Единственный исход призыва – смерть

      

***

              — Пошла нахер.        Ивонн скрестила руки на груди, демонстративно отворачиваясь. Всё никак не может простить перекрашенные волосы и насильно надетый артефакт...        — Вот так и помогай после этого, — закатила глаза Настя, подзывая слугу. — Ещё коктейлей, пожалуйста.        Если бы кто-то мог высказываться, он бы наверняка спросил, какого чёрта в императорском дворце, где буквально этим утром соскребали кровь со стен, две аристократки заняли оранжерею, чтобы отведать мохито. Вопрос хороший: Лейла, которую притащили силком, тоже была не особо рада. Учитывая раны, ей повезло, что назад она поедет не на каталке.        — Не хочешь рассказать любимой подруге, как дела?        — ... — Лейла собиралась разразиться, но «любимая подруга» донимает с такой частотой, что стало проще промолчать. — Чего ты этим добиваешься?        — Твоей любви? — Настю молчание, конечно же, не остановило.        — Мерзость какая... — Ведь можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как богиня зла ловит кринж без шанса на побег. — То, что ты проникла в моё подсознание ещё не делает нас друзьями.        — О, кстати, ты не знаешь, как я это сделала? — Настя повертела телефон, севший давным-давно. Без Гугла жизнь не та. — В колье, которое мне подкинул Каллитка, была кровь.        — Её могли заговорить, — ответила Лейла, свысока глядя на полный стакан. В оранжерее, дышащей зеленью, даже в тени было жарко. — В случаях, когда жертвоприношения не обязательны, кровь в ритуалах преподносят символом души. Многое зависит от прокола: кровь из вены ценнее крови из пальца. Чем выше влияние на судьбу, тем выше цена и тем выше должна быть угроза. Особенный вес она имеет, если маг пролил её, поставив на кон собственную жизнь.        — Ого... но разве я не вмешалась в твою судьбу? — «Ивонн» точно должна погибнуть в манхве.        — Ты искала встречи, а не моего спасения, — посмотрев немного, богиня с неохотой помешала коктейль ложкой. — Это разные вещи.        — Хм... — Настя задумалась. — Получается, если мне, скажем, нужно кого-то воскресить, я могу пожелать не воскрешение, а человека, который может воскресить?        — Да. Но это могло бы сработать, если бы твоя подруга была в сознании. Если просто пустить из неё кровь, ничего не получится, — Лейла качнула головой. — У меня есть предположения, почему она умерла.        Настя сжала телефон.        — Переборщила с фокусами?        — Нет, — Лейла вдруг посерьёзнела. — Она нарушила закон мироздания, изменив прошлое.        ...        ...        Не пон.        — Чё?        — Ничё, — цокнула богиня. — Увиденного в твоих воспоминаниях достаточно, чтобы всё понять.        — А можно попроще? Я нихуя не поняла.        — Поражена, что ты дожила до сегодняшнего дня, — пригубив напитка, Лейла взглянула на кубики льда... не отражаясь в воде. Бр-р. Мороз по коже. — Скорее всего, желание твоей подруги не просто изменило прошлое, но и связало тебя с этим миром. Смерть настигает ровно в тот момент, когда заклинание может считаться законченным. Возможно, тебя что-то сподвигло прийти сюда?        «Мысли о пусечке? Приглашение на свадьбу? Не, чё-то было раньше... точно!»        Осколок.        «Если бы осколок не попал мне в руки, я бы не решила, что Винтер в опасности и не прилетела бы сюда!»        — Ебануться, — припечатала Настя. — И что будет, если вернуть Рин? Изменения аннулируются?        — Нет. Нас ждёт успех. Когда ты собираешься начать?        Когда... Настя подняла голову, глядя, как сквозь лепестки папоротников пробивается свет. На зелено-синем яркими пятнами выделялись бутоны, пальмы, диковинные заросли и растения. Среди них, наверно, могла бы цвести беладонна, будь это место заповедником. Стоит переступить порог, как лёгкие наполняются цветами.        Какие цветы любит Винтер?        — Позже... — произнесла она. — Я буду готова немного позже.        — Готова к чему?        Знакомый бас заставил содрогнуться.        Перед ней, сияющий от золота, нарисовался Каллисто. Позади него затесались рыцари. Видимо, охранники.        — О-о-о, — просияла Настя, вскакивая и пожимая руку: — здорова, Каллитка!!! Как жизнь, как дела?!!        — Неплохо. Дерзишь, хотя я стал императором? — блеснув оскалом, Каллисто заглянул ей за спину. — А это кто?        — Давно не виделись, милый, — раздвигая стул, Лейла откидывается на спинку. Сложно ожившая икона, она источает власть и грацию, перебирая пальцами, на которых посверкивают перстни, по столу. Пусть её волосы коротко стрижены, а руки покрыты бугристыми шрамами, она держится с достоинством. — Ты думал обо мне?        — Спал и видел, как во второй раз перережу тебе конечности. Но ты везучее ящерицы, — саркастично хмыкнул Каллисто.        — И вашей невесты.        — Лучше бы тебе захлопнуть пасть, — на тон ниже произнёс он. — Пока я не сделал это лично.        Смахивая стакан со стола, девушка поднимается.        — Попробуй.        Перед ним больше не калька героини, удобной, добросердечной и до зубного хруста сладкой. Это – истинная Лейла, смеющаяся смерти в лицо.        — Если хочешь больше никогда её не увидеть, вперёд, — видя, как Каллисто положил ладонь на рукоять меча, она издевательски заметила: — А ты всё такой же дуболом с лезвием вместо мозгов.        — Не пори чушь так, будто мы уже встречались. Советую помнить, что твоим будущем распоряжается моя жена.        — Ты так жаждешь вернуть свою возлюбленную... Напомни, почему..? От большой любви? Ах, точно. Твоя победа – её достижение. Забыла, — как чёрные бусины, глаза богини засверкали. Яд, сочившийся в голосе, замораживал тело. — Занимательно, что ещё ты сделаешь? Похоронишь под знамёнами Инк континент? Погасишь эпидемию, чтобы в учебниках истории запомниться великим? Как смехотворно, всем твоим планам не суждено сбыться, если ты не задобришь заклятого врага. Ты, вынужденный пресмыкаться... Расскажи, каково это – быть таким слабым?        Выражение кронпринца мгновенно потяжелело. Искаженное глубокой складкой, оно потеряло цвета. Вместе с ним потухло золочение пуговиц, тканей и эполетов. Даже птицы перестали петь, словно замершие от испуга.        Раздался звонкий смех.        — Ха-ха-ха! Ты всегда был никчёмным, Регулус. Невеста под стать, раз собирается спустить потенциал на мужика, — шелест юбки оборвал взмах клинка. Острие упирается в горло. На свету серебрится металл. Смертоносно, как рубины, граненые радужками.        — Ты вольна высказываться как угодно, но не смей порочить имя моей жены.        — Да, ты прав, неудобно вышло... — наигранно вздохнула Лейла. — О мертвых плохо не говорят.        Рука Каллисто дрогнула, собираясь пронзить богиню насквозь, но Настя отталкивает меч и заслоняет Лейлу спиной. Под «ох» слуг она открывает рот:        — Ты ебанутый?!!        — А ты? Совсем свихнулась, твою мать?!!        — Я как раз в своем уме! — не сбавляя крика, Настя топнула ногой. — Ладно она, ей положено, хули ты ведешься?!! Она же тебя провоцирует, дебила кусок!        — Как ты разговариваешь с Его Величеством..! — взвилась охрана.        — ЗАВАЛИЛИСЬ, — одновременно с Настей рявкнул Каллисто на охрану. — Какого хера ты защищаешь преступницу? Эта женщина пятое колесо в телеге, и я позвал вас за тем, чтобы казнить её здесь и сейчас без обсуждений!        — Что?! Да ты и так её наказал! Ты уже победил, вот она и ерепенится! Не веди себя как варвар, прояви к проигравшей уважение!        Каллисто от возмущения перешёл на мат:        — С какого, блять, перепуга я должен проявить к ней уважение?!        — Она согласилась помочь, хотя ей вообще не выгодно возвращение Рины! У Лейлы нет никаких гарантий, что она не сожжёт культ к хуям, и мы не можем пообещать, что отправим её в нужный параллельный мир. Тем не менее, Лейла здесь и не использует силу. А ты предлагаешь казнить её, раз она тебе уже не нужна?! Она тебе что, одноразовый презерватив?! Или попользованная салфетка?! — плавлясь как воск под давлением огня, Настя хватает богиню за руку. — Мне похуй, какой эта манипуляторша вынашивает план, но сейчас она на нашей стороне и казнить её ты не имеешь права.        Повисла тишина.        — Ты сейчас... перечишь воле императора? — от интонации Регулуса пот проступил сквозь рубашку. — Даже по дружбе я могу тебя не пощадить.        Нечем дышать. Сердце бьётся. Бьётся. Бьётся.        — Поверить не могу.        Хрипло посмеявшись, Каллисто поднял бровь:        — Может, тебя уже околдовали? Ты всерьез веришь, что это чудовище не вставит нам нож в спину?        Его аура побагровела, а голос прозвучал холоднее льда. Сейчас самое время пуститься в оправдания, но какой-то чёрт толкнул вцепиться в преступницу намертво, чеканя:        — Да, Ваше Величество. Я азартный игрок.        — Отлично, — клинок возвращается в ножны.        — Отлично, — она разворачивается на каблуках. — Ритуал проведем через семь дней. Я пришла сюда, чтобы сообщить вам это. За сим откланяюсь. Долгого процветания Инкской империи.

***

       Злость отпустила уже в карете. Пульс сбился. Что именно выбило из колеи понять несложно, как и то, почему Настя до чёртиков устала. Ноги ощущались плюшевыми. В ушах шумело. Поместье находилось в трёх часах езды, поэтому, поправив брюки, она готовилась на пути к Верданди отбить задницу.        Лейла сидела напротив, странно притихшая. И ладно. Всё равно проще застрелиться, чем выслушать столетнюю язву. У неё в бывших было полстраны, страшно представить, от кого можно было столько нахвататься...        — Почему заступилась?        Два слова, оброненные в пустоту, проглотила тишина.        Всему виной ступор. И правда, почему? Никакой пользы из спора не извлекла, испортила отношения с императором. Ничего умного не сказала, мнение о ничтожности лучшей подруги пропустила мимо ушей, по сути косвенно согласившись... Браво, сто очков Гриффиндору.        — А ты почему спровоцировала? — не осталась Настя в долгу. Лейла неопределенно пожала плечами.        — Хотела увидеть кронпринца без чар.        — М-м-м. А злила зачем?        — Из любопытства, — заговорила она как-то бесцветно. — Страх разонравиться менял его до неузнаваемости. Он всегда был покладистым, готовым отдать мне всё рабом. На него можно было скинуть любые ответственность и обязательства. Я к этому привыкла. Видеть его таким... слабым и беспомощным забавно.        — И поэтому ты решила его высмеять? — скептично подвела Настя, ломая над мышлением антагонистки голову.        — Цели твоей подруги в будущем станут глобальнее моих, — неотрывно глядя в окно, казалось, богиня смотрела на бегущие мимо воспоминания. В её черных глазах отражались тени деревьев, поля и небо. — Ему следует взяться за ум.        Понаблюдав за ней, Настя вздохнула. Злодейская голова – потёмки.        «А ведь она целый день отвечает на вопросы... причем в ущерб себе».        — Что, если я прямо сейчас обманываю тебя? — словно прочев мысли, спросила Лейла. — И Регулус совершенно прав?        Что, что... какая разница, если этого не увидишь?        — Значит, я не стала хорошим другом, — и Рин придется попотеть...       

***

              «Как мы вообще к этому пришли?»        С этой мыслью Настя резала салат на позолоченной тарелке, сидя напротив мужчины своей мечты. Он, молчаливо заполняя бокалы, выглядел то ли смущённо, то ли сбито с толку. Неловкости, впрочем, было не избежать: вокруг темно, ужин сопровождают свечи, а стол накрыт на балконе, так, что под головой зияет ночное небо. Не пойми откуда играет музыка, отдалённо напоминая джаз, и навевает воспоминания о прошлом.        — ...Это была твоя идея? — стараясь придать голосу лёгкости, Настя обвела пальцем стол. Платье, напяленное слугами, передавливало живот. Один вдох – и съеденное вот-вот вырвется наружу.        — Ах, нет... конечно, нет, — формально улыбнулся Винтер, — честно говоря, я понятия не имею, почему всё выглядит так... Я не отдавал такого приказа.        — Хм, — Настя потянулась за вином, и, откупорив крышку, увидела буквы на внутренней стороне: «УДАЧИ. Л».        Ах ты... Ты... Знала, что застолья с детства ей как кость в горле, и захотела насолить! Чёрт бы тебя побрал!        — Как вам блюдо? Похоже, у вас улучшился аппетит.        — Да, — кивнула Настя, опять замолчав.        Пиздец. Она в душе не ебет, как поддерживать культурный разговор.        — Как бы вы жили, если бы были огурцом?        Бля.        — С самосознанием.        Бля.        — Ну знаете, засоленным например.        Сука.        — Вот представьте: вы – засоленный огурец... ваши действия?        НАСТЯ, ОСТАНОВИСЬ.        Настя подняла взгляд к небу, моля Господа подмешать в вино цианида. Пусечка щас уйдет, да? Шизу аристократу выдержать сложнее, чем обвал акций на фондовом рынке...        — Если бы банка стояла на столе, я бы постарался опрокинуть её и осмотреться в полёте, — ответил он внезапно серьезно. — А потом применил магию, чтобы не быть съеденным.        На пару секунд обомлев, Настя подняла бровь:        — Ты волшебный огурец?        — Вас удивляет его владение магией, а не интеллект?        — А тебя нет?        — Ха-ха-ха!        Снежной пеленой плащ ниспадал с плеч, сливаясь с пиджаком, из-под которого выглядывал белый галстук. Пока на контрасте с рубашкой он сидел влитым, бледно-фиолетовый подчеркивал синеву глаз.        — Не думал, что вы пригласите меня на ужин, — то, как неизменно они обращались к Насте, заставало врасплох. Как и то, что за этим маленьким столом некуда прятать лица. Лейла должна быть тысячу раз проклята за такое испытание.        — Ну ты же жаловался, что не чувствуешь вкуса жизни, — откидываясь на спинку кресла, Настя стянула ложку и стала от балды вращать между пальцами. — Если б знала, что это будет выглядеть так по-идиотски, никогда бы так не сделала.        Он мягко улыбнулся:        — Что вы, с вашей стороны это приятная забота. Я рад, что вы позвали меня.        — Твоя обходительность, наверно, вводила в заблуждение сотни женских сердец, — предположила Настя невпопад, запивая нервозность вином. — Обычно после этого говорят что-то в духе «не верю, что ты ни разу не влюблялся», но я, получается, скажу наоборот: в твоих условиях невозможно влюбиться...        И, доливая, продолжила:        — Когда ты умный и красивый, ты превосходишь стандарты, а когда ты выше стандартов, от тебя начинают требовать, чтобы ты оправдал чужие фантазии и ожидания... Вечно нужно быть тем, кем надо, а не тем, кем хочешь... поддерживать свой тупой имидж... и остальное, что тебе не въебалось, ты делать уже обязан, потому что это выгодно, хочешь ты того или нет...        — Похоже, вы с этим тоже сталкивались, — Верданди потянулся за бутылкой. Настя передала её автоматом. — Впрочем, будет ложью говорить, что я не замечал этого.        Он льёт, глядя с прежней улыбкой на бокал.        — Когда рядом с вами кто-то стоит, вы улыбаетесь, но стоит вам остаться одной — у вас тускнеет взгляд. Порой мне кажется, что вы совсем другая.        — ...Не удивлюсь, если ты за мной следил, — усмехается Настя. — На самом деле, у меня клиническая депрессия. Очень немногое может реально порадовать. Я только делаю вид, что мне на всех не наплевать.        Винтер свёл брови к переносице, будто пытаясь о чем-то вспомнить.        — Точно! Я читал исследования на эту тему. Таблетки, которые вы принимаете, с ней связаны? — Настя кивнула. Бутылка вернулась в середину стола, отражая золото канделябра. — Леди... в Инк к детям со слабым здоровьем в семьях относятся не лучшим образом. Об этом знают все, тем не менее, если подобные истории всплывают, общество порицает родителей. Там, откуда вы родом, принято так же?        — Нет... — Настя подперла голову рукой, любуясь огоньками. Их кружило в вальсе, словно танцоров на пленке чёрно-белого фильма или старых влюбленных на концерте Синатры. Были ли огни когда-нибудь настолько умиротворёнными? — Тебе было интересно почему меня никто не ждёт... Ну... Предки хотели здорового ребенка, который пойдет на медика, прямо как они, а вышла я – больная неудачница с айкью ниже среднего. Когда я уйду, им можно будет не корчить из себя заботливых родителей и не срывать глотки, поясняя, какая я плохая и как многого я не добьюсь. А про друзей... все эти люди, с которыми я бухала, никакие, мне, блять, не друзья. Я их, нахуй, вообще не знаю. Это какие-то левые рожи, которые то появлялись, то исчезали, иногда пытаясь развести на секс. Кто-то считал, что если я веду себя, как клоун, то со мной и встречаться как в цирке... — она с усмешкой покружила бокал. — Знай бы они, какой я балласт, они бы не подходили ближе, чем на километр.        К чему это всё? В тишине звенел этот вопрос. Всё кажется бессмысленным, начиная от надежды, заканчивая приступами эгоизма. Хватать с остервенением тонущего воздух, цепляться за него, наслаждаться им, чувствуя, как он становится последним, каждой клеточкой горящего от напряжения тела... возможно, хуже, чем просто неметь, уходя ко дну.        Возможно, это вредно для того, кто, не умея плавать, сам прыгнул в озеро.        — Вы рисковали жизнью, помогая больным, но в тот день за завтраком говорили так, будто разговор со мной был страшнее смерти. Вы хотели, чтобы я не давал вам надежд, но ни ни разу не говорили, кем видите меня, напрямую. Лишь называли причины, почему я должен бежать от вас без оглядки, — произнёс Винтер совершенно спокойно, словно бы его слова ни для кого ни секрет. — Из-за этого?        Смотря на его лицо, аккуратно очерченное светом, Настя вспоминала время, когда любовалась им только во снах. Ей хотелось притворяться в них счастливой, но даже там Верданди отвечал:

       «Врёте. Вы снова думаете о смерти».

       Он разгадывал её, словно кубик рубика, складывая по частям. Тянул к ней руки, словно по привычке, шептал «не поймите неправильно...», зная, что она поймёт, поймёт всё совершенно неправильно и... не даст ему уйти.        «Почему вы приходите ко мне каждую ночь?» — порой спрашивал он, созданный больным воображением, и получал то, чего не получали другие. Нежность. Сквозившее в её голосе тепло, которое было так необходимо, и которое Настя отыскивала только для и только ради него.        Когда настоящий Винтер Верданди сидит перед ней, она не понимает, как себя преподнести. Не понимает ни причин, ни следствия. Слишком хорошо знает, что паранойя не может исчезнуть, но уже не находит причин искать подвох.        Есть ли смысл тратить время на сомнения, когда его и так немного?        — Ну а ты... — начала она, медленно поднимая уголки губ. — Поступаешь так, будто сошёл с ума. Скажи честно: дело в жалости?        — Нет, — отрезал он. — Ответственность, возложенная на мои плечи, не позволила бы мне поступить рискованно без веской причины.        — М-м-м... это было бы наиболее вероятно, — позволила себе протянуть Настя, глядя на своё отражение в бокале. — Ты же всегда бросаешься на помощь, летя сломя голову... Я часто гадала, почему. Может, твои родители были святыми, а ты перенял их святость. А может, тебе никто не помог, когда ты в этом нуждался, и с тех пор ты стараешься быть человеком, который помог бы прошлому себе...        Собираясь рассказать о нём, Настя всегда завидовала другим: истории их фаворитов раскрывают в деталях. Об Иклисе и то больше сведений. О нём, ненавидимом всеми, их больше, чем о Винтере, любимом всеми, даже самим автором! Что он любит, когда рождён, как жил и с кем – всё это одна большая тайна, которую не разгадать... Строить догадки так вошло в привычку, что она по привычке высказалась вслух.        И столкнулась с его пристальным взглядом.        — Невероятно, — ответил он через время. — Вы читаете меня как открытую книгу.        — Разве?        — Вы правы. Когда я был ребёнком, моих родителей убил культ, — казалось, подул ледяной ветер. — Их не выбирали целями, никто не знал о магии. Они погибли как заложники во время теракта. До вмешательства Его Высочества кронпринца культистов было особенно много, но император был занят несколькими войнами, потому не следил за внутренними делами империи.        — Что? — голос куда-то пропал. Настя моментально охрипла. — Игнорировал происшествия, в которых гибла аристократия? Как он мог игнорировать внутренние дела, когда от тыла зависела экономика страны?        — Вспышки терактов были точечными и не представляли угрозы, если их представляли несчастными случаями, — пояснил он, — какое-то время императорской семье удавалось врать, пока кронпринц не провел расследование. Полагаю, ему было выгодно обнародовать правду, чтобы пошатнуть положение императрицы. На тот момент она была ответственна за внутреннюю политику.        В воображении возник мальчик, облаченный в чёрное. Сидящий на обшитом атласом диване, он сжимает письмо с печатью своими маленькими ручками. Там размашистым почерком выведены слова сожаления, но от сквозящего холода пальцы промерзают до костей. Десятки пар глаз взирают с надеждой на спасение. «Спасите», «помогите», «направьте нас, молодой господин». С надеждой, что ребёнку под силу удержать власть. С ответственностью, прорезающей спину и рассекающей пополам.        В его возрасте Настя слушала корейскую музыку и пропускала историю. В её возрасте он доказывал, что лучше некоторых взрослых, лишь бы родственники не утопили поместье в долгах.        — ...Нет слов, — процедила она, едва сглатывая ком. — Вот сука.        — Леди, осторожнее, — забеспокоился Винтер, заметив, как дрожит её рука. — Вы разобьёте стакан.        — И никто не вспоминает эту трагическую историю?        — Не при мне и не на светских вечерах. Самое простое обсуждение провала могло вызвать у императрицы гнев.        — И виноватых так и не казнили? — её ошарашило короткое «нет».        Почему об этом не говорилось в       новелле? А главное...

       Почему он не рассказал об этом Пенелопе?

       Ведь если бы он рассказал, почему одержим культом, она бы его простила.        Не хотел показаться глупо? Боялся, что всё прозвучит оправданием? Не находил подходящего момента? Не считал нужным? Не мог? Или не хотел?        — Винтер... — сорвалось с уст и тут же скомкалось: вслух она не называла его по имени.        Маг озарил белозубой улыбкой.        — Теперь скажите вы, не прониклись ли ко мне жалостью?        У Насти давно кончились лекарства. Как назло, её сердце треснуло как грецкий орех.        — Я бы сказала, что прониклась уважением... но я уважаю тебя с самого начала.        Оглядываясь на новеллу, можно подумать, что выдержать ношу Последнего мага у него не хватило сил. Но так ли это? И слабому, и сильному нужен кто-то, чтобы опереться. Мы все ломаемся. Винтер, даже будучи сломанным, смог всех спасти, дав этому чёртовому миру шанс.        — ...Ты же не винишь себя?        Настя заглянула ему в глаза.        Его улыбка, словно снег в объятиях оттепели, растаяла.        — Винил когда-то. Они могли бы спастись с помощью магии, если бы им не нужно было защищать меня... — тон дрогнул на миг. — Теперь это в прошлом. Я бы поступил так же.        — Зря винил. Ты не выбирал, где и как родиться, — Настя заломила руки. На них проступила гусиная кожа. Трагедия Винтера проняла насквозь. Мужчина, заметив дрожь, раздвинул стул и заскользил шагами, на ходу снимая пальто.        — Вы позволите? — улыбнулся он, помогая подняться. Лёгким движением накинул пальто ей на плечи. Кожу обожгло тепло.        Настя всё стояла, сжимая ткань пальцами и не решаясь сесть. Лишь вдыхала запах. Неуловимый. Морозный, как у первого подснежника.        — Кажется, вы замёрзли, — Винтер трепетно запахивает края. — Платье вам очень идёт.        — Это правда или вежливость?        — Что-то подсказывает, что при любом ответе вы мне не поверите, — он засмеялся. — Я только что придумал удивительный способ доказать вам свои намерения и помочь согреться.        Маг протягивает руку, опускаясь в поклоне.        — Разрешите пригласить вас на танец?        ...А?       Настя растерянно моргнула.        — Я... я не умею танцевать?        — Не беспокойтесь. Я буду вести.        При виде него, склонившего голову, темнеет в глазах. Она надеется, что не краснеет, отвечая взаимностью, и дышит достаточно ровно... Надеется напрасно: смятение выдаёт взгляд, прикованный к его ладони. И выдох, выскользнувший из лёгких, стоило Винтеру осторожно приобнять её за талию и прижать поближе.        — Почему? — слетает неизменно с языка. — Мы едва знакомы.        — Не знаю. Время с вами бежит незаметно, — кружась вокруг стола, они наращивали темп. — А вы?        — И я.        Иссиня-чёрный вобрал блеск драгоценных камней.        Мерцая, он тянул и влек к себе.