Дьявол как-то сказал: я люблю тебя

      После скромного ужина, состоящего из отварной картошки и ржаного хлеба, любезно предложенного мистером Рейни, Виктория утерла губы белым платком, откинувшись на спинку стула.       Объяснимся. Говард Рейни имел небольшую пекарню на Алон стрит и, как его отец Филлип Рейни, славился отменной выпечкой. Весь секрет заключался в тесте, которое вымешивали вручную. Аромат горячего хлеба разносился по окрестностям с неумолимой быстрой, привлекая клиентов. Надо сказать, мистер Рейни был очень честным и добропорядочным человеком. Цены были вполне приемлемыми, и даже бедняки имели возможность купить ароматную сдобу. Те несчастные, не способные наскрести и на ломоть, так же получали свои порции, но меньшего размера.       Война не щадила никого, а голод и смерть прочно обосновались во Франции, вынуждая людей бежать из страны подальше от рук зверей в человеческом обличии.       И большего всего на свете Виктория мечтала вернуться домой. Вдохнуть свежий воздух, не пропитанный кровью и потом. Прогуляться в еловом лесу, касаясь пальцами колючих веток. Сорвать спелое яблоко в цветущем саду и, откусив сочный фрукт, насладиться его вкусом. А дома бы мама приготовил обед: наваристый борщ с пампушками, каша с мясом и ее любимые пирожки с вишней. Папа бы затопил баню, наколов сосновых дров, а младший брат смастерил бы самолетик из виноградных листьев и палочек, неустанно говоря родителям, что непременно станет летчиком, когда вырастит. Как и его сестра. Виктория знала — ее ждут. Надеялась, что родным не пришла похоронка. Надеялась, что материнское сердце чувствовало — ее дочь жива.       Так каким же образом советская летчица оказалась в оккупированной Франции? Flashback       Некогда грациозный и маневренный истребитель Як-9 совершил жесткую посадку, приземлившись в Пфальцском лесу Германии. Поврежденное из-за авиаудара крыло при посадке теперь представляло собой груду железа. Загоревшаяся проводка отравляла воздух в кабине, окутывая дымом два силуэта.       — Саша! Саша! Ты меня слышишь? — отстегнув ремень безопасности, девушка коснулась влажного лица боевого товарища.       — Уходи отсюда, — закашлял мужчина. — Выбирайся.       — Я без тебя не уйду.       — Это приказ, товарищ лейтенант! Пока есть время, беги. Немцы прибудут сюда в считанные часы. Им не составит труда отследить подбитый самолет с воздуха. Исчезни. Спрячься. Не дай им найти тебя.       — Но куда бежать?       — Беги в лес, подальше от города. Затем уезжай как можно дальше. Не выходи на связь. И не пытайся связаться с командованием. Наша разведка сама тебя найдет.       — Что, если я не справлюсь, Саша? Что, если не вернусь?       — Тогда до встречи на том свете. Я умираю рядом с человеком, которого могу назвать своим другом и товарищем. И я горжусь тем, что знал тебя и твоих родителей. Уничтожь самолет. Не дай им узнать. Не дай им узнать... Конец Flashback       Слезы стекают по щеке, увлажняя кожу. Собираясь у подбородка, крупные капли падают на грудь, скрываясь под белой сорочкой, пробуждая мурашки. Больно. Больно до черных пятен перед глазами. Жить в постоянном страхе быть пойманной контрразведчиками или нацистскими ублюдками. Переезжать из раза в раз, не имея крыши над головой и уверенности в завтрашнем дне. За те шесть месяцев, что Виктория прожила во Франции, она четыре раза меняла место жительства, стараясь не задерживаться на одном месте слишком долго. Те немногочисленные вещи, приобретенные за год с момента крушения самолета, не вызывали ничего, кроме отвращения. Нелепые и слишком, как ей казалось, платья. Несуразные шляпки. Всевозможные аксессуары. Сумочки. Туфли. Украшения. Все это не представляло для нее ни малейшей ценности. Ограничившись двумя парами брюк и прочими необходимыми предметами женского гардероба, который с легкостью помещался в одну небольшую сумку, Виктория решила остановиться на меньшем.       Не то чтобы ей не хотелось надеть платье и туфли и, распустив копну шоколадных волос, струящихся по плечам и спине, пройтись по улицам Франции, ловя заинтересованные взгляды мужчин. Вовсе нет. Дело было скорее в моральных принципах и природной упертости, не позволяющим устраивать «пир во время чумы.»       Конечно, найдутся те, кто скажет: жить нужно здесь и сейчас. Но это ведь история не про вас. И даже не про меня. Это история о девушке, потерявшей все за одну ночь.       Внезапный, как вспышка молнии, стук в дверь заставляет Викторию подскочить на месте. Опустив ноги на холодный пол, она поднимается, несмело подходя к двери.       Стук повторяется.       — Малышка, это я. Не бойся.       Облегченно выдохнув, Виктория широко распахнула дверь, впуская вечернего гостя.       — Как ты меня нашел? — закрыв за «ублюдком» дверь, Виктория прошла на кухню.       — Штиглиц сказал.        Альдо идет следом, гремя бутылками в черном пакете.       — Не против, если мы останемся на ночь? — поставив пакет на обшарпанный стол, Рейн обвел крохотную кухоньку сканирующим взглядом.       — Мы?       — Я и Донни выслеживаем фрица, который может быть полезен, — отозвался лейтенант, доставая запотевшие бутылочки холодного пива. — Выпьешь?       Виктория утвердительно кивнула, решив, что заваривать чай вовсе не обязательно.       — Оставайтесь. Так мне намного спокойней. — сложив руки на груди, Виктория опустила глаза в пол, игнорируя сканирующий взгляд пронзительных голубых глаз.       — Малышка, в чем дело? Тебя кто-то обидел?       Виктория улыбнулась, находя реакцию Рейна забавной.       И да. Здесь не было никакого романтического подтекста. Альдо воспринимал Викторию скорее как младшую сестренку, которую когда-то отняли у него немцы. И он не просто так называл ее малышкой. В действительности Виктория была миниатюрной. Будто хрупкая фарфоровая статуэтка, которую необходимо оберегать от любых посягательств. И порой Альдо удивлялся, как столь женственная и утонченная девушка могла с легкостью летать на первоклассном истребителе, щелкая вражеские самолеты, будто семечки.       — И да, и нет.       — Объяснишь?       Когда пиво подошло к концу, а пепельница была переполнена тлеющим окурками, в квартиру ввалился Донни, шурша пакетами. Скинув ботинки и кожаную куртку, «Жид-медведь» прошел на кухню, присвистнув:       — Мадам, эти ароматнейшие хот доги отвоеваны специально для вас.

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Хельштром давно не мальчик. Близостью с женщинами вполне пресытился. И сколько себя помнил, никогда не чувствовал настолько сильного возбуждения, чтобы внизу все скручивалось и пульсировало от желания ощутить членом тугую женскую влагу, похоронив себя как можно глубже. Огонь внутри сжигает внутренности, оседая болезненной пульсацией в паху, вынуждая опустить крупную ладонь на член, сжав тот сквозь черные брюки.       Блондинка облизывает губы и встает на колени, умело расстегивая ширинку.       — Я так сильно тебя возбуждаю? — обхватывает губами горячую головку, помогая себе рукой.       Член с трудом помещается у нее во рту. Она напряженно сглатывает вязкую слюну, беря лишь наполовину, и поднимает глаза, надеясь встретить его взгляд, полный желания.       Дитер не слушает. Ему плевать на то, что она говорит. Да черт возьми, он даже имени ее не запомнил. Ему был не важен цвет глаз или цвет волос, и, как он думал, у него не было определенного типажа, который привлекал бы его внимание.       До того момента, пока он не встретил кареглазое недоразумение, едва доходившее ему до плеча. Улыбнувшись, Хельштром удобнее устроился в кожаном кресле, прикрыв глаза.       Темные брови, выразительные медово-карие глаза, пухлые губы и мелодичный голос...       — Тебе нравится? — Мари дрожит в предвкушении горячего секса на большой двухместной кровати, но вместо ответа получает лишь неоднозначный кивок.       — Просто продолжай.       Хельштром запрокидывает голову, представляя, как она скользит языком по всей длине, размазывая сочащуюся смазку по губам, и ее трусики мокнут от желания ощутить его член внутри себя....