бумагу развернутого самолетика, взгляд скользит по иероглифам, написанным разноцветными ручками. Несколько звездочек и цветочков заставляют усмехнуться и оттолкнуться от подоконника свободной ладонью, закрывая окно. Обернувшись и взглянув на свою комнату, Хаджиме вздыхает и щипает переносицу пальцами. И все-таки, прибираться сейчас нет никакого смысла, пока в голове каша. Пришедший успокоить и поддержать второгодка лишь понизил силу горящего огня под котелком с крупой, но, чтобы потушить его полностью, придется потрудиться.              Развернув бумагу и пригвоздив ее ладонью к столу, Рен разглаживает лист дрожащими руками. Оторвав зубами пару кусочков декоративного скотча, она залезает на стул и тянется к стене над столом с ноутбуком. Приклеив бумажку на кусочки скотча, девушка пару секунд смотрит на нее, пока держит равновесие. Отклонившись назад, она дергается и хватается за край стола рукой, почти падая назад. Привычно вздыхая, Хаджиме слезает со стула и распинывает скомканные бумажки мысками ног, с размаху нажимая на ручку двери сверху и открывая ее. Толкнув дверь вперед и закрыв ее за собой, она делает несколько шагов по коридору в бок и стучит костяшками пальцев в чужую дверь. Падая и упираясь плечом на стену, студентка терпеливо ждет и слушает легкий топот по полу, который сопровождается каким-то шипением и звяканьем. Наконец, комната открывается, и из нее выглядывает Кугисаки с мокрыми волосами, заправленными за уши. Полотенце на ее шее впитывает падающие с кончиков прядей капли воды.              — Рен? – слегка улыбнувшись, девушка смотрит на подругу.              — Пустишь? Я в своей комнате скоро с ума сойду, – бормочет та, только сейчас осознавая, как осип ее голос после слез.              — Смелое заявление, – пожимает плечами рыжая, — Перечить не буду, четыре стены в одиночку выдержит не каждый. Заходи, – улыбнувшись шире, Нобара машет рукой, чтобы поманить одногруппницу за собой.              Поймав оттолкнутую дверь рукой, Хаджиме заходит в комнату подруги и закрывает ее за спиной, скидывая голубые тапочки. Помещение с прошлого наглого проникновения никак не поменялось, разве что постель не заправлена, а дверь в ванную слегка приоткрыта и из нее бьет ровный поток яркого света. Протирая полы не поднятыми пятками, девушка идет за шаманкой и уже более внимательно разглядывает уютную комнатку. Вкус у той имелся, причем, достаточно современный и стильный. Растения в горшочках хоть и были искусственными, выглядели прилично, недешево и сердито, а вполне миленько и симпатично. Усаживаясь по предложению хозяйки помещения на край кровати, Рен еще сонно проводит холодной ладонью по своей щеке, слегка почесывая и царапая бледную кожу, оставляя там красные следы от ногтей. В комнате подруги почему-то хочется спать, из-за чего слегка клюешь носом, но в целом сдержаться можно.              — Ты уж извини, я только из душа… Маки и Фушигуро из меня все соки выжали, а Панда в песке извалял так, что впору во фритюрницу с маслом прыгать, – ворчит Нобара, вытирая волосы полотенцем и стягивая его с плеч, чтобы перекинуть через дверную ручку ванной.              — Ты так стараешься… – замечает Хаджиме, глядя на мотающую туда-сюда студентку.              — Э? А кто нет? – вскинув бровь, та останавливается и упирает руки в боки, — О, только не говори про себя, ага? Меня лучше не злить сейчас, я и подзатыльник дать могу, – нахмурив светлые брови, угрожает Кугисаки.              — Врёшь, – присвистывает девушка.              — Подловила, – легко признается та, тут же смягчив выражение лица, — Тебя не смогу ударить, рука не поднимется, – вздыхает она, пальцами смахнув мокрые пряди челки с лица.              — Смелей, – усмехается Рен, взглянув на подругу.              — Ну уж нет, нет-нет! – покачав головой, наотрез отказывается рыжая.              Прикрыв усталые глаза, Хаджиме кривит улыбку и упирается локтем в свое колено, чтобы подпереть ладонью подбородок. Кугисаки тут же начинает носиться по комнате вновь, что-то раскладывая и прибирая, заглядывая в холодильник и довольно хмыкая. Сначала девушке казалось, что ее подруга достаточно холодная и строгая, но на самом деле Нобара довольно артистичная и яркая девушка, которая знает себе цену. Смелая и храбрая, сильная не только в физическом и проклятом плане – она действительно выдающаяся личность, за развитием которой хочется наблюдать и быть рядом. Кажется, когда рыжая плакала, Рен первый раз в жизни захотела кого-то по-настоящему утешить и прижать к груди, наплевав на все свои предостережения. Вообще, именно так и произошло той ночью – прижав дрожащую девушку к себе, она гладила ее по взъерошенным рыжим волосам и шептала что-то успокаивающее на ухо, обхватывая ее щеки холодными руками и заглядывая в янтарные глаза.              — Нобара, – тихо зовет Хаджиме, падая спиной на девичью кровать.              — М-м? – отзывается одногруппница, вынимая из холодильника куриную грудку, а из настенного шкафа – большую упаковку лапши.              — Ты классная… – бормочет девушка, накрывая свои глаза сгибом локтя и затихая.              — Ага, я знаю, – забавно хихикает Кугисаки, поворачивая голову и кидая взгляд на ту через плечо, — Спасибо, Рен, – добавляет она, вынимая нож из подставки.              Стук лезвия на деревянной доске слегка расслабляет напряженный разум, заставляя погрузиться в невесомую дремоту, смешанную с отстранением от давящей реальности. Ноги свободно свисают с постели, пятки касаются холодных половиц, которые своей температурой обжигают кожу. Взгляд серых глаз скользит по потолку, зависает где-то в углу, до невозможности сонный и опустевший. Поворачиваясь с легким скрипом и шорохом на бок так, что рука оказывается под виском и щекой, Хаджиме приоткрывает рот и разглядывает зеленые ветви искусственного растения, свисающие из белого горшка. Словно в детской игре, она глазами ищет выход из этого запутанного лабиринта, который появляется в ее голове. Похожий на парковый лабиринт из зеленых стен-кустов, он заполоняет девичий разум, заставляя на пару минут выпасть из окружающего мира.              — Рен, ты выглядишь…              — Моя бабушка родственница какого-то шаманского клана, представляешь? – тихий голос перебивает Кугисаки, и та, судя по тому, что нож перестал стучать по доске, застыла на месте.              — Ты не знала этого? – вздыхает Нобара, поведя плечами и продолжив готовку.              — Не знала… – бормочет Рен, закрыв глаза, — Ничего я не знала. И никто не рассказывал мне, – добавляет она уже громче и тверже, поджимая губы.              — Паршиво, – пожимает плечами рыжая.              — Не то слово. Чувствую себя обманутой, – губы кривит горькая усмешка, которая сквозит в сиплом голосе.              — Имеешь на то право, подруга, – успокаивает ее девушка, скидывая какие-то ингредиенты в кипящую воду кастрюли.              Тяжелый ком застревает в сухом горле.              — Если бы я узнала раньше, было бы намного проще… – подгребая к себе ноги, хрипит Хаджиме.              Кугисаки откладывает нож и моет руки, чтобы открыть упаковку лапши.              — Рен, в жизни шамана ничего не может быть проще, – вздыхает она, помешивая приятно-пахнущий бульон, — Ты не знаешь, почему тебе никто не говорил об этом? – переключается Нобара, откладывая палочки и поворачиваясь, чтобы опереться спиной и руками на столешницу.              — Только догадки, – свернувшись в позу эмбриона, бубнит себе в колени студентка.              — А если спросить кого-то? – предлагает одногруппница.              — Нет никого… – закрывая глаза, бормочет Рен.              — Тогда не зацикливайся. Ты не виновата, так почему проклинаешь себя? – цокает языком Нобара, подхватывая палочки и тыкая ими в воздухе на силуэт той.              Приоткрывая глаза и кидая взгляд на подругу, Хаджиме несколько раз моргает.              «Я не виновата…» – рыжая отворачивается, чтобы снова помешать лапшу и убавить огонь, а взгляд девушки все еще сверлит ее фигуру.              — Эй, Рен. Ты очень много думаешь, но это не всегда хорошо. Иногда легче всего становится, когда позволяешь себе что-то отпустить, – оставляя еду остыть, вздыхает Кугисаки, скрещивая руки на груди.              — Я не знаю, как перестать задумываться об этом… обо всём этом! – повернувшись на спину и раскинув руки и ноги в разные стороны, измученно выдавливает Рен.              — Ладно, я тебя сейчас научу, мой дражайший ученик…              — Не копируй Годжо, – перебивает ее она.              — Прости, – хихикает Нобара, подбираясь к расслабленной подруге и хватая ее за лодыжки, — Просто отвлеки-ись! – резко потянув ту ближе к краю кровати и нависнув сверху, она щекочет шею и бока девушки, заставляя ее извиваться.              — Ой, нет! Подожди, Нобара-а! Стой, погоди, брейк! – пытаясь оттолкнуть и отмахнуть руки рыжей, смеется и выгибается та, зажмурившись.              Смех рывками вырывается из груди, сбиваемый тяжелым дыханием и широкой улыбкой, которая растягивает губы. Кугисаки и не думает останавливаться, упирается коленями в скрипящую кровать и щекочет бледную кожу, лезет теплыми пальцами под мятые кофту и футболку, чтобы добраться до живота и ребер. Хаджиме хохочет из последних сил, протягивает руки и щекочет ту в ответ, роняет на кровать рядом с собой и щипает за запястья, все еще посмеиваясь и хватая воздух ртом. Нобара растягивается по постели и шумно вздыхает, набирая воздух в рот и надувая раскрасневшиеся от смеха щеки. Удивительно, но такая разрядка и правда успокаивает разбушевавшийся вновь разум, из-за чего Рен вымотанно прикрывает глаза и разглядывает ровный потолок. Кугисаки приподнимается на локтях и слезает с кровати, пальцами расчесывая спутавшиеся влажные рыжие волосы. На ее лице еще играет легкая улыбка, глаза, схожие цветом с коньяком в чистом стекле, сверкают и блестят.              — Есть будешь? – спрашивает она, взглянув на подругу.              — Горячее? – вздыхает Рен, приподнявшись на локтях.              — Естественно, – усмехается Кугисаки, вынимая тарелки из шкафа.              — Не-ет… я не люблю горячее… – откинувшись обратно на постель, отмахивается девушка.              — Рен, поешь, – выкладывая лапшу в две тарелки и разрезая ее ножницами пару раз, надавливает рыжая.              Проводя ладонями по теплым после смеха щекам, Хаджиме сползает с кровати на пол и смотрит на ту. Нобара берет вторую пару палочек и идет к ней, взглядом приглашая хотя бы немного поесть. Утомленно вздохнув и сделав узкий круг головой в воздухе, та встает на ноги и берет тарелку, на бортиках которой лежат палочки. Усаживаясь на стул возле стола с планшетом, Рен неохотно ест. Лапша вкусная, бульон не жирный, специй и курицы в меру, но высокая температура раздражает девушку, которая грустно выпячивает нижнюю губу, пока жует блюдо, приготовленное подругой. Кугисаки запрыгивает на угол стола и закидывает ногу на ногу, чтобы присоединиться к скромной трапезе одногруппницы, когда та с тихим прихлёбыванием засасывает длинную лапшу. Прижав к себе ноги и выловив кусочек курицы, Хаджиме долго жует его, чтобы он остыл во рту.              — В следующий раз сделаю холодную собу, – цокает языком Нобара, взглянув в грустные глаза той.              — Кормить меня будешь? – бормочет студентка, напихав лапши за щеки.              — Я не уверена, что ты вообще ешь, поэтому – да, – нахмурившись, ворчит рыжая.              «В яблочко…» – отводя пристыженный взгляд в сторону, молчит девушка.              — Жуй и не дуйся, – вздыхает подруга, снова указав палочками на ту в воздухе.              Съесть лапшу приходится полностью, без пререканий и жалоб. Под строгим и внимательным надзором Кугисаки выпивается даже теплый бульон, который уже явно лишний, ведь места в желудке нет, но капризничать Хаджиме совершенно не в состоянии. Следующие пару минут проходят как-то сумбурно и хаотично – с нее снимают кофту и носки, допихивают до кровати и закутывают в одеяло, подкладывая подушку под голову. Сытая и успокоившаяся, девушка что-то недовольно бормочет, тихо спрашивает, зевает, а потом засыпает, хоть и спала совсем недавно. Выбитая из колеи стрессом и давлением самой на себя, она зарывается в одеяло и собирается в клубок, позволяя белым волосам раскинуться по лицу и бледным щекам. Нобара недолго моет посуду и прибирается на небольшой кухоньке, чтобы через пару минут подойти к отключившейся подруге и сесть рядом с ней.              Теплые пальцы смахивают длинную челку с лица, скользят с прядями за ухо и оставляют их там. Сморщив нос, Рен ежится и снова что-то бормочет себе под нос, хмурит светлые брови и дергает уголком искусанных губ. Кугисаки вздыхает и закидывает одну ногу на кровать, укладывая голову на свое колено. Быть честной, она совсем не тот человек, который способен на телячьи нежности и теплую поддержку. Дать ее девушка даст, но в другой форме, что обычно принимают за равнодушие. Однако, Хаджиме попыталась прислушаться к ней, что люди делают крайне редко. Наблюдать за страданиями и медленным увяданием собственной подруги после потери одногруппника – тяжело и невыносимо, и хоть Нобара ласковый человек в другом понимании этого слова, помочь подруге и защитить запутавшуюся девушку она хочет и стремится. Если понемногу отвлекать ее и поднимать настроение чем-то рутинным, обычным и повседневным, можно потихоньку прийти к чему-то большему, чем остекленевшему и пустому серому взгляду.

°°°

      Ближе к вечеру жара начинает спадать. Вскинув голову вверх и вытянув вперед ноги, Хаджиме сидит на уличной скамье, разглядывая окрашиваемый в розовый небесный купол. После пробуждения в комнате Кугисаки, она выслушала тонну ее советов, получила несколько контейнеров с магазинной едой и была отпущена с миром. Теперь девушка сидела на улице, по совету все той же подруги, «проветривая» мозги. Помогает это не слишком явно и действенно, но все лучше, чем сидеть в душной комнате общежития и грызть себя изнутри непрекращающимися сомнениями. Пальцы медленно забираются в белые волосы и зачесывают челку назад. Раньше Рен не задумывалась о том, что отросшие пряди так мешают ей, но с каждым днем ей все больше и больше становится неудобно. Тем не менее, показывать свое лицо без длинной челки все еще некомфортно, из-за чего студентка так упрямо не отрезает ее, предпочитая просто иногда убирать за уши, и то ненадолго.              Закрыв глаза и поглубже вздохнув, она чувствует, как легкий порыв ветра лижет ее щеки и щекочет уши. После тренировки Нана не появлялся и признаков присутствия не выказывал, поэтому есть все причины полагать, что он все еще не готов прийти, ровно как и Хаджиме не способна его призвать. На самом деле, хочется задать ему несколько справедливых вопросов, расспросить о некотором, но сейчас на это нет сил. Мальчишка как-то обронил фразу о том, что он мог бодрствовать, а мог «спать», что достаточно сильно интересует старшую. Из-за того, что ей ничего не объяснили, Рен сейчас понятия не имеет, кто она, кто такой Нана и какой у них, в конце концов, ранг. Нобара показывала ей карточку студента техникума, но девушке такую не выдавали, из-за чего появляется закономерный вопрос – «что?». Удивительно, но встретить директора у нее никак не получается, а та женщина с сигаретами после первой и последней встречи очень аккуратно и осторожно скрылась из виду, исчезая из поля зрения.              — Скучаешь, мышонок? – раздается над ухом мужской голос.              Вздрогнув и открыв глаза, Рен видит над собой лицо Сатору, который наклонился к ней и улыбнулся. От испуга сердце забилось в груди быстрее, и она поспешила отползти в сторону, на край скамьи, опуская голову и упираясь взглядом в повязку на глазах мужчины. Годжо тихонько смеется, почти хихикает, обходит скамью и плюхается рядом, вытянув свои невероятно длинные ноги и громко, протяжно вздохнув. Его слегка беззаботное и неказистое поведение слишком сильно противоположно внешнему виду и атмосфере, которая вечно окружает высокий силуэт. Несмотря на свою отстраненность и некую молчаливость, девушка прекрасно различала чужие улыбки, на которые так долго обращала внимание, будучи в обществе. Эта небрежная легкая улыбка, бесконечно изгибающая аккуратные губы на смазливом лице, иногда пугает ее, заставляя сглотнуть ускорившийся пульс обратно в грудь и прищурить серые глаза.              — Не особо… – бормочет Хаджиме, склонив голову набок.              — О-о-о, другое выражение лица! Я запомню его, хм-м… – изобразив рамочку пальцами, Сатору заключает ее вокруг лица той, после чего скрещивает руки на груди.              «Может, мне просто кажется, что он не такой уж и глупый?» – пренебрежительно вздохнув, отпускает себя девушка.              — Вы чего пришли? Где вообще были? – откинув все размышления об инфантильности поведения своего учителя, она задает справедливые вопросы.              — Сначала на миссии, а потом дела были, ну-у… туда-сюда, сама понимаешь, я же взрослый серьезный человек, – пожав плечами, Годжо активно жестикулирует и показывает что-то пальцами, — Я чего пришел то… а, вот, точно, не перебивай, мышонок! – недовольно скуксившись, насколько это можно понять через его маску, вспоминает тот.              — Да я не против помолчать подольше… – кинув скучающий взгляд на сенсея, бубнит Рен.              — Пока делами занимался, накопал на тебя чуток… ну так, с капельку. Ты же не обижаешься, да? Это о-очень ну-ужная процедура, честное слово, не моя прихоть, – сделав узкий круг головой в воздухе и сопроводив это движение указательными пальцами, Сатору вдруг показывает ими на студентку, — Короче, я чего хочу сказать. Нарыли мы немного информации о том, что у тебя родственники из мелкого шаманского клана, который особо нигде и ничем не светился. Представляешь, а-а? – уперевшись одной ладонью в скамью и приблизив свое лицо к той, интригующе тянет он.              — А-а… ну, я знаю. Сама уже нашла, – нисколько не удивившись, машет рукой Хаджиме, чуть отодвинувшись.              — Э? Вот же… весь сюрприз мне испортила, – выпятив нижнюю губу, мужчина отодвигается и выпрямляется, подпирая подбородок рукой, — А про сестру своей бабки знаешь? Ну, которая твою бабулю из клана выпнула и белым платочком даже не помахала? – довольно улыбнувшись, добавляет Сатору.              «Сестра бабушки?» – подняв заинтересованный взгляд, девушка смотрит на него и мотает головой.              — О-о, как глазёнки засверкали, и впрямь мышонок! – захихикав себе под нос, победоносно вскидывает нос Годжо, — Ну, мне на самом деле не так много известно. Звали её то ли Мира, то ли ещё как-то… не суть важно. Поссорились они у тебя, а та ее взяла и выгнала, родителям настучав на младшенькую за нелестные высказывания о клане, – он рассказывает историю, которую нашел, и хоть делает это в своем стиле, все равно радует ученицу новой информацией.              — А вы не знаете, как найти сестру бабушки? – уперевшись ладонями в скамью, та уже сама придвигается ближе.              — А-а, если ты об этом… ну-у, есть небольшая загвоздочка… – почесав затылок, притихает Сатору, — Умерла она… два года назад… – виновато бормочет он, будто виноват в ее смерти.              Радость, переполнившая сердце, тут же растворяется, оставляя после себя лишь легкий сладковатый привкус.              — Ха-а… ладно, это было не так важно… – поджав губы, Хаджиме трет свою шею.              — Ты только не расстраивайся, Хаджиме-тян… я поискал твоих родственников, но почти все они либо разъехались куда-то, либо умерли. Клан и так был мелкий, а теперь и вовсе, считай, распущен, – пожав плечами, Годжо разочарованно мотает головой.              «И правду бабуля писала… проклятая семейка. Никак иначе…» – взъерошив волосы, девушка вздыхает.              — Ну-у, давай искать плюсы! Зато теперь ты знаешь, откуда у тебя проклятая энергия и шаманские корни. Прикольно же, а? – мгновенно воодушевившись, учитель широко улыбается и наклоняется, чтобы заглянуть в серые глаза сквозь собственную маску.              — Вы во всем такие нелепые плюсы ищете? – словно поймав его взгляд, скрытый темной тканью, она смотрит в ответ.              — Во-от-вот! Теперь ты снова ворчишь на меня и недовольно дуешь щеки! Значит, не так уж сильно и расстроилась поди, ага-а? – вскочив на ноги, смеется сенсей.              «И все-таки… не такой уж он и дурак, наверное?» – чуть задумавшись, Хаджиме отвлекается и смотрит в песок под кроссовками.              Ровно в этот момент, словно назло, разрушая все добрые мысли той, Годжо вдруг подхватывает ее под руками и поднимает в воздух, будто тряпичную куклу. Удивленно распахнув глаза и вскинув голову, девушка понимает, что ее буквально подхватили, как ребенка. Ее ноги свисают, и попытки помахать ими в протесте, чтобы тело опустили на привычную высоту, не приносят никакого результата. Мужчина встряхивает Рен и улыбается, привлекая ее недовольное внимание. Удрученно вздохнув, та продолжает послушно и молча висеть, понимая, что сейчас от нее чего-то хотят. И хоть подобное положение ее вовсе не устраивает, студентка лишь недовольно хмурит светлые брови. Протянув одну руку, она подцепляет пальцами маску Сатору и тянет ее вниз, заставляя белые волосы того упасть, а голубые глаза в легком удивлении найти ее серые. Слишком яркие, они на мгновение сверкают, а потом становятся более бледными, оставляя после себя какой-то липкий отпечаток в груди.              — Н-не отпустите? – заикнувшись от испытанного, неуверенно спрашивает Хаджиме.              — Я поднимаю тебе настроение, мышонок! – улыбается учитель, потряхивая ее в воздухе.              — Достаточно подняли, и не только настроение… будьте добры, отпустите в свободное плавание, – нервно взмахнув ногами, Рен пытается вырваться и спрыгнуть.              — Тьфу-у… скучная ты, Хаджиме-тя-ян… ладно, топай, – резко убрав руки, Годжо позволяет той упасть вниз, приземлившись на свои две ноги.              — И больше так не делайте, пожалуйста… страшно… – нахмурившись и прикрыв рот рукой, будто ее тошнит, девушка отходит от мужчины, пятясь назад.              — Да понял я, понял… мышонок, – натягивая маску обратно, хихикает Сатору.              — Чудак… – бубнит себе под нос Хаджиме, собираясь идти в общежитие.              Сделав несколько шагов по дороге, она заправляет прядь своих волос за ухо.              — Э-эй, Хаджиме-тян, – зовет мужчина, махнув рукой пару раз.              Оглянувшись, Рен смотрит на него, вскинув бровь.              — Ты тут не одна, ладненько? Не кисни-и, мышонок, – улыбнувшись и показав большой палец, громко говорит Годжо.              «Это он так заботу проявляет?» – склонив голову набок, та усмехается и идет вперед, потирая свою шею ладонью.              — И правда чудак… – опустив взгляд, девушка улыбается.              У нее и правда никого нет, но одинокой она себя больше не чувствует.