Единственный исход призыва – смерть

      

***

             Много раз Настя думала, как бы хорошо вышло, окажись она на месте Рин.        Никто бы не скорбел у её постели, пока в камине догорали поленья. Никто бы не думал о ней вместо планов на день, забывая об обеде и отказываясь от ужина. Никто бы не вставал по утрам, желая умереть, и этим обрекал на гибель десятки невинных людей. Никто бы не умирал, захлебываясь судорогой посреди трущоб, ничьи трупы бы не сжигали, сваливая в кучу.        Никто бы сейчас не страдал, никто бы не плакал, никто бы не причитал «как жаль, как жаль что вас здесь нет».        Все бы смеялись.        И Настя бы смеялась, разложившись в гробу.        В палящей жаре, поджигающей леса и воздух, не зародилось бы ни чумы, ни войны, ни несчастий.        Если бы умерла она, мир стал бы счастливее.        Зная это, Настя молчаливо обводила взглядом стол, растянутый в центре комнаты. В зале, высота потолков которого вскруживает голову и удивляет разум, расписанные стены блестели, будто их облили позолотой. Вдоль стен рассредоточилась охрана, держа мечи в ножнах. Утопая в лоске, больше тридцати особ заняли места: нейтральные, противники, сторонники.        Каллисто, занимающий ключевое место, махнул прислуге: раздали по бокалу на каждого. Но никто не решался пить, взирая на императора исподлобья. Сегодня он, облаченный в белое, демонстративно надел на собрание корону. Массивная и обшитая тканью, она переливалась десятком инкрустированных диамантов.        — Я собрал вас здесь, чтобы отметить знаменательное событие, — поднимая бокал вина, новый император поднялся с места. Его спину обливал дневной свет, но зал будто покрылся инием от холода. — Почему у вас такие кислые лица? Вы что, пришли на казнь?        Седрик Поттер, словно ангел-хранитель стоявший за правым плечом, чего-то ждал: это было видно по его глазам, блуждающим по лицам гостей.        — Его императорское Величество приветствует граф Ноттингем. Откуда в нас силы улыбаться в столь сложное время? — подал признаки жизни обвисший седой мужчина лет пятидесяти. Его жабо петлей стягивало шею, заплывшую на добрые три ступеньки. — С начала карантина всё высшее общество застыло в трауре.        — Для чего вы собрали нас, Ваше Величество? — мужчина через четыре места от графа звучал заискивающе, но глаза смотрели зло. — С тех пор, как сын вдовствующей императрицы заболел, по дворцу ходят тревожные слухи. Вы рискуете нашими жизнями, собрав нас вместе.        Ни одна мышца на лице Каллисто не дрогнула.        — Вот как. А я слышал, это не мешает вам посещать бордели и сливать казну Инк на азартные игры, — покруживая бокал, он жёстко усмехнулся: — или вы хотите сказать, вино, выращенное во дворце, хуже вина, предлагаемого в борделях?        Чиновники встрепенулись:        — Да как вы... Подобные обвинения возмутительны!        — Ваше Величество, мы глубоко почитаем талант императорских виноделен!        — Как можно обвинять нас в расточительстве, не предъявляя доказательств?        — Вы едва взошли на трон, а уже хотите отвернуть от себя аристократию?        Возмущения посыпались градом, перемешиваясь с угрозами и оскорблениями. Настя подобралась, ожидая от поехавшего бурной реакции, однако и на это он отреагировал с иронией.        — Удивлен, что вы так ранимо отреагировали на слухи... Похоже, вам есть, что скрывать, — растянув губы в ухмылке, Регулус задержал на бокале взгляд. — Почему бы для начала нам не выпить за благополучие империи под новым началом?        Присутствующие стали переглядываться: спокойствие «ублюдка императорской семьи» вызывало массу вопросов.        «Когда Его Величество скажет пить, ты должна выпить без колебаний».        Вспомнив, как ответила Седрику «пить так пить», Настя первая схватила бокал и уверенно выпила до дна.        — За Его Величество!        Её бодрый вскрик будто выдернул большинство из оцепенения.        — Д-да... За Его Величество!        Поколебавшись, некоторые только притворились, что сделали глоток. Кто-то, вроде графа Ноттингема, даже не касался губами хрусталя – как будто боялся, что он смазан ядом.        Если бы не странная просьба Седрика, Настя бы не задумывалась над поведением Каллисто... и не замечала бы, как пристально по ходу беседы он смотрел на пьющих дворян.        — Что-ж, чудно. Леди Ебануться, слышал, ты увлекаешься модой, — по-прежнему держа бокал в руке, но не осушая, Регулус повернул голову. Она, сидевшая ближе всего, поперхнулась. — Почему бы тебе не оценить обувь каждого присутствующего?        — Это ещё зачем? — нахмурился лидер оппозиции. — Что преступница забыла на собрании?        — Все обвинения сняты, а вам лучше следить за языком в присутствии императора, маркиз Леммон, — мгновенно отчеканил Седрик, глядя на него свысока.        — Мы хотим объяснений! По какому праву леди присутствует здесь?        — По праву, данному Его Величеством императором. Хотите его оспорить?        Повисло молчание. Кашлянув, Настя, подвыпившая, открыла рот:        — Приветствую всех... Наверное, вам стоит по очереди встать из-за стола?.. Начнем с вас, господин в жёлтом, — господин в жёлтом пропыхтел что-то нечленораздельное, поднимаясь. Не особо понимая, на кой черт вообще всё это надо, Настя послушно завела тираду о красивости туфель каждого. Так она отзывалась о каждом, пока на десятом человеке резко не замолчала.        Каллисто, увидев ступор, потрясающе вежливо поинтересовался:        — Что заставило вас остановиться, леди Ебануться?        — Эти туфли... — севшим голосом прошелестела Настя, вспоминая запах снотвора и холод полированного мрамора. — Я их видела...        — И где же? — наводящим тоном спросил он. Шестерёнки быстро завертелись.        — Я видела их, когда меня арестовали, — но что дворянин забыл в покоях кронпринца? Почему присутствовал вместе с охраной? Что за...        — Вот как. Я понял, — по залу прокатилась дрожь. — Седрик, огласи приговор.        — Господа, за неуплату налогов, отмывание денег, несанкционированную монополию, пренебрежение безопасностью страны во время карантина и сговор против правящей семьи вас лишают всего.        Он отступил на шаг.        — Включая жизни.        Оцепившая периметр стража взмахнула плащами, обнажая ружья. Крик застывает на губах. Дула громовыми копьями извергают огонь.        Настя закрывает уши. Сквозь грохот пробивается хрип сползающих тел.

       Всё заливается кровью.

       Скатертью расползаясь по столу, алый напоминает сок свежевыжатых гранатов. Он прыщет на стены, размывает строгую темноту дерева, порошит пол, напитывает белизну тканей. От каждого выстрела дворян встряхивает, как под напряжением, и стоило судорогам стихнуть, как Настин завтрак вырвало ей на колени.        Эти куски простреленного сала секунду назад правили государством.

       Эти куски сала секунду назад были людьми.

       Не слыша собственного голоса, Настя, кажется, кричала. Истошно кричала. Она почувствовала, как кто-то схватил её за плечи и стала вырываться, захлебываясь слезами и проклятиями.        — Уведите леди.        Ледяной голос Каллисто, полный безразличия, заставил врезать по чьему-то лицу локтем.        — С дуба рухнул?! — надрывая связки, Настя бахнула каблуком по чужой ноге. — Я никуда не пойду! Что это, блять, было? Зачем ты их убил?!!        — Это обычная процедура в императорском дворце, — пояснил Седрик.        — А я здесь при чем?!! — хватаясь за голову, Настя давила тошноту.        — При том. Позвольте повторно вас поприветствовать, — обращаясь к выжившим, советник махнул рукой. — Теперь, когда остались самые верные из нас, Его Величество может объявить благую весть.        Ещё не отошедшие от шока дворяне напоминали несбитые кегли: ряды проредели. И очень заметно.        — Магия этой леди остановит чуму и вернёт императрицу к жизни!        Вино смешалось с кровью. Кто-то в пылу судорог смахнул бокал, поэтому на ковре инием посверкивали куски стекла. Если идти – то с риском пробить осколком подошву.        В нос резко прилил запах мороза.        Жар схлынул. Настя побледнела. Запах мороза и еловых ветвей заставил обернуться.        Глаза маркиза темнели, будто порталы в Ледовитый океан.        Вопрос сорвался на выдохе.

       Почему?

       И тут же перебился властным тоном императора.        — Она воскресит Рин ценой своей жизни.        Следовало сказать что угодно. Возразить, что Каллисто не может так обращаться с подругой своей жены. Разозлиться: какого чёрта её решение афишируется на собрании? Заплакать: напоследок её заставили пройти через ад.        Настя сцепила зубы, отводя от Винтера взгляд.        — Да.        Последнее слово не за ней.              

***

              ...Пол пророс зеленью. Посреди всеми заброшенной избы стояло кресло. В нём всегда сидел он – плод её воображения, скрашивающий день и наполняющий ночь. Он вытягивал ноги ближе к камину, так, что Настя замечала блеск остроносых туфель среди искорок огня. И при этом никогда не оглядывался, словно не был удивлен.        Эта созданная ею «реальность» – то немногое, что помогало держаться.        — Ах, ты пришла, — обратился он, будто ждал... Нет. Не «будто»: в этом мире нет никого, кроме них. Она обвела комнату взглядом, медленно приближаясь к единственному источнику тепла. Её психолог был бы рад прогрессу. Либо опечалился: с первого сеанса прошло несколько лет, а Настя так и продолжает жить в своих грёзах. — Давно не виделись, леди.        Тяжело волочась, она доходит до кресла и огибает его, заслоняя сидящему вид на костёр.        — А как по мне, совсем недавно, Винтер.        Он поднял глаза. Фиолетовый оттенок жакета приятно сочетался с белизной пиджака, расшитого серебром.        — Сегодня полным именем? — спросил Винтер слегка удивлённо. — Что на вас нашло?        Тень её силуэта падала на его лицо, и в этой комнатке, маленькой и тёмной, ей хотелось бы оказаться даже перед...        — О чём... вы сейчас думаете?        — Ни о чём.        — Врёте, — слетело с его языка. — Опять.        Кажется, тишина переросла в гнетущую, потому что мужчина отложил книгу. В этот момент волосы блеснули, словно хлопья свежевыпавшего снега, и он, похлопав по подлокотнику, пригласил присесть.        — ..?        Осознав, как это выглядит, он торопливо отвернулся:        — Не поймите неправильно, мне просто грустно видеть вас уставшей-... — Настя, расплываясь в нежной улыбке, села.        — Спасибо.        Не зная, куда спрятаться от влекущей синевы, она протянула руку. Неосознанно. Совершенно неосознанно коснулась прядей, отдающих прохладой и льдом. То, что недоступно вживую, здесь в порядке вещей, но Винтер кажется до того настоящим, что на мгновение становится неловко.        — Я люблю тебя.        Чашка, которую он приложил к губам, дрогнула.        — Что?        — Говорю, с четырнадцати лет я люблю только тебя, — прислоняясь к рельефной спинке кресла, обитой бархатом, Настя посмотрела наверх. Что-то проломило потолок, и в неровно очерченном кругу зияла темнота. Овеянные тайной, оттуда подмигивали звёзды. — У меня было непроходящее ощущение, что мир вокруг меня нереален. В нём столько же смысла, сколько во сне при температуре сорок. Было ощущение, что я чужая. Что это не мой дом, не мои чувства, не мой колледж... Что я ничего из этого не выбирала и никогда не выберу. Кроме того, как умереть.        Настиного лица коснулась улыбка.        — Знаешь, я так счастлива.        В глазах защипало.        — В тот момент, когда я поняла, что ты в опасности... я могла ничего не делать. Могла остаться там и наглотаться таблеток... или продолжать глушить вопросы бухлом и врачами... Но я пришла сюда. Я сама выбрала. Я выбрала этот мир. Выбрала, куда идти, что делать, как и почему подыхать... Выбрала достойную причину побороться. Хотя всю жизнь только и делала, что сдавалась... Выбрала. Выбрала тебя, — она хрипло рассмеялась. — Каждую минуту без антидепрессантов хотелось вскрыться. В противовес этому каждое утро мы завтракали за одним столом. Мне с тобой так хорошо. Так хорошо, что я бы утонула в тебе и растворилась без остатка.        Щурясь, Настя подняла руку, будто надеясь, что звёзды посыпятся ей на ладошку.        — Хотела бы я сказать это настоящему тебе... Я не хочу умирать.        Наверно, его глаза расширились бы с такой же растерянностью. В них застыло бы то же удивление. И с той же интонацией он бы произнёс...        — Леди...        Картинка задребезжала, будто потревоженная гладь озера. И пропала...        ...                          ...                                            ....              ....        Её встретил темно-синий потолок и сердце, грохочущее в ушах.        А та синяя роза на кофейном столике разве не похожа на ту, что рисовали в манхве?        Настя вскочила, резко распахнув одеяло, и ринулась к двери.        Она распахнулась прежде, чем пальцы притронулись к ручке.        В пороге возник тот, о ком Настя мечтала.        — Винтер..?        Спрашивая на выдохе, она замирает. Сжимает испуганно ткань атласной ночнушки, в глубине души надеясь, что он не уйдёт. Зачем бы ни пришел, чего бы ни хотел – что он останется, давая шанс посмотреть на него ещё. Запечатлеть достаточно хорошо, чтобы её умирающий мозг последние семь минут вспоминал этот момент. Думал только о нём.        — Вы правда уйдете?        Сводя брови к переносице, великий маг выглядел до того жалостливо, будто готовился умолять.        — Уйду. Это неизбежно...        Прикосновение Винтера было горячим. Раскаленным, как у горящего заживо.        — Не надо, — качнул головой он. — Не делайте этого.        Настя хмурится, но не успевает задать вопрос: маг опережает её.        — Это больше не ваше желание.        Пропустив дрожь, тело онемело.        — С чего ты взял? — прошелестела она.        — Вы плачете.        Это замечание встрепенуло Настю, заставляя коснуться щеки. Пальцы влажно блестели.        Отступая, она прячет взгляд.        — Что бы там ни было, это не имеет значения.        — Леди, — он зовёт её как-то отчаянно, цепляясь за ладонь. — Вы мне тоже нравитесь.        Вшух – рука, сжимавшая атлас, безвольно повисла в воздухе.        — Это что... манипуляция, чтобы я не спасла Рин? — сводя брови к переносице, ошеломленно произнесла Настя. — Ложь во благо? Не понимаю? Ты решил поиграть в героя, доведя МОЮ жизнь до конца, который ЛИЧНО ТЕБЕ покажется отличным?        Винтер, высокий и подтянутый мужчина, будто уменьшился в размерах до наперстка.        — Нет... это не так...        — Ебануться... — со вздохом перебив, она закрыла лицо рукой, массируя переносицу. — Дорогой маркиз, назови хоть одну причину, которая заставит меня пойти против Каллисто, кинуть подругу и обречь империю на гибель. Я бы чего-то, может, и хотела, но желание не настолько уж и большое, чтобы идти на такие жертвы. Не знаю, с чего тебе показалось, что я жертвенный ягненок, но это мой выбор.        Да, это её выбор исчезнуть.        Она всегда об этом мечтала. Наслаждалась каждой минутой фантазий, в которых умирает. Ожидание тянулось мучительно, как ожидание пятницы или первого свидания. Недели, месяцы, годы.        И вот, этот день настал.        «В жизни столько всего хорошего, за что можно цепляться».        «Я... хочу, чтобы меня любили».        Но почему-то её уже не подпитывает предвкушение.        — Вам всегда говорили, что будет лучше умереть. Вы согласились, ведь в этой борьбе никто не был в силах вам помочь. Но если бы я сказал, что дал бы вам шанс начать всё заново... вы бы подумали?        — Нет.        — А если бы предложил вам сделку?        — Винтер...        Невыносимо.        — Если вы полюбите жизнь, я останусь с вами навсегда.        Настя смотрела на него как на Бога. Наверное, с самого начала.        — Звучит как пустое обещание... — шепнула она приглушённо. Твёрдый тон маркиза удивил её:        — Это клятва.        Слова, слетевшие с его уст, звучали уверенно и спокойно. Всё, что исходило от мага по отношению к ней, было впервые. Никому не было дела, как она жила – он интересуется каждой мелочью. Никто не копался в её мыслях – он внимателен к ним, как к собственным. Никого не волновало, чем она закончит – он ласково просит её подумать о себе.        Просит. Сбивает с ног. Своей настойчивостью призывает к осознанию...

       Маленькая Настя внутри неё искала другой жизни, а не смерти.

       — Я...        Знала бы она, что никто не бросит её, было бы легче.        — Винтер...        Как положиться на других? Все рано или поздно оставляют.        Зачем давать шанс, что обернется заведомым провалом? Зачем давать шанс той, кто проваливалась сотни тысяч раз? Зачем?!! Game давно over! GAME OVER!        — Вы спасли кронпринца. Спасли моего ученика. Спасли меня, — Винтер заглядывает ей в глаза, прерывая внутренний крик. — Разве вы не считаете себя достойной спасения?        — На что я обреку этот мир, если соглашусь? — дрогнувшим голосом хмыкнула Настя, глядя под ноги. Их очертания смазали слёзы. Мягко смахнув с шек сбегающие капли, Верданди притянул её к себе.        — Не бойтесь. Есть другой вариант.        — ...Разве? — с сомнением нахмурилась она. В объятиях Винтера хотелось растаять каплей, пролитой на сухой асфальт. — Лейла говорила, что только добровольная жертва близкого воскресит Рин.        — Оставьте решение на меня. К тому же... — опасно приблизившись, маг вдруг усмехнулся. — У нас остался один нерешённый вопрос.        — А..? — Его дыхание обдало подбородок, а прищур, загадочный и отчего-то нежный, натолкнул на вопрос: а откуда он знает о том, что было сказано во сне? Ощущая, как щеки загораются, Настя сглотнула: — Ты чё... влез мне в башку?        Верданди поднял брови, явно не ожидая такого вывода.        — Леди, это разве были не вы?        — Что?        — Что?        Повисла пауза.        — Срань Господня... — роняя челюсть и пробивая ей стратосферу, Настя не сдержала мат. Винтер улыбался. — Но почему..? Как так получилось..?        — Как думаете, почему я согласился помочь вашей подруге? — сделав паузу, он погладил Настину скулу большим пальцем. — Поверьте, не только потому, что ей тяжело пришлось. Дело в магии, которая в итоге забрала её жизнь. Я ощутил нечто похожее, когда встретил вас.        Ничего не говоря, она молча вытаращилась на него, а затем обвела взглядом комнату. Вдохнула запах мяты, которым пропитала воздух прислуга. Все пазлы резко сложились, и хрупкий мостик между фантазией и реальностью рассыпался вдребезги. Сколько бы раз Настя не считала до десяти, уже на середине сбивалась.        Воспоминания пролетали быстрой нарезкой.               ...— Что вы забыли в лабиринте моего сознания?        «О, мой мозг подстроил всё под ролевую? Какой молодец»...                     ...— Пусечка! Любовь моя! Свет! Очей! Моих!        — Я вас второй раз в жизни вижу, слезьте с меня...        — Ну уж нет, в этом мире ты – мой, делаю! Что! Хо-! Чу!        — Леди... Ах-х... Прекратите...        — О-о-о, пупсик, это я ещё не начинала..!        ...— Почему вы приходите каждую ночь?        — Потому что скучаю, естесна. Запрещаешь?        — Я понял, что это бесполезно...        — Хочешь, поцелую?        — Леди... давайте обойдёмся без этого?        — Ты не хочешь..?        — Для начала я бы узнал вас получше...        — Значит, всё-таки хочешь?        — ...        — КАК МИЛО, ты отводишь взгляд, когда смущаешься!!!        — Я не смущён, а сбит с толку. Вы недавно набросились на меня как сумасшедшая в моём же сознании. Не понимаю, что вы задумали...        — Эх-х, ну чё с тебя взять? Ладно, дождусь, когда будешь готов.        — ...               «Раствориться бы на атомы...» — Настя предприняла очередную попытку бегства, отступая вглубь комнаты, но была остановлена проникновенным:        — Неужели ваше терпение подходит к концу?        Два слова – и Винтер прильнул к ней, обдавая жаром. Захлебываясь в нём, будто в ледяной воде, Настя потеряла смысл сопротивления, тревоги, бесконечных сомнений... Раз они обречены с самого начала.

***

       Каллисто никогда не рассчитывал честно заслужить престол. О нет, поднимая корону с окровавленного ковра, он давно знал, что все события подводили к этому. Он шел, словно по терновому канату, и каждый шаг был пропитан ядом, ненавистью, жаждой отомщения... Люди становились всё мельче, цель проявлялась всё отчётливее, и теперь, когда она потеряла смысл, он понимал, что был к этому готов. Был готов слушать лязг мечей сквозь толстую каменную стену, слушать истошные голоса и крики на площади:

ДОЛОЙ ТИРАНИЮ!

СВОБОДУ НАРОДУ!

МЁРТВЫЙ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ!

       Их бесконечное скандирование мозолило уши, а звон магического шара бередил слух. Смахивая его со стола, он спокойно переступил через осколки и направился к ней.        — Знаешь, самое время сказать, что ты просто неудачно пошутила.        Слова застревали в горле.        — У тебя всегда был странный юмор.        Упав на стул, он взглянул на плавный изгиб рук, осторожно уложенных на груди. Во мраке, без свечей и лампад, они выглядели живыми, и порой мерещилось, что их изредка поднимал вдох.        — Если бы ты видела меня, ты бы назвала меня конченным эгоистом, — говоря одно, в голове император представлял совсем другое. — Чёрт. Почему ты так жестока со мной?        Склонившись над постелью, он лишь горько улыбался. Он мог бросить на убой последних выживших элитного отряда, мог продолжить лично рубить головы бунтовщикам, мог вынести под шумок её тело, сесть на коня и помчаться неведомо куда, только бы потянуть время. Но был ли в этом смысл?        Каллисто Регулус, главный мужской персонаж, достиг своего предела. Его жизнь утекает сквозь пальцы. Его власть рухнула. Империя пала. Чума и смерть – вот и всё, что останется на руинах, когда их не станет.        Я хотя бы умру с тобой.        Сейчас двери распахнутся – и их настигнет смерть.        Так и происходит – громкое баханье разрывает тишину.        Звон металла, фигуры без лиц. Рёв.        Толпа наводняет покои. Дохнуло железом. Загорчил привкус пороха и серы.        Каллисто мельком взглянул на окно. Чёрным снегом улицы посыпал пепел. Трупы горели вместе с домами. Сотни огней, так похожих на переливы города, в которых Рин вела его, словно ангел, навстречу к свету, укололи болью.        Время замедляется.        Самое время перебирать прошлое.

       «Каллисто!»

       И почему жизнь начинается там, где появляешься ты?        Он прижимает её тело.        Как разорванный капканами зверь, загнанный в угол, вдруг заносит меч. Рука не ощущает рукояти, только дрожит от веса.        Кем он стал?        Если бы только я был сильнее.               Если бы только я мог защитить тебя.               С губ срывается хриплое «прости».        Я жалок. Я бесполезен. Король без короны ничего не стоит.               Не может ни проститься, ни принять поражение.               Ни победить, ни проиграть.               Ни спасти, ни выжить.               Из всех существующих миров, из всех известных тебе людей...               Даже зная, что единственный исход призыва – это смерть...       

       Почему ты выбрала меня?

              Повстанцы стервятниками набрасываются со всех сторон.        Смех.                          Касания.

             Запах.

              Проносятся мимо.

       «Каллисто».            

       «Каллисто».              

       «Каллисто».

       Лезвия почти пронзают его спину.

       «Слышишь?      

       ...словно звон бокалов».

       «Каллисто»

                     «Каллисто»...                                  «Каллисто...»             

       «Я искала тебя».

              Лезвия замирают – от острия по ним пробегает огонь.        Вспышка.        Огонь быстро пробирает металл, покрывая черными отметинами доспехи. Перепонки прорезает крик, одновременно взревевшие рыцари пятятся врассыпную. Увидев брешь, Каллисто бежит, не чувствуя ног, потому что комната за мгновения проглатывается пламенем.        Рыжий, чёрный и жёлтый выедают цвета.        Его толкает инстинкт. Желание, прогнавшееся по венам импульсом. Он выдыхает, сплевывая осевшую на языке кровь, и сипение, доносящееся из-под рёбер, кажется почти призрачным, как и разросшийся за секунды пожар, как и кожа, почти не раскалённая и на ходу заживляющая раны.        Скатившись по винтовой лестнице, он выбил двери и побежал через длинные коридоры, уворачиваясь от клинков, вражеских стрел и арбалетных выстрелов. Бедро пробил наконечник, но Каллисто, отмахнувшись от боли, лихо перескочил через трупы. Адреналин прилил к вискам. Мысль, колоколом бившаяся в сознании, придавала сил.        «Рина».        Уповая на тайный проход, Регулус надеялся достигнуть тупика, но стоило разглядеть среди мельтешащих фигур проём, пришлось рывком развернуться назад.        — Ебучая засада, — какой-то ублюдок запрыгивает Каллисто на спину, сбивая с ног. Выпустив тело, он бьёт наотмашь, хватает за грудки и перекатом меняется с ним местами. Взмах – Регулус опережает кинжал, летящий прямо в шею, вырубая противника ударом по голове.        Всё закружилось. Будто треснув пополам, лоб пропустил кровь. Быстро подхватывая девушку на руки, он уже не бежал – он волочился к балкону, использовав последнее, что могло отсрочить гибель.        Кольцо Рин засверкало, разливая защитную сферу.        Выбив ногой дверь, Каллисто подобрался к краю. В потёмках ничерта не разобрать, понятно одно: с такой высоты легко переломаться. Скульптуры, украшавшие сад, выглядели маленькими, а люди – ещё меньше. Схлестнувшаяся с повстанцами армия выделялась красными знамёнами, но ни один из солдат не был на его стороне – их интересовал только трон, только власть, только собственная выгода.        Фасад, состоящий из завитков, колонн и проступающих межэтажных карнизов, Каллисто мазнул оценивающим взглядом. Ширины должно хватить, чтобы проползти вдоль окон и прыгнуть на балкон по соседству.        — Ёб твою мать, — плюнув, он собрался было рискнуть, как в спину уткнулось что-то острое. — Эй, засранец, как смеешь угрожать своему императору?        — Замри, чёртов сукин сын! — рыкнул бас. Остриё неприятно покалывало между ребрами. — Твоё правление окончено!        — Со спины, значит? В лицо слабо? — хмыкнул Регулус, качая головой. — Когда это дерьмо кончится, казню тебя первым.        Остриё вошло глубже. Сфера покрывает Рин, но не его.        — Что-ж, ну вот и всё. Кажется, наше время вышло, — опустив голову, император одарил невесту нежной улыбкой. Возможно, это была самая лучшая улыбка, которую он мог выжать из себя за всю свою жизнь. — Если что, дальше без меня.        Барьер защитит от урона. Хватит где-то на сутки. К тому моменту маркиз что-нибудь придумает.        — До встречи.        Он собирается сбросить тело вниз...        Как оно вздрагивает.        Щеку обжигает ледяное касание.        Пальцы, плавно проведя по его лицу, тянутся вверх.        Волосы на затылке зашевелились, будто пронизанные током. Воздух, стремительно разряжаясь, потяжелел. Над головой разразился гром.        Рин сделала вдох.        Отразившись в стеклянных глазах, из её пальца выстрелил свет.        Поток такой мощности мгновенно раздул ветер, ударной волной снёс деревья и всколыхнул новые пожары. Прорубая небо, он будто всосал в себя ночь, и пользуясь промедлением солдат, выпустил тучи.        Рин всё легче, готовая вот-вот выпорхнуть, словно гелиевый шар. Каллисто цепляется за одежду, держась что есть сил. «Пожалуйста, только не сейчас, только не снова», — подумал он отчаянно, но вдруг шёпот, приглушивший мысли, опалил его нежностью.

       «Всё будет хорошо».

       Звучал так сладко, что захрустело на зубах.        «Не верю».        Рывком притягивая к себе, Регулус крепко обхватывает тело руками. Если разомкнуть объятия, Рин не вернётся. Ветер подхватит её и унесёт куда-то далеко-далеко. Туда, куда и после тысячей жизней ему не попасть.        Он не просто ощутил – он это понял. По бегущему по коже морозу, по волосам, встающим дыбом. Он понял, и предчувствие никогда его не обманывало.        Вверяя в её хрупкие руки жизни и собственные неудачи, но не прикладывая тех усилий, которых хватило бы, чтобы сдержать своё слово, кронпринц был хуже, чем полным идиотом.        Кронпринц был тем, кто не сделал её счастливой. Только обрекал умирать снова и снова.        — Прости, моя чокнутая зазноба, — Каллисто размахнулся, — сегодня без вуду-херни.        Чёткий удар в шею. Свет потух – и Рин упала ему на руки.        Нежно прижимая, он целует её в щеку. А затем набрасывает на невесту плащ и опускает на каменную кладку.        — Эй, — развернувшись на пятках к солдату, застывшему у двери в башню, Каллисто двинулся навстречу. — У тебя нашивка революционера. Хочешь свергнуть монархию?        Перешагнувший тело убитого сослуживца, парень держал императора на прицеле. Ему было от силы лет двадцать, и небрежно застегнутые пуговицы мундира, расшитого серебром, выдавали его неопытность. Вместе с размером кошелька зачинщика. Побрякушки в виде цепочек, огранки, дорогого оружия из особо сплава могли обеспечить только герцогство либо оппозиционная коалиция. Не удивительно: когда трон берут силой, многим это рушит планы.        — Хочу! — сжимая ружье, парень ощерился. — Ваша чёртова монархия развалила нашу и так разграбленную страну. Люди дохнут, я дохну, моя семья дохнет, и никто, никто, чёрт тебя дери, ничего не делает!        — Правда? — Каллисто продолжил идти как ни в чем не бывало. Его эти однотипные речи подзадолбали с военных времён, когда их армия выбивала у дельманцев приграничные поселения Инк обратно. — Ты из окраины столицы? Из района трущоб?        Парень сдвинул густые брови к переносице. Рожа у него совсем зелёная.        — Ну и? Тебе-то откуда знать, зажравшийся ублюдок?        — Узнал по акценту. Я частенько туда заезжаю. Это родина моей правой руки, Седрика Поттера, — Каллисто жёстко усмехнулся. — Может, ты знаешь о нём. Когда-то много лет назад я забрал его оттуда, когда разглядел потенциал. Если я правильно помню, в вашем районе находится пять пунктов помощи: два обычных и три для заражённых?        Сверкнув зелёными глазами, солдат вдавил холодный металл оружия в щеку.        — Да! Их всех открыла церковь! А тебе-то какое дело?!!        Каллисто поднял брови.        — Да так. Просто церковь спонсировал я, — до дула оставалось каких-то десять шагов. — Может, недавно вам разносили гуманитарную помощь?        — Да, но это было жалкие подачки! — сплюнул он, обжигая горечью с бессилием. — Всё отобрали эти сукины дети с городской охраны! Твои чёртовы люди!        — Эти люди не входят в моё прямое подчинение, — спокойно ответил Регулус, — эти сукины дети – подчинённые мэра, которого я назначил ответственным за помощь в столице.        — Это твой род загубил страну! — рявкнул парень, вздрагивая. — Это твоя грязная кровь спустила нас в сортир!        Бывший кронпринц пожал плечами.        — Не поспоришь.        Он стоит непоколебимо. Без мольб и заискиваний, без рваной жестикуляции, наоборот: расслабленно, будто не замечая перед собой заряженного ружья.        Раздражённо спуская курок, солдат прицеливается заново: от бешенства его начало трясти.        — Я убью тебя, мразь, — цедит он.        — Ну валяй, — император повел головой, заглядывая парню в глаза. — Убей. А потом? Инк ждёт красочный конец и тебя встретят с овациями?        — Уж поверь, Инк будет лучше без тебя!        — Серьёзно? — неожиданно для самого себя удивился Регулус, расплываясь в ухмылке. — Да вы будете рвать друг другу глотки за трон, пока вас не сожрёт эпидемия.        Шаг.        — Думаешь, кто-то будет тратить время на такую чушь, как помощь бесполезной части населения?        — Мы раздадим всё нищим!        — Всех больных сожгут, не став разбираться, бюджет перепилят по кускам, страну расколят регионы. То всё, что «вы» раздадите нищим, сопляк, будет роздано по одной причине: чтобы откормить их и пустить на убой, потому что ни одна страна не захочет связываться с чумеющей империей, а от засухи, пустившей неурожай, все начнут сдыхать от голода.        Шаг.        — Ты, мелкий засранец, которому нассали в уши пропагандистской чушью о мире во всём мире, будешь зарублен своими же, — о да, он частенько наблюдал такие исходы. — Причем за то, что убил меня, «виновника» всего этого дерьма.        — Мне нечего терять! — голос постепенно теряет решительность.        — Тогда чего ты хочешь? — шаг. — Свержения монархии? Победы революционеров? Героической смерти?        — Справедливости!        Стискивая ствол до побеления костяшек, парень наконец срывается на крик.        — Я не верну свою жену! Своего ребёнка! Своих мать и отца! Мне уже плевать, кто победит, я просто хочу, чтобы вы все, проклятые уроды, получили по заслугам! Все до последнего!        Несмотря на то, что руки на оружии дрожали, а крик прорезал перепонки, глаза его горели. Горели отчаянием. Ненавистью. Жаждой мести.        Каллисто оценил этот огонёк.        — Хочешь убить их? — проникновенно спрашивает он, приближаясь.        — Всех до единого, — процедил солдат. — Начну с тебя.        — Хорошо, — упершись грудью в дуло, Каллисто пропустил смешок. — Убей меня, когда я покажусь тебе достойным смерти.        — Что..? — солдат вскидывает бровь.        — Ты станешь моим ближайшим подчинённым и будешь наблюдать за мной круглосуточно. Если я окажусь тем, кто сожжёт эту ебучую страну, можешь пристрелить меня во сне. Никто тебя не остановит, — растягивая ухмылку шире, Регулус блеснул глазами. — Я даю тебе шанс изменить Инк собственными руками.        Палец на крючке.        — Не верю.        — Тогда сдохни на привязи революционеров, которые забудут о своих обещаниях через полгода.        Между ними повисло молчание. Каллисто замер.       

***

              Громовые раскаты выстрелов и артиллерии поутихли. На всё про всё понадобилось около трёх месяцев. Остатки подавленных повстанцев прятались по горам или скулили, как прибитая дождем пыль. Часть из них, нанятая недобитками фракции императрицы, болталась на виселицах, остальная часть взята под следствие, а затем наспех сформирована в специальные отряды, которые, по задумке, должны были быстро реагировать на беспорядки.        Это был первый раз, когда Каллисто вышел на арену как Император.        Список проблем нескончаем. Главные подчеркнуты кроваво-красным цветом.        Чума.        Засуха.        Восстание.        Дельман.        Отсутствие доверенных лиц, которые должны координировать территории.        Падение экономики, выросшие случаи убийств, грабежей, изнасилований, каннибализма...        Полный бардак.        Но всё это требовало решений в кратчайшие сроки. Даже временные решения лучше, чем бездействие. И Каллисто, быстро созвав новые главы чиновничьих семей, начал первое собрание с того, что телепортировал их на улицу.        Если так хотят утопать в золоте и дорогих винах, они должны ради своего же богатства приберечь тех, кто их создаёт. Золото не обработает само себя, дорогие вина кто-то производит. И всё, что требуется от них, золотой молодёжи, чья роскошь тает на глазах – поднять жопу с махровых кресел. Их родители зажрались в калейдоскопе золота и любовниц, причем настолько сильно, что забыли простейшую истину, которую преподают на вводном уроке экономики.        «Сегодня – это они. Завтра – вы».        И пригрозив судьбой предыдущих глав семей, Каллисто отдал указы. Длинный список, раздробленный на подпункты, всё не кончался, и Седрику пришлось читать его около получаса, а потом разносить копии.        При длительных допросах выяснилось, что революционеры разбились на две группы. Группа поддержки императрицы его мало занимала, а вот предложения республиканцев – очень даже. Они предлагали обновить монархическую систему, и некоторые пункты, вроде расширенной конституции он отправил на изучение Седрику. Чтобы успокоить буйный народ, мало послабления налогов и раздачи еды – им нужны доказательства, что Регулуса интересуют изменения, а не власть.        Тугой пеленой стягивались тучи, с неба срывалось. Чем больше капель впитывалось в одежду, тем меньше сомнений оставалось: благодаря Рин, засуха окончена.        Вместо того, чтобы собирать людей у трибун, Каллисто вызвал всех императорских магов, включая тех, кто работал на императрицу. Некоторые из них, подхватив чуму, раскаивались и жалели, что помогли императрице. На что им эти деньги, если сами они подыхали в муках? Винтер, чья сила была раскрыта и признана спасительной, взял на себя руководство, а всё для того, чтобы быстро настроить связь по всей империи.        Идея пустить в расход все магические шары была провальной даже в теории. И тогда Каллисто рассказал о том, что Рин называла «телевизором». Это зацепило магов, и меньше, чем за половину суток магическая башня Дельмана и союзных стран присоединились к разработке. Не за бесплатно, конечно.        Для военных, подчинённых короне, Регулус приказал доставить «рации». Эту находку он отказывался делить и держал производство в строжайшем секрете. Мгновенная передача сообщений повысила оперативность многократно, и хоть это подъело средства, армия росла, а ублюдки, вроде тех, что работали на мэрию, быстро ссылались на каторгу.        Тот, кто взял на себя командование, оказался на головы выше своего отца.        — Вызывали? — сухо представилась Астра Розентайс, запирая за собой дверь.        — Нет, дерьмово пошутил, — беззлобно съязвил Регулус, перебирая отчёты. По семь стопок от стола до двери – от 7 территорий, входящих в состав империи. — Как обстановка с карантинными зонами?        — Тяжело. Как вы и сказали, мы ужесточили карантинные зоны и выделили регионы для сожжения. Все знахари и аптекари, включая бывших заключённых, работают на точках, — не найдя, куда вложить ещё стопку толщиной в палец, Розентайс втиснула её на край. — Небольшие отряды разносят еду и воду, но нам не хватает защитных средств. Маски, рукавицы, спецодежда слишком быстро кончаются.        Каллисто перелистнул отчёт о пущенных в расход рабах, а затем легонько ударил костяшками по магическому шару.        — Да? — мгновенно отозвался резкий голос Седрика.        — Я объявляю императрицу виновной в бедствиях. Нужно подготовить декрет. Всё её имущество национализировать. Активов этой старой маразматички должно хватить, чтобы закрыть недостаток средств, — пока Седрик сопел, торопливо чиркая карандашом, мужчина стучал пальцем по поверхности стола. — Что с первым торговым судном, прибывшим на порт?        — Хорошо, Ваше Величество. Безопасные зоны строго контролируются, я лично убеждаю союзные страны, что есть тип товаров, безопасных для ввоза, — бросив «понял», Каллисто оборвал связь.        Оценив его внимательным взглядом, подчинённая нарушила тишину осуждающим:        — Ваше Величество, сколько вы спали?        Каллисто поднял взгляд, не сразу вникнув в вопрос.        — Что?        — Сколько вы спали? — невозмутимо повторила она.        — Голова просится в петлю, Розентайс? — усмехнулся Регулус. Ему не нравились неформальные вопросы.        — Возможно. Ваше Величество, может быть, вы привлечёте ещё несколько семей? Без фильтра вы поглощаете слишком много бесполезной информации.        — Чтобы какие-то ублюдки давали мне видеть только то, что они считают нужным? — скривив губу, император поставил под приказам о временном понижении налогов печать. — У меня слишком много врагов.        — У вас есть и союзники, — Астра протянула ему бумагу. — Я отобрала людей, которые были готовы поддержать мою кандидатуру на роль главы семьи. Они молоды, но не так закостенелы. Увидев ваш труд, мне кажется, они бы захотели вам помочь.        — Хочешь сказать, в этой прогнившей дыре у кого-то остался патриотизм? — слова Регулуса были полны иронии, но Розентайс ответила серьезно.        — Да, Ваше Величество.        — Ну-ну...        — Благодаря вам.        Каллисто взглянул на неё.        — Даже не надейся на повышение. Цокнув, она поправила «рацию» – выглядя как черный наушник, он передавал информацию на расстоянии с помощью заклятия. Если кто и получит повышение, так это маркиз.        — Я искренне уважаю вас, — качнула Астра головой. — Сейчас вся империя висит на волоске. Она зависит от вас. Поэтому вам следует больше думать о себе. Вы давно видели себя в зеркало?        Непроизвольно Каллисто щёлкнул челюстью.        — У меня нервы ни к черту, и если не хочешь, чтобы я сейчас вышвырнул тебя из кабинета, проваливай, — ручка скрипнула, готовая переломиться пополам.        — Тогда откланяюсь, — оставляя перед ним маленькое зеркало, Астра направилась к двери. Встретившись взглядом со своим отражением, Регулус вздрогнул: будучи цвета слоновой кости, его лицо опухло от недосыпа, а резкие скулы едва выдерживали вес трехуровневых мешков. Внешне он как будто похудел, как скелет, обитый мускулатурой, а нога, не до конца сросшаяся, пульсировала под одеждой и слегка хромала: врачи сказали, это навсегда.        Кто перед ним? Восставший труп... но не привидение. Огонь в его глазах плескался на дне радужек, словно свет, пролитый на зерна граната. В нём загорелась жизнь. И казалось, этого порыва хватит, чтобы разнести её остальным.        — Астра Розентайс, — остановил её император. Она остановилась на пороге. — Ты готова ручиться за них своей башкой?        — ...Да.        — Тогда не подведи меня.        Дверь захлопнулась. С шелестом выдвинув полку, рукой Каллисто нашарил документ. Особый документ. Написанный беглым, но разборчивым шрифтом, на двух языках: пруском и английском.        Даже без магии она умудряется спасти его. Когда она успела выписать столько информации о чуме? Без недочётов не обойтись, но она даже учла финансовое положение и климатические особенности Инк. Не без помощи Седрика, видимо. Готовила план, пока он пытался следовать дурацким правилам знати, чтобы помочь в решающий момент.        Вздох.        — Приём, — Каллисто склонился к шару. — Маркиз Верданди?

***

       Насте снился длинный сон. В нём была и страсть, и боль, и воссоединение.        Когда она проснулась, в особняке никого не было.        Ну как, «никого»: дети были на месте. Экономки тоже. Вскочив с кровати, Настя описала вокруг поместья четыре круга и столько же – в кабинете, почему-то пустовавшем. Ей показалось странным, что в нём звенела тишина. Обычно играла музыка – тихо, будто шипело радио, а сейчас ничего. Это ничего резануло. Душу, уши, сердце. Он ушел? Бросил её? Уехал по делам? Почему не оставил записки?        Её кожа ещё помнила его прикосновения. Без них плечи обдувало холодом, таким чужим и солёным. Может ли холод быть солёным? Настя не знала. Ни этого, ни того, почему по щекам катились слёзы. Прогорклый привкус счастья осел на языке и скрутил желудок.        Откуда-то зазвучал голос. Торопливо оглядевшись, Настя пошла на звук, исходивший со стороны стола. Приблизившись, до неё дошло, что «приём?» издавал кристальный шар.        — Приём... Приём... Маркиз Верданди?        — Алло? — неловко отозвалась Настя, сглатывая ком. — Кто это?        — Давно не слышались, сумасшедшая, — узнав по сарказму кронпринца... точнее, императора, Настя фыркнула. — Где Верданди?        — Не знаю... Я ищу его целое утро.        — Как найдешь, передай, что... — фраза резко оборвалась, как если бы к Каллисто вломились со срочным донесением. В следующий момент он приказал ей не своим голосом: — Едь во дворец.        Послышался грохот – и шар потух.        Тупо вперившись в него взглядом, Настя десять секунд обрабатывала информацию. А потом полетела к двери.        Не заметив письма, лежавшего на столе.

***

       Ёбаный пиздец...        Башка трещала. Вспомнить, по какой причине, было сложновато, но я искренне понадеялась, что не довела себя алкоголем.        Шевелиться не получалось. Мышцы будто отказывались меня слушать, сжиматься, двигаться, разминаться. Кости тоже – я вдруг отчётливо ощутила всю скопившуюся соль на суставах, потому что там невыносимо свербело. Всё тело лежало пластом или мешком картошки, ощущаясь тяжёлым, будто только что вынутым из-под воды. Тисками сдавив виски, меня донимала мигрень, похлеще той, что я чувствую перед экзаменами. Не удивительно: если я правильно помню, я попыталась остановить творящееся в Инк непотребство...        В памяти всплыли глаза Каллисто, полные испуга, а затем оглушающую боль, будто из меня выдернули провод.        «Ах ты сукин сын», — захотелось мне покачать головой, но вместо качания получился полуоборот. Сказать, что я охуела – это ничего не сказать. Я тут жопу рвала тебе помочь, а ты меня вырубил?!! А если бы я не проснулась?!! Ах ты скоти-ина..!        Обозлившись, я порвала жопу уже для того, чтобы привстать на локтях. Прилившей к рукам силы хватило на то, что их согнуть.        Я размыла пальцы, не понимая, почему они холоднее льда.        — Щас я вам всем устрою, — постепенно разминая и массируя каждую часть тела, я хрустнула шеей. Ещё посмотрим, кто кого... Где тут дверь? Ага, вон. Хорошо, комната маленькая, шагов пять от силы. На самом деле, сильно напоминает кладовую или погребальную... Ни тебе излишеств, ни тебе золотых потолков, только шкафы с какими-то простынями... Мазнув рукой, я раскрыла глаза. Охуеть. Подо мной простыня. И клеёнка. — Я чё... Я чё..? Я чё, была в коме?        Волосы не просто встали дыбом – они, блять, станцевали волну, а потом осыпались от ужаса. Первый вопрос: сколько я спала? Второй: почему я выжила? Третий: почему здесь никого нет?        Чёртов муженёк, ты что, кинул меня одну? Не верю, что ты сэкономил на сиделках!        Ладно, поехали девочки. Одну ножку свесить... бля, будто отсидела, еле чувствую... Теперь вторую... Отлично, явный прогресс. Было бы неплохо сейчас взять костыли... О. А это не они?        У стены стояли две палки. Проблема в том, что у противоположной, возле двери.        — Всё в этой стране через пизду, — постепенно сползая с края, сначала я ощутила пол пятками, а потом и всей ступней. Неуверенно вцепившись в кровать, я поиграла мышцами ног. Те слабо поддавались. А жив ли Каллисто?        А вдруг его убили, и я брошена здесь по этой причине?        В попытке встать я мгновенно рухнула вниз, целуясь с полом, но не сдалась. Сквозь боль и слезы я поползла к порогу. Такая жалкая картина будила во мне бешенство, и руки, неожиданно цепко впиваясь в дверь, потянули её на себя.        Закрыто.        — Ах вы... Ёбаные... — от головы до кончиков пальцев пробежался ток. Искра скользнула в замок. Раздался щелчок. Дверь с лёгкость отворилась. Как?.. Я резко прокашлялась, выплевывая вместе с кашлем кровь. А. Теперь понятно.        Это меня не остановит. Простите, я всегда была с ебанцой.        Толкая дверь, я щёлкнула пальцами. Не охота поднимать шумиху, подобие морока здесь не помешает.        — Что, не видите меня, слепошары? — спокойно ковыляя со скоростью улитки, я поносила стражу. Я всех поносила. И коридоры, и холодный пол, и босые ноги, и кровь изо рта, и скрежет костылей, режущий в гробовой тишине уши. Я всхлипывала, прикусывая губу до крови, и всё равно шла. Ноги в его кабинет вели по памяти. Изредка путь подсвечивали факела, но половина из них уже погасла, переливаясь обугленными искрами.        За пару минут сквозняк продул до костей. Какого чёрта я так далеко? Какого чёрта...        — Каллисто, — шёпотом позвала я, выжимая последние силы.        Его имя согревает. Пронизывает воздух теплом, обжигает, заставляет идти быстрее, невзирая на то, что каждая клеточка тела изнывает от усталости. Коридоры кажутся бесконечно длинными, поворот за поворотом. Пот градом стекает по коже, и я смазываю его ребром ладони, поздно замечая, что вышла в одной сорочке. Наверно, вещи можно было найти в каком-то шкафу, но мне не хотелось возвращаться.        Впереди маячил свет.        Чем ближе дверь, тем больше шаг.        Выдох.        Скрип.        Вокруг были бумаги. Много бумаг. Они пизанскими башнями уходили наверх, соскальзывали на пол и валялись на полу вместо ковра. Отваживаясь зайти, я не сводила с него глаз. Посреди огромного, залитого чернотой кабинета мерцала одна-единственная свеча, нежно очерчивая светом контур его лица.        — Какой ублюдок не стучит? — рявкнул кронпринц, не отвлекаясь от бумаг.        — Я, — ответила я без улыбки. Каллисто поднял голову.        Я никогда ему не говорила, но я люблю его глаза. Люблю больше жизни. Я не знала, каково это, и не знала, что люди подразумевают под словом «любить», ведь я не любила – я ждала, когда появится «но» и разобьёт чувства вдребезги... но отныне всё встало на свои места. Точки над «i» расставлены, мысли высказаны, и теперь я понимаю.        Я умру за твои глаза.        Столько раз, сколько ты попросишь.        Ведь они так красиво сверкают.        — Рина? — произносит он одними губами. Табун мурашек пробегает по спине, пробирая до основания, до самой глубины моего сердца, лишь из-за него начавшего биться.        — Привет.