Понедельники

      Бет не могла перестать думать об этом с того первого момента, когда им выпал шанс рассмотреть друг друга получше, но снова забыла, что они мыслят если не одинаково, то практически. Два года — срок всего ничего, ни одна из них ещё не успела пережить личностный рост или что-то в этом роде. У них даже взгляд почти одинаковый: когда они смотрят друг на друга, создаётся иллюзия зеркального коридора, и земная Бет отворачивается, потому что она испытывает неописуемое чувство неопределённости, словно бы хождение на цыпочках по краю пропасти, в ходе которого ты, конечно, вероятнее всего рухнешь вниз, но неопределённость изначально заключалась не в этом, а в том, хотел ли ты упасть или просто безрассуден, безумен даже.       Бет задаётся этим вопросом на своём примере и приходит к выводу, что разницы, скорее всего, не существует. Это как две стороны одной медали.       В предзакатный час в доме всё затихает. Дети устраиваются перед телеком и принимаются по очереди тупить во всевозможные гаджеты, едва ли обращая друг на друга внимание (не надо выходить и проверять их, чтобы знать, что именно так всё и происходит). Отец запирается в гараже: обычно Бет это ранит, но сейчас она не хочет знать, чем он там занят. Мало ли, вдруг клонирует ещё одну Бет? Самую послушную и надёжную из всех. Почему при мысли об этом так сложно не испытывать чувство вины? Она сама хотела бы быть самой надёжной и послушной. Но для этого в ней слишком много от Рика.       Где Джерри, Бет не знает, и именно это её беспокоит больше всего. В настоящий момент ей хотелось бы, чтобы он был как можно дальше. Хотя, конечно, вероятность того, что он что-то бы заподозрил, взглянув на жену, крайне мала. Для этого надо обладать хоть какой-то наблюдательностью. Бет из космоса кончиками пальцев, едва ли не с омерзением поднимает с пола блокнот с какими-то беспорядочными идеями и набросками, косится на своего двойника, словно бы говоря: это его?       Земная Бет молча кивает.       Когда живёшь в этом бардаке, к нему привыкаешь, но присутствие в доме такой необычной гостьи помогает по-новому взглянуть на каждое свидетельство неряшливости мужа. По-новому — но в то же время по-старому. Всё-таки клон был создан в тот период времени, когда Бет и Джерри не жили вместе. Тогда Бет тоже не могла выносить этот беспорядок. Чувство брезгливости возвращается и к ней, когда она замечает, что страницы блокнота перепачканы арахисовой пастой. Она столько раз просила Джерри не есть за работой, что могла бы вовсе потерять голос от всех этих бесконечных повторений.       Лето вокруг сонное, жаркое, липкое, солнце стремительно приближается к линии горизонта, оранжевое, как никогда, но, тем не менее, до ужина есть ещё пара часов. Из-за всей этой суеты они и пообедали позже, чем обычно. Если пока ещё не время накрывать на стол, Бет никто не хватится. Они обе об этом помнят: с разочарованием, но ещё с каким-то тайным наслаждением, в котором пока не осмеливаются признаться даже друг другу, не представляя, что вторая тоже его испытывает. Напряжение нарастает в них, удовольствие пенится и бурлит, словно содовый вулкан — всего лишь ещё один эксперимент, который отец никогда с ней не провёл, заявив, что это всё детские забавы, которые ему бесконечно скучны. Ни капельки он не изменился за все эти годы. Словно бы даже внуки не заставили его оттаять (Бет втайне на это наделась).       На лбу у неё, под чёлкой, выступают маленькие, щекотливые бисеринки пота, которые она осторожным движением промакивает волосами. Всё равно завтра утром помоет голову. Они вдвоём неловко слоняются из комнаты в комнату, периодически соприкасаясь бёдрами и внутренне обмирая. Как-то неудобно заниматься привычными делами выходного дня (то есть, пить вино и читать, перечитывать книги с памятными винными пятнами на страницах), когда в доме гости, даже если эти гости — ты сама. Земная Бет немного жалеет, что пригласила Бет из космоса остаться до ужина.       Бет из космоса слегка жалеет, что согласилась.       А потом они делают это.       Без всякого предупреждения, без намёка на то, что вот-вот случится. Просто коридор кажется слишком тесным для них обеих, и в следующий миг одна из них уже прижимает другую к стене привычным жестом — а вот целует неуверенно, словно спрашивая разрешения. У Бет из космоса было больше практики, но в остальном ничего особенно не изменилось. Конечно же, земная Бет отвечает на поцелуй. Только об этом она и думала всё это время: украдкой, неловко, то и дело обрывая себя, но не умея перестать окончательно.       К счастью, в спальне она прибралась только вчера, иначе от следов жизнедеятельности Джерри и тут было бы никуда не деться. При них совершать измену было бы куда более неловко. Впрочем, можно ли это назвать изменой, если мастурбация ей не считается? Бет просто стимулирует у самой себя удовольствие. Боже мой, как же она себя заводит...       Хотя руки у них обеих одинаково грубые (что приклады межгалактических ружей, что конские крупы — разница, видимо, не так уж велика), прикосновения всё равно ощущаются по-другому. Бет с самого начала может сказать, что это будет лучший секс в её жизни: а как иначе, если твой партнёр идеально знает всё, что может доставить тебе удовольствие, но при этом действует достаточно непредсказуемо, чтобы уметь застать тебя врасплох в самый подходящий момент? Впрочем, раздевшись, они немного сбавляют темп: Бет с Земли завораживает россыпь шрамов на собственной кожи, а космическую Бет привлекает её же невозвратная, невообразимая гладкость. Они могли бы бесконечно поглаживать друг друга у лопаток, по предплечьям, между бёдер, находя сходства и отличия, усмехаясь над общими воспоминаниями и делясь новыми.       Когда Бет из космоса рассказывает о своих многочисленных партнёрах, земная Бет испытывает странное чувство: возбуждения, разумеется, но при этом она не завидует. Всё это и так как будто бы было с ней. При желании Бет, с которой всё это происходило, сможет в точности воспроизвести чужие действия и показать Бет, скованной узами брака и извечными обязательствами, каково это.       — Вот так, смотри, он положил свой толстенный член между моих грудей и начал им двигать. Джерри до сих пор до этого не додумался?       — Конечно, он же слишком робеет, чтобы смотреть порно даже на порнхабе. Представляешь, боится, что подхватит вирус на комп и кто-то украдёт его бесценные дизайны!       — Да уж, ну и ну, и не говори.       — ...А тебе правда понравилось?       Это сложный вопрос, на которой у Бет из космоса нет ответа. Они обнимают друг друга, крепко, так крепко, что возбуждение на время уступает место состраданию, и та из них, у которой на теле больше ран, терпеливо рассказывает второй — на этот раз не только про жаркие ночи, но и про предрассветные часы, когда она съёживается на краю кровати, прислушиваясь к незнакомому храпу с другой стороны, и бесконечно обдумывает всё то, что творит со своей жизнью. Признание даётся ей нелегко.       — Иногда я скучаю по Джерри, — она машет руками и принимается оправдываться, словно её уличили в смертном грехе: — Ты не подумай, конечно, по детям я скучаю чаще, да даже по Рику... Но, знаешь... В Джерри есть надёжность. Он всегда здесь и всегда такой же, каким ты его оставила. Его знаешь как облупленного.       — И меня, — неожиданно для себя говорит земная Бет. Может, этот шаг продиктован ревностью и нежеланием однажды обнаружить свою копию в своей постели, в своей спальне, со своим Джерри. — У тебя всегда будет твоя земная копия, — она отчаянно пытается обратить это в шутку. — Я останусь здесь. Я никуда не денусь. Разве только состарюсь, боюсь, это неизбежно.       — Я тоже состарюсь, — задумчиво тянет космическая Бет. И тяжело вздыхает: — Ты — лучшая версия меня. Если честно, мне до сих пор кажется, что воспитывать детей сложнее, чем участвовать в войне.       Земной Бет не остаётся ничего, кроме как ответить:       — Согласна.       Они обе смеются, а потом целуются, а потом Бет из космоса спускается губами ниже: к ключицам, к соскам, которые покусывает и посасывает, а после — влажной дорожкой к пупку. Когда её скользкий, влажный язык проникает земной Бет между ног, она вцепляется в простыни с такой силой, что обнажается край матраса, и изумлённо выдыхает:       — Ты и с женщинами спишь?       Космическая Бет поднимает на неё насмешливый, прищуренный взгляд:       — Конечно. Разве мы не всегда об этом втайне подумывали?       Ответить на это нечего, туше, да Бет и не могла бы, потому что её охватывает волна ленивого удовольствия, мягкого и лизучего, такого, что пальцы на ногах поджимаются и невольно подаёшься навстречу. Ей недостаточно, она хочет больше, хочет... и, наверное, Бет из космоса знает об этом и без того, потому что, помучив свою копию ещё несколько минут, она даёт ей облизать два пальца, потом ещё один, и осторожно вводит их по одному, не забывая свободной рукой перебирать набухшие бусинки сосков. Земной Бет не хватает надолго — вскоре она с приглушённым стоном откидывается на спину и замирает, словно выброшенная на берег рыба, которая устала биться о песок, поняв, что всё это тщетно, и едва ли не с воодушевлением сдалась на милость судьбы. Очень довольная собой космическая Бет растягивается рядом, но ненадолго: вскоре они меняются местами. Вот оно, едва ли не первое их различие: Бет с Земли приходится направлять, а впрочем, она быстро учится, а её успехи видны невооружённым глазом — и слышны невооружённым ухом, если на то пошло.       Ну и пускай — гостиная с детьми и гараж с отцом достаточно далеко отсюда.       Если честно, Бет кажется, что всё от неё далеко в этот дивный застывший момент.       Им не так уж нужны слова, чтобы знать, что это ещё повторится (и не раз), однако они всё равно проговаривают это вслух, потому что им обеим от этого более комфортно. Когда космическая Бет натягивает штаны, земная свешивается с края кровати и ловит её за руку, выпаливая очередной мучительный вопрос, только что пришедший ей на ум:       — Мы простим его?       Бет из космоса без труда понимает, о ком речь, и вовсе не думает над ответом:       — Бет мы или не Бет? Я ненавижу себя за это, — говорит она честно, — но я давно уже его простила. Не думаю, что я могла бы его убить.       — Есть свои плюсы в клоне, — глубокомысленно замечает земная Бет. Космическая знающе улыбается, но пошлую шутку не подхватывает (тем более, что дело не столько в этом — возможность разделить с кем-то ответственность возбуждает едва ли не больше). Вместо этого потягивается от души и говорит:       — Я помогу тебе с ужином.       Уж она-то знает лучше всех, что никто другой этого не сделает, тем более, в преддверии понедельника.