Каркнул ворон

Дверь в комнату закрылась за спиной, отрезая Моррисона от прошедшей ночи, от глубоко спящего Габриэля и собственных скачущих мыслей, и он зашагал прочь, погружаясь в непрошенные воспоминания. Джек помнил, как однажды так же уходил под утро — осторожно и тихо. Отец принял бы его выбор, но мать… Она сказала, что не воспитывала убийцу. Разубедить ее было невозможно, и тогда Моррисон совершил единственный в своей жизни трусливый побег. Мальчишкой Джек обожал старые фильмы. Отец с матерью не особо их одобряли, но на втором этаже их амбара, спрятанная среди брикетов сена, стояла старая видеотехника, и в выходной, сразу после обеда, Джек мог вполне законно пропасть там на пару часов — времени как раз хватит, чтобы посмотреть древний американский фильм из тех, что сдержанно неодобрялись старшими Моррисонами, кроме собственно хозяина коллекции — его ранопочившего деда. Ох, узнал бы отец, что Иисус всегда проигрывал Кристоферу Риву в рейтинге маленького Джека! … Выкинутая отцом маленькая фигурка супергероя давно была позабыта, вымарана из памяти и из сердца другим героем — из плоти и крови, к которому можно было не только прикоснуться, но и встать рядом, плечом к плечу, как всегда и мечтал. Джек навещал родителей. Как хороший сын: каждый раз, стоило ему прилететь в родной штат, но не реже раза в год. Всегда проездом: на несколько часов, и очень редко — на день-второй. Он не хотел стеснять разросшееся семейство Моррисонов. Не хотел отвечать на неудобные вопросы. Не хотел разбивать матери сердце. Джек Моррисон выбрал неправильную дорогу — грех гордыни, говорила она, грех убийства. Но она прощала его. Каждый раз. Вот только этой христианской добродетели не хватило бы ещё и на Гейба. О нем не знали: Джек всегда оставлял Рейса там, далеко за спиной и в другой вселенной. Защищая его и себя, защищая неодобрительно покачивающего головой отца и каждый раз поджимавшую губы мать, стоило ему только ответить — опять, в очередной чертов раз — что с девушкой ему патологически не везёт. Слава богу, у родителей были другие дети, а у тех — у кого как, хорошо или не очень — сложились свои семьи. Уезжая, Джек ощущал стыд от того огромного чувства облегчения, что есть кому — не ему — позаботиться о его стариках. Но он не желал разбить им сердце, только не им. Не ценой правды. Умолчание отдалило его от родителей. Отдалило, но не отобрало их — он приезжал, редко, и пусть они чувствовали, не могли не почувствовать, что он многого не договаривает, но они могли списать это на войну: все эти психологические травмы, вы знаете, о которых лучше всего рассказать священнику, прегрешения, в которых нужно обязательно покаяться богу. Но если бог и существовал, то он определенно был богом Жнеца: настойчиво требующим своей жертвы — для мира ли, или просто потому, что таков замысел божий. Оттого и Джек Моррисон давно уже думал сухими цифрами, несмотря на то что многие псалмы все ещё помнил наизусть. В конечном итоге умолчание навсегда изгнало его из Индианы: редкие возвращения, обтекаемый фразы, чувство стеснения там, «дома». С Габриэлем было легче говорить, легче молчать, но привычка — привычка осталась. Умолчание — Джек слишком давно ему выучился. Джек Моррисон знал о нем все. Нужно было быть лучшим — для воскресного бога, отца, матери, для инструкторов в армии, для руководителей SEP. Оправдывать надежды, превосходить результаты. Не отбрасывать тени. И то, что было нужно только Джеку Моррисону… всем этим давно стал Рейес. Девчонка появилась на пороге комнаты Моррисона, сжимая в руках большой белый пакет. Габриэль оглядел ее с головы до ног и заключил, что вздёрнутый вверх нос и упрямо поджатые губы демонстрируют вполне адекватную реакцию на присутствие человека, который не далее, как три дня назад, тебя основательно отчитал. То, что Хана ничуть не удивлена встретить его в комнате Джека, было вполне ожидаемо. — Это для мистера Моррисона, — четко произнесла Ханна, всучивая ему хрустящий пакет. — Что передать? — поинтересовался Габриэль, кидая посылку на пол рядом. — Большое спасибо, — Ханна резко развернулась и уже собралась уходить, когда Габриэль вполне бережно прихватил ее плечо своей рукой в когтистой перчатке. — Тогда почему бы тебе не поискать его в спортзале и самой не сказать ему это? Хана обернулась: — Потому что я уже улетаю… И потому что он… Он опять будет разговаривать со мной как с несмышленым ребенком. — Как и я. Хана впервые улыбнулась, глядя на него. — Это не совсем так. После разговора с вами, — она так подчеркнула последнее слово, что Рейес тут же почувствовал, насколько он стар, — я чувствую злость, главным образом на себя, а после общения с мистером Моррисоном… — Чувствуешь жгучий как адское пламя ебанный стыд? — кривая усмешка поползла вверх, — Поверь мне, вместе с Амари они были теми ещё матушками-аббатисами Overwatch. Сон внезапно покраснела, и Габриэль заинтересованно наклонил голову. — Уже вижу, какие поселил мысли в этой прелестной головке. Он отпустил плечо девочки и сложил руки на груди — уже готовый выйти и направится к Моррисону, упросивщему его тренироваться сегодня вместе. — Он не обидится? — выпалила Сон. Вот оно в действии, легендарное обаяние командира Моррисона. Впрочем, с Сон, как и со всеми «детишками» Overwatch, Джек действительно был максимально искренен. С Аной, Габриэлем, Райнхардтом он не был настолько щепетилен. — Нет, — Джек и вправду на подобные мелочи не обижался. Вот если бы Хана нарушила Устав — это да, в прежние времена он неделями трепал бы ее, как бульдог любимую игрушку. Но Уинстон развел бардак даже в этом. Нынешний Overwatch и организацией-то назвать было нельзя. Ханна по-восточному поклонилась и вдруг произнесла коротко по-корейски фразу, из которой Габриэль ухватил два знакомых слова: «спасибо» и «до свидания». А потом развернулась и умчалась по коридору обратно. Габриэль недолго постоял у открытой двери, слушая ее лёгкие торопливые шаги, прежде чем наконец выйти и закрыть за собой дверь. — Где Моррисон, Афина? Задавать подобные вопросы — та ещё русская рулетка. Пусть они и живут теперь в одной комнате, Афина их связь навряд ли идентифицирует иначе, чем «напарники». Она по-прежнему может ответить на вопрос уклончиво, странно, что сейчас ответила точно и по делу. Шагать пришлось недалеко. Но на полпути Габриэля вдруг цепануло холодком неприятное ощущение слежки. Пальцы сами собой напряглись, но он не стал лезть за дробовиками: что за глупость, кто мог следить за ним сейчас? МакКри? Тот наверняка дрых после очередного дежурства. Лусио же вне всяких сомнений вертелся где-то рядом со своей подружкой. И все же Жнец обвел глазами пространство над собой. Ощущение не уходило еще с полминуты, а затем резко исчезло, и Рейес, удивленный сбоящему чутью, наконец расслабился. Законсервированная стартовая площадка для запуска ракетных модулей, на которую они вчера приземлились, имела под собой скрытую достопримечательность — ныне неиспользуемый конференц-зал. Гулкий звук шагов вниз по ступеням с головой выдал присутствие Рейеса, и Джек его ждал: сидел, преспокойненько откинувшись в кресле и пристально его разглядывал. — А тебя не так просто найти, — сойдя по ступенькам, отметил Рейес, — Обычно Афина со мной не столь разговорчива. — Я сказал ей, что тебе мое точное местоположение на базе знать не возбраняется. — Приятные бонусы ебаря. В отличие от людей, эта мадам не слишком хорошо разбирается в человеческих отношениях. Джек бросил на него быстрый взгляд и поднялся из кресла, совершенно переставая гармонировать с окружающими его интерьером. В нем вновь угадывалось то, чего прежде не было. Теперь Габриэлю казалось, он смотрится в зеркало: перед ним не было больше блистательного командующего Джека Моррисона — напротив стоял такой же, как и он сам, безымянный наемник, ещё один волк-одиночка. — А мне кажется, всё как раз наоборот, и она отлично знает им цену. Джек сказал это легко, явно желая поддеть, и Габриэль, понимающе улыбнувшись ему в ответ, кинул взгляд на круглый стол. Над ним проецировалось видео: обломки знакомых зданий, которые по широкой дуге облетал ведущий запись дрон. — Уинстон прислал? — Запись сделали на следующее утро. Габриэль подошёл поближе разглядеть детали. — Что-то ещё? — Он мало чем делится. Повышенный уровень секретности, — Моррисон пожал плечами, — Вернётся — расскажет. — Скоро? — Габриэль сел напротив. При свете дня отлично был виден масштаб повреждений стоящих на площади зданий. Конечно, гражданских на ней уже не было. — Обещал на днях. — Я считал тебя более нетерпеливым. Моррисон приподнял бровь, и Габриель пояснил: — Не читаешь никаких новостей, словно избегаешь их. — Сейчас в новостных лентах нет ничего, кроме нагнетаемой истерии, — в этом Джек был безусловно прав. Некоторое время они молча просматривали те немногие малозначащие видео, на которые разорились французы. Затем голограмма замерла, и оба напарника ненадолго погрузились в молчание. Габриэль шевельнулся первым, длинным ласкающим движением проведя по гладкой поверхности стола. Джек с некоторым удивлением взглянул на него. — Тебе здесь нравится, — скорее утверждение, чем вопрос, — Джек разглядывал его во все глаза — так, словно заметил что-то странное. — Естественно. Это единственное помещение, в котором мои дизайнерские идеи были тобой учтены. За пределами Blackwatch таких мест больше не было. Джек согласно кивнул, садясь неподалеку. Положив сцепленные в замок руки перед собой, криво ухмыльнулся: — Сейчас ты определенно лучше вписываешься в этот интерьер. Габриэль представил, как выглядит здесь одетым в мрачный костюм Жнеца, и рассмеялся: — Помню, именно поэтому ты не одобрил ребрендинг Overwatch… — … в корпорацию зла, — Моррисон ухмыльнулся, оглядывая зал, — Именно так тот дизайнер мне и сказал. Но не могу не согласится с тем, что это, — он поднял руки, обведя ими окружающее пространство — красиво. — Уинстон так не считает? Он не собирал нас здесь ни разу. — Он никогда здесь не появляется. Этот зал ему не по духу. Габриэль расплылся в ухмылке, более смахивающей на оскал: — Зато тот свинарник, который он устроил на пару с Линдхольмом в главном корпусе, абсолютно в его вкусе! Моррисон с насмешкой посмотрел на него. — Все ещё считаешь, что Overwatch принадлежит тебе? Габриэль стиснул зубы, чтобы не ответить то, что давно просилось наружу. Не сейчас. И странно, что этот внутренний приказ на него подействовал. Раз уж Джек вызвал его на откровенность… Габриэль продолжил совершенно спокойно — в конце концов, он любопытен, и раз уж довелось поинтересоваться: — Кстати, об Overwatch. Давно хотел спросить. Ты предал старика Райнхардта. Так как тебе удалось снова вписать себя в его закадычные друзья? Как тебе вновь удаётся вернуть расположение всех тех, кем ты так легко жертвовал, Джекки? Моррисон с секунду молчал, поджав губы, но нехотя ответил: — Это была почётная отставка. — Вынужденная. Напомнить, насколько некрасиво ты поступил? Джека нахмурился. Он вновь помедлил прежде, чем ответить: — Я избавил его от того, чтобы стать предателем. Избавил от того, что сожрало бы впоследствии его самого — от собственной совести. Не думаешь, что благодаря мне он вышел сухим из воды? — Он стоял у истоков Overwatch, — напомнил Габриэль. — И от этого одно его слово могло сделать больше, чем тысячи слов любого из наших обвинителей! Я спасал Overwatch. — Или свою задницу, Джек? Моррисон спокойно глядел на него исподлобья. Удивительно, но они все ещё были способны на мирный диалог. — Не благодари. Не тебя ли я покрывал в том числе? Габриэль согласно хмыкнул: — И меня. Но и о себе не забывал, так ведь? Расскажешь, как тебе удалось заслужить прощение Линдхольма? Джек вздохнул: — Никакой тайны здесь нет: Линдхольм по-прежнему следует во всем Райнхардту… — подумав, он добавил, — Пожалуй, это и есть настоящая дружба. Габриэль хмыкнул. В определении дружбы Джека он не сомневался. Он еще раз окинул взглядом мрачное помещение — вот разве только низкие потолки ему никогда не нравились. Что ж, а ведь и он последовал за Моррисоном сюда. И заперт теперь на Гибралтаре с ним на пару. — Можно ещё вопросец? — Давай, — Джек погасил экраны и с любопытством взглянул на него. — Что ты здесь забыл? — он знал, что Джек поймет вопрос. — Выбирай, Габриэль: ностальгия, альтруизм, попытка переждать бурю снаружи? Рейес тихо рассмеялся: — Ты солгал бы мне трижды. Глаза Моррисона наиграно удивленно распахнулись: — Каково же твое предположение? — Я потерян в догадках! Моррисон мягко улыбнулся, почти нежно, прежде чем поинтересоваться: — Ты по-прежнему держишь свои расстрельные списки в актуальном состоянии? — Ты беспокоишься о том, все ли ещё находишься на первой строчке? Моррисон соскочил со своего кресла. Казалось, это предположение его развеселило. Габриэль поздно спохватился: он любовался напарником весь недолгий путь до своей персоны. Шепот Джека, доверительный и горячий, защекотал ухо и отдался пугающей своей силой волной вожделения: — Я просто хочу напомнить: спец по бумажкам у нас тут я. Поднявшись из-под стартовой площадки пару минут спустя, они зашагали рядом, и Габриэль отметил, что такой, мимикрирующий под него Джек нравится ему гораздо больше. Знакомый звук заставил Габриэля вскинуть голову за секунду до того, как Лусио приземлился перед ними, лихо слетев навстречу с яруса второго этажа. Рейес недовольно поморщился: мальчишка был слишком шустрым. Это представляло некоторую проблему, если однажды потребуется его убить. — Эй, что за секретность, ребята?! Хана улетела, а я не мог вас найти! — Прости, — Джек пожал плечами, — я не знал. — Возможно потому, что она не хотела, чтобы мы знали? — Габриэль продолжил движение, и Лусио пришлось посторониться и последовать за ними, — Уверен, что об отлете она предупредила тебя минут за пятнадцать. Лусио никак не прокомментировал его слова, и Габриэль бросил взгляд назад, чтобы убедиться — Джек утешающе похлопал того по спине и добавил: — Она не очень-то горела желанием меня увидеть. Габриэль ухмыльнулся. — Сочувствие иногда тот ещё яд, Джекки, — он прищурился, глядя на ещё неразвеявшийся след, оставленный в небе ее кораблём. Лусио шумно вздохнул, прежде чем огорчённо заметить: — И вот с этими оптимистами мне теперь придется возиться вместо мисс Циглер! — Она оставила тебя за дежурного медика? — И, ты представляешь, выдала кучу журналов для заполнения! И литературы для чтения! В обязательном порядке… — Невесёлая перспектива, — посочувствовал ему Джек. — Впервые за неё? — поинтересовался Габриэль. Моррисон поравнялся с ним, в то время как прыткий мальчишка заскользил спиной вперед, путаясь под ногами — удивительно, и как он не падал, выделывая ногами все эти фортели. — Ага. Док впервые со времени своего возвращения покинула Гибралтар. И крайне недовольна, что я не имею корочек медбрата! Габриэль впервые с жалостью взглянул на паренька. Лусио ещё не в курсе, что с точки зрения Ангелы совершенство — это минимально необходимый уровень для работника ее медицинской службы. Во всяком случае, когда-то это было в Overwatch непреложной истиной. Кожа куртки Моррисона плотная, но мягкая. Местами краска на ней стерлась, следы от старых попаданий были аккуратно склеены и прошиты. Но все одно это была не та куртка, в которой Джек попадался к нему в когти прежде — новодел. Хана принесла ее в пакете из химчистки, чистую — аж скрипела, и Моррисон не стал откладывать дело в долгий ящик. Габриэль пронаблюдал, как Джек устраивается на кровати — одна нога под себя, достает из небольшого футляра походный набор: клей, ножницы, длинную иглу и толстую белую нить. Габриэль опустился на стул напротив, берясь за свой сапог. На его щитке красовалась нехилая вмятина, но этим да парой несерьезных царапин на плаще все и ограничилось. Пулевое пришло в горло, и об этом он предпочитал не вспоминать. Самостоятельно чинить плащ Габриэль не взялся, отправил в мастерскую, благо, тому была смена, но над сапогом хотел поработать сам. Только вот вперился почему-то в Моррисона, позабыв о деле. Джек давно не штопал свою одежду. С Омнического, пожалуй. Перед ним не штопал. По-старинке подшивал аккуратными для своих пальцев маленькими стежками. Точно такими же он, судя по всему, штопал и свои раны — один в один рисунок на его ребрах, и как только умудрялся выводить столь ровно мелкие стежки. Работа шла тихо и неторопливо: казалось, Джеку нравился сам процесс. С трудом оторвавшись от выглядящего сейчас совсем пацаном, ушедшего с головой в свое занятие Джека, Габриэль с нажимом провел по толстому, испещренному мелкими порезами металлу носка и приступил к работе. Надо же, оказывается, работать в паре он по-прежнему привык лишь с Джеком. Его присутствие успокаивало, тогда как Сомбры — раздражало, О’Доран сама не приветствовала компании, а Кулака Габриэль молча терпел, стиснув зубы. Огундиму, казалось, только и был занят поиском тех, кто осмелится бросить ему вызов. При том соглашаться с ним было едва ли лучшим вариантом, чем возражать. Рейес предпочитал молчать, высказываясь исключительно по делу, поэтому, пожалуй, Огундимо благоволил ему. А может и потому, что формальным лидером где-либо, в том числе и в Когте, Габриэль становиться не стремился. Что же касается Амели… Амели и в прошлом не была душой компании, в настоящем же ее вялое безразличие к окружающим сбоило на нем по одной простой причине — его она помнила и воспринимала как некую часть своего близкого окружения. Не в том, впрочем, смысле, какое люди придают дружбе или приятельским отношениям. Да и не хватало у нее эмоций на большее, чем узнавание старого знакомого. — Не думаешь обновить свой костюм? — спросил Габриэль между прочим, заканчивая возиться с наколенником. — Скоро, — Джек сделал последний узелок, провел пальцем по шву и под конец остриг нить ножницами из своей аптечки, — Уже заказал. Габриэль поднялся, поставил сапог к его паре и, зацепившись взглядом за яркий металл микрофона и аудиодинамиков, взял со стола маску Джека. Пальцы скользнули по приятной тканевой поверхности, выстилающей ее нижнюю часть. Моррисон интересно доработал свой визор. Бросились в глаза его усиленные крепления, которые приятно было обвести ногтем — помнишь, как впервые держал эту вещицу в руках? Моррисон, едва кинув на него взгляд, стал складывать свой инструмент обратно. А Габриэль вымыл руки и полез за парижским гостинцем, разлил по бокалам. Он мало разбирался в алкогольных букетах и всей той высокой кухне, по которой то или иное вино не сочеталось с определенными рыбой или с мясом, а Моррисон тот и вовсе предпочитал вину более крепкие напитки, но зная французов… По старой привычке Габриэля потянуло в знакомое — с Парижа тянуло поговорить. — Рановато мы начинаем, — прокомментировал Джек, не отказавшись, впрочем — его бокал встретил бокал Габриэля с тихим «дзинь». — Ничуть. На базе кроме нас двое. МакКри присмотрит за хозяйством. И раз уж есть такая возможность… — он с огорчением следил, как Джек тянется за пультом. — Садись, — Джек кивнул на место рядом, — У тебя наверняка найдется пара старых фильмов, которые стоит пересмотреть. Поболтаем, посмотрим кино и ляжем пораньше баиньки. Габриэль с недоверием воззрился на него, но принял решение и взялся снимать майку. — Иногда ты звучишь совершенно по-старперски, ты в курсе? Тот лишь рассмеялся и откинул край покрывала: — Да, следует признать, сейчас в этом у тебя большая фора. Ну, так что выбираешь? Джек проверял свою винтовку сантиметр за сантиметром. Пальцы в красных перчатках шустро, привычно скользили по истертому корпусу. Фигурка Джесси Маккри только появилась у входа на стрельбище, и Габриэль обернулся к Джеку, который так и продолжил сидеть на одном колене, наблюдая за неспешным движением своего дружка-бандита. — Итак? — догадаться, о чем тот думает, оказалось несложно. — Я привык с ним тренироваться, Гейб. Возникла пауза, во время которой Моррисон миролюбиво посмотрел на него — снизу вверх. Рейес раздраженно выдохнул: — Выкладывай, что хотел, Джек, да поскорее! Нам пора уходить. Моррисон вновь опустил взгляд к винтовке и продолжил, перезаряжаясь: — Мы трое — ты, я и Маккри — там, снаружи, персоны нон-грата. Только не говори, что тебя будут рады видеть где-либо под твоим настоящим именем, Гейб. Не в ближайшие пару лет… Или пару десятков лет… Габриэль ухмыльнулся — против реальности не попрешь: — И к чему ты ведешь, Снежка? Тот поднялся, неспешно и обманчиво тяжело. Встал и тут же прислонился спиной к стене, поза открытая, подстать якобы откровенному разговору: — Не в этот, так в следующий раз Уинстон подкинет грязную работенку нам троим — это же очевидно. Габриэль сделал два шага в его сторону. Их руки столкнулись, утыкая стыдливые взгляды орудий в пол. Сбросив один дробовик, Габриэль прихватил подбородок Джека пальцами, хватка была крепкой, но не более того: — Собрался уговаривать? Джек хмыкнул ему в подбородок: — Взываю к твоему любопытству. Мне кажется, ты видел далеко не все, что может его Миротворец. Тихо рассмеявшись, Рейес отступил, роняя второй дробовик, и тот послушно застелился черной поземкой к краю его плаща. — Ты забываешь, кто его всему научил. Моррисон откинул голову назад, чтобы столь же насмешливо взглянуть глаза в глаза, и ох уж этот узнаваемый изгиб губ! — Боишься проверить, не превзошел ли ученик своего учителя? Тут Рейес уже рассмеялся в голос. — Берешь на слабо, Джек? Как малолетнего пацана? Моррисон пожал плечами, дескать, думай, как хочешь, вскинул винтовку на плечо. — Признай, рациональные доводы частенько на тебя не действовали. Габриэль моментом развернулся и направился в сторону главного корпуса. Кинул, не оборачиваясь: — Тебе стоило просто попросить. Джек за его спиной замешкался, а когда присоединился к нему (Габриэль обернулся — так и есть), Моррисон выглядел немного сбитым с толку. Сказал на удивление мягко: — Я прошу, Габриэль. Возможно, он спасёт нам жизнь. Шагать с Джеком рука об руку настолько привычно — его ровное дыхание, его размеренные шаги, молчаливое ожидание, в котором больше нет понуждения. — Хорошо, Джекки. Вот видишь, каким я могу быть послушным! Джек вздохнул так, словно добивался совсем не этого, ладонь в кожаной перчатке на секунду коснулась его плеча — почти невесомо, но чертовски приятно. — Спасибо, Гейб, — тихо произнес он.